Сексуальный дерзкий парень Лорен Кристина

В его глазах появляются озорные искорки.

– А, понимаю.

– Я могу помочь. – Я делаю шаг к нему ближе и пробегаю рукой по его груди к галстуку. Ослабив узел, я говорю: – Меня прислали сюда, чтобы предложить тебе сделку.

– Кто прислал?

– Мой босс, – отвечаю я и слегка подмигиваю.

Он оглядывает меня с ног до головы еще раз и протягивает руку, чтобы провести большим пальцем по моей нижней губе. Это знакомый мне жест, но вместо того чтобы открыть рот и лизнуть его, как всегда, я кусаюсь.

Он с легким вскриком отдергивает палец, а затем смеется:

– А ты опасна.

– Я могущественна, – поправляю я. – Если сегодня вечером все пойдет как надо, одним взмахом руки я смогу закончить твой ужасный, отнимающий все время процесс.

Я снимаю с него галстук и подмигиваю, видя, как на его лице появляется выражение растерянности, смешанной с возбуждением.

– Ты можешь?

– Ты отдашь мне свою душу, а я решу все твои проблемы.

Его улыбка возвращается, а руки тянутся ко мне и обнимают мои бедра.

– Что ж, когда ты смотришь на меня вот так, я начинаю думать, что душа мне не очень-то и нужна. – Он наклоняется, трется носом о мою шею и вздыхает: – Она твоя. И как мы совершим нашу сделку?

Убрав его руки, я надеваю галстук себе на шею:

– Я рада, что ты спросил. – Расстегивая его рубашку, я объясняю: – Я задам тебе несколько вопросов, чтобы определить цену твоей души. И если она чиста и невинна, то я заканчиваю этот вечер и делаю тебя героем, который со всем справился и уже на другой стороне. Если же ты грешен… – я пожимаю плечами, – это будет сложнее, но твой процесс все равно будет закончен. А потом я заберу свой гонорар.

Его ямочка становится глубже:

– И какого же рода вопросы ты мне задашь?

– Мне нужно выяснить, насколько ты плохой. – Понизив голос, я добавляю: – А я надеюсь, что ты был очень плохим. Мой босс не любит платить много, а делать из тебя героя – это довольно дорогое удовольствие.

Он выглядит по-настоящему смущенным.

– Неужели моя душа тем дороже для тебя, чем более я грешен?

Качаю головой:

– Я просто хочу забрать тебя у ангелов. Я дам тебе лучшую цену, да и вряд ли они заинтересуются тобой, на самом-то деле.

– Это точно, – кивает он со смущенной улыбкой.

Между нами повисает молчание, и призрак неловкости и напряжения уже маячит у нас за спинами. На этот раз правила мои, это моя игра, и я чувствую в себе силы в нее играть. Мои дрожщие пальцы рисуют у него на груди круг – я его повелительница на сегодня. Его жена, которая хочет его спасти.

– Полагаю, я в твоей власти, – говорит он тихо. – Если ты действительно можешь сделать то, что обещаешь, то я в игре.

Склонив голову, я приказываю:

– Раздевайся.

– Догола? – На его лице снова появляется выражение смущения.

– Догола.

Он стягивает с плеч свою клетчатую голубую рубашку, а я не спускаю глаз с его лица, стараясь не смотреть на медленно обнажающееся тело – то, что я больше всего люблю во Франции.

– Как ты попала на эту работу? – спрашивает он, начиная расстегивать ремень.

– Мой босс нашел меня, когда я одна бродила по улицам, – я, не в силах сопротивляться соблазну, провожу рукой по его груди. Мне нравится, как прерывается его дыхание под моей рукой, как кожа покрывается мурашками. – Он решил, что я могу стать хорошим переговорщиком. А поскольку мне предстояло работать с такими красавчиками, как ты, разве я могла отказаться?

Он тянет за ремень слишком сильно, пытаясь освободиться от него, и тонкая кожа даже трещит от напряжения, затем пояс падает на пол, а вслед за ним там же оказываются и брюки.

Когда он берется большими пальцами за пояс боксеров, я вижу, что он дразнит меня: он замирает и ждет, чтобы я посмотрела ему в лицо.

Но я не смотрю.

– Снимай, – командую я. – Мне нужно видеть, с чем я буду работать.

Он спускает трусы по ногам и медленно, очень медленно переступает через них.

Я, наверно, никогда не привыкну к тому, насколько обнаженный Ансель красив. Кожа бронзовая от загара, сильное тело выглядит так, что его хочется съесть. И господи, я ведь знаю, каков он на вкус.

С трудом я удерживаюсь от того, чтобы опуститься немедленно перед ним на колени и лизнуть влажную линию, идущую от его яичек к маленькой коронке на члене.

Мне удается каким-то чудом устоять даже тогда, когда он обхватывает корень своего члена большим и средним пальцами и вытягивает его, как будто предлагая мне. Я снимаю его галстук со своей шеи и довольно туго связываю его руки за спиной, но не так туго, чтобы он не смог освободиться, если захочет.

Снова повернув его к себе лицом, я легко толкаю его в грудь.

– Садись на диван. Пришло время вопросов.

– Я немного нервничаю, – признается он с легким смешком, но послушно идет к дивану и осторожно садится, держа связанные руки за спиной.

– Мужчины всегда нервничают на этом моменте, – говорю я, подходя к нему и садясь верхом на его бедра. Чуть подавшись вперед, обвожу указательным пальцем головку его члена. – Никто не любит признаваться в тех ужасных грехах, которые совершил.

– И со сколькими же мужчинами ты все это проделывала? – На этот раз в его голосе звучит что-то вроде ревности. Наверно, он представляет себе, как я делаю это с кем-то другим, и не может спокойно об этом думать.

Вот это мне тоже нужно узнать о человеке, за которого я вышла замуж.

– Тысячи, – шепчу я, глядя, как взгляд его становится тяжелым. Да, ревность как она есть. – Я лучший переговорщик. Если ты хочешь, чтобы я запомнила сегодняшнюю ночь, тебе нужно меня впечатлить.

Я опускаю ягодицы на его бедра и скольжу вперед, позволяя его члену мимолетно войти в меня, и тут же выскальзываю обратно. Его плечи под моими ладонями напрягаются, когда он пытается высвободить связанные запястья рук.

– Ты возбуждаешься от того, что власть у тебя, Сериз? Ты уже мокрая? – шепчет он страстно. Он сейчас выходит из роли, но, видимо, не может ничего с собой поделать. – Если бы я мог рассказать тебе, что ты делаешь со мной!

Ему не надо это рассказывать мне, я и так вижу.

Но я прекрасно понимаю, о чем он просит. Как и в ту ночь, когда мы играли в хозяина и горничную: «Дай мне попробовать на вкус».

Просто сейчас он просит иначе.

Я сую руку себе между ног, пальцами залезаю в шелковые трусики и решаю устроить ему маленькое шоу: закрываю глаза, издаю тихий стон и ласкаю себя, вращая бедрами. А вытащив руку, не кладу пальцы ему в рот, а, взяв свободной рукой его за подбородок, рисую влажную линию над его верхней губой, прямо у него под носом.

Он стонет, и мне хочется навсегда запомнить этот волшебный, тяжелый, мучительный стон. Я спускаюсь ниже и снова сажусь на него верхом. Он так возбужден, член у него поднимается до пупка, почти прижимаясь к животу. Тонкая кожица на головке натянута до предела, а на самом кончике видна крошечная капелька влаги.

Мой рот наполняется слюной, соски встают торчком. Я и не думала, что моя игра возымеет такой быстрый эффект. Не знаю, так ли это, но его член выглядит таким твердым, что это даже может быть больно.

– Не хочешь, чтобы я взяла его в рот перед тем, как начну задавать вопросы? – шепчу я, на мгновение выходя из роли. Вздувшиеся жилы на его шее и выражение муки на лице вызывают у меня желание позаботиться о нем и разрядить его напряжение.

– Нет, – быстро отвечает он. Намного быстрее, чем я ожидала. Глаза у него широко раскрыты, губы влажные, он их облизывает, пытаясь слизать мой сок со своей кожи. – Мучай меня.

Я слезаю с его колен и встаю, произношу коротко: «Что ж, очень хорошо» – и иду к кофейному столику за блокнотом и ручкой. Я даю ему возможность как следует полюбоваться тем, как я выгляжу сзади, моими бедрами и красным шелком трусиков. И слышу за спиной его тяжелое, прерывистое дыхание.

Я возвращаюсь к нему, смотрю в свой короткий список: я записала кое-что, чтобы не забыть, то, о чем я хочу его спросить, потому что сейчас, в самый разгар игры, сидя на нем, обнаженном, видя его взгляд и то, как он едва сдерживается, чтобы не разорвать галстук, которым связаны его руки, и не наброситься на меня, я наверняка могу все забыть.

Сев на свое место, я провожу ручкой по гладкой коже его груди, чувствуя ягодицами, как напряжены мышцы его бедер.

– Мы можем начать с вопросов полегче.

Он кивает, не сводя глаз с моей груди:

– D’accord.

Что означает – хорошо.

– Если ты кого-то убил, нам не нужно будет уже сильно заморачиваться, потому что в конце концов ты и так попадешь к нам, в любом случае.

Он улыбается, чуть расслабляясь, когда игра возобновляется.

– Нет, я никого не убивал.

– Может быть, пытал?

Он смеется.

– Боюсь, в данный момент я как раз был бы очень не против, но нет.

Глядя в свой список, я говорю:

– Мы пробежимся по смертным грехам побыстрее. – Перевожу взгляд на него и облизываю губы. – На них мужчины обычно сыплются.

Он кивает, глядя на меня с таким серьезным выражением, как будто и впрямь сейчас решается его судьба.

– Алчность? – вопрошаю я.

Ансель издает короткий смешок:

– Я же адвокат.

Кивнув, я делаю вид, что записываю:

– Ты работаешь на фирму, которую ненавидишь, за смешные деньги, и представляешь огромные корпорации, которые подают в суд друг на друга. Полагаю, это означает, что тебя вряд ли можно назвать таким уж алчным, не правда ли?

Его ямочка становится глубже, когда он смеется:

– Думаю, ты права.

– Гордыня?

– У меня? – удивляется он. – Да я само смирение.

– Верно. – Стараясь не выдать улыбку, я снова утыкаюсь в свой список. – Похоть?

Он приподнимает бедра, его член покачивается между нами, а я смотрю ему в лицо и жду ответа, но он так ничего и не произносит.

У меня под кожей разгорается огонь, а его взгляд так проницателен, что мне приходится отвести глаза от его лица.

– Зависть?

На этот раз ему требуется время, чтобы ответить, и я снова смотрю на него, пытаясь понять выражение его лица. Он выглядит очень сосредоточенным, как будто все это всерьез. И я вдруг впервые думаю: а может быть, и всерьез. Я бы никогда не задала ему этих вопросов, если бы была собой и сидела напротив него за обеденным столом, как бы мне этого ни хотелось. Невозможно быть таким совершенным, каким он кажется, и где-то в глубине души я понимаю, что и он не совершенен, что наверняка и на этом солнце есть темные пятна. И чтобы их обнаружить, иногда легче притвориться прислужницей сатаны.

– Я завидую, да, – говорит он тихо.

– Мне нужно, чтобы ты рассказал об этом побольше. – Я наклоняюсь вперед и целую его подбородок. – Зависть к чему?

– Я никогда не задумывался. На самом деле я всегда стараюсь видеть во всем плюсы. Финн и Оливер… они иногда очень злятся на меня, говорят, что я слишком импульсивен, слишком непостоянен. – Он отрывает от меня взгляд и смотрит мне за спину, в пустую комнату. – Но теперь… теперь я смотрю на своих лучших друзей и вижу, что у них есть свобода… и тоже хочу так. Думаю, это и есть зависть.

А вот это больно. У меня как будто ком встает в горле, не давая мне дышать. Я вынуждена сглотнуть несколько раз, прежде чем выдавливаю из себя:

– Понятно.

Ансель в ту же секунду понимает, как звучит то, что он сказал, и так сильно мотает головой, что я вынуждена посмотреть на него.

– Разумеется, речь не о том, что я женат, а они нет! – поспешно уточняет он. Его глаза отчаянно ищут мой взгляд, чтобы убедиться, что я понимаю. – Это не из-за аннулирования брака, я все равно этого не хотел, не потому, что я пообещал тебе.

– Ладно.

– Я завидую им совсем по другому поводу, чем ты думаешь. – Он делает паузу и ждет моей реакции, а потом негромко признается:

– Я ведь не хотел возвращаться в Париж. Не ради этой работы.

Мои глаза сощуриваются.

– Не хотел?

– Я люблю этот город, он всегда в моем сердце… но я не хотел возвращаться сюда так, как мне пришлось. Финн любит свой родной город и никогда не хотел уехать, Оливер открывает магазин в Сан-Диего. И я завидую им потому, что они счастливы быть там, где хотят быть.

Слишком много вопросов готовы сорваться с моего языка. Наконец я я задаю тот, который уже задавала накануне:

– Тогда почему ты вернулся сюда?

Он смотрит на меня оценивающим взглядом, затем говорит только:

– Полагаю, я… чувствовал себя обязанным.

Я думаю, что он говорит о том, что отказаться от такого места было бы полным безумием, потому что даже при всей его ненависти к этой работе это действительно шанс, который дается один раз в жизни.

– А где бы ты хотел быть?

Он облизывает губы кончиком языка:

– Я хотел бы как минимум иметь возможность последовать за своей женой, когда она уедет.

Сердце у меня замирает. Я решаю оставить тему зависти и обсудить эту, куда более интересную и животрепещущую тему.

– Ты женат?

Он кивает, но выражение его лица очень серьезное. Совершенно серьезное.

– Да, я женат.

– И где же твоя жена сейчас, когда я сижу на твоих голых коленях, одетая в эти крохотные лоскутки прозрачной ткани?

– Ее здесь нет, – шепчет он заговорщически.

– И часто ты так делаешь? – спрашиваю я с ехидной улыбкой. Мне хочется немного разрядить вдруг ставшую слишком серьезной обстановку. – Забавляешься с другими женщинами, пока жены нет? Очень хорошо, что речь зашла о ней, потому что неверность – это следующий пункт моего списка.

Его лицо вытягивается и… о черт. Я задела его за живое. Я закрываю глаза, вспоминая, как он рассказывал мне о своем отце, о том, как тот изменял его матери, как из-за этих женщин, которых он водил к себе домой, в конце концов мать была вынуждена уехать в Штаты, когда Ансель был еще подростком. Открываю рот, чтобы начать извиняться, но Ансель опережает меня:

– Я бывал неверен.

У меня внутри образуется огромная черная дыра, в которую со страшной болью падают все мои внутренние органы: легкие, затем сердце, а потом, когда я уверена, что вот-вот задохнусь, и желудок отправляется туда же.

– Но своей жене не изменял ни разу, – медленно уточняет Ансель после долгой паузы, очевидно не замечая моего состояния. Я закрываю глаза, у меня голова кружится от облегчения. Сердце возвращается на свое место и начинает биться с нормальной скоростью, но слегка сжимается от мысли, что в этом смысле он, видимо, больше похож на отца, чем на мать.

Через несколько долгих секунд я снова могу говорить, но слова выходят из меня с трудом, словно мне все еще сложно дышать:

– Что ж, это, несомненно, сулит мне определенную выгоду в нашей сделке.

– Уверен, что сулит, – шепчет он.

Мой голос слегка прерывается:

– Мне, разумеется, нужны детали.

Наконец слабая улыбка поднимает кверху уголки его губ.

– Разумеется. – Он откидывается головой на спинку дивана и смотрит на меня настороженно:

– Я встретил женщину, она отсюда, – начинает он и уточняет: – Вернее, почти отсюда, из Орлеана. – Он делает небольшую паузу, прикрывает глаза. Я вижу, как на горле у него пульсирует жилка. Несмотря на несколько отстраненную манеру изложения, он явно взволнован.

Это потому, что я одета, а он совершенно обнажен? Или он беспокоится, как я отреагирую?

Я кладу руку ему на грудь.

– Расскажи мне, – шепчу я, чувствуя, как кровь бешено несется по моим венам. – Я хочу знать все.

Он слегка расслабляется под моей ладонью:

– Я учился в юридической школе, и у нас были отношения на расстоянии, она тоже была студенткой, изучала дизайн. – Он чуть отклоняется назад и смотрит на меня. – Я иногда бываю очень импульсивен и эмоционален, я знаю. Через пару месяцев… я понял, что мы скорее друзья, чем любовники. Но я думал, что страсть вернется, когда я снова перееду сюда. Я думал, что все это из-за расстояния, которое нас разделяет… – Он тщательно подбирает слова. – Мне было одиноко и… Дважды я изменил ей. Минюи до сих пор ничего не знает.

Минюи…

Я роюсь в своем довольно ограниченном словаре французских слов и вспоминаю, что это означает «полночь».

Я представляю себе длинноволосую красотку, ее руки гладят его грудь, как сейчас делаю это я, ее задница прижимается к его бедрам, как моя сейчас. Представляю себе, как его напряженный член покачивается между ними, и невольно думаю: а ведь я только временно могу рассчитывать на эту роскошь – владеть им единолично. И мне хочется задушить свою ревность собственными руками.

– Я чувствовал себя обязанным, – повторяет он и наконец снова взглядывает на меня. – Она ждала меня, и я вернулся. Вышел на работу, которую ненавижу. Но я ошибся. Мы не были счастливы вместе, даже когда я переехал сюда.

– Как долго вы были вместе?

Он вздыхает:

– Слишком долго.

Он вернулся сюда почти год назад, а учиться закончил незадолго до того, как вернулся. «Слишком долго» мне не дает ничего.

Но сейчас, пожалуй, время заняться чем-то более приятным. Эта тема слишком тяжелая, она давит на меня, делает нашу игру мрачной и трагичной. А это ведь совсем не про нас.

Мы женаты на лето. Супруги на лето не должны быть отягощены какими-то проблемами из прошлого или из будущего. К тому же я одета сейчас в костюм дьявола, а он голый – к чему нам слезы? Разве мы можем сейчас воспринимать что-нибудь всерьез?

Я притворяюсь, что делаю пометки в своем блокноте, и перевожу взгляд на Анселя:

– Думаю, у меня есть вся информация, которая мне нужна.

Он расслабляется по частям: сначала обмякают его ноги подо мной, потом живот, плечи и, наконец, лицо. Я чувствую, как во мне развязывается какой-то узел, когда он, глядя на меня, улыбается:

– Так теперь что, все будет в порядке?

Я щелкаю пальцами и киваю:

– Я не могу обещать тебе повышение, но не думаю, что ты его хочешь.

– Нет, если это означает, что я должен оставаться там, – соглашается он со смехом.

– Завтра «Капито» отзовет иск и все будут знать, что это потому, что ТЫ нашел некий документ, который подтверждает невиновность «Регал Биологикс».

Он драматически вздыхает, подняв брови:

– Ты спасла меня!

– Ну, а теперь моя очередь, – напоминаю я ему. – Пришло время и мне получить мою плату. – Я наклоняюсь и присасываюсь к его шее. – Хмм, что ты выбираешь: мою руку или…

– Твой рот, – перебивает он меня.

С дьявольской улыбкой я отстраняюсь и качаю головой:

– А вот этого варианта не предусмотрено.

Его дыхание становится прерывистым от сдерживаемой страсти, все мускулы снова напрягаются и твердеют под моими руками, а я дополнительно дразню его, проводя короткими ногтями вдоль его груди сверху вниз.

– Тогда скажи мне, какой у меня выбор, – рычит он.

– Моя рука или твоя рука, – говорю я и прижимаю пальцы к его губам, чтобы не дать ему ответить слишком быстро. – НО! Если ты выберешь мою руку – это все, что ты получишь. И твои руки останутся связанными. Если же ты выберешь свою руку, я тебя, конечно, развяжу. И в придачу ты сможешь смотреть, как я использую свою. Для себя.

Его глаза расширяются, как будто он не может поверить, что это действительно я. Если честно, я и сама не очень верю. Я никогда не делала этого раньше перед кем-то, но слова слетают с моих губ помимо моей воли.

И я совершенно не сомневаюсь, что он выберет.

Он подается вперед, нежно целует меня и отвечает:

– Я выбираю свою руку. А ты используй свою.

Не знаю, что я испытываю – облегчение или нервозность, когда тянусь за его спину и освобождаю его руки от галстука, которым были связаны его запястья. Он быстрее, чем я ожидала, хватает меня за бедра и тащит вперед, к себе, скользя влажной тканью моих трусиков по своему члену, прижимаясь ко мне с глухим стоном. Я без раздумий начинаю двигаться в такт, чувствуя, как его головка восхитительно давит на мой клитор. Даже не знаю, как так получилось, но, видимо, даже просто находясь так долго рядом с ним и слушая его, играя с ним, я вся истекаю, я абсолютно мокрая.

И я хочу его. Хочу, чтобы его большой член проник в меня, наполнил мое тело, потому что это единственное ощущение, которого оно сейчас жаждет. Я хочу слушать его голос, страстный и задыхающийся, у своего уха, путающий английские и французские слова, и, наконец, его хриплые, невнятные, тонущие в стонах выкрики во время оргазма.

Но хорошо это или плохо, а я сейчас играю роль, и никогда прислужница сатаны не позволит мужчине сорвать ее планы, неважно, насколько теплая у него кожа и насколько восхитительно он звучит, когда произносит:

– Я чувствую, как ты хочешь меня, даже через шелк твоих трусиков.

Поднявшись с его колен, я стягиваю трусики и бросаю их ему на колени. Он прижимает их к лицу и смотрит прищуренными глазами, как я сажусь на кофейный столик. Я вижу, как он обхватывает рукой свой член и медленно открывает. Это так развратно, но меня поражает, что это совсем не выглядит неловко или отталкивающе. Я никогда в жизни не видела ничего более сексуального, чем то, как Ансель трогает сам себя. Я представляю себе, что он один и думает сейчас обо мне. И что я одна думаю о нем. Мои пальцы скользят по коже, и он двигает рукой быстрее и сильнее, его дыхание учащается, он тихонечко постанывает.

– Покажи мне, – шепчет он. – Покажи, как ты трахаешь себя, когда я на работе думаю о тебе?

Я ложусь на спину, поворачиваю голову так, чтобы видеть его, и обе мои руки идут в дело. Он хочет увидеть меня такой, какая я есть. И это на самом деле очень естественно, после всех этих костюмов, игр, притворства. Мы позволяем друг другу делать то, что хотим. Я засовываю два пальца одной руки внутрь, а другая рука описывает круги вокруг… пульс ускоряется, а Ансель стонет и хрипло говорит, что хочет видеть, как я кончаю.

Конечно, мои пальцы – всего лишь слабая замена его пальцев и еще более слабая – его члена, но все же под его взглядом и от того, как двигается его рука, я чувствую, как кровь приливает к моим половым губам, как набухает и наливается тяжестью плоть у меня между ног, и в конце концов выгибаюсь на столе и кончаю с резким криком. Со стоном облегчения он кончает вслед за мной. Я приподнимаюсь на локте и смотрю, как он изливается себе на руку и на живот.

Словно в тумане, Ансель поднимается на ноги и опускает меня на пол, ложится сверху, член его еще достаточно твердый для того, чтобы войти в меня с резким толчком. Он поднимается выше, заслоняя мне даже слабый свет нескольких оставшихся свечей, и тянет вниз веревочку моего пеньюара, высвобождая одну из моих грудей.

– Ты только что кончила? – шепчет он.

Я киваю. Мой пульс только-только восстановился, но ощущение, как он твердеет внутри меня, снова вызывает у меня головокружение. Я чувствую влагу его оргазма на его животе, на руке, которой он поглаживает мое бедро. Но он твердеет, и это рождает во мне головокружительное ощущение собственной власти.

– Если бы сегодня вечером я был сатаной… – начинает он и останавливается, его дыхание щекочет мое ухо.

Воздух между нами, кажется, совершенно неподвижен.

– Что, Ансель?

Его губы касаются моего уха, шеи, нежно посасывают мою кожу, а потом он спрашивает:

– А ты когда-нибудь была неверна?

– Нет, – шепчу я, поглаживая руками его спину. – Но я однажды застрелила одного мужчину в «Рено», чтобы просто посмотреть, как он умирает.

Он смеется, и я чувствую, как моя вагина сжимается вокруг него, когда его эрекция слегка ослабевает.

Я слегка отстраняюсь, чтобы посмотреть на него.

– Мысль о том, что ты женат на убийце, тебе нравится? С тобой что-то не так.

– Мне нравится, что ты меня смешишь, – признает он. – А еще мне нравится твое тело и то, что ты делала сегодня.

Он обхватывает ладонью мою вторую грудь прямо через пеньюар, водя большим пальцем вокруг соска. Он достаточно сильный для того, чтобы сломать меня пополам, но при этом ласкает мою кожу так, словно это самая хрупкая и ценная вещь на земле.

Мне казалось, что только я замечаю некоторые изменения, которые происходят с моими бедрами, с грудью – они округлились, потяжелели. Но, оказывается, не только я. Ансель задерживается на моей груди, играет с ней, ласкает ее. Французская кухня идет на пользу моему телу, хотя, пожалуй, я позволяю себе чуть больше, чем следовало бы. Но не важно, мне нравятся мои изгибы. Вот только теперь нужно разгадать секрет французских женщин, как они умудряются ни в чем себе не отказывать и при этом выглядеть так, словно питаются святым духом.

– Ты хорошо заботишься о своем теле, – мычит он мне в грудь, проводя языком по моей ключице. – Ты знаешь, что твоему мужу нравится, когда у тебя много плоти. Мне нравятся твои полные бедра. Мне нравится, что я могу чувствовать твою задницу в руках, чувствовать, как твои груди бьют меня по лицу, когда ты трахаешь меня.

Как он это делает? Волосы упали ему на один глаз, и он выглядит почти мальчишкой, но от его слов кожа у меня начинает гореть. Его дыхание, его пальцы – все это ласкает мои набухающие груди, мои соски.

Он начинает медленно вращать бедрами, губами касаясь моих шеи и уха. Мое тело отвечает, возбуждаясь и дрожа в предвкушении наслаждения, от которого, я знаю, я взорвусь и разлечусь на мелкие кусочки. Как будто я сделана из тысячи крошечных трепещущих крылышек.

– Сегодня, Сериз… спасибо, что решила меня спасти, – он выделяет последнее слово.

Мой мозг автоматически отмечает это, но затем адреналин затапливает меня, заставляя мои пальцы гореть, а пульс зашкаливать.

Приезжай во Францию на лето.

Он понимал, что в его жизни нет места для этого, но это не имело никакого значения. Он пытался спасти меня первым.