Черный человек Морган Ричард

Нортон таращился в кофейную гущу, остывшую еще два часа назад.

– Вариации на тему. Неожиданно проявившееся на поздней стадии вирусное заражение от пуль, которые оказались биологически активными. Или несовместимость организма с введенным Ортису нановосстановительным комплексом и шок, который он не смог пережить, потому что был слишком слаб. В любом случае, ты можешь быть чертовски уверен, что вскрытия не стоит опасаться. Альваро Ортиса похоронят как государственного деятеля, ему обеспечены надгробные речи о трагически безвременной кончине и большая табличка с его поганым именем, которую непременно где-нибудь повесят. Правда никогда не всплывет наружу. Так мы купили молчание его семьи.

Карл изумленно посмотрел на собеседника через всю комнату. С тех пор как они виделись в последний раз, с Нортоном что-то случилось, что-то помимо оставившей его способности удивляться. Определить эту перемену было сложно, но он вроде бы принял на себя новую роль устроителя сомнительных делишек КОЛИН с горьким мазохистским удовольствием. Казалось, он учился находить во власти, которой его обличили, некое мрачное наслаждение, будто терзаемый болью, но целеустремленный спортсмен. В порожденном вихрем вакууме, возникшем после смерти его брата и Ортиса, Том Нортон стал героем дня, приняв эту роль, как поднимающийся при звуке гонга боксер, как призванный к оружию герой поневоле. Как будто все это было всего лишь частью того, для чего он был создан, наряду с манерами юного патриция и отработанным спокойствием для пресс-конференций.

– А СМИ? – спросил его Карл. – И пресса?

Нортон хмыкнул:

– Ах, пресса! Не смеши ты мои тапочки.

Карл вернулся к столу и остановился, глядя в смотровое окно. Вдоль вереницы автомобилей бодро сновали туда-сюда одетые в форму сотрудники иммиграционной службы, и от их дыхания в холодном воздухе ночной пустыни поднимался пар; они выборочно проверяли автомобили, наклоняясь и заглядывая в салоны, светя длинными стальными цилиндрическими фонарями, которые держали поднятыми на плечо, будто крохотные базуки. Очереди тянулись до самого моста, где федеральная автострада номер десять, покидая Аризону, пересекала реку Колорадо в неистовом свете лазерных панелей и блуждающих узких лучей прожекторов. При таком освещении резкие линии сгрудившихся вокруг моста фортификаций выглядели черными силуэтами.

– Ну же, Суэрте, – пробормотал он, – где ты, мать твою?

На дальней стороне висячего моста околачивались два экипированных охранника, оба – позевывающие, замерзшие, с оружием наперевес – до смерти скучали. Один, что помоложе, едва перешедший двадцатилетний рубеж и звавшийся Лучо Акоста, сидел на камне, там, где тропа снова начиналась, и лениво швырял в реку камни-голыши. Его старший (впрочем, ненамного) напарник пока еще оставался на ногах, он стоял, небрежно откинувшись на канат моста, покуривая самокрутку и периодически задирая голову, чтобы посмотреть в небо над каньоном. Мигеля Кафферату тошнило от этой работы, тошнило от того, что приходилось торчать в этой глуши, которую отделял от огней Арекипы и его семьи целый день езды по сложной дороге, тошнило от неуклюжего, натиравшего тело бронежилета из веблара, даром что более легких бронежилетов пока не придумали, а еще его тошнило от Лучо, в жизни которого, судя по всему, не было других интересов, кроме футбола и порнухи. Когда Мигель проводил время с этим парнем, им владело удручающее предчувствие, что он общается с собственным сыном, подросшим на десять лет, и это делало его раздражительным. Когда Лучо приподнялся и показал на тропу, Мигель едва посмотрел в ту сторону.

– Мулы идут.

– Да, вижу.

Разговор утомил обоих. Они дежурили тут последние две или три недели, их вахта всегда приходилась на время от рассвета до середины дня. Босс весь издергался, он требовал, чтобы этот участок охранялся постоянно, а караул сменялся как можно реже. Оба охранника молча смотрели, как одинокая фигура и два мула спускаются в лучах утреннего солнца по нарезающей концентрические круги тропе. Это было довольно обыденное зрелище, и, в любом случае, при свете дня тут не приходилось ждать неприятных сюрпризов, за исключением разве что снайперов или, дери ее налево, атаки с воздуха.

Даже когда мулы и их погонщик достигли последнего поворота перед мостом, Мигель не чувствовал напряжения, однако на его обветренном лице мелькнул интерес. Он услышал, как Лучо встал с камня.

– Это не мул Сумаривы впереди, нет?

Мигель козырьком приставил ладонь ко лбу, защищая глаза от слепящего света.

– Похоже на то. Но, конечно, это не сам Сумарива, здоровый больно. И посмотри, как идет.

Замечание было справедливым. Высокий человек явно не привык спускаться по горным тропам. Каждые пару шагов подскакивал и оступался, вздымая вокруг себя клубы белой, похожей на пудру пыли. К тому же он, казалось, прихрамывал и не имел ни малейшего понятия, как управляться с мулами. Пока он неуклюже спускался, его большие новомодные сапоги и длинный плащ запылились, как и потрепанный кожаный стетсон, под широкими полями которого мелькало бледное лицо. Мигель хмыкнул.

– Да это ж долбаный гринго, – удивленно сказал он.

– Думаешь…

– Не знаю. Мы вроде как должны высматривать чернокожего мужика, а не гринго с парой мулов. Может, это кто-то из университета. Там много парней с севера, которые проводят эксперименты для Марса, оборудование испытывают.

Теперь он увидел, что мулы нагружены небольшими контейнерами, металлически поблескивающими на солнце.

– Ну, тут он, на хер, ничего испытывать не будет, – сказал Лучо, глядя по-юношески сердито и снимая с плеча ружье. Он шагнул на мост и дослал патрон в патронник. Мигель поморщился, услышав этот звук.

– Просто дай ему подойти к нам, хорошо? Незачем спешить к нему навстречу, и места на той стороне моста тоже нет. Вот он перейдет сюда, посмотрим, кто это, развернем назад, и пусть идет своей дорогой.

Но гринго, добравшись до моста, не сразу ступил на дощатый настил. Вместо этого он остановился и пустил вперед одного мула. Тот с привычной покорностью двинулся по мосту, а гринго в шляпе в это время озабоченно и вдумчиво шарил по карманам и подтягивал ремни на спине второго мула.

– Это мул Сумаривы, – сказал Лучо, а животное между тем печально процокало копытами через мост, вышло на твердую землю и остановилось, поджидая, пока человек его нагонит. – Думаешь, он мог вот так дать его напрокат?

– За нормальные деньги – вполне. А ты разве не дал бы? – Мигель перешел на испанский язык и повысил голос: – Эй, вы, сюда нельзя. Тут частные владения.

Человек на другой стороне моста помахал рукой. До них донесся его ответ на языке кечуа:

– Мне нужна всего минутка, не возражаете?

И он повел второго мула на мост. Его шляпа была надвинута на самые глаза.

– Так, оставайся тут, – сказал младшему напарнику Мигель. Он был сражен, потому что никогда раньше не встречал гринго, знающего кечуа. – Пойду гляну, что там такое.

– Мне позвонить, сообщить о нем?

Мигель бросил взгляд на мула, стоящего неподалеку от них, будто это самое обычное в мире дело. Тот в ответ моргнул ему большими влажными глазами. Мигель нетерпеливо крякнул:

– Не, не стоит себя утруждать. Если нам придется его пристрелить, они и так услышат.

Но он снял с плеча ружье и двинулся навстречу прибывшему со смутной тревогой. Когда стремительно сокращавшееся расстояние между ним и незнакомцем уменьшилось до нескольких метров, он сбавил скорость, а потом и вовсе остановился где-то в середине моста. И тоже дослал патрон.

Услышав сухой щелчок затвора, незнакомец остановился.

– Ну хватит уже, – сказал Мигель на кечуа, – ты меня что, не слышал? Это, блин, частные владения.

– Да, я знаю.

– Тогда какого хера ты сюда приперся, гринго?

– Увидеть ведьму.

Незнакомец наконец поднял голову, и Мигель смог как следует разглядеть его лицо. Он сразу понял, что ошибался. То белое, что мелькало под полями стетсона, когда незнакомец спускался по тропе, выглядело тестообразным и ненатуральным, оно было нанесено на лицо неравномерно и неаккуратно, напоминая небрежный клоунский грим или полурастаявший леденцовый череп – угощение для мексиканского дня поминовения. Глаза на распадающемся белом лице незнакомца выглядели темными, как два дула пистолета, и столь же бесстрастными.

Пиштако.

У Мигеля хватило времени на эту единственную паническую мысль, а потом у него за спиной раздалась череда яростных взрывов. Он застыл, не зная, куда дернуться, длинный пыльный плащ незнакомца распахнулся, и Мигель увидел в руках пиштако какое-то уродливое тупорылое оружие.

Густой кашель, словно кто-то прочищает горло, злобный, сокрушительный вой.

А потом единственный толчок, ощущение, что его яростно отшвырнули назад, промелькнувшее небо, склоны каньона завертелись, и все исчезло.

Карл Марсалис промчался мимо останков первого бойца familia и преодолел расстояние до второго, пока тот поднимал оружие и стрелял от бедра в белый свет. Этот уже запаниковал, несмотря на то что – вероятно – прошел боевую подготовку, и причиной тому были петарды в контейнерах на спине мула, которые Карл дистанционно активировал, и внезапная смерть товарища. Тринадцатый стрелял на бегу, и расстояние было слишком велико, чтобы акулий гарпунник мог причинить молодому бойцу серьезный вред, но тот передернулся и зашатался, когда его все-таки несколько раз задело.

В нынешних условиях гарпунник не был идеальным оружием, к тому же, вытащенный из воды, он оказался просто чертовски тяжелым. Карлу пришлось перекинуть вокруг шеи длинную эластичную перевязь и прикрепить ее хвосты к правому бедру, чтобы удерживать эту проклятую штуковину под плащом. Ноги ныли от дополнительных усилий, которых требовала прогулка с подобным весом. Но у патентованного гарпунного ружья фирмы «Кресси» имелось важное преимущество: оно относилось к спортивному инвентарю для подводной охоты, а значит, на багаж Карла никто толком и не взглянул, а ему только того и надо было. К тому же оружие с бритвенно-острыми гарпунами из твердого сплава, способными сквозь толщу воды пронзить большую белую акулу, на воздухе тоже много на что годилось, пусть точность у него и неважная. По липу молодого охранника бежала кровь, он возился с затвором своей винтовки, его, вероятно, повело от звуков взрыва, и он совершенно точно был в ужасе.

Карл преодолел разделявшее их расстояние и снова нажал на спусковой крючок гарпунника. Парнишка отлетел на канаты висячего моста, кровавые куски мяса попадали в реку, а сам он рухнул на внезапно ставший окровавленным настил.

Кончено.

Мул с грузом петард запаниковал ничуть не меньше остальных, что было вовсе не удивительно, и устремился по тропе вдоль реки, хрипя и взбрыкивая. Никакого смысла прохлаждаться на мосту не было, и Карл поспешил вслед за животным, прислушиваясь, не будет ли поблизости звуков, указывающих на человеческое присутствие.

Третий охранник встретился ему в нескольких сотнях метров от моста, на берегу реки. Он бежал на звуки пальбы, матово-серый автомат «Штайр» подпрыгивал в такт бегу. Увидев мула, охранник попытался убраться с его пути, Карл метнулся вперед, чтобы укрыться за широким боком животного, и более или менее вслепую выстрелил. Охранник рухнул, будто разорванный невидимыми руками. Карл поизучал тропу, но ничего не увидел (и не услышал) и остановился у тела только что убитого им человека. Присел на корточки, левой рукой вытащил из кровавого месива автомат и тут же со стоном разочарования отшвырнул его в сторону. Оружие разнесло гарпунами, оно не подлежало восстановлению.

– Сука!

Нацелив лежащий на коленях гарпунник в сторону тропы, он продолжил изучать изувеченные останки и наконец обнаружил пропитанную кровью кобуру с сияющим новеньким полуавтоматическим пистолетом. Извлеченный на свет божий, он оказался «глоком» сотой серии – пушка вполне неплохая. Слишком дорогое и статусное оружие для рядового захолустного бандита, но Карл предположил, что даже тут, в глубинке, реклама решает все.

Усмешка, несколько натянутая от бесновавшегося в крови адреналина. Оставив ненадолго гарпунник, Карл проверил механизм «глока». Пистолет выглядел неповрежденным и вроде бы идеально подходил для его целей, но…

Приличного дальнобойного оружия у него так и не было. Дробовики, которыми были вооружены двое у речки, имели такой же радиус действия, как гарпунник, а Карл до сих пор не имел понятия, сколько еще молодчиков Бамбарена находится между ним и зимним логовом Греты Юргенс. Во всем, что не касалось точного местоположения ее берлоги, информация Суэрте Феррера была безнадежно расплывчатой.

Карл пожал плечами и встал на ноги. Сунул «глок» за ремень, снова поднял гарпунник и продолжил свой путь, оставив тело на земле. Дальше тропа вроде бы плавно подымалась вверх, выбираясь из каменной ложбинки, тянувшейся вдоль реки. Мул несся вперед, он, кажется, увидел справа более открытую местность.

Карл поудобнее пристроил на голове кожаную шляпу и последовал за ним. В нем пульсировало боевое упоение, подхваченное и подпитываемое мешем. На лице появилась ухмылка, которая, казалось, останется там навсегда.

– Представление о здешней географии у тебя так себе, Суэрте.

Суэрте Феррер, пристегнутый сотрудником иммиграционной службы к стулу в обезьяннике, злобно зыркнул на Карла, которых расхаживал вокруг него.

– Не нуждаюсь в сраных уроках географии от ниггера.

Оскорбление задело в Карле какую-то внутреннюю струну, всколыхнуло воспоминания о флоридской тюрьме. В последний раз он слышал это слово от Дудека.

Но, конечно, слово «мутант» ему с тех пор доводилось слышать неоднократно.

– Я смотрю, ты неплохо освоился с культурой Иисусленда. – Карл замкнул круг и облокотился на стол, так, что его лицо оказалось на одном уровне с лицом их пленника, чумазым и усталым после пересечения границы в контейнере со вторым дном, в котором якобы не было ничего, кроме генетически модифицированного рапсового масла. Суэрте отшатнулся. – Может, тебе хочется туда вернуться, Суэрте? Ты этого хочешь…

– Кирос сказал…

Карл стукнул кулаком по столу:

– Я этого сраного Кироса не знаю и знать не желаю. Думаешь, мы нечаянно выдернули из колонны твой автовоз? Тебя продали! Мне продал тебя человек, который находится куда выше в пищевой цепочке, чем твой приятель Кирос. Так что если ты думаешь, будто сюда явится какой-нибудь подмазанный адвокат из Сиэтла и вытащит тебя, то ошибаешься.

Он обошел стол и снова уселся рядом с Нортоном, который ничего не делал, только сидел, вытянув ноги, и мрачно смотрел в пространство. Карл ткнул большим пальцем в сторону двери в обезьянник, которую они, войдя, оставили заманчиво приоткрытой.

– Там, снаружи, Суэрте, тебя ждет автострада, которая ведет в двух направлениях. На запад в Вольную Гавань и назад в Иисусленд, где тебя посадят за нелегальное пересечение границы. Выбор за тобой.

– Да кто вы, на хер, такие? – спросил Феррер.

Нортон переглянулся с Карлом. Подался вперед, откашлялся:

– Мы – ваши феи-крестные, Феррер. Странно, что вы нас не узнали.

– Ага, мы хотим исполнить все твои желания.

– Смотрите, эти документы на имя Карлтона Гарсии, – Нортон показал на изъятые у Феррера документы, которые были теперь разложены на столе, – засвечены. У всех полицейских от Сан-Диего до Ванкувера имеется ордер на ваш арест, выписанный именно на это имя. Даже если бы мы не перехватили вас тут, в Штатах Кольца у вас было бы около трех дней, а потом вы бы вляпались во что-нибудь и опалились либо оказались бы в рабстве у какого-нибудь преступного босса, который заставляет работать по пятнадцать часов в сутки и вдобавок ждет, что ему будут отсасывать в благодарность за такую возможность.

Карл осклабился:

– О такой жизни в Кольце ты мечтал, Суэрте?

– Отправляйтесь на запад, молодой человек, на запад, – чопорно сказал Нортон, – но с некоторой суммой наличных денег и достойными фальшивыми документами.

– Мы дадим тебе и то и другое, – продолжил Карл, – вместе с автобусным билетом до Вольной Гавани. От тебя требуется всего лишь ответить на пару вопросов насчет твоего кузена Манко Бамбарена.

– Да ну! – Суэрте Феррер откинулся на стуле и вскинул перед собой скрещенные руки. – Я ничего не знаю о делах Манко, мне ни хрена о них не рассказывали. Я и прожил-то там от силы пару лет, причем постоянно мотался туда-сюда.

Карл и Нортон снова переглянулись. Карл вздохнул и произнес:

– Какая жалость!

– Да, – начав подниматься из-за стола, сказал Нортон. – Что ж, мы попросим парней из мигра-службы не прессовать вас слишком жестко перед отправкой обратно.

– Надеюсь, ты остался доволен своим кратким визитом в Страну Возможностей.

– Погодите!

Грета Юргенс удалялась на зимнюю спячку в гармонирующий с окрестностями двухэтажный дом, будто вырастающий прямо из скалы метрах в двадцати от берега реки. Выбравшаяся из расщелины тропа бежала по поросшей кустарником площадке, огибала выветренный утес и сходила на нет, теряясь в чахлой растительности в нескольких шагах от входной двери.

Окна второго этажа закрывали защитные жалюзи из карбонового волокна, но внизу наблюдались признаки жизни. Сквозь панорамное окно была видна комната, вооруженные люди входили в нее и выходили прочь. Прежде чем скользнуть в укрытие, Карл насчитал пятерых; ни на одном из них пока не было вебларовых жилетов, как у тех троих, что несли караул у реки. Один, постарше, скорее всего, командир, уже звонил по телефону, чтобы получить новые указания. Карл пригнулся за тянувшейся вдоль тропы каменной стеной, там, где она достигала метра в высоту, и послушал, что командир докладывает о его появлении:

– …похоже, там целый, чтоб его, отряд! – Несмотря на то что фоном к разговору был отдаленный шум реки, в голосе командира ясно слышалась паника. – Я не могу связаться с Лучо и Мигелем, а тут еще какой-то сраный мул с коробками, которые как будто взорвались на хер, или что-то такое. Не знаю, что… – Пауза. – Хорошо, но лучше бы вам поторопиться. – Крик в адрес подчиненных: – Долбоебы, надевайте бронежилеты!

«Черт.

Похоже, тебя тут ждали».

Карл на полусогнутых ногах стремительно обогнул стену из скалы, которая тут стала значительно ниже, чем прежде. Гарпунник снова висел у него на шее, упираясь в бедро, а «глок» он держал перед собой на уровне головы, как особо почитаемую икону.

Его заметили, когда он пробежал первые три метра. Еще через два метра людям в доме стало ясно, что он – не один из своих. До тех пор, пока они этого не поняли, Карл не стрелял – не хотел зря тратить пули. Но когда начались вопли, а руки потянулись к оружию, он нажал на спусковой крючок, и пистолет в его руках стал тявкать, как невоспитанный пес. Карл по-прежнему быстрым шагом шел вперед. Считай патроны.

Тот, что постарше, с телефоном, метался перед автоматами своих собственных бойцов, мешая им вести огонь. Он вытащил откуда-то пистолет, и Карл уложил его третьим и четвертым выстрелом. Человек с телефоном привалился спиной к дверному косяку, попытался за него ухватиться и быстро сполз на землю. Один есть. Снова крики, общее замешательство. Кто-то открыл ответный огонь (Господи боже, мать твою, Манко, где ты только набрал этих ребят), но пули улетели в никуда, и меш дал сигнал их игнорировать. Нет времени, нет времени, нужно продолжать стрелять, размеренные, ровные выстрелы «глока», панорамное окно пошло похожими на звезды трещинами и кратерами, не иначе как оно сделано из пулезащитного стекла. Боец со «Штайром» палит от бедра, взять прицел правее – и он валится, будто земля ушла у него из-под ног. Второй готов. Теперь в игре все остальные, какофония одиночных выстрелов, автоматных очередей, глухое аханье дробовиков. Фонтанчики белой сухой пыли взметнулись из-под ног справа и впереди, Карл дернулся влево и потерял третью цель: парень, который был у него на очереди, бросился в дом, и уверенности в том, что удастся его снять, не было. Двое оставшихся снаружи тоже жались к дверям, высоко подняв оружие: похоже, они уже пристрелялись. Выстрел из дробовика задел Карла краем, он почувствовал, как несколько дробинок ужалило ноги, и бросился вперед, ведя непрерывный огонь. Куда-то в нижнюю часть грудной клетки пришла пуля: его будто ударили молотом, он споткнулся и чуть не упал. Шляпа слетела с головы, и его лицо оказалось на виду у всего белого света, в том числе и у оставшихся снаружи противников. Карл увидел, что они потрясены. Он зарычал и поднял «глок», продолжая давить на спусковой крючок. Один боец дернулся, качнулся назад, раненый, но не убитый, беспорядочно паля с одной руки. Патроны в «глоке» кончились, и Карл отшвырнул его. Теперь до цели оставалось меньше шести метров, он схватил гарпунник, направил его на двоих своих врагов и выстрелил.

Панорамное окно разлетелось, неожиданно превратившись в подобие оскаленной острозубой пасти. Обоих бойцов отбросило назад, и то, что осталось от стекла, внезапно окрасилось в красный, покрывшись кровавыми сгустками: тела разорвало в клочья. До дверей оставалась пара метров, Карл еще раз выстрелил для верности и остановился.

«Слушай».

Внутри, где-то справа раздавались слабые скребущие звуки. Он ворвался в дом, упал на пол, перекатился, увидел неясное движение возле высокого столика для завтраков и обстрелял его. Одновременно раздался другой выстрел, и Карл снова почувствовал, как что-то ткнулось в ребра. Однако от столика отлетели куски, и какую-то темную фигуру, скрывавшуюся за ним в кухонном блоке, отбросило назад. Влажный звук вроде тех, что наводят на мысли о сыром мясе, вопль. Карл повалился на пол, больно ударившись о деревянную часть кресла.

И все снова остановилось.

На этот раз по-настоящему.

– Это довольно просто, – сказал он Нортону после допроса, когда они неуклюже гоняли шары по ярко-оранжевому сукну. – Теперь мне незачем искать Онбекенда. Он сам ко мне придет.

– Да, если только не перехватит тебя в каком-нибудь аэропорту.

– Это понятно, но я же сказал, сейчас они все вроде как заняты. И я собираюсь отправиться туда под чужим именем. Без удостоверения КОЛИН, без аккредитации АГЗООН, без оружия. Не будет ничего, что заставит их насторожиться.

Нортон помедлил с кием под подбородком:

– Без оружия?

– Оружия как такового у меня не будет. Я намерен сойти за туриста.

– А как насчет фальшивых документов? – Функционер КОЛИН благополучно послал шар в лузу. – Полагаю, тут ты рассчитываешь на меня?

– Нет, мне поможет один друг из Лондона, он мне их за день пришлет. А на тебя я рассчитываю в смысле денег. Мне нужны чистые ваферы, которые невозможно связать с КОЛИН. Ты мне доверяешь в этом деле?

– Ты знаешь, что доверяю.

– Хорошо.

– А ты сможешь убедить ШТК-Без не выпускать Феррера где-нибудь до конца следующей недели? Просто для уверенности, что он не передумает и не настучит Бамбарену?

– Думаю, да. – Нортон безрезультатно поискал выгодную позицию, попытался ударить дуплетом, но поспешил и промазал. – Но послушай, ты не знаешь, будет ли там эта Юргенс. Что, если она уже вышла из спячки?

– Сейчас ноябрь, Нортон. – Карл натер кий мелом. – Когда я беседовал с Юргенс три недели назад, она разве что не похрапывала. Сейчас должна спать без задних ног.

– Я думал, существуют какие-то преператы, чтобы выводить из спячки.

– Ну да. – Карл прикинул свой следующий удар, отвел кий, помня об исцарапанной желтой стене за спиной. Резкий удар – и прицельный шар исчез в угловой лузе, будто его затянуло туда пылесосом. Биток же остался, где был. – Я знал одного гиберноида на Марсе, мы вместе на тренировки по таниндо ходили. Он был частным детективом, мог и телохранителем подработать, и наоборот, пугануть кого-нибудь. Очень крутой мужик, постоянно во всякие передряги попадал. Наверняка у него постоянно бывали какие-то травмы, ранения… Так вот, он сказал мне, что ни одна боль не сравнится с той, которую он испытывал, когда ему приходилось вводить себе это дерьмо против спячки.

– Да, но если они беспокоятся о…

– Нортон, они не знают, что у меня есть причина к ним явиться. Они не знают, что Эртекин что-то для меня значила. И если они ожидают сейчас каких-то действий со стороны КОЛИН, то лучшее, что Онбекенд может сделать для своей подружки, – это спрятать ее на ближайшие несколько месяцев в каком-нибудь безопасном и уютном местечке. Поверь мне, она там. Задача в том, чтобы добраться до убежища, окопаться там и ждать, когда примчится Онбекенд. А потом убить ублюдка.

Он нанес следующий удар и промазал.

Карл содрал с себя плащ, снял гарпунник и сгрузил его на кухонный стол. Осмотрел себя – есть ли раны. МарсТеховская защитная куртка, которую охрана аэропорта сочла частью водолазного снаряжения, задержала пули, поэтому все обошлось синяками и, может быть, парой сломанных ребер. Карл, морщась, ощупал больные места. Он легко отделался.

Пока что.

Карл собрал оружие убитых и свалил его на подпорченный выстрелом столик для завтраков. Потом выволок наружу большую часть того, что осталось от мужика в кухоньке, и положил его вместе с другими телами. Если останется время, он довершит остальное при помощи ведра и швабры.

Он поднялся на галерею второго этажа и обнаружил там заднюю комнату, уходящую вглубь скалы, к которой лепился дом. В дверях был сверхпрочный замок, но Карл прострелил его одним из новоприобретенных пистолетов. Дверь тяжело качнулась внутрь подобного утробе пространства, залитого приглушенным светом вделанных в стены на высоте человеческих коленей оранжевых лазерных панелей. Он нашел возле дверей выключатель и жал на него, пока свет не стал ярко-белым. Предположение подтвердилось – он нашел Грету Юргенс.

Она лежала, как жена какого-нибудь знатного викинга, на широком резном деревянном помосте, отдаленно напоминавшем очертаниями лодку. Ее окутывала со всех сторон и поддерживала густая сетчатая масса серо-зеленой синтетической пены. Карл ощутил запах этой пены, когда шагнул к ложу, – характерную нанотехнологическую вонь специального карбонового пластика. Он сам неоднократно использовал такие сети на Марсе, ночуя в горах Уэльса во время экспедиций.

…Мгновенное воспоминание: они сидят в теплом излучении электрообогревателя, а вокруг, во всей красе разреженной атмосферы царит марсианская ночь с крупными звездами, разбросанными по небу густым слоем, и крохотными, время от времени возникающими ажурными следами выгоревших затравочных частиц, которые продолжают падать спустя десятилетия после встречи с модифицированной атмосферой. Сазерленд смотрит на это с довольной улыбкой на покрытом шрамами эбонитовом лице, словно все вокруг: и небо, и остальное – существует лишь ради него. Созерцательно-задумчиво кивает на все жалобы и протесты молодого Карла Марсалиса. Ловит их, впитывает в себя, а потом выворачивает наизнанку, так, что Карл видит все в совершенно новом свете, под таким углом, о котором никогда прежде не задумывался. «А ты не задумывался раньше, ловец, что это означает всего лишь…»

Когда свет стал ярче, Юргенс лишь чуть шевельнулась, но, находясь в нижней точке своего цикла, спала слишком глубоко, чтобы хоть как-то отреагировать. Она лежала в пене нагая, из-за жировых накоплений ее кожа натянулась и приобрела сальный блеск, сомкнутые веки отекли, посинели и склеились от секреторных выделений, свойственных гиберноидному сну. Карл долго молча смотрел на нее, сжимая в руке пистолет, словно это был молот. События последнего месяца мелькали перед глазами, как языки пламени, как будто что-то горело и никак не сгорало.

Тюрьма Южной Флориды. Нанопричал в Пересе. Севджи Эртекин на пляже рядом с ним. Нью-Йорк, диван, который она для него разложила. Стрельба на улице и впервые испытанное сокрушительное, теплое чувство, когда он повалил ее на тротуар, прикрыв своим телом.

Стамбул, прогулка по улице Моды. И чувство побега от реальности, похожее на сияющие в темноте улыбки.

Его губы дрогнули от воспоминаний.

Ветер среди камней Саксайуамана. Севджи стоит позади него, прислонившись к джипу, и он чувствует себя защищенным, потому что его спина прикрыта.

Дорога на Арекипу, ее лицо в мягком свете приборной панели.

Сан-Франциско и «Кот Булгакова», предрассветный вид на море с загрузочной площадки правого борта. «Не злорадствуй, Марсалис. Это непривлекательно».

Севджи мертва.

Улыбка исчезла с его лица. Он уставился на спящую женщину.

– Зазноба Онбекенда – Грета Юргенс?

– Похоже на то. Забавная парочка, правда? Но, во всяком случае, у них есть кое-что общее: оба они являются объектами гормональной ненависти всего остального человечества, которое, похоже, постоянно нуждается в таких объектах.

Меш слегка приподнялся где-то в животе, может, это был отголосок перестрелки, а может, причина в чем-то другом. Карл думал о том, как закрылись в больнице глаза Севджи. Он смотрел на Юргенс, словно та была задачей, которую непременно надо решить.

«Можно только жить с тем, что ты совершил, и стараться в будущем делать лишь то, с чем ты будешь жить счастливо. Так уж все устроено, ловец, смирись с этим».

Он потянулся к гиберноиду левой рукой. Поровнее распределил пену на теле женщины, прикрыл ею оголившееся бледное плечо.

Потом быстро вернулся к дверям, убавил свет, потому что что-то случилось с его зрением, и он будто ослеп. Постоял мгновение в теплом оранжевом полумраке, нервно огляделся по сторонам, словно рядом мог оказаться кто-то посторонний, потом выскользнул из комнаты и закрыл за собою дверь.

Он шел по галерее, проверяя каждую дверь, пока не наткнулся на темную комнату без окон, где стояли запахи женской ванной. Карл шагнул внутрь, коснулся выключателя, и облицованное пастельным кафелем помещение резко наполнилось все тем же ярким белым светом. Из большого круглого стенного зеркала на него уставилась собственная физиономия – от струек пота белый грим потек, обнажив черные полоски его собственной кожи, и на фоне этого бледного психоделического пейзажа глаза казались темной водой на дне двух колодцев. «Блин, ничего удивительного, что ребята на мосту так охренели». Пожалуй, он должен быть благодарен Кармен Рен за идею.

Где бы она сейчас ни была.

Он мельком подумал о том, что с ней теперь, работает ли она по-прежнему на губожевов и на Агентство? Сможет ли благополучно произвести на свет дитя, которое в ней растет, и что случится потом? Что ей придется делать, чтобы защитить сына или дочь?

Карл вспомнил ее взгляд, которого оказалось достаточно, чтобы заставить его отступить, ее позу, волю к жизни, почти осязаемо исходившую от нее, когда они вдвоем стояли возле башни. С такими картами вполне можно играть. Он подумал, что, вероятно, у Рен больше шансов на удачу, чем у большинства мужчин-тринадцатых.

Но в основном он был просто рад тому, что ему не придется на нее охотиться.

В комоде возле раковины он обнаружил знакомые капсулы – быстроусвояемое сочетание кодеина и кофеина, как раз то, что надо для его ребер. Пустил из инфракрасных кранов воду в широкую неглубокую мраморную ванну напротив зеркала, намылился и стал смывать с лица белую дрянь. Это потребовало времени. Он более или менее справился, сунул под кран голову, потом вымыл шею. Взял одно из пастельных полотенец Греты Юргенс с поручней возле ванны, вытерся досуха, снова посмотрелся в зеркало и на этот раз испугался себя уже не так сильно.

«А теперь поглядим, сможешь ли ты испугать Онбекенда».

Он бросил в рот капсулу кодеина, разгрыз ее, пару раз сглотнул, провел языком по зубам, подбирая крошки, и запил водой из-под крана. Еще раз глянул в зеркало, словно его отражение могло дать какой-то полезный совет, потом пожал плечами и погасил свет.

Спустился на первый этаж и стал ждать.

– Ты не обязан делать это, – сказал ему Нортон.

Карл прошел мимо него, обходя стол в поисках удачной позиции.

– Обязан.

– Этим ее не вернешь.

Карл нацелился на длинный удар под узким углом к борту.

– Я думал, мы об этом уже спорили.

– Да ради бога, Марсалис, я с тобой не спорю. Я пытаюсь образумить тебя, может даже, помешать расстаться с жизнью. Смотри, похороны Севджи в субботу. Мне не составит труда переправить тебя через границу Союза и защитить от полиции, пока ее будут хоронить. Почему бы тебе не поехать туда?

– Потому что, насколько я понимаю, этим ее тоже не вернешь.

Нортон вздохнул:

– Это не то, чего она хотела бы, Марсалис.

– Нортон, ты, на хрен, никакого понятия не имеешь, чего хотела бы Севджи. – Он ударил по шару, но не рассчитал угол и смотрел теперь, как шар ударился о борт и покатился прочь от лузы. – И я тоже не имею.

– Тогда зачем ты туда собрался?

– Потому что кое-кто однажды дал мне ключ к жизни: делай только то, с чем ты сможешь жить. А я не могу жить с тем, что Севджи мертва, а Онбекенд все еще ходит по земле. – Карл уперся в край стола широко расставленными руками и кивнул на беспорядочно разбросанные по сукну шары. – Твой удар, – сказал он. – Посмотрим, что ты сумеешь с этим сделать.

Глава 54

Болеутоляющее подействовало быстро и оставило ему в подарок легкую тошноту и смутное ощущение общего благополучия, без которого он, пожалуй, предпочел бы обойтись. Карл рыскал по первому этажу, прикидывал огневые позиции, лениво обдумывал оборону. Возился с наваленным на столике для завтрака оружием, но тоже без особого энтузиазма. Ему будто что-то мешало.

Он нашел место, где можно было сидеть и смотреть на каньон и вздымающиеся вокруг него горы. Солнечный свет скользил по хребтам, делая все вокруг сияющим и слегка нереальным. И Севджи Эртекин тут же вошла в его мысли, как будто только того и ждала.

Это было то же самое чувство ее присутствия, которое он испытывал, когда смотрел, как гаснет день над округом Марин и когда уезжал из Манхэттена по мосту Квинсборо. Карл сидел, позволив чувству расти в нем, одновременно проникаясь тем, как подкрадывается понимание, как оно настигает его также бесповоротно, как сам он настиг Грея. Может, дело было в кодеине, повернувшем внутри какой-то синаптический переключатель, впустившем осознание в его разум и в его душу. Севджи ушла, окончательно и бесповоротно постиг его мозг. Но она не то чтобы мертва. Древние гены, доставшиеся ему от предка из Центральной Африки, просто отказывались рассматривать это. Люди не прекращают существование просто так, не исчезают в небытие, чтоб ему пусто было. «Когда люди уходят, – настаивала какая-то глубинно запрограммированная часть его сознания, – это значит, что они уходят куда-то еще, разве нет? А Севджи ушла. Ладно. Так куда именно она ушла? Вот что надо выяснить, потому что тогда можно будет тоже пойти туда, блин, и найти ее, быть с ней и в конце концов избавиться от этой поганой боли».

Вот так.

«Холмы, что погружались во тьму на противоположной стороне залива, – наверно, она может оказаться там? Или, возможно, среди всего этого стекла и стали, на другой стороне моста? Хорошо, может быть, она где-то в этом долбаном каньоне или за хребтами этих гор. А может, она здесь. За этим нереальным сияющим светом, за этим разреженным воздухом, стоит и ждет тебя».

Он впервые в жизни понял, почему губожевам так трудно не верить в жизнь после жизни, в некое другое место, куда ты отправляешься, уйдя отсюда.

А потом, когда Карл победил в себе то, на что был запрограммирован, когда осознание, к которому он пришел, растаяло внутри, на его месте не осталось ничего, кроме саднящей боли в груди и жгучей ненависти.

И тут, будто в ответ на все вопросы, откуда ни возьмись явились вертолеты.

Их было два. Два неприметных воздушных судна осторожно летели через сияющий воздух каньона, будто неуклюжие комары-долгоножки. Немного снизившись, они некоторое время с шумом сновали туда-сюда, и их быстро вращающиеся, размытые пропеллеры сверкали на солнце. Потом вертолеты заняли позицию над рекой напротив дома. Карл мрачно наблюдал за этим через разбитое панорамное окно. Грузоподъемности вертолетов хватало на по меньшей мере дюжину человек. Карл стоял так, чтобы его было не видно и чтобы валявшиеся перед входной дверью трупы создали у вновь прибывших соответствующее впечатление. Вертолеты стали снижаться. Тогда Карл схватил один из автоматов «Штайр» и пальнул примерно в их направлении. Реакция последовала незамедлительно – обе машины подорвались с места и устремились вниз по реке, возможно в поисках безопасного места для посадки.

Карл знал, что там тропа по расщелине спускается к воде, и со стороны берега ее прикрывает другая каменная стена. Его враги вполне смогут вернуться этим путем, вдоль реки, оставаясь невидимыми до тех самых пор, пока не окажутся на поляне перед домом, зеркально повторяя путь, который он сам проделал пару часов назад. Карл слегка нахмурился, прижал к плечу приклад-рамку «Штайра», прищурился в оптический прицел и поводил стволом туда-сюда, приспосабливаясь. Он был почти уверен, что сможет снять всякого, кто попытается приблизиться к дому, прежде чем тот преодолеет хотя бы пару метров по открытой местности. Конечно, его враги могут пойти на приступ, но это маловероятно – они ведь не знают, сколько народу в доме и что могло за это время случиться с Гретой Юргенс, жива она или мертва, в безопасности ли в своей похожей на утробу берлоге или ее стащили вниз, чтобы в любой момент использовать в роли живого щита с беспомощно свисающими, как у тряпичной куклы, руками и ногами.

Да и дом был крепким орешком, разгрызть который нелегко. На эту тему Феррер высказался предельно ясно и многословно: «Мужик, да у этой сучки там прямо-таки крепость долбаная. Прямо в долбаной скале, и сверху туда не попасть, там гладкие склоны, хрен подкрадешься. Я серьезно. – Тут он откинулся назад, руки в карманах новых чистых чиносов[81], ухмыляющийся, уверенный, – таким он стал, заключив сделку. – Мужик, она что, на целую херову армию там рассчитывает, что ли? И все потому, что она, на хер, спать легла? Мужик, я не знаю, чем эта сучка держит Манко за яйца, но, наверно, там что-то охренеть какое серьезное, раз он все это для нее сделал. Должно быть, она сосет божественно или еще что-то в таком духе».

Так же, как до него Стефан Неван, Суэрте сделал из того, что видел, совершенно неправильные выводы. Онбекенд остался в тени. Тот, кто не знал о нем, искал других, более правдоподобных объяснений.

Вроде появления монстров-нелюдей родом с Марса.

Именно это было движущей силой и прикрытием всего, что делал Ортис. «К нам подкрадывается монстр! Всем взять колья и факелы!» И не спрашивайте, даже не спрашивайте, кто на самом деле всему виной.

У реки, там, где стена понижалась, высунулась голова. Карл дал ее обладателю возможность хорошенько осмотреться, а потом выстрелил. В воздух взлетело каменное крошево и пыль, а голова, дернувшись, исчезла за стеной.

Ну, теперь ситуация им ясна.

– Марсалис?

Голос Манко Бамбарена. Карл встал спиной к стене у разбитого окна, держась в тени, и осмотрелся вокруг. Неправдоподобно яркий послеполуденный солнечный свет заливал каньон. Пригнувшись и посмотрев вверх, можно увидеть, как его лучи переваливаются через край каньона, а внизу лежит умиротворяющий синий сумрак лощины. Теперь, когда вертолеты улетели, тут было очень тихо – лишь стрекотали сверчки да жужжали над телами у дверей мухи.

– Черный человек, это ты?

– Хорошая догадка, – крикнул он в ответ, в отличие от Бамбарена не по-испански, а на кечуа. – Чего ты хочешь?

Короткое замешательство. Карл задался вопросом, а может ли Онбекенд следить за разговором на кечуа? Ведь нет никаких гарантий, что он выучил его, пока тайно жил на Альтиплано. Он легко мог обходиться испанским и английским. В качестве ручного пиштако Бамбарена ему не нужно было интегрироваться в местную общину. Такая изоляция – просто воплощенная мечта тринадцатого.

И, разумеется, Бамбарен ответил по-испански:

– Сейчас важнее, чего ты хочешь, Марсалис. Мы можем поговорить?

– Конечно. Заходи.

– Ты гарантируешь, что не пристрелишь меня, пока не услышишь все, что я собираюсь тебе сказать?

Карл усмехнулся:

– Уж не знаю, готов ли ты положиться в этом на слово мутанта?

– Да. Я готов.

– Тогда давай сюда. Без оружия, без бронежилета, руки держи на виду. – Карл выдержал паузу: – Да, и прихвати с собой своего братца.

Долгое-долгое молчание. Раскаленный воздух снаружи наполняло лишь стрекотание сверчков.

– В чем дело, Манко? Ты что, новости не смотришь? Твое дело труба, знаешь ли. Ортис помер, в КОЛИН навели порядок. Мы знаем про Онбекенда. Так что я хочу видеть вас обоих.

Прошла пара минут, но все же две фигуры появились из-за прикрывающей тропу стены и твердо направились в сторону дома, сложив руки за головой. Карл смотрел на них сквозь прицел «Штайра». Одна рука Онбекенда скособочилась, словно ему тяжело было держать ее поднятой. Карл вспомнил слова Севджи в том занюханном баре:

– Я его пару раз зацепила, но этого оказалось недостаточно. Тринадцатый, фиг ли.

– Да, мы те еще подонки. Крепкие.

Он прицелился в лицо Онбекенду, пару раз напряг палец на спусковом крючке. Потом оставил крючок в покое и с досадой отложил ружье в сторону. Взял из кучи на полу пистолет, очередной «глок», проверил заряд и передернул затвор. Когда Бамбарен и Онбекенд достигли дверного проема, Карл отступил назад, не забывая о возможных снайперах за окном, и направил на своих гостей пистолет:

– Заходите.

Онбекенд, не сводя с него глаз, сказал по-английски, как выплюнул:

– Где она, Марсалис?

– Не так быстро. Отошли к столу в нише, оба. Руки все время держать на голове. Я не собираюсь возиться с обыском, поэтому, если кто-то из вас шевельнет рукой без моего разрешения, я сочту это агрессией и убью того, кто это сделал. Ясно?

Бамбарен слегка повернулся в одну сторону, в другую, осматривая помещение. Он кое-что понял, и его глаза округлились:

– Ты пришел один?

– Идите к столу и сядьте в кресла, которые я выдвинул. Пока будете садиться, держите руки на голове, а потом положите их перед собой на стол. Никаких резких движений. Резкое движение означает смерть.

Он потянул входную дверь, закрывая ее. Замок защелкнулся.

Страницы: «« ... 3132333435363738 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Внимание! В мир пришел Великий Демон Ярости – Криан! Первозданный Хаос разорвал Пелену Великого Оке...
«Теплое летнее солнце позолотило на прощанье верхушки далеких деревьев, и по небу растекся кроваво-к...
К непослушным девочкам всегда приходят плохие Санты…Я не ждала его, но он залез в дом через каминную...
Ставки сделаны, ставок больше нет!Остался последний рывок, чтобы раз и навсегда покончить с преступн...
Кармин Галло, автор бестселлеров по коммуникациям, убежден, что одна яркая и эмоциональная история с...
Два тома эксклюзивного иллюстрированного издания бессмертной комической эпопеи Ярослава Гашека «Похо...