Черный человек Морган Ричард
– Марсалис, со мной пятнадцать человек. – Бам-барен направился к столу, его голос звучал негромко и буднично. Он тоже перешел на английский: – Ты в ловушке. Давай поговорим об этом.
– Мы поговорим об этом, да. Но сперва вы должны будете сесть. Держите руки так, чтобы я их видел, а потом положите их перед собой ладонями на стол.
Мужчины уселись – неуклюже, оттого что им приходилось держать руки поднятыми. Бамбарен занял место во главе стола, Онбекенд опустился рядом. Эта часть помещения была углублена в скалу, тут было прохладно и сумрачно, так что гости выглядели участниками какого-то таинственного спиритического сеанса: спины чопорно выпрямлены, ладони на столе, лица напряжены. Карл выдвинул кресло и расположился напротив Онбекенда, на изрядном расстоянии от стола, уперся рукой с «глоком» в колено.
– И что теперь? – спокойно спросил его другой тринадцатый.
– А теперь мы обсудим, почему бы мне не убить вас обоих. Есть идеи?
– Тебе так не терпится умереть, черный человек? – спросил Бамбарен.
Карл чуть улыбнулся ему:
– Ну да, пятнадцать против одного – нелучший расклад, согласен. Но с другой стороны, восемь против одного вроде как немногим лучше, но теперь эти восемь лежат перед дверью, мухам на радость.
– Ты так ничему и не научился? – Онбекенд смотрел на него с тем же презрением, что и в баре в Бейвью. – Ты по-прежнему всего лишь солдат на службе у губожевов?
Бамбарен будто одеревенел. Карл снова изобразил на лице легкую улыбку.
– Полегче с этим словом, братан. Манко не виноват в том, что он просто унаследовал от Изабеллы свою лимбическую систему и половину хромосомного набора, которые остались без усовершенствований и модифицикаций.
Онбекенд едва удостоил Бамбарена беглым взглядом:
– Я не имею в виду Манко, и он это знает. Я о тех людях в ООН, которым ты душу продал.
– Они меня сюда не посылали.
Глаза Онбекенда сузились:
– Тогда почему ты здесь?
– Потому что ты убил моего друга.
– Если у тебя есть друзья, наемник, то я их не знаю. Кого я убил?
– Ты ранил женщину по имени Севджи Эртекин, офицера полиции, когда она преследовала тебя на улице в Бейвью. Ты стрелял из «Хаага», поэтому она умерла.
– Ты ее трахал?
– Да, мы с ней трахались. Как вы с Юргенс.
Лицо Онбекенда побледнело, когда он сделал выводы из этих слов. Он откашлялся и тихо сказал:
– Это была перестрелка. Никаких личных мотивов. На моем месте ты сделал бы то же самое.
Карл подумал о лагере «Гаррод Хоркан» и Габи, которую убила пуля из «Хаага».
– Суть не в этом.
– А в чем тогда?
Карл пристально посмотрел на другого тринадцатого:
– В расплате.
– Послушай меня, Марсалис, – Манко Бамбарен неправильно понял услышанное, – если мы, по-твоему, что-то тебе задолжали, всегда можно договориться.
– Заткнись, Манко. – Tayta посмотрел на Онбекенда так, будто тот влепил ему пощечину. Онбекенд не обратил на это никакого внимания, возможно, даже не заметил его реакции, он не сводил глаз с лица Карла. – Ты хочешь, чтобы я выкупил жизнь Греты ценой своей жизни?
– Почему бы и нет? Ты ведь предложил подобную сделку Тони Монтес в Вольной Гавани, так? Ее жизнь за жизнь ее детей.
Онбекенд посмотрел на свои руки:
– Если бы ты знал, что Тони Монтес делала со своей жизнью, прежде чем обзавелась этим именем, и что она делала с чужими детьми, прежде чем обзавелась своими, ты, возможно, не судил бы меня так строго.
– Я вообще тебя не сужу и не осуждаю. Я просто хочу, чтобы ты сдох.
– Если ты убьешь его, черный человек, тебе придется убить и меня тоже. – В голосе Бамбарена звучала спокойная решимость. – И тогда мои люди уничтожат тебя, как бешеного пса.
Карл бросил на него взгляд. Улыбнулся, слегка покачал головой:
– Ты действительно очень рад тому, что у тебя снова есть младший брат, правда же, Манко? Что ж, не могу винить тебя за это. Но, может, ты хочешь кое-что узнать об этом своем братце? – Он кивнул на Онбекенда. – Он – один из близнецов. На самом деле у тебя два младших брата, которые появились на свет в итоге отчаянных попыток твоей матери остаться на плаву в новом корпоративном Перу, в этой стране-мечте. Второго звали Аллен Меррин, но он, к сожалению, мертв. Хочешь знать, почему?
Бамбарен переводил взгляд с одного тринадцатого на другого.
– Он мертв, потому что ты убил его, Марсалис, – буднично сообщил Онбекенд. – Так я слышал.
– Он мертв, потому что его близнец, вот этот самый Онбекенд, вытащил его с Марса в качестве жертвенного набора генов. Продал своим работодателям. Использовал, чтобы объяснить…
– Но убил-то его ты, так?
Tayta уставился на Онбекенда:
– О чем он вообще? Что произошло?
– Ничего.
– Не говори мне, что ничего не случилось, Онби. – Голос Бамбарена стал напряженным, а на его лице появилось то же выражение, которое Карл видел, когда Онбекенд использовал словечко «губожевы». – О чем он говорит?
– Я говорю об еще одном сыне Изабеллы. – Все это время Карл целился из пистолета в Онбекенда. – Проданная гринго яйцеклетка твоей матери через несколько дней после оплодотворения разделилась надвое, и проект «Страж закона» получил двух идентичных тринадцатых по цене одного. Это очень удобно, когда дело доходит до генетического следа на месте преступления. Пока твой братец расправлялся с людьми из своего прошлого, которые вдруг стали ему мешать, он заодно устроил так, чтобы вину за это возложили на его близнеца.
– Не слушай его, Манко. Это…
– Он лжет? – По выражению лица tayta было ясно, что это риторический вопрос. Голос Бамбарена упал почти до шепота: – Ты сделал это? Использовал своего кровного родственника для прикрытия?
– Манко, мне не из чего было выбирать. Я рассказал тебе о положении, в которое поставил меня Ортис, я рассказал тебе, насколько оно опасно…
– Но об этом ты мне не говорил!
Теперь Бамбарен весь трясся, по-прежнему глядя на тринадцатого, с которым у него были общие гены. Его голос исказился от сдерживаемой ярости:
– Брат? – спросил он хрипло. – Близнец? Ты продал своего близнеца? После того как пришел ко мне, и я дал тебе…
– Это неважно, Манко! Я не был с ним знаком, мы даже никогда не встречались…
– Он был твоей крови! – Бамбарен начал вставать. Карл пригрозил ему «глоком», и Бамбарен осел обратно, напряженный, будто сжатая пружина. – Он был крови твоей матери! Когда ты явился ко мне, я говорил тебе, что кровь – это все. Корпорации украли наши души, они расшатывают связи, которые дают нам силу, превращают нас в одинаковых и чужих друг другу людей, заставляют жить в одиночку в полимерных ящиках. Семья – это все, что у нас есть.
– На тринадцатых это не распространяется, – мрачно сказал ему Карл.
Наступила долгая пауза.
– Манко, послушай меня, – начал Онбекенд, – я сделал это, чтобы защитить…
– Ты хоть раз говорил нашей матери о нем? – Лицо Бамбарена стало холодным и жестким, как камни Саксайуамана, а голос постепенно нарастал, подобно ветру – Ты сказал Изабелле, что у нее где-то есть еще один сын?
Терпение Онбекенда лопнуло:
– Да ну на хер, Манко, в этом не было никакого смысла!
– Нет?
– Нет! Он был на Марсе!
Тишина, наступившая после этих слов, была как прилив, как дыхание, задувшее свечу. Они сидели молча в полумраке ниши.
– Думаю, Манко, тебе не захочется узнать, как другого твоего брата убедили вернуться с Марса, правда?
Онбекенд весь напрягся, его голос стал скрипучим:
– Марсалис, предупреждаю тебя…
– Даже не думай об этом, – сказал ему Карл. – Я уложу тебя еще до того, как ты жопу от кресла оторвешь.
По-прежнему держа пистолет направленным на тринадцатого, он покосился на Бамбарена. Tayta тоже посмотрел на него.
– Видишь, Манко, этот твой непредсказуемый братец заключил сделку с Марсом. Думаю, ты ничего о ней не знал.
– Это была не сделка, – взревел Онбекенд. – Это была стратегия, обман.
– Хорошо, он организовал обман, причем от твоего имени. Предполагалось, что другой твой брат прибудет сюда в качестве наемного убийцы марсианской familia. Была состряпана целая история о том, что в familia Лимы готовится чистка, которая положит конец afrenta Marciana[82], чтобы вы снова смогли вести дела с Марсом. Я верно излагаю, Онбекенд?
– Ты сделал это? – прошептал Манко Бамбарен. – Даже это?
– Ладно тебе, Манко, мы же довольно часто об этом говорили, – нетерпеливо отмахнулся Онбекенд. – Правда, не всерьез, но…
– Ты использовал мое имя?
– Да, косвенно. Марсалис, урод, слушай меня…
Бамбарен бросился через стол на Онбекенда. Потрясенный тринадцатый вскочил, готовясь дать отпор. Карл поднял «глок».
– Джентльмены! – предостерегающе произнес он.
Бамбарен, казалось, не услышал его. Он уперся руками в стол, по-прежнему глядя в лицо мужчины, которого принял как брата. Он все так же говорил по-английски, и от гнева его акцент усилился:
– Ты, мразь, использовал мое имя?
– Сядь, Манко, – сказал ему Карл. – Я повторять не стану.
Но босс familia не сел. Вместо этого он демонстративно повернулся лицом к Карлу и его «Блоку». Глубоко вздохнул.
– Сейчас я хотел бы уйти, – холодно сказал он. – Это дело меня больше не интересует. И я снимаю защиту с Греты Юргенс.
– Но, Манко, чтоб тебя, ты не можешь…
– Не говори мне, что я могу и чего не могу, мутант. – И Манко оттолкнулся руками от стола. Посмотрел на Карла: – Ну? На этом наши дела закончены, черный человек?
– Конечно. – Карл и не надеялся, что все это так здорово сработает, но не собирался упускать неожиданную удачу. – Иди к выходу, руки за головой. Выйдешь и закроешь за собой дверь. И хорошо бы мне в течение десяти минут услышать, как взлетают твои вертолеты.
Бамбарен встал и заложил руки за голову. Один долгий миг они с Онбекендом смотрели друг на друга.
– Не делай этого, – проговорил Онбекенд натянутым голосом. – Я твой брат, Манко. Уже четырнадцать сраных лет, как я твой брат.
– Нет, – голос Бамбарена казался таким же холодным, как скала, в алькове которой все они находились, – ты не мой брат, ты ошибка. Моя ошибка, ошибка моей матери, ошибка бездушных гринго. Ты, сука, жертва мутации, тварь, которая проникла в мою семью и использовала меня, тварь, которая готова жировать за мой счет и глодать мои кости, лишь бы прокормиться. Мне следовало послушать остальных, когда ты ко мне явился.
– Ты тоже использовал меня, козел!
– Да. Я использовал тебя в качестве того, кто ты и есть по своей сути. – И Бамбарен плюнул на стол перед тринадцатым. – Мутант! Пиштако! Ты мне никто.
Онбекенд уставился на плевок. А потом неожиданно вскочил.
– Хорош, Онбекенд. – Карл стукнул по столешнице, качнул пистолетом. – Сядь, мудила.
На губах Онбекенда появилась мрачная улыбка.
– Вот уж вряд ли.
Карл резко поднялся. Его стул отлетел назад, а «глок» смотрел теперь прямо в лицо Онбекенду.
– Я сказал…
И тут Бамбарен бросился на него, будто оперпес.
Карл потом так и не смог понять, почему tayta напал на него. Может быть, виной тому был гнев, гнев на Онбекенда, который распространился на всех тринадцатых, а то и на всех модификантов или хотя бы на тех, кто находился в пределах его досягаемости. Или, может, гнев вызвала непривычная беспомощность, которую он ощущал, сидя под прицелом пистолета. А может – Карл ненавидел даже саму мысль об этом – дело было вовсе не в гневе, может, два непохожих друг на друга брата, Бамбарен и Онбекенд, все это время играли с Карлом, импровизировали, старались использовать ситуацию, и у них получилось.
Бамбарен вывернул руку Карла с «глоком», огибая угол стола и крича. Пистолет выстрелил один раз, не причинив никому вреда. Карл извернулся, воспользовался инерцией движения противника и перебросил того через бедро, изо всех сил пытаясь понять, куда делся Онбекенд. Бамбарен атаковал его свирепыми приемами уличных драк, давя пальцами на глаза, ударив коленом в пах. Карл выронил пистолет. Оба они упали на пол, и теперь каждый норовил оказаться сверху.
Таниндо и меш победили. На стороне Бамбарена была древняя, отточенная жестокость уличных потасовок, но ее притупили возраст и долгие годы высокого положения. Карл вырвался из его хватки. Хотя на тринадцатом была вебларовая куртка, зубы сами сжались, когда боль от удара по поврежденным ребрам проникла сквозь кодеиновую вуаль. В пах пришло колено противника, дыхание перехватило, он зарычал, а потом впечатал локоть в лицо tayta. Тот содрогнулся. Карл костяшками пальцев двинул ему под подбородок. Бамбарен поперхнулся и…
За спиной раздался знакомый сухой щелчок автомата «Штайр».
Карл оставил в покое Бамбарена и перекатился под защиту стола и кресел. Tayta выкрикнул что-то, а потом его крик захлебнулся в коротком шквале автоматной очереди. Пули пробивали столешницу, будто это был картон. Карл слышал, как они молотят по служившей стеной скале позади него. Что-то ударило в спину. Рикошет, пронеслось в сознании. «Тлок», где же хренов «Глок»…
…все прекратилось. Со своего места на полу Карл видел согнутые в коленях ноги Онбекенда, который осторожно двигался вперед, выбирая позицию для безупречного выстрела. Карл сделал единственное, что ему оставалось: стремительно вскочил на ноги (спасибо мешу и бурлящей энергии), схватил за две ножки изрешеченный стол и, будто щитом, ткнул им вперед. Онбекенд огрызнулся короткой очередью, стол упал, как брошенная игральная карта, только невероятно медленно, а Карл метнулся в сторону. «Штайр» затарахтел, Карла настигло несколько пуль, вебларовая куртка вдавливалась и нагревалась, выстрелы отшвырнули его к стене ниши.
Потом стрельба прекратилась.
Это было почти комично. Онбекенд стоял с внезапно замолчавшим оружием в руках. В тишине раздался негромкий металлический стук, наводящий на мысли о подтекающем кране, – датчик оповещал, что автомат разряжен. Взгляд Онбекенда метнулся от лица Карла к «Штайру», на котором подмигивал красный огонек. Правильно, ведь времени проверить магазины у Онбекенда не было, он просто схватил на столике первый попавшийся ствол, а тот оказался почти разряженным.
Карл с криком оторвался от стены.
Онбекенд швырнул в него бесполезную винтовку. Карл увернулся. Онбекенд попытался вцепиться в него, Карл не дал противнику возможности, ударил его кулаком, отшвырнув назад, и обрушил на него шквал приемов таниндо. Онбекенд ставил блоки и прикрывался, пытался атаковать в ответ, но Карл видел, как мешают ему раны от пуль Севджи, и чувствовал, как сквозь оскал зубов наружу рвется рык свирепого удовлетворения, а сердце наполняет предвкушение. Он закрылся, прорвал оборону противника и врезал ему кулаком в челюсть. Онбекенд отпрянул, налетев спиной на разбитое панорамное окно. Карл краем глаза заметил, как торчащие из рамы острые прозрачные осколки, похожие на зубья пилы, блестевшие в свете солнца, тускнеют от красных кровавых потеков. Он шагнул к Онбекенду…
И увидел снаружи притаившегося человека на полусогнутых.
Карл успел заметить потрясенное, перепуганное лицо и поднятый дробовик. К тому времени его уже несло вперед, и он мог лишь качнуться в сторону, надеясь убраться с линии огня. Дробовик выстрелил, в воздух брызнули новые осколки стекла, и Онбекенд взревел. Карл дотянулся до столика и повалился на пол, зацепив по дороге клацнувшее оружие. Он схватил первый попавшийся ствол, оказалось – еще один автомат, снял его с предохранителя и опустил палец на спусковой крючок, стоило только двери рывком открыться.
За ней оказалось двое людей Бамбарена. Они снесли замок выстрелом и ворвались внутрь, один стоял в полный рост, другой пригибался. Карл сидел на полу, спиной к столику для завтраков, совершенно не там, где они ожидали. Он нажал на спусковой крючок, дав очередь. Мужчин отбросило назад, оба они колотили руками воздух, будто пытались отмахнуться от пуль. Одного вышвырнуло из дома, и он упал перед дверью, подняв клубы пыли; нога второго зацепилась за дверной косяк, заставив его рухнуть на месте. Карл вскочил, встал так, чтобы его не видно было из окна, изогнулся и очередью снял того, что стрелял из дробовика.
Прерывистая пальба издалека. Новых бойцов нет. Во внезапно наступившей тишине настойчиво задребезжал, требуя дозарядки, «Штайр». Его предыдущий владелец скотчем примотал к основному магазину другой, перевернутый вверх ногами. Карл поставил автомат на предохранитель и поменял магазины местами.
Где-то на полу застонал Онбекенд.
Карл бросил взгляд в сторону окна и увидел снаружи пригнувшиеся, поспешно отступающие в укрытие на тропе фигуры. Он шмальнул им вдогонку короткой очередью, глубоко вздохнул, вернулся к дверному проему и пнул ботинком лежащего на пороге человека, выпихивая его из дома, чтобы можно было закрыть дверь, но вдруг понял, что тот еще жив, что он часто дышит, закрыв глаза. Карл прострелил ему голову, выпинал наружу и закрыл дверь. Потом подтащил валявшееся на полу кресло и подпер им дверную ручку. Проделывая это, он ощутил смутную боль, остановился, осмотрел защитную куртку и обнаружил лоснящиеся выпуклости там, где генномодифицированный веблар остановил пули и, расплавившись, сомкнулся вокруг них. Однако из-под нижнего края куртки сочилась кровь. Карл отогнул его и увидел уродливую рану в верхней части бедра. Кто-то зацепил его в последние минуты полторы, когда он прыгал, или выгибался, или падал. Может, Онбекенд, может, ребята, которые ворвались в двери, а может даже, шальная пуля, прилетевшая откуда-то снаружи.
Стоило только увидеть рану, как боль накатила с новой силой. Карл осел, облокотившись о ручку подпиравшего дверь кресла.
– Какая, мать ее, ирония, – влажно кашлянул с пола Онбекенд, – я был так близок к тому, чтобы тебя прикончить, и тут один из долбаных мордоворотов Манко выводит меня из строя.
Карл бросил на него усталый взгляд:
– Ничего ты не был близок.
– Да? Ну и пошел ты, – приподнялся с пола Онбекенд. – Манко?
Нет ответа.
– Манко?
Карл удивленно посмотрел через всю комнату в лицо другого тринадцатого. Черты лица Онбекенда исказились от усилия, когда он попытался сесть. Его раскуроченная выстрелом дробовика грудь была в крови. Сквозь сжатые зубы Онбекенда вырвался стон, когда он уперся обеими руками в пол, чтобы сесть, но из этого ничего не вышло, и тринадцатый снова упал.
– Я схожу посмотрю, – сказал ему Карл.
Манко Бамбарен лежал на спине на полу в луже собственной крови и слепо глядел в потолок. Похоже, все произошло мгновенно, пули Онбекенда угодили ему в грудь, когда он попытался встать. Карл несколько секунд смотрел сверху вниз на босса familia, потом двинулся обратно.
– Он мертв, – невнятно из-за пузырящейся в горле крови сказал Онбекенд, – так?
– Да, он мертв. Удачный выстрел.
Булькающий смех:
– Я целился в тебя.
– Да? В следующий раз целься лучше.
Карл почувствовал, как по ноге расползается влажное тепло, глянул вниз и увидел, что кровь пропитала пояс брюк и штанину на бедре. Даже несмотря на действие обезболивающего грудь болела, точно сдавленная тисками. Он подумал, что, может быть, веблар не сработал и пропустил пулю, такое иногда случается при одновременном массированном воздействии на один участок защитной куртки, ему прежде доводилось такое видеть. А может быть, кто-то снаружи, какой-нибудь оружейный фетишист, обстрелял его бронебойными пулями, просто чтобы порисоваться перед остальными. Они достаточно мощные, чтобы сразить обдолбанного чернокожего, точь-в-точь как в учебниках истории Ровайо. Достаточно мощные, чтобы сразить тринадцатого. Чтобы остановить вышедшего на охоту хищника.
– Ага. Все-таки я не зря старался.
Онбекенд тоже увидел кровь.
Карл сполз на пол, прислонился спиной креслу, блокировавшему дверь, и согнул ноги в коленях. Проверил заряд «Штайра». Косые лучи солнца падали на пол в полуметре от его плеча, и, неизвестно почему, от их вида сидящего в тени Карла пробрал озноб.
– Сколько их там на самом деле? – спросил он Онбекенда.
Другой тринадцатый, отделенный от Карла всего несколькими каменными плитками пола, повернул голову и осклабился. Его зубы были в крови.
– Пожалуй, их слишком много, чтобы ты мог с ними справиться. – Он сглотнул. – Скажи мне кое-что, Марсалис. Скажи мне правду. Ты ничего не сделал Грете, так?
Карл некоторое время смотрел на него.
– Так, – ответил он наконец, – с ней все в порядке, она спит. Я пришел сюда не по ее душу.
– Это хорошо. – Лицо Онбекенда исказил спазм боли. – Ты, значит, пришел по мою душу, да? Прости, что я тебя опередил, брат.
– Ни хера я тебе не брат.
Стало тихо, если не считать булькающего влажного дыхания Онбекенда. Свет снаружи как-то переменился. Карл и Онбекенд были в тени, но яркие солнечные лучи падали между ними на темные плитки, словно поджигая их и затягивая воздух дымкой, полной пляшущих пылинок. Карл с усилием дернулся вперед и погрузил руку в это сияние, коснувшись кончиками пальцев нагретых плиток.
Итак, это точно, под вебларовой курткой по груди стекала кровь. Он запрокинул голову и вздохнул.
Итак.
Он внезапно задался вопросом, как будет звучать группа «Толстяков сложнее похитить», которая на следующей неделе выйдет на сцену Марсианского мемориального зала в Блайте. И хороша ли она вообще или так, ерунда какая-то.
– Пятнадцать.
Он уставился на Онбекенда.
– Что?
– Пятнадцать человек. Манко сказал тебе правду. Плюс два пилота, но она за бойцов не считаются.
– Пятнадцать, значит?
– Ага. Но ты же парочку только что положил перед дверью, так?
– Троих. – Карл взглянул на перила галереи, и его глаза расширились. На мгновение ему показалось, что там стоит Елена Агирре, прислонилась, смотрит вниз. – Считая того парня, который в тебя попал. Остается ровно дюжина. Как они, по-твоему, ничего?
Онбекенд рассмеялся и закашлялся, выплевывая кровь.
– Они довольно-таки херовенькие. В смысле по гангстерским меркам они хороши. Но против того, кто прошел школу «Скопы»? Против тринадцатого? Дюжина обосравшихся со страху губожевов? Несерьезно.
Карл скривился:
– Ты просто хочешь, чтобы я убрался отсюда и оставил тебя вдвоем с Гретой. Так?
– Нет, побудь еще. Давай поговорим.
Карл удивленно посмотрел на другого тринадцатого.
– А нам есть о чем говорить?
– Конечно, есть. – Онбекенд еще мгновение смотрел на Карла, потом снова запрокинул голову и уставился в потолок. Вздохнул, булькая кровью. – Ты ведь так этого и не понял. Даже сейчас, когда тут только мы с тобой, а они все снаружи. Ты так этого и не увидел.
– Чего?
– Того, кто мы есть по сути. – Второй тринадцатый с трудом сглотнул, и его голос стал менее булькающим: – Смотри, эти долбаные губожевы поднимают столько шума вокруг равенства, демократической саморегуляции общества, свободы слова. Но что получается в результате? Ортис. Нортон. Рот. Внушающие доверие, жадные до власти мужчины и женщины, ходят, улыбаются избирателям, руки жмут, всех так понимают, но цели у них все те же, ничего не изменилось с тех пор, как нас истребили в первый раз. И каждый губожев, каждый из этих кретинов берет под козырек и встает в строй ради этого дерьма.
Последние слова почти потонули в хриплом дыхании. Карл кивнул и уставился на гладкую матовую поверхность оружия, которое он держал в руках.
– Но не мы, так?
– В точку, сука, не мы. – Онбекенд закашлялся. Карл увидел на полу возле него освещенные солнцем кровавые пятна. Пришлось подождать, пока приступ кашля пройдет, и дыхание другого тринадцатого восстановится. – Не мы. Знаешь, как превратить тринадцатого в современного человека? Его надо приручить. Сделать то же самое, что сделали с волками, когда превратили их в собак. Что делали на лисьих фермах в Сибири в двадцатом веке. Тебя выбрали для одомашнивания, Марсалис. За отсутствие агрессии и уступчивость. И знаешь, как они этого добились?
Карл ничего не ответил. Он читал об этом много лет назад. Давным-давно, еще в начале девяностых, когда проект «Скопа» был законсервирован и все они сидели сиднем, ожидая, чем обернется для них доклад Джейкобсена. Читал, но прочитанное не задержалось в памяти, и теперь он мало что мог вспомнить. Но он не забыл, как пытался заговорить с Сазерлендом о происхождении мифологии, и не забыл, как этот здоровяк с ворчанием уклонился от темы. «Живи здесь и сейчас, ловец, – буркнул он. – А сейчас ты на Марсе».
Что ж, пусть Онбекенд выскажется до конца.
– Я расскажу тебе, как, – отрывисто проговорил умирающий тринадцатый. – Каким образом сформировался современный человек. Его вывели путем отбора незрелых индивидов, обладающих свойствами хилых щенков. Тринадцатое поле[83], мужик. В человеческом мозге оно появилось и развилось одним из последних, на финальных стадиях эволюции. А потом его на протяжении двадцати тысяч лет искореняли, не давая тем, у кого оно было развито сильнее, оставлять потомство, потому что эта часть мозга слишком опасна для, блядь, севооборота. Мы не модификанты, Марсалис, мы – последние настоящие люди. Это губожевы – мутанты. – Очередной приступ кашля – и голос Онбекенда опять стал глухим и булькающим – Современные люди – ебаные подростки, инфантилы недоделанные. Стоит ли удивляться, что они делают то, что им говорят?
– Ага, мы тоже так поступаем, – угрюмо сказал Карл, – как ты помнишь.
– Они пытаются обуздать нас. – Онбекенд повернулся к Карлу и отчаянно посмотрел на него. Он снова сплюнул кровью и стал откашливаться. Казалось, это длилось целую вечность. – Но мы отобьемся. Непременно отобьемся, мы генетически запрограммированы отбиться. Мы – их последняя надежда, Марсалис. Только мы спасем их от Ортисов, Нортонов и Рот. Только нас эти гады и боятся, потому что нас не подчинить, из нас не сделать удобных детишек, которые будут паиньками в их убогом пластиковом мире.
– Ну, раз ты на этом настаиваешь… – Марсалис смотрел, как солнце медленно перемещается по плиткам пола. Казалось, оно ползет к Онбекенду: так языки пламени ползут по краю горящего бумажного листа, продвигаясь все глубже.
– Да, сука, настаиваю. – Второй тринадцатый слабо улыбнулся ему за лучами света, поникнув головой. Пошевелил рукой, прижал ладонь к освещенной солнцем плитке и попытался приподняться, но ладонь соскользнула, и рука безжизненно упала. – Мы – долгий путь назад, к равенству времен охоты и собирательства, Марсалис. Мы покажем этим гондонам, что такое свобода на самом деле.
– Ты-то уже ничего не покажешь, – отметил Карл.
Онбекенд скривил рот, показались окровавленные зубы:
– Да, но ты можешь.
– Я ранен, Онбекенд. А снаружи двенадцать бойцов.
– Эй, но ты же выиграл в лотерею! – Онбекенд задыхался. – Разве ты не из везунчиков?
– Лотерея была надувательством. Я подделал результат.
Смех. Словно чьи-то крошечные руки отбивают по бочке из тонкой жести медленный ритм долгого-долгого, далекого пути.
– Ну вот, пожалуйста. Поступок настоящего тринадцатого, брат. Не играть в игры этих людишек, а находить способы их обставить. Марсалис, ты тринадцатый. Ты сможешь.
Онбекенд снова перевернулся на спину. Уставился в потолок. Подкравшееся солнце лизнуло его руку.
– Ты им покажешь, – выдавил он.
К нему подобралось солнце, укутывая тело все тем же ярким, пыльным сиянием. Он не сказал больше ни слова.
Карл слышал, как снаружи разговаривают, стараясь приободрить друг друга, люди Бамбарена.
«Наверно, я снова встречусь со всеми вами в саду».
Казалось, она тут, рядом, шепчет ему прямо на ухо. А может, это снова Елена Агирре. Он вспомнил, как сжимал в больнице руку Севджи, сухую, невесомую. Как говорил ей о солнечном свете, который пробивается сквозь кроны.
Он вытащил из «Штайра» полный магазин и посмотрел на мягко поблескивающий верхний патрон, потом вставил магазин на место.
«Я подтянусь туда, Севджи. Догоню тебя.
Мы все тебя догоним».
Онбекенд перестал дышать. Теперь он был весь освещен солнцем. Карл поежился в тени со своей стороны окна. Ему показалось, что снаружи слышны какие-то звуки, что там кто-то крадется, стараясь не шуметь.
Он вздохнул и толчком поднялся на ноги. Это оказалось сложнее, чем он думал. Не спеша потянулся к оружию, которое было свалено возле столика, взял «глок» и сунул его за ремень – потом пригодится. Поднял еще один «Штайр», проверил магазины и повесил автомат на шею, старательно поправив ремень. Он воспользуется этим автоматом, когда разрядится первый, тот, который сейчас у него в руках. Конечно, это дополнительный вес, но даже так это всяко легче, чем переть на себе гарпунник.
«Дюжина обосравшихся со страху губожевов». Неплохой расклад для парня, который выиграл в лотерею.
«Ты им покажешь».
– Черта с два, – пробормотал он.
Отодвинул в сторону кресло, приоткрыл дверь, выглянул наружу. Он никого не увидел, да, впрочем, и не ожидал увидеть. Но они придут, рано или поздно, проверить, как там человек, который отдавал им приказы, говорил, что надо делать, кормил их.
Увидимся в саду.
Призрачный шепот снова раздался у самого его уха, откуда-то из тени за спиной. На этот раз Карл действительно слышал его. Волосы на загривке встали дыбом. Он кивнул, потянулся назад левой рукой и положил ладонь на шею, туда, где ее коснулся этот голос. Еще раз посмотрел на сияющий труп Онбекенда, снова проверил оружие и опять кивнул сам себе.
Глубоко вздохнул.
А потом вышел из дома на солнце.