Девушка, которая должна умереть Лагеркранц Давид
Юханнес и в самом деле оставлял впечатление уникума. Каждый раз он с головой бросался в новое дело, успевая рефлектировать на ходу, и одно это сводило Ребеку с ума. Он всегда оказывался чуть выше остальных, полагал, что любую проблему можно решить засучив рукава, и порой требовал от мальчиков слишком многого.
– Вы можете лучше, – была его любимая поговорка.
При этом он редко находил время для Ребеки. Чаще ограничивался поцелуем на лету и подбадривающим пожеланием или заверением вроде: «Ты выкрутишься… я знаю, ты справишься».
Став министром, Юханнес и вовсе выпал из ее жизни. Все чаще засиживался за работой допоздна, а чуть свет снова был на ногах, бежал традиционные полмили и выполнял «комплекс морского котика»[25] – так он это называл. Таков был его темп. Юханнеса, похоже, совсем не заботило даже то, что ветер переменился, и он, кого так любили, оказался беззащитен перед обрушившейся вдруг волной ненависти.
Зато Ребека переживала за двоих. Вечерами, набрав в «Гугле» его имя, все глубже погружалась в трясину самых нелепых обвинений. И все чаще винила во всем себя и свои еврейские корни. Иначе каким образом Юханнес, при всей безупречности своей «арийской» внешности, мог стать жертвой антисемитских кампаний?
С него же все было как с гуся вода.
– Все переменится, Бека, – повторял он. – И лишь сделает нас сильнее…
Но любая невозмутимость имеет предел прочности. Юханнес не умел ни ныть, ни жаловаться, неиссякаемый оптимизм словно нес его по жизни на автопилоте. Тем не менее в пятницу, ничего не объяснив, он взял недельный отпуск – что, помимо прочего, должно было доставить коллегам из штаба лишние заботы.
Так они снова оказались на острове Сандён, в большом доме у самой воды. Мальчиков отправили к бабушке, с телохранителями, конечно, – ох уж эти парни, с которыми Ребека так любила поболтать…
Юханнес закрылся в кабинете на втором этаже. Ребека слышала, как вчера он кричал по телефону, а сегодня утром даже пропустил пробежку. Быстро позавтракал и, ни слова не говоря, снова скрылся за дверью.
Что-то шло не так, Ребека это чувствовала. Снаружи дуло. Она делала на кухне салат из свеклы с сыром фета и кедровыми орешками. Близилось время обеда, Юханнеса следовало по крайней мере предупредить.
Когда Ребека заглянула в дверь, постучавшись – хотя обычно проникала в кабинет мужа без лишних церемоний, – он спешно собрал на столе какие-то документы. Не веди Юханнес себя так подозрительно, она и не взглянула бы на них. Среди бумаг мелькнула история болезни пациента психиатрической клиники, и Ребека на мгновение опешила. Но потом решила, что это может быть связано с проверкой какого-нибудь нового сотрудника, и попробовала улыбнуться, как раньше.
– В чем дело? – раздраженно спросил он.
– Обед, – ответила Ребека.
– Но я не голоден.
«Ты вечно голоден», – мысленно возразила она.
– Ты можешь сказать, что произошло?
– Ничего.
– Я тебе не верю. – Теперь Ребека тоже начинала нервничать.
– Ничего, я тебе говорю, – повторил он.
– Ты болен?
– С чего ты так решила?
– Ты читал историю болезни, что я должна была решить? – прошипела Ребека и сразу поняла, что совершила ошибку.
Юханнес взглянул на жену с такой ненавистью, что той не оставалось ничего другого, как только покинуть его кабинет, бормоча извинения, и снова спуститься на кухню.
«В чем дело? – недоумевала она. – Еще совсем недавно мы были счастливы».
Лисбет знала, что Камилла находится в квартире на Страндвегене в Стокгольме, вместе с хакером Юрием Богдановым и старым агентом ГРУ Иваном Галиновым. Ситуация требовала немедленных действий, Саландер не могла понять только, каких именно. А потому, пока суть да дело, продолжала заниматься шерпой Микаэля Блумквиста.
Возможно, это было бегство от действительности. «Бам вьювер» выдал шестьдесят семь маркеров в сегменте ДНК. Саландер проходила их один за другим, пока в конце концов не вышла на одну примечательную гаплогруппу предков по отцовской линии.
Она называлась DM174 и тоже была достаточно редкой. Дальнейшее зависело от того, что скажут московские специалисты. Саландер набрала название гаплогруппы в поисковом окошке на сайте «Y-фулл» и стала ждать.
Время тянулось так медленно, что она успела выругаться, а когда пришел ответ, не поверила своим глазам. Лисбет вообще не понимала, чем она занимается. Ей нужно было следить за Камиллой, а не раскапывать родословную бездомного с Мариаторгет.
Так или иначе, система выдала 212 совпадений, сгруппированных по 156 фамилиям. Саландер присвистнула – это было лучше, чем она ожидала. Прикрыла глаза и, взбодрив себя парой пощечин, продолжила поиски. Теперь Лисбет проверяла каждого из списка фамилий на наличие других необычных вариаций в сегментах. Она понимала, что делает не то, что у нее есть проблемы более насущные. Тем не менее одно имя повторялась снова и снова. Некто Роберт Карсон из Денвера, штат Колорадо.
В его внешности определенно чувствовалось что-то азиатское. В остальном же он был американцем до мозга костей – марафонцем, слаломистом и геологом из местного университета. Роберт Карсон, сорока двух лет, отец троих детей и сторонник Демократической партии, активно противостоял лобби Национальной стрелковой ассоциации, НСА, после того, как его сын чуть не попал под пули во время инцидента в школе в Сиэтле.
Свободное от работы время он посвящал генеалогическим изысканиям и два года назад провел масштабный Y-хромосомный анализ, выявивший ту же мутацию, что и у нищего с Мариаторгет, а именно в гене EPAS1.
«У меня есть суперген», – гласила хвастливая подпись под снимком, на котором Роберт Карсон, в кепке с хоккейным логотипом, торжествующе улыбался, играя бицепсами, на фоне пейзажа со скалами.
Ниже он писал, что его дед по отцовской линии, Дава Дордже, жил в Южном Тибете, не так далеко от Эвереста, откуда бежал в 1951 году от китайской оккупации. Он поселился у родственников в долине Кхумбу, неподалеку от буддистского монастыря Тенгбоче в Непале. Сохранилась и фотография деда с церемонии открытия больницы в поселке Кунде, на которой он был с Эдмундом Хиллари[26].
Дава Дордже оставил после себя шестерых детей, в их числе Лобсанга – «милягу и сумасброда, – как писал о нем Роберт, – и – вне зависимости от того, поверите ли вы мне или нет – страстного поклонника “Роллинг стоунз”».
«Я никогда не встречался с ним, – продолжал он, – но мама вспоминала, что он был не только самым выносливым в горных экспедициях, но и всегда самым красивым и харизматичным. (При этом, – добавлял Роберт в скобках, – она, конечно, не могла быть объективной в этом вопросе, равно как и я сейчас)».
В сентябре 1976-го Лобсанг Дордже участвовал в английской экспедиции, намеревавшейся покорить Эверест с западного склона. В группе была одна американка, Кристин Карсон, – орнитолог, изучавшая жизнь птиц в Гималаях. Сорокалетняя Кристин, бездетная и незамужняя, преподавала в Мичиганском университете. На стоянке перед восхождением у нее разболелась голова, да так, что она решила вернуться в Намче-Базар и поискать там врача. Девятого сентября она узнала, что шестеро участников экспедиции, включая Лобсанга Дордже, погибли при сходе лавины, совсем немного не дойдя по конечной цели.
Кристин вернулась домой, беременная ребенком Лобсанга. История вышла романтическая. Лобсанг был на двадцать один год моложе американки и помолвлен с девушкой из Кхумбу, тем не менее Кристин оставила этого мальчика. Так в апреле 1977 года в Анн-Арбор, штат Мичиган, родился Роберт.
Хотя ничего нельзя было утверждать наверняка – в вопросах генеалогии всегда нужно оставлять место случайности, – тем не менее Роберт Карсон и нищий с Мариаторгет, похоже, были кузенами в третьем или четвертом колене. Как будто в девятнадцатом веке существовал даже их общий пращур. Не бог весть как близко, но Лисбет подумалось, что Микаэлю имело смысл дополнить картину при помощи Роберта. Тем более что тот производил впечатление общительного, обаятельного и, что главное, – заинтересованного собеседника.
Она нашла фотографии Роберта с родственниками в долине Кхумбу в прошлом году и прикрепила их к письму следующего содержания:
«Твой парень – шерпа. Возможно, он был проводником или носильщиком в высокогорных экспедициях – предположительно в районе Лхоцзе, Эвереста или Канченджанги. У него есть родственник в Денвере, прилагаю к письму информацию. Ты еще не смотрел статью о фабриках троллей?»
Последнее предложение Лисбет тут же вычеркнула. Какое ей дело, в конце концов, до работы Микаэля? Саландер отправила письмо и вышла поискать Паулину.
Ян Бублански прогуливался вдоль Норр-Мэларстранд с Соней Мудиг, таков был его новый способ проводить совещания. «На ходу думается лучше», – так объяснял это комиссар. На самом деле причина скорее заключалась в естественном, при его тучной комплекции, стремлении совмещать работу хоть с какими-то физическими нагрузками.
Бублански тяжело дышал, ему было трудно поспевать за Соней. До сих пор они болтали о чем угодно, только не о деле, и вот теперь наконец перешли к тому, о чем в последний раз говорил Микаэль. Когда Соня рассказала о посещении магазина электроники на Хорнсгатан, комиссар завздыхал. Что это все так помешались на этом Форселле? Такое впечатление, что с некоторых пор люди видят в нем одном причину всех своих бед. Бублански надеялся, что это не связано с женой-еврейкой.
– Понимаю, – отозвался он.
– Грязная, похоже, получается история.
– И все-таки, каковы мотивы?
– Зависть, возможно.
– Зависть? – удивился Бублански. – В чем можно было позавидовать этому бедолаге?
– Зависть пронизывает все общество сверху донизу.
– Это так.
– Я беседовала с одной женщиной из Румынии, ее зовут Мирела, – продолжала Соня. – По ее словам, он собирал больше денег, чем кто-либо другой в этом квартале. В нем было нечто, что внушало людям уважение. Думаю, это могло сильно озлобить конкурентов, особенно тех, кто промышляет здесь давно.
– Тем не менее вряд ли могло послужить мотивом убийства.
– Возможно, но наш клиент, похоже, много перемещался по городу. Он покупал колбасу-гриль в передвижном кафе на Бюбисторгет и был завсегдатаем «Макдоналдса» на Хорнсгатан. Ну и, конечно, «Систембулагета»[27] на Росенлундсгатан, и…
– Что еще?
– Несколько раз, похоже, он встречал рассвет на Волльмар-Укскюлльсгатан, где покупал спиртное из-под полы.
– Ого! – Бублански замолчал.
– Догадываюсь, о чем ты думаешь, – сказала Соня. – Мы должны поговорить с теми, кто продавал ему спиртное.
– Да, непременно, – подтвердил комиссар и сделал глубокий вдох перед тем, как начать восхождение по склону холма на Хантверкаргатан. Его мысли вернулись в прежнее русло – о Форселле и его жене Ребеке, с которой он встречался на собраниях еврейской общины и которой был очарован.
Она была высокой, верных сто восемьдесят пять сантиметров. Тонкая кость, легкие движения, большие темные глаза. Рядом с такими, как Ребека и ее супруг, люди нередко чувствуют себя маленькими и ничтожными, а это злит.
Глава 14
25 августа
Микаэль читал письмо Лисбет и бормотал про себя: «Что за черт…» Часы показывали начало шестого. Блумквист поднялся из-за стола и посмотрел на воду. Ветер не стихал. Вдали между фьордами мелькал парус. «Шерпа, – думал Микаэль. – Это должно что-то значить, ведь так?»
Блумквист был далек от обвинений в адрес министра обороны, но не мог закрыть глаза на очевидное. Юханнес Форселль поднимался на Эверест в 2008 году, и именно поэтому Микаэль решил дойти в этом деле до конца, несмотря ни на что. Свидетельств разыгравшейся драмы сохранилось более чем достаточно, прежде всего потому, что речь шла о Кларе Энгельман, будто специально созданной для газетных сплетен.
Эффектная блондинка с прооперированными губами и грудью, она была женой промышленного магната Стана Энгельмана, владевшего отелями и другой недвижимостью в Нью-Йорке, Москве и Санкт-Петербурге. Когда-то Клара приехала из Венгрии и работала моделью. Она уехала в Лас-Вегас, где выиграла конкурс «Мисс Бикини». В жюри входил Стан Энгельман – еще одна пикантная деталь в стиле таблоидов.
Но в 2008 году Кларе было тридцать шесть лет, а их со Станом дочери Джульетте – двенадцать. Клара имела диплом специалиста по связям с общественностью колледжа Святого Иосифа в Нью-Йорке – долгожданное свидетельство ее состоятельности и финансовой независимости. Теперь, спустя десятилетие, не так-то легко было представить себе, с какой ненавистью столкнулась она в альпинистском лагере в Гималаях.
Журнал «Вог» публиковал фотографии Клары, но уничижительно-сексистский стиль текстов прояснился только сейчас. И в Гималаях репортеры представляли ее прежде всего гламурной куклой, вульгарной европейской дурочкой, плохо понимающей, где она, собственно, оказалась.
Клара Энгельман участвовала в той же экспедиции, что и Юханнес Форселль и его друг и секретарь Сванте Линдберг. Каждый из них заплатил по семьдесят пять тысяч долларов за удовольствие покрасоваться на вершине, и это тоже могло стать последней каплей в чьей-нибудь чаше гнева. Как будто высочайшая вершина мира не имела другого предназначения, кроме как тешить тщеславие толстосумов. Экспедицию организовал русский, Виктор Гранкин, подключив трех проводников, одного человека на стоянку и четырнадцать шерпов-носильщиков. Только такими – немалыми – силами и можно было поднять наверх изнеженных новичков.
Мог ли нищий с Мариаторгет быть одним из носильщиков? Эта мысль пришла в голову Микаэля неожиданно. Для начала Блумквист решил познакомиться поближе с каждым из четырнадцати шерпов и стал набирать их имена в «Гугле». Прежде всего, Микаэля интересовала их связь со Швецией и Юханнесом Форселлем. И первым, у кого обнаружилось нечто похожее, оказался молодой шерпа Джангбу Чири.
Чири и Форселль встречались в Шамони три года назад. Пили пиво – что, конечно, не могло помешать им стать впоследствии смертельными врагами. Хотя на фотографии в Сети оба выглядели довольными и держали кулаки с выставленными вверх большими пальцами. Вообще, ни один шерпа из экспедиции не помянул Форселля плохим словом – насколько было известно Микаэлю, по крайней мере. Анонимные обвинители писали о причастности Форселля к гибели Клары Энгельман – якобы он намеренно задержал группу в горах. При этом свидетельские показания, напротив, сходились на том, что виновницей промедления стала сама Клара, а Форселль с Линдбергом успели к тому времени уйди далеко вперед, оставив позади остальную группу.
Нет, все-таки Микаэль не мог в это поверить. Или же просто не хотел? Сколько раз предостерегал он себя от предубеждений, так часто сводящих на нет объективность журналистского расследования. Тем не менее у него не укладывалось в голове, что человек, на которого устроили облаву сетевые тролли, отравил стокгольмского бездомного. Хотя…
Блумквист еще раз перечитал письмо Лисбет, просмотрел фотографии во вложении. Все-таки он чем-то походил на Форселля, этот Роберт Карсон из Колорадо. Такой же счастливый и в то же время пристальный, исследовательский взгляд. Микаэль сосредоточился на номере в самом конце письма Саландер и потянулся за мобильником.
– Боб, – ответил мужской голос.
Блумквист представился и решил для начала польстить собеседнику.
– У вас тут, я вижу, суперген…
Роберт Карсон рассмеялся:
– Впечатляет, да?
– Очень. Надеюсь, я вам не помешал.
– Вовсе нет, я читал один скучный доклад… Про ДНК мне гораздо интересней. Вы из какого-нибудь научно-популярного журнала?
– Не совсем. Я расследую убийство.
– Правда? – Карсон как будто разволновался.
– Убит бездомный, пятидесяти четырех-шести лет. Найден мертвым в парке в Стокгольме. У него ампутировано несколько пальцев на руках и ногах и обнаружен тот же вариант гена EPAS1, что и у вас.
– Как его зовут?
– В том-то и дело, что этого мы не знаем. Но вы с ним родственники – это последнее, что нам удалось установить.
– Чем я могу вам помочь?
– Честно говоря, плохо пока себе это представляю. Но моя коллега полагает, что убитый мог работать носильщиком в высокогорных экспедициях и, судя по следам на теле, побывал в тяжких передрягах… Нет ли у вас на примете шерпы, который подходил бы под это описание?
– Боже мой, многие подходят, стоит только взглянуть на наше родовое древо… Мы все экстремалы.
– То есть никаких конкретных указаний?
– Ничего такого, что вот так, сразу, пришло бы на ум. У меня целое семейное древо, на котором я, где знал, проставил даты рождения и смерти. У вас есть что-нибудь еще об этом человеке? Я мог бы подумать, по крайней мере…
На несколько секунд Микаэль замолчал.
– Есть, – ответил он наконец. – Если только пообещаете никому об этом не рассказывать, я вышлю вам отчет о вскрытии и результаты ДНК-анализа.
– Обещаю.
– Сейчас вы всё получите. Буду бесконечно благодарен, если найдете время просмотреть это внимательнее.
Роберт Карсон как будто о чем-то задумался.
– А знаете, – объявил он, – ведь это здорово, иметь в Швеции родственника. Этим можно гордиться, даже если он так плохо кончил.
– Похоже, что плохо, – печально подтвердил Микаэль. – Одна моя подруга встречалась с ним незадолго до смерти.
– И что?
– Он был страшно возбужден и все говорил о Юханнесе Форселле, нашем министре обороны, который поднимался на Эверест в мае две тысячи восьмого года.
– Вы сказали, в мае две тысячи восьмого?
– Да.
– Это когда погибла Клара Энгельман?
– Именно.
– Забавно…
– Что здесь забавного?
– У меня действительно был один родственник, который участвовал в этом. Можно сказать, легендарная личность. Но он умер три или четыре года назад.
– И вряд ли когда-нибудь бывал в Стокгольме…
– Крайне маловероятно, – подтвердил Роберт.
– Я вышлю вам имена всех четырнадцати шерпов, которые были там. Может, узнаете еще кого-нибудь…
– Было бы хорошо.
– Не то чтобы я возлагаю на эту экспедицию большие надежды, – продолжал Микаэль. – Между министром обороны и этим бродягой лежит пропасть.
– То есть вы не имеете никаких предубеждений?
– Надеюсь на это… Я видел вашу биографию в Сети – захватывающее чтение.
– Спасибо, – ответил Роберт Карсон. – На связи.
Микаэль дал отбой и написал Лисбет письмо, в котором, кроме благодарности за помощь, была информация о Форселле, Эвересте, Матсе Сабине и многом другом. Саландер тоже не мешало лучше представлять себе картину в целом.
Лисбет увидела письмо в почте в десять вечера, но не открыла. У нее и без того голова разбухла от мыслей. Кроме того, у них в номере назревала ссора.
– Ты можешь не пялиться в этот долбаный ноут? – прошипела Паулина.
Лисбет обернулась. Подруга стояла возле стола с распущенными по плечам длинными вьющимися волосами. Ее широко раскрытые, раскосые глаза были полны слез и сверкали злобой.
– Томас убьет меня.
– Поезжай к родителям в Мюнхен, – посоветовала Лисбет.
– Он приедет за мной и будет вить из них веревки. Они любят его. Думают, что любят, по крайней мере.
Саландер кивнула и попыталась рассудить здраво. Должна ли она охранять Паулину? Нет и нет. С какой стороны ни посмотри – это непростительная глупость. Лисбет не может ни отступить, ни забрать Паулину с собой в Стокгольм. Как ни крути, некоторое время подруге придется поскучать в одиночестве. Ведь Лисбет решила действовать. Продолжить охоту, теперь уже в зоне обитания дичи. Иначе могут пострадать другие, особенно сейчас, когда за дело взялись люди вроде Галинова.
– Может, мне самой поговорить с ними? – предложила она.
– С моими родителями? Никогда в жизни.
– Почему?
– Потому что ты – социальное НЛО, Лисбет. Ты об этом знаешь?
Паулина схватила сумочку и хлопнула дверью.
Лисбет спросила себя, стоит ли ее догонять. В результате осталась, не в силах оторваться от монитора, на который шла трансляция с камер слежения, установленных возле квартиры на Страндвеген. Но сосредоточиться получалось плохо. Слишком много всего встало между ней и Камиллой. Теперь это была не только ссора с Паулиной, но и письмо от Блумквиста – не самое приоритетное направление в сложившейся ситуации, что и говорить.
«Браво! Браво! Не знаю, как у тебя это получается, но снимаю шляпу. Должен добавить, что нищий бредил министром обороны Юханнесом Форселлем. «Me took him… I left Mamsabin…» – это его слова. Возможно, здесь он упомянул также Матса Сабина, военного историка. Это пока неясно. Но в мае 2008-го Форселль поднимался на Эверест, где мог довольно тесно общаться с нашим нищим. Я посылаю тебе список носильщиков-шерпов, которые участвовали в экспедиции и находились в то время на южном склоне. Может, найдешь что-нибудь еще. Я разговаривал с Робертом Карсоном и рассчитываю на его помощь.
Береги себя и спасибо.
М.
P. S. Матс Сабин, старый майор прибрежного флота и военный историк из Высшей школы национальной обороны, несколько лет тому назад погиб в Абуску. Одно время он имел крупные идеологические расхождения с Форселлем».
«Ого!» – мысленно воскликнула Саландер. Закрыла письмо и переключилась на камеры слежения, но пальцы, похоже, жили своей жизнью. Полчаса спустя она вошла в «Гугл», набрала «Форселль» и «Эверест» – и увязла в бесконечных репортажах о женщине по имени Клара Энгельман.
На фотографиях в Сети она выглядела как дешевая копия сестры Камиллы. Та же сияющая улыбка и стремление всегда находиться в центре внимания. Решив, что Клара не стоит ее внимания, Лисбет вернулась к камерам, потом написала Чуме и безуспешно попыталась дозвониться до Паулины. И при этом краем глаза все время косилась на статьи о Юханнесе Форселле и его историческом восхождении.
Он и его друг Сванте Линдберг достигли вершины в час дня 13 мая 2008 года. Небо было чистым. Оба вдоволь налюбовались видами, сделали снимки и сообщили вниз, на стоянку. Проблемы начались вскоре после этого, на Ступени Хиллари[28], на пути к Южной вершине.
В половине четвертого, еще до так называемого Балкона на высоте 8500 метров, друзья вдруг заволновались, что им не хватит кислорода, и вообще усомнились в том, что смогут добраться до лагеря. Видимость все ухудшалась, и, прежде чем Форселль успел понять, в чем дело, ситуация и в самом деле стала серьезной.
Уже тогда Форселля должны были насторожить крики, доносившиеся по рации. Но он был слишком измотан, чтобы хоть как-то реагировать на них. Так он, по крайней мере, вспоминал позже. А тогда Форселль просто шагал по снегу, с трудом передвигая ноги.
Вскоре после этого в горах начался невообразимый хаос. Поднявшийся ветер сбивал с ног, температура упала ниже минус шестидесяти по Цельсию. Оба мерзли и едва ли что-нибудь различали перед собой. Неудивительно, что позже ни один из друзей так и не смог дать более-менее подробного отчета о том, как им удалось достичь палатки на юго-восточном склоне. Но более всего настораживал промежуток между семью и одиннадцатью часами вечера. Здесь кое-что не стыковывалось, и прежде всего в отношении Форселля.
А именно, он будто воспрял духом. Позже на эту перемену не обратили внимания. Ее заслонили события у стены Лхоцзе, где в это время разыгралась главная драма, приведшая к гибели Клары Энгельман и Виктора Гранкина. Неудивительно, что об этом так много писали. Всех волновал вопрос: почему погибла именно Клара? Та, над которой больше всех насмехались и которую менее других воспринимали всерьез?
Первое время поговаривали о классовой ненависти и зависти. Но когда страсти более ли менее улеглись, стало ясно, что для спасения Клары было сделано все возможное и даже более того, и что она была обречена – с того самого момента, когда упала в снег. Помощник Гранкина Роберт Хэмилл так писал об этом: «Усилия по ее спасению прилагались экстраординарные. Для Виктора и остальных не было ничего важнее. Мы рисковали многими жизнями».
Лисбет это свидетельство показалось вполне заслуживающим доверия. Пиар-ценность Клары Энгельман была настолько высока, что ее и в самом деле не спешили отправлять вниз. В результате она задерживала всю экспедицию.
Около часу дня, похоже, в приступе депрессии, Клара сорвала с себя кислородную маску и очки. Ее колени подкосились, она рухнула лицом вперед, возможно, ослепшая от снега. Поднялась паника, и Виктор Гранкин – тоже, похоже, действовавший на пределе возможностей – приказал всем остановиться. Далее все силы экспедиции оказались брошены на то, чтобы спустить Клару вниз. Но буран усиливался. Ветер дул им в лицо. Другие участники группы, прежде всего датчанин Мадс Ларсен и немка Шарлотта Рихтер, тоже ослабели и нуждались в помощи. Спустя пару часов всем стало ясно, что катастрофа неминуема.
Шерпы, включая их сирдара Ниму Риту, показали себя с самой лучшей стороны. Несмотря на шторм, они спускали людей при помощи веревок и волокли на себе тех, кто не мог идти. В результате к вечеру были спасены все, кроме Клары Энгельман и Виктора Гранкина, отказавшегося оставить свою подопечную. Начальник экспедиции повел себя подобно капитану тонущего судна.
Трагедия была расследована вдоль и поперек, и большинство вопросительных знаков со временем удалось снять. Осталось неясным только, почему Клара была обнаружена километром ниже, чем Виктор, притом что, как единодушно утверждали все свидетели, они погибли вместе, прижавшись друг к другу. Но и это можно было объяснить сильным реактивным ветром вблизи вершины.
Лисбет думала обо всем этом, а также о сотнях непогребенных тел на склонах Гималаев. И чем больше вникала она в подробности позднейших расследований и показаний очевидцев, тем темней представлялась ей история в целом. Саландер переключилась на Матса Сабина, о котором говорил Микаэль, но быстро его оставила. Занялась слухами и сплетнями в Сети, которые неожиданно навели на новую мысль, развить которую она не успела.
Дверь хлопнула. Ввалившаяся в номер пьяная Паулина с порога обозвала Лисбет выродком и получила достойный ответ. Страсти быстро накалялись, перебранка вылилась в громкую ссору, кончившуюся тем, что женщины набросились друг на друга и повалились на кровать.
Глава 15
26 августа
С утра Микаэль пробежал вдоль берега целую милю, возвратился в дом, и тут раздался звонок. Это была Эрика Бергер. Последний номер «Миллениума» отправлялся в типографию завтра. Он не вызывал у Эрики ни особенного восторга, ни недовольства.
– Мы возвращаемся к своему обычному формату, – заявила она и спросила, чем Микаэль собирается заняться.
В ответ Блумквист напомнил, что находится в отпуске, поэтому ближайшие дни намерен посвятить спортивным тренировкам. Не исключено, что в промежутках между ними ему захочется почитать что-нибудь о министре обороны и всей той грязи, которая была на него вылита в последнее время. Эрика нашла его планы забавными.
– В самом деле? – удивился Блумквист.
– Именно о нем будет следующий репортаж Софи Мелкер, – объяснила Эрика.
– То есть?
– Она собирается писать о нападении на детей Форселля и патрулях, которые полиция выставила возле еврейской школы.
– Я читал об этом.
– Ты… – Эрика всегда нервничала, когда речь заходила о ближайших репортажах. – Может, у тебя получится вернуть Форселлю доброе имя, если только снова займешься темой биржевого краха. Вы с ним, как я слышала, хорошо спелись.
Она как в воду глядела.
– Да, похоже на то.
– Я только хотела сказать… ты поможешь читателю понять, что и с Форселлем не все так однозначно. Подбросишь материала для размышлений.
Микаэль замолчал.
– Что ж, не такая глупая идея.
Он думал о шерпах и экспедиции на Эверест.
– Как я слышала, Форселль тоже взял недельный отпуск. Разве вы не соседи?
– Его дом на другой стороне острова.
– Ну вот…
– Я подумаю об этом.
– Раньше ты так много не думал. Просто делал.
– У меня отпуск, – повторил Микаэль.
– У тебя не может быть отпуска.
– Почему это?
– Старые трудоголики вроде тебя не понимают, что это такое.
– Я пытаюсь, по крайней мере.
– Плохо пытаешься, – рассмеялась Эрика.
Блумквист рассмеялся в ответ, скорее из вежливости. Он был рад, что Эрика не напрашивается в гости. Не стоило усложнять ситуацию с Катрин. Дав отбой, Микаэль перевел взгляд на волнующееся под ветром море. Что теперь делать? Доказывать Эрике, что он понимает толк в отпуске, или в самом деле поработать?
Имело смысл встретиться с Форселлем, но перед этим хорошенько ознакомиться с тем, что о нем пишут. Блумквист долго вздыхал, а потом принимал душ, мысленно готовясь погрузиться в трясину, знакомую ему по работе над фабриками троллей.
Но сев за стол, Микаэль и сам не заметил, как втянулся. Он изучал каждое обвинение по пунктам. Не без труда отслеживал первоисточники и слухи, которыми обрастали факты, и так постепенно подошел к событиям на Эвересте.
Сигнал мобильника заставил его вздрогнуть. На этот раз это была не Эрика, а Боб Карсон из Денвера. И, судя по голосу, он был взволнован.
Чарли Нильссон сидел на скамье в пункте помощи лицам, страдающим алкогольной и наркотической зависимостью – попросту говоря, в «сушилке», – и морщил лоб. Беседы с полицией доставляли Чарли мало удовольствия, особенно на глазах у знакомых. Он согласился встретиться с женщиной по фамилии Мудиг или Старк[29] лишь потому, что та здорово напугала его. Чарли совсем не хотелось из-за нее осложнять себе жизнь.
– Подождите, подождите… – Он успокаивающе выставил ладонь. – Я никогда не продам бутылку, в которую чего-то подмешали.
– Хотите сказать, что пробуете их все?
– Не шутите так со мной.
– Шучу? Я? – Мудиг или Старк выпучила глаза. – Да вы даже не представляете себе, насколько я серьезна.
– Хватит, – рассердился Чарли. – Он мог получить это от кого угодно. Знаете, как называется в народе этот квартал?
– Нет, Чарли, не знаю.
– Бермудский треугольник. Между Систембулагетом и «сушилкой» пропала масса людей.
– То есть как пропала?
– В том-то все и дело, что никто ничего толком не знает. Время от времени неизвестно откуда возникают темные личности и предлагают кто спиртное, кто таблетки счастья. Но мы люди серьезные и не имеем к этому никакого отношения. Нам мутить ни к чему, у нас дело. Мы крутимся день и ночь и заинтересованы продавать самую качественную продукцию. Качество для нас – первое условие выживания. Иначе прогорим.
– Не верю ни единому слову. – Мудиг или Старк решительно замотала головой. – Всем давно известно, какие вы честные, и вы, Чарли, сегодня здорово влипли. Видите тех господ в форме?
Чарли их видел. Он с самого начала косился на них, и теперь ему показалось, что один из полицейских ему подмигнул.
– Мы заберем вас немедленно, если не расскажете, как все было, – продолжала Мудиг или Старк. – Итак, вы говорили, что продавали спиртное этому человеку…
Чарли вздохнул.
– Да, я продавал ему спиртное, – признался он. – Но это был жуткий тип, поэтому в остальном я старался держаться от него подальше.
– Что же в нем было такого жуткого?
– Глаза. И потом… эти обрубки вместо пальцев и чертово пятно на щеке… он все время бормотал что-то… о луне, что ли… «Луна, луна», – повторял он… а потом совсем взбесился.
– Как это, взбесился? – не поняла она.
– Он выл на луну… По крайней мере, создавалось такое впечатление. Он вынырнул откуда-то со стороны Крюкмакаргатан, ударил себя кулаком в грудь и сказал, что Луна одинока, а потом позвал или назвал кого-то по имени «Мам Сабиб», или уж не знаю как… у меня поджилки затряслись от страха. Конченый шизик. Денег у него не хватало, но я не спорил… А потом он совсем озверел… но я не удивился.
– Озверел?
«Черт бы тебя подрал, – подумал Чарли. – Я ведь обещал молчать… Но теперь поздно, чего уж…»
– Озверел, да. Он набросился на Хейкки Йервинена.
– Кто это?
– Один из моих клиентов, стильный мужчина, на свой лад… Так вот, Хейкки встретил его на Нура – Банторгет в полночь. Судя по тому, что говорил Хейкки, это мог быть только он. Маленький китаец без пальцев и в большой куртке, который рассказывал, что побывал на небе или на Луне… что-то в этом роде. Хейкки не поверил ему, и китаец его ударил, да так, что у Хейкки зазвенело в голове. Потому что китаец был сильный, как медведь.
Читать бесплатно другие книги:
