Девушка, которая должна умереть Лагеркранц Давид
– Как это?
– Я не знаю.
– До сих пор никто не мог справиться с твоими «троянами».
– Тем не менее… – Он в задумчивости грыз заусеницу.
– Снова этот чертов гений, ты хочешь сказать?
– Похоже на то.
Этот ответ поверг Киру в ужас, но в следующий момент ей пришла в голову мысль, позволившая увидеть ситуацию в новом свете. Как бы то ни было, а Лисбет оказалась ближе, чем она могла надеяться.
Микаэль лежал на кровати в номере отеля «Хелльстен» на Лунтмакаргатан, а Лисбет сидела в кресле возле окна, плотно завешенного шторами, и глядела куда-то в глубь комнаты. Если этой ночью Микаэлю и удалось заснуть, то не более чем на пару часов. Он вообще не был уверен, что поступил правильно, приехав сюда. Меньше всего их с Лисбет встреча походила на романтическое свидание.
Уже когда Блумквист появился на пороге ее номера, Саландер посмотрела так, словно была готова немедленно сорвать с него одежду. И Блумквист решил не сопротивляться, хотя всю дорогу думал только о Катрин. Только потом он понял, что на самом деле так ее возбудило – его ноутбук и мобильник. И то, и другое Лисбет тут же убрала за черные защитные козырьки, которые разложила на полу, а сама присела рядом на корточки.
Она почти не двигалась, работали только пальцы. Оба они молчали, и это продолжалось так долго, что Блумквист не выдержал.Он зашипел, что и без того дошел до края, что чуть не утонул, спасая чертова министра, что им обоим нужно выспаться или по крайней мере объясниться, что…
– Сиди тихо, – оборвала его Лисбет.
– Черт с тобой…
Блумквист обезумел. Все, чего он теперь хотел, – уйти отсюда и никогда больше ее не видеть. Но потом решил наплевать на все, разделся, лег на двуспальную кровать и уснул сном младенца.
Уже на рассвете Лисбет подползла к нему и прошептала на ухо, будто хотела тем самым соблазнить:
– У тебя был «троян», умник.
Блумквист перепугался; теперь он не мог поручиться за свои источники. Поэтому потребовал, чтобы она немедленно выложила, что и как. Но Лисбет, как всегда, оставалась немногословна, легла рядом на подушку, как была, в трусах и длинной черной рубашке, и почти сразу отключилась. Она не уснула, скорее погрузилась в промежуточное состояние между сном и бодрствованием. Микаэль посмотрел на ее мускулистые ноги, на черные круги вокруг глаз и только отвернулся к входной двери, как услышал над ухом ее голос:
– Там завтрак.
– Отлично.
Блумквист принес в спальню два подноса. Он приготовил кофе при помощи установленной у окна кофеварки «Неспрессо» и сел на кровати. Лисбет смотрела на него одновременно участливо и отчужденно, и Микаэль ощущал это острей, чем когда бы то ни было. Он тоже понимал и не понимал ее.
– Почему ты сомневаешься? – спросил он.
Лисбет не нравились ни его вопросы, ни тем более выражение лица. Ей сразу захотелось бежать – или повалить Блумквиста на кровать и заткнуть ему рот. Но потом она вспомнила Паулину, ее мужа и себя с утюгом в руке. Тут же ожили картинки из детства. Лисбет совсем не была уверена, что должна отвечать Микаэлю, тем не менее сказала:
– Так, вспомнила кое-что.
И тут Блумквист взглянул на нее так, что Лисбет тут же пожалела о своей несдержанности.
– Что именно? – спросил он.
– Так, ничего.
– Ничего?
– Свою семью.
– И что ты такое вспомнила?
«Отвяжись, – мысленно взмолилась она, – только отвяжись, прошу тебя».
– Я вспомнила… – начала Лисбет.
Она не могла понять, зачем вообще заговорила с ним на эту тему. Как будто кто-то внутри, вопреки ее воле, формулировал ее мысли.
– Что? – не отставал Блумквист.
– Мама знала, что Камилла крадет у нас вещи, и лгала полиции, чтобы выгородить Залу. А Камилла лгала социальной службе, и от этого…
– Я знаю, – перебил Блумквист.
– Откуда?
– Хольгер рассказывал.
– Но и это не всё.
– Что еще?
Боже, зачем она это делала?
– В конце концов мама не выдержала и пригрозила вышвырнуть Камиллу вон.
– Вот об этом я впервые слышу.
– Именно так.
– Она ведь была совсем ребенок.
– Двенадцать лет.
– Все-таки…
– Возможно, в тот раз мама просто вспылила. Но она всегда была на моей стороне. Она не любила Камиллу.
– Что ж, так бывает в семьях с несколькими детьми, – рассудил Блумквист. – Одних родители любят больше, других меньше.
– Именно это, – продолжала Лисбет, – и ослепило всех нас.
– В смысле? – не понял Микаэль.
– Мы не видели того, что происходило на самом деле.
– Что же происходило?
«Прекрати, – приказывала себе Саландер. – Немедленно прекрати».
Почему она продолжала сидеть, когда так хотелось закричать и выбежать? Что за сила удерживала ее на месте?
– Нам казалось, что Камилла и Зала заодно, – объяснила Лисбет. – Что соотношение сил – двое против двоих. Но мы ошибались. Камилла была одна.
– По-моему, каждый из вас был сам по себе, – возразил Микаэль.
– Ей приходилось хуже всех.
– Почему?
Лисбет отвела глаза.
– Иногда ночью к нам в комнату заходил Зала, – продолжала она. – Тогда я еще толком не понимала зачем. С другой стороны, не особенно и задумывалась – он ведь всегда делал у нас что хотел. Тогда я была озабочена совсем другим…
– Ты хотела, чтобы он наконец прекратил издеваться над твоей матерью, – предположил Микаэль.
– Я хотела убить Залу и думала, что Камилла на его стороне. Поэтому меня совершенно не волновало, что он с ней делает.
– Что ж, это понятно.
– При этом, конечно, я не могла не заметить, как изменился Зала.
– И как он изменился?
– Он все чаще оставался у нас на ночь. Мне это казалось странным, ведь Зала привык к роскоши. Что заставило его вдруг свыкнуться с нашим убожеством? И только на Тверском бульваре я поняла причину: в игре появилась новая фигура. Его влекло к Камилле, как и других мужчин.
– То есть это ради нее он приходил по ночам?
– Каждый раз он уводил ее в гостиную. Я думала, они вместе замышляют недоброе против мамы. Иногда, правда, случалось нечто такое, что в то время не укладывалось у меня в голове. Они вместе уезжали куда-то на машине.
– Они стали любовниками.
– Он насиловал ее.
– В любом случае твоей вины здесь нет.
Лисбет подавила подступивший к горлу крик.
– Я всего лишь ответила на твой вопрос, – сказала она. – Тогда, на Тверском бульваре, я вдруг поняла, что ни я, ни мама не сделали ничего, чтобы ее спасти. И это меня остановило.
Микаэль молчал, будто пытался осмыслить то, что услышал. Потом положил на плечо Лисбет руку, которую она тут же сбросила и отвернулась к окну.
– Знаешь, что я обо всем этом думаю? – спросил Блумквист.
Она не отвечала.
– Просто мне кажется, что ты не тот человек, который запросто расстреливает людей на улице.
– Ерунда.
– Мне всегда так казалось, Лисбет.
Саландер взяла круассан с подноса и пробормотала, скорее обращаясь к самой себе, чем к Микаэлю:
– Но теперь я должна убить ее. Иначе все мы погибнем.
Глава 20
27 августа
Ян Бублански прихватил с собой бутылку «Грантс» двенадцатилетней выдержки, которая вот уже несколько лет стояла нетронутая у него дома. Разумеется, он пошел против собственных принципов, но чего не сделаешь, когда ценный свидетель просит виски. Со вчерашнего дня все мысли Бублански занимал погибший Нима Рита, а этот человек, похоже, был последний, кто видел шерпу живым. Поэтому комиссар решил ни на что не скупиться.
Он отыскал желтый дом по Клокарледен, в Ханнинге. За годы работы в полиции комиссару приходилось бывать и не в таких трущобах. В квартире стоял затхлый запах, повсюду валялись бутылки, переполненные пепельницы и тарелки с засохщими остатками пищи. При этом сам свидетель был по-своему элегантен. Он встретил комиссара в белой рубашке и богемном берете.
– Господин Йервинен…
– Комиссар…
– Годится?
Бублански вытащил из кармана бутылку, и они с Йервиненом расположились на голубых деревянных стульях на кухне.
– Итак, – начал Бублански, – тот, кого мы с некоторых пор знаем под именем Нимы Риты, встретился вам в ночь на восьмое августа…
– Именно так, – подтвердил Йервинен. – Это была сумасшедшая ночь… Собственно, я ожидал увидеть того, кто обычно продает спиртное у ворот Нурра-Банторгет, но вместо него появился этот бродяга. Сразу было видно, что он не в себе, поэтому мне, конечно, вообще не стоило с ним заговаривать. Но я по натуре человек общительный, поэтому поинтерсовался у него, что и как… И тут он раскипятился.
– На каком языке он с вами говорил?
– По-английски и по-шведски.
– Он знал шведский?
– Как вам сказать… Несколько слов, во всяком случае. Понять его было невозможно. Он кричал, что поднимался за облака, что разговаривал с богами, с мертвыми…
– Он упоминал Эверест?
– Вполне возможно… Признаюсь, я не слишком внимательно его слушал.
– То есть ничего конкретного из того, что он говорил, вы вспомнить не можете?
– Он хвастал, будто спас много людей. «I saved many lives»[31] – вот его слова… При этом все показывал свои руки…
– Он не вспоминал министра Форселля?
Хейкки Йервинен удивленно посмотрел на комиссара и плеснул себе виски.
– Странно от вас такое слышать, – заметил он, одним глотком осушив рюмку.
– Почему странно?
– Потому что он действительно что-то лепетал о Форселле. Хотя…
– Что именно он лепетал?
– Что был знаком с ним, если я правильно его понял. Он кричал, что знал многих известных людей, и мне в это, конечно, слабо верилось… У меня сразу разболелась голова от его болтовни, и я вспылил. Конечно, я тоже повел себя неправильно…
– Каким же образом вы себя повели?
– Ну… я не имел в виду ничего расистского, хотя, конечно, это было не слишком умно с моей стороны…
– Так что вы все-таки ему такого сказали?
– Что он «чертов китаец»… Да, именно так я его и обозвал. И тогда он набросился на меня и ударил…
– Могу себе представить. – Бублански вздохнул.
– Кровь так и хлынула, – продолжал Йервинен. – До сих пор… вот, смотрите…
Он показал на свою губу, на которой и в самом деле виднелась запекшаяся рана. С другой стороны, Йервинен был весь покрыт синяками и шрамами, так что царапина на губе не слишком впечатлила Бублански.
– Что было потом? – спросил комиссар.
– Ему страшно повезло, – оживился Йервинен, – если, конечно, такое можно сказать о человеке, которого на следующее утро нашли мертвым. Тем не менее… он столкнулся с ним почти сразу, на Васагатан…
– С кем? – не понял комиссар.
– С продавцом спиртного.
– С продавцом спиртного? – Бублански перегнулся через стол. – И что вы можете сказать об этом парне?
– О продавце?
– Да.
– Ничего, кроме того, что он был худой, черноволосый и рослый. Одет в черную куртку и джинсы, на голове кепка… А вот лица его я не видел.
– По-вашему, он был похож на преступника?
– Не думаю. Передвигался он как-то…
– Как?
– Легко как-то, ловко…
– То есть как спортсмен?
– Возможно.
Некоторое время Бублански молча смотрел на Йервинена и думал о том, что человек, который умеет даже в таком глубоком падении сохранять стиль, безусловно, заслуживает уважения.
– Вы видели, куда он ушел? – спросил комиссар.
– В сторону метро «Сентрален». Я подумывал увязаться за ним, но мне его было не догнать.
– То есть он появился не ради торговли спиртным, а всего лишь для того, чтобы отдать бутылку Ниме Рите, – сделал вывод Бублански.
– Уж не намекает ли господин комиссар на…
– Я ни на что не намекаю. Но Нима Рита умер от отравления, и, с учетом состояния его печени, не исключено, что яд был подмешан именно в алкоголь. Поэтому вас не должно удивлять, что меня так интересует тот парень.
Хейкки Йервинен осушил очередную рюмку.
– В таком случае, я должен сказать вам еще кое-что.
– Что же?
– Этот ваш Нима, или как там его… говорил, что его пытались отравить и раньше.
– Правда? И как же?
– Ну… как я уже сказал, понять его было трудно… Он все время кричал, и ругался, и хвалился, что знаком со всеми знаменитыми людьми, но… у меня сложилось такое впечатление, будто его от чего-то лечили, и он отказывался принимать лекарства. «They tried to poison me, – кричал он, – but I ran… I climbed a mountain down to the lake» …[32] Да, кажется, что-то в этом роде. Как будто он убежал от каких-то врачей.
– С горы к озеру?
– Да, как будто так.
– Могло ли это значить, что он лежал в больнице в Швеции или где-то за границей? – спросил Бублански.
– В Швеции, я думаю. – Йервинен кивнул. – Он показывал куда-то за спину, как будто это находилось где-то совсем рядом. С другой стороны, он все время куда-то показывал, то в небо, то в стороны, как будто боги, с которыми он якшался, поджидали за ближайшим углом.
– Понятно. – Бублански снова вздохнул.
Это значило, что он получил от Хейкки Йервинена все, что только было возможно, и теперь хотел убраться отсюда как можно скорей.
Лисбет видела, как люди из «Свавельшё», в их числе Марко Сандстрём, выходили из дома на Страндвеген. Она смотрела на монитор своего ноутбука и понятия не имела, что теперь делать.
Микаэль, уже одетый, сидел на кровати с мобильником в руке. Лисбет решила его не беспокоить. Она не чувствовала в себе сил ни отвечать на его вопросы, ни выслушивать советы или – что того хуже – теории, совершенно бесполезные, при всей своей глубине.
– Чем ты занимаешься? – спросила она.
– Что?
– Над чем ты сейчас работаешь?
– История с шерпой, – ответил Блумквист.
– И как продвигается дело?
– Сейчас навожу справки о Стане Энгельмане.
– Симпатичный парень, правда?
– Да, как раз в твоем вкусе.
– А как же Матс Сабин?
Блумквист кивнул.
– И им тоже.
– И что ты о нем думаешь?
– О нем я знаю пока не так много.
– В таком случае, тебе лучше забыть о нем совсем.
Микаэль поднял удивленное лицо.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что есть такие истории, которые затягивают. Тебе кажется, что кое-что сходится и что ты кое-что начинаешь понимать, но это не так. Подозреваю, здесь именно такой случай.
– То есть? – не понял Микаэль.
Она подошла к окну и выглянула на Лунтмакаргатан через дырочку в гардине. В этот момент Лисбет пришла в голову одна мысль насчет Камиллы и «Свавельшё».
– Ты не ответила на мой вопрос, – раздался за спиной голос Блумквиста.
– Ты слишком быстро его нашел, тебе не кажется? – отозвалась Лисбет.
– Да, действительно, – согласился Микаэль.
– Советую тебе углубиться в историю, в колониальные времена.
– То есть? – еще больше удивился Блумквист.
– Что такое этот Эверест, если не база отдыха для белых людей, за которыми таскают чемоданы люди с другим цветом кожи?
– Ну, допустим.
– Советую тебе подумать над этим, а заодно над тем, с какой стати Нима Рита должен был выражаться иначе, чем его товарищи по несчастью.
– Не могла бы ты говорить понятней… ну хотя бы на этот раз, в виде исключения?
Микаэль сидел на кровати в ожидании ее ответа, когда вдруг заметил, что Лисбет отключилась. Она ушла в свои мысли, как сегодня утром. Потом Блумквисту подумалось, что он с тем же успехом мог бы заняться всем этим один, и журналист принялся собирать вещи. Он решил, что будет очень приятно встретиться с Саландер когда-нибудь потом, позже, убрал ноутбук в сумку, встал и уже собирался попросить ее быть осторожнее, может, даже обнять на прощанье. Но Лисбет не отреагировала, даже когда он приблизился.
– Хьюстон, Хьюстон, я Земля, – попробовал пошутить Блумквист, но сразу почувствовав себя глупо.
И тут Лисбет вскинула голову, как будто на нее каким-то образом подействовал вид его сумки.
– Ты не поедешь домой, – сказала она.
– Хорошо, я поеду куда-нибудь в другое место.
– Ты никуда отсюда не выйдешь, потому что они за тобой следят.
– Я в состоянии сам о себе позаботиться.
– Нет. Дай мне свой мобильник.
– Ради бога, Лисбет… не начинай…
– Дай его мне.
Микаэлю подумалось, что она и без того достаточно провозилась с его мобильником, поэтому он сунул чертову штуку в карман. Но Лисбет выхватила ее у него, чем страшно разозлила. Не успел Блумквист и слова вымолвить, как она уже вовсю нажимала кнопки. Сопротивляться этому было бессмысленно. Саландер всегда делала что хотела, и с его компьютерами тоже.
– Чем это ты занимаешься? – тем не менее спросил Микаэль.
Лисбет подняла глаза. В них мелькнуло подобие улыбки.
– Мне нравится эта фраза.
– Какая фраза? – удивился Блумквист.
– «Чем это ты занимаешься?» Но не мог бы ты употребить это местоимение во множественном числе? Тем же тоном, если не трудно.
– Чего ты хочешь?
– Просто сделай это.
Она поднесла мобильник к его лицу.
– Что сделать?
– Задай тот же вопрос во множественном числе.
– Чем это вы тут занимаетесь?
– Отлично!
Саландер еще немного повозилась с телефоном и вернула его Блумквисту.
– Что ты с ним сделала?
– Теперь я буду следить за тобой, где бы ты ни находился, и слышать, что происходит вокруг тебя.