Девушка, которая должна умереть Лагеркранц Давид
Микаэля, сильно простуженного и наглотавшегося воды, тоже затащили в вертолет. Когда колоритный мужчина в военной форме попросил у него мобильник, Блумквист подчинился без возражений. Ему объяснили, что это делается в его же интересах: «Есть опасность, что за вами будут следить, а ваши разговоры – прослушиваться».
Только после врачебного осмотра и трех бесед с представителями военной разведки Блумквисту вернули его вещи. Его отпустили домой, поставив в известность, что прокурор по фамилии Матсон наложил запрет о разглашении на последнюю информацию, связанную с Форселлем. Блумквист хотел было протестовать и уже собирался звонить сестре Аннике Джаннини, как вдруг задумался.
Он понимал, что прокурорский запрет имеет под собой шаткую основу и представители секретных ведомств догадываются, что превысили полномочия. Но и сам журналист не собирался писать ни слова об этой истории, прежде чем расследует все до конца. Он сидел на койке, пытаясь собраться с мыслями, когда в дверь снова постучали.
На этот раз вошла высокая женщина лет сорока, с русыми волосами и глазами в красных прожилках. Занятый своим мобильником, Микаэль не сразу узнал в ней Ребеку Форселль. На ней был серый жакет и белая блуза, ее руки дрожали. Она решила поблагодарить Микаэля, прежде чем тот исчезнет.
– Ему лучше? – спросил Блумквист.
– Худшее позади, – ответила Ребека. – Но мы всё еще не знаем, насколько сильно он пострадал.
– Понимаю, – кивнул Микаэль и показал Ребеке на стул рядом с койкой.
– Говорят, вы сами были на волосок от смерти.
– Они преувеличивают.
– Тем не менее… Понимаете ли вы, что для нас сделали?
– Я тронут, – сказал Микаэль. – Спасибо.
– Чем мы можем вам помочь?
«Выложить всю правду о Ниме Рите», – мысленно ответил он.
– Позаботьтесь, чтобы Юханнес скорей поправился и нашел себе работу поспокойней.
– Мы пережили страшное время. – Она кивнула.
– Понимаю.
– Вы знаете…
– Да?
– Я только что читала про Юханнеса в Интернете. Люди вдруг сразу стали такими добрыми… не все, конечно, но многие. Это почти невероятно. С каждым днем я все больше понимаю, в каком кошмарном сне все мы живем.
Микаэль взял ее за руку.
– Я позвонила в «Дагенс нюхетер» и сказала, что это была попытка самоубийства, хотя толком ничего не знаю. Это ужасно, да?
– Видимо, у вас имелись на то свои причины.
– Я просто хотела, чтобы они поняли, насколько далеко все зашло.
– Что ж, звучит разумно.
– Но парни из МУСТа сообщили мне нечто странное.
Микаэль насторожился:
– Что же такого они вам сказали?
– Что вы узнали о смерти Нимы Риты в Стокгольме.
– Да, это странная история… – Блумквист следил за тем, чтобы ничем не выдать своего волнения. – Вы его знали?
– До сих пор мне запрещали говорить на эту тему, – ответила Ребека. – Боюсь сказать лишнее.
– Теперь мне тоже запретили, – кивнул Блумквист. – Но разве нам обязательно быть такими послушными?
Она печально улыбнулась:
– Не думаю.
– Итак, вы были с ним знакомы?
– Мы немного общались на стоянке в горах. Я и Юханнес любили Ниму, он нас, похоже, тоже. «Сахиб, сахиб… – говорил он про Юханнеса. – Очень хороший человек». У Нимы была такая милая жена…
– Луна.
– Да, Луна. Она баловала нас своей заботой и все время была чем-то занята. Позже мы помогли ей построить дом в Пангбоче.
– Хорошо.
– Не знаю… Мы чувствовали себя виноватыми перед ней.
– Не догадываетесь, каким образом он мог исчезнуть из Катманду, а потом объявиться в Стокгольме?
Ребека посмотрела на Блумквиста с недоумением.
– Я боюсь даже думать на эту тему.
– Понимаю. – Микаэль кивнул.
– Видели бы вы, как боготворили Ниму его сыновья. Ведь он спасал жизни и пострадал за это.
– Его карьера скалолаза закончилась.
– И его имя втоптали в грязь.
– Хотели втоптать, – поправил ее Микаэль. – Не все ведь поверили клевете.
– Поверили многие.
– Кто эти многие?
– Те, кто был близок к Кларе Энгельман.
– Вы имеете в виду ее мужа?
– Да, его прежде всего. – Голос Ребеки дрогнул.
– Странный ответ, – заметил Блумквист.
– Возможно. Но, видите ли… история и в самом деле крайне запутанная. В ней замешано множество адвокатов… В этом году одно крупное издательство отказалось выпускать книгу о событиях на Эвересте.
– И об этом позаботились адвокаты Энгельмана, не так ли?
– Именно так. Официально Энгельман – бизнесмен. Но на самом деле он гангстер, мафиозо. Так мне это видится, по крайней мере. И в последние годы у него были серьезные проблемы с женой.
– Почему вы так думаете?
– Потому что Клара влюбилась в Виктора Гранкина и хотела оставить Стана. Она сама говорила нам, что хочет развестись. Более того, планировала рассказать журналистам о том, какой свиньей был Стан по отношению к ней. И это он в конце концов заставил ее замолчать, что бы ни писали на эту тему в Сети.
– Понимаю. – Блумквист кивнул.
– Страсти кипели еще те.
– Нима знал об этом?
– Думаю, да. Он хорошо сошелся с Кларой.
– И тоже молчал?
– Пока был в здравом уме, во всяком случае. Но после смерти Луны Нима совсем помешался. Не удивлюсь, если в таком состоянии он кричал об этом на каждом углу… Об этом и многом другом, – тише добавила она.
– О вашем муже, например, – докончил ее мысль Блумквист.
Ребека Форселль задрожала и опустила глаза.
В ней пробуждалась злоба, над которой Ребека была не властна. Она ведь понимала, что Блумквист делает свою работу и что он спас жизнь ее мужу. Но слова Микаэля пробудили давние подозрения, что Юханнес не открыл ей всей правды о событиях на Эвересте и Ниме Рите. По правде говоря, Ребека с самого начала не верила, что причиной его последнего срыва стала кампания ненависти.
Ведь Юханнес был борец, неисправимый оптимист, бросавшийся в драку, несмотря на плохие шансы. И Ребека всего два раза видела его другим: в доме на Сандёне и на Эвересте, после случая с Нимой Ритой. Поэтому она подозревала, что эти два эпизода как-то связаны в его жизни. И Микаэль всего лишь озвучил ее подозрения. Но за одно это Ребека была готова вцепиться ему в глотку.
– Я вас не понимаю, – прошептала она.
– Что, совсем не понимаете?
Она молчала. А потом неожиданно для себя сказала, о чем тут же пожалела:
– Думаю, вам лучше поговорить об этом со Сванте.
– Сванте Линдбергом?
– Именно.
Ребека не любила Сванте. Когда Юханнес назначил его своим секретарем, она закатила скандал. Сванте казался ей дешевой копией Юханнеса. Та же энергия, тот же боевой задор, но под всем этим – тонкий расчет и продуманная стратегия.
– И что мне расскажет Сванте Линдберг?
«Только то, что в его интересах», – мысленно ответила Ребека.
– Он в курсе того, что на самом деле произошло на Эвересте.
Ребеке вдруг подумалось, что она только что предала своего мужа. С другой стороны, разве он не предал ее, не открыв в свое время всей правды? Она встала, обняла Микаэля, еще раз поблагодарила его и снова отправилась к мужу, в палату интенсивной терапии.
Глава 18
Ночь на 27 августа
Инспектор криминальной полиции Ульрика Йенсен проводила первый допрос с Томасом Мюллером, поступившим в десять минут двенадцатого в государственную больницу Копенгагена с ожогами в области груди и предплечий.
Ульрике было сорок четыре года, и она долгое время работала в отделе сексуальных преступлений. Но недавно ее перевели в отдел преступлений, связанных с применением насилия в отношении личности. Ульрика часто работала в ночную смену – только так у нее и оставалась возможность немного побыть с семьей и маленькими детьми. Теперь она полагала, что уже получила от господина Мюллера полагавшуюся порцию бреда и пора наконец приступить к делу.
– Понимаю, что вам очень больно, – сочувственно начала она, – и вы находитесь под действием морфина. Тем не менее постарайтесь сосредоточиться. Итак, что вы видели?
– Я никогда не встречал таких глаз, – пробормотал Томас Мюллер.
– Это я уже слышала. Вы должны дать мне конкретные наводки. Были у этой женщины какие-нибудь особые приметы?
– Она молода, очень маленького роста, черноволосая и говорит, как привидение.
– То есть?
– Без каких-либо эмоций, совершенно. Как будто думает о чем-то другом.
– Что именно она говорила, не припомните?
– Что никогда не гладит свою одежду, поэтому, возможно, не сумеет сделать это хорошо. И что в моих интересах лежать тихо.
– Звучит устрашающе, – согласилась Ульрика.
– Она больная.
– Что-нибудь еще?
– Что она вернется, если я…
– Если вы что?
Томас Мюллер заворочался на койке и уставился на инспектора как безумный.
– Если вы что? – повторила Ульрика Йенсен.
– Если не оставлю свою жену в покое, – закончил фразу Томас. – Я не должен искать с ней встречи ни при каких обстоятельствах, дать ей развод, и…
– Ваша жена путешествует? – перебила инспектор.
– Да, она… – Томас пробормотал что-то невнятное.
– Что «она»? Что за проблемы у вас с женой?
– Клянусь, я ничего ей не сделал. Она сама…
– Что?
– Оставила меня.
– Почему она это сделала, как вы думаете?
– Потому что она чертова…
Томас Мюллер осекся. Он оказался достаточно разумным, чтобы не договорить фразу. А Ульрика Йенсен, в свою очередь, поняла, что у преступления имеется некрасивая предыстория, которой тем не менее решила пока не касаться.
– Больше ничего, что могло бы нам помочь? – спросила она.
– Она сказала, что мне не повезло.
– В каком смысле?
– Что этим летом на нее свалилось слишком много дерьма, и поэтому она зла.
– Что она имела в виду?
– Откуда мне знать…
– Как вы расстались?
– Она сорвала скотч с моих губ и еще раз все повторила.
– Что вы должны держаться подальше от своей жены?
– Да. И я ответил, что больше не хочу ее видеть.
– О’кей, звучит вполне разумно. То есть с женой после этого вы не говорили?
– Я понятия не имею, где она находится, я же сказал. И потом… Вы должны действовать, поймите. Эта женщина больна, она опасна.
– Мы сделаем все возможное, – заверила Ульрика Йенсен, – это я вам обещаю. Правда, тут есть одна странность…
– Что за странность? – насторожился Томас.
– Похоже, все камеры наблюдения в квартале вышли из строя. Поэтому нам практически не за что зацепиться.
Ульрика Йенсен вздохнула. Никогда еще она не чувствовала себя такой измотанной после допроса.
После полуночи, в такси, на пути из Арланды в город, Лисбет набрала в «Гугле» фамилию адвоката по бракоразводным процессам, которого ей посоветовала Анника Джаннини, как вдруг мобильный сигнализировал поступление эсэмэски от Блумквиста по секретной линии. Саландер слишком устала, чтобы читать его, поэтому продолжала заниматься адвокатом, поминутно переводя взгляд за окно. Что с ней случилось?
Она думала о Паулине. Похоже, Лисбет и в самом деле любила ее на свой лад, но в чем это выражалось? Она не моргнув глазом отправила бы Паулину к родителям в Мюнхен, несмотря на все ее отчаяние и реальную угрозу жизни. А потом так накинулась на ее мужа, словно местью хотела возместить недостаток любви. Лисбет не смогла убить Камиллу, несмотря на все то зло, которое та ей причинила, зато едва не лишила жизни Томаса Мюллера в Копенгагене…
Когда Лисбет нависла над ним с утюгом в руке, перед глазами возникло лицо Залаченко, а потом адвоката Бьюрмана и психиатра Телеборьяна – и она словно взорвалась. Собрала в кулак всю свою волю, благодаря которой только и смогла справиться с приступом ненависти. И это был редкий случай, когда она совладала с собой. В последнее время все чаще было наоборот: сомнения охватывали ее, когда нужно было действовать, а безумное желание действовать – когда требовалось сохранять спокойствие.
И все началось на Тверском бульваре, когда переживания прошлого вылились наконец в некое новое качество и заставили Лисбет взглянуть на свою жизнь по-другому. Она вспоминала, как лежала, парализованная страхом, когда Зала по ночам приходил за Камиллой. Но главное – мать. Что знала тогда она? Неужели тоже закрывала глаза на правду?
Последняя мысль изматывала Саландер больше всего и наполняла душу страхом. Лисбет боялась собственной нерешительности, особенно сейчас, когда надвигалось неминуемое – главная битва ее жизни.
После того как Чума помог ей хакнуть камеры слежения вокруг дома на Страндвеген, Лисбет узнала, что Камиллу навещает «Свавельшё». Камилла выслеживала сестру всеми доступными ей средствами и при случае не стала бы сомневаться ни секунды. А значит, и Лисбет нужно было обуздать лишние эмоции, стать решительной и целеустремленной, как прежде. Но для начала предстояло определиться, где жить. Ведь в Стокгольме у нее больше не осталось собственного угла.
Саландер продумывала варианты, одновременно читая мейл от Микаэля. Речь в нем шла о Форселле и шерпе. И эта тема по-прежнему интересовала Лисбет, но вникать в нее не было сил.
«Я в городе, – ответила она Блумквисту. – Можем встретиться в отеле».
Это выглядело как признание собственной беззащитности. Лисбет стало стыдно. С другой стороны, отчаявшись напасть на ее след, Камилла со своим покровителем могли запросто переключиться на друзей Лисбет, первым в списке которых шел Блумквист. И на этот случай ему было бы безопасней находиться рядом с ней, в отеле.
Хотя что мешало Микаэлю затаиться где-нибудь в другом месте? Лисбет набрала его номер и, когда не получила ответа ни через пять, ни через десять, ни через двадцать минут, прикрыла глаза, готовая проспать все на свете. Но раздавшийся в трубке голос пробудил ее в мгновение ока.
Вернувшись домой на Бельмансгатан, Микаэль думал было залечь в постель, но вместо этого почему-то сел за компьютер и стал искать информацию о Стане Энгельмане.
Бывшему супругу Клары шел семьдесят пятый год. Он был женат вторым браком и находился под следствием по обвинению во взяточничестве и незаконных угрозах в связи с продажей трех отелей в Лас-Вегасе. Притом что его империя, похоже, разваливалась – чего, конечно, нельзя было знать наверняка, да и сам Энгельман утверждал скорее обратное.
Так или иначе, Стан Энгельман искал поддержки в России и Саудовской Аравии.
Ниму Риту он нигде не помянул ни единым словом. При этом подал иск на «Эверест адвенчер турз» покойного Виктора Гранкина и добился суда в Москве, обернувшегося для компании банкротством. Не последнюю роль в этом сыграла злоба на Ниму Риту, которого Гранкин нанял в качестве сирдара. Тем не менее само по себе это не объясняло, с какой стати шерпа вдруг объявился в Стокгольме.
Микаэля быстро утомили бесконечные махинации с недвижимостью, любовные истории и, главное, глупый гонор Энгельмана. Поэтому, оставив его в покое, он переключился на Сванте Линдберга, который, конечно, лучше кого бы то ни было знал, что произошло с Форселлем на Эвересте.
Сванте Линдберг был генерал-лейтенант и тоже ветеран прибрежного флота. Не исключено, что при этом еще и офицер разведки, и что совершенно точно – друг Юханнеса Форселля с ранней юности. Кроме того, Линдберг имел впечатляющий опыт в скалолазании и до Эвереста покорил три «восьмитысячника» – Броуд-Пик, Гашербрум и Аннапурну. Именно поэтому Виктор Гранкин и позволил ему и Юханнесу идти к вершине, не дожидаясь остальной группы. Но что на самом деле произошло на Эвересте, Микаэлю предстояло узнать завтра. Пока же он мог утверждать только, что организованная в СМИ травля была направлена против Линдберга в не меньшей степени, чем против Форселля.
Похоже, именно Линдберг и был настоящим хозяином военного департамента. При этом он редко давал интервью. Единственное, что удалось найти, была статья в журнале «Мир бегунов» с фотографией трехлетней давности, которую Блумквист, похоже, уже видел. Во всяком случае, одна фраза из нее показалась ему знакомой: «Когда чувствуешь, что совсем выдохся, вспомни, что у тебя еще семьдесят процентов».
Микаэль задремал перед монитором. Во сне ему виделось бледное тело Юханнеса Форселля в толще мутной воды. Кошмар привел его в чувство. Журналист с трудом добрался до кровати, полагая, что сон придет сразу, но мысли продолжали крутиться в голове без его участия. Тогда он взял мобильник и открыл сообщение от Лисбет:
«Я в городе. Можем встретиться в отеле».
Микаэль так устал, что был вынужден перечитать его дважды. Далее ему захотелось сделать вид, будто он вообще не открывал этого сообщения, но Блумквист знал, что обмануть Лисбет таким образом не удастся. Кого угодно, только не ее.
Что же оставалось делать? Он не мог ответить ей «нет», но сил на то, чтобы согласиться, в себе не чувствовал. Блумквист прикрыл глаза и попытался сосредоточиться. Итак, она в Стокгольме и немедленно желает видеть его у себя в отеле. Что на самом деле все это значит?
«К черту Лисбет», – проворчал он.
Потом встал с кровати и принялся бродить по комнате, как будто ее сообщение вывело его из равновесия еще больше. Выглянув в окно, заметил странную фигуру возле ресторана «Бишопс армс», которую тут же узнал. Это был тот самый тип с «хвостом», что крутился возле его дома в Сандхамне. Микаэль инстинктивно пригнулся, будто от удара в живот. За ним следили, теперь у него не осталось на этот счет никаких сомнений.
Блумквист выругался. Во рту пересохло, кровь била в виски. Он должен был срочно связаться с Бублански или кем-нибудь другим из полиции. Вместо этого написал Лисбет:
«За мной следят».
«Это моя вина, – ответила она. – Я помогу тебе их скинуть».
Микаэль едва не закричал. Ему не хотелось никого скидывать, потому что он вымотался вконец. У него отпуск, черт бы всех подрал!..
«О’кей», – был его ответ.
Глава 19
27 августа
Меньше всего Кире хотелось с ними связываться. Ей порядком надоели эти бандиты в жилетках с нелепыми застежками, их маскарадные куртки с капюшонами и татуировки. Но обойтись без помощи «Свавельшё», к сожалению, пока не получалось. Поэтому Кира все так же осыпала их деньгами и ссылалась на Залаченко и вообще представила все как акт возмездия и дело чести.
Они давно стали ей поперек горла. Так хотелось наорать, обозвать их недотепами и лузерами, а еще больше – отправить в парикмахерскую или к портному. Но Кира оставалась невозмутимой и хранила достоинство. Слава богу, что Галинов согласился находиться при ней и на этот раз. В белом льняном костюме и коричневых кожаных туфлях, он сидел в красном кресле напротив и читал статью о родстве шведского языка с нижненемецким, или как там он теперь называется. Как будто прибыл в Стокгольм проводить лингвистические исследования. Впрочем, даже таким он внушал ей чувство защищенности, а главное – пугал «Свавельшё».
Поначалу парням было неловко подчиняться приказам женщины, пусть даже такой красивой. Но Галинову оказалось достаточно пару раз сверкнуть глазами поверх очков, чтобы привести их к порядку. Они ведь догадывались, на что способен этот человек, поэтому Кире не было никакого дела до того, что до поры он не вмешивался в их беседу.
Галинов заговорил позже, когда речь зашла о Лисбет Саландер. Ею занимался Богданов, и до сих пор безуспешно. Это была погоня за тенью. А нынешней ночью, как будто остального было мало, из их рук выскользнула еще одна путеводная нить.
Кира вызвала Марко Сандстрёма, президента «Свавельшё», который вошел в гостиную вместе с другим бандитом – Крилле, как будто так его звали.
– Мне не нужны ваши извинения, – начала Кира. – Говорите по делу: что произошло?
Марко неуверенно улыбался, и ей это нравилось. Он был рослый, брутальный мужчина, как и большинство в «Свавельшё». При этом, в отличие от коллег, не носил ни бороды, ни длинных волос и не имел большого живота. А лицо, достойное рекламного плаката, и широкие плечи порой внушали Камилле мысли, далекие от мести.
– Вы требуете от нас невозможного, – начал Марко.
Он постарался вложить в эту фразу весь свой авторитет, но Галинов даже не поднял глаз от книги, и это тоже понравилось Камилле.
– Я всего лишь поручила вам следить за ним, – сказала она. – Что же здесь невозможного?
– Да, но круглые сутки… – возразил Марко. – Это требует ресурсов.
– Как… как такое могло получиться? – возмущенно возвысила голос Кира.
– Этот черт… – вмешался тот, кого предположительно звали Крилле, но Марко оборвал его:
– Я им занимаюсь, Камилла.
– Кира, – поправила она.
– Простите, Кира… В полдень Блумквист куда-то исчез вместе со своей моторной лодкой. У нас не было ни малейшего шанса увязаться за ним. А потом ситуация и вовсе изменилась не в нашу пользу. Через час весь остров кишел полицией и военными. Мы плохо представляли себе, куда он мог подеваться, поэтому разделились. Юрма остался в Сандхамне, Крилле отправился на Бельмансгатан.
– А Блумквист?
– Он вернулся в город поздно вечером, на такси. Таким измотанным, что трудно было представить, куда он может еще отправиться в таком состоянии. Разве что в кровать, спать. Тем не менее Крилле никуда не ушел, и за это честь ему и хвала. Блумквист погасил свет, но около часа ночи вышел из подъезда с сумкой в руке и направился в сторону метро «Мариаторгет». За всю дорогу даже не оглянулся ни разу. В вагоне сидел, уронив голову на руки.
– Как будто не слишком хорошо себя чувствовал, – вставил Крилле.
– Именно так, – продолжал Марко. – И мы расслабились. Блумквист прислонил голову к стеклу и прикрыл глаза. Он выглядел вконец обессилевшим, но потом…
– Да?
– На станции «Гамла Стан», как раз перед тем, как закрылись двери, он вылетел из вагона как пушечное ядро и скрылся где-то на перроне. Мы потеряли его.
Кира молчала. Только переглянулась с Галиновым, и Марко заметил это. Потом посмотрела на свои руки и будто задумалась. Иногда молчание действует посильней любых угроз, она знала это. Поэтому, подавив желание закричать, выдержала паузу и сухо проговорила:
– А та женщина, которая жила у него в Сандхамне, вы знаете, кто она?
– Разумеется. – Марко оживился. – Некая Катрин Линдос, проживает по Нюторгет, шесть. Тоже журналистка как будто…
– И она для него что-нибудь значит?
– Как сказать… – снова начал Крилле.
Он носил бороду, а длинные волосы собирал на затылке в «хвост». С такими маленькими водянистыми глазками Крилле меньше всего походил на эксперта по любовным отношениям, тем не менее составил свое мнение и на этот счет.
– Думаю, да, – уверенно подтвердил он. – Они много времени проводили вместе в саду.
– Хорошо, – кивнула Кира. – С сегодняшнего дня я хочу, чтобы вы установили слежку и за этой особой тоже.
– Но, Камилла… то есть… Кира… – возмущенно залепетал Марко. – Это же три адреса!
Она не удостоила его ответом. Поднялся Галинов, сухой и высокий, и пошел проводить гостей. Он знал, что сказать им на прощанье. Всего пару, на посторонний взгляд, ничего не значащих вежливых фраз, от которых у понимающих людей мороз пробегал по коже.
Галинов, как никто, умел это делать, потому что был профессионалом. Поэтому Кира, предоставив ему заниматься «Свавельшё», поднялась на второй этаж. Квартира площадью сто семьдесят квадратных метров была куплена через подставных лиц два года назад, но была все так же скудно меблирована и оставляла впечатление необжитой.
Приходилось довольствоваться тем, что есть. Кира выругалась и без стука вошла в угловую комнату, всю пропахшую птом. Здесь работал Юрий Богданов.
– Что с компьютером Блумквиста? – спросила она.
– Я взломал сервер, как уже говорил.
– Ничего нового?
Богданов заерзал на стуле.
– Блумквист пытался связаться с Форселлем, что по-своему интересно, поскольку Форселль всегда был мишенью для ГРУ, и Галинов…
– Плевать я хотела на Форселля, – перебила Кира. – Меня интересуют шифрованные сообщения, которые получал или отправлял Блумквист.
– Я не смог их взломать.
– То есть? – удивилась Кира. – Но ты ведь продолжаешь работать?
Богданов закусил губу и опустил глаза в стол.
– Я больше не в системе.
– О чем ты?
– Сегодня ночью кто-то вышвырнул мой «троян».