Развернуться на скорости Николаева Елена

Глава 13

Маленький друг

Евгений

Есть на земле чистое озеро, в котором нет ни капли лжи и обмана…

Оно прекрасно. Когда смотришь в его глубины, тебя переполняет счастье…

А находится оно совсем рядом… в глазах ребёнка…

Какая странная штука — жизнь…

Казалось бы всё рассчитал, продумал до мелочей, выбрал правильное направление, но в какой-то момент дорога свернула не туда, указатели перестали соответствовать реальности, ветер поменял курс, мир перевернулся, и я окончательно себя потерял…

Как просто сбиться с пути…

Разгоняясь в безумном потоке дней, зачастую забывал о том, что жизнь у меня одна. Произошедшая трагедия с Викторией, словно разрядом молнии ужалила и одновременно встряхнула меня, помогла очнуться и оглянуться вокруг.

Я всё время стремился обеспечить себе «достойную» жизнь, окружал себя множеством вещей, достатком, как безумец, погружался в спорт с головой, но только сегодня понял, что моё счастье было призрачной иллюзией. Я никогда не был счастлив с женщинами. Никогда…

Как будто какое-то проклятие нависло надо мной.

До сих пор не могу поверить в произошедшее…

— Евгений? — до меня доносится чей-то голос.

Оглядываюсь, теряясь в чужом доме. Сколько я простоял у окна, глядя на летящие хлопья снега, сам не знаю. Может час, а может и два, а может и целую вечность…

— Снова снег пошёл… — отстранённо произношу, раскачивая виски по стенкам бокала. Выкурил полпачки сигарет, обеспечив себе головную боль на целый день. — Весна сходит с ума, также как и люди…

— Вы к еде не притронулись, хотя бы немного вздремнули, пока другие спят. На вас лица нет. Глаза страдальческие, красные. А Яночка… Господи… Бедная девочка. Бледная, словно фарфоровая куколка. Едва дышит.

— Яну накачали успокоительным. Она проспит ещё несколько часов.

— Господи, за что же ты так с ними? — крестясь, начинает причитать женщина. — Тимочка родителей лишился. Маленький совсем. Как же без отца и без матери то? Теперь всё ляжет на Янкины плечи. Она не готова к таким испытаниям. Одна сломается.

Тяжелый вздох как будто ставит точку в сказанном. Мы оба замолкаем на минуту, каждый думая о своём.

Казалось бы, Яна для меня никто, чужая симпатичная незнакомка, но что-то крепко держит возле неё, не отпускает. Чувствую, что должен помочь ей пережить этот сложный период, поэтому не могу переступить порог дома и уйти прочь. Пока не выгонит, останусь рядом. А в том, что попытается это сделать, даже не сомневаюсь. После слов Виктории вряд ли захочет иметь дело со мной.

— Матаса! Матаса! Съех! Съех идёт! Мотли! Епитьсъеххосю! А де мама и папа? Они есё не плиехали? Я хосюиглать на дое!

Оборачиваюсь на детский голос, ощущая мурашки под лопатками. Впервые так реагирую на ребёнка. Даже малышка Женька не заставляла сердце сжиматься при встрече. А этот такой забавный: худенький, резвый, с хитрющими глазёнками, промчался босиком мимо меня, как вихрь, очаровав с первого взгляда.

— Ой. А ты хто? — отводит взгляд от побледневшей домработницы и с интересом принимается разглядывать меня.

Отставляю стакан на ближайшую подходящую поверхность и подхожу к нему, присаживаюсь на корточки, протягивая ладонь для рукопожатия.

— Я — Женя, а ты у нас Тим? Рад встрече.

— Ага. Ты длуг папы? А де он? — мальчишка прислоняет свою пятерню к моим пальцам, и я с радостью обхватываю её, глядя в слишком знакомые глаза.

— Я друг Яны. Пришёл с тобой поиграть. Покажешь мне свои игрушки? Что у тебя есть интересного?

Отпускаю его руку, испытывая странное ощущение дежавю. Будто бы прошлое, настоящее и будущее на несколько секунд пересеклись в одной точке.

— А Яна де? — оглядывается на Наталью Тим. — Я хосю с ней иглать.

— Она немного устала, поэтому уснула. Может, пока со мной?

— Тода я хосю быть госиком, но мама не лазлешает гонять по дому, — на какую-то долю секунды мальчишка снова вводит меня в ступор.

— Хм… — отмираю, перевожу взгляд в окно, пытаясь утихомирить в душе лёгкое волнение. — А как насчёт посидеть за настоящим рулём моей спортивной тачки? Хочешь порулить?

— Сейозно?

— Серьёзнее не бывает. Давай-ка ты поешь чего-нибудь, затем Наталья оденет тебя в тёплую одежду, и я покажу свою машину. А ты мне расскажешь, откуда у тебя любовь к гоночному спорту. Договорились?

— По лукам!

Пока Наталья подогревала завтрак, мы с Тимом занимали места за небольшим обеденным столом на кухне. Завтракать без Яны в столовой я не хотел, да и чувствовал себя здесь не совсем комфортно по той простой причине, что хозяева дома скончались каких-то несколько часов назад. Я смотрел на Тима и пытался отыскать в нём черты Виктории, но какая-то часть в нём была слишком знакома мне.

Глаза…

Они точь в точь как у меня — золотисто-карие, иногда оттенок менялся до красновато-медного, когда загорался азартом.

Прогоняя эту шальную мысль из головы, отметил, что мужа её я особо и не видел, чтобы думать о каких-то совпадениях. Ребёнок как ребёнок, ничего особенного. Хороший, милый мальчик, спокойный, умный. Тяга иметь своих детей окончательно затуманила мне разум.

Встряхиваю головой, прогоняя наваждение, и ловлю взглядом его ручонки.

Мальчик, поднимая со стола нож с тупым острием, принимается намазывать сливочное масло на ломтик зарумяненного тостового хлеба. Совсем по-детски, неумело, но видно, что его этому учили. Сосредоточенно старается сделать как надо.

— Хочешь, помогу?

Инстинктивно протягиваю руку за хлебом, но Тим отказывается отдавать его мне, качая головой.

— Неа. Папа Адейговоит, что натоясиймусинадолзен уметь делать всё сам.

— Правильно говорит, — хмыкаю я, у самого сердце сжимается. Не представляю, как ему объяснят, что отец с матерью больше не придут.

Намереваясь схитрить, беру другой нож и принимаюсь намазывать свой тост приличным слоем масла.

— Тим, мне кажется, твой хлеб вкуснее намазан, — внимательно рассматриваю его кусок, слегка облизываясь. — Не хочешь со мной поменяться? Я очень хочу попробовать твой.

— Мозно, — не раздумывая, соглашается, гордо протягивая мне свой тост и забирая у меня мой.

— Только ты не торопись, ешь.

Тим откусывает кусочек, запивая горячим шоколадом, и жмурится от удовольствия.

— Ну как? — засматриваюсь, с каким аппетитом он уплетает ароматную гренку.

— Этот осень кусный.

— Серьезно?

— Угу. А мой кусный?

— Ммм… — жую и так же жмурюсь от удовольствия, повторяя все его замашки. — Ещё бы! И твой тоже очень вкусный.

— Господи, и привидится же такое, — бормочет Наталья, доливая в мой стакан ещё немного какао. — Вы с мальчишкой похожи, как две капли воды. Если бы Тимоха не был сыном Исаева, я бы подумала…

— Кхм, кхм, кхм… — прокашливаюсь, поперхнувшись от неожиданности глотком жидкости. Едва переведя дыхание, поднимаю на домработницу ошарашенный и влажный от выступивших слез взгляд.

— Ох, простите меня. Ляпнула с дуру. Тим, хочешь ещё какао?

— Неа. Я узе наелся. Зень, посли гулять. Хосюпоулить.

Заторможенно дожёвываю хлеб, медленно возвращая внимание к Тимофею. С трудом проглатываю еду, заново изучая лицо мальчишки. Но Тим неусидчив, спрыгивает со стула раньше, чем я что-то могу понять.

— Зень! Цево замел, посли!

— Ну пошли… раз наелся. Наталья, оденьте его потеплее. Кстати, как его температура? Дай-ка свой лоб, дружище. Не то Яна проснётся и всыпет нам по первое число.

Тим подбегает, позволяя прислонить губы к своему лбу. Кожа тёплая, жар не чувствуется.

— Ночью спала и больше не поднималась, — подтверждает Наталья.

— А горло болит? — интересуюсь, ощупывая пальцами тонкую шею ребёнка.

— Неа.

— Тимоха, давай начистоту? Ты мне правду, а я исполняю обещанное.

— Цуть-цуть болит. Несийно.

— Ладно. Тогда гуляем недолго. Договорились? — отпускаю, щёлкая пальцем по курносому носу.

— Ага.

— А страсть к гонкам откуда?

— Так это… мама его пристрастила, царство ей небесное… Господи. Она Тимочку родила после одного жуткого просмотра. Испугалась бедняжка. Они ж там все ненормальные смертники. Один чуть не разбился, правда идиоту повезло. Жив остался, родился в рубашке. Ну да ладно. Сейчас одежду принесу.

Одевались молча. Пока Наталья застёгивала куртку Тима и завязывала на нём шарф, я вспоминал наш с Викой последний разговор, построенный на почве безрассудной ревности, и сопоставлял кое-какие факты. Бред, но всё же…

Вика отреагировала на меня неоднозначно, так же, как и тогда, в нашу первую встречу в далёком прошлом. Шок из-за моего неожиданного появления вывел её из равновесия, заставил занервничать. Судя по реакции, ей было больно осознавать, что бывший любовник, к которому все эти годы она оставалась неравнодушной, направил недвусмысленное внимание на родную сестру.

Готов поклясться, что если бы я позволил себе её поцеловать — она бы ответила мне с той же отдачей, что и четыре года назад, иначе как объяснить привязанность к моему подарку и реакцию на мою близость? На вопрос: «Счастлива ли она в браке?» — ответа не прозвучало, но ещё больше разожгло в её крови злость. Неужели все эти годы думала обо мне? И что попыталась скрыть, когда узнала причину моего отсутствия? Моё имя дрогнуло в голосе Виктории перед тем, как я захлопнул за собой дверь её кабинета.

Вика жила воспоминаниями от гонки к гонке, неосознанно навязывая свои пристрастия сыну? Исаева? С чего бы это?

Твою же мать! Чего такого я не знаю, о чем должен был знать? И должен ли, если меня это не касается?

— Можете идти, Евгений, — голос домработницы вырывает меня из омута мыслей. — Только недолго, пожалуйста, чтобы не промёрз.

— Когда у Тима день рождения? — решаю развеять пробудившиеся сомнения.

— Двадцать пятого октября был.

— Спасибо, Наталья. Мы немного посидим в машине. Нужно хоть чем-то его занять. Если Яна проснётся, позовите нас.

— Хорошо.

Улица встречает наши лица слабым порывом ветра. Свежий воздух, врываясь в лёгкие, слегка обжигает, спирая дыхание. Неожиданно для себя подхватываю Тима под мышки и с каким-то неописуемым восторгом подбрасываю вверх, принимая вознаграждение звонким смехом. Такая малость ребёнку нужна, чтобы спонтанно взорваться радостью.

— Ну, что, гонщик, готов получить мою машину в своё распоряжение?

— Готов!

Снимаю с охраны автомобиль. Тачка приветливо моргает, щёлкая замками.

— Ого! Какая агомная! — выкрикивает, азартно округляя глаза.

— Нравится?

— Осень. Давай, посли узе в масыну, — нетерпеливо ёрзает на руках, вынуждая меня двинуться в сторону спорткара. — Побибикатьхосю.

— Нельзя, Тимыч, Янку разбудишь. Ей выспаться нужно.

— А паулить?

— Это можно… — соглашаюсь я.

Открываю дверь со стороны водителя и усаживаю Тима в кресло, наблюдая, как на радостях взрываются фейерверки в его глазах.

— Зень, ого скоко копок! А это для цево? — увлечённо ощупывает каждую своими тонкими пальчиками, приоткрывая при этом рот и высовывая язык.

— Это климат-контроль. Держит салон машины в тепле зимой и прохладным летом.

— А мозноклюцить?

— Нажимай сюда, — опираясь рукой о дверь, указываю пальцем, помогая Тиму справиться с программой.

— Ох ты! Хи-хи… — довольно хохочет, подставляя лицо лёгким толчкам воздуха. — Тёпленько дует… Секотна. А эта?

— Поворотники.

— А эта класная копка для сего?

— Эта стартовая кнопка, чтобы завести мотор.

— А поцему такой маинькийуль? У папы бойсе.

— Почему маленький? Он очень удобный, спортивный. Попробуй, обхвати руками здесь и здесь, — наклоняюсь к нему ближе, беря за тоненькие запястья, и укладываю руки Тимохи по обе стороны руля, прижимая к ободку своими ладонями, — чувствуешь, как классно обтекают его ладони?

— Ух, ты, — вдохновлённо выдыхает, едва заметно выкручивая руль то влево, то вправо. — Клуто…

— Тим, — пользуясь случаем, интересуюсь, прислоняясь щекой к его виску, — сколько тебе лет?

— Тли, — чётко даёт ответ.

Пока он возится с «начинкой», я прикидываю в уме месяцы после нашего с Викой секса, и с грустью осознаю, что моя математика явно не сходится с реальностью. Тим родился в октябре, а по моим подсчётам должен был родиться в ноябре… Была ли Вика беременной до нашей встречи — останется загадкой. Узнать информацию у Яны, не повернётся язык. Решаю на время забыть об этой сумасшедшей идее. С чего я взял, что Тимофей может быть моим..? Только потому, что чем-то на меня похож?

— Тим? — возвращаю себе его внимание. — Дружить со мной будешь?

— Буду, канесо. А кода покатаимся?

— Скоро, Тимыч. Очень скоро…

Глава 14

Срок нелюбви

Яна

Никто не предугадает, когда рука на бедре может привести к ножу в спине…

— Яна-а-а… Лисичка, — рядом доносится шелестящий голос сестры, — вставай. Проспишь всё самое интересное, — кажется, Вика склоняется над моим лицом так близко, что я чувствую её дыхание. Только почему-то оно прохладное, вызывающее в теле озноб. — Янусь… я хочу, чтобы ты это видела… Слышишь? Это очень важно…

Холод пронизывает каждую клеточку тела, и я плотнее кутаюсь в одеяло, натягивая его до самого подбородка.

— Вика, ну хватит, дай ещё немножко поспать… — сонно ворчу я. — Ещё каких-то десять минут… Пожалуйста…

Едва нахожу в себе силы повернуться на бок, но веки распахнуть не выходит, они налились свинцом в который раз. В горле настолько сухо и горько, что я с трудом проглатываю скудное количество слюны.

— Малышка, нужно вставать, — её настойчивости можно позавидовать. Ощущая в висках давление, отчаянно стону. — Скоро за Тимом придёт его настоящий отец, ты сильная девочка, справишься. Только не сдавайся и не вини его… Я простила, и ты простишь… Так нужно, Лисичка… Запомни: он единственный, кому можно доверить вашу жизнь… Вставай… Яна… Вставай, родная… Приходи в себя… Почувствуй его… Так нужно…

Последние её слова, будто ледяным вихрем врезались в моё тело, подбросили его, скользя холодом по венам, превращая меня в кусок айсберга, и, закончив скорый виток, вырвались наружу через кожу прозрачным воздушным облаком, возвращая моему телу кокон из тепла.

— Господи! — распахиваю резко глаза, пытаясь надышаться воздухом. — Что это было?

Я словно вынырнула из ледяной глубины на поверхность. Сердце колотиться на пределе, делая болезненные рывки. А в голове ещё витает шёпот: «Приходи в себя… Почувствуй его… Так нужно…» К чему приснился этот кошмарный сон? И сколько таких я ещё увижу?..

— Вика… — сдавленно произношу, отпуская слёзы на волю. — Я не могу смириться с тем, что тебя больше нет… Не могу, родная… Не могу…

Вытирая ладонями безутешные слёзы, пытаюсь напрячь извилины и вспомнить, как я оказалась в гостевой комнате в доме Исаева.

Здесь я часто ночевала, когда приезжала к ним погостить, но в этот раз меня сюда доставили явно без сознания. Раздели и уложили в кровать совершенно голую. Охранники Андрея не стали бы этого делать… Кроме Натальи больше некому.

Тоска новым витком сдавливает мою душу до тошноты.

— Тим!

Словно кнутом по оголённой коже ошпаривает меня воспоминание. Тимочка. Нужно его найти! Срочно!

Срывая с себя одеяло, резко поднимаюсь с кровати, отыскивая взглядом хоть какую-то одежду рядом. Всё сложили в шкаф.

В три шага достигаю цели, распахиваю дверцы мебели, достаю первую попавшуюся футболку, бельё и потёртые домашние джинсы. Одеваюсь наскоро, едва справляясь с молнией на ширинке. Пальцы настолько сильно дрожат, что не желают справляться с задачей без заминки.

— Ян..? — в ответ на моё ругательство, раздаётся тихий голос поварихи за дверью. — Можно войти?

— Входи, Наташа! — отзываюсь, направляясь к комоду за резинкой для волос, собирая по пути пряди в пучок. Приводить себя в божеский вид нет ни сил, ни желания.

— Проснулась? Как ты себя чувствуешь? Я чай травяной заварила. Принести тебе в комнату или спустишься вниз?

— Тима где? Как он? — взволнованно выпаливаю, оглядываясь по сторонам в поисках мобильного.

Пора позвонить Косте. Сейчас он мне нужен, как никогда. Я не справлюсь с горем одна. Необходимо оповестить маму о трагедии. Не представляю, что я ей скажу, и как переживёт её больное сердце эту беду.

— Он играет на улице с мужчиной, который тебя привёз из больницы.

— С охранником, что ли?

— Ян, ты что, ничего не помнишь, детка?

— Нет. После того, как свалилась без чувств у бездыханного тела сестры, не помню ничего.

— А Евгения тоже забыла?

— А этот что здесь делает? Его меньше всех хочу видеть. Это он с племяшей играет? А как же температура?

— Да нормально всё с мальчиком. Лучше посмотри в окно. Тимка с отцом, земля ему пухом, не был так счастлив, как с ним. Сразу нашли общий язык. Машиной его увлёкся, гонщик маленький.

— Никакой он не гонщик! Мне с лихвой хватило пристрастий сестры. Я сейчас спущусь, только Косте позвоню.

— Яна, мобильник в тумбочке. Я его на беззвучный режим поставила, чтобы ты хоть немного поспала. У няни сегодня выходной, но она придёт к обеду присмотреть за Тимом. Руслан Георгиевич вынуждено вернулся из Польши. Предупредил, что заедет к тебе сегодня. Хочет обсудить вопросы, касающиеся похорон брата. Просил его дождаться.

— Так уж и просил? Этот умеет только приказывать, — ворчу я, массируя пульсирующие виски. — Час от часу не легче. Я его органически не перевариваю.

— Из-за последнего семейного праздника?

— Ну, знаешь! — неожиданно вспыляюсь я. — Не очень-то приятно, когда тебя зажимает к стенке взрослый мужик, изучая пальцами кружевное бельё, да ещё и лезет с непристойными предложениями. У меня до сих пор щёки пылают и гнев вспыхивает, как фосфор, стоит лишь вспомнить о прошлом Рождестве.

— Больше года прошло, Ян. Забудь. Он, вроде бы, имеет там какую-то содержанку модель. Может забыл уже, как рвался жениться на пьяную голову.

— Ой, блин! — болезненно морщусь, скрипя зубами. — Не напоминай, пожалуйста. Надеюсь, что его приезд в Москву будет краткосрочным.

— Навряд ли, Яна, — Наталья задумчиво хмурится. — Исаев младший, как соучредитель компании, займёт место покойного Андрея Георгиевича. С ним не нужно воевать. Вам с Тимохой материальная поддержка нужна в первую очередь.

— Мне нет дела до компании Исаевых! — мысль о вакансии на роль содержанки Руслана становится невыносимой и отвратительной. — Пусть занимает хоть кресло президента страны. А вот до Тима есть. Добьюсь усыновления племянника и перееду в свою квартиру. Нет больше сил здесь оставаться. Все эти стены давят на меня воспоминаниями. Ещё немного — и я сойду с ума.

— Я пойду обед готовить, — Наталья вздыхает, опуская плечи. — Жду тебя на кухне. Не забудь про чай, не то остынет. Да и позавтракать тебе нужно. Так недолго и до очередного обморока. Тимка с Евгением уже покушали.

— Хорошо. Спасибо тебе, Наташ. Прости, я сейчас на взводе. Не знаю с чего начать. Руки опускаются…

— Да не за что. Держись, девочка. Нужно учиться с этим жить дальше. Отпусти Вику. Подумай о Тимофее. Ты ему сейчас нужна сильная и собранная, нельзя падать духом.

Наталья уходит, оставляя меня в полном раздрае.

Легко сказать — будь сильной. Я помню, как мы с Викой ждали окончания операции на сердце у мамы. Она твердила, что всё будет хорошо, что мама проживёт ещё до ста лет, как минимум. А сейчас я закрываю глаза и представляю её реакцию… Как ей сказать, что дочь погибла? А если сердце не выдержит? Что тогда? Нет ничего ужаснее и больнее, чем пережить собственного ребёнка.

Нахожу мобильный и зависаю над ним несколько минут, медитируя на экран. Не понимаю, что со мной происходит. Нужно коснуться вызова пальцем, но вместо этого я следую к окну и устремляю взгляд во двор. Зачем я его ищу? Знаю твёрдо, что сейчас спущусь и попрошу Евгения уехать. Не стоит ему здесь находиться. Но как только замечаю окрылённого заботой Жени мальчишку, так в сердце сразу что-то рвётся, как натянутая до предела струна, обжигая режущей болью.

Я должна лишить ребёнка и этого…

А что же Костя? Разве он не сможет подарить ему те же эмоции? Или я настолько запуталась в искусно расставленных сетях Евгения, что уже не понимаю чего хочу больше: ненавидеть его или позволить сделать Тима хоть чуточку счастливее, хотя бы на короткое время…

— Идиотка! — осекаю себя, с горечью вычёркивая из своей жизни чужого мужчину.

Всего лишь временное помешательство. Такое бывает, когда от внезапных, накрывающих тебя эмоций, разум коротит. Слишком много «против», чтобы думать о нём.

Палец незамедлительно касается экрана, активируя звонок Константину. У меня есть мой мужчина: умный, добрый, красивый, нежный, заботливый… Такой, которого я заслуживаю…

— Алло… — слышу в трубке знакомый голос, когда гудки начинают напоминать нескончаемое протяжное эхо.

Я уже отчаялась услышать ответ. Разница во времени между Таиландом и Москвой четыре часа, а значит у Кости разгар рабочего дня.

— Слушаю, — добавляет он.

Не дожидаясь лишних вопросов начинаю говорить, едва справляясь с эмоциями. Голос сипнет, становится неузнаваемым.

— Здравствуй….это я… — делаю вынужденную паузу из-за сдавившего горло спазма. Отворачиваюсь от окна, потому что одни очень зоркие глаза по ту сторону прозрачной занавески случайно выхватывают мою фигуру и впиваются цепким взглядом, прожигая меня насквозь.

— Янка, что-то случилось? Что с голосом? Ты заболела?

— Кость… — судорожный вдох вталкивает в лёгкие порцию воздуха. Позволяю скатиться слезам. — Вика с Андреем… Они разбились в автомобильной аварии… Их больше нет, Костя. Ты мне очень-очень нужен, родной… Слышишь меня? Приезжай, прошу… — шепчу, оседая на пол. Длинная занавеска, натягиваясь подо мной, обрывается вместе с карнизом и падает с грохотом на пол, ударяя левое плечо, затем и бедро. Вскрикиваю, следом прикусывая кулак. Хочется взорваться от боли, что в груди наматывается в огромный клубок и не позволяет расслабиться, пульсирует, разламывает грудную клетку.

— Ян? Ты что? Серьёзно? — едва доносится голос Константина сквозь шум в ушах.

— Тимочка… он теперь круглая сирота…

— Твою мать, детка, как же так?

— Приезжай, Кость, ты мне очень нужен… — молю его, раз за разом глотая слёзы.

— Когда похороны?

— Не знаю. Руслан быстро договорится. День, максимум два. Деньги и связи решают всё, тебе ли не знать, как это делается.

— Малыш… — голос родного мужчины на какое-то мгновение затихает. Обычно Костя так делает, когда прокручивает в голове важное решение. За паузой следует шумный вздох, который ещё больше приводит меня в замешательство… — Я не смогу вырваться раньше, чем через четыре-пять дней. Меня не отпустят, ты же знаешь. Моё присутствие здесь необходимо, от него зависит наше с тобой будущее, любимая. Как бы сильно я не хотел тебя поддержать, на похороны не успею прилететь. Прости, Яна. Да и мама будет рядом с тобой. А как же Тим? Надеюсь, Исаев о нём позаботится? Он ведь наследник Андрея, как-никак.

— С чего вдруг Руслан должен о нём заботиться? — вспыляюсь я, поражаясь его умозаключению. — Кость? Ты в своём уме? Или шумные тусовочные курорты с девушками в бикини тебе разум затмили?

— Яна! — в тоне звучат металлические нотки, но мне плевать на его героизм. Не нужно делать много ошибок, чтобы перечеркнуть любовь. Достаточно одной — бьющей точно в цель! Костя так внезапно открыл мне глаза, что я и опомниться не успела, но всё равно благодарна ему за это. Лучше рано, чем поздно. — Ты же не наивная девочка, понимаешь, чем я рискую?! Я же не для себя, а для нас стараюсь, вкалываю как проклятый!

— Не нужно рисковать, Кость. С этой секунды нас больше нет. Забудь, вычеркни меня из памяти, живи дальше своей жизнью, карьерист хренов! — прокричав в сердцах, отбиваю звонок, разжимаю пальцы на мобильном. Девайс со стуком приземляется на пол. Кутаюсь в штору, скручиваясь на полу калачиком. Реветь нет больше сил. Только всхлипы и горечь во рту. В голове сплошной океанский шторм, заглушающий мысли и голоса поблизости.

— Сукин сын… — шепчу, задыхаясь от безысходности. Отчаянье затапливает меня по самую макушку, глубоко царапает душу, посыпая солью свежие раны. — Ненавижу… Всех мужчин ненавижу…