Заклятая невеста Эльденберт Марина
– А по-моему, закончили.
– Не дерзи мне, девочка. – У него чуть шевельнулись ноздри.
– Вы мне постоянно дерзите, отчего бы и мне не дерзить вам.
Я взяла котенка на руки, собираясь отойти, но меня перехватили за локоть.
– Я тебя не отпускал.
Я посмотрела ему в глаза.
– Собираетесь придумать мне очередное наказание? Или уже придумали? Так не тяните. Мне раздеться? Надеть прозрачное платье? Собраться на охоту? Пойти с вами посмотреть на наказание Ирэи? Что?
Мой голос звучал спокойно, но горечь вряд ли можно скрыть, особенно от высшего элленари.
– Или будете в очередной раз мучить Амалию? Не стоит. Поверьте, девочка и так на грани срыва, так что боюсь, что после очередных пыток она может стать для вас бесполезной.
Демоны меня дернули упомянуть об Амалии, но, начав говорить, остановиться я уже не могла.
– В нашем мире женщин считают слабыми, но достойные мужчины компенсируют это упущение силой. Вы обладаете могуществом, сравниться с которым мало кто может, и на что вы его используете? Брать все, что пожелаете? Делать то, что считаете нужным? Простите, но магия для этого не нужна. Вы могли бы сделать все иначе, могли бы сразу мне все рассказать. Но зачем? Для вас я всего лишь кукла, которой можно надеть ошейник, которую можно пометить узором и, не спрашивая ее желания, притащить к Арке. Может быть, в нашем мире тоже достаточно зла и тьмы, но света в нем несоизмеримо больше. Мы умеем любить так же ярко, как ненавидеть, и, может быть, не всегда можем отличить первое от второго, но мы чувствуем. Мы живем. Этими чувствами, всеми гранями наших эмоций, а вы – несмотря на всю свою силу, при своем хваленом бессмертии, вы все здесь… просто мертвы.
Я выпалила это на одном дыхании, смутно представляя себе, что будет дальше.
Дальше пальцы на моем локте разжались, но облегчения я не испытала. Может быть, в этом мире вообще ничто не способно принести облегчения.
Сделала несколько шагов и остановилась, потому что в отличие от котенка, поглядывающего на решившую полетать бабочку, я не знала, что мне делать. Теперь Золтер посадит меня под замок, запрет в клетке Каори (так в нашем мире называлась магическая клетка, не позволяющая выйти из дома или из комнаты, а в особо жестоких случаях запирающая человека на крохотном участке помещения) или в ее элленарийском аналоге, но, как бы то ни было, в библиотеку мне уже не попасть.
Прежде чем эта мысль успела окончательно оформиться и придавить меня своей тяжестью, из-за спины донеслось:
– Аурихэйм умирает.
Умирает. Если вспомнить, что я видела и чувствовала в лесу – в лесу, которому обещала помочь, – нет ничего удивительного, что все это просто вылетело у меня из головы, но если бы я на минуту остановилась и задумалась, сложила два и два…
Обернулась, чтобы встретить взгляд Золтера, в котором сейчас не было тьмы. Скажем так, в нем не было ничего из того, что я помнила по нашему предыдущему общению.
– Ты права, Лавиния. Мы мертвы – или очень скоро будем мертвы. Подобно тому, как ваши маги сейчас заряжают своей силой артефакты, элленари впитывают магию Аурихэйма. Пять тысяч лет назад был нарушен баланс, из-за чего смерти стало больше, чем жизни, и это породило Пустоту. Она пожирает наш мир, как ржавчина пожирает металл.
Я отпустила котенка и обхватила себя руками, потому что очень хорошо помнила эту Пустоту. Абсолютное ничто. Холод, боль, забвение – но это мои чувства, когда я ее увидела, а что чувствует тот, кто попал под ее действие?
– Зачем вам нужен был мой ребенок?
– Он мог все изменить.
– Я не понимаю.
– Он мог стать артефактом, соединяющим два мира. Позаимствовав силу жизни из мира смертных, мы могли воскресить Аурихэйм.
Вот теперь меня пробрало основательно.
– Что значит – стать артефактом?
– То и значит, Лавиния. По достижении шести лет, когда твой сын набрал бы полную силу элленари, соединившего жизнь и смерть, он бы раскрыл разделяющие наши миры границы. Арка и точное соблюдение условий ритуала требовались для того, чтобы ребенок родился сильным и смог удержать потоки магии, текущие сквозь его тело.
– Но я – смертная, – напомнила я.
– Магия в мире смертных сильнее всего цеплялась именно за женщин. – Золтер усмехнулся. – Ты и твоя сестра – прямое тому доказательство. Ты замечала, что у ваших мужчин чаще всего нет определенного вида магии? Твой брат использует знания армалов, но в нем нет истинной силы. Его кровь – его сила. Кровь, в которой течет магия, разбавь ее – и ничего не останется, ваша сила – твоя и Терезы – истинная. Армалы и мааджари – элленари, пришедшие в ваш мир, чтобы жить среди смертных, но увы. Магия рождена в Аурихэйме, и по ту сторону границы она слабела с каждым тысячелетием. Поэтому мы оставили людей с их историей и ушли.
У меня сейчас голова лопнет. Нет, правда. Если бы на моем месте была Тереза, которая разбиралась в магии, как я в растениях… но нет, Терезы на моем месте быть не могло. Несомненно, к счастью.
– Я не совсем поняла про ребенка и артефакт.
– Тебе и не надо ничего понимать, Лавиния. Ребенка не будет, – коротко отозвался он.
Коротко и как-то резко, как если бы пожалел, что затеял этот разговор.
Не сказать, что я сильно обрадовалась такой новости. То есть да, в общем-то обрадовалась, потому что определенного рода надежду это внушало, но радость перед фактом того, что гибнет целый мир, меркла мгновенно.
– Я могла бы помочь иначе. У меня магия жизни, и там, в лесу…
– Ты, – он посмотрел на меня сверху вниз, – могла бы помочь иначе? Ты, Лавиния, – там, где не справились поколения элленари?
Сколько себя помню, меня никто не принимал всерьез. Даже Тереза и Винсент, хотя они и учили меня магии, но их магия – это было глубоко, а моя – так, поверхностное баловство. Для них я просто обожаемая младшая сестренка, Лави, тепличный цветочек, который надо оберегать и с которого надо сдувать пылинки. А ведь магия жизни способна творить чудеса.
Буквально.
– У любой задачи есть по меньшей мере два решения, – сказала я.
– У этой нет.
– Моя гувернантка тоже так считала, – хмыкнула я и сложила руки на груди. – Когда я решила заданную мне задачу другим способом, она полчаса пыталась найти ошибку, а потом наказала меня за лишнее для леди своеволие. Но это моя гувернантка, а вы – правитель, который ищет возможность спасти свой мир. Вам не кажется, что стоит позволить мне…
– Нет.
За спиной раздался грохот: котенок все-таки попытался добраться до бабочки, но что-то не рассчитал и свалился.
– Золтер, послушайте, – выдохнула я, поморщившись от резанувшего слух имени. – Вы ведь действительно правитель. Вашему миру нужна помощь. Это… – Я указала на бабочку. – Это что-то да значит, верно? И то, что я смогла создать портал…
– Довольно. – Голос он не повысил, но от прозвучавших в нем интонаций – подавляюще-властных – желание говорить дальше пропало. – Мои решения под сомнение не ставят, Лавиния. Надеюсь, ты это запомнишь, когда в следующий раз соберешься выйти из комнаты. И да, на наказании Ирэи тебе придется присутствовать. Сегодня вечером.
Он вышел, а я с трудом подавила желание запустить в закрывшуюся дверь чем-нибудь потяжелее.
У-урод! Какой же он все-таки урод!
Прошлась по комнате, сжимая и разжимая пальцы. Итак, что у нас получается? Заговорщики уверены, что Золтер что-то задумал, но Золтер говорит, что я теперь бесполезна и что ребенка не будет. Больше того, не хочет даже подпускать меня к тому, что творится в Аурихэйме. Заговор, кажется, его тоже совершенно не волнует, он не спросил у меня никаких деталей или имен. Хотя одно имя во время несостоявшегося похода в библиотеку я все-таки услышала: Наргстрен. Собеседник этого Наргстрена считает, что я здесь не просто так, но…
Вот ведь ирония – магия в нашем мире сильнее всего цеплялась, как выразился Золтер, именно за женщин, и именно в женщинах ее сильнее всего подавляли. Отказывались развивать, заставляли сходить на нет, сбивали малейшую искру и тут же ее тушили. Не потому ли мы сейчас имеем то, что имеем? Угасающую магию, которую не удается удержать.
Да, артефакты заряжаются, но что будет, когда магия в нашем мире иссякнет вместе с последним магом?
Я потерла виски.
Тереза, Винсент, как же мне не хватает ваших знаний. Вы бы в два счета решили эту задачку, не говоря уже про Эльгера… Хотя он уверен, что дело совсем в другом.
Я снова прошлась по комнате, отогнала котенка от бабочки, которая полетела в ванную, и резко остановилась. Так резко, что чуть не упала: чтобы удержать равновесие, пришлось ухватиться за столбик кровати.
Просто я только что осознала, что слышала разговор элленари через полог безмолвия.
9
Амалия продолжала плакать. Если честно, я уже сомневалась, что поступила правильно, когда просила у его аэльвэрства разрешения ее увидеть: стоило мне войти, у сидевшей в кресле девушки задрожали губы, и она разрыдалась. На этот раз магией я не стала пользоваться, потому что магия способна принести лишь кратковременное облегчение, проблему она не решает. А проблема была, и существенная.
– Мы никогда отсюда не выберемся, – всхлипывала Амалия. – Вы обещали, что сможете вытащить нас, но мы по-прежнему здесь.
А ничего, что прошло не больше пары дней?
– Амалия, я всегда держу свое слово.
– И как вы собираетесь это сделать? – Девушка подняла опухшее от слез лицо. – Как вы собираетесь пересечь границу Аурихэйма, если сами сказали, что сделать это может только элленари?!
Каюсь. Сказала. В прошлый раз.
– Амалия, ко мне в сон приходил месье Эльгер. Сильнейший маг нашего мира. Он сказал, что я меняюсь и что нам нужно понять, что со мной происходит.
Хорошо бы сделать это до того, как я пойму, что мне делать с умирающим Аурихэймом. Его аэльвэрство слушать меня не стал, но после нашего разговора я не могла перестать думать про плачущий лес – олицетворение того, что происходит с домом элленари. Если бы у меня было побольше сведений – например, о том, что нарушило баланс… Вот только откуда их взять, если теперь по любому поводу надо спрашивать Золтера.
– Месье Эльгер?
– Эрик Эльгер. Герцог де ла Мер.
Амалия судорожно сцепила пальцы. Имя герцога де ла Мера в высшем свете не знал только… ладно, его знали все. Как ни парадоксально, преимущественно из-за его отца, который собирался занять трон Вэлеи, а после залить кровью мир ради возрождения магии. В связи со всем, что я узнала, мне вдруг стало интересно, как он собирался это сделать. Или мааджари знали об элленари чуть больше, чем кто бы то ни было?
– Он сможет нас спасти?
– Если я выясню, что творится с моей магией. Ты же понимаешь, что говорить об этом никому нельзя?
Девушка кивнула, быстро-быстро.
– А что с ней происходит?
– Я… создаю порталы, – раскрыла ладони, хотя к моим ладоням порталы не имели никакого отношения. – Пространственные переходы, правда, пока на очень небольшие расстояния.
Если вспомнить Ирэю, она провалилась сквозь пол и выпала в тронном зале, во время экзекуции Льера я просто рванулась к нему и оказалась рядом. Единственное, что объединяло эти моменты, – сильные эмоции. Может быть, в этом все дело?
– Еще я спасла тебя.
Амалия широко распахнула глаза.
– В лесу. Помнишь первый раз, когда ты пришла в себя в Аурихэйме?
И почему Золтер запретил мне об этом говорить?
Вопросы, вопросы, вопросы – и ни одного ответа.
– Аурихэйм не откликается на магию смертных, но на мою магию по какой-то причине откликается. Поэтому… – Я улыбнулась и протянула ей руку. – Мы обязательно вернемся.
Амалия вложила в ладонь дрожащие пальцы. Под глазами девушки залегли глубокие темные круги, и даже голубое платье сейчас не освежало ее светлую кожу.
– Я очень надеюсь, леди Лавиния, – сдавленно прошептала она. – У меня такое чувство, что этот мир меня убивает. Я здесь постоянно мерзну… Помните, я говорила, что мне не страшны холода? Но здесь с утра до ночи пробирает озноб, хотя жара у меня нет.
Я приложила ладонь к ее лбу: действительно, жара нет.
– Ты говорила кому-нибудь об этом? – спросила встревоженно.
Да, Аурихэйм – не лучшее место для юной леди, и я сама частенько мерзну от близости смерти, но…
– А со мной кто-то говорит? – Она горько усмехнулась. – Мне приносят еду с таким видом, словно кормят животное. Вы единственная, с кем я говорю.
Я прищурилась:
– Кто тебе прислуживает?
– Прислуживает? – Амалия приподняла брови. – Несет тяжелую повинность, вы хотели сказать. Они каждый день меняются, и ни одна не назвала своего имени, хотя я спрашивала.
Взметнувшуюся было внутри ярость я заставила отступить. Нет, с этим элленарийским снобизмом пора что-то делать, и если это делать – то делать сегодня, когда во время экзекуции Ирэи во внутреннем дворе соберется толпа. При мысли о том, какой может быть реакция Золтера, внутри что-то подозрительно задрожало, но эту дрожь я уняла раньше, чем она растеклась по всему телу и добралась до сердца. Если я права (а я права, потому что иначе объяснить случившееся с пологом безмолвия просто нельзя), моя магия в Аурихэйме не подчиняется никаким законам и правилам, странным образом набирает силу, хотя в этом мире почти не осталось жизни.
Пока я буду молчать, Золтер тоже будет молчать.
А значит, пришло время во всеуслышание заявить о себе как о маге жизни.
Оставшееся до вечера время я посвятила общению с магией. Раньше я принимала ее как данность и не заостряла внимания на своих ощущениях, но сейчас отмечала все, что казалось мне интересным. Например, в нашем мире я чувствовала мягкое раскрытие сил, а в Аурихэйме магия вспыхивала сразу. Здесь я чувствовала ее неотделимо от себя постоянно: в каждом вздохе, в каждом движении пальцев, над которыми мерцала жемчужная дымка, а в родном мире она зарождалась во мне лишь тогда, когда я того хотела.
Чем больше я обращалась к магии, тем больше понимала суть слов Золтера об истинной силе: мы с ней действительно были единым целым. Мне не нужно было ее звать, она была со мной каждое мгновение, струилась по моему телу, бежала по венам, раскрывалась цветами и жизнью.
После того как у меня на балдахине вырос цветок, я поняла, что стоит остановиться. Не то чтобы это меня напугало (что может сделать маленький безобидный цветок?), но я была достаточно подкована в магии, чтобы понимать, что, если чего-то не можешь объяснить, в это погружаться не стоит. По крайней мере, пока рядом не будет того, кто может.
Я ожидала, что за мной придет Лизея, но Золтер явился лично. Окинул меня отстраненным взглядом и поинтересовался:
– Ты ужинала?
– Чтобы меня стошнило на глазах у всех? Увольте. Публичные казни и экзекуции не возбуждают мой аппетит.
На самом деле я была не вполне уверена, что поступаю правильно: все-таки для магии нужны силы, но мне кусок в горло не лез. Во-первых, потому что смотреть на истязание Ирэи мне совершенно не хотелось, а во-вторых, по причине того, что я задумала.
– Что же его возбуждает? – поинтересовался он, отточенным жестом подавая мне руку.
Это было как-то слишком по-энгерийски, поэтому я даже не сразу нашлась с ответом. Обычно его аэльвэрство предпочитал приказывать или брать, так что подобный джентльменский жест совершенно выбивался из образа. Раздумывая над этим, я поняла, что что-то странное творится не только с моей магией, но и с Золтером. Пока я не упустила эту мысль, надо будет к ней вернуться. После того как вернусь в свои покои.
– Вы сегодня так милы. Мне ожидать солнце и радугу?
– Ты была бы не ты, если бы не сказала что-то подобное, – усмехнулся он.
Но руку не убрал, и я добровольно положила ладонь на сгиб его локтя.
– Ты не ответила на вопрос.
– Он не показался мне интересным, – хмыкнула я. – Тем более что раньше вас это не интересовало.
– Интересует сейчас, – коротко произнес он, и мы направились к дверям.
Дикость ситуации заключалась в том, что мы шли смотреть на экзекуцию, но вели себя как собравшиеся на званый ужин. Еще большая дикость – то, что я уже начинала к этому привыкать, но самая, пожалуй, из ряда вон – то, что я иду рядом с мужчиной, который предпочитает брать женщин силой и делает вид, что все хорошо.
Эта мысль заставила меня отнять руку.
– Что-то снова не так?
– Снова? – Я приподняла брови. – Постоянно не так.
– Что именно?
– С чего предпочитаете начать?
– С чего угодно. Но не сейчас. Поговорим об этом за ужином.
Я не ослышалась? Он сказал – поговорим?
– Руку, Лавиния. – Это прозвучало привычно жестко, проходящие мимо элленари поклонились, но Золтер даже не взглянул в их сторону.
Ладонь я вернула на место, вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, что кроется за столь резкими переменами. То ли это очередная игра, то ли… не знаю.
В любом случае нам сегодня точно предстоит серьезный разговор. Не знаю, состоится ли он за ужином (после того как я покажу всем, на что способна жизнь), но в том, что избежать его не получится, можно было не сомневаться. Украдкой взглянула на повелителя Аурихэйма, когда мы вышли к лестнице. Что раньше, что сейчас, я не могла его понять.
Может быть, в этом все дело? В том, что элленари непостижимы. Да и можно ли понять существо, которое прожило бесчисленное множество лет?
Сколько ему вообще лет?
Перевела взгляд на картину, отражавшую суть магии и ее зарождение.
Смерть и жизнь, вливающиеся друг в друга, рассыпающиеся искры стихий – пламя и лед, земля и воздух. А ведь в нашем мире почти не осталось магов стихии, да и здесь я их не встречала. Целительскую магию вообще сложно выделить во что-то особенное, ее проявления – именно то, что Золтер говорил про мужчин-магов. Использование силы крови, зелий и созданных давным-давно плетений, возможно, усовершенствованных и доработанных.
О, сколько знаний можно было бы найти здесь! Тереза бы многое отдала, чтобы к ним прикоснуться.
И кажется… я тоже.
– Стихии угасают, потому что из Аурихэйма уходит жизнь? – неожиданно спросила я.
Он скользнул взглядом по моему плечу. Я бы сказала, огладил, от этого неприкосновения мне стало жарко даже в насквозь промерзших стенах его замка.
– Жизнь в Энгерии все-таки не истребила желание поглубже погрузиться в магию?
Я поправила волосы, заставляя их лечь на плечо. В Аурихэйме предпочитали прически попроще, преимущество отдавали распущенным волосам, украшенным завитками, иногда несколько прядей чуть поднимали наверх.
– Ничто не способно истребить желание. Если оно искреннее, – заметила я.
– Да, ты права. – Признание моей правоты звучало в устах Золтера еще более странно, чем все остальное. Тем не менее чем ближе мы подходили к распахнутым дверям во внутренний двор, залитый иссиня-черным пламенем и озаряемый вспышками молний, тем больше мне становилось не по себе. Поэтому я предпочла продолжить:
– Вы сейчас про искренность или про стихии?
– И про то, и про другое.
– А что насчет сил хэандаме?
Он усмехнулся.
– Силы хэандаме возникли как полная противоположность магии. На них неспособны повлиять ни смерть, ни жизнь.
– Тем не менее они умрут вместе с Аурихэймом, если мы ничего не сделаем?
«Мы» сорвалось с моих губ случайно, но взгляд, который бросил на меня Золтер, показался мне слишком глубоким. К счастью, мы уже шагнули во двор, и рев толпы взмыл ввысь, чтобы с грохотом обрушиться по стенам замка на нас.
Элленари приветствовали своего повелителя, а я поморщилась. Среди пестрой толпы, ожидающей расправы над женщиной, с которой танцевали в одном зале и которой говорили комплименты, мне не был никто интересен. По большому счету мне здесь вообще ничто интересно не было, но я не без тайного злорадства представляла, как вытянутся их лица, когда я отпущу магию.
Аурихэйм не признает смертных. Аурихэйм не признает смертных…
Сегодня посмотрим, кто и кого здесь не признает.
Сделать все нужно было до того, как начнется экзекуция, и в идеале экзекуция не должна была состояться, но меня все равно потряхивало.
– Ты такая напряженная, Лавиния.
– А вы такой отзывчивый! – огрызнулась я.
Особенно когда увидела помост.
Да что ж за раса-то такая, а?! Вечно им надо над кем-то показательно издеваться.
– Снова думаешь о том, насколько мы мерзкие? – хмыкнул Золтер.
– Как вы угадали?
В прошлый раз меня сопроводили к трону, на котором он восседал, в этот раз мы шли к нему вместе, вот только соседнего кресла больше не было. Разумеется, я же больше не будущая королева, а так, пленница. Пленницам не положено сидеть, им вообще ничего не положено.
– Видимо, ты плохо знакома с историей. Публичные казни были любимой забавой смертных в Темные времена.
– С историей я знакома хорошо, но в Темные времена у людей было помутнение рассудка из-за подавляющей власти магии. У вас оно здесь, кажется, не проходит.
Золтер снова хмыкнул и, когда мы приблизились к трону, сел. Ни один мужчина (достойный, я имею в виду) в Энгерии не позволил бы себе сесть, когда стоит женщина, но с достоинством у них тут большие проблемы. Боюсь, что не только с достоинством.
Чувствовать магию как вторую суть было необычно, но я уже начала привыкать. По крайней мере сейчас, когда напряженно вглядывалась в арку, из которой в сопровождении двух стражей вышла Ирэя. Чем ближе они подходили, тем сильнее внутри меня натягивалась какая-то струна. Раскаленные волосы принцессы полыхали в ночи, а лицо было неестественно белым.
Я глубоко вздохнула, когда она поднялась на помост. В нашу сторону элленари не смотрела, но, когда Золтер вскинул руку и во дворе стало тихо, я увидела, как ее ногти вонзились в ладони.
– Поскольку оскорбление, нанесенное аэльвэйн Лавинии моей кузиной, касается лично ее, – его голос ворвался в шипение плетей, готовых обрушиться на спину Ирэи, – я счел правильным предоставить ей самой решить, какого наказания достойна Ирэя. Аэльвэйн Лавиния?
Тишина, повисшая после этих слов, оказалась гораздо более громкой, чем можно себе представить. Взгляды, обращенные на меня, были весьма говорящими – изумленные, яростные, полные неверия. Они скользили по мне, тяжестью опускались на плечи, оплетали как паутина. Тем не менее из толпы не донеслось ни звука: как Золтер и говорил, оспаривать его решения не осмеливались.
Ирэя все-таки повернулась к нам. Точнее, повернула голову, и взгляд ее горел такой ненавистью, какую мне еще не доводилось видеть. Подозреваю, что отданное смертной право решать ее участь само по себе оказалось гораздо более страшным наказанием, чем боль, которую могла причинить плеть.
– Я не желаю наказания для ее аэльвэйства.
В тишине мой голос прозвучал очень громко, а мне так вообще показался оглушающим.
– Ты уверена, Лавиния?
– Уверена, – отозвалась я, выравнивая дыхание и мысли.
К косым взглядам после развода с Майклом мне не привыкать, а остальное… С остальным я справлюсь.
– Освободите ее аэльвэйство, – последовал приказ. – Надеюсь, Ирэя, ты сделала выводы.
– Сделала, кузен. – Ее голос больше напоминал шипение, тем не менее она изобразила местное подобие реверанса, после чего слетела с помоста. Плеть растаяла.
Еще мгновение – и момент будет упущен, поэтому я раскрылась навстречу бьющейся во мне магии.
– Ваше аэльвэрство. – От толпы отделилась женщина-элленари.
Она шагнула вперед, и в меня ударило тьмой. Я даже не сразу поняла, что исходит она от Золтера: его лицо стало каменным, как окружающие нас стены, взгляд потемнел до глубин черной и беспощадной смерти.
Сейчас было самое время отпустить магию, но я не могла, горло словно сдавила невидимая рука. Направляющаяся к нам невысокая женщина чем-то (возможно, идеально ровной спиной и умением держаться) отчаянно напомнила мне матушку. Одежда, ничуть не похожая на вольные наряды элленари, была ближе к наряду княжны Загорья: плотная темная ткань, тронутая лишь пылью серебряного рисунка. На скулах женщины узоры, от которых я почему-то не могла отвести взгляд. Она приблизилась, и мне стало нечем дышать.
Иссиня-черные волосы, водопадом стекающие по хрупким плечам, глаза глубокой, насыщенной синевы.
Как небо перед рассветом.
Элленари была невыносимо похожа на Льера.
В тот миг, когда я об этом подумала, женщина словно надломилась и встала перед Золтером на колени.
– Ваше аэльвэрство, – голос ее тоже казался надломленным, – прошу вас о милосердии. Позвольте моему сыну вернуться домой.
10
Надо было что-то сказать или сделать, но я замерла. Только чувствовала, как бьется вместе с магией мое сердце, и, кажется, его грохот был слышен всем во дворе. Потому что тишина снова стала глубокой и вязкой, и даже молнии, разрезающие черное небо, крошились с треском.
– Поднимитесь, аэльвэя Орстрен. – Голос Золтера ударил подобно грому. – И немедленно покиньте мой замок.
Что?
– Ваш сын был казнен и останется здесь столько, сколько я того пожелаю.
В глазах женщины мелькнуло отчаяние сродни тому, которое я видела в глазах матери лишь однажды: когда Винсенту сообщили о том, что Тереза добровольно отправилась к Эльгеру, чтобы спасти мужа. Брат всегда оберегал нас от такого рода известий, но в тот раз предпочел сказать правду.
– Пожалуйста.
– Уведите ее.
Этот короткий приказ прозвучал как пощечина, и я резко развернулась к Золтеру:
– Как вы можете?!
Он перевел на меня взгляд. До ужаса медленно, но сейчас впору было радоваться тому, что это произошло так – клубящаяся в нем смерть повторно перекрыла мне дыхание, а ее тяжесть ударила в грудь, на миг разделяя меня с собственной магией.
К нам уже приблизилась стража, поэтому я бросилась к женщине, чтобы помочь подняться. Она взглянула на меня даже без удивления – равнодушно, как обреченная, но руку мою приняла. Правда, стоило ей выпрямиться, тут же отстранилась, оттолкнула попытавшегося взять ее под локоть элленари и направилась к воротам. Я смотрела ей вслед, чувствуя, как внутри все переворачивается.
Магия жизни считается даром, но и подводные камни в ней тоже есть: чужие чувства. Сейчас чувства этой женщины приближались к тому, что я видела, – к выжженной, страшной пустыне.
– Ваше аэльвэрство…
– Руку, – последовал приказ.
Не дожидаясь моего согласия, поднявшийся с трона Золтер сдавил мои пальцы и устроил на сгибе своего локтя. Вспышка – и портал отрезал нас от толпы и от матери Льера, чье лицо до сих пор стояло у меня перед глазами.
– Ужин тебе принесут. Из комнаты не выходить. – Короткая череда приказов обрушилась на меня, едва мы оказались в моей спальне.
– О чем она говорила? – спросила, стараясь не обращать внимания на разрастающийся в груди давящий ком.
– Это не твое дело.
– Не мое? – холодно поинтересовалась я. – А что тогда мое? Что она имела в виду?!
– Элленари не умирают, как ты знаешь, – жестко произнес он. – Погибшие в бою становятся армией Приграничья, казненные – остаются прикованными к месту казни, чтобы переживать ее снова и снова до тех пор, пока наказание не сочтут достаточным.
Я задохнулась от возмущения.
– Вы… вы… неужели в вас нет ни капли милосердия?
– Ни капли, Лавиния, – подтвердил он.
– Послушайте. Льер и так…
– Я запретил произносить его имя, – резко произнес он. – Хочешь оказаться на месте Ирэи?
Новый портал – и я снова одна, а в тишине оседают на пол мерцающие изумрудные искры и отголоски давящей силы Золтера. Сцепив пальцы, прошлась по комнате, готовая прямо сейчас бежать обратно во двор замка. Вот только к чему это приведет? Я все равно не смогу помочь матери Льера, поскольку даже не знаю, где сейчас ее сын.
Не знаю, потому что… не искала!
Жемчужная искра вспыхнула над ладонью, согревая. Повторить заклятие оказалось гораздо проще, чем создать в первый раз, вот только нить не спешила вытягиваться в нужном направлении. Мерцала, подрагивала, словно билась о невидимую стену.
Да, в случае с поиском людей (или не совсем людей) все гораздо сложнее. Будь здесь Тереза, она отыскала бы его в считаные секунды, у меня же не было ни единой вещи, способной к нему привести.
Читать бесплатно другие книги:
