Я спас СССР. Том III Вязовский Алексей
А вот хозяева Олимпиады опростоволосились. У них почему-то не оказалось трапа нужной высоты, и наш красавец – дальнемагистральный суперлайнер «Ту-114» – около часа простоял на летном поле, пока принимающая сторона в спешном порядке решала эту проблему. Регулярного сообщения между двумя нашими странами еще нет, так что прилет одного из самых больших в мире пассажирского самолета – флагмана советской гражданской авиации – для японцев стал большой неожиданностью.
Я оказался в первой десятке смельчаков и теперь, стоя под дождем на летном поле, смотрел, как остальные сто шестьдесят членов делегации, одетые, как детдомовцы, в одинаковые коричневые плащи, с опаской спускаются по шаткой временной конструкции. Смотрится это, если честно, ужасно. А дождик между тем усиливается.
После паспортного контроля и выдачи багажа нас загружают в автобусы и везут на место проживания. По дороге мы дружно крутим головами и приникаем к окнам автобуса, силясь рассмотреть за пеленой дождя японскую столицу. Несмотря на плохую видимость, ее улицы и здания нас впечатляют. Даже не верится, что Япония, еще недавно лежавшая в руинах, смогла так быстро встать на ноги и превратиться в одну из передовых стран мира. Внешний вид столицы с ее современными высокими зданиями и дорогами, полными машин, – наглядное тому подтверждение.
Но не всех прилетевших этим спецрейсом везут в Олимпийскую деревню. Те, кто входит в «политгруппу», идут в отдельный автобус – им предстоит заселиться в обычный отель. А вот спортсмены, тренеры и часть «комсостава» едут в центр Токио – в район, который называют «Вашингтон хайтс». Мы с Германом почему-то тоже попадаем в эту группу. Молодой загорелый сотрудник посольства, отвечающий за наше размещение, рассказывает по дороге, что когда-то давно на месте спортивной деревни был военный плац японской императорской армии. Потом база американской оккупационной армии, давшая ему нынешнее название. Но недавно эту базу перенесли в другое место, а однотипные деревянные казармы перестроили под проживание спортсменов. Потом эту спортивную деревню власти Токио вроде бы планируют снести и разбить на этом месте общественный парк.
Вскоре мы с интересом рассматриваем место, в котором нам предстоит провести следующий месяц. Советской делегации отведено в Олимпийской деревне несколько зданий, между которыми есть площадка с флагштоком, на котором развевается алый стяг. Обстановка внутренних помещений в здании, честно говоря, спартанская. Все довольно скромно: у спортсменов в комнатах по десять кроватей, а туалеты и душевые – в конце коридора. И это действительно напоминает военные казармы, а еще советские пионерские лагеря. Столовая расположена в отдельном здании, женская часть делегации будет жить на территории, отгороженной забором. Так японские власти заботятся о нравственности.
Нас с Седовым заселяют на второй этаж, и там условия уже более приличные – в комнатах кроватей не больше четырех, есть столы, за которыми можно работать, и помещения для проведения собраний. Логика, по которой мы попали сюда, становится более понятна, когда выяснилось, что наши соседи по этажу – руководитель делегации Юрий Машин вместе с заместителями, куратор по линии ЦК КПСС Зубков и главный «присматривающий» в чине генерала КГБ со своими подчиненными. То есть мы с Германом как раз оказались в самой гуще событий – в штабе делегации, куда будет стекаться наиболее полная информация об успехах спортсменов, а скорее всего, и о всяких проблемах и скандалах. И получим мы все это из первых рук – на ежедневных совещаниях и планерках.
Конец дня проходит в бытовой суете. Мы обустраиваемся, знакомимся с соседями, обмениваемся первыми впечатлениями. Нам сообщают распорядок дня и примерное расписание дел на завтра. Первую часть командировочных в размере 800 долларов раздали еще вчера, так что пока прибывают последние члены делегации, у нас будет немного свободного времени и возможность прогуляться по Токио или пройтись по магазинам. После утренней планерки, естественно, и если погода позволит гулять. Моя первоочередная задача – купить себе карту Токио на английском, чтобы сразу начать ориентироваться в городе, и складной зонт, чтобы не промокнуть и не простыть, не дай бог. А еще хорошо бы заранее пройтись по намеченному на 3 октября маршруту. Конечно, расположение нужного мне объекта и подходы к нему накрепко вбиты в память еще в Москве, но заранее осмотреться на местности все-таки не мешало бы. Заодно проверюсь на предмет слежки.
Волнуюсь, если честно. Но СЛОВО молчит, давая надежду, что все пройдет нормально.
Ранним утром просыпаюсь от топота множества ног и резких выкриков под нашими окнами. Любопытство берет верх, и я, потирая спросонья лицо, подхожу к окну. Похоже, только рассвело, а наши спортсмены уже вышли на утреннюю зарядку. Под аккомпанемент тренерских команд члены сборной в одинаковых синих спортивных костюмах разминаются и «заряжаются» прямо на площадке вокруг флагштока. Ладно… и мне пора вставать, а то в душевую потом не прорвешься.
– Кто там орет как резаный? – стонет недовольный Герман, тоже отрывая голову от подушки.
– Вставай, а то на завтрак опоздаешь.
– Издеваешься?! – Герман с новым стоном падает на подушку.
Вот совершенно не спортивный мужик. Полноватый, рыхлый – с таким по городу долго не погуляешь, он через час пощады запросит. Придется по примеру Геши Козодоева аккуратно свалить от него в городе, ведь по одному комитетчики нам категорически запретили ходить. Была бы их воля – они бы к каждому члену делегации приставили по паре охранников, а так им остается только грозить нарушителям немедленной высылкой в СССР. Смешная угроза, учитывая, что регулярных рейсов на Родину из Токио нет. Но руководство делегации не устает нам повторять по сто раз на дню, словно мы только и мечтаем разбежаться, как тараканы, едва выйдя за ворота олимпийской деревни.
После завтрака и короткой планерки мы с Седовым и еще парой товарищей наконец-то выбираемся в город. Сразу же берем такси, с которыми здесь проблем нет, и едем в самый центр столицы – на торговую улицу Гиндза. Попутчики тут же прощаются и заходят в магазин электроники, а наша цель – карта города. Купив, я сразу же углубляюсь в ее изучение, восстанавливая в памяти все, что узнал о Токио в Москве. Рядом нетерпеливо переминается Герман.
– Ну скоро ты? Пойдем уже…
Магазинов здесь тьма – и крупных универмагов, и мелких лавок. Отличное место, чтобы избавиться и от Седова, и от слежки, если она, конечно, есть. А еще неподалеку станция подземки, линия которой ведет прямо к парку Уэно. Так что задача понятна: побродить по магазинам, заодно провериться, а потом сбежать.
Японцы воспринимают нас спокойно, европейцы для Токио вовсе не редкость, и тех же американцев здесь полным-полно. Жители Страны восходящего солнца вежливы, завидев нас в лавке, встают, начинают приветливо кланяться и предлагать свой товар. Девушки по улицам ходят стайками и хихикают, прикрыв рот рукой, если мы на них смотрим. Наверное, потому, что я сильно выделяюсь ростом на фоне мелкотравчатых японцев. Герман достает из кармана список покупок, который ему составила жена, морща лоб, вчитывается в него.
– Так, нам нужен универмаг. Мне опытные коллеги подсказали, как здесь лучше делать покупки. Идем.
Я останавливаюсь и окидываю Седова взглядом, полным скепсиса. Вот уж не собираюсь послушно следовать за ним. Выдвигаю встречное предложение:
– Слушай, Герман… Нам ведь с тобой, скорее всего, нужны совершенно разные вещи. А давай мы не будем ходить друг за другом?
– С ума сошел?! Нас комитетчики убьют, если узнают.
– А они и не узнают. Давай в пять встретимся здесь под часами, и тогда в деревню мы приедем на такси вместе.
– А если…
– Если вдруг встретишь кого-то из наших, скажешь, что я только что здесь был – отошел в соседний магазин. Лады?
Герман нехотя кивает, и мы заходим в универмаг. А через несколько минут я уже выхожу оттуда один и отправляюсь в одиночное плавание по Токио. Осваиваю основные улицы, захожу в торговые центры, любуюсь памятниками архитектуры. Разумеется, все это делаю под соусом съемки фоторепортажа. Карманы моего плаща набиты коробочками с купленной в универмаге цветной пленкой, и я щелкаю «Зенитом» где только можно и нельзя. Внимательно изучаю карту токийского метро. Заодно проверился на предмет слежки. Чисто.
А вот с едой беда. Английского языка практически никто не знает, меню в ресторанчиках исключительно на японском. Фотографий или картинок в них, естественно, тоже нет. Поэтому ем по принципу «ткнул пальцем». Сашими, лапша удон, чего только не подают в ответ на мои мучительные попытки заказать европейскую пищу. И все это опять крайне вежливо, с суетой вокруг, поклонами. Начинаю сильно скучать по борщам и котлетам Вики.
Доехал до парка Уэно. Осмотрелся там. Сегодня дождя нет, в парке много гуляющих – и таких же туристов, как я, и местных. Парк красивый. Прошел по аллее до памятника, у которого мне завтра встречаться с японцем, потом прогулялся до Национального музея западного искусства. В сам музей не пошел, лишь посмотрел на его здание, построенное по проекту самого Корбюзье. Ну… ничего особенного, если честно. Судя по карте, здесь совсем недалеко зоопарк и Университет изящных искусств. А чуть в стороне Токийский университет, о котором мне предстоит написать статью. Но это уже не сегодня – сейчас разведка на местности закончена, мне пора возвращаться в Гиндзу, чтобы встретиться с Седовым.
Я приезжаю вовремя, до пяти еще десять минут осталось. Но Герман уже нервничает под часами.
– Больше не пойду с тобой никуда, где тебя носит?!
– В Токийский университет хотел попасть, но опоздал. Мне ведь Коган велел статью о нем на писать.
– Ну не в первый же день туда ехать! И я здесь подумал – все-таки нельзя нам по одному перемещаться по городу. Возможны провокации. На утренней планерке же слышал, что американцы подзуживают японских националистов? Те собираются устроить антисоветское шествие. Уже и повязки нарукавные с названиями северных островов пошиты – Шикотан, Кунашир, Итуруп…
Я лишь отмахиваюсь от опасений Седова – мне сейчас не до этого, другое на уме. Ловим такси и возвращаемся в Олимпийскую деревню. Герман всю дорогу недовольно сопит. Но шопинг, судя по всему, удался – он весь обвешан свертками и сумками.
…Следующим утром все повторяется в полном соответствии с утвержденным руководством распорядком дня. Ранний подъем, зарядка, завтрак, планерка. Спортсменов ощутимо прибавилось – вчера прибыл еще один рейс из Хабаровска. И снова на планерке оглашают строгое предупреждение: в город поодиночке не выходить. Герман с укором смотрит на меня, намекая на мою вчерашнюю самоволку. Но генерал тут же оглашает другой запрет:
– И вчера вечером, после ужина, несколько человек были замечены за распитием спиртных напитков. Позор, товарищи! А кое-кого видели еще и меняющим водку на сакэ на территории Олимпийской деревни! Совесть у вас есть, товарищи комсомольцы и коммунисты?! Какое мнение сложится у японцев о советских людях по вашей вине?
Теперь уже я тихонько посмеиваюсь в кулак, потому что именно Седова вчера вечером в этой теплой компании и застукали. Но водку и коньяк в Японию притащил не он один. А многие еще и икру с собой прихватили. Про такую мелочь, как матрешки, хохлома и шкатулки с палехской росписью, я вообще молчу. И, кстати, чиновники в этом ничуть не отстают от спортсменов, они тоже запаслись «сувенирами» в надежде на выгодный «чендж». Но главная несправедливость, которая обижает наших олимпийцев, – их командировочные намного ниже, чем у чиновников и членов нашей «политгруппы».
Аргументы властей несерьезные: якобы питание и проезд у спортсменов бесплатные, а вот бедным чиновникам придется в Токио потратиться на это. Хотя понятно, что они и питаются днем вместе со спортсменами, и ездят на тех же заказных автобусах. Но на все вопросы один ответ – ну у вас же еще и премиальные за медали будут, так что старайтесь! Жлобье чиновничье… Слышал, что из этих премиальных со спортсменов потом еще и за форму собираются вычесть.
Планерка тем временем заканчивается, и свободный от тренировок народ снова срывается в город, стараясь успеть с покупками до открытия Олимпиады. И даже противный осенний дождь никого не останавливает. Спортсмены, у которых впереди изнуряющие тренировки, провожают нас завистливыми взглядами.
Сегодня я нервничаю. И даже внутренне готов к тому, что агент не придет. Что ж… тогда просто посмотрю Олимпиаду и честно выполню свою работу. Напишу для своего журнала статьи про Токио и Японию, возьму несколько интервью у наших великих спортсменов. Может, даже и для «Известий» напишу пару хороших репортажей с самых захватывающих соревнований. Я ведь знаю, что первые места возьмут советские боксеры, гребцы, борцы… И, конечно, великие Жаботинский и Латынина. С последней я так и вовсе успел познакомиться, когда мы столкнулись за завтраком в столовой и перекинулись парой слов. Лариса показалась мне очень скромной, даже застенчивой. При этом весьма сосредоточенной и целеустремленной. Такая точно возьмет золото в спортивной гимнастике.
Дождь продолжал лить, к вечеру еще и обещали усиление ветра – на Токио надвигался очередной тайфун. Японцы попрятались по домам, прохожие закрылись плащами и зонтиками, что мне было только на руку.
Снова походил с Германом по магазинам, чтобы тот успокоился и перестал ныть, а ближе к полудню исчез по-английски. В два я уже был в парке Уэно и несколько раз проверился. Сегодня это было легко – на аллеях парка пустынно. Плохая погода плюс рабочий день. В Японии, как и в СССР, еще не успели сделать субботы выходными.
Сайго Такамори – бронзовый пузатый военачальник в японской традиционной юкате – равнодушно смотрел на меня с гранитного постамента. Рядом с ним стоял невысокий бронзовый песик на поводке. Я начал не спеша фотографировать скульптуру с разных ракурсов, тайком поглядывая на часы. Время шло, а агента не было. Дождь усиливался, поднялся ветер, срывая с деревьев красные кленовые листья, на которые так любят «охотиться» японцы. Печально… но, видимо, придется уйти ни с чем.
Наконец в конце аллеи появилась фигура человека под зонтом. Худой, непривычно высокий для японца. Полная противоположность бронзовому Такамори. Лицо у майора ПСИА тоже оказалось запоминающимся. Густые брови, сломанный нос – захочешь, не забудешь.
– Не подскажете, где выход из парка? – произнес я условную фразу по-английски. – Я заблудился.
– Прямо и направо до конца аллеи, – четко ответил агент. И тут же поинтересовался: – Вы приехали в составе олимпийской делегации?
Не сговариваясь, мы отошли за памятник, закрылись от ветра и дождя зонтами.
– Да. Я имею инструкции возобновить наш контакт и обговорить новую систему связи.
– Этого не будет, – покачал головой Мацура Танто. – Я пришел на встречу лишь для того, чтобы сообщить: никакого сотрудничества не будет.
– Почему? – удивился я.
– Я больше не разделяю тех взглядов, что имел в молодости. Да и ваш Хрущев… – Японец презрительно поморщился. – Иосиф Сталин был гигантом в мировой политике. Определял жизнь и устремления людей на половине земного шара. А этот неуравновешенный пигмей способен только стучать ботинком по столу в ООН и угрожать миру ядерным оружием…
Жесткая оценка. Но, увы, справедливая. И можно только догадываться, насколько позорно выглядит взрывной, хамоватый Хрущев в глазах сдержанных, воспитанных японцев. Стыдоба, конечно…
– К тому же у нас есть прогноз аналитиков, что Советский Союз просуществует еще от силы лет двадцать-тридцать. Ваше техническое отставание в большинстве отраслей экономики усиливается, нарастают центробежные тенденции в союзных республиках. Поправьте меня, но у вас же в конце сентября случилось восстание в Хасавюрте? Это в Дагестане? – Японец с трудом выговорил трудные незнакомые названия.
– Да, я слышал об этом, – уклончиво ответил я и сразу вернул разговор к интересующей меня теме: – Зачем же вы тогда рисковали и пришли на встречу?
– Ностальгия по молодости, – вздохнул Танто. – И вот вам прощальный подарок.
Мацура протягивает мне две обычные пальчиковые батарейки SONY, запаянные в заводскую упаковку.
– Что это? – Я удивленно смотрю на «подарок».
– Контейнеры с микропленкой. Здесь анализ наших экспертов в области развития микроэлектроники. За ней будущее. Кроме того, там есть сведения о некоторых двойных агентах из ваших спецслужб, о которых нам стало известно благодаря сотрудничеству с американцами. Прощайте.
Танто коротко кланяется и уходит прочь в пелену дождя. Я же растерянно смотрю на шпионский «гаджет» в своих руках. Умно придумано… Если купить в магазине до кучи еще несколько таких упаковок, то ни одна зараза не додумается их вскрыть и проверить, уж больно это обычный товар, который все везут из Японии. Кладу бесценные «батарейки» в карман и направляюсь в сторону метро. По дороге еще раз проверяюсь, нет ли за мной слежки. Убедившись, что никому я не нужен, решаю перекусить в небольшом ресторанчике рядом со станцией метро.
Пока жду свой заказ, а потом и ем, размышляю о Мацуре. Жаль, конечно, что на контакт с нами японец больше не пойдет. Но, с другой стороны, я теперь могу вложить в его уста все, что угодно, – мало ли что он передал мне еще и на словах во время нашей встречи? Почему бы мне не воспользоваться такой замечательной возможностью?
Вечером, сделав вид, что устал, ложусь пораньше спать. И, прикрыв глаза, мысленно сочиняю длинный рапорт на имя Иванова. Описываю в нем встречу с Танто, безбожно завышая время контакта. Даю свою личную оценку поведению агента – сотрудничать он не будет, но сделал нам несколько прощальных подарков. Что-то записано им на микропленке, что-то он якобы сообщил мне устно. И это сразу несколько важных вещей.
Во-первых, бомба с законом Мура: о растущем числе транзисторов. Который будет сформулирован только в следующем году. Дескать, японские эксперты сделали важное открытие относительно интегральных схем – количество транзисторов на них растет каждый год примерно вдвое. Это значит, что к 75-му году количество элементов в чипе вырастет до двух в шестнадцатой степени. Компьютеры станут супермощными, а их размер можно будет резко уменьшить. Одними из главных отраслей в мировой экономике станут микроэлектроника, производство микропроцессоров, ПК и программ для них. Та страна, которая станет флагманом в этих секторах, получит ключевое преимущество. Почему Танто не доверил это пленке? Так он из спецслужб, и это не совсем их тема, да и не очень-то он уверен в выводах ученых. Но советские специалисты обязательно проверят выводы японцев – куда им деваться-то, когда информационная «бомба» приехала через Особую Службу! – и подтвердят необходимость судьбоносного поворота в микроэлектронике СССР.
И надо добавить перчика по линии спецслужб. Чего бы еще Танто мог мне сообщить из «жареного»? В голове вдруг начинает громко звучать СЛОВО, и я на мгновение теряю сознание. Очнувшись и вытерев рукой кровь, идущую из носа, я четко понимаю, что же надо дать под вторым пунктом. Логос требует избавляться от монад Люцифера, рвущих ткань реальности. И одного из них я даже знаю. Это тот самый израильский шпион Камиль, что внедрен в сирийское министерство обороны. Он готовит войну, которая тяжело аукнется по всему миру. От него можно и нужно избавиться как можно скорее. Впишу и эту информацию в свой рапорт.
Прислушиваюсь к себе, пытаясь ощутить в переданной мне пакетом информации еще монад. Желательно на территории СССР. Но, увы, у меня болит голова, опять начинает идти кровь носом. Вздохнув, тянусь за носовым платком. Пора заканчивать мучить себя, иначе свалюсь. Все остальное теперь в Москве…
Глава 12
И. Губерман
- На Страшный суд разборки ради
- эпоху выкликнув мою,
- Бог молча с нами рядом сядет
- на подсудимую скамью.
Тайфун хозяйничал еще несколько дней. Из-за штормового предупреждения и непогоды в Токио нам предписано было не покидать Олимпийскую деревню, и мы все тихо сходили с ума от безделья, слоняясь из угла в угол. Единственным развлечением по-прежнему оставались собрания и планерки, на которых руководство читало свои нудные нотации и требовало от тренеров и спортсменов «усилить-углубить-повысить». Лишь восьмого утром дождь с ветром прекратились и небо немного расчистилось. Все повеселели и вздохнули с облегчением – наша вынужденная самоизоляция, кажется, закончилась. Голос диктора по радио сочился оптимизмом – синоптики обещали отличную погоду на две ближайшие недели, значит, открытие Олимпиады 10 октября пройдет при полном параде. И после завтрака все не занятые делом группами отправились в город.
Накануне произошел забавный случай. В деревне поймали советского… «туриста-сантехника». Им оказался Григорий Кусикьянц – тренер боксера Валерия Попенченко. В штабе все настолько обалдели, что вызвали Кусикьянца на экстренно собранную комиссию. Присутствовал на ней ради любопытства и я.
В комнату вошел крепкий мужчина с высокими залысинами. Остановился у стола, где сидели члены комиссии, мрачно на нас посмотрел.
– Ну и что нам с вами делать, Григорий Филиппович? – первым взял слово руководитель делегации и по совместительству председатель Спорткомитета СССР Юрий Машин. – Это же скандал на весь мир! Тренер тайком пробирается в Олимпийскую деревню, устраивается сантехником. И как только японцы вас пустили? Здесь же охраны полно!
– Я им помог починить прорванную трубу у северного выхода, – покраснел от смущения Кусикьянц. – Английский я знаю, учил для выездов на международные соревнования. Разговорился с помощником завхоза, господином Ёсихидэ Суга. У него большое хозяйство, а людей мало…
Члены делегации переглянулись, генерал КГБ сокрушенно покачал головой.
– Вы лучше скажите, как сумели выехать из Союза, – вступил в разговор куратор по линии ЦК КПСС Зубков.
– Так я же прошел со всеми выездную комиссию, – пожал плечами тренер. – Мне выдали заграничный паспорт с визами. То, что я не еду в Японию, я узнал в самый последний момент. Пошел, купил туристическую путевку и прибыл сюда на теплоходе «Хабаровск». Поймите, товарищи! – разгорячился Кусикьянц. – У меня совершенно особый метод. Попенченко не может без меня на ринге!
– Это почему же? – полюбопытствовал Машин.
Тут я наконец очнулся и схватился за ручку. Начал судорожно записывать историю. Ведь это же сенсация. Да и мужика надо спасать. Пока я конспектировал приключения Кусикьянца, тот излагал свой метод. Заключался он в том, что на ринге тренер несколькими фразами доводил Попенченко до состояния бешенства. Когда спортсмен уже готов был напасть на тренера, быстро направлял эмоции подопечного на соперника.
– Постойте, постойте, – заинтересовался генерал. – Это же вы на Европе, в финале, ущипнули за задницу своего Попенченко?
– Я, – виновато повесил голову Кусикьянц.
Все присутствующие засмеялись, атмосфера немного разрядилась.
– Товарищи, я помню эту историю. – Машин подмигнул нам. – Попенченко после этого нокаутировал соперника в первом же раунде и взял золото.
– Что будем делать? – Зубков повернулся к членам комиссии.
– Ничего. – Машин опять заулыбался. – Скандал поднимать не будем, пусть Кусикьянц и дальше щиплет своего Попенченко на ринге, лишь бы тот медали брал.
Чиновники дружно закивали, генерал поморщился, но промолчал – видимо, решил повременить с выводами и дождаться результатов выступления боксера. Тренер бросился пожимать руки Машину и Зубкову. А я помчался к Седову.
– Герман! Хочешь сенсацию? Я тебе даже название к заметке придумал – «Воля к победе»!
– Русин, а мне оно надо? Если тебе заняться нечем, сам и пиши про такую ерунду. А я буду ждать открытия Олимпиады.
Вот же зараза ленивая…
– Хорошо, а если я напишу для газеты, отправишь мою статью в «Известия»?
– Отправлю. Только сильно не размахивайся, все равно урежут – этот курьезный случай максимум на небольшую заметку тянет.
Статью я, естественно, к вечеру написал, все равно заняться нечем было. И в ней постарался выставить Кусикьянца в самом лучшем свете, чтобы его потом не сильно ругали. Хотя, конечно, хотелось написать про то, что вместо так необходимых здесь личных тренеров в нашей делегации полно людей совершенно далеких от спорта и непонятно чем занимающихся. Но разве такое напечатают? Нет, это лучше Хрущеву потом при личной встрече рассказать, чтобы он на спортивных чиновников всех собак спустил за недополученные олимпийские медали.
Предупредив руководство о задании от редакции и получив от генерала КГБ разрешение, я не теряя времени рванул в Токийский университет. Составить компанию желающих не нашлось, но меня это ничуть не расстроило. Ориентируясь по карте, я добрался до нужной мне станции метро, а дальше прогулялся пешком. На улице распогодилось, потеплело, даже солнышко временами выглядывало, так что эта пешая прогулка получилась вполне приятной. Сам административный корпус из темно-красного кирпича меня не впечатлил, а вот деревья в университетском парке…
Дело в том, что символом Токийского университета является реликтовое дерево гинкго, его трехпалый лист даже изображен на эмблеме этого самого престижного учебного заведения Японии. Соответственно на территории кампусов произрастает большое количество этих уникальных растений. И сейчас, когда гинкго начали желтеть, они представляли собой незабываемое зрелище. Я даже остановился, чтобы полюбоваться этой красотой. А вообще-то Тодай – как сокращенно называют японцы свой главный университет – имеет свой ботанический сад и даже собственную обсерваторию. Но это мне уже любезно рассказал его ректор – господин Комияма Хироси, когда я выразил искренний восторг аллеей из золотых гинкго. К сожалению, свободного времени у него особо не было, но полчаса на интервью он мне все же уделил. А потом с глубокими извинениями передал меня на руки одному из своих сотрудников, который и устроил познавательную экскурсию по территории.
В первую очередь я, разумеется, хотел посмотреть додзе и увидеть знаменитого Масутацу Ояму, который преподает в университете карате кекусинкай. Но, увы, именно сегодня занятий в зале не было, – удалось лишь издалека поглазеть на макивары и другое оборудование для тренировок. Впрочем, про карате можно будет написать отдельную статью в журнал – да что там, можно даже стать первооткрывателем этого вида боевых искусств в СССР. И достойный повод у меня есть – в июне в Токио официально открыт Мировой центр школы Мас Оямы и утверждено его название Киокушин – «Окончательная истина». А в рамках Олимпиады состоятся показательные выступления японских мастеров карате.
Мы шли дальше по территории, и сотрудник – невысокий очкастый японец – на хорошем английском подробно рассказывал об учебном заведении.
Как оказалось, Токийский университет, основанный еще в 1877 году, наиболее известен своими филологическим и юридическим факультетами. Тодай выпустил много японских писателей и политиков, его факультет права и управления – главная японская кузница кадров для правительства. Выпускники факультета составляют значительную часть ведущих политиков и топ-менеджеров японских корпораций. В состав этого учебного заведения входит два колледжа (гуманитарных и естественных наук), 9 факультетов (медицины, фармацевтики, права, естественных и гуманитарных наук, экономики, инженерно-технических наук, педагогики и сельского хозяйства). При университете ведут научную работу 11 исследовательских институтов. Неудивительно, что Токийский университет – один из самых престижных вузов не только в Азии, но и в мире.
Конечно, я не силен в медицине и химии, это скорее по Викиной части, но, рассматривая и фотографируя исследовательские лаборатории с их современным оборудованием и приборами, я начинаю завидовать японцам белой завистью. После того, что я увидел недавно в Хабаровске, начинаю вдруг остро ощущать, в какой отрыв уже ушла Япония. Нам такое оснащение пока и не снилось, у нас его только в каких-нибудь закрытых секретных лабораториях встретишь. А здесь на ультрасовременном оборудовании простые студенты и аспиранты работают. Чего ж потом удивляться отставанию СССР в ряде ключевых отраслей…
В Хабаровске я поражался наличию ЭВМ в институте? Забудьте. Здесь я впервые увидел настольный калькулятор Sharp! Не видно на столах студентов никаких арифмометров или абаков, даже логарифмических линеек практически нет – зато все они бодро стучат на электронных настольных калькуляторах модели CS-10A. Да, это еще не тот карманный микрокалькулятор на интегральных схемах с привычным маленьким окошком ЖК-дисплея. И размером он пока с обычную пишущую машинку. Но ведь и не такой громоздкий, как наша новейшая ленинградская «Вега»! Правда, стоимость у этого японского транзисторно-диодного чуда больше пятисот тысяч иен, но, как скромно сообщил мне мой провожатый, университет на своих студентах не экономит.
Всю обратную дорогу я думаю о том, что увидел в Токийском университете, и когда добираюсь до магазинов бытовой техники в Гиндзе, отчетливо понимаю: Япония стоит на пороге бума по продаже электронных бытовых приборов, вот-вот электроника придет здесь в каждый дом. И нам до них теперь, как до Луны… Я еще больше убеждаюсь, что надо обязательно по приезде в Москву вкинуть нашим начальникам про закон Мура. Пускай начинают шевелиться – одним АСУчиванием не отделаешься.
Уже в городе я задумчиво рассматриваю витрину большого магазина электроники, решая, какую технику стоит покупать в Японии. И вообще стоит ли. Вот, например, недорогие переносные магнитофоны, работающие на батарейках. Они сейчас еще все пока катушечные. Но ведь понятно же, что вскоре весь мир заполонят кассетные магнитофоны. Philips своим диктофоном EL3300 уже положил начало эре кассетной аудиотехники – до кассетного магнитофона один шаг. И снежный ком покатится с горы, только набирая на ходу обороты: кассетники, автомагнитолы, кассетные деки… Потом с моно мир перейдет на стереозвук, а там к концу 70-х и до «Вокманов» дело дойдет. Та же Sony уже наверняка ведет переговоры с голландцами, чтобы бортануть, а потом и придушить их совместного европейского конкурента – немецкий Grundig. Да, пока до этого далеко, но ход истории не отменить. В 93-м Philips проглотит Grundig, а потом уже и ее саму начнут распродавать по частям. В жестоком мире электроники выживает не только сильнейший, но и тот, кто в состоянии непрерывно поставлять на рынок инновационный продукт, основанный на использовании революционных идей.
Нет… подожду пока покупать магнитофон. Это лучше сделать в Европе. А здесь потрачу-ка я деньги на какую-нибудь экзотику. Куплю, например, для Когана-старшего этот забавный транзистор-радио в виде небольшого золотистого глобуса на подставке, прикольная вещь и цена нормальная – в пересчете около 15 долларов. Беру несколько упаковок пальчиковых батареек, максимально похожих на ту, что вручил мне Танто, несколько пачек фотобумаги для цветной печати и упаковку цветной фотопленки. Олимпиада долгая – пленка точно пригодится.
В отделе грампластинок я подвисаю – глаза просто разбегаются, а ручки загребущие тянутся захапать побольше драгоценного винила. Для начала хватаю свеженький третий альбом «Битлз» «A Hard Day’s Night», который летом вышел в США в ярко-красной обложке, – это для «Машины времени», пусть повышают свой уровень. И сразу же добавляю к нему миньон «Каникулы любви» японских сестер Ипо – эта песня сейчас в Токио из каждого окна звучит, а вот у нас их пластинка еще не выпущена, а потому и песня не известна. Так что будет у «соловьев» новый модный хит и сразу уже с русским текстом: «У моря, у синего моря…»
Просматриваю пластинки, и взгляд цепляется за диск-гигант в пестром цветном конверте с незатейливым названием «Звезды европейской эстрады». Тянусь посмотреть, что в нем, – оказывается, это сборник песен самых разных исполнителей. Ага… а вот среди них и тот самый Тони Литл со своим «Хали-гали». И кого там еще только нет: начиная с Сальваторе Адамо с его «Падает снег» и заканчивая Далидой, Франком Аламо и Жильбером Беко с «Натали», посвященной русской переводчице. А еще Джонни Холлидей с его знаменитым кавером «Станцуем твист снова», и та-дам!.. «Дом восходящего солнца» в исполнении британской группы The Animals! Плюс прошлогодний хит «Битлз» «Она любит тебя». Какая удача… Да это просто пособие для ликвидации музыкальной безграмотности моих «машинистов»! Про себя отмечаю некую странность – все песни длиной всего лишь по две-три минуты. Ну да… середина 60-х – это время коротких, но очень ярких песен. Эх, надо будет сюда еще заглянуть до отъезда.
Довольный, как слон, подхватываю пакеты с покупками и вываливаюсь из магазина на улицу. И тут же понимаю, чего мне остро сейчас не хватает, – пообедать и купить хорошую спортивную сумку, куда все эти покупки можно бы сложить. А то на шее фотоаппарат болтается, да еще и чехол с диктофоном по бедру бьет. И плащик болоневый хочется снять и свернуть, потому что солнце выглянуло и даже начало припекать. Через дорогу вижу магазин с вывеской, на которой коряво выведено на английском Road goods – там явно есть дорожные сумки и складные зонтики. Теперь осталось перей ти дорогу и постараться не попасть при этом под машину, они двигаются по проезжей части Гиндзы сплошным потоком. Еще бы. Согласно местной статистике, на начало 1964 года в Токио проживает больше 10,5 миллиона жителей. И при этом в городе почти миллион машин. Миллион!!! Москва, например, такого уровня автомобилизации населения достигнет только в 90-е годы.
Делать нечего. Стою на переходе, жду, когда полицейский-регулировщик обратит на меня внимание. Заодно с любопытством посматриваю по сторонам. На улицах этого торгового квартала довольно много полиции. Неподалеку даже стоит полицейская машина с огромной надписью: «Переводчики. Английский». Стражи порядка подготовились к Олимпиаде и наплыву иностранцев.
И бездомных тут много, как ни странно. Местные бомжи занимаются здесь попрошайничеством и когда видят европейца, тут же клянчат у него деньги, непрерывно кланяясь и пятясь перед ним. Полиция гоняет попрошаек, но, похоже, без особого результата.
Другая беда – проститутки, которых можно узнать по мини-юбкам и непременным сигаретам, зажатым в ярко накрашенных губах. Пожилые японки в кимоно плюются в их сторону, но тем, кажется, и дела нет до чужого презрения. Иностранец, стоящий рядом со мной на переходе, по виду и говору похожий на американца, увидев мой ошарашенный взгляд, любезно пояснил:
– После войны в пригороде Токио, Иошиваре, закрыли сотни публичных домов и запретили проституцию, но и сейчас город насчитывает тысячи проституток.
– Тысячи?… А почему же их не депортируют?
– Депортируют. Вывозят, как и попрошаек, автобусами, но они вскоре возвращаются обратно. Их ведь контролируют якудза.
Полицейский наконец замечает нас и перекрывает поток машин, давая перейти улицу. Кивнув друг другу, мы разбегаемся с американцем в разные стороны.
Якудза. Ну надо же… А кто-то из комитетчиков рассказывал нам на планерке, что якудза недавно опубликовали открытое обращение к властям, в котором заявили, что они патриоты своей страны, а поэтому на время Олимпиады приостанавливают свою преступную деятельность в Токио. Видимо, это относилось только к кражам, убийствам и контрабанде оружия. А проституция – это уже совсем другое дело. Это, можно сказать, сфера обслуживания.
Говорят, что якудза можно легко узнать по внешнему виду – они нарочито ярко и дорого одеты, а в распахнутых воротах шелковых рубах хорошо видны разноцветные татуировки, которыми густо покрыты их тела. Но на улицах они появляются с наступлением темноты, когда в центре Токио открываются тысячи ночных кабаре, – сейчас не их время.
Сегодня на улицах и в парках я вижу много пожилых японцев, некоторые из них одеты в традиционные кимоно. Они сидят на низеньких скамейках у входа в лавки и ресторанчики, греются на солнце, общаются, играют в какие-то местные настольные игры и очень доброжелательны. С детской непосредственностью рассматривают иностранцев и с радостью помогают туристам. Если, конечно, им удается понять друг друга.
В магазинчике дорожных товаров я покупаю себе вместительную спортивную сумку – без яркого логотипа, скромного черного цвета, но зато отличного качества и со множеством карманов на молнии. Сразу же складываю туда все свои вещи и покупки. Складные зонты-полуавтоматы в этой лавочке тоже нашлись. Беру и себе, и друзьям, и подружкам – это сейчас самый желанный подарок из Японии. После оптовых закупок перехожу к эксклюзиву. Пора приобрести что-то Вике.
Витрины многих магазинов выглядят очень красочно и заманчиво. Галстуки и запонки для рубашек, носки и полотенца, туфли и игрушки, духи и коробки с конфетами – буквально все это украшено олимпийскими кольцами, эмблемой Игр и изображением факела. Не говоря уже об автомобилях, общественном транспорте и даже уличных фонарях.
Перед одной из витрин я заинтересованно застываю. На манекене надето элегантное платье цвета слоновой кости в модном стиле шанель – без воротника и с двубортной застежкой, его украшают крупные, обтянутые тканью пуговицы. Просто глаз не оторвать – наряд, достойный самой Жаклин Кеннеди! К Викиному цвету волос платье должно подойти идеально. Захожу в магазин, вежливо здороваюсь, прошу японку-продавщицу принести мне такое же, но чуть больше размером. Приносит. И тут же начинает восторженно лопотать, смешно перевирая английские слова и мешая их с японскими. Я только понимаю, что она очень хвалит мой хороший вкус и предлагает подобрать к платью дополнительные аксессуары. Рукав 7/8, – значит, на выход нужны тонкие белые перчатки. Нет воротника, – вырез красиво прикроет шейный платок. И японка достает с полки коробку с обалденным шелковым платком, чей светло-бежевый фон расписан белыми хризантемами. Ручная работа, между прочим. Потом мне показывают подходящую бижутерию – колье из нескольких коротких ниток искусственного жемчуга. Цена всего комплекта, конечно, сильно кусается, но чего только для своей любимой не сделаешь.
Увидев сомнения на моем лице после подведения итоговой суммы, японка понимающе улыбается и делает мне скидку. Хорошую скидку, если я заберу сразу весь комплект. Я машу рукой и решительно достаю портмоне. Гулять так гулять! Зато у меня будет самая красивая невеста в Москве. Вот хочу видеть свою Вику в ЗАГСе в этом элегантном наряде. А не в каком-то банальном свадебном платье, как у всех, и фате из идиотского тюля.
– Wedding… marriage, – смущенно поясняю я японке.
– Оу!.. – восхищенно округляет она глаза. – Just a minute!
Хозяйка бутика скрывается в подсобном помещении и приносит оттуда небольшую коробочку, обтянутую шелком. С улыбкой и поклоном протягивает ее мне:
– Сongratulations, be happy!
Я растерянно открываю коробочку и вижу там просто охрененной красоты орхидею! Сделанная из шелка, она выглядит как живая. Японка жестами показывает мне, что этим цветком невесты украшают прическу.
– Wedding flower, – поясняет она, улыбаясь.
Рассыпаюсь в искренних благодарностях, употребив весь свой английский словарный запас. Хозяйка в это время аккуратно упаковывает мои покупки, заворачивая каждую в отдельный лист красивой бумаги. На прощанье целую японке руку, чем привожу ее в дикое смущение. Кажется, я сейчас нарушил социальную дистанцию и правила японских приличий, но японка явно не в обиде… Вот такие они, эти японцы – сами ценят изысканные красивые вещи и уважают это качество в других. Элегантная простота – ключ к пониманию величайшей эстетики Японии…
Уже собираюсь зайти куда-нибудь перекусить, как на стене одного из домов вижу огромный рекламный плакат: «11-й Токийский автосалон. 26.09-9.10». И, судя по указанному на плакате адресу, он проходит в крытом выставочном комплексе, расположенном в Харуми, – а это совсем недалеко от того места, где я сейчас нахожусь. Выбор передо мной даже не стоит – поесть я и потом могу, а вот упустить такую шикарную возможность написать про японский автопром – это настоящее преступление!
Бодрым шагом направляюсь к выставочному комплексу, расположенному на территории Японского торгового центра. На мое счастье, там есть отличный пресс-центр, который, как и сам салон, работает до восьми часов вечера. Он открыт и для зарубежных представителей СМИ, так что стоит мне достать свою пресс-карту, как я тут же получаю аккредитацию, пропуск для бесплатного прохода на территорию выставки и кучу рекламных проспектов на английском языке.
Экспонаты выставлены в двух залах, их более четырехсот единиц, и здесь представлены лучшие образцы японского автопрома: и серийные, и эксклюзивные модели, и даже прототипы. Subaru, Mitsubishi, Nissan, Mazda, Honda, Toyota – глаза разбегаются от таких знакомых и чуть ли не родных автомобильных марок. Вздыхаю… Я и сам был владельцем нескольких «япошек» в «прежней» жизни, а последней моей иномаркой был как раз кроссовер Mazda 5.
А вот европейских производителей здесь пока немного, что неудивительно, – сейчас в Париже проходит 51-й Автосалон, и, конечно, все внимание приковано к нему. И именно там представлены все мировые новинки. Почему японцы этого не учли, непонятно. Мне трудно судить, насколько уже сейчас конкурентоспособны японские автомобили в технической их части, но внешне выглядят они вполне неплохо. Новый дизайн кузовов и пассажирских салонов, уже заметен переход от обтекаемых, скругленных форм к прямым, угловатым линиям, придающим автомобилям более современный и динамичный внешний вид. Чувствуется в этом рука европейских дизайнеров – некоторые модели уже совершенно в стиле наших будущих «Жигулей», а вернее, «Фиата-124». Есть здесь много моделей GT и купе, а не только обычные четырехдверные седаны или универсалы, это говорит о том, что японские производители пристально следят за автомобильной модой.
Короче, на выставке я пробыл до самого вечера, сделал кучу снимков и даже умудрился порулить на новой Toyota Corona RT40. Площадка для тестового вождения была организована в южной части выставочного комплекса.
…В Олимпийской деревне я появляюсь в начале девятого, когда уже стемнело. Голодный, но очень довольный тем, сколько всего полезного я успел сделать за этот длинный день. На входе меня встречает хмурый генерал.
– Пойдем-ка, Русин, в мой кабинет, поговорим.
Изображаю вселенское раскаянье и виновато плетусь за гэбэшником на второй этаж. Краем глаза вижу, что кое-кто из наших провожает меня злорадным взглядом. Завистники чертовы, кто вам-то не дает работать?! Закрыв за мной дверь, генерал тяжело вздыхает:
– Русин, я в курсе, что ты парень серьезный, насчет тебя были указания. Знаю, что тебе можно доверять. Но пойми и ты меня – как объяснить остальным, что тебе можно допоздна гулять по городу в одиночку, а им нельзя?
– Простите, Петр Миронович, я не хотел вас подвести, честно! Случайно выяснил, что сегодня последний день работы Токийского автосалона и завтра он уже закрывается. А мне позарез нужно написать о нем статью! Я из-за этого и обед пропустил, и ужин – на ходу в городе что-то перехватил. Работать ведь приехали, а не гулять, у меня и редакционное задание есть. Вы не представляете, сколько я сегодня успел сделать!
– А что мне с тобой делать прикажешь? Я-то понимаю, что ты по делам мотаешься, а другие?
– Ну… поругайте, что ли, меня для вида завтра на планерке, а? Пусть все убедятся, что правила едины для всех. А я постараюсь больше не опаздывать.
– Ладно, Русин… Но сейчас перекуси и для приличия сходи покажись народу – тут танцы организовали… А то твой нездоровый трудовой энтузиазм уже вопросы у товарищей начинает вызывать. Ты что – всегда такой ответственный?
Скромно киваю. Да, я очень ответственный. А меня, спрашивается, зачем в Японию послали – дурака валять? Здесь по этой части и без меня крупных специалистов хватает. И так из-за тайфуна кучу времени потерял.
На «дискотеку» в интернациональный клуб я все-таки сходил, чтобы посмотреть, как развлекаются и где встречаются молодые олимпийцы из разных стран. В этом клубе были залы для танцев, для отдыха, для чтения. Там всегда можно было найти свежие журналы и газеты, в том числе и советские. В кафе подавали бесплатно мороженое, кока-колу и чай. Был свой театр, где давались концерты и демонстрировались фильмы. Заодно увидел, как сейчас иностранная молодежь танцует и под какую музыку. Законодателями моды оказались англичане. Танцевали они тот самый новомодный шейк с хорошо узнаваемым характерным потряхиванием головой. Остальные танцевали в основном твист, но все с интересом приглядывались к островитянам. Чувствую, что к концу Олимпиады здесь все уже начнут трястись, как они. Что же касается музыки – «Битлз», конечно, были вне конкуренции, я еще раз убедился, что битломания захлестнула весь мир…
Веселье на «дискотеке» било ключом. Невзирая на культурные различия и языковой барьер, молодежь здесь вполне неплохо общалась между собой. Спортсмены из соцстран демонстрировали абсолютный интернационализм, европейцы-западники тоже проявляли толерантность к выходцам из Азии и Африки. А вот среди американцев иногда встречались полные придурки, которые вели себя нагло, посматривая на остальных с явным превосходством. И то, что Япония легко обошла США в борьбе за право проведения Олимпиады-64, настроения этим американцам тоже не добавляло. Вот и нарывались они на конфликты, стремясь показать свою крутость. Понятно, что стычки на танцах – это вполне обычное дело во всем мире. Молодые здоровые парни, тестостерон в крови повышен плюс немного алкоголя – оно и понеслось. Вот и сейчас слишком оживленное и шумное поведение некоторых парней бросалось в глаза, хоть и нельзя было сказать, что кто-то из них сильно пьян.
На территории Олимпийской деревни вообще царил сухой закон – это предписывали международные правила. Но понятно, что правила на то и существуют, чтобы их нарушать. Французы, например, с первого дня открыто выставили в столовой вино на свои столы, заявив японцам, что это их национальная традиция. Остальные же олимпийцы скромно выпивали вечером втихаря, чтобы немного расслабиться, а потом уже шли повеселиться в интернациональный клуб.
Ссора, как водится, возникла на пустом месте. Улыбчивый и кучерявый чернокожий парень, на майке которого был изображен флаг в черно-желто-зеленых тонах, подошел пригласить на танец симпатичную девушку из французской сборной. Они явно были знакомы, да и сама девушка вроде бы ничего не имела против того, чтобы потанцевать. Но инициатива чернокожего парня почему-то страшно возмутила стоящего рядом рыжего, коротко стриженного американца, – совсем молодого парня лет 18.
– Эй, нигер! Белые девушки для белых парней. Убирайся на свою Ямайку!
– Слишком много макак развелось на Олимпиаде и цветных! – со смехом поддержал его приятель.
Да уж… это вам не толерантные двухтысячные. Президент Джонсон всего три месяца назад подписал Закон о гражданских правах, а Закон о смешанных браках отменят в США только в 67-м. Так что расизм и сегрегация процветают в Америке пышным цветом. И если вы думаете, что такое там творится только в южных штатах, вы глубоко заблуждаетесь – дело в том, что северяне демонстрируют свое презрение к чернокожим не так открыто. И кстати, направлен Закон о смешанных браках вроде бы против чернокожих, но японцам тоже по нему досталось. В нынешней Америке им до сих пор унижения Перл-Харбора не простили.
А бедный чернокожий парень, судя по всему, даже не понял, что обращаются именно к нему, или просто не расслышал выпад в свою сторону, – потому что он никак не отреагировал на грубость. И это взбесило американцев еще больше. Обидно же, когда всякий «черномазый сброд» ни во что не ставит хозяев жизни. Ведь, несмотря на полученную независимость, по факту Ямайка – это банановая республика, целиком и полностью зависящая от США и снабжающая их кофе, какао, бананами и кокосами.
– Ты что, глухой? – Рыжеволосый сопляк толкнул в плечо ничего не подозревающего ямайца.
Тот отступил, но за его спиной уже стоял приятель рыжего, такой же широкоплечий и тоже очень коротко стриженный парень, – видимо, оба пловцы. Этот уже зло пнул парня по ноге, провоцируя драку, и между ними началась потасовка.
– Эй, вы! – громко по-английски крикнул я, пытаясь остановить драку и привлечь внимание окружающих. – Сейчас же прекратите!
– А ты кто такой? – резко развернулся рыжеволосый, его глаза сфокусировались на гербе с серпом и молотом на моей майке. – Комми?
Американец резко ткнул пальцем в герб, и тут я уже не выдержал. Схватил его за палец, подбил локоть и вывернул руку наружу. Рыжеволосый взвыл от боли, его дружки тут же забыли про ямайца и бросились на меня. Один с ходу попытался ударить меня в голову, другой замешкался, пытаясь зайти со спины.
Уворачиваясь от удара, я невольно сделал шаг вперед и с громким хрустом вывернул палец рыжеволосого. Пнул его под зад, сбивая на пол, и вошел в клинч с «боксером». Тот попытался сдавить меня в захвате, но я оказался быстрее. Рывок, подсечка – и второй тоже летит на пол. А третьему подраться не удалось – нас уже бросились разнимать.
– Ты труп, комми! – кричал рыжеволосый, баюкая свой палец.
– Еще посмотрим, кто здесь кого похоронит.
– Спасибо, камрад! – Ко мне подошел ямаец, на скуле которого алела ссадина, пожал руку.
Народу вокруг нас все прибывало, наконец к нам пробился какой-то пожилой японец в черном костюме.
– Это возмутительно! Я видел и слышал, что здесь произошло, это неприкрытый американский расизм!
Казалось бы, повздорили и повздорили, дело молодое. Но история на этом не закончилась. И утром она только начала набирать обороты. Японцы встали в позу, требуя строго наказать зачинщиков вчерашней драки, фамилии которых уже объявлены. Американцы уперлись, обвиняя японцев в желании убрать конкурентов-олимпийцев. И в чем-то они были правы – у США сейчас самая мощная команда по плаванию, на которую возлагаются огромные надежды, и потерять сразу трех претендентов на золотые медали они не хотят.
Делаю легкий прокол в памяти, призывая СЛОВО, просматриваю результаты соревнований по плаванию. Ого… а этот восемнадцатилетний рыжий сопляк Дон Шолландер, который, собственно, и спровоцировал драку, принесет своей сборной сразу четыре золотые медали – две в личном зачете и две в эстафете. Если его убрать, то золото в личном зачете уйдет немцу и англичанину. Еще двое провинившихся – Стив Кларк и Герри Ильман – тоже будущие медалисты. Правда, только в эстафетах. Но если убрать всех троих, велика вероятность, что и это золото уйдет от США к объединенной команде Германии. То есть прямой выгоды по медалям нам это вроде бы и не принесет, их у нас от этого не прибавится. Зато наверняка здорово убавится у американцев, и тогда в зачете у нас появится шанс согнать Штаты с первого места по золотым медалям. Ибо при самом благоприятном для нас раскладе у них из 13 золотых медалей по плаванию останется всего только две. Так… пора и мне вмешаться!
Вытираю платком идущую из носа кровь, прислушиваюсь к СЛОВУ – оно одобрительно гудит. Я иду в туалет, чтобы умыться, а на обратном пути меня перехватывают:
– Русин, тебя Петр Миронович вызывает.
Ну вот – на ловца и зверь бежит.
Захожу в кабинет, где проходит очередное совещание в узком кругу. Здесь, кроме генерала КГБ, присутствуют глава нашей делегации Юрий Машин и его заместитель Георгий Михайлович Рогульский. Вот и отлично, все командование в сборе.
– Ну, рассказывай, что ты там вчера натворил? – Все трое мужчин мрачно на меня смотрят.
– Исполнил свой интернациональный долг и остановил зарвавшихся расистов. Человек тридцать вам могут это подтвердить.
Вот так, сразу в лоб, чтобы поняли, – ругать меня не за что. И перехватываю инициативу, пока они не опомнились:
– Товарищи, я должен сообщить вам очень важную вещь.
Кратко излагаю им предполагаемый расклад по медалям в плавании и свои выводы о том, как он может измениться благодаря нашему вмешательству.
– Откуда такие данные? – с прищуром смотрит на меня генерал.
– Вчера случайно услышал разговор двух американцев. Они на этого парнишку Шолландера возлагают огромные надежды. Он у них лучший в вольном стиле и, похоже, побьет здесь несколько рекордов. А Кларк уже на прошлой Олимпиаде 60-го года вполне мог получить две золотых медали в эстафете, но он в финале не участвовал. И вместе с Ильманом они в прошлом году тоже были на первых местах на Панамериканских играх в Сан-Паулу.
Руководство сборной взволнованно переглядывается, генерал сразу подбирается, как перед броском.
– Твои предложения?
– Надо бросить все силы, чтобы раздуть скандал. И встать на сторону японцев, поддержать их.
– А стоит ли нам ссориться с американцами из-за такой ерунды? – сомневается Машин. – Что конкретно мы можем сейчас сделать?
– Давайте уже мобилизуем все наши пропагандистские ресурсы! Заодно и проверим, как нужно действовать в конфликтных ситуациях. Наверняка этот скандал с американцами – только первая ласточка.
– Можно конкретнее? – Генерал хмурится, функционеры переглядываются.
– Для начала срочно переговорить с делегациями всех соцстран. И отдельно с немцами – у них одна из самых сильных команд по плаванию. В эстафете они главные соперники американцев и как никто заинтересованы в ослаблении сборной США. Затем нужно выразить коллективный протест по поводу нарушения основ Олимпийской хартии и передать совместную петицию в Олимпийский комитет.
– Русин прав, политический скандал с участием американцев нам сейчас не помешает… – задумчиво говорит Рогульский. – А то ишь, взяли моду устанавливать в мире свои порядки, негритянское население угнетать. Пора им уже нос прищемить.
Бывший фронтовик, веселый приятный дядька, много сделавший для советского спорта и одно время возглавлявший московский спорткомитет, он сейчас взвалил на себя все хозяйственные проблемы сборной и делегации в целом. У наших олимпийцев он как ангел-хранитель.
– Ямайка-то сама захочет скандал раздувать?
– А кто их спрашивать будет? – насмешливо щурится генерал. – Побои на лице их спортсмена не скроешь, да и свидетелей у той драки несколько десятков человек, – о таком вопиющем хулиганстве никто молчать не будет. Сами не скажут – спросим на комитете.
Это точно. Вчера весь клуб потом долго и возмущенно обсуждал выходку американцев, такое попытаться замять – только хуже будет.
– Вот что, герой, – снова обращается Петр Миронович ко мне, – ты у нас главный свидетель и заступник к тому же. Садись и срочно пиши разгромную статью, дай там побольше ярких подробностей. И привлеки к работе Седова – он товарищ опытный, подскажет тебе, как лучше раскатать американцев. Мы твою статью сразу переведем и в японскую прессу сольем, чтобы у них был лишний аргумент при вынесении решения Олимпийским комитетом. Я сейчас съезжу в посольство посоветоваться с Владимиром Михайловичем, а вы, товарищи, срочно переговорите с главами делегаций всех соцстран. Немецких коллег из Штази я беру на себя. Нам нужно срочно согласовать общую позицию и выступить единым фронтом с осуждением расистской выходки американских пловцов. Потом, видимо, всем главам придется вместе отправиться во дворец Акасака для согласования с японцами и вынесения коллективной ноты протеста.
Круто генерал взялся, сразу виден богатый опыт в политических интригах! Владимир Михайлович – это Виноградов, наш посол в Японии. А во дворце Акасака сейчас находится организационный комитет Олимпиады. Что ж, посмотрим, что из этого всего получится. Но если даже нам не удастся отстранить американских пловцов от соревнований, все равно удар по репутации штатовской делегации будет знатным. Как минимум свист и осуждающий топот на трибунах Шолландеру и его товарищам обеспечен. А деморализовать соперника во время соревнований иногда гораздо важнее, чем показать лучшие результаты.
Шумиха, которая поднялась вокруг расистской выходки американских пловцов, быстро набирала обороты. Почувствовав поддержку большинства делегаций, японцы выжали из этой скандальной ситуации все, что смогли. Правда, всех троих оскандалившихся олимпийцев им наказать не удалось, с позором в Америку вернулись только Шолландер и Кларк. А Герри Ильману, как не успевшему принять участие в драке и оказавшемуся совершенно трезвым, вынесли лишь порицание и строгое предупреждение. Статьи о неблаговидном поступке американцев сначала вышли во всех вечерних выпусках местных газет, а уже с утра разлетелись по новостным лентам мировых агентств, опережая репортажи с церемонии торжественного открытия Олимпиады. В преддверии открытия Олимпиады весь мир смотрит на Токио, и любые новости оттуда интересны. Тем более такие скандальные.
Нашу с Седовым статью перевели и перепечатали во многих зарубежных изданиях. А в тех, где не перепечатали целиком, вовсю цитировали выдержки из нее и ссылались на меня как на главного свидетеля. Ну и все хвалили, не без этого… Советский журналист один не побоялся выступить против трех распоясавшихся расистов – на штаб обрушился вал звонков журналистов с просьбой об интервью. И хотя я всячески избегал попыток меня сфотографировать, кое-какие изображения в газеты все-таки попали. Видимо, взбучку за это от Георгия Ивановича я получу.
Но все-таки главным героем на один день стал, конечно, легкоатлет-ямаец с труднопроизносимым именем. Вот у кого сразу появилось множество сочувствующих и болельщиков… Фактически ямаец меня спас, перебив внимание прессы.
Я же за один день перезнакомился со многими советскими и иностранными чиновниками. Сопровождая главу делегации, побывал с Машиным в советском посольстве. Наш посол Виноградов мне очень понравился! Молодой, слегка за сорок, энергичный и деятельный Владимир Михайлович сразу оценил все перспективы этой скандальной истории. Меня, конечно, вежливо попросили посидеть за дверью, пока все они совещались в кабинете посла, но судя по тому, как забегали посольские, дело закрутилось. Но тут же и обнаружилось слабое взаимодействие с нашей основной «политгруппой». Мало того, что за все десять дней пребывания в Токио никто из них не удосужился посетить Олимпийскую деревню и поинтересоваться делами наших спортсменов, так еще и выяснилось, что эти дармоеды вообще неизвестно чем занимались все это время. В отеле, где они проживали, днем практически никого не возможно было застать. А те, кого удалось отловить, еще и всячески попытались отлынивать от участия в общей информационной кампании. У них сразу нашлись неотложные дела.
Руководство наше сильно осерчало, и вечером всю эту братию вызвали на расширенное совещание. Поскольку мы с Седовым по долгу службы там тоже присутствовали, то сами слышали, как разошедшийся не на шутку генерал чихвостил «дармоедов», аж уши закладывало. В конце он велел каждому составить отчет о проделанной за десять дней работе и обязал всех присутствовать на ежедневных вечерних совещаниях в его кабинете. Судя по кислым мордам, у кого-то случился крупный облом.
И вот настал день торжественного открытия Олимпиады. С утра Олимпийскую деревню охватила праздничная суета, наш четырехэтажный корпус гудел, как растревоженный улей с пчелами. Все носились как ужаленные: кто-то брился, кто-то наводил стрелки на брюках, журналисты проверяли фотоаппаратуру. Эта субботняя лихорадка захватила даже лентяя Германа, который вдруг в последний момент вспомнил, что у него не поглажена рубашка. Я тоже невольно поддался всеобщему ажиотажу, пытаясь распихать по карманам побольше коробочек с фотопленкой. Наконец для делегации подают вместительные автобусы, и мы отравляемся на Национальный олимпийский стадион, где и будет проходить сама церемония. Ехать недалеко, стадион расположен в центре города, но сейчас кажется, что весь Токио устремился туда.
Торжественная церемония особого впечатления на меня не произвела – мы и покрасивее видали. В 80-м я сам был на открытии и закрытии Московской Олимпиады, сидел на переполненной гостями трибуне Лужников. Так что представление, как церемония открытия могла бы красочно и интересно выглядеть, имею. Не говоря уже обо всех последующих олимпийских мероприятиях, что транслировали по нашему ТВ каждые два года. Так что нет, не удивили меня сегодня японцы. И их Национальный олимпийский стадион тоже не особо впечатлил. Может, это и жемчужина Токийской Олимпиады, может, и вмещает он после полной реконструкции сто тысяч человек, но ничего сверхъестественного я там не обнаружил.
Да и в остальном вся церемония открытия прошла вполне традиционно. Сначала под звон священных колоколов появился император Японии Хирохито. Затем в записи прозвучала речь Пьера де Кубертена, основателя Международного комитета Олимпийских игр, произнесенная им еще в 1936 году. Потом началось торжественное прохождение делегаций перед трибунами, и длилось это шествие долго. Очень долго. Я даже успел запариться и заскучать. А все потому, что в Токийской Олимпиаде принимают участие представители 93 стран, 16 из которых впервые. Много команд, в составе которых меньше пяти спортсменов.
Диктор торжественно объявляет страны на японском и английском языках. Первыми идут греки, потом все остальные делегации в алфавитном порядке. И многие делегации добавляют какую-нибудь изюминку к своему шествию. Африканцы – в ярких национальных костюмах, восточные и западные немцы, которые в последний раз выступают в составе Объединенной команды Германии, все в белом. У штатовцев парни в белых пижонских шляпах, которые они синхронно снимают и прижимают к груди, проходя мимо трибуны с членами императорской семьи. Но если объявление любой команды трибуны встречают радостными аплодисментами и приветственными криками, то на долю американцев достается еще и возмущенный свист. Да уж… подгадили пловцы своей делегации, а ведь в ней тоже чернокожие спортсмены есть.
Наша команда одна из самых больших – 319 человек, больше только команды Германии, США и Японии. Выглядят советские спортсмены в своей бежевой форме очень достойно. Идут все так ровно, в ногу, что просто залюбуешься! Проходя мимо VIP-трибуны, наш знаменосец Юрий Власов несет флаг только одной, вытянутой вперед рукой, олимпийцы же в это время машут гостям ярко-красными платками. Символично и красиво!
Но ведь могло получится все наоборот. Вчера днем я совершенно случайно вспомнил, что завтрашнее шествие нашей делегации даст потом повод для многочисленных насмешек в западной прессе. Якобы наши спортсмены прошли не ровным строем, а неорганизованной толпой. И флаг нашей страны знаменосец тоже пронес кое-как – чуть ли не землю им в начале подметал. Понятно, что это дело непростое и руки у знаменосца очень устают, но ведь тот же Власов в толчке 180 килограммов поднимает!
Пришлось мне срочно накручивать начальство и рассказывать им, как трепетно остальные делегации готовятся к шествию, чтобы завтра красиво пройти по стадиону. И скромно так поинтересоваться у Машина – а наши-то хоть раз здесь репетировали? Нет, оказывается, никто и не подумал об этом. Решили, что достаточно тех репетиций, что были еще в Хабаровске. Подумаешь, ерунда какая, – по стадиону ровно пройтись… Но мои слова все-таки зародили зерно сомнения, и вечером вся команда маршировала на плацу. Вот тогда-то и выяснилось, насколько все плачевно. Даже если на сборах и репетировали, то за две недели суматохи в Токио все уже благополучно забылось. Пришлось спортсменам поднапрячься и снова помаршировать, пока руководство не осталось довольно безупречным строем олимпийцев…
Наконец все делегации прошли перед трибунами и ровными колоннами разместились в центре на поле. На дорожке показался факелоносец – девятнадцатилетний японский студент Иосинори Сакаи. Молодого японца выбрали потому, что он родился близ Хиросимы 6 августа 1945 года – в тот день, когда американцы сбросили на город атомную бомбу. И теперь Иосинори своим появлением с олимпийским факелом в руках как бы олицетворял возрождение жизни после войны.
Молодой японец бодро взбежал по лестнице к чаше, поджег ее факелом, вспыхнул олимпийский огонь. Стадион разразился криками и аплодисментами, в небо взмыли тысячи воздушных шариков цвета олимпийских колец.
После этого император Хирохито зачитал речь по бумажке и объявил Олимпийские игры 1964 года открытыми. Дальше случился смешной момент – выпустили голубей. Но если шарики быстро улетели в небо, то бедные птицы просто ополоумели от шума. В ужасе они начали метаться по чаше стадиона, внося в церемонию веселый хаос, не предусмотренный никаким сценарием. Особенно досталось спортсменам, стоящим на поле стадиона, которых испуганные голуби задевали крыльями.
Затем легкомоторный самолет нарисовал в небе кривенькие олимпийские кольца, и, собственно, на этом торжественная церемония и закончилась. Никаких физкультурных парадов и ярких театрализованных шествий. То ли не принято такое в японской культуре, то ли сами организаторы до этого еще не додумались. Но с церемонией открытия японцы управились еще засветло. И после этого все гуляния переместились уже на улицы города.
Меня же больше заинтересовал другой факт, о котором немало сообщалось в прессе. Впервые в истории Олимпийских игр сегодня осуществляется прямая трансляция церемонии открытия через американский геостационарный спутник связи Syncom 3, который США запустили на орбиту около двух месяцев назад. Он имеет дополнительный широкополосный канал для TV, и трансляция идет в США, а уже оттуда в Европу с помощью другого спутника – Relay 1. Но общее время такого вещания пока ограничено техническими возможностями спутников, поэтому часть соревнований будут все же показывать в записи.
Кстати, советский спутник на геостационарную орбиту запустят только через 10 лет – в 74-м. Увы! А пока вся ретрансляция телевизионных программ, дальняя телефонная и телеграфная радиосвязь в ближайшее время будут осуществляться с помощью спутников связи серии «Молния», находящихся на высокоэллиптических орбитах. И ключевые слова здесь – «ближайшее время» и «будут». Потому что даже и эти спутники начнут запускать у нас только в следующем году. Почему же такое большое техническое отставание у СССР по спутникам связи?
Потому, что выход на ГСО станет возможным только после создания трехступенчатого варианта ракеты-носителя «Протон». И, разумеется, после прогресса в области элементной базы – советские спутники живут недолго.
А пока наши КБ соперничают между собой и устраивают разборки на уровне ЦК, NASA наращивает темпы своего присутствия в космосе, делая использование спутников совершенно обыденным. И как мне вбросить нашим нужную информацию, не представляю себе. Мало того, я даже не знаю, как к этой важной теме вообще подступиться…