Дети неба Виндж Вернор
– Да, я знаю. Ее сбили. Наверняка это было случайно. Приду туда – поставлю снова.
– Спасибо.
Кажется, Радист лучше Магната понимал, насколько важными могут оказаться увлечения Джоанны. И у него были еще и собственные идеи. В это утро они касались того, что делать с будущим избытком аналоговых камер, как можно будет обрабатывать их выходной сигнал, не транслируя его Невилу.
Она глядела на эту двойку и пыталась скрыть улыбку. Радист был уникумом. Здесь – физически – это была двойка, которой полагалось быть ментальным калекой. Но истинный ум Радиста был распределен на сотни километров, управляя столь сложным предприятием, как крупная фабрика на заре цивилизации. Джоанна принимала это легко: как только Тщательник соорудит более безопасные плащи, такие стаи будут возникать одна за другой. Когда появится цифровая техника с мультиплексированием пользователей, количество их начнет измеряться миллионами. Но этой двойке уникальность придавала Ритл, на которой радиоплаща не было. Чтобы быть частью стаи, ей приходилось держать голову поближе к Зеку или, того лучше, Зеку надо было пускать ее к себе под плащ. В результате общение получалось несколько отрывочным. Маленьким чудом было уже одно то, что стая терпит такой хрупкий и временный брак. Неудивительно, что Ритл с такой старательностью учится носить плащ Ута.
Они дошли уже почти до главных ворот Резервации. Как и ограда, это была хилая конструкция – по сути, символ. Иногда Хор переливался через границу, и это было похоже на бешеную атаку, живое цунами, грозящее смыть величественные планы Магната, но на самом деле это не было нападением: Хор просто забывался, и волна его возбуждения переливалась через край Резервации. Потом стаи Магната чинили разорванную проволоку и раскиданные бревна, и все становилось как раньше.
Сегодня толпа выглядела спокойной – лишь немногие особи подходили к границе ближе пяти метров. За десять метров до нее толпа бурлила так же густо, как всегда, но несущихся стад не было.
– Хор наблюдает за нами, – сказал Радист.
Джоанна пожала плечами и махнула охранникам Магната, чтобы открыли калитку.
– Сейчас не так, как когда я приходил сюда с Магнатом, – пояснил Радист. – Сейчас толпа наблюдает за нами сознательно, почти как стая. – Двойка чуть расступилась, Ритл частично выскользнула из-под плаща, мембрана слушала мыслезвуки из-за изгороди. – Я… я слышу Хор, – сказал Радист. – Он более осмыслен, чем обычно бывает. И наблюдает за тобой.
– Ну и нормально, – ответила Джоанна.
Сама она слышала лишь какофонию бульканья и шипения, которую вполне могли бы создавать и животные, но она знала, что Радист прав. Так бывало всегда, когда она приходила к калитке.
Она обвела взглядом малые возвышения фрактальной пирамиды. То, что неопытному глазу могло показаться хаосом, было повторением одного и того же узора во все меньших и меньших масштабах. Джоанна научилась узнавать в этих узорах настроение и иногда даже намерение. И то, что она видела сейчас, было очень большим… ожиданием.
Она подошла к открытой калитке, не обращая внимания, что охранники Магната собираются в кучку и жмутся к земле. Они всегда нервничали при открытой калитке: когда она закрыта, легче думать, будто она как-то их защищает.
За спиной Радист издал повелительный писк, означавший что-то вроде: «Вернись!»
Она обернулась. Ритл освободилась от Зека и целеустремленно шла к Джоанне и калитке. Если не считать этих дурацких госпиталей, редко приходилось Джоанне видеть такое бесстыдство у синглета, стремящегося стать частью стаи. Ритл была девушка целеустремленная. Обычно это Джоанну в ней умиляло, но сейчас заставило за нее бояться.
Джоанна остановилась в калитке, не обращая внимания на наблюдающие за ней толпы. Ткнула рукой в Ритл, стараясь как можно лучше изобразить стайный жест предупреждения:
– Стой! Тебе туда нельзя, Ритл. Мне безопасно, а тебе нет.
Самое меньшее – что Ритл просто не вернется из этого приключения.
Синглет продолжал идти, игнорируя бульканье Радиста и самнорские слова Джоанны. Джо никогда бы не подумала, что именно Ритл так податлива на зов сирен Хора. Но Ритл будто заставляла себя идти вперед. Радист не двинулся с места, но был очень встревожен. Ритл игнорировала и его, и Джоанну. Все ее внимание было устремлено вперед, к Хору. И двигалась она все медленнее и медленнее, будто мыслезвук Хора создавал физическое препятствие. И наконец она остановилась точно на границе Резервации, подняла лапу, будто пытаясь сделать еще шаг, застыла в нерешительности, попробовала еще раз… ее трясло от усилий.
И наконец Ритл сказала по-самнорски громко и очень четко:
– Черт, блин! Блин и еще раз блин!
Потом она бросилась вперед и постучала мордой по земле за воротами, на территории Хора. Джоанне это напомнило ребенка в игре, обозначающего, что добрался до нужной точки. И, закрепив свою победу, Ритл метнулась обратно в Резервацию.
Джоанна помахала двойке, потом повернулась и вышла на открытое место. У нее за спиной охранники быстро закрыли калитку.
Обычно, чтобы добраться до вершины центрального пика, требовался час. Дорога шла зигзагом по западной грани, по ней можно было даже идти, а не карабкаться. Поверхность пирамиды была разнообразна – от необработанного гранита до резного кварца и яшмы. Медного, золотого, серебряного покрытия могло набраться с гектар, но это покрытие встречалось пятнами и полосами на элементах фрактального узора. Эту пирамиду Магнат изучал уже семь лет (с воздуха и из собственного дворца). Если не считать рекурсивной природы пирамиды, он не находил в ней системы, хотя видно было, что она становится все больше и прочнее. Исходная, которую видел Ремасритлфеер, по сравнению с ней смотрелась бы кучкой грязи.
Дорога виляла из стороны в сторону, устремляясь вверх, и с нее многое можно было увидеть. Дом Магната и то, что было пристройкой Хранителя, превосходили размером любой дворец севера, но даже подножие Пирамиды поднималось выше этих строений. Летное поле лежало к западу от дворцов. Видны были пруды с детенышами наездников, хотя полная сеть прудов не считалась с границей Резервации. Современный Хор был весьма терпим к «говорящим каракатицам». Это было справедливо, поскольку именно детеныши наездников были тем связующим звеном, без которого ничего бы этого не было.
Над полем разворачивался один из кораблей Магната, держа после взлета курс на север. Это был личный шатл, приземлявшийся на каждой из дальних Резерваций. С другой стороны подлетал ежедневный рейс из Диких Княжеств, собираясь приземлиться. Большая часть грузов шла водным путем и караванами, но радиосвязь и эти воздушные корабли позволяли Магнату синхронизировать рынки.
За летным полем протянулись серые ряды первых тропических фабрик Магната. Сейчас они покрывали практически каждый квадратный метр Западной Стороны. А за западным краем Резервации виднелись дикие фабрики Хора. Эти на живую нитку сшитые халупы все время разрушались и восстанавливались. И когда уже казалось, что этот мартышкин труд ничем не кончится, вдруг фабрика выплевывала продукцию, сделанную тяп-ляп, кривую и перекошенную, в основном мусор… но бывало – как с зеркалами и вообще стеклянными изделиями – лучше, чем у Магната.
Джо была уже на третьем крутом спуске перед подъемом, на высоте сотни метров над Резервацией. Толпа была здесь так же густа, как всюду, Стальные Когти кишели на сети мелких троп, ответвлявшихся от главной, по которой шла Джоанна. Вокруг нее они оставляли свободное пространство, но не то чтобы соблюдали четкую границу. То и дело они ее задевали, проходя мимо. По ней колотили звуки Хора, бульканье, шипение и гогот, обрывки межстайной речи, смешанные с имитацией грома и дождя. За всем этим шумом ощущалось что-то более громкое, отдававшееся гулом в груди и в голове, – то, что мог человек ощутить от мыслезвука.
В основном эти создания не обращали на нее внимания, но некоторые адресовали ей то писк, то гоготание. Сказать они могли только: «Привет, Джоанна!» – но иногда бывало и больше – слова, которые могли дойти по длинной цепочке издалека, могли быть реминисценцией путешествия с флотом плотов. Примерно каждый пятый говоривший отличался северной плотностью шерсти, но попадались и совсем безволосые тропиканцы, утверждавшие, что помнят фрагментарий Резчицы.
Иногда при виде необычайно большого, покрытого мехом тела или черно-белого узора шерсти она вспоминала Странника. Дважды она гналась за такими сквозь толпу, не обращая внимания на тех, кого сталкивала с пути, лишь бы подобраться поближе к знакомому облику. И оба раза она убеждалась, что видит его впервые. Но все же части Странника могли здесь быть, выжившие в виде синглетов. Отдельные черты его поведения она находила иногда у элементов Хора.
Последний спуск-подъем составлял всего лишь двадцать метров, но прямые солнечные лучи и чистое небо разогрели воздух до температуры парового котла. Пот лил с Джоанны ручьями, будто ей и вправду пришлось лезть по стене. Дойдя до вершины, она была готова уже остановиться и хлебнуть из фляжки воды. Джоанна прислонилась к золоченому столбику ограды узкой площадки. Если в пирамиде была какая-то логика, то это открытое место должно быть чем-то вроде святая святых. Для Джоанны это был лишь маленький клочок грязи, и поднимавшиеся к вершине Стальные Когти обычно ее избегали.
Ослепшая видеокамера находилась с другой стороны от вершины и, естественно, была сбита. Джоанна перешла лужайку и подняла устройство – полностью аналоговое, спроектированное «Внеполосным». Оно было таким простым, что фабрики Магната могли бы делать его миллионами, если бы Хор был достаточно этими устройствами заворожен – или кто-нибудь другой ими восхищался и имел на что их выменять.
Джоанна подняла камеру, стерла грязь с объектива. Вдруг коробочка заговорила с ней по-самнорски.
– Долго ты, – сказал новый голос Магната. Голос Гери по-прежнему Магнату нравился (он называл его «красивым»), но он принял к сведению, что у людей такой голос создает неверное впечатление. – Ты нормально себя чувствуешь? Мне пришлось снизить темп некоторых работ в порту. Такие солнечные дни даже тропиканцам не очень нравятся.
– Тем, у кого слишком много бледной кожи. Вот у нас, людей, кожа всюду темная – для жаркой солнечной погоды отлично.
– Вот как. Верно. Понимаешь, иногда Хор не слишком о себе заботится. Вот интересно мне… – Магнат загудел про себя – несомненно, очередная сумасшедшая идея. Потом, снова переключившись в режим начальника, сказал: – Но это к делу не относится. Нам нужна та камера, что у тебя в руках. И на этот раз закрепи ее как следует, чтобы не сшибли!
– Слушай, Маг, если ты хочешь, чтобы она была выше всего, что здесь есть, то ее всегда могут случайно сбросить. – Джоанна установила камеру и поправила треногу. На самом деле конструкция была прочной и утяжеленной внизу. И нужно было столкновение с крупным элементом – или согласованные усилия группы, – чтобы ее опрокинуть.
Но здесь сердце Хора. И наверняка много здесь происходит странных действий – быть может, церемоний.
Джоанна с усилием сдвинула треногу и камеру ближе к краю парапета, чтобы ничто ей вид не загораживало. При этом вокруг нее сгрудилась дюжина тропиканцев, но никто из них не возражал – они только толкали друг друга. Совершенно было не похоже на координированные действия настоящей стаи, но было понятно, что они пытаются помочь двигать треногу, дергая ее так и этак, фактически переставляя ее на каменный парапет.
Она их отогнала и окончательную установку сделала сама, на этот раз проверив, что тренога заклинена между золочеными столбиками ограды. Может быть, Магнат следил за ней в подзорные трубы и с помощью камеры.
– Ты поосторожнее. Если они подумают, что ты ломаешь Пирамиду…
Джоанна, работая над треногой, поглядывала на толпу с той же мыслью.
– Никто пока не возражает. Ты же знаешь, что у Хора ко мне особое отношение.
Может быть, это так и есть. Во всяком случае, приятно было подразнить Магната.
Магнат ответил ворчливо, но на межстайном, а потом перешел на самнорский:
– Я не возражаю, если мои работники рискуют жизнью. Но я хочу, чтобы они при этом понимали, что делают! А теперь, раз ты здесь, не направишь ли камеру так, чтобы она давала полезную информацию? Мне хочется видеть северную дорогу.
– Я тебе советник, а не работник! – возразила она, но все же направила камеру на северо-запад. «Дорога» представляла собой систему просек, меняющихся с каждой декадой, но тянулась она почти на тысячу километров в глубь непроходимых джунглей бассейна Шкуры. На первый взгляд Хор был хаотической сатурналией, как всегда заявляли северные стаи, но на самом деле в нем творилось что-то более сложное, чем нескончаемое веселье. Для существования побережья необходим был обширный тыл на суше. И с помощью вот таких камер – и удаленных Резерваций – Магнат начал выяснять, как что происходит.
Порядок жизни в тропиках не менялся уже сотни лет, но Резервация Магната породила революцию – свидетельством тому Великая Пирамида. Теперь эта революция развивалась ускоренно. Сырье текло потоком на фабрики, оттуда выходили миллионы изделий, заливающих Домен Резчицы, как морской прилив. Для Равны это означало, что ее проекты за пару лет проходят путь, намеченный на десятилетия. Джоанна знала, что виденное северянами – лишь малая часть того, что производят фабрики Магната. И большая часть этой продукции – и вся продукция новых, диких фабрик – использовалась внутри Хора. Достаточно встать у выходных ворот фабрики, смотреть на телеги ткани, раций, солнечных батарей, которые увозят по северной дороге и по Шкуре. В ясный день, вроде сегодняшнего, такая камера может проследить движение на дороге на много километров, показать, как поток расходится по рукавам, даже заглянуть в каждый укромный уголок территории Хора.
Комбинация Хора, Магната и технологических подсказок «Внеполосного» породила что-то совсем новое, невиданное. Джо это знала, знал Магнат. Он никогда не уставал хвастаться размерами своих «новых рынков», и делец в нем в буквальном смысле потирал носы друг о друга от радости. Магнат все время старался предсказывать и предугадывать нужды клиентов, и этой задаче служили и эта камера, и доклады Радиста из новых Резерваций.
– Вот так, да, – донесся голос из камеры. – Поверни чуть-чуть к югу. Вот так, хорошо! Пусть у Невила есть глаза на небе, но что происходит на земле – знаю я. А когда я приделаю к этой камере подзорную трубу получше… – Голос Магната пресекся, его уносили волны технической фантазии. Когда он снова заговорил, это было беспокойство о Джоанне. – А теперь надо бы тебе вернуться. У меня по рации из «Северной-Один» доложился какой-то Божидар и говорит, что там настроение меняется в игривую сторону. Если доберется до нас, то на Пирамиде может случиться сексуальный хаос.
Джоанна посмотрела вниз, на Дом Магната. Зал приемов был обозначен рядом окон. Новые достигали трех метров в высоту, но отсюда казались крошечными. Наверняка Маг оттуда на нее смотрел. Она ему помахала рукой:
– Не беспокойся, ерунда. Я уже такое видала. – «Ерунда» – это было некоторое преувеличение. – И вообще я сюда лезла не твою дурацкую камеру поправлять. Хочу посидеть и посмотреть как следует.
– Гррмп! Ммбл!
Спикер камеры только так мог передать ответ Магната, где слышалось и возмущение, и тревога за Джоанну, и зависть.
Джо еще раз махнула рукой дворцу и села на парапет. В этой духоте самым крупным предметом одежды на ней была шляпа от солнца, и Джоанна натянула ее на голову. Темные волосы и темная кожа – это хорошо, но все равно защита от солнца нужна.
Джоанна выглянула, но смотрела не на физическую картину. Ей хотелось сказать Магнату, что сейчас ей ясно видны самые глубокие мысли Хора. Маг плевался, что она несет суеверную чушь, но потом видел, как пробегают по тропикам настроения, подобные сверхбыстрому погодному фронту. А это уже была маркетинговая информация.
Здесь, в Городе Хора, все это сходилось вместе в миллион раз большем масштабе, чем видела Джоанна на плотах. Опершись локтями на колени, она всматривалась в северный горизонт. Этот мир находился в Медленной Зоне, не в Крае, не в Переходе. Почти вся разумная жизнь в Галактике происходила из этой первобытной тины. Ничего разумнее человека Здесь выжить не могло. И потому Хор никак не мог быть сверхчеловеческим разумом. Верно ведь?
Такие вопросы вызывали у Джоанны сожаление, что она так мало знает об ограничениях Медленной Зоны. В Верхней Лаборатории эта тема была непопулярна – взрослые слишком были заняты превращением себя в бога, чтобы тратить время на проблемы низших умов.
Очень скоро игру с Невилом придется прекратить: сотрудничество между Магнатом и Резчицей слишком заметно, чтобы его замаскировать. Мои друзья узнают, что я жива. Я смогу к ним приехать! Равна сможет приехать сюда и увидеть Зеленый Стебель, увидеть, каков на самом деле Хор. Разговоров по коммуникатору для этого мало. Есть вещи, которых Равна не понимает – вроде того обещания, которое она взяла с Джоанны: не допустить эксплуатации Хора. В некотором смысле его очень легко сдержать. Но на уровне отдельных особей, на уровне Чиперса – проблема именно та, о которой Джоанна спорила с Гармонием красные куртки и даже со Странником…
Джоанна высунулась чуть дальше, прикрываясь широкой шляпой. Если можно будет вернуться в Домен – отлично, но людей в этом мире очень мало, и трудно представить, что она найдет себе кого-нибудь. Даже у Равны положение лучше. По крайней мере если мой глупый братец наконец разберется сам с собой. Пока что, насколько видела Джоанна, Джеф считал, что Равна для него слишком хороша, и одновременно рассматривал ее как агента абсолютного зла.
Наконец солнце стало припекать слишком уж сильно. Джоанна стала медленно спускаться с вершины. Очень часто у нее бывал эмоциональный спад именно в момент спуска с пирамиды. Иногда она думала, что изменяется настроение Хора. Может быть, они огорчаются, когда я ухожу! Абсурд, конечно же. И все же, утратив Верхнюю Лабораторию, потеряв родителей, потеряв надежду на брак с Невилом… потеряв все, она обрела судьбу, которую можно было бы назвать замечательной. Она знала, что банда Невила обзывает ее «собачницей». Ну что ж, они правы. У нее есть фрагменты, есть стаи, есть Хор. Может быть, на этот странный выбор она обменяла человеческую жизнь и наплевать ей на все прочее.
Глава 45
Наступил самый длинный день лета. Во многих странах Стальных Когтей это был большой праздник. Здесь, в Домене Резчицы, его тоже отмечали, но он приходился на середину тех семи декад, когда солнце вообще не заходило. И этот день, растянувшийся на декады, всегда был временем непрестанной и зачастую радостной деятельности. Солнце вызывало неустанный энтузиазм, который могла умерить лишь полнейшая измотанность. И Дети, и Стальные Когти работали практически без остановки, чуть снижая темп, когда солнце опускалось низко, когда в иное время года только звезды бы светились в темноте. Но и при этом иногда под низким солнцем усталая молодежь собиралась потанцевать.
В этот самый длинный день Равна тоже сделала перерыв – если не ночной, то при низком солнце. Выйдя через свой личный вход «Внеполосного», она прошла западным краем Лугов. На этой тропе ее не должны были заметить веселящиеся ребята, но на этот раз она прошла мимо группы Детей и стай, испытывающих планеры, недавно построенные Тщательником. Она на миг остановилась, увлеченная зрелищем, забыв, зачем вышла. Овин Верринг бежал прямо к обрыву, подпрыгнул на краю, распахнул крылья. У Равны екнуло сердце. Да, конструкцию планера синтезировал «Внеполосный», имея в распоряжении опыт тысячи цивилизаций, она была оптимизирована точно для местных условий, – но на борту этого аппарата не было ни малейшей автоматики! Он мог закувыркаться и упасть, а ей уже приходилось видеть падающие с неба тела. Но крылья не стали кувыркаться, планер плавно снижался, устремляясь вперед. А потом Овин – разум вместо автоматики – перевел планер в пологий вираж в поисках восходящих потоков, стал подниматься в них, пока не оказался над точкой старта, паря почти как на антиграве.
Дети на земле вздохнули – возможно, вспоминая утерянное наследие. А потом разразился взрыв приветственных кликов, а стаи ворчали, потому что им никак было не поучаствовать в этом приключении. Очень опасно, – подумала Равна.
Кто-то обернулся и увидел ее. Год назад она сочла бы своим долгом это прекратить, и ребята это знали бы, и всем было бы неприятно, неловко, и было бы всеобщее раздражение. Совсем недавно, после возвращения, было бы еще хуже: они бы безропотно повиновались! А теперь они ее увидели и помахали приветственно, она помахала в ответ… и через несколько секунд еще один планер парил над пропастью. Равна не стала подходить ближе, наблюдая взлеты издалека. Она насчитала в воздухе пять аппаратов, они кружились вдоль обрыва и над ним. Эти аппараты никогда ни для чего серьезного не будут использоваться. А вот пилоты – может быть. Все зависит от того, как быстро будет развиваться другая техника.
Она еще несколько минут посмотрела, потом выбралась из толпы и пошла куда собиралась. Возбужденные возгласы за спиной становились тише, впереди низкое солнце отражалось от северной оконечности Скрытого Острова, слепя глаза. Сам остров смотрелся темным силуэтом на сверкающей глади. А путь Равны вел к северо-западному склону Холма Звездолета.
К единственному в своем роде месту.
Кладбище для Детей и Стальных Когтей. После возвращения она была здесь только раз – на похоронах Эдви Верринга и Норасндотов. В одиночку она после того дождливого и предательского вечера с Невилом сюда не приходила. Пожалуй, та встреча должна была меня излечить от пристрастия к этому кладбищу. На самом деле важный урок был другой: встретив здесь кого бы то ни было, надо очень серьезно задуматься над таким совпадением.
И если честно, сейчас она пришла не из-за отчаяния. Все обстояло хорошо. В грядущую зиму Холодная Лаборатория Тщательника изготовит первые микропроцессоры. Когда они попадут в поточное производство Магната, начнется триумфальное шествие техники и до некоторого подобия цивилизации будет рукой подать.
И даже у Джефри дела обстояли неплохо. Они с Амди и восстановленный Шелковинт работали над строительством дорог для перевозки грузов. И Резчица, и Свежеватель были уверены, что Джеф не работает на Невила. Все больше и больше было похоже, что он на стороне Домена.
Равна шла между рядами надгробий, утопающих в поле губчатого мха. У памятника она заметила несколько новых камней, помимо тех, что лежали над Эдви и Норасндотами. Цветы лежали на могилах Белль Орнрикак и Помойки Пели. Дети – по крайней мере некоторые из тех, что остались в Домене, возвращались к древним формам поминовения. И обсуждали это между собой.
Сегодня – в этот вечер – только одного человека ей хотелось вспомнить. Камень Фама, большой валун неправильной формы, лежал на дальнем конце поля. И можно было посидеть на Северной Стороне, прислонившись спиной к нагретому камню.
Она обошла камень – и ее встретили восемь голов стаи, глядящей прямо на нее.
– А, здравствуй, Амди.
– Привет, Равна! Какое совпадение!
Стая заняла почти все плоские места на Северной Стороне камня. Амди снова набрал прежний вес и носил на двух головах щегольские наглазные повязки. Ее появление не было для него неожиданным. Наверняка он еще за сорок метров услышал ее приближение.
Амди сдвинулся, освобождая ровное место, как раз достаточное для человека. Когда Равна села, он спросил:
– Пришла поговорить с Фамом?
Иронии в голосе не было.
Равна кивнула.
Собиралась.
Она посмотрела на ближайшую голову Амди. Он уже подвинулся к ней, прижался, устраиваясь поудобнее.
– А ты что тут делаешь, Амди?
– А я сюда сейчас часто прихожу. Знаешь, так… посидеть и подумать.
Амди полюбил одиночество и созерцание?
Мог ли он настолько измениться?
Он положил одну голову ей на колени и посмотрел на нее.
– Нет, правда. Ну, впрочем, сегодня причина другая. Я тут кое-кого жду.
Она потрепала рукой плюшевую шерсть:
– Я настолько предсказуема?
Значит, не совпадение.
Амди пожал плечами:
– Ты – та, кто стоит того, чтобы к ней подстраиваться.
– Так зачем ты меня ждал?
– Ну, – сказал он с некоторой хитрецой в голосе, – я же не сказал, что ждал именно тебя.
Но отрицать этого он тоже не стал.
Они какое-то время посидели, греясь на солнышке, глядя, как сверкает оно на волнах проливов. Здесь был мир, хотя он ощущался не совсем обычным, когда Амди был сверху, снизу и по бокам.
Амди потянулся к ней другой головой. Погладив ее, Равна почувствовала под шерстью глубокий шрам, от горла почти до переднего края мембраны. Тоже, значит, работа Хранителя.
– Ничего страшного, – сказал Амди. – Все зажило, лучше нового.
– Это хорошо.
Но не два глаза. Это так легко не вылечишь, как другие его раны или сломанные лицевые кости Равны.
На море не было ни суденышка, земля дальше к северу терялась в солнечном свете. Как будто Равна и Амди – единственный человек и единственная стая в мире.
Не совсем так. С юга выплыл планер, поймал отличный воздушный поток и поднялся в самое небо, огибая Холм Звездолета. Поворачивая обратно, он будто недвижно застыл в небе.
Амди показал мордой в ту сторону:
– Кстати, еще одна причина, по которой нам нужны радиоплащи. Одиночный элемент стаи куда меньше человека и может отлично летать, оставив прочих на земле – или на других планерах!
Выведенная из созерцательного настроения, Равна улыбнулась стае:
– Я помню свое обещание, Амди. Ты получишь свои радиоплащи. Тщательник работает сейчас над вторым комплектом, но ты же знаешь, какие там проблемы. Хранитель очень жестокие вещи делал, создавая стаю, способную носить эти плащи.
– А вот Свежеватель их прямо так надевал, – возразил Амди. Это было одиннадцать лет назад, в Битве на Холме Звездолета. С самых своих щенячьих лет, когда Равна еще его не знала, Амди с ума сходил по радиоплащам. Она помнила его бесконечное нытье, чтобы ему разрешили их надеть. Сейчас он стал спокойнее. – Мы научимся. Ты только подожди, Равна, радиоплащи сделают нас, стаи, подобным богам!
– Хм…
Проблема у Амди была в том, что опыт общения с настоящими богами был у него ограничен.
А он продолжал бурчать:
– И если мы этого не сделаем, то сделает Магнат. Ты же знаешь, что Радист у него ближайший советник? После Джоанны.
– Слушай, но Джоанна на нашей стороне.
– Советник, друг, называй как хочешь. Я веду к тому, что из стай его ближайший советник – Радист. А он по поводу плащей еще больший энтузиаст, чем я. Он считает, что хорошим псарничеством можно вывести десятку – если не дюжину, – которая будет иметь когерентный интеллект.
Двенадцать. Как Стая Стай на логотипе Магната.
– Здесь, в Медленной Зоне, есть иные ограничения на разум. Поднять интеллект до уровня намного более высокого, чем у самых выдающихся гениев человечества, можно только в Переходе.
– Ну ладно, пусть так. Но способ, которым радиостаи смогут использовать свои умы, – это потрясающе. Вот Радист уже здорово умен. И снова восьмерной. Знаешь, что он нашел Уту замену?
Вопрос был задан застенчиво, почти смущенно, со взглядами в сторону.
– Ритл? – спросила Равна. – Смогла надеть плащ Ута?
Амди кивнул, неуверенно улыбаясь.
– Ну, это хорошо! Я помню, Амди, она тебе создавала проблемы. Но она была в отчаянии и не желала тебе вреда.
– Ничего себе – не желала вреда! Она меня пыталась разбить на части, я был в ужасе. Но – да, она была в отчаянном положении. Часть моей личности по ней скучает, но в целом стало куда легче, когда она ушла. Она, знаешь, оказалась ключевым элементом Радиста; от нее он стал умнее и мыслит куда отчетливее. Я с ним общаюсь, когда он сюда достает. Теперь, когда Ритл не рвется найти партнеров… отличный парень получился этот Радист. История его и Ритл могла бы лечь в основу любовного романа… если бы я писал любовные романы, чего я, естественно, не делаю.
Равна медленно оглядела его, сделав полный оборот. Может быть, он и в самом деле теперь в мире сам с собой.
– А как твои проблемы, Амди?
– Ну… прогресс есть. Состоя из одних щенков, я был слишком человеком. Не знаю, как вы, двуногие, можете принимать смерть. Тот ее вариант, который приключается со стаями, достаточно неприятен. – Амди помолчал, глядя в основном вниз. – И от Хранителя я тоже кое-что узнал. Узнал, что смерть может быть наименьшей из твоих проблем. Его одурачить было не так уж трудно, но когда он начал выковыривать мне глаза… вот тогда найти в себе мужество и дальше действовать по своему плану оказалось труднее, чем я мог себе даже представить.
Он говорил тихо и мрачно. Равна заметила, что весь он глядит на нее. Как будто занавес отдернули. Амди побывал в аду и вернулся. Это может случиться с каждым, кому сперва не повезет, а потом повезет, но Амди свое возвращение организовал. За страшные дни, проведенные во власти Хранителя, его детская душа стала глубже, спокойнее – и сильнее.
Равна кивнула, погладила его.
– Так что же у тебя дальше задумано, Амдиранифани?
Амди отвернулся, и она почувствовала, что момент абсолютной открытости миновал. Он задвигался, меняя позы, потом спросил:
– Вот ты, я и Джефри – в общем, хорошо нам было?
Ага, Амди.
И она ответила в том же тоне:
– В смысле когда не надо было спасать шкуру и когда мы с Джефри не играли во взаимную вражду?
– Да. Я-то никогда не был бы твоим врагом, а Джефри… ну, ты же знаешь, что Джефри тебя любит?
– Вы оба меня любили, когда были маленькими, Амди.
– Равна, я про сейчас.
Вот этого я и боялась, что ты про сейчас.
Пришла ее очередь смущенно смотреть вниз:
– Амди, я…
Амди вокруг нее напрягся, ближайший к ее лицу легонько коснулся щеки.
– Тсс! – прошептал он. – Сюда кто-то идет.
Равна, естественно, ничего не слышала. И на холме внизу тоже никого не было видно. Даже планер скрылся из виду, оставив небо птицам и низкому солнцу. Равна потрепала Амди по холке ближайшего элемента и прислонилась спиной к скале.
Да, кто-то поднимался по южной тропе, отсюда не видный. Судя по хрусту камешков под ногами, шел один человек.
Равна и Амди сидели полминуты молча. Шаги обошли западную сторону надгробия Фама – но пришедший направлялся не туда.
Это был Джефри Олсндот. Он направился к двум надгробиям, ближайшим к оконечности выступа. Здесь они с Джоанной выбрали место для своих родителей. Не меньше, чем Фам Нювен, сражались с Погибелью Сьяна и Арне Олсндоты.
Так во что же ты веришь, Джефри, и что ты отрицаешь?
Джефри опустился на землю между камнями, положил руку на каждый из них, глядя на сверкающую морскую рябь. Долго так сидел, потом встряхнулся, будто проснувшись или вспомнив о делах. Встал, обернулся – и увидел Амди и Равну, глядящих на него от скалы Фама.
– Привет, Джефри! – сказал Амди и осторожно помахал парой голов.
Джефри подошел размеренным шагом, остановился в трех метрах от камня, глядя недобрыми глазами на человека и стаю.
– Что она здесь делает, Амди?
Голос звучал ровно и зло.
– Просто совпадение.
Стая посмотрела на Равну, прося подтверждения.
– Так ты мне сказал, Амди.
Она посмотрела на эти головы, глядящие куда угодно, только не на нее. Сейчас Амди напомнил ей не по годам разумного подростка. Впрочем, он фактически и был им.
Но в реакции Джефри не было ни капли добродушия. Он придвинулся к наиболее дальним от Равны элементам Амди:
– Это ты предложил встретиться здесь. Это ты выбрал время. Я прихожу на полчаса раньше, и оказывается, что ты и вот она, – кивок в сторону Равны, – меня здесь ждете?
– Джефри, прости меня! – Голос Амди стал высоким, как у ребенка. – Просто мне невыносима мысль, что ты… то есть что мы… – Он секунду помешкал, а потом голос его зазвучал по-новому: как у зазывалы или продавца. Эту роль он освоил в цирке. – Нам нужно это обсудить. Обязательно нужно.
Тот, что лежал на уступе над Равной, сдвинулся, и тот, что держал голову у нее на коленях, занял освободившееся место. А третий похлопал по освободившемуся месту рядом с Равной:
– Вот давай ты сядешь, и мы всё друг другу нормально объясним…
Речь несколько потеряла свою убедительность на слове «объясним», потому что Джефри сгреб того, что приглашал его сесть, и со злостью толкнул поближе к Равне.
– Ой, прошу прощения, – сказал Амди, обращаясь к ней.
Она видела, как эти двое играли в такие жесткие игры с самого возвращения из тропиков, но сейчас в поведении Джефри игры не было. Если бы он так поступил с незнакомой стаей, большой и крупной, как Амди, это могло бы стоить ему жизни.
– Ладно, давай поговорим.
Он сел.
Теперь один из элементов Амди был зажат между ним и Равной. Остальная стая их окружала. В целом Амди казался несколько растерянным. Он переглянулся сам с собой, потом осторожно погладил Джефри и подобрался поближе к старому другу. Джефри не ответил, и тогда Амди продолжил свою речь – все тем же голосом конферансье, но пониженным до тихого мурлыканья:
– Да, сознаюсь. Хотя это и совпадение, я несколько ему помог: не сомневался, что Равна придет сюда при низком солнце. Если бы она не пришла, я бы придумал что-нибудь другое, чтобы нам собраться. Ведь мы втроем столько пережили. Я не хочу, чтобы Равне казалось, будто мы с Джефом смылись по-тихому…
– Что?! – спросила Равна.
– Амди, черт возьми, ты не имеешь права…
– Вы уходите, Джеф? Я думала… я думала, вы остаетесь с нами. С Доменом.
Джефри не глядел ей в глаза. Может быть, он был слишком занят тем, что сердито смотрел на Амди.
– Мы не смываемся по-тихому. Амди тебе просто голову морочит.
– Неправда! Я не морочу.
Джефри наконец посмотрел на Равну:
– Это может показаться очередным предательством, но я говорил на эту тему с Резчицей и Свежевателем. Как раз сегодня. Вы бы с Джоанной достаточно скоро узнали, но спорить об этом я не хотел ни с ней, ни с тобой. – Он повернулся к Амди и сказал уже ему: – Как ты мог так меня подставить?
– Вы собрались в Лучшую Надежду?
Силы небесные, как же я ненавижу это название!
Джеф кивнул:
– Но не в том смысле, в каком ты подумала. От меня тут никакого толку. Никто мне по-настоящему не доверяет. Ты…
– Я доверяю, – сказала она. По крайней мере пока ты здесь, я могу надеяться. – Почему ты туда уходишь, Джефри?
Он заколебался, потом ответил:
– Ладно, скажу. Помнишь, на дороге, ты мне предложила поискать проверяемое свидетельство насчет Погибели. Но что я мог найти – Здесь, да еще десять лет спустя? Сейчас… сейчас есть шанс. Били вынес с посадочного модуля аппаратуру, которую я, кретин, не узнал. Я знаю Били, а сейчас я даже и Невила знаю. Следя за ними, за тем, что они будут делать с этой аппаратурой… так или иначе, я соображу, что делать мне.
– Это… – Идиотизм. – Это неразумно, Джефри. После того как ты меня спас, у Невила меньше оснований доверять тебе, чем любому другому.
– Я это учел. Хранителя нет. Читиратифора и его шайки нет. На той стороне никто не знает, что было с тобой и со мной, кроме работников Магната. А Магнат просто счастлив будет скормить Невилу легенду, которая мне подойдет.
– Какую?
– В прошлый раз, когда здесь был Радист, я попросил Амди проработать подробности.
Амди слегка сжался. Теперь на него гневно смотрела Равна.
– Да все будет хорошо, Равна, – сказал он.
Джефри кивнул, увлеченный своим безумным шпионским планом.
– Верить нам Невил не будет, но мы отлично послужим его пропагандистским целям. Я… я буду отзываться о нем хвалебно. Он захочет, чтобы мы были рядом с ним. А для связи у нас будет способ, защищенный от перехвата. Амди получил комплект прототипов новых радиоплащей от Тщательника, сейчас тренируется с ними работать. Он будет послом Резчицы у отрицателей.
Ха!
Она посмотрела вокруг себя, на Амди:
– А что ты на самом деле думаешь об этом плане Джефри?
Амди не отвел взгляда в сторону. Ни одного взгляда.
– Я думаю, что это лучшее, что мы можем сделать. И это наш план.
– Вот как. – Ей их не остановить. Она оперлась спиной о камень, вспоминая бесконечные и бесплодные споры. И это предложение, превратившееся в такую неимоверно опасную безнадежную попытку… Она глянула на Джефри и вспомнила его обещание насчет Невила и «Группы изучения катастрофы». – Джефри…
Джефри покачал головой:
– Понимаешь теперь, почему не было смысла сейчас встречаться?
Амди смотрел на них со всех сторон. Тот, что был между Равной и Джефри, поднял морду к ним, его взгляд перебегал туда-обратно. Он высвободился, спрыгнул на землю. Те, что стояли за Равной, подтолкнули ее, будто заботливая рука, к Джефри. Один из тех, что сидел над Джефри, шлепнул его резко по голове.