Похитители снов Стивотер Мэгги

6

– Это просто какой-то секс по телефону, – заметила Блу.

Орла, нимало не оскорбившись, ответила:

– Ты просто завидуешь, что этим занимаются другие.

– Нет.

Сидя на полу на кухне и шнуруя кроссовок, Блу сердито смотрела на двоюродную сестру. Орла возвышалась над ней, в блузке, которая поражала одновременно теснотой и пестрым рисунком. Штанины ее брюк были достаточно просторны, чтобы спрятать в них какое-нибудь небольшое животное. Орла помахала трубкой над Блу, рисуя в воздухе гипнотическую восьмерку.

Телефон, о котором шла речь, представлял собой горячую линию, проведенную на втором этаже дома номер 33 на Фокс-Вэй. За доллар в минуту клиенты подвергались осторожному предварительному исследованию – плюс несколько бонусов, если трубку брала Орла, – и получали ряд деликатных предположений касательно того, как улучшить свою судьбу. Все в доме поочередно сидели на телефоне. Все, как верно заметила Орла, кроме Блу.

Каникулы Блу не включали ничего сверхъестественного. Честно говоря, работать в «Нино» было бы невыносимо, обладай она шестым чувством, помимо пяти обычных. Блу обычно предпочитала не делать то, что ей не нравилось, однако, презирая работу в «Нино», она еще не уволилась. Или не вылетела. Работа официанткой требовала терпения, убедительной застывшей улыбки и способности регулярно подставлять другую щеку, одновременно доливая диетическую колу доверху. Блу могла демонстрировать лишь одно из требуемых качеств за раз, и неизменно – не то, которое требовалось. Ничуть не упрощал дела то, что в «Нино» в основном захаживали ученики Агленби, многие из которых полагали, что грубость – это просто громкий флирт.

Проблема заключалась в том, что в «Нино» хорошо платили.

– Да ладно, – сказала Орла. – Все знают, почему ты так злишься.

Блу встала и взглянула кузине в лицо. Не считая крупного носа, Орла была красива – длинные каштановые волосы, перехваченные на лбу вышитой повязкой, удлиненное лицо, пирсинг в носу, длинное тело, которое казалось еще длиннее благодаря сандалиям на платформе. Даже стоя, Блу – с ее пятью футами роста – доходила головой лишь до темно-коричневого горла своей двоюродной сестры.

– Меня не волнует, экстрасенс я или нет.

Это было правдой лишь отчасти. Блу не завидовала способностям Орлы. Она завидовала ее умению отличаться от остальных, не прикладывая к тому усилий. Блу приходилось много стараться. Очень много.

Та снова помахала телефоном.

– Не ври мне, Блу. Я могу прочитать твои мысли.

– Нет, не можешь, – отрезала Блу, схватив со стола свой покрытый пуговицами кошелек.

У нее не было экстрасенсорных способностей, но это не значило, что она не имела никакого понятия о том, как происходит процесс. Девушка посмотрела на часы. Почти опоздала. Практически опоздала. Едва успеет прийти вовремя.

– В отличие от некоторых, моя самооценка не связана с профессией.

– О-о-о… – простонала Орла и галопом пустилась по коридору, как цапля.

Местный акцент сменился высокомерным южным выговором.

– Кто-то слишком много общается с Ричардом Кэмпбеллом Ганси Третьим. «Моя самооценка не связана с профессией».

Эта фраза прозвучала с максимально преувеличенным вирджинским акцентом. Орла говорила, как пьяный Роберт Ли.

Блу потянулась к двери.

– Ты дразнишься, потому что я назвала твою манеру общаться с клиентами «сексом по телефону»? Тем не менее. Никто не обязан выслушивать предположения о своем будущем в таких интонациях. Мама, вели Орле отойти. Я опаздываю.

Мора, сидевшая в гостиной, подняла голову. Она была чуть выше дочери, и в тех случаях, когда на лице Блу читалась целеустремленность, на лице Моры появлялось приятное удивление.

– Ты в «Нино»? Иди сюда, возьми карту.

Хоть Блу и опаздывала, но не сумела устоять. «Это займет всего секунду». С детства ей нравился ритуал гадания по одной карте. В отличие от затейливых крестообразных раскладов таро, которые мама обычно делала для клиентов, чтение по одной карте, которое она выполняла для Блу, казалось чем-то вроде игры, доброй и короткой. Не столько сеанс ясновидения, сколько полуминутная детская сказка, в которой Блу всегда была героиней.

Блу вошла в гостиную; ее угловатое отражение появилось на тускло блестящей поверхности стола. Не отрываясь от карт, Мора энергично сжала руку дочери и наугад вытащила карту.

– Ага.

На нее смотрел паж кубков – карта, которая, по словам Моры, напоминала ей Блу. На этой карте был нарисован румяный юноша, державший усыпанную драгоценными камнями чашу. Кубки символизировали отношения – любовь и дружбу, а паж означал новые, назревающие возможности. Эту историю Блу слышала слишком часто. Она прекрасно знала, что мать сейчас воскликнет: «Посмотри, какой потенциал!»

Она заранее перебила:

– Когда этот потенциал наконец превратится во что-то реальное?

– Ох, Блу.

– Не надо, – предупредила Блу и выпустила руку матери. – Я просто желаю знать, когда он перестанет быть потенциалом и сделается чем-то большим.

Мора быстро сунула карту обратно в колоду.

– Ты хочешь услышать то, что тебе понравится, или правду?

Блу фыркнула. Ей был нужен только один ответ.

– Возможно, ты уже и есть нечто большее. Ты одним своим присутствием делаешь сильнее других экстрасенсов. Может быть, сила, которую ты пробуждаешь в людях, и есть твое «нечто большее».

Блу всю жизнь знала, что она – раритет. Ей нравилось приносить пользу. Но этого было недостаточно. Ее душа утверждала, что «нечто большее» выглядит иначе.

Она холодно отозвалась:

– Я не собираюсь всю жизнь играть вторую скрипку.

В коридоре Орла повторила сладким, как нектар, голосом Ганси:

– «Я не собираюсь играть вторую скрипку». Ну так перестань тусить с миллионерами.

Мора гневно зашипела.

– Орла, тебе совсем нечем заняться?

– Неважно. Мне пора на работу, – сказала Блу, пытаясь не впускать глубоко в сознание слова двоюродной сестры.

Но она действительно выглядела круче в школе, чем в окружении экстрасенсов и богатых ребят.

«Нет, – подумала Блу. – Нет, дело не в этом. Главное – что я делаю, а не кто я такая».

Впрочем, утешение было слабое. Она тосковала по тем временам, когда Адам, самый бедный из этой компании, больше походил на нее. А теперь Блу казалось, что она вынуждена что-то доказывать. Остальные были Силой, а она – Находчивостью, ну или чем-то типа того.

Мать помахала ей картой на прощание.

– Пока. Придешь к ужину? Я приготовлю кризис среднего возраста.

– О. Не откажусь от кусочка. Если тебя не затруднит.

Добравшись до «Нино», Блу обнаружила, что Ганси, Адам, Ной и Ронан уже заняли один из больших столов в дальнем конце зала. Раз она не могла прийти к ним, они перенесли дискуссию о Глендауэре к ней.

«Ха! – подумала Блу. – Вот тебе, Орла!»

Адам и Ганси сидели на потрескавшейся оранжевой скамье у стены, Ной и Ронан – на стульях напротив. В пятне света, под зеленой лампой, стояла деревянная коробка. Ее окружали груды словарей иностранных языков.

Сделав над собой некоторое усилие, Блу вызвала в памяти тот первый раз, когда увидела этих ребят. Тогда они были не просто незнакомцами, но и врагами. Теперь она едва могла припомнить, как смотрела на них в тот день. Каким бы ни был ее кризис личности, корни его явно крылись дома, а не в них.

Кто мог это предвидеть?

Блу поставила на стол кувшин чая со льдом.

– Что это?

– А, Джейн! – весело сказал Ганси.

Адам ответил:

– В ящике сидит волшебник.

– Это твоя домашняя работа, – добавил Ной.

– Он встречается с твоей девушкой, – закончил Ронан.

Блу нахмурилась.

– Вы что, все пьяные?

Они не обратили внимания на ее вопрос и принялись возбужденно демонстрировать ей принципы работы загадочного ящика. Блу, впрочем, удивилась гораздо меньше любого нормального человека, обнаружившего перед собой волшебный ящик-переводчик. Намного сильнее ее впечатлило, что у парней хватило предусмотрительности принести словари.

– Мы хотим убедиться, что он всегда переводит правильно, – объяснил Ганси.

– Подождите, – сказала Блу.

Она оставила их, чтобы принять заказ у парочки за столиком номер четырнадцать. Оба хотели чаю со льдом. «Нино» незаслуженно славился своими чаями – даже вывеска в окне гласила, что здесь подают лучший в Генриетте чай со льдом, – хотя Блу была готова поклясться, что процесс приготовления чая совершенно ничем не примечателен. «Воронята падки на рекламу», – подумала она.

Вернувшись, она облокотилась на стол рядом с Адамом, и тот коснулся ее запястья. Блу не знала, как реагировать. Коснуться его руки в ответ? Подходящий момент прошел. Она выругала себя за то, что тело не подсказало ей правильный вариант.

Блу спросила:

– А это что за язык, кстати?

– Мы не знаем, – сказал Ганси, с соломинкой во рту. – Почему чай здесь такой вкусный?

– Я в него плюю. Дайте посмотреть.

Девушка взяла коробку. Та оказалась тяжелой, как будто внутри была набита механизмами. Вообще эта штука напоминала тетрадь Ганси, посвященную Глендауэру. И выглядела она роскошно – вовсе не то, чего Блу ожидала от Ронана.

Осторожно трогая гладкие, прохладные колесики, она выложила на английской стороне коробки собственное имя. Кнопки вдавились, и колесики на других сторонах тоже задвигались, бесшумно и плавно.

Блу медленно перевернула ящик и прочитала на каждой стороне по очереди: celea. С одного бока было пусто.

Ганси перечислил, поочередно указывая на слова:

– Латинский, коптский, санскрит, что-то незнакомое… а здесь должен быть греческий. Странно, что ничего нет, да?

Ронан презрительно ответил:

– Ничего странного. У древних греков не было слова для обозначения синего[1].

Все уставились на него.

– Какого черта, Ронан? – спросил Адам.

– Уму непостижимо, – задумчиво произнес Ганси, – отчего твои контрольные не содержат ни намека на столь прекрасное классическое образование.

– Преподы задают не те вопросы, – ответил Ронан.

Дверь ресторана открылась. Блу должна была принять и посадить новоприбывших, но она продолжала стоять у стола и, нахмурившись, изучала коробку.

Наконец она сказала:

– Я могу задать нужный вопрос. Что это за язык на той стороне?

Ронан раздраженно взглянул на нее.

Ганси склонил голову набок.

– Мы не знаем.

Блу указала на Ронана (тот скривил губы).

– А он знает. Где-то в недрах. Я чую.

– Ни хрена ты не чуешь, – отозвался Ронан.

Последовала короткая пауза. Конечно, такие ответы для него были вполне типичны. Однако прошло уже очень много времени с тех пор, как он в последний раз обрушивался на Блу подобным образом. Она сделала вдох и буквально ощетинилась.

Ганси медленно произнес:

– Ронан, ты больше никогда не будешь говорить с Джейн таким тоном.

Адам и Блу одновременно уставились на Ганси, который не сводил взгляда с салфетки. Дело было не в том, что именно он сказал, а в том, что он при этом ни на кого не смотрел. И потому случившееся казалось особенно странным.

Блу, чувствуя, как у нее разгораются щеки, ответила:

– Я не нуждаюсь в заступниках. А ты, – добавила она, повернувшись к Ронану, – не думай, что я позволю так с собой разговаривать. Особенно если ты злишься, оттого что я права.

Она повернулась к двери и услышала, как Адам сказал:

– Ну ты придурок.

А Ной рассмеялся.

Блу пала духом, когда увидела нового клиента – Джозефа Кавински. Ошибиться было невозможно. Вороненок, который явственно казался чужеродным здесь. Буквально всё в его лице – длинный нос, большие глаза с тяжелыми веками, изгиб темных бровей – разительно отличалось от облика местных жителей, среди которых она выросла. Как и большинство парней из Агленби, он носил массивные солнечные очки, короткую стрижку, маленькую сережку в ухе, золотую цепочку на шее и белую майку. Но в отличие от других Воронят Кавински страшно пугал Блу.

– Эй, куколка, – сказал он ей.

Он стоял слишком близко – и постоянно двигался. Он всегда двигался. В его полных губах было что-то хаотическое и вульгарное, как будто Кавински проглотил бы ее, если бы подошел вплотную. Блу ненавидела его запах.

Он даже в школе пользовался дурной славой. Если нужна была шпаргалка, чтобы сдать экзамен, Кавински мог ее дать. Если нужно было поддельное удостоверение, он мог его добыть. Если кто-то хотел влезть в неприятности, он мог их обеспечить.

– Я не куколка, – ледяным тоном ответила Блу, взяв со стойки заламинированное меню. Щеки у нее вновь разгорелись. – Столик на одного?

Но он даже не слушал. Качнувшись на каблуках, Кавински вытянул шею, чтобы осмотреть зал. Не взглянув на Блу, он сказал:

– Моя компания уже здесь.

И отошел. Как будто Блу была пустым местом.

Казалось, она никогда не простит Кавински за то, что он вселял в нее ощущение собственной незначительности. Ну, или саму себя – за то, что она заранее предчувствовала это ощущение и не могла от него отгородиться.

Блу сунула меню обратно на стойку и несколько секунд стояла, ненавидя их всех, ненавидя эту работу и чувствуя себя необыкновенно униженной.

Затем она сделала глубокий вдох и налила чаю для столика номер четырнадцать.

Кавински направился прямо к большому столу у дальней стены, и позы остальных мгновенно изменились. Адам с подчеркнутой скукой рассматривал столешницу. Чумазый Ной втянул голову в плечи, но не мог оторвать глаз от чужака. Ганси встал, опираясь на стол. В его осанке было нечто, скорее, угрожающее, чем уважительное. Впрочем, больше всех изменился Ронан. Хотя он остался сидеть с небрежно скрещенными на груди руками, его плечи буквально налились напряжением. В глазах Ронана появились ярость и жизнь, точно так же, как в ту минуту, когда он запустил самолетик над полем.

– Я увидел у входа твое ведро с гайками, – сказал Кавински. – И вспомнил, что у меня есть подарок для Линча.

Засмеявшись, он бросил на стол перед Ронаном какую-то высохшую спутанную кучу веревок.

Ронан окинул взглядом подарок, с великолепным презрением приподняв бровь. Откинувшись на спинку, он потянул за торчавший из кучи хвостик. Это оказался кожаный шнурок, вроде тех, что он постоянно носил на запястье.

– Очень мило, чувак, – произнес Ронан, поднимая его повыше, как спагетти. – Пойдет к любому костюму.

– То, что доктор прописал, – добродушно согласился Кавински.

– И что мне с ними делать?

– Блин, а я знаю? Просто я сразу подумал про тебя. Передари. Это, типа, белый кролик.

– Белый слон, – негромко поправил Ганси.

– Только не надо никакой политики, Дик, – предупредил Кавински.

Он положил ладонь на бритую макушку Ронана и слегка потер ее. У Ронана сделался такой вид, словно он был готов укусить Кавински.

– Ладно, я пошел. Дела у меня. Успехов вашему библиотечному клубу, девочки.

Уходя, он даже не взглянул на Блу. Та напомнила себе: «Если он к тебе не пристал – это хорошо». Но она чувствовала себя невидимкой. Тем, кого и нельзя увидеть. «Ной всегда чувствует себя именно так?»

Ганси сказал:

– Единственное, что меня радует – это возможность рисовать себе, как он будет торговать подержанными машинами к тому моменту, когда ему стукнет тридцать.

Ронан, опустив голову, продолжал рассматривать кожаные шнурки. Одна рука у него была сжата в кулак. Блу задумалась, в чем истинный смысл подарка Кавински.

Интересно, понимал ли этот смысл Ронан?

– Я же сказал, – негромко произнес Ганси. – Одни проблемы.

7

Серый Человек ненавидел свою нынешнюю, взятую напрокат машину. У него сложилось отчетливое впечатление, что люди плохо обращались с ней в юности, и теперь она из мести доставляла максимум неприятностей. С тех пор как он ее арендовал, она уже несколько раз пыталась его укусить и большую часть времени тратила на борьбу с попытками достигнуть лимита скорости.

А еще она была кремовая. Нелепый цвет для машины.

Он мог бы вернуть ее и взять другую, но Серый Человек предпочитал по возможности не привлекать к себе внимания. Его предыдущая машина случайно обзавелась потенциально изобличающим пятном на заднем сиденье. Он предпочел оставить между собой и ею некоторое расстояние.

Послушно нагрузив машину приборами и механизмами Гринмантла, Серый Человек отправился на электронную охоту за диким гусем. Его, в общем, не сердило, что показания мигающих лампочек и гудящих датчиков не складывались в непротиворечивую карту, ведущую к Грейуорену. Генриетта была по-своему привлекательна. Центр города наполняли очаровательно засаленные закусочные и агрессивно непритязательные магазинчики подержанных вещей, изогнутые крылечки и квадратные колонны. Все здания были потрепанными, но чистыми, как библиотечные книги. Серый Человек разглядывал их сквозь окна машины, пока катил мимо. Местные, сидевшие на крылечках, глазели на него.

Показатели продолжали оставаться бессмысленными, поэтому он припарковал Кремовое Чудовище у аптеки на углу, реклама на которой гласила «ЛУЧШИЙ ТУНЕЦ В ГОРОДЕ!». Серый Человек заказал сэндвич и коктейль у красногубой дамы. Когда он прислонился к стальному прилавку, отключилось электричество.

Красногубая дама стукнула мясистым кулаком по замершей машинке для взбивания коктейлей и выругалась с легким акцентом, отчего бранные слова прозвучали почти нежно. Она сказала:

– Сейчас включится.

В тусклом свете, падавшем из окна, полки, открытки и лекарства выглядели апокалиптически зловеще.

– А это часто бывает?

– С весны частенько, сэр. Всё отключается. Порой перегорают трансформаторы, только и жди пожара. А еще иногда включаются прожектора на школьном стадионе, когда никакой игры нет и в помине. Ведь все эти ужасные мальчишки разъехались на лето. Ну, почти все. А вы-то здесь надолго?

– На пару недель.

– Значит, Четвертое здесь проведете.

Серому Человеку пришлось извлечь из глубин памяти календарь. Он мало что праздновал.

– Вы приходите сюда, полюбуетесь на праздник, – продолжала хозяйка, унылым жестом протягивая ему наполовину взбитый коктейль. – Фейерверки отлично видно от здания суда. На другие не глядите.

– На те, которые люди пускают у себя во дворах?

– На те, что пускают в Агленби. Мальчишки взрывают такие вещи, какие им и в руки-то давать нельзя. Пугают пожилых людей. Не понимаю, почему шериф его не приструнит.

– Хм… – Серому Человеку стало интересно, отчего «мальчишки» вдруг превратились в кого-то одного.

Женщина точно впала в транс; она наблюдала, как за большим окном аптеки медленно катятся машины. Наконец она произнесла:

– Это всё ЭКГ виновата. Они там прекрасно знают, что провода старые. А менять не собираются.

Серый Человек моргнул при этой внезапной смене темы.

– ЭКГ?