Перегрузка Хейли Артур

— Я за тобой наблюдал.

— Да, я знаю.

— И мы оба думаем одинаково. Верно?

Нэнси опять кивнула в знак согласия.

— Нэнси, — сказал редактор, — насколько я понимаю, к концу дня ты пойдешь по одному из двух путей. Либо перейдешь черту, что будет означать умственный срыв и посещение психиатрической больницы два раза в неделю на протяжении всей жизни, либо возьмешь себя в руки, оставив прошлое в прошлом. О первом пути скажу тебе вот что: это исковеркает тебе жизнь и, кроме психиатра, не принесет пользы никому. Что касается второго, ты обладаешь разумом и мужеством, на которые можешь опереться. Однако ты вынуждена будешь определиться, не позволяя себе плыть по воле волн.

Ей стало легче на душе от того, что наконец-то можно сказать вслух обо всем, что ее терзало.

— Я виновата в том, что произошло минувшей ночью. Если бы я рассказала кому-нибудь о том, что мне было известно, полиция давно проверила бы этот дом на Крокер-стрит.

— Первое утверждение ошибочно, второе — правильное, — сказал он. — Я не собираюсь утверждать, что это не останется с тобой на всю оставшуюся жизнь. Думаю, останется. Ты не первая, кто допустил ошибку, приняв решение, которое нанесло ущерб другим. Но ты не будешь и последней. Скажу в твою защиту: ты просто не знала, что произойдет. А если бы знала, то действовала бы по-иному. Поэтому вот тебе мой совет, Нэнси: трезво взгляни на то, что ты сделала и чего не сделала. И сделай вывод на будущее. Или забудь навсегда. — Нэнси молчала, а он продолжал: — А теперь скажу тебе кое-что еще. Этим ремеслом я занимаюсь уже много лет. Иногда мне кажется, что даже слишком много. Но по-моему, Нэнси, ты лучший репортер, с которым мне когда-либо приходилось иметь дело.

И тогда с Нэнси Молино произошло то, что случалось с ней крайне редко, тем более в присутствии кого-либо. Уронив голову на руки, она разрыдалась. Старый «тренер» подошел к окну, деликатно повернувшись к ней спиной. Глядя вниз на улицу, он сказал:

— Нэнси, когда мы вошли, я запер дверь. Она все еще закрыта и будет закрыта, пока ты не приведешь себя в порядок. Так что не торопись. И вот что еще: я обещаю, что никто, кроме тебя и меня, никогда не узнает о том, что происходило здесь сегодня.

Спустя полчаса Нэнси снова была за своим рабочим столом. Она умылась, поправила макияж и погрузилась в работу. Самообладание полностью вернулось к ней.

* * *

На следующее утро Ним Голдман позвонил Нэнси Молино, после того как безуспешно пытался соединиться с ней накануне.

— Хотел поблагодарить вас, — сказал он, — за тот звонок в отель.

— Я была в долгу перед вами, — ответила она ему.

— Были или не были, я все равно благодарен. — А потом добавил с некоторой запинкой: — Вы выдали такой грандиозный материал. Поздравляю от души.

В ответ Нэнси с любопытством спросила:

— Что вы думаете обо всем этом? Я имею в виду то, что вошло в этот материал.

— Бердсонга, — ответил Ним, — мне ни капли не жалко. И я надеюсь, он получит по заслугам. Надеюсь также, что мы никогда больше не услышим о его организации «Энергия и свет для народа».

— А как насчет клуба «Секвойя»? Вы испытываете те же чувства?

— Нет, — сказал Ним, — не испытываю.

— Почему?

— Клуб «Секвойя» — нечто нужное всем нам. Это составная часть нашей системы, призванной поддерживать равновесие. О, у меня бывали дискуссии с людьми из «Секвойи». Мне кажется, клуб перегибает палку в своем сопротивлении всему, что его не устраивает. Но клуб «Секвойя» выражает общественное мнение. Он заставлял нас мыслить и проявлять заботу об экологии, иногда удерживая от крайностей. — Ним замолчал, а потом продолжил: — Я знаю, клуб рухнул, и я искренне переживаю за Лауру Бо Кармайкл. Несмотря на наши разногласия, она была моим другом. Но я надеюсь, что клуб «Секвойя» преодолеет этот кризис. Если нет, это будет потерей для всех нас.

— Что тут скажешь, — ответила Нэнси, — иной день богат на сюрпризы. — Пока Ним комментировал, Нэнси быстро записывала. — Я могу все это цитировать?

Ним запнулся лишь на мгновение.

— А почему бы и нет?

В следующем номере «Экзэминер» она цитировала Голдмана.

Глава 8

Гарри Лондон сидел и размышлял, глядя на бумаги, которые показал ему Ним. Он мрачно заметил:

— Знаешь, что я испытываю по поводу всего этого?

— Могу себе представить, — ответил Ним.

Гарри продолжал размышлять, словно и не слышал собеседника.

— Прошлая неделя получилась самой неудачной за долгое время. Арт Ромео был славным парнем. Ты с ним был не очень-то хорошо знаком, Ним. Но он был преданным и честным — настоящий друг. Когда я узнал, что случилось, мне стало плохо. Когда-то, уже после того, как я покинул Корею, где служил морским пехотинцем, я надеялся, мне уже не придется слышать, что кого-то из знакомых парней разорвало на части.

— Гарри, — сказал Ним, — я тоже страшно сожалею об Арте Ромео. Того, что он сделал в ту ночь, я не забуду никогда.

Не обратив внимания на реплику, Лондон сказал:

— Дай мне закончить.

Это было утром в среду, в первую неделю марта, шесть дней спустя после происшествия в отеле «Христофор Колумб». Они сидели в кабинете Нима за закрытыми дверями.

— Так вот, — проговорил Лондон, — теперь ты показываешь мне это, а, честно говоря, лучше бы ты этого не делал. Судя по тому, что я вижу, во что еще остается верить?

— Во многое, — ответил Ним. — О многом надо позаботиться и во многое надо верить. Но только не в честность судьи Йела.

— Вот, держи. — Гарри Лондон вернул Ниму бумаги.

Они собрали кучу всякой корреспонденции — восемь писем, некоторые с подколотыми копиями, причем все из последних папок Уолтера Тэлбота, главного инженера «ГСП энд Л», погибшего в июле. Три картонные папки, в которых находились письма Тэлбота, лежали на полу, их содержимое было разбросано. Поиски писем, о которых Ним неожиданно вспомнил на съезде НИЭ, были отложены из-за трагедии на прошлой неделе и ее последствий. Сегодня Ним распорядился принести папки из хранилища в подвале. Ему потребовалось больше часа, чтобы найти именно те бумаги, которые он искал, — те самые, что видел семь месяцев назад в доме Тэлботов, когда Ардит передала ему на хранение эти папки. Но он их нашел. Память его не подвела. И вот теперь эти письма будут использованы для сравнительного анализа документации. Ровно две недели назад, во время совещания с участием Эрика Хэмфри, Нима, Гарри Лондона и судьи Пола Шермана Йела по поводу кражи электроэнергии, бывший судья Верховного суда определенно заявил: «Я нахожу интересной всю концепцию кражи электроэнергии. Честно говоря, я не думал, что подобное случается на самом деле. Никогда ранее я об этом и не слышал. Я первый раз слышу, что в энергокомпаниях есть такие люди, как мистер Лондон». Корреспонденция, которую обнаружил Ним, доказывала, что все его четыре свидетельства — откровенная ложь. Как говорилось в связи с Уотергейтским скандалом, это была явная «дымовая завеса».

— Конечно, — внезапно проговорил Лондон, — мы никогда точно не узнаем, давал ли старик «добро» на воровство электроэнергии своему фонду или он был в курсе, но ничего не предпринял, чтобы вмешаться. Все, что мы можем доказать, это то, что он лжец.

— Он был чертовски озабочен, — добавил Ним. — Иначе ни за что не стал бы загонять себя в ловушку столь рискованными утверждениями.

Все было крайне просто. Уолтер Тэлбот был первым, кто привлек внимание энергетических и газовых предприятий к огромным финансовым потерям в результате воровства. Он писал об этом статьи, выступал с речами, давал интервью средствам массовой информации, привлекался в качестве эксперта в уголовном суде штата Нью-Йорк, который подавал апелляции в более высокие судебные инстанции. Дело получило широкую огласку, обросло разными документами. К этой переписке имел отношение и член Верховного суда Соединенных Штатов Пол Шерман Йел. Из переписки было ясно, что Уолтер Тэлбот и Пол Йел хорошо знали друг друга еще по Калифорнии. Первое письмо было напечатано на изящном бланке:

ВЕРХОВНЫЙ СУД СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ

ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ, 20543

Обращаясь к «дорогому Уолтеру», автор письма как правовед сообщал ему о своем внимании к новой области юридического контроля, а именно к той, которая имела отношение к краже электричества и газа. Он интересовался различными деталями нарушений и методами борьбы с ними. Запрашивал также любые известные факты предъявления исков в разных частях страны и их результаты. После деловой части он справлялся о состоянии здоровья Ардит. Письмо было подписано: «Пол». Уолтер Тэлбот ответил более официально, однако с соблюдением этикета общения: «Мой дорогой судья Йел». Его письмо было на четырех страницах. К нему прилагалась фотокопия одной из опубликованных статей Уолтера. Несколько недель спустя Пол Йел написал снова. Он выражал благодарность за письмо и статью и задавал целый ряд относящихся к делу вопросов. Это свидетельствовало о том, что он внимательно прочитал полученные материалы. Переписка продолжалась более восьми месяцев. В одном из пяти написанных за это время писем Уолтер Тэлбот описывал функции отдела охраны собственности энергокомпании и круг обязанностей Гарри Лондона как руководителя этого подразделения. Письма говорили об остром и пытливом уме Пола Йела и о его живом интересе к затронутому вопросу. Вся переписка происходила за два года до отставки судьи Йела… Неужели Пол Йел мог забыть о ней? Ним все время задавался этим вопросом и решил, что ответ будет однозначно отрицательным. Старик слишком часто демонстрировал свою удивительно цепкую память и в серьезных вещах, и в малых, чтобы можно было поверить в его забывчивость.

— Почему же тогда старик так поступил? Почему он нам так врал? — спросил Гарри, подхватив волновавшую Нима тему.

— Скорее всего потому, — задумчиво проговорил Ним, — что знал: Уолтер мертв, а шансы, что мы — президент, ты и я — знаем об этой переписке, крайне малы. Ну, скажем, миллион к одному. И в самом деле, вероятность того, что эти письма когда-нибудь напомнят о себе, была равна нулю.

Лондон кивнул в знак согласия.

— Следующий вопрос, который меня волнует: до каких пор «уважаемый» Пол будет прятать концы в воду?

— Думаю, мы этого никогда не узнаем, не так ли?

Руководитель отдела охраны имущества указал жестом на лежавшие на столе письма:

— Ты, конечно, покажешь их президенту?

— Да, сегодня днем. Мне случайно стало известно, что мистер Йел должен скоро здесь появиться.

— Нам остается еще кое в чем определиться. Будем ли мы и дальше уберегать этого драгоценного Йела от надвигающегося судебного расследования? Или, учитывая новую информацию, можно было бы отказаться от услуг Мистера Честность?

— Уж и не знаю, — проговорил Ним, тяжело вздохнув. — Я просто не знаю. И в любом случае не мне это решать.

Крупная разборка с мистером Йелом состоялась сразу после четырех часов в кабинете президента. Когда Ним явился туда после телефонного звонка секретаря Эрика Хэмфри, он сразу же почувствовал, что обстановка накалена. Глаза «старого подраненного бостонца» были холодны, рот плотно сжат. Но по его хмурому виду угадывалось, что он предчувствует какие-то неприятности. Оба сидели за столом для совещаний и молчали, когда вошел Ним. Усевшись слева от Эрика Хэмфри, напротив судьи, Ним положил перед собой папку с перепиской Тэлбота и Йела. До того Эрик Хэмфри и Ним после краткого совещания договорились о линии поведения. Решили, что на этот раз в присутствии Гарри Лондона не было необходимости.

— Пол, — начал Хэмфри, — в прошлый раз, когда мы были вчетвером, у нас состоялся разговор о кражах энергии. Частично это касалось и семейного фонда Йелов. Я уверен, что вы помните об этом.

— Да, конечно, — кивнул Йел.

— В прошлый раз вы утверждали, что до того момента и понятия не имели о существовании такого явления, как кража электроэнергии.

— Хватит! — Лицо Йела побагровело от злобы. — Меня не устраивают ваш тон и ваше отношение, Эрик. Кроме того, я здесь не для того, чтобы выслушивать всякие рассуждения о том, что я мог сказать или нет…

Хэмфри с раздражением прервал его.

— Никаких «мог». Вы выразили эту мысль четко и недвусмысленно, более того, повторили ее несколько раз. Я помню, как это прозвучало. Ним тоже.

Ним чувствовал, что мозг Йела заработал на полную мощность. Он попытался придать твердость своему голосу:

— Мало ли что я там говорил, из этого вовсе не следует…

— Ним, — приказал президент, — покажите мистеру Йелу содержимое вашей папки.

Открыв папку, Ним положил на стол небольшую пачку писем и документов. Сверху было письмо, зарегистрированное канцелярией Верховного суда. Пол взял его в руки, осмотрел и тут же отбросил. На другие он даже не взглянул. Его лицо, и без того багровое, потемнело еще больше. Позже, вспоминая эту сцену, Ним предположил, что Йел хотя и ожидал каких-то неприятных разоблачений, ему и в голову не приходила мысль, что ему предъявят некогда им же самим написанные письма. Видимо, поэтому у него и был такой жалкий вид. Йел облизнул губы. Казалось, что он просто-напросто лишился дара речи. Наконец, словно извиняясь, он произнес невразумительные слова:

— Иногда, особенно в Вашингтоне… когда столько всего происходит, столько бумаг, поток корреспонденции… порой забываешь… — Йел замолчал.

Очевидно, для самого Йела эти слова звучали так же фальшиво и неубедительно, как и для Хэмфри с Нимом.

— Ничего тут не поделаешь, — буркнул он и вышел из-за стола. Потом, уже не глядя на Нима и Хэмфри, попросил: — Пожалуйста, дайте мне собраться с мыслями. — Он сделал несколько шагов в сторону, затем, повернувшись к ним, проговорил: — Из документов следует, джентльмены, что я виновен в обмане и, что совершенно справедливо, уличен в нем. — Голос Пола Йела звучал ниже, чем обычно, на его лице отразилась боль, когда он продолжил: — Я не собираюсь ничего объяснять или просить извинения, не стану говорить о своем беспокойстве в момент нашего предыдущего разговора и воздержусь от естественного желания защитить свое доброе имя.

«Именно этого он сейчас и добивается», — подумал Ним.

— И тем не менее, — продолжал Йел, — я клянусь вам, что никогда не участвовал в краже электроэнергии семейным фондом Йелов и не имел об этом понятия, как и заявил здесь во время нашего первого разговора.

Эрик Хэмфри, который, как запомнилось Ниму, был готов поверить Йелу, теперь хранил молчание. Возможно, он думал так же, как и Ним: единожды совравший во имя собственной репутации способен на повторение этого по той же причине. Ниму пришел в голову вопрос Лондона: «Как долго еще „уважаемому Полу“ все будет сходить с рук»? В воздухе повисла зловещая тишина. В глазах судьи застыла боль.

— Ним, — невозмутимо проговорил Хэмфри, — я думаю, в твоем дальнейшем присутствии нет необходимости.

Ним с облегчением собрал со стола бумаги, сложил их в папку. Зажав ее под мышкой, он без единого слова вышел из кабинета. В тот момент он и не думал, что видит судью Йела в последний раз.

Ним так никогда и не узнал, что еще происходило в тот день в кабинете президента. Он не спрашивал, а Эрик Хэмфри не проявлял инициативы. Но окончательный результат стал ясен на следующее утро. В 11.00 Хэмфри вызвал к себе Нима и Терезу ван Бэрен и показал им письмо.

— Мною получено заявление от судьи Пола Шермана Йела об отставке с поста нашего общественного представителя и директора компании. Отставка принята с сожалением. Я бы хотел, чтобы об этом было объявлено немедленно.

— Мы должны указать причину, Эрик, — сказала Тереза.

— По состоянию здоровья, — сказал Хэмфри, указывая на письмо. — Врачи мистера Йела сказали, что в его возрасте напряжение от выполнения новых обязанностей в «ГСП энд Л» может отрицательно сказаться на его здоровье. Поэтому они посоветовали оставить эту работу.

— Нет проблем, — сказала директор по связям с общественностью. — Я разошлю это сообщение сегодня днем. Правда, у меня есть еще один вопрос.

— Да?

— Получается, мы остаемся без своего представителя. Кто займет это место?

Впервые за все время президент компании улыбнулся:

— Я слишком занят, чтобы искать кого-то еще, Тесс. Думаю, альтернативы нет. Наденьте это седло снова на Нима.

— О Боже! — произнесла ван Бэрен. — Я так и чувствовала. Седло не надо было с него снимать.

Выйдя из кабинета президента, Тереза ван Бэрен понизила голос:

— Ним, скажи мне по секрету, как следует понимать эту историю с Йелом? Что было не так? Ты же знаешь, я все равно разузнаю рано или поздно.

Ним покачал головой.

— Ты слышала, что сказал президент. По состоянию здоровья.

— Ты мерзавец, — бросила она ему. — За это я могу не выпустить тебя на телевидение до следующей недели.

Прочитав сообщение об отставке Пола Йела, Лондон на следующий день зашел к Ниму.

— Если бы мне хватило мужества, — объявил он, — я бы ушел из компании в знак протеста против этой выдумки насчет состояния здоровья и того, что отставка принята с сожалением. Таким образом все мы становимся лжецами, ничуть не лучше, чем он сам.

Ним плохо спал накануне и поэтому раздраженно бросил:

— Тогда увольняйся. За чем дело стало?

— Не могу себе позволить.

— Значит, пора кончать всякие разговоры о собственной праведности, Гарри. Ведь это ты сказал, мы не в состоянии доказать, что мистер Йел был лично замешан в краже энергии.

Лондон строго добавил:

— Тем не менее он замешан. Чем больше я думаю, тем больше в этом убеждаюсь.

— Не забывай, — подчеркнул Ним, — Ян Норрис, который управлял делами Йелов, клялся, что это не так.

— Все это попахивает сделкой, Норрис позже получит свою долю в каком-то виде. Например, останется управляющим. Кроме того, какой толк Норрису изобличать известного человека?

— Что бы мы ни думали, — сказал Ним, — все подошло к концу. Поэтому возвращайся к своей работе и лови побольше энергетических воров.

— Уже поймал. Новых дел набралась целая куча, плюс те, что связаны с расследованием «Кил». Однако, Ним, я скажу тебе кое-что на будущее.

— Ну, валяй, — вздохнул Ним.

— Мы оказались частью прикрытия, ты и я. Прикрытия для защиты могущественного имени Йела. Эта история еще раз показала, что те, у кого есть сила и власть, все еще живут по собственным правилам и законам.

— Слушай, Гарри…

— Нет, дай мне договорить! Ним, я хочу сказать, что если в будущем я поймаю кого-нибудь на мошенничестве с не вызывающими сомнения уликами, кем бы он ни был, никто не должен мне мешать вывести его на чистую воду и сделать все, как положено.

— Ладно, ладно, — сказал Ним. — Если у тебя в руках будут явные доказательства, я стану сражаться вместе с тобой. Теперь мы обо всем договорились. Пожалуйста, иди и дай мне поработать.

Оставшись один, Ним пожалел, что излил на Гарри Лондона свое плохое настроение. Большинство из сказанного Лондоном уже приходило Ниму в голову и мучило его прошлой ночью, когда он так и не выспался. А существует ли вообще градация лжи? Ниму казалось, что нет. Все-таки ложь есть ложь. В таком случае разве «ГПС энд Л» в лице Эрика Хэмфри, санкционировавшего публичную ложь, и Нима, поддержавшего ее своим молчанием, не виновна так же, как и Пол Шерман Йел? Ответ напрашивался только один — виновна. Он продолжал размышлять об этом, когда позвонила его секретарша Вики Дэвис:

— Вас немедленно хочет видеть президент.

Ним сразу заметил, что Эрик Хэмфри крайне взволнован. Когда Ним вошел, тот беспрестанно шагал по своему кабинету, что обычно случалось с ним очень редко. Он говорил, а Ним молча выслушивал шефа.

— Я должен сказать тебе кое-что, Ним, и кратко объясню почему, — начал президент. — Недавно я испытал стыд и отвращение из-за некоторых событий, произошедших в компании. Я не хочу испытывать стыд за компанию, которая платит мне жалованье и которую я возглавляю. — Хэмфри сделал паузу, а Ним сидел, ожидая, что последует далее. — Одно постыдное событие, — продолжал президент, — произошло в последние двадцать четыре часа. Но есть и другая, более крупная проблема, угрожающая имуществу компании и жизни ее людей.

— ФБР и полиция… — начал было Ним.

— Ничего не сделали, — перебил его Хэмфри. — Абсолютно ничего!

— Но они посадили Бердсонга за решетку, — заметил Ним.

— Да, но почему? Потому что одна умная, решительная журналистка проявила большую осведомленность, чем целая армия профессиональных блюстителей закона. Обрати внимание на то, что эту информацию подсказала тоже молодая женщина. Как известно, все кончилось тем, что мерзавцев с Крокер-стрит пристрелили — вот и вся их в этом заслуга.

Ним подумал, что только Эрик Хэмфри мог употреблять такие слова, как «мерзавцы». И все же Ним редко видел Хэмфри столь откровенным в охвативших его эмоциях. Ним подозревал, что сказанное президентом накапливалось в нем долгое время.

— Смотри, — продолжал Хэмфри. — Вот уже более года мы вынуждены терпеть унижение оттого, что наши технические объекты и даже сама штаб-квартира становятся мишенью для взрывов, устроенных этими подонками, жалкой бандой террористов. Мало того, это стоило жизни девяти нашим лучшим людям, не считая мистера Ромео, погибшего в отеле «Христофор Колумб». И вот еще что! Мне очень стыдно, что именно в то время, когда наш город и наша компания на правах хозяев принимали у себя участников съезда НИЭ, могло произойти такое чудовищное событие.

— Я не верю, Эрик, — сказал Ним, — что кто-нибудь мог бы обвинить или обвиняет «ГСП энд Л» в том, что произошло в «Колумбе».

— А я обвиняю нас, я обвиняю себя в том, что в свое время не проявил упорства, не потребовал решительных действий от правоохранительных структур. Даже сейчас их гнусный вожак Арчамболт все еще на свободе. — В голосе Хэмфри зазвучали пронзительные нотки. — Прошла ведь неделя. Где он? Почему правоохранительные структуры не смогли его найти?

— Я так понимаю, — сказал Ним, — что они все еще ищут. Видимо, считают, что он где-то в районе Норд-Касл.

— И там он, несомненно, замышляет убить или покалечить еще больше наших людей, чтобы нанести еще больший ущерб нашей компании. Ним, я хочу, чтобы этого негодяя нашли. Если это необходимо, я хочу, чтобы мы, «ГСП энд Л», нашли его.

Ним уже порывался заметить, что энергокомпания не может подменять собой полицию, но тут ему пришла на ум новая мысль, и он спросил:

— Эрик, что вы собираетесь предпринять?

— Я думаю, что в нашей компании трудится много высокопрофессиональных интеллектуалов. Судя по результату, у правоохранительных структур такого потенциала нет. Так что, Ним, вот тебе мой приказ. Мобилизуй умные головы и займитесь этой проблемой. Обращайся от моего имени к любому, кто тебе потребуется. Но мне нужны результаты. Во имя наших людей, которые погибли, во имя их семей и ради всех, кто гордится «ГСП энд Л», я хочу, чтобы этот презренный тип, этот Арчамболт, был наконец схвачен и предан суду. — Президент замолчал, лицо у него раскраснелось от возбуждения. Затем он бросил короткую фразу: — И это все.

После разговора с Эриком Хэмфри Ним подумал о том, что их мысли в общем-то совпали. Он тоже размышлял о свойствах человеческого мозга. Четыре месяца назад во многом из-за скептицизма судьи Йела Ним отбросил идею попробовать решить проблему террористических атак так называемых «Друзей свободы» с помощью группы «мозгового штурма». Пол Йел высказался критически: «На одних догадках и предположениях далеко не уедешь». И Ним перестал собирать аналитическую группу, в которую, кроме него, входили Оскар О’Брайен, Тереза ван Бэрен и Гарри Лондон. И вот теперь ретроспективно становится ясно, насколько идеи и версии этой четверки приближались к истине. Ним допускал, что, если быть справедливым, он мог винить только себя. Если бы он настоял на своем и не поддался благоговейному страху перед Йелом, они могли бы предвосхитить и, возможно, даже предотвратить некоторые из трагических событий, которые с тех пор произошли. Теперь же, опираясь на полномочия Эрика Хэмфри, они, наверное, могли бы кое на что замахнуться. Прежде о том, кто такой вожак «Друзей свободы», можно было только гадать. Теперь этот мистер Икс обрел имя — Георгос Арчамболт. Человек, представляющий опасность для «ГСП энд Л» и многих других. Судя по всему, он скрывается где-то в городе. Способна ли напряженная работа мысли и гипотетическая дискуссия прояснить, где он скрывается? Сегодня была пятница. Ним решил снова собрать четверку «мыслителей» в один из выходных дней, воспользовавшись, если понадобится, властью президента компании.

Глава 9

— Как выяснилось, — сказал Ним, поглядывая в свои записи, — мы были на удивление точны. Позвольте мне только напомнить, насколько точны.

Он сделал паузу, чтобы отпить виски с содовой, которое ему налил Оскар О’Брайен за несколько минут до того, как они начали. Был воскресный день. По приглашению главного юрисконсульта «мыслительная группа» собралась у него дома, непринужденно рассевшись в уютном садике. Все трое охотно согласились на предложение Нима, тем более что эту инициативу проявил сам президент компании. Из дома О’Брайена, расположенного высоко над линией берега, над пляжем, открывался красивейший вид на залив с множеством яхт. Их воскресные капитаны бесконечно лавировали среди волн, нагоняемых крепким, оставлявшим белые шапки пены западным бризом. Они чудом избегали столкновений, то приближаясь, то удаляясь друг от друга. Как и на первых собраниях группы, был включен магнитофон.

— На основе имевшейся на тот момент информации, — продолжал Ним, — информации в лучшем случае весьма схематичной, мы предположили, что некто Икс является вожаком и мозгами «Друзей свободы», что в нем развито мужское начало, он тщеславен и что у него есть преданная женщина, которая с ним тесно сотрудничает. Мы также полагали, что Икс лично убил тех двух охранников в Милфилде в присутствии женщины. Далее мы заключили, что эта женщина может являться источником слабости и стать причиной его конца.

— Я уже забыла кое-что из этих выводов, — вставила Тереза ван Бэрен. — Боже праведный, а ведь мы были почти у цели!

Директор по связям с общественностью была в мятом зеленом халате и, как всегда, с всклокоченными волосами, которые она, размышляя о чем-нибудь, еще больше взлохмачивала, поминутно проводя по голове рукой. Казалось, она приехала сюда, не переодевшись после того, как пролентяйничала дома весь уик-энд. Она сидела босая, ее стоптанные сандалии стояли рядом с креслом.

— Да, — подтвердил Ним. — Я знаю и должен перед вами всеми признать, что по моей вине нам не удалось довести дело до конца. Это решение было ошибочным. — Ним решил ничего не говорить о влиянии на него судьи Йела, который, в конце концов, только высказывал собственное мнение. — Теперь-то нам известно, кто такой Икс, и еще много чего о нем. Возможно, стоит воспользоваться тем же методом рассуждений, чтобы догадаться, где он скрывается. — Он замолчал, сознавая, что три пары глаз пристально наблюдают за ним, затем добавил: — А может быть, и нет. Однако президент считает, что нам все же следует попробовать.

Оскар О’Брайен ухмыльнулся, оторвав сигару от толстых губ. Воздух был и без того насыщен дымом, но они пришли в гости к О’Брайену, и Ним решил не возражать.

— Что ж, давайте попробуем, — сказал юрисконсульт. — С чего начнем? — На нем были старые серые широкие штаны, свободно подпоясанные ремнем под провисавшим животом, мешковатый свитер и мокасины на босу ногу.

— Я тут приготовил записку. — Ним открыл портфель, достал бумаги и раздал всем. Записка содержала краткое изложение всей наличной информации о «Друзьях свободы» и Георгосе Арчамболте, опубликованной после съезда НИЭ. Основой служили репортажи Нэнси Молино. Ним подождал, пока другие закончат читать, затем спросил: — Есть какие-нибудь дополнения?

— У меня, возможно, найдется одно или два замечания, — сказал Гарри Лондон.

Шеф отдела охраны собственности компании, встретившись с Нимом, был сегодня холоден. Вероятно, помнил об их напряженном разговоре два дня назад. Но, как всегда спокойно, проговорил:

— У меня есть друзья в полиции. Ним знает, что иногда они мне кое-чего сообщают.

В отличие от остальных, включая Нима, который тоже был одет небрежно, Лондон выглядел безупречно — в бежевых брюках с отутюженными стрелками и накрахмаленной широкой рубашке. Носки гармонировали со всем ансамблем, кожаные туфли блестели.

— В газетах упоминалось, что Арчамболт вел дневник, — сказал Лондон. — Он был обнаружен среди других его бумаг. Здесь об этом сказано. — Он отметил ногтем какое-то место в записке Нима. — Но ничего не говорится о записях в дневнике, потому что прокурор округа надеется использовать их как доказательство на суде против Арчамболта.

— Ты видел дневник? — спросила ван Бэрен.

— Нет, но мне показали ксерокопию.

Как обычно, подумал Ним, Гарри Лондон нагнетает интригу.

Последовал нетерпеливый вопрос О’Брайена:

— Хорошо, что же в нем было, черт возьми?

— Я не помню. — Присутствовавшие были явно разочарованы, но оживились, когда Лондон добавил: — Тем не менее кое-что припоминаю. Две вещи можно определенно выделить, если прочитать то, что написал этот парень. Во-первых, каждая его строка говорит о еще большем тщеславии и самоуверенности, чем мы предполагали. И во-вторых, после прочтения всего этого мусора складывается впечатление, что парень испытывал потребность все фиксировать на бумаге.

— Но так делают тысячи людей, — сказала ван Бэрен. — И это все?

— Да.

Казалось, что фактор осведомленности Лондона иссяк, и тогда на выручку ему поспешил Ним:

— Тесс, нельзя игнорировать такую информацию. Может пригодиться любая деталь.

— Скажи нам, Гарри, вот что, — проговорил Оскар О’Брайен. — Тебе бросился в глаза почерк этого парня?

— В каком смысле?

— Ну, скажем, был ли он разборчивым?

Шеф отдела по охране собственности задумался.

— Я бы сказал, что да.

— Я вот к чему веду, — продолжил свою мысль главный юрисконсульт. — Если вы возьмете образец почерка в дневнике, а затем другой, откуда-нибудь еще, легко ли будет сравнить их и сделать вывод о принадлежности одному и тому же лицу?

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Лондон. — Без сомнения, это не составит труда.

— Хм! — О’Брайен поглаживал подбородок, погрузившись в раздумья. Потом, обратившись к остальным, сказал: — Продолжайте. У меня есть одна идея, но она пока еще сырая.

— Хорошо, — сказал Ним. — Давайте еще поразмышляем о Норд-Касле, той части города, где был обнаружен брошенный грузовик службы противопожарной безопасности.

— Между прочим, с еще теплым радиатором, — напомнила ван Бэрен. — Значит, его видели, как он шел оттуда пешком, вероятно, он не мог уйти далеко.

— Возможно, и нет, — сказал Гарри Лондон. — Но в районе Норд-Касл людей как кроликов. Полиция прочесала его, но ничего не нашла. Если кому-то потребуется в этом городке место, чтобы затеряться, лучше этого района не найти.

— И, судя по тому, что я слышал и читал, — добавил Ним, — разумно предположить, что Арчамболт подготовил второе укрытие, где он теперь и скрывается. Нам известно, что он не испытывал недостатка в деньгах, поэтому мог все устроить заблаговременно.

— Естественно, под фальшивым именем, — сказала ван Бэрен. — Так же как и при покупке грузовика.

Ним улыбнулся:

— Я сомневаюсь, что фальшивая компания занесла его имя в адресную книгу.

— Что касается регистрации грузовика, — сказал Лондон, — мы проверили. Это тупик.

— Гарри, — спросил О’Брайен, — кто-нибудь прикинул площадь района, в котором предположительно растворился Арчамболт? Другими словами, если начертить на карте круг, предположив, что человек скрывается где-то внутри этого круга, сколь велик мог бы быть последний?

— Думаю, что полиция делала прикидку, — сказал Лондон. — Но это, разумеется, только самое общее предположение.

— Поделись с нами, — подхватил Ним.

— Ну, идея выглядела примерно так: когда Арчамболт бросил грузовик, он жутко спешил. Предположим, он направлялся в свое укрытие. Он не оставил бы грузовик совсем рядом. Вместе с тем это не могло быть слишком далеко. Скажем, полторы мили максимум. Тогда, если обозначить грузовик как центр, то получится круг с радиусом в полторы мили.

— Если я еще совсем не забыл геометрию, — задумался О’Брайен, — площадь круга равна числу «пи», умноженному на радиус в квадрате.

Он подошел к маленькому столику и взял электронный калькулятор. Через мгновение объявил:

— Немногим более семи квадратных миль.

— Значит, речь идет примерно о двенадцати тысячах домов и небольших предприятий. Причем в этом круге живет, вероятно, около тридцати тысяч человек, — сказал Ним.

— Я знаю, это большая территория, — кивнул О’Брайен. — Разыскивать на ней Арчамболта — все равно что искать иголку из известной поговорки. И тем не менее можно было бы выкурить его из укрытия. Пожалуй, стоит обдумать вот какую идею…

Ним, Лондон и ван Бэрен внимательно слушали. Они знали, что именно идеи юриста на их прежних встречах оказывались наиболее плодотворными. О’Брайен продолжал:

— Гарри говорит, что у Арчамболта была потребность все записывать. Вместе с другой информацией, которой мы располагаем, это позволяет нам предположить, что он склонен к своего рода эксгибиционизму, потребности в саморекламе, чтобы любым способом постоянно утверждать свое «я». Так вот, если нам удастся получить нечто вроде общественного вопросника — я имею в виду набор вопросов, на которые люди дадут свои ответы, — и провести это анкетирование на площади семь квадратных миль, то интересующий нас человек едва ли удержится от участия.

Наступила тишина. Все были озадачены. Затем ван Бэрен спросила:

— И о чем же будут эти вопросы?

— О, разумеется, об электроэнергии, о чем-то, что вызовет интерес у Арчамболта и по возможности разозлит его. Ну например: как вы оцениваете услуги, которые «ГСП энд Л» оказывает населению? Согласны ли вы, что неизменно высокое качество обслуживания потребует в скором времени повышения тарифов? Одобряете ли вы, что коммунальные предприятия продолжают оставаться в частных руках? Вот в таком духе. Конечно, форму вопросов придется еще тщательно редактировать.

Ним задумчиво проговорил:

— Я полагаю, Оскар, твоя идея заключается в том, что, когда анкеты вернутся, ты станешь искать почерк, совпадающий с образцом в дневнике.

— Правильно.

— А если Арчамболт предпочтет воспользоваться пишущей машинкой?

— Тогда нам не удастся его вычислить, — ответил юрисконсульт компании. — Слушай, это не беспроигрышный план, но если ты будешь делать акцент именно на успех, то ничего не добьешься.

— А если ты получишь вопросник, в котором почерк совпадает, — возразила Тереза ван Бэрен. — Я не понимаю, какой тебе от этого толк? Как ты разберешься, откуда он прислан? Даже если Арчамболт достаточно глуп, чтобы ответить, можешь быть уверен, уж он-то свой обратный адрес не оставит.

О’Брайен пожал плечами:

— Я уже признался, что это лишь наполовину созревшая идея, Тесс.

— Подождите минуту, — сказал Лондон. — Есть способ, как выйти на след отправителя — невидимые чернила.

— Ну, объясни, — попросил Ним.

— Невидимые чернила — это не просто фокус для детей. Они используются чаще, чем вы думаете, — заметил шеф отдела охраны собственности. — Вот как это делается: на каждой анкете будет номер, но невидимый. Его проставляют с помощью люминесцентного порошка, растворенного гликолем. Жидкость впитывается в бумагу, так что на ней не остается никаких следов. Но когда ты найдешь интересующий тебя вопросник, номер четко проявится с помощью сканера. Если убрать его из сканера, номер исчезает.

— Черт возьми! — воскликнула ван Бэрен.

— Это часто делается. Например, на лотерейных билетах. Номер подтверждает, что билет подлинный, а не тот, что изготавливают некоторые фальшивомонетчики. Кроме того, половина так называемых анонимных вопросников помечается таким образом. Всегда помните, что вас можно вычислить по внешне безобидному листку бумаги.

— Это уже становится интересным, — сказал О’Брайен.

— Но тогда возникает другая проблема, — предостерег Ним. — Как проследить, куда какой вопросник попал, ведь их должно быть огромное количество? Я не очень понимаю, как ты это собираешься проделать.

Ван Бэрен выпрямилась.

— А я знаю. Ответ у нас под носом. Да это же наша собственная бухгалтерия.

Все уставились на нее.

— Смотрите, — продолжала она. — Каждый дом, каждое здание в этом районе являются клиентами «ГСП энд Л», и вся информация о них хранится в наших компьютерах.

— Понимаю. — Ним размышлял вслух. — Ты задашь компьютеру программу распечатать адреса в этом районе. И все.

Страницы: «« ... 1819202122232425 »»

Читать бесплатно другие книги:

Дорога в ад выстелена добрыми намерениями… и ни одно доброе дело не останется безнаказанным…Но и без...
Разрушение Потока, природного феномена, без которого невозможно путешествовать по Вселенной, привело...
Тереза Дрисколл, автор международного бестселлера «Я слежу за тобой», так говорит о своем новом рома...
Говорят, жизнь и доверие теряют только раз. Однажды мне повезло, но вряд ли везению суждено повторит...
Всех гарпий, и в особенности меня, бесят недалекие люди. Бесят студенты, не думающие головой. Напряг...
У прелестной, решительной и упрямой Велвет де Мариско было двое мужчин в жизни. Ее первая любовь и п...