Пока живу, люблю Знаменская Алина

Глава 17

Ее трясло, как мокрую мышь. Она сидела на диванчике в малой гостиной и клацала зубами. Тупо смотрела на злополучный зонт и чувствовала себя беспомощной, как, вероятно, чувствует себя прикованный к постели человек. Она не ожидала от себя подобной реакции. Макс возник на пороге и испытующе уставился на нее.

— Никита, кажется, влюблен в вас?

Вика отвернулась, ничего не ответив.

— У вас что-то было?

Вика отчаянно потрясла головой. От чужого участия слезы подступили вплотную и мешали дышать.

— Виктория, ну что вы! Хотите, я с ним поговорю? Как глупо получилось… Я все объясню ему, не расстраивайтесь вы так…

— Вы ничего не понимаете, — пробормотала Вика и поняла, что плачет.

Макс подошел и сел рядом с ней. Наступила его очередь утешать. Он достал из кармана носовой платок и попытался вытереть ей лицо. Вика залилась слезами пуще прежнего. Тогда Макс обхватил ее и прижал к себе. Она быстро промочила ему плечо. Макс терпеливо гладил ее по спине и ждал, когда схлынет основной поток слез. Но Вика разразилась поистине грозовым дождем. Все внутреннее напряжение, в котором она жила последнее время, все сомнения, мучившие ее, все предчувствия — все вылилось в бурный поток слез.

— Вы достойны любви, женщина с секретом! У вас все будет хорошо, вот увидите.

Прислушиваясь к его словам, Вика затихла и отстранилась. Представила, как должна выглядеть в глазах Макса. Старая дева убивается по своему последнему шансу. Вика шмыгнула носом и вытерла лицо полотенцем. Макс поднял двумя пальцами ее подбородок — убедиться, что гроза миновала, — и вдруг наклонился и поцеловал ее. Вика сидела тихо. Она не дернулась, не отпрыгнула, не возмутилась — так неожиданно случилось это. Она лишь невольно замерла, прислушиваясь к себе. Ее рука каким-то образом оказалась у Макса на колене. Он нашел ее пальцы и положил себе на плечо. Вика ощутила под своей ладонью подрагивающие мускулы предплечья. Это были ЧУЖИЕ мускулы. Его рот становился более требовательным. Но это был ЧУЖОЙ рот. Запах дорогого одеколона, ставший запахом его тела, достиг ее носа… Это был ЧУЖОЙ запах!

Вика отстранилась и вскочила.

— Извините, — пробормотала она и заметалась по комнате не хуже Никиты. Схватила сумку, стала шарить в ней, пытаясь что-то найти.

— Я не хотел, Виктория, как-то само получилось… — оправдывался Макс, виновато отслеживая Викин маршрут.

— Мне нужно идти, — затараторила она. — Мне нужно кое-что сделать срочно…

Макс вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Вику уже нельзя было остановить. Решение взорвалось в мозгу ослепительной вспышкой. Боясь передумать, она раскрыла двери шкафа и вывалила на пол свою одежду. Торопливо запихала ее в сумку. Сбросила халат и натянула платье. Мгновение спустя лифт уже увозил ее прочь от Марининой квартиры. Она мчалась к трамвайной остановке как на пожар. Трамвая долго не было, и она села в троллейбус. Троллейбус полз непростительно медленно, и Вика, ругаясь, подгоняла его. В довершение всего сорвало с проводов его длинный ус, посыпались искры. Водительница побежала исправлять положение. Вика, просто не в состоянии ждать, выскочила из троллейбуса и помчалась, ударяя сумкой по коленям. Ее несло как стихию. Как снежную лавину с гор. Она плохо осознавала, что делает, и не желала осознавать. Ворвалась в больницу подобно сквозняку — ее решимость на лице не допустила ни у кого даже мысли остановить стремительную посетительницу. Вика сейчас больше напоминала хирурга, спешащего к послеоперационному больному. Оставив сумку в коридоре, Вика толкнула дверь Марининой палаты. Подруга сидела на кровати и смотрела на дверь. Она будто ждала кого-то. На самом деле ей только что сделали укол, и она все еще держала ватку на сгибе локтя. Вика старалась не смотреть на подругу. Не видеть бледности, синевы под глазами и худой руки, выглядывающей из закатанного рукава халата.

— Прости, Марин, но я не могу! — с разбега выпалила Вика и направила глаза в окно. Там беззаботно плескалась зелень тополей.

— Здравствуй, Вика. Девочки с тобой?

— Нет, их привезет твоя свекровь. Они сегодня уезжают в пансионат. Они здоровы.

Вика с досадой поморщилась — Марина сбивает ее, уводит от цели. И она заговорила торопливо и напористо:

— Я не могу выйти замуж за твоего мужа! Ни при каких обстоятельствах…

Вика почувствовала, что ее слова режут слух. Обстановка палаты делала все земные страсти кукольными. Еще немного, и она собьется, стушуется…

— Я старалась, Марин, я хотела, честно! Я все делала, чтобы полюбить Макса, и я полюбила его.., как брата. Прости меня, я — сволочь! Я обманула тебя — жила у тебя дома, взяла твои деньги, привязалась к твоим детям. Я знаю, что ты хотела мне добра, что я предаю тебя. Но я не могу, это выше моих сил!

Марина молчала и только смотрела на Вику исподлобья. Тогда, стараясь не смотреть в светло-зеленые глаза подруги, Виктория выпалила:

— Я люблю другого!

Не давая Марине опомниться, она развернулась и стремительно шагнула к выходу.

— Никиту? — тихо спросила Марина.

Вика только на миг притормозила. На долю секунды. Но тут же набрала скорость и, на лету схватив свою сумку, помчалась прочь без оглядки. На улице ее накрыл дождь. Когда он приготовился к тому, чтобы пролиться? Прямо над Марининым корпусом висела мутная серая туча. Сразу же Вика увидела девочек и мать Макса и Никиты. Они бежали под дождем туда, где сейчас стояла Вика. Она, подчиняясь все той же неведомой силе, которая гнала ее к больнице, теперь метнулась в сторону и нырнула за корпус. Там она помчалась, не разбирая дороги, боясь, что ее остановят. Вечером она была у себя дома, в родном Первомайске.

Она еще не вспомнила, что произошло, а назойливое беспокойство уже заставило ее открыть глаза. За окном лил дождь. Вспомнила: Вика. Ах да — Виктория уехала! Влюбилась в Никиту и бросила все. Как она могла так поступить? Как она могла?! Смотреть на кого-то, когда ей в полное пользование предоставлен Макс! Днем и ночью. Каждый день! Нужно было только чуть-чуть постараться! Никому нельзя доверять… А ведь она, Марина, так надеялась на Викторию! Единственная подруга! Марина в деталях представляла жизнь своей семьи без себя. С Викторией. Она даже ревность задавила в зародыше. Не позволила той голову поднять. Взять вот так и все испортить!

Марина двинула ногой одеяло и села.

Конечно, Виктории подавай романтику. Макс, естественно, не романтик, Но ведь Марина не за этим вызвала подругу из Первомайска. Не за романтикой! И та согласилась. Обнадежила. И — бац! Все испортила!

Марина резко поднялась, схватила халат и прошла к раковине. Она чистила зубы и не переставала перемывать косточки подруги. В зеркало Марина смотреть разучилась — ничего утешительного там последнее время не показывали. Но случайно брошенный взгляд заставил ее прервать занятие и посмотреть на себя. В зеркале было что-то не так. Что именно? Бледное, как обычно, отражение. Волосы нужно причесать. Ничего нового. Глупости.

Марина вымыла зубную щетку и отправилась заправлять кровать. Тут внезапно ее пронзило: она злится! Да, да, злится самым банальным образом! Как раньше, до болезни. Марина попыталась вспомнить, когда и на кого злилась последний раз. Не вспомнила.

Но и когда заправляла кровать, и во время завтрака, и потом, на процедурах, Марина не могла побороть агрессивности своего настроения. Ей хотелось излить на кого-нибудь свое возмущение, негодование, свой протест, разрастающийся внутри подобно дрожжевому тесту. Хотя, собственно, что уж она так ополчилась против Виктории? Ее еще можно понять. Если хорошенько разобраться, то во всем виноват Никита. Он всегда был эгоистом. Ему дела нет до чужих планов! Бросил жену ни с того ни с сего, от нечего делать принялся волочиться за Викторией! Вскружил ей голову. Запудрил мозги. Да и сложно ли вскружить голову такой женщине, как Вика?

Вика все еще девушка, вниманием мужчин явно обделена. Да, конечно, Никите ничего не стоило навешать ей лапши на уши. Интриган! Эгоист! Донжуан! Попадись Никита Марине в эту минуту — ему не поздоровилось бы. Никогда прежде Марина не испытывала к брату мужа столь яростных чувств. Нет, это просто возмутительно, негодовала она, лежа под капельницей на жестком диване и глядя сухими глазами в потолок. Какая бесцеремонность! Прийти жить в семью брата! У тебя, милый, есть родители, в конце концов!

Марина прекрасно понимала, что негодованием ничего не поправишь, но остановить себя не могла. Тело Марины Свитовой смирнехонько лежало на диване в чистой палате, 19"7 а душа металась в пространстве, не находя себе места. В конце концов душа заставила подняться тщедушное тело и погнала его вдоль коридора. Проходящий мимо врач с удивлением посмотрел на больную.

Когда вечером пришел Макс, он с трудом отыскал жену — она мерила шагами рекреацию соседнего отделения. Сквозь обычную бледность пробивался незнакомый румянец.

— Что случилось?

Макс с недоверием вглядывался в лицо жены. Она явно чем-то возбуждена. Не может быть, чтобы до нее дошли слухи о его попытке… В семье все предупреждены, а больше никто не знает.

— Ничего! — отчеканила она, сведя брови к переносице. — Ни-че-го! Просто я тут больше не могу! Понял? Не-мо-гу!

— Но…

— Никаких «но»! Ты должен завтра.., нет, сегодня! Сегодня же забрать меня отсюда! Я ясно выражаюсь?

— Ты поругалась с врачом? — предположил Макс, с нарастающим беспокойством следя за нервозностью Марины. Что это? К чему? Почему она такая? Трудно представить ее ругающейся с врачом. Чтобы ругаться, силы нужны. А Марина последнее время ходит как тень.

— Ни с кем я не ругалась! — подчеркнуто спокойно отрезала она. — Я больше не в состоянии находиться в этих стенах ни дня. Ни минуты. Понял?

Марина метнулась мимо него в направлении своего отделения. Макс поспешил за ней. Шелковое кимоно жены трепетало от стремительности движения. Распущенные волосы летели следом за хозяйкой.

— Марин, я думаю, надо прежде поговорить с врачом, — начал было Макс, едва они вошли в палату.

— Что бы он ни сказал — я не останусь!

Щеки Марины теперь уже пылали. Она решительно раскрыла шкаф и стала кидать свои вещи на кровать.

— Для чего я должна торчать здесь? Чтобы умереть? Я могу это сделать и дома!

Макс собрался что-то возразить, но она не дала ему и рта открыть.

— Это невыносимо! Я должна что-то делать! Я хочу видеть людей, деревья! Я хочу потрогать цветы! Если мне суждено умереть, то пусть это случится где угодно, только не здесь!

Макс с нарастающей тревогой следил за действиями жены. Ее движения были стремительны, точны и целенаправленны. В десяток минут уложилась она, чтобы собрать чемодан. Без посторонней помощи! Раньше, даже будучи здоровой, она редко демонстрировала подобные всплески энергии. Больше всего он боялся, что вот сейчас, посередине бурного всплеска, она свернется, как цветок, попавший в огонь, и оставит вместо себя лишь горсть пепла.

Вечером они приехали домой. Макс включил свет в прихожей. Сразу начали бросаться в глаза те мелочи, которые не замечаешь, пока не посмотришь на них чужими глазами, — пыль на полочке в прихожей, галстуки, в спешке оставленные горой на кофейном столике, дверцы шкафа нараспашку. Он ведь не знал, что привезет сегодня Марину домой. И Александра на гастроли укатила — убираться некому. Макс с неловкой, непривычной для него суетливостью бросился устранять погрешности.

Вспомнил, что на кухне не мыта посуда — направился туда, в прихожей споткнулся о Маринин чемодан. Взял чемодан, чтобы отнести в спальню жены, и увидел ее застывшей посреди малой гостиной. Между распахнутыми дверями детской и комнаты Виктории.

О чем она думает? Макс попытался представить и не смог. Марина слишком долго не была дома. Ей нужно время, чтобы заново освоиться.

В Первомайске ничего не изменилось. Но видимо, от того, что она здесь давно не жила, замечала теперь все несуразности родного города так, как если бы разглядывала его в увеличительное стекло. Общая обшарпанность двухэтажных домишек, когда-то давно выкрашенных в грязно-желтый или, что не намного лучше, в грязно-зеленый цвет, отсутствие урн и убогость скрюченных, покоробленных буйными подростками остановок… Озабоченная угрюмость сожженных дачным солнцем лиц — все это лезло Вике в глаза назойливо и неизбежно. Вика собралась проведать отца. Забравшись в тамбур первого вагона пригородной электрички, сразу поняла, что полчаса в этом виде транспорта покажутся ей вечностью. Электричка была битком. В грязном, заплеванном вагоне сидели измученные жарой и жизнью люди. Затрепанные сумки, видавшие виды бидоны, пластмассовые ведра загромождали проход. Тамбур перегородил велосипед, а у дверей сидели на корточках два наркомана и вяло беседовали «за жизнь».

Вика попыталась пройти через тамбур, но ее остановила женщина, которая уже, видимо, пыталась сделать то же самое:

— Там девочка писает.

Пришлось стоять и ждать, когда неизвестная находчивая девочка сделает свои дела и освободит путь в другой вагон. Когда Вика наконец нашла вагон почище и посвободнее, уже подъезжали. У виадука Вику поджидала бледно-сиреневая иномарка новой жены отца, Валерии. Заметив Вику, Валерия изобразила радушную улыбку и посигналила. Вика махнула в ответ рукой.

Валерия, как всегда, была великолепна: ровную загорелую кожу оттеняли кипенно-белый топик и белые же шорты. Темные очки без оправы с тонкими дужками были усажены поверх волос и усиливали впечатление особой яркости блондинистой прически. Подчеркивали.

— Все о'кей? — поинтересовалась Валерия, когда Вика усаживалась.

Та вспомнила электричку, замученные лица, заплеванный пол и согласилась:

— Да, все о'кей!

— Ну как ты? — спросила Валерия, выруливая с привокзальной площади, и, тут же забыв о своем вопросе, благополучно перешла к беспредметной болтовне.

Вика слушала о преимуществах косметики «Avon», о страничке Мадонны в Интернете, о новом фильтре для воды, который Валерия присмотрела в универмаге и который она советует также приобрести и Вике. Вика медленно перестраивалась от образа жизни своей матери к образу жизни Валерии. Переход был трудным и болезненным.

Неожиданно Валерия притормозила возле полосатого козырька летнего открытого кафе.

— Выпьем соку? — спросила она и, не дожидаясь согласия Виктории, выпорхнула из машины. Вика седьмым чувством уловила, что здесь что-то не то. Не просто так отцова жена привезла ее сюда, а не сразу домой. Интуиция не обманула — едва принесли сок и мороженое, Валерия выпалила:

— Я хочу поговорить о твоем отце!

— Что с ним, он заболел?

На Викин мгновенный неподдельный испуг Валерия только усмехнулась. Тогда Вика как-то сразу успокоилась. Подвинула к себе вазочку с мороженым и кивнула:

— Ну, давай поговорим.

Вика наблюдала за «мачехой» из-под ресниц. С удивлением обнаружила, что Валерия нервничает. Это ни в какие рамки не лезло. Неужели с отцом что-то стряслось?

— Не тяни! — приказала Вика.

— Последнее время.., твой отец, он.., ведет себя непозволительно. Он очень изменился.

— Он тебе изменяет? — предположила Вика.

— Только этого не хватало! — воскликнула Валерия и воткнула ложечку в шарик мороженого. — Типун тебе на язык! Дело в другом.

Вика совсем успокоилась и принялась за мороженое. Три цветных шарика холодного лакомства выглядели весьма аппетитно — розовый, желтый и кофейный.

— Мороженое — пальчики оближешь! — похвалила она и отметила, что Валерия лишь безжалостно ковыряет мороженое, разрушая шарики.

Она даже не вставила свое обычное «Не боишься растолстеть?». Пропустила Викино замечание мимо ушей.

— Если быть более точной, дело вовсе не в отце.

— А в ком же?

— Вика, ты женщина образованная, постарайся меня понять, — лизнула Валерия падчерицу. — Твоя сестра Юля.., у нее просто нет совести!

— Так. Стоп. Ты недовольна Юлькой или отцом? Давай наконец разберемся. Если тебя не затруднит, перейди к фактам.

Валерия коротко взглянула на Викторию.

— Да, конечно. Так вот, отец всегда помогал Юле. И я, заметь, была не против. Ведь это его дочь.

«Как же! — подумала Вика. — Против ты не была… Рассказывай!»

— Сначала он полностью оплатил ее свадьбу. Так? Все взял на себя, даже платье и туфли. Да вдобавок подарок такой отвалил! Стиральную машину «Бош»! У нас такая же. Молодым-то можно было и попроще подобрать. Но я, обрати внимание, это проглотила.

«Не подавилась?» — мысленно спросила Виктория, доедая коричневый шарик.

— Потом он объявил, что станет оплачивать Юлино обучение. Я считаю, что это чересчур! Признаюсь, Вика, на этой почве у нас с отцом возникали скандалы. У нее, в конце концов, муж имеется. На Западе, например, так не принято. Если уж тебе замуж приспичило, то пусть муж и оплачивает все и вся.

— Где мы, а где — Запад? — вздохнула Виктория, приступая к желтому лимонному шарику Валерия помолчала, соображая, как воспринять сие философское замечание. Потом решила пропустить его, не реагируя.

— Я девушка из обеспеченной семьи, Виктория. Ну, ты в курсе. И я с детства привыкла к роскоши.

— Привычка — большое дело, — согласилась Виктория.

— Каждую неделю я посещаю массажистку. Косметический салон. Спорткомплекс с тренажерами.

— Я тоже хожу в спорткомплекс, — не без гордости вставила Вика.

— Тогда ты в курсе, сколько это стоит.

— Я зарабатываю, мне хватает.

Валерия пропустила ее реплику мимо ушей.

— К тому же я не могу отказать себе в сауне и уж тем более в посещении парикмахера, — вещала Валерия. — Ты ведь знаешь, я причесываюсь только «У Алика».

Вика знала — салон «У Алика» располагался как раз напротив кафе, в котором они сидели. Сейчас у крыльца салона аккуратной шеренгой красовались штук шесть иномарок.

— У тебя жесткий график, — бросила Вика и отхлебнула сок. «Ананасовый, — отметила про себя. — Неразбавленный».

Было приятно после грязной электрички сидеть в этом чистеньком месте и гурманить. Валерия Вику не раздражала, скорее, забавляла. Вдруг вспомнила Никиту и попыталась представить, какой бы выглядела Валерия на его снимках. Викину улыбку Валерия не поняла. Она машинально вытерла губы салфеткой.

— Я что — испачкалась?

Вика отрицательно покачала головой, едва сдерживая смех. Валерия не поверила и достала зеркальце. Мороженое в ее вазочке медленно превращалось в кисель.

— Так вот, — убедившись, что с лицом все в порядке, продолжила Валерия, — мы платим за няню для Артурчика, а также домработнице. Или вы думаете, на нас деньги с неба сыплются?

— Как же, дождешься от них, — проворчала Вика по поводу денег. — Неплохо было бы…

Вика отодвинула вазочку, чувствуя, что, пока ее «мачеха» будет изливать душу, она вполне могла бы навернуть еще порцию. Но, хорошо подумав, этот соблазн подавила. Валерия продолжала свою печальную повесть:

— Виктор крутится целыми днями, чтобы обеспечить семью, а Юля…

— Юля — уже не семья, — закончила за нее Вика, приступая к соку. Она попробовала тянуть его через соломинку — не получилось, слишком густой.

— Но это же прошлая семья! — искренне возмутилась Валерия. — Ты не можешь не согласиться со мной! Почему же ваша мама не смогла заставить отца прилично зарабатывать, когда он жил с ней? А теперь, конечно, хорошо на готовенькое налетать!

Последняя фраза сильно покоробила Викторию. Ее благодушие растаяло подобно мороженому в вазочке. Она готова была взорваться. Благо ей было что сказать. Это, в конце концов, спорный вопрос — кто на готовенькое налетел. Но Вика решила пока не менять тона. Она сегодня удачно, по выражению Александры, «пристроилась» к Валерии. Та никак не могла нащупать уязвимое место в Викиной броне, чтобы побольнее ущипнуть. Вика оставалась равнодушной и как бы не хотела въезжать в проблемы новой отцовской жены.

— Отец всегда обожал Юльку, — как бы между прочим бросила Вика и пожала плечиком. — Ничего не поделаешь — младшая.

— Но теперь младший — Артурчик! — возмутилась Валерия. — Юля уже сама мать! У нее сын, слава Богу, бегает уже!

— Замечательный ребенок, — подхватила Вика. — Причем вылитый дед!

Валерия поперхнулась соком и закашлялась. Вика дотянулась и похлопала ее по спине. У Валерии на глаза выступили слезы, она полезла за платком. Увидев свои слезы в зеркальце пудреницы, она решила воспользоваться этим и зашмыгала носом, продолжив разговор уже слезливо-обиженным тоном:

— Конечно, если Юля намеревается разрушить нашу семью, то ее действия логичны. Или она завидует? Вышла замуж за студента, думала — рай и в шалаше, а рая-то нет! Надеется вечно отца доить? Может, он теперь должен и внуку образование оплачивать? Кошмар какой-то!

Насчет «доить» было уже чистейшее хамство. Виктория заподозрила, что с ее лицом что-то происходит. Либо оно краснеет, либо бледнеет. Она изготовилась уже послать свою ровесницу-"мачеху" куда подальше и отправиться на встречу с отцом в автобусе. Но вдруг поймала себя на мысли, что сегодня Валерии трудно разговаривать с ней, Викой. А прежде бывало наоборот. Валерия привыкла к иной старшей дочери отца — апатичной, покладистой, всем сочувствующей. Подушке, в которую можно всплакнуть, а заодно и высморкаться. Валерия тщетно искала прежнюю Вику и не находила. От этого она сбивалась с роли, «забывала слова». Ее партнерша в этой сцене бессовестно халтурила. Партнершей являлась Вика, и она не поддерживала Валерию, никак не включалась в игру. Это оказалось неожиданным для Валерии.

«Я стала другая!» Это открытие настолько потрясло Викторию, что она машинально выпрямила спину и огляделась, ища подтверждения. До блеска вымытое оконное стекло кафе ей это подтверждение услужливо подбросило. Новая стрижка придавала Вике некоторую легкомысленность, а апельсиновый брючный костюмчик добавил в облик необходимую «веселинку». Невозможно надеть апельсиновый костюмчик — и сделать неприступное лицо. Будет выглядеть комично: одно с другим не стыкуется.

Посему Викин ироничный настрой очень даже подходил к общему колориту.

— У тебя маечка трикотажная? — поинтересовалась она как ни в чем не бывало. — Или стрейч?

Валерия похлопала глазами, и когда наконец до нее дошел смысл вопроса, вскочила и уронила стул.

— Поехали! — рявкнула она, на что Вика невозмутимо пожала плечами.

И то дело — поехали. Чего рассиживаться-то? Раньше, до Викиного гувернерства, их разговор выглядел бы примерно так…

Вика. Валерия, расскажи мне все как есть, я обязательно постараюсь помочь.

Валерия. Да уж, надеюсь! Ты ведь не хочешь, чтобы мы с отцом скандалили? Это невыносимо! Он столько денег тратит на твою сестру!

Вика (заискивающе). Видишь ли, Валерия, мама не может им помочь, я тоже… Нам хочется, чтобы Юля выучилась. Конечно, это обременительно для тебя, я понимаю, но, может, ты потерпишь еще немного?..

Валерия (категорично). Я не намерена из-за нее бедствовать! Или даже сокращать расходы! Ты обязана повлиять на нее. Ты — старшая. Иначе я снова устрою отцу скандал. Ты же знаешь, сердце у него не как у молоденького!

Вика (лепечет). Ты только не волнуйся! Я постараюсь все уладить.

И помчалась бы улаживать как миленькая! Вести разговоры с Юлькой, ругаться с матерью, утешать отца… И при этом чувствовала бы себя всем обязанной, второстепенной, даже второсортной.

В своем новом облике Вика не желала быть кому-то обязанной. Не замечая зверского выражения лица Валерии, она без умолку щебетала о занятиях в спорткомплексе, о своих забавных воспитанницах и, наконец, дошла до бабы Лены. На бабе Лене Валерия сломалась — включила музыку на всю громкость. Тогда Виктория, будто бы даже обрадованная такому повороту, принялась подмурлыкивать себе под нос…

…Вечером отец провожал Вику на вокзал. Стояли на перроне в ожидании электрички и, поскольку все вроде было переговорено, не знали, о чем говорить, и только осторожно присматривались друг к другу.

Вике хотелось сказать отцу что-нибудь теплое, она нутром чувствовала, что он нуждается в этом. Но что? Проговорила что-то об Артурчике, но отец перебил ее:

— А ты очень изменилась, Викуша… Случаем, не влюбилась?

Вика смешалась, покраснела, не зная, как реагировать на его вопрос. Отец грустно улыбался, наблюдая ее реакцию. Вику выручила электричка. Экспресс-элктричка в отличие от утренней оказалась комфортабельной, чистой и полупустой. И пока она летела, оставляя позади мелкие станции, вопрос отца назойливо стучал у Вики в ушах: «Случаем, не влюбилась? Случаем, не…»

Даже если так — что толку-то? Ну, останется еще один шрам в душе. И все! Все будет по-прежнему. Вика хоть и объявила всем, что приехала в отпуск, но сама-то прекрасно знала — себя не обманешь. Она вернулась совсем. Чтобы жить дальше со своим заслуженным званием старой девы. Жизнь посмеялась и показала язык. Прощай, чудесная двойная радуга! Здравствуй, Ваня Кудрявцев!

Глава 18

…Она ходила по комнатам и присматривалась к вещам. В собственной спальне, которая последнее время служила приютом Виктории, Марина не находила себе места. Она смотрела на кремовое покрывало, подушки в атласных оборках, тюбики и флаконы на своем туалетном столике и недоумевала: почему? Почему ни на что не отзывается ее душа? Почему все предметы, которыми наполнена ее комната, выглядят реквизитом, в спешке собранным для любительского спектакля? Ничто не трогает ее сердца, ничто не сидит внутри ее. Так, чтобы хотелось потрогать, вдохнуть полузабытый запах, ощутить пьянящее ощущение ВОЗВРАЩЕНИЯ. Она поняла, что смотрит на свою квартиру другими глазами. ОТТУДА. В малой гостиной Марина попыталась посидеть на диване. Гостиная была изысканно декорирована в свое время. Диван, обитый шелком в восточном стиле, греческая ваза, стильная настольная лампа.

Все предметы, находящиеся здесь, выглядели сейчас как напыщенные люди с задранными кверху носами, гордые своей исключительностью, холодные и нерасположенные друг к другу. Марине показалось неуютно здесь. Она со слабой надеждой побрела в детскую. Там, в больнице, она часто прибегала к мыслям о детях как к спасительному эликсиру. Она представляла их очень живо, зримо. В памяти ясно отпечатались их голоса со всеми интонациями, их милые привычки. Но всякий раз, когда Макс привозил девочек к ней, они оказывались не такими, как в ее представлении. Раз от раза они менялись. Их новые словечки, приобретенные без нее, больно задевали. Их всегдашнее соперничество все чаще царапало ее. В памяти все сглаживалось, выглядело более мирным, а негативное — отступало. Сейчас, направляясь в комнату дочерей, она хотела найти опровержение своим прежним подозрениям. Ей хотелось чем-то успокоить душу.

В комнате девочек царил идеальный порядок, чего, по сути, здесь никогда не бывало. Сам этот факт привнес в обстановку некоторую фальшь. Аккуратно застеленные кровати, чистый письменный стол, белый бездумный компьютер, ни соринки на ковре. Марина открыла шкаф. Он был практически пуст. Виктория тщательно собрала девочек в пансионат. А зимние вещи, вероятно, Александра отнесла в чистку. Марина обернулась к полке с игрушками. Но и там царствовал педантичный порядок. Ничего лишнего. Упакованная в коробку Барби с услужливой улыбкой на пластмассовом лице. Шеренга телепузиков с безжизненными глазами роботов. Мурашки побежали по спине. Марина почувствовала себя крайне неуютно. Ее что-то начинало раздражать. То ли идеальный порядок, которого она раньше сама неукоснительно требовала от девочек, то ли что-то еще. Она кинулась к письменному столу и стала выдвигать ящики. Тетрадки, блокноты, пеналы — все было уложено со скрупулезностью чинуши. Марина принялась яростно вытряхивать содержимое ящиков на пол. Она листала тетрадки девчонок, пытаясь найти — что? Да разве она знала? Вероятно, она искала здесь подтверждение своего представления о детях. Она искала между строк их школьных сочинений тоску по ней. Матери. Но… В тетрадках Карины отыскала лишь каракули. Каракули человека, не стремящегося скорее изгрызть весь гранит науки. Тетради Ренаты выглядели немного аккуратнее, но и только. В блокнотах старшей дочери Марина нашла списанные у кого-то бездарные вирши «о любви и дружбе» типа:

Оля — роза, Оля — мак,

Кто не любит, тот дурак.

На целлофановых тетрадных обложках царствовали покемоны. Обнаружив эти существа приклеенными повсюду, Марина окончательно сникла. Сердца ее дочек, судя по всему, безраздельно принадлежат этим электронным тварям. Их слишком много — они практически везде, на всех тетрадях, дневниках и учебниках.

Марина попихала тетради в ящики и закрыла дверцу стола на ключ. Она пару раз краем глаза смотрела этот мультик. Какой кретин додумался подсунуть детям настолько уродливый образ? Сей топорно сработанный шедевр Марина считала верхом безвкусицы и бездуховности. И поди ж ты! Ее дочери буквально тащатся по покемонам! Они рисуют в альбомах не зайца или ежика, а этих уродливых мутантов!

Марина прошлась по комнате, обуреваемая жаждой деятельности. Так и подмывало переставить что-нибудь в комнате, выбросить старые тетради, сменить обои, ковер.., что-то сделать!

Злость, возникшая непонятно откуда, толкала ее на борьбу, вызывала в ней протест, будила ярость и жажду деятельности.