Блюстители Гришэм Джон

Глава 47

Вики и Мэйзи хотят встретиться и пообщаться с Куинси. В течение долгого времени они занимались его делом и много знают о его жизни, однако у них не было возможности даже поздороваться с ним. Покинув зал суда, мы собираемся в больнице, где Куинси все еще числится как пациент и одновременно заключенный. Его палата теперь находится в другом крыле, где расположено отделение реанимации, но мы встречаемся с ним в подвальном кафе. На сей раз за ним присматривает сотрудник полиции Орландо — он сидит довольно далеко с выражением скуки на лице.

После двадцати трех лет за решеткой, в течение которых ему была доступна только тюремная пища, Куинси не жалуется по поводу невкусной еды больничного кафе. Он хочет сэндвич и чипсы, и я приношу ему то и другое, а Вики и Мэйзи оживленно обсуждают с ним то, что происходило в течение дня в зале суда. Фрэнки сидит рядом с Куинси, готовый в любой момент прийти ему на помощь. Здесь же расположился Лютер Ходжес — он наслаждается моментом и счастлив оттого, что его взяли в компанию. Куинси хотел бы, чтобы мы пообедали вместе с ним, но мы уже запланировали на вечер кое-какие дела.

Он все еще переживает момент своей встречи с Джун. Куинси так долго и так сильно ненавидел ее, что его ошеломило то, с какой быстротой он ее простил. Похоже, пока Куинси сидел в зале суда и слушал, как Джун признается в сказанной когда-то роковой для него лжи, что-то снизошло на него, может, сам святой дух, и он почувствовал, что просто больше не может носить в душе ненависть. Куинси рассказывает, что он закрыл глаза и попросил Всевышнего избавить его от нее и ощутил, как в то же мгновение словно тяжелый камень упал с его плеч. На него нахлынуло облегчение, будто он до сих пор сдерживал дыхание, а теперь вдохнул полной грудью. Куинси простил и Зеке Хаффи, и Кэрри Холланд, и теперь, сбросив с себя ношу ненависти, чувствует себя просто чудесно, словно заново родился.

Лютер, слушая Куинси, улыбается и кивает, тем самым выражая свое отношение к его словам.

Куинси откусывает кусок сэндвича, съедает несколько ломтиков чипсов и говорит, что аппетит к нему пока не вернулся. Вчера он весил 142 фунта — это намного меньше, чем его обычный вес, который раньше составлял 180. Куинси хочет знать, что будет завтра, но я бы предпочел не строить предположений на сей счет. Я полагаю, что судья Кумар закончит опрос свидетелей, рассмотрит дело и вынесет вердикт через несколько недель или месяцев. Пока он вроде на нашей стороне, но жизнь еще много лет назад научила меня быть готовым к худшему. И никогда не ждать, что Фемида примет решение быстро.

После часа безостановочных разговоров охранник напоминает, что наше время истекло. Мы все обнимаем Куинси и обещаем, что увидимся с ним утром.

Юридическая фирма Билла Кэннона имеет офисы в шести крупнейших городах штата Флорида. Его партнер, который ведет дела в Орландо, гроза недобросовестных медиков. Его зовут Корделл Джолли, и его имя наводит ужас на некомпетентных врачей. Он довел до финансового краха многих из них и, похоже, многих еще доведет. Вердикты, вынесенные в результате судебных процессов с участием Джолли, обеспечили его достаточными средствами, чтобы приобрести дом в элитном районе Орландо с зелеными, тенистыми улицами и роскошными особняками с вычурными воротами. Оказавшись на кольцеобразной подъездной аллее, мы видим рядом с его домом «Бентли», «Порше» и «Мерседес». Семейный автопарк Джолли по стоимости явно превышает годовой бюджет фонда «Блюститель». Здесь же стоит гордо припаркованный перед перечисленными шедеврами автопрома старый «Фольксваген»-«жук», он, без всякого сомнения, принадлежит Сьюзен Эшли Гросс, которая, как нам известно, прибыла на место раньше нас.

Обычно мы в фонде «Блюститель» отклоняем приглашения таких людей, как Корделл Джолли, отобедать у них дома, но отказать Биллу Кэннону практически невозможно. Кроме того, мы достаточно любопытны, и нам интересно хотя бы одним глазком взглянуть изнутри на дом, который в иной ситуации могли бы увидеть разве что в каком-нибудь журнале. У входа нас приветствует человек в смокинге — я впервые в жизни вижу настоящего дворецкого. Мы следуем за ним через огромную гостиную со сводчатым потолком, по площади она превосходит большинство домов, размеры которых кажутся мне разумными, и вдруг осознаем, что наша одежда совершенно не соответствует случаю.

Фрэнки хватило ума отказаться от приглашения. Он, Куинси и Лютер Ходжес решили посмотреть по телевизору бейсбольный матч.

Однако мы совершенно забываем о том, как одеты, когда откуда-то из другой комнаты выскакивает Корделл в футболке, старых шортах для гольфа и шлепанцах, с бутылкой пива из зеленого стекла. Знакомясь с нами, он сверкает улыбкой и энергично и радостно трясет наши руки. Появляется Билл Кэннон, тоже в шортах. Следом за ним и хозяином мы проходим через огромный дом, в котором легко заблудиться, на заднюю террасу. С нее открывается вид на бассейн, такой большой, что в нем, наверное, можно устраивать регаты для гребных лодок или небольших яхт. Раздевалка у дальнего конца бассейна представляет собой отдельно стоящее строение. Оно настолько велико, что в нем могли бы поместиться на ночлег человек пятнадцать. Нас провожают в зону отдыха, расположенную в густой тени. Там, поскрипывая, вовсю работают мощные вентиляторы. Мы рассаживаемся, и мужчина в белоснежной рубашке и брюках принимает у нас заказ на напитки. Сьюзен Эшли, дожидавшаяся нашего появления, прихлебывает из бокала белое вино.

— Я бы с удовольствием познакомил вас со своей женой, но она в прошлом месяце уехала, — громко говорит Корделл и падает в плетеное кресло-качалку. — Третий развод.

— Я думал, это четвертый, — с серьезным видом замечает Кэннон.

— Может, и так. Все, с меня хватит. Я сыт этим по горло, — заявляет хозяин. На первый взгляд кажется, будто этот человек живет на всю катушку: много и напряженно работает, устраивает пышные приемы. И при этом совершенно открыт — как говорится, что на уме, то и на языке. — Она хочет получить этот дом, но перед самой свадьбой подписала одну бумажку — брачный контракт.

— Мы можем поговорить о чем-нибудь еще? — спрашивает Кэннон. — Вся наша юридическая фирма живет в страхе из-за того, что ей придется заниматься очередным разводом Корделла.

Я невольно задумываюсь, о чем, собственно, мы можем побеседовать в сложившейся ситуации, а потом произношу:

— Сегодня у нас был удачный день в суде благодаря Биллу.

Вики, Мэйзи и Сьюзен Эшли сидят молча, широко раскрыв глаза, и, похоже, боятся вставить хотя бы слово.

— Когда факты на твоей стороне, это всегда здорово помогает, — усмехается Билл.

— Ты прав, черт возьми, — кивает Корделл. — Мне ужасно нравится ваше дело. В нашей фирме я вхожу в комитет по судебным разбирательствам. Как только Билл рассказал мне об этом случае, я сразу же сказал: «Да, черт побери».

— А что это такое — комитет по судебным разбирательствам? — интересуюсь я. Корделл на нашей стороне и к тому же весьма разговорчив, так что есть шанс, что мы сумеем узнать много полезного.

— Любой иск, который мы подаем, должен быть изучен комитетом, состоящим из старших партнеров всех наших шести отделений. Мы отсеиваем большое количество чепухи, а также те кейсы, которые являются либо проигрышными, либо слишком накладными. Чтобы мы взялись за дело, должны быть хорошие шансы на то, что в итоге мы заработаем по меньшей мере десять миллионов долларов. Все просто. Если не видим в деле потенциал в десять миллионов, мы его не берем. Дело Куинси стоит гораздо больше. Вы имеете возможность засудить штат Флорида, причем тут у компенсации, какую можно потребовать за причиненный ущерб, практически нет верхнего предела. Плюс четыре миллиона, которые заморожены на банковских счетах этого бывшего шерифа, а в офшорах у него наверняка припрятано еще больше. И потом, у вас есть картель.

— Картель? — удивляюсь я.

Возвращается мужчина в белом. В руках у него серебряный поднос. Он подает нам заказанные напитки. Пиво — мне, белое вино — Мэйзи и белое вино — Вики. По-моему, второй раз в жизни она не отказывается от алкоголя за все то время, на протяжении которого я ее знаю.

— В этом нет ничего нового, однако мы раньше так не делали, — вступает в разговор Билл. — Мы тесно сотрудничаем с одной фирмой в Мехико, она отслеживает деньги и собственность наркоторговцев. Как вы понимаете, это дело опасное, но им удалось добиться кое-каких успехов в наложении арестов на банковские счета и замораживании прочих активов. В картеле Салтильо сейчас появились новые люди, в основном потому, что многих прежних прикончили, но кое-кто из старой гвардии там еще остается. Наш план состоит в том, чтобы устроить большой процесс здесь и распространить его на все те места, где у них имеются активы.

— Подавать иск против картеля — дело весьма рискованное, — замечаю я.

— Пожалуй, все же не столь рискованное, как судиться с табачными компаниями, производителями оружия или фармацевтическими гигантами, — улыбается Корделл. — Не говоря уже о некомпетентных или коррумпированных врачах и страховых фирмах, работающих в сфере медицины.

— Вы хотите сказать, что Куинси Миллер получит по меньшей мере десять миллионов долларов? — нарочито медленно спрашивает Мэйзи с таким видом, словно она не в состоянии поверить в то, что сама произнесла.

Кэннон смеется:

— Нет, мы никогда не даем никаких гарантий. В любом деле что-то может пойти не так. Судебный процесс — нечто вроде игры в кости. Например, штат захочет договориться о сделке, а Фицнер — нет. Тогда он сделает все, наизнанку вывернется в попытках защитить свои деньги. У него опытные адвокаты, и он, хотя и сидит за решеткой, продолжит борьбу за собственные интересы даже оттуда. Я просто хочу сказать, что потенциально дело Куинси Миллера может стоить именно столько, разумеется, минус наши гонорары.

— Верно, — кивает Корделл, допивая пиво.

— А сколько времени займет суд? — спрашивает Вики.

Билл и Корделл смотрят друг на друга и пожимают плечами. Затем Билл отвечает:

— Два, может, три года. Фирма Нэша Кули хорошо умеет вести тяжбы в суде, так что это будет кулачный бой равных противников.

По лицу Сьюзен Эшли я вижу, что тема ее тоже интересует. Как и наш фонд «Блюститель», ее некоммерческая организация не может надеяться на большие гонорары. Но она сообщила мне по секрету, что Билл Кэннон в случае успеха обещал перевести на счет проекта «Невиновные», действующего в центральной части Флориды, 10 процентов денег, которые он рассчитывает получить в качестве вознаграждения по итогам процесса. Сьюзен, в свою очередь, посулила мне половину того, что достанется ее организации. На мгновение мне становится не по себе, когда я представляю, как наши мексиканские партнеры накладывают арест на счета в карибских банках, где лежат огромные суммы; как эти деньги конфискуются, делятся на доли и распределяются; как где-то в конце этой цепочки стоит с протянутой рукой фонд «Блюститель» в надежде получить несколько тысяч долларов.

Существует прямая зависимость между количеством денег, которые у нас получается собрать, и количеством невиновных заключенных, каких нам удается освободить. Если бы на нас неожиданно свалилась с неба некая сумма, мы бы, наверное, сумели провести реорганизацию и нанять новых сотрудников. Может, я даже умудрился бы купить другой комплект покрышек или, что было бы еще лучше, подержанный автомобиль — поновее и поприличнее.

Приносят новые напитки, и алкоголь помогает нам расслабиться и забыть о нашей бедности. Тем временем приготовления к обеду идут своим чередом. Подвыпившие судебные адвокаты обычно щедры на весьма интересные истории, и Корделл развлекает нас байкой об одном бывшем сотруднике ЦРУ, которого он нанял и глубоко внедрил в медицинскую страховую компанию, где творились многочисленные злоупотребления. Агент Корделла обеспечил ему три весьма щедрых вердикта и вышел на пенсию так и не разоблаченным.

Кэннон рассказывает о том, как добился своего первого вердикта, предписывающего компенсацию в размере миллиона долларов, в двадцативосьмилетнем возрасте, что для штата Флорида до сих пор является рекордом. Потом Корделл начинает вспоминать, как попал в авиакатастрофу на своем первом самолете.

Когда наконец мужчина в белом сообщает, что обед подан, мы с облегчением гуськом проходим в одну из гостиных, в которой намного прохладнее, чем на террасе.

Глава 48

Анш Кумар, занимая судейское кресло, снова посылает всем улыбку и желает собравшимся доброго утра. Наша команда расселась по своим местам, с нетерпением ждет продолжения слушаний и одновременно волнуется по поводу того, что может произойти дальше. Судья смотрит на Билла Кэннона и произносит:

— После того как вчера мы решили прервать заседание и перенести его на сегодня, я связался с государственной криминалистической лабораторией в Таллахасси и поговорил с ее начальником. Он сказал, что эксперт, некий мистер Таска, будет тут к десяти часам утра. Мистер Кэннон, у вас есть еще свидетели?

Билл встает и отвечает:

— Возможно, ваша честь. Агнес Нолтон — специальный агент отделения ФБР здесь, в Орландо. Она ведет расследование жестокого нападения на Куинси Миллера, совершенного около пяти месяцев назад. Спецагент Нолтон готова дать показания, касающиеся этого расследования и того, как упомянутое нападение связано с делом, о котором идет речь на слушаниях.

Рано утром у меня был совместный завтрак с Агнес. Она готова нам помочь. Однако мы сомневаемся, что судья Кумар сочтет ее свидетельские показания необходимыми, тем более что информация, которую она сможет предоставить, будет ограниченной.

Судье известно, что мы хотим, чтобы Агнес Нолтон выступила на слушаниях. Я упомянул об этом вчера в разговоре с ним во время перерыва. Сейчас он задумывается. Кармен Идальго медленно встает.

— Ваша честь, — произносит она, — я прошу меня извинить, но мне непонятно, каким образом показания упомянутого свидетеля могут нам помочь. ФБР не имеет отношения ни к расследованию убийства Кита Руссо, ни к уголовному преследованию Куинси Миллера. Мне кажется, что, предоставив слово этому свидетелю, мы зря потратим время.

— Я склонен согласиться с вами, — говорит Анш Кумар. — Я читал обвинения, выдвинутые против тех, кто имел отношение к нападению, материалы дела, отчеты в прессе, так что мне кое-что известно о заговоре с целью убийства мистера Миллера. Спасибо, агент Нолтон, за вашу готовность дать свидетельские показания, но они не понадобятся.

Я смотрю на Агнес и вижу, что она улыбается. Судья стучит по столу молоточком и объявляет перерыв до 10.00.

Мистер Таска проводит исследования образцов крови в государственной криминалистической лаборатории штата Флорида уже тридцать один год. Ни одна из сторон не выражает сомнений в его компетентности. Кармен — потому, что он государственный эксперт. Мы — потому, что нам нужны его показания. Кармен отказывается допросить Таска, заявив, что на слушаниях речь идет о нашем ходатайстве, а не ее.

— Нет проблем, — отвечает Билл Кэннон и начинает задавать свидетелю вопросы.

Все заканчивается буквально в течение нескольких минут.

— Мистер Таска, вы исследовали кровь, взятую с рубашки, и образец с линзы фонарика, верно? — спрашивает Билл.

— Да.

— Вы прочитали заключение, подготовленное доктором Кайлом Бендершмидтом?

— Да.

— Вы знаете, кто такой доктор Бендершмидт?

— Он хорошо известен в наших кругах.

— Вы согласны с его заключением, что кровь на рубашке — человеческая, а кровь на линзе фонарика принадлежит какому-то животному?

— Да, в этом нет никаких сомнений.

Тут Кэннон делает нечто такое, чего, на моей памяти, никогда не делал в зале суда. Он начинает смеяться. Ведь теперь продолжать приглашать свидетелей и выслушивать их показания — абсурд. Билл смеется над никчемностью улик и свидетельств против нашего клиента, над представителями обвинения, действующими от имени штата Флорида, и их жалкими попытками оставить в силе ошибочное судебное решение. Разводя руками, он спрашивает, обращаясь к судье:

— Что мы здесь делаем, ваша честь? Единственное вещественное доказательство, связывающее нашего клиента с местом преступления, — это фонарик. Теперь мы знаем, что на месте преступления фонарика не было, и изъяли его не оттуда. Моему клиенту он не принадлежал.

— У вас есть еще свидетели, мистер Кэннон? — интересуется судья.

Усмехаясь, Билл качает головой и спускается с подиума.

— Мисс Идальго, а у вас свидетели есть?

Кармен, представляющая обвинение, молча машет рукой, и вид у нее такой, словно она была бы рада бегом броситься к ближайшему выходу из зала суда.

— Заключительное слово со стороны защиты?

Билл останавливается у стола, за которым сидим мы, и произносит:

— Нет, ваша честь. Мы считаем, что сказано уже достаточно, и настаиваем на том, чтобы суд принял решение как можно быстрее. Врачи выписали Куинси Миллера из больницы, и завтра его должны перевезти обратно в тюрьму. Это просто какой-то балаган. Ему нечего делать в тюрьме сейчас, и нечего было там делать двадцать лет назад. Штат Флорида осудил Миллера ошибочно, и он должен быть освобожден. Тянуть с восстановлением справедливости в отношении нашего клиента — значит, отказывать ему в ней.

Сколько раз я слышал эти слова? Долгое ожидание — одна из неприятностей, с которыми приходится сталкиваться в нашей работе. Десятки раз я становился свидетелем того, как суды «мариновали» наши дела, связанные с освобождением заключенных, ставших жертвами судебной ошибки, словно время ничего не означает. Я сотни раз жалел, что какого-нибудь чванливого судью нельзя заставить посидеть в тюрьме хотя бы в течение выходных. Наверняка проведенные в камере три ночи чудесным образом изменили бы его отношение к своей работе в лучшую сторону.

— Объявляю перерыв до часу дня, — с улыбкой говорит судья Кумар.

Кэннон прыгает в лимузин и стремительно уезжает в аэропорт. Там его ждет личный самолет, на нем он должен лететь в Хьюстон на переговоры о досудебном урегулировании некоего гражданского иска. На них Билл и его коллеги будут рвать на части фармацевтическую компанию, которую поймали на необоснованном сокращении фазы клинических испытаний новых препаратов. От радостного предвкушения Билл находится в состоянии, близком к эйфории.

Мы, то есть остальные члены нашей команды, сидим в кафе в недрах здания суда. Лютер Ходжес присоединяется к нам, чтобы выпить вместе со всеми первую чашку кофе. Большие часы, висящие на стене, показывают 10.20, но их секундная стрелка, похоже, остановилась. К нам подсаживается какая-то женщина-репортер и интересуется, сможет ли Куинси Миллер ответить на несколько вопросов. Я отвечаю отрицательно, затем мы выходим в коридор и разговариваем.

Когда всем приносят по второй чашке кофе, Мэйзи спрашивает:

— Что может пойти не так?

Множество вещей. Мы убеждены в том, что судья Кумар вот-вот аннулирует решение суда, признавшего Куинси Миллера виновным, и вынесенный нашему клиенту приговор. У него нет иных причин для продолжения слушаний с часу дня. Если бы он собирался принять решение не в пользу Куинси, то просто выждал бы несколько дней, а затем сообщил нам обо всем по почте. Состоявшиеся слушания прошли так, как мы хотели. Доказательная база тоже свидетельствует о нашей правоте. Судья настроен по отношению к нам дружественно, во всяком случае был до сих пор. Обвинение от штата Флорида в ходе слушаний практически сдалось. Помимо всего прочего, я подозреваю, что судье Кумару хочется получить свою толику славы.

Тем не менее он вполне может отправить Куинси обратно в тюрьму до нового возбуждения дела, если таковое все же последует. Или отослать его дело обратно в округ Руис на доследование и издать распоряжение о том, чтобы Куинси Миллера держали в камере там, пока местные правоохранительные и судебные власти снова не заведут его в тупик. Судья Кумар может также отправить Куинси в тюрьму в Орландо до особых распоряжений на его счет со стороны властей штата. В общем, я не жду, что мы с моим подопечным торжественно выйдем из парадных дверей здания суда перед объективами камер.

Минуты тянутся, и я стараюсь пореже смотреть на часы. В полдень мы перекусываем сэндвичами, чтобы скоротать время. В 12.45 возвращаемся в зал суда и, расположившись там, ждем.

В 13.15 судья Кумар занимает свое место и просит всех соблюдать тишину и порядок. Затем он кивает в сторону судебной стенографистки и спрашивает:

— У сторон есть что добавить?

Сьюзен Эшли качает головой. Кармен Идальго делает то же самое. Тогда судья начинает громко читать вслух, глядя в лежащие перед ним бумаги:

— Мы собрались здесь для рассмотрения ходатайства об отмене приговора и освобождении, которое подала в соответствии с нормой 3850 сторона защиты от имени Куинси Миллера. В ходатайстве содержится просьба к суду аннулировать обвинительный приговор, вынесенный Куинси Миллеру много лет назад в Двадцать втором судебном округе. В законодательстве штата Флорида ясно сказано, что отмена приговора и освобождение допускаются только в том случае, если в деле открылись новые обстоятельства, а суду представлены новые факты, которые не могли быть получены надлежащим образом в ходе имевшего место в прошлом расследования и судопроизводства. При этом мало просто представить новые факты, надо еще и доказать, что они, если бы о них стало известно раньше, изменили бы исход судебного процесса. Такими фактами могут быть отказ свидетелей, выступавших на процессе, от своих показаний; убедительные доказательства невиновности осужденного или появление новых свидетелей, о ком ничего не было известно во время суда.

В деле, о котором идет речь, отказ от своих первоначальных показаний трех свидетелей — Зеке Хаффи, Кэрри Холланд-Прюитт и Джун Уокер — является очевидным доказательством того, что их показания на процессе были ложными или неточными. Суд считает их новые показания убедительными и заслуживающими доверия. Единственной физической уликой, которая якобы связывала Куинси Миллера с местом убийства, был фонарик, но он не был предъявлен в ходе судебного разбирательства. Это кажется невероятным, однако защита Куинси Миллера нашла его. Анализ следов крови на фонарике, проведенный экспертами обеих сторон, показал, что на месте преступления фонарика не было и его, скорее всего, подбросили в багажник машины Куинси Миллера. Фонарик представляет собой доказательство невиновности высшего порядка.

Таким образом, приговор, вынесенный в отношении Куинси Миллера, обвиненного в убийстве, отменяется, и это решение суда вступает в силу немедленно. Полагаю, нельзя исключать, что в округе Руис против мистера Миллера вновь могут быть выдвинуты обвинения, а его самого опять подвергнут суду. Но я сомневаюсь, что это произойдет. Мистер Миллер, вы не могли бы встать? И ваши адвокаты тоже.

Куинси забывает о своей тросточке и вскакивает. Я хватаю его за левый локоть, Сьюзен Эшли — за правый. Судья продолжает:

— Мистер Миллер, сегодня в этом зале нет людей, ответственных за безосновательное вынесение вам обвинительного приговора более двадцати лет назад. Мне сообщили, что некоторые из них уже умерли, других к этому времени жизнь разбросала по разным местам. Я сомневаюсь, что кого-нибудь из них удастся привлечь к ответственности за совершенную судебную ошибку. У меня нет для этого полномочий. Прежде чем вы уйдете, я обязан хотя бы признать, что наша судебная система обошлась с вами очень жестоко и несправедливо. И, являясь ее частью, хочу принести вам извинения за то, что с вами произошло. Всеми доступными мне способами я помогу вам в официальном оформлении бумаг, связанных с отменой приговора и вашим освобождением, в том числе в вопросе о выплате компенсации. Желаю вам удачи, сэр. Вы свободны.

Куинси кивает и тихо произносит:

— Спасибо.

У него дрожат ноги. Он садится и закрывает лицо ладонями. Мы собираемся вокруг него — Сьюзен Эшли, Марвис, Мэйзи, Вики, Фрэнки. Какое-то время мы молчим и плачем. Кроме Фрэнки, который, даже когда выходил из ворот тюрьмы после четырнадцати лет заключения, не проронил ни слезинки.

Потом к нам приближается уже успевший снять мантию судья Кумар, и мы горячо благодарим его. Он мог бы тянуть с рассмотрением нашего ходатайства месяц, полгода или даже пару лет, затем принять решение не в пользу Куинси и заставить нас подавать апелляции; а тот, кто вынужден этим заниматься, ни в чем не может быть уверен и никогда не знает, сколько ему придется убить времени. Вряд ли судье еще когда-нибудь доведется освобождать из тюрьмы заключенного, беспричинно просидевшего за решеткой два десятилетия, и он наслаждается моментом. Куинси встает, чтобы обнять судью. И, поскольку его пример оказывается заразительным, обниматься начинаем мы все.

Это десятый случай, когда нам удается освободить из тюрьмы невинно осужденного, и второй — за последний год. И всякий раз, когда приходится выступать по этому поводу перед камерами и микрофонами, мне трудно подобрать подходящие слова. Первым начинает говорить Куинси — он рассказывает, как благодарен нам и что-то еще в том же роде. Сообщает, что никаких планов у него нет, просто пока некогда было подумать об этом. И еще — сейчас ему хочется свиных ребрышек и пива. Желая показать себя с лучшей стороны, я решаю продемонстрировать великодушие и не пытаться поквитаться с теми, кто виноват в злоключениях Куинси Миллера. Я благодарю судью Анша Кумара за то, что он, проявив мужество, сделал то, что было правильно и справедливо. Я уже давно усвоил, что чем больше даешь ответов на вопросы, которые задают тебе журналисты, тем больше у тебя шансов навредить самому себе и подзащитному, ляпнув какую-нибудь глупость. Поэтому через десять минут я благодарю всех, и мы направляемся к выходу.

Фрэнки припарковал свой пикап у обочины на боковой улочке. Я говорю Вики и Мэйзи, что мы встретимся в Саванне через несколько часов, а затем сажусь на переднее пассажирское место. Куинси забирается на заднее сиденье и спрашивает:

— А это еще что за аппарат, черт побери?

— Это называют «клаб-кэб».

— Последний писк, во всяком случае для белых парней, — добавляю я.

— Я знаю других черных ребят, которые ездят на таких тачках, — извиняющимся тоном произносит Фрэнки.

— Да ладно, давай, рули, приятель, — улыбается Куинси. Он явно наслаждается свободой, буквально впитывает ее.

— Хочешь проехать мимо Гарвина и забрать свои вещи? — спрашиваю я.

Оба моих спутника громко смеются.

— Возможно, мне потребуется новый адвокат, Пост, — пытается поддеть меня Куинси.

— Давай, вперед. Только тебе не найти того, кто будет работать за меньшие деньги, чем я.

Он наклоняется вперед, опираясь на консоль.

— Послушайте, Пост, мы об этом еще не говорили, но сколько денег мне отвалит штат? Ну, за то, что они посадили невиновного?

— Пятьдесят тысяч за каждый год, проведенный в тюрьме. Больше миллиона долларов.

— А когда я их получу?

— Через несколько месяцев.

— Но деньги мне гарантированы?

— Практически.

— А какова ваша доля?

— Ноль.

— Да ладно, бросьте!

— Нет, это правда, — говорит Фрэнки. — Штат Джорджия заплатил мне кучу денег, и Пост не взял себе ни цента.

Тут до меня вдруг доходит, что я нахожусь в обществе двух чернокожих миллионеров, хотя свои состояния они заработали способом, который просто не поддается описанию.

Куинси откидывается назад, шумно выдыхает и, хохотнув, произносит:

— Не могу в это поверить. Когда проснулся сегодня утром, я и понятия не имел, как все будет. Думал, они поволокут меня обратно в тюрьму. Куда мы едем, Пост?

— Мы покинем штат Флорида, пока кто-нибудь не передумал. Не спрашивай, кто именно, где, почему и как такое может случиться. Давай просто уедем отсюда и спрячемся на несколько дней в Саванне.

— Меня может кто-нибудь разыскивать?

— Вряд ли, но на всякий случай не будем рисковать.

— А что насчет Марвиса?

— Я предупредил его, что мы с ним встретимся в Саванне. Сегодня вечером мы будем есть ребрышки, я знаю подходящее место.

— Я хочу ребрышек. И еще пива. И женщину.

— Первые две позиции из твоего списка я смогу тебе обеспечить, — говорю я.

Фрэнки поглядывает на меня с таким видом, будто у него есть идея по поводу того, как решить вопрос с третьим желанием Куинси.

Проведя полчаса на свободе, Куинси просит остановить машину около бургерной, на обочине заполненного машинами шоссе. Мы входим в заведение, и я плачу за содовую и жареный картофель. Куинси выбирает столик у окна и пытается объяснить, что это такое — просто сидеть и есть, как нормальный человек, который в любой момент может встать и пойти туда, куда ему хочется. Сделать заказ, выбрав блюдо из меню. Отправиться в туалет, не спрашивая ни у кого разрешения и не думая о том, что там с ним может случиться что-то плохое. Беднягу переполняют эмоции, и на глаза у него наворачиваются слезы.

Снова сев в машину, мы выруливаем обратно на федеральное шоссе, тянущееся вдоль побережья, и медленно пробираемся на север. Мы разрешаем Куинси выбрать музыку. Ему нравится Мотаун, особенно ранние композиции. Куинси очень интересует жизнь Фрэнки, и он хочет знать, как тот выживал в первые месяцы своего пребывания в тюрьме. Фрэнки предупреждает его, что, когда он получит деньги, вокруг него, скорее всего, начнут появляться новые друзья, с которыми нужно быть осторожным. Потом Куинси задремывает, и разговоры стихают. В салоне пикапа звучит только музыка. Мы находимся неподалеку от Джексонвилла, примерно в двадцати милях от границы штата Джорджия, когда Фрэнки вдруг бормочет себе под нос:

— Черт побери.

Я оборачиваюсь и вижу синий проблесковый маячок. У меня сжимается сердце. Куинси просыпается и тоже видит мигалку.

— Ты превышал скорость? — спрашиваю я у Фрэнки.

— Наверное. Просто как-то не думал об этом, — отвечает он и тормозит.

К остановившейся позади нас машине с мигалкой присоединяется еще одна, но полицейские не выходят, а продолжают оставаться внутри. Это не сулит ничего хорошего. Я открываю свой кейс, достаю оттуда воротничок священника и надеваю его.

— Значит, теперь вы снова святой отец, — произносит Куинси. — Тогда начинайте поскорее молиться.

— А еще одного у вас нет? — интересуется Фрэнки.

— Разумеется, есть, — отвечаю я и вручаю ему такой же воротничок, а заодно помогаю надеть и застегнуть, потому что раньше Фрэнки не доводилось носить ничего подобного.

Из первого патрульного автомобиля выбирается коп и подходит к нам с водительской стороны. Он чернокожий, в солнцезащитных очках, в форменной шляпе офицера дорожной полиции, в общем, все как положено. Коп аккуратно подстрижен, явно находится в хорошей физической форме, на его лице нет и тени улыбки. Настоящий жесткий парень. Фрэнки опускает стекло. Полицейский смотрит на него, и в его взгляде мелькает нечто похожее на удивление.

— Почему вы сидите за рулем такой машины? — спрашивает он.

Фрэнки молча пожимает плечами.

— Я ожидал увидеть какого-нибудь белого отморозка, а вижу перед собой чернокожего священника. — Коп окидывает взглядом салон и замечает характерный воротничок и на мне. — И еще одного белого в придачу.

Затем он смотрит на Куинси, который, прикрыв глаза, сосредоточенно молится.

— Пожалуйста, ваши права и документы на машину, — требует полицейский.

Фрэнки вручает ему то и другое, и офицер идет обратно к своему автомобилю. Медленно тянутся минуты. Мы молчим. Когда коп подходит к нам снова, Фрэнки опять опускает боковое стекло. Офицер протягивает ему регистрационные документы и водительские права со словами:

— Господь повелел мне вас отпустить.

— Помолитесь Всевышнему, — изрекает с заднего сиденья Куинси.

— Чернокожий священник за рулем грузового пикапа, летящий по федеральному шоссе с белым священником на пассажирском сиденье, — я уверен, что это неспроста.

Я протягиваю ему свою визитную карточку и, указывая на Куинси, поясняю:

— Этого парня только что освободили из тюрьмы после двадцати трех лет отсидки. Мы доказали на суде в Орландо, что он невиновен и его осудили по ошибке, поэтому судья отпустил его на свободу. И теперь мы на несколько дней везем его в Саванну.

— Вы говорите, он отмотал двадцать три года?

— А я — четырнадцать, в Джорджии, за убийство, которое совершил кто-то другой, — вставляет Фрэнки.

Офицер смотрит на меня:

— А вы сколько отсидели?

— Меня пока ни разу за решетку не упекали.

Он возвращает мне карточку и говорит:

— Поезжайте за мной.

Коп садится в автомобиль, затем, не выключая синюю мигалку, объезжает наш пикап и, оказавшись впереди, поддает газу. Через несколько секунд мы мчимся по шоссе на скорости восемьдесят миль в час — с полицейским сопровождением.

От автора

Вдохновение, которое позволило мне написать эту книгу, пришло ко мне из двух источников. Один из них — это герой. Второй — сюжет.

Сначала о герое. Примерно пятнадцать лет назад я изучал одно дело в штате Оклахома и случайно наткнулся на коробку с документами, помеченную надписью: «Фонд „Центурион”». В то время я мало знал о работе организаций, занимающихся освобождением невинно осужденных, и ни о каком фонде «Центурион» никогда не сышал. Наведя о нем справки, я нашел его офис в Принстоне, штат Нью-Джерси.

Джеймс Макклоски основал фонд «Центурион» в 1980 году, будучи еще студентом-теологом. Работая тюремным священником, он познакомился с заключенным, который настойчиво утверждал, что невиновен. В конце концов Джеймс поверил ему и занялся поиском доказательств его невиновности. Когда заключенного оправдали и освободили, это вдохновило Джеймса заняться еще одним подобным делом, потом следующим. В течение почти сорока лет Джеймс ездил по стране, обычно в одиночку, и занимался тем, что отыскивал вещественные доказательства и свидетелей, чтобы выяснить истину и добиться справедливости.

На сегодняшний день Джеймсу и команде его преданных единомышленников из фонда «Центурион» обязаны своей свободой 63 мужчины и женщины. Веб-сайт фонда может рассказать обо всем достаточно подробно. Зайдите на него и, если у вас есть немного свободных средств, отправьте этим людям пожертвование. Ведь если у них будет больше денег, они смогут добиться оправдания и освобождения большего количества несправедливо осужденных.

Сюжет книги «Блюститель», как ни грустно об этом упоминать, основывается на реальных событиях, — в частности, на истории заключенного Джо Брайана, отбывавшего наказание в Техасе. Тридцать лет назад Джо несправедливо обвинили в убийстве жены. В ту ночь, когда было совершено это ужасное преступление, Джо мирно спал в номере отеля, расположенного в двух часах езды от места, где произошла трагедия. С самого начала расследование велось непрофессионально. Настоящего убийцу так и не нашли, хотя имелись весьма серьезные улики, указывавшие на бывшего полицейского, который в 1996 году покончил с собой.

Обвинение так и не смогло установить мотив, которым руководствовался Джо, потому что его просто не было. Их с супругой брак был вполне благополучным. Единственной физической уликой, которая предположительно связывала Джо с преступлением, был некий фонарик, найденный в багажнике его автомобиля. Эксперт заявил присяжным, что крошечные пятнышки, обнаруженные на его линзе, представляли собой брызги крови, принадлежавшей жертве. Таким образом, согласно заключению эксперта, фонарик находился на месте преступления, хотя изъяли его не там.

Эксперт дал не только спорное, но ненаучное и ошибочное заключение. Более того, он пустился в умозрительные рассуждения, предположив, что Джо, вероятно, после убийства принял душ, чтобы смыть с себя следы крови, но при этом никак свои выводы не обосновал. Впоследствии эксперт отказался от них.

Джо уже много лет назад должны были оправдать и выпустить на свободу, однако этого не произошло. Его дело так и лежит без внимания в апелляционном суде по уголовным делам штата Техас. Заключенному семьдесят девять лет, и у него неважно со здоровьем. Его просьба о досрочном освобождении 4 апреля 2019 года была отклонена в седьмой раз.

В мае 2018 года «Нью-Йорк таймс мэгэзин» и некоммерческая журналистская организация «ПроПублика» совместно напечатали состоявшую из двух частей серию репортажей, посвященных делу Джо Брайана. Это было журналистское расследование в самом лучшем его виде. Его автор, Памела Коллофф, сработала мастерски, раскопав все детали преступления и расследования и продемонстрировав несовершенство судебной системы.

Спасибо Джеймсу Макклоски и Джо Брайану за их истории. Жаль только, что Джеймс не узнал о деле Джо тридцать лет назад. Благодарю также Памелу Коллофф за ее прекрасную работу и за то, что она привлекла к данному делу внимание широкой общественности.

Хочется также сказать спасибо Полу Кастелейро, Кейт Джермонд, Брайану Стивенсону, Марку Меслеру, Мэдди Делоун и Дейрдре Энрайт.