Лента Мёбиуса Тилье Франк
– И вам не страшно жить в таком месте? До того как там стали снимать фильмы, еще в прошлом веке, там был охотничий домик одной местной знатной семьи. А в подвале, судя по всему, разделывали дичь.
– Мой муж каждый день перерезает кому-нибудь горло, а в лоб всаживает ножи. Так что, знаете, разделанные туши животных…
Жандарм нахмурил брови.
– Видите ли… Я изготавливаю всяких монстров и муляжи для съемок и для выставок, – попытался объяснить Стефан.
Капрал успокоился. Широким движением он занес руку над клавиатурой и нажал указательным пальцем на «Enter».
Стефан нетерпеливо спросил:
– Ну что?
Туссар уткнулся носом в экран:
– Ага, ну вот, есть. Ваш пресловутый «порше» значится в картотеке номерных знаков, но не в списке угнанных машин.
Сильвия и Стефан удивленно переглянулись. Потом Стефан нервно отпрянул на несколько шагов и прошептал:
– Владелец «порше», который украл у меня велосипед… Невероятно…
А еще через несколько секунд он прищелкнул пальцами и рассмеялся. Он хохотал все громче и громче.
– Что вас так рассмешило?
– Со, правда? Она живет в Со?
Удивленный капрал убедился, что оттуда, где стоял Стефан, экрана видеть он не мог.
– А как вы узнали?
После этого вопроса Стефан захохотал еще громче. Сильвия пожала плечами, сделав непонимающее лицо. Она прекрасно знала, что ее муж затеял всю эту комедию с одной целью: узнать, кто владелец машины.
– Значит, она все-таки отважилась! Как сказала, так и сделала!
Он подошел к Туссару, размахивая перед собой рукой:
– Жалоба отменяется, наплевать! Ерунда все это!
Он потащил Сильвию за собой:
– Пойдем, дорогая, все в порядке!
Озадаченный жандарм несколько мгновений пребывал в смущении, потом спросил:
– Вы хоть можете объяснить, в чем дело?
Стефан отдышался, промокнул щеки платком и сказал, обращаясь к жене:
– Это Каро, моя детская подружка! Боль-ле-Пен! Май 1989 года! Нам… нам было тогда по тринадцать лет! Я у нее однажды увел велик и на ночь спрятал его в старом сарае! Вот только наутро велосипед действительно исчез! Это был отличный десятискоростной «МБК», на нем стоило обдирать ляжки! Она на меня смертельно обиделась и поклялась отомстить! И отомстила – спустя восемнадцать лет!
Стефан так заразительно хохотал, что вслед за ним жандарм тоже залился смехом.
– Каролин Дюварей? Регистрационная карта на имя Каролин Дюварей? Дюваруля-косуля! Ох, пожалуйста, скажите мне, что она не вышла замуж, что она свободна! Она уже в десять лет была такая…
Туссар его перебил:
– Э, да она замужем, уважаемый! Сертификат выписан на имя Эктора Арье.
Когда они вышли на улицу, Стефан похлопал Сильвию по плечу:
– Ну и как тебе мой номер?
Она строго на него посмотрела:
– Что все это значит? Что же ты все-таки ищешь?
– Просто хочу понять, что мне снилось. «Порше» оказался именно из Со.
– Ты уверен, что дело только в этом?
– А в чем еще?
Они сели в машину и сделали небольшой круг по территории. Короткий поиск в Интернете дал результат: точный адрес Эктора Арье. И адрес, и человек существовали на самом деле.
Спустя почти два часа, пересекши весь Париж с севера на юг, машина поехала вдоль парка Со, мимо замка и садов во французском стиле. Перевозбужденный Стефан сидел на пассажирском месте и без устали твердил, что он уже видел все это прошлой ночью. Он знал названия улиц, особняки. Сидевшая за рулем Сильвия старалась сохранять спокойствие.
Дом они нашли быстро, он стоял в квартале Мари Кюри и был окружен цветущим садом. Никакого красного «порше» рядом не наблюдалось.
– Это он! – взволнованно сказал Стефан. – Милая, это тот самый дом!
Сильвия шумно втянула в себя воздух:
– Все эти особнячки смахивают друг на друга, что здесь, что в любом другом месте. Ты уверен?
– Конечно.
Стефан не любил этот ее взгляд, в котором читались жалость, страх и непонимание.
– Ты что-то неважно выглядишь, – сказал он, когда они припарковались.
– А я и чувствую себя неважно. Мой муж несет какой-то вздор и снова принялся откалывать странные штучки. У меня это вызывает худшие воспоминания! Мне вовсе не хочется, чтобы ты снова попал в больницу в разобранном виде или начал глушить себя лекарствами.
– Значит, ты мне не веришь?
– Поверить тебе? Да эти твои… галлюцинации ни к чему, кроме катастрофы, не привели!
Стефан смотрел на нее с грустью:
– Это не галлюцинации. Я вижу реальные вещи…
– Объясни, в чем разница.
– Сильвия, пойми меня, пожалуйста. Со вчерашнего дня мои сны абсолютно реальны.
Она отвернулась:
– Ну… иди постучись. Только сам, и убедись, что все твои россказни – чистая глупость и пора уже опомниться. А то мне надоело гоняться за призраком, не желающим делить со мной постель.
Стефан осторожно прикрыл дверцу машины. Сильвия следила, как он нерешительно, почти испуганно идет к дому. Она глубоко вздохнула и кончиком пальца смахнула со щеки слезинку.
Дойдя до входной двери, Стефан несколько секунд мялся в нерешительности, прежде чем позвонить. За дверью послышались шаги, и ему наконец открыли. На пороге стояла очень красивая женщина лет тридцати. На обнаженные плечи спадали длинные белокурые волосы.
– Господин Кисмет? – с удивлением спросила она.
– Мы… мы с вами знакомы?
Женщина сделала шаг в сторону, чтобы бросить взгляд на «форд» за его спиной, и кивнула в знак приветствия.
– А вы не растеряли чувства юмора. Вам, должно быть, нужен Джон?
– Джон?
Она крепко стиснула ручку двери.
– Мой муж рано утром улетел на съемки в Антиб и вернется не раньше вечера. Чего вы, в сущности, хотите?
– Джон… Вы имеете в виду Джона Лейна? Декоратора? Так Джон Лейн и есть Эктор Арье?
– Да, Джон Лейн – это псевдоним.
– И мы с ним уже встречались…
Она спросила себя, уж не пьян ли он.
– На коктейле после окончания съемок «Умершей памяти». Позвольте все-таки спросить еще раз: что вам угодно? Это касается фильма, над которым вы с Джоном сейчас работаете, «Кровавой лощины»?
– Ваш муж тоже работает над «Кровавой лощиной»?
– Разве вы не знали?
– Н… нет… Впрочем, над фильмом всегда трудится куча народу.
Стефан вспомнил съемки «Умершей памяти» в прошлом ноябре. Он тогда создал несколько масок изуродованных жертв и сделал несколько манекенов, а Джон Лейн руководил строительством декораций. Они знали друг о друге понаслышке и несколько раз пересекались на съемочной площадке. Стефан поднялся на ступеньку крыльца.
– Мой вопрос может показаться вам странным, но… я ведь здесь уже бывал? Не знаю… может быть, после коктейля, к примеру. Я… я ничего не могу вспомнить. Провал в памяти.
Она улыбнулась:
– Это неудивительно, вы с супругой воздали должное бордо. Я вас помню хорошо. Вы… вы были такой экспрессивный и такой прекрасный имитатор! Особенно когда изображали Джима Керри в зеленой маске.
– Ну, это нормально, у меня практически тот же французский выговор, что и у него, это помогает.
Виктория принялась объяснять:
– Собственно говоря, вы оказались здесь после банкета в честь окончания съемок «Умершей памяти», потому что дорога была опасной из-за тумана. И Джон решил отвезти вас домой, но сначала завез сюда меня. Вам с супругой на заднем сиденье «порше» было очень… тесно.
– Красный «Порше-911 GT»?
– Именно так. Вы запомнили марку машины, и больше ничего?
– На самом деле я часто вспоминаю это место, улицы, фасад вашего дома.
Сбитый с толку, Стефан отступил на несколько шагов:
– Прошу прощения за беспокойство, мадам.
– О, ничего страшного.
Она кивнула в сторону «форда»:
– Но объясните мне все-таки, зачем вы приехали.
Он поднял руки вверх в знак капитуляции:
– Всему виной дурной сон, только дурной сон.
– И вы поехали в такую даль только из-за дурного сна?
– Скажите… Я все же задам вам еще один вопрос. В тот вечер ничего не случилось? Может быть, у меня были причины рассердиться на вашего мужа?
Она явно удивилась:
– Да нет, ничего не случилось. Абсолютно ничего.
– Простите, как ваше имя?
– Виктория.
Она прислонилась к косяку.
– Как все-таки любопытно получается, когда люди переберут немного.
– Почему?
– Потому что в тот вечер мой муж стал в ваших глазах лучшим другом.
Вернувшись в «форд», Стефан хлопнул ладонями по приборной панели:
– Черт, ну и дела!
– Что случилось? Рассказывай!
Он пересказал разговор. Сильвия прикрыла глаза и вздохнула с облегчением:
– Ну и ладно. По крайней мере, это доказывает, что рецидива у тебя нет. И ты наконец поймешь, что никакие это не видения, а просто прорыв в подсознание. Или надсознание, не вижу разницы.
Лицо Стефана оставалось непроницаемым. Он был уверен, что в тот вечер вышел из машины с пистолетом в руке и собрался войти в дом. Это видение буквально сжигало ему все нутро. Что же на самом деле случилось в тот вечер? А что, если жена Джона, Виктория, сказала ему не всю правду?
– Да нет, я не сумасшедший.
– Теперь мы можем вернуться? И в этот твой музей, как его… можно не ездить?
– Нет, надо поехать.
– Но он же в самом центре Парижа! Напоминаю, у меня в половине седьмого парикмахер.
– У тебя еще куча времени. Поехали.
Сильвия взяла себя в руки, чтобы не взорваться:
– Ладно, едем. Но поклянись, что после этого оставишь меня в покое со своими кошмарами!
У Стефана потемнело в глазах.
– Ты больше о них не услышишь.
13
Пятница, 4 мая, 09:54
Придя в то утро на работу, Вик первым делом открыл ящик стола. Исключительно ради того, чтобы удостовериться, не засунул ли туда этот шут гороховый «тампакс» или еще какой предмет личной гигиены. Но все было в порядке, если не считать, что из клавиатуры вытащили клавиши и переставили их таким образом, чтобы получилось: V8 БЛАТНОЙ. За все три недели, что он служил в дивизионе, хуже еще не было.
Начинающий полицейский повесил кобуру на вешалку для пальто, аккуратно положил «зиг-зауэр» на место и налил себе воды из кулера. У него еще не выработалась привычка носить с собой термос. Здешний кофе из автомата пить было невозможно. Вик вернулся в кабинет, который делил с Жеромом Жоффруа – судя по постерам на стенах, горячим поклонником Памелы Андерсон и футбольной команды «Париж-Сен-Жермен» – и Ваном, предусмотрительно занявшим место у окна. Лучшего места, чтобы смотреть запрещенные видео, не придумаешь.
Ван вскорости появился.
Вик поздоровался.
– Ты не в курсе, что с клавиатурой моего компа?
Ван с ходу бросил пальто на вешалку, и оно, как всегда, зацепилось и повисло с первого броска.
– Ты о чем?
– Этот остряк-самоучка перемешал клавиши. Ты вроде бы возвращался сюда вчера вечером. Ничего, случаем, не видел?
– Похоже, это кто-то из наших.
– Тоже мне новость.
Ван приступил к ежеутреннему ритуалу: убедился, что корзина для бумаг на месте, выровнял рамку с рекламной фотографией аэролиний Макао с птичьего полета, разобрал свою мышку и прочистил ее длинным ногтем, а потом прохрустел всеми косточками с ног до головы.
– Ты не знаешь, что делают в соседних кабинетах какие-то типы, вооруженные газовыми горелками? – спросил Вик.
– Как, ты еще не в курсе? Да уже недели через две должны все закончить в новом здании, километрах в двух отсюда. Эти кабинеты отойдут Министерству юстиции. А мы неплохо устроимся, вот увидишь, там будет круто.
Он закурил сигарету, затянулся и выпустил колечко дыма.
– Ну, как вскрытие?
Вик пожал плечами:
– Я неплохо выстоял для первого раза. А сначала думал, что…
– Меня интересуют результаты. А все остальное, знаешь…
– Результаты… Да, конечно.
Вик уже закончил отчет, когда вошел Жоффруа с делами под мышкой:
– Первые результаты токсикологии, парни.
Он бросил документы к себе на стол, снял косуху, достал термос и налил себе маленькую чашечку черного кофе. За термосом последовала пачка сухариков, из которых он сейчас сделает что-то вроде бутербродов с соленой бретонской масляной карамелью.
– Ну что, V8, все выжал из трупа нынче ночью? Как спалось? Хорошо?
– Сказать «хорошо» значило бы соврать.
– Ну, милости прошу к нашему шалашу.
Жоффруа был низкорослый, но повыше Вана – здесь все были выше Вана. Он почти полностью облысел, и у него не хватало нескольких зубов, выломанных соленой карамелькой. Жоффруа раскрыл принесенные папки, не обращая ни малейшего внимания на клавиатуру Вика. Если он и притворялся, то у него это здорово получалось.
– Итак… В организме жертвы найдено два вещества. Во-первых, гемостатический гель, которым смазали каждую рану, чтобы остановить кровотечение. Этот говнюк хотел продлить удовольствие.
Ван с наслаждением выпустил из ноздрей струю дыма.
– Этот гель легко достать?
Жоффруа вытащил сигарету из пачки Вана.
– Ты меня удивляешь. Это как меркурохром, тот же бактерицид, только не такой мерзостный. А вот второе вещество, наоборот, достать гораздо труднее. Помнишь следы от уколов у нее на предплечье?
– Лиловатые пятнышки на правом предплечье, – подал голос Вик.
Жоффруа наконец удостоил его взглядом:
– И как по-твоему, что это такое?
– Наркотик?
– Морфин. Отсутствие его следов в волосах говорит о том, что инъекция была разовая и недавняя. Ты знаешь, для чего главным образом используется морфин?
– Ну, прежде всего его прописывают больным в больницах. Думаю, как обезболивающее.
Жоффруа ткнул пальцем в листки экспертизы:
– Правильно думаешь. Это анальгетик, который воздействует на центральную нервную систему. Его вводят умирающим пациентам или тем, кто попал в серьезную аварию… Он обезболивает, облегчает страдания.
Комната, окутанная дымом, походила теперь на турецкую баню для кандидатов в раковые больные. Вик открыл окно и взял свой стакан с водой.
– Ты хочешь сказать, что наш убийца…
– Матадор. Пока что назовем его Матадор.
– Матадор?
Жоффруа оперся рукой на стол:
– Знаю, что это глупо, но это идея шефа. И не ищи в этом прозвище ни малейших признаков гениальности.
– Ладно, договорились. Так, по-твоему, этот Матадор вколол ей морфин, чтобы ей не было больно, когда он всаживал ей иглы в нервные узлы и мышцы?
Лейтенант, которому угрожало полное облысение, загасил только что выкуренную сигарету. Ван быстро сунул пачку обратно в карман.
– Да нет, вовсе не для того, чтобы она не страдала. На этот раз побиты все рекорды садизма.
– Слушай, уже утро, а потому кончай со своей манерой напускать загадочности, прошу тебя.
Жоффруа обвел пальцем кривую графика в досье:
– Смотри. Вот точная дозировка морфина в соответствии с весом пациента и с длительностью действия.
Вик и Мо подошли к столу.
– Морфин начинает действовать через пять минут после инъекции, а максимальный эффект наступает примерно через полчаса. И еще три часа действие продолжается. А потом…
Жоффруа схватил Вика за руку и крепко ее стиснул:
– Ну вот представь, V8: я тебя обездвижил, к примеру привязал, а потом вколол тебе от десяти до двадцати кубиков морфина. Через пять минут ты будешь под кайфом, но полностью в сознании. Ты догадываешься, что я собираюсь с тобой сделать, ты видишь, как я достаю инструменты. Скальпели, хирургические ножи, иглы. Сотню здоровенных иголок. И я медленно вожу ими у тебя перед глазами, словно это свечки. Твои погребальные свечки.
Жоффруа все сильней и сильней сжимал руку, Вик снова почувствовал, как по ней поднимается жар, и попытался ее выдернуть. У офицера в потертой косухе была репутация драчуна. Он пригвоздил коллегу ледяным взглядом и продолжал:
– Все эти приготовления длились минут, может, двадцать. Минут десять мерзавец с ней говорил, рассказывал в подробностях, что собирается сделать, и это его заводило. Действие морфина достигло пика. И тогда он начал спокойно вводить иглы. Торопиться он не любил, все делал с оттяжечкой. Как он их вкалывал? Ходил ли вокруг жертвы? Заглублял и снова вытаскивал их по одной или всаживал в тело сразу по нескольку? Потом отрезал пальцы, губы, вырезал язык, а раны смазал гелем, чтобы кровь не хлестала и жертва не умерла бы прежде, чем он закончит свою… работу. И все это время, находясь под действием морфина, жертва ничего не чувствовала. Она просто видела, как от ее тела отрезают по кусочку, словно делят апельсин на дольки, и понимала, чем это закончится.
Мо оперся о письменный стол. Под татуировкой с иероглифом Вик различил у него на руке еще одну, более старую, которую явно сводили лазером. Изображение дракона.
– Кажется, я начинаю что-то просекать, – сказал Ван. – Ну конечно, я кое-что понял. – Он присвистнул, а потом добавил: – Этот тип, конечно, сама доброта.
В горящих глазах обоих своих коллег Вик различил блеск сообщничества и полного согласия. Сколько же дел они распутывали вместе, сколько наполучали тумаков, сколько бессонных ночей провели, прежде чем достигли такого согласия?
Жоффруа снова заговорил:
– Оставалось четверть часа, Матадор свое дело закончил. Леруа он доконал. И вот морфин внезапно перестает действовать. Тело жертвы просыпается. Эффект фейерверка.
Он руками изобразил что-то вроде взрыва. Вик, стоя в сторонке и держась подальше от дымного облака, сказал:
– Он не желал, чтобы страдание усиливалось постепенно.
Лицо его при этих словах стало жестким.
– А у него есть мозги, у этого V8!
Жоффруа пошарил рукой, нащупывая сигаретную пачку Мо, но не нашел и вытащил свою из кармана кожанки. Однако не закурил и обратился к Вану:
– С недавнего времени я задаю себе вопрос. И вопрос этот уже все нутро мне прожег насквозь.
– Что за вопрос?
– Можно ли умереть от боли? Просто от боли, до того как откажут жизненно важные органы?
Ван посмотрел ему в глаза, и взгляд его помрачнел.
– Можно, мать твою… Гарантирую, что можно.
После его слов в комнате словно холодом повеяло. Сквозь стекло проникал отсвет работающих газовых горелок. Жоффруа смял в кулаке свой стаканчик:
– Этот гад довольно много времени провел со своей жертвой. Он развлекался вовсю, притащил кучу кукол и выстроил из них этакий карточный домик. И никаких следов! Один-единственный смазанный отпечаток на крошечном кусочке мела. На куклах ни одного отпечатка, и никаких свидетелей! Ну пока никаких.
– А есть надежда, что появятся?
– Есть. Там, напротив, на парковке таможенного склада, нашли много пустых бутылок. Работники соседней киношки утверждают, что их натаскал какой-то бомж. Его сейчас ищут.
– А что насчет слегка обгоревших волос Леруа?
– Полная тьма. Может, она сама их сожгла феном? А может, этот садюга поработал зажигалкой. Кто знает?
– А что нового о тех клочьях чьей-то шкуры, что были у нее в руке?
– Исследуют. Экспертам лучше лишних вопросов не задавать, когда речь идет о ДНК…
Жоффруа уселся перед своим компьютером и полез проверять почту. Вик кивнул на термос с кофе:
– Можно?
– Ты что, сдурел или как?
Довольный произведенным эффектом, Жоффруа буркнул: