Остров спокойствия Робертс Нора
– Ты рано.
– Сегодня довольно тихо.
– Я скучала по тебе. – Симона достала из кармана жевательную косточку. – И по тебе, Барни.
– Не вставай. Я возьму холодного пива, посидим здесь немного.
– Вообще-то мне есть что тебе показать. – Она взяла его за руку и потянула в дом. – И что сказать.
Скульптура стояла напротив входа. Бронза отражала свет раннего вечера.
Рид смотрел, утратив дар речи, и она видела на его лице то, что надеялась увидеть. Ошеломленное удивление сменилось чем-то другим, когда он посмотрел на нее.
Да, подумала она, он не идиот. И все же не уверен.
– Я… дай мне секунду. Или час. Или месяц. Надо осмыслить. Я не ожидал… хотя не знаю, почему… я видел твои работы…
– Все по-другому, когда это ты сам.
– Да… – Он не мог подобрать слова. – Ты поместила сюда и Барни.
– Сначала я думала, что добавлю женщину или ребенка. А потом я увидела тебя с ним, его с тобой, увидела, как доверие к тебе изменило его жизнь, его мир. Как, благодаря тебе, изменилась и моя жизнь.
– Самое удивительное, что ты заставила меня понять…
– Каждый час, который я проводила за работой, – перебила она, – рассказывал мне все больше и больше о том, кто ты есть. И кто я есть. Я влюбилась в тебя не тогда. – Она положила руку ему на грудь, там, где сердце. – Можешь благодарить Барни. Когда я увидела тебя с ним в первый раз, ты мыл бедного, тощего, перепуганного пса, смеялся, когда он забрызгал тебя и лизнул тебе лицо.
Он сжал ее руку.
– Меня не волнует, что это его заслуга. Куплю ему косточку из черной икры. Но я очень хочу, чтобы ты посмотрела на меня, Симона, посмотрела на меня и сказала эти слова.
– Вот кто ты для меня. – Она коснулась скульптуры. – Вот кто ты, – повторила она, прижимая вторую руку к его сердцу. – Мужчина, которого я люблю. Ты тот, кого я люблю.
Рид обнял ее, приподнял над полом и впился в ее губы. Затем опустил, но не выпускал из объятий.
– Продолжай.
– Я отлила в бронзе наши сердца. Навсегда. – Она прижалась лицом к его плечу. – Ты ждал меня. Ты ждал, пока я это скажу.
– Ожидание окончено. – Рид снова поцеловал ее и потянул к лестнице. – Идем со мной. Будь со мной. Я…
Зазвонил его телефон.
– Вот черт. Черт, черт!
Он выдернул телефон из кармана.
– Да, да! Надеюсь, это…
Его глаза стали холодными и далекими.
– Где? Кто-нибудь пострадал? Хорошо. Уже еду… Прости. Черт.
– Я поеду с тобой.
– Нет-нет, полицейские дела.
– Какие полицейские дела?
– Кто-то выстрелил в окно коттеджа на Форест-Хилл.
– Боже мой!
– Пострадавших нет. Сесил уже там, но… Мне нужно идти.
– Будь осторожен.
– Наверное, какой-то идиот пытался подстрелить оленя в лесу. Вероятно, его уже и след простыл. Я скоро вернусь. Пошли, Барни.
Он обхватил ладонями лицо Симоны и поцеловал ее.
Когда Рид подошел к коттеджу, стоящему у самого края леса, из дверей навстречу ему вышел Сесил.
– Привет, шеф. Я услышал сообщение по рации, когда ехал домой, и сказал Донне, что беру вызов, поскольку был рядом.
– Что у нас тут?
– Семья из Огасты сняла дом на неделю. Муж, жена и двое детей. Едят они мороженое, обсуждают, не пойти ли на прогулку, и тут вдруг слышат выстрел – что-то вроде хлопка. Стреляли сюда.
Он подвел Рида к боковому окну с дыркой в стекле и расходящимися от нее трещинами.
– Пуля попала в лампу. Жена схватила детей, они бросились на пол, подальше от окон. Муж набрал «девять-один-один». Через некоторое время он вышел на улицу, но никого не увидел.
Рид оглядел поврежденное окно, повернулся к лесу и посмотрел на деревья и быстро густеющие сумеречные тени за ними. Войдя в дом, он некоторое время успокаивал испуганных постояльцев, затем присел на корточки у разбитой лампы. Стараясь не порезаться осколками плафона, достал фонарик и посветил под креслом.
И достал пульку для пневматического оружия.
Пока он извинялся перед испуганной семьей, Патрисия наблюдала за коттеджем в бинокль. Она записала, сколько минут потребовалось Риду, чтобы приехать, а также марку, цвет и номер его машины. Когда он снова вышел, она вскинула к плечу «духовушку», тихо сказала: «Паф!» – и засмеялась.
– Среди островитян нет настолько глупых, чтобы вот так палить из пневматической винтовки, шеф. Это какой-нибудь приезжий отморозок.
– Давай-ка обойдем все дома и коттеджи в этом районе, постараемся отморозка найти. Я зачту тебе сверхурочные, Сесил.
– Да не проблема.
Они разделились, чтобы побыстрее справиться, но Риду не давала покоя одна странность. «Маленький домик, – думал он, – четыре человека внутри». Однако пуля попадает в место, где в этот момент никого нет. И точнехонько в лампу.
Может, отморозок. А может, и нет.
На следующей неделе Рид столкнулся с серией мелкого вандализма. Непристойные граффити на окне «Санрайза», цветочные горшки, украденные прямо с крыльца мэрии, три машины, поцарапанные ключами, пока их владельцы ужинали в кафе «У края воды», прокол колеса у машины, стоявшей перед агентством по аренде.
Он сидел в мэрии, выслушивая тираду Хильди.
– Ты должен положить этому конец, Рид. Каждый чертов день что-то новое, и это не обычные летние проблемы. Я по полдня трачу на телефонные звонки с жалобами. Подобное безобразие стоит острову дохода и вредит нашей репутации. Добсон поднимает шум о петиции, чтобы снять тебя с должности шефа. Срочно прими меры!
– Мы ежедневно патрулируем весь остров, и пешком, и на патрульных машинах. Я добавил ночной патруль. Мы работаем по двадцать четыре часа.
– И до сих пор не можете поймать каких-то подростков.
– Если бы мы имели дело с какими-то подростками, они бы уже сидели в участке. Для подростков слишком умно. – Рид встал, подошел к карте на стене, указал на несколько точек. – В каждом секторе что-то происходило. Значит, тот, кто это делает, имеет машину или велосипед. И гадит в самое разное время суток.
– Ты думаешь, что это не какой-то мерзкий, скучающий подросток или подростки, а намеренная попытка подорвать репутацию острова?
– Что-то вроде того. Я положу этому конец, мэр. Это ведь и мой дом.
Рид прекрасно понимал возмущение Хильди, да и сам испытывал гнев.
«Поразим каждую точку острова, – думал он, – посмотрим, как он реагирует, сколько времени ему на это требуется, куда он поехал, как туда добрался».
Нет, это не скучающие дети. Это Хобарт.
Съемные квартиры и гостиницы проверены. Одиноких женщин нет. И все же Рид был уверен, что она на острове. И наблюдает за ним.
Он просмотрел содержание последней открытки – номер четыре.
Наслаждаешься летом, засранец? Погрейся хорошенько на солнышке, потому что скоро отправишься туда, где холодно и темно. Я не приду на твои похороны, хотя с радостью насладилась бы проливаемыми слезами. Но я вернусь потом и плюну на твою гребаную могилу.
Мне сопутствует удача. А вот твоя на исходе. Пора умереть.
Целую, Патрисия
Довольно прямолинейно. Но больше всего его интересовал неровный почерк и слишком сильное давление кончика ручки на бумагу. Она писала, испытывая сильные эмоции, и не проявила обычной осторожности с арендованной машиной, которую использовала для последнего убийства. Машину нашли по GPS через час после убийства. Федералы выясняют, приехала ли Хобарт из аэропорта обратно на такси или на автобусе, арендовала ли другую машину или купила ее. Или, может, другая машина уже ждала ее на стоянке в аэропорту.
Но на чем бы она ни уехала из Огайо, она приехала в Портленд и на остров.
Она здесь.
Уборщице, которая приходила дважды в неделю, Патрисия открыла дверь в халате, с мокрыми волосами.
– О, боже! Мы проспали.
– Я могу вернуться позже.
– Нет, нет, пожалуйста, заходите. Все в порядке. Мы не хотим сбивать вас с графика. Мой муж еще в душе, может, начнете со второго этажа? Спасибо вам за предложение хотя бы пропылесосить в его кабинете, но не нужно. – Она закатила глаза. – Клянусь, он думает, его работа – это какая-то государственная тайна. Я пойду оденусь. Сделайте себе кофе, не стесняйтесь. О, я так скучаю по кофе!
Патрисия легонько похлопала себя по животу и прошла через гостиную к главной спальне. Прежде чем закрыть за собой дверь, она открыла ее пошире и подержала так немного, чтобы звук душа, который она включила, был хорошо слышен в доме.
Одеваясь – капри и розовая футболка, дорогие туристические ботинки – она громко разговаривала сама с собой, смеялась, открывала и закрывала ящики, дверцы шкафа. Комната готова: постель смята с обеих сторон, шпионский триллер и недопитый бокал вина на одной тумбочке, исторический роман и чашка чая – на другой. Мужской ремень, перекинутый через спинку стула. Мокрые полотенца в ванной, две зубные щетки, обе мокрые. Мужские и женские туалетные принадлежности.
Удовлетворенная, Патрисия открыла дверь, оглянулась через плечо.
– Да, Бретт, я иду! Мы идем гулять, Кейли! – крикнула она уборщице. – Вы можете убрать спальню.
– Хорошей прогулки!
– О, нам так здесь нравится!.. Я только возьму бутылку с водой и соберу сумку, дорогой. Мужчины такие нетерпеливые, – посетовала она, обращаясь к уборщице на втором этаже.
Патрисия вышла через противоположную дверь и решила прогуляться до дома, который, как она выяснила за болтовней с местными сплетницами, принадлежал шефу полиции.
Спустя пару дней вандализм затих, и большинство жителей острова пришли к выводу, что отпуск у хулиганов закончился и они уехали домой.
Рид в это не верил.
– Она все еще здесь. – Рид пил колу в патио Сиси, глядя, как садится солнце. – Хобарт достаточно умна, чтобы понимать, что может попасться на глаза патрулю, но она все еще здесь.
Он повернулся и посмотрел на женщин, которых любил.
– Вы могли бы оказать мне большую услугу, если бы сели на паром завтра утром и куда-нибудь уехали.
– Симона тебя не оставит, – сказала Сиси. – А я не оставлю вас обоих. Проси чего-нибудь другого.
– Если бы вы уехали куда-нибудь, во Флоренцию или в Нью-Йорк…
– Рид, – перебила Симона.
– Черт возьми, пока вы здесь, я постоянно о вас беспокоюсь. Хобарт не просто так приехала именно сейчас, перед тринадцатой годовщиной «Даун-Ист». Она проговорилась об этом в своей открытке. Моя удача на исходе. Неудачливое тринадцатое число. Осталось меньше недели, и я не хочу отвлекаться из-за вашего женского упрямства. Вы мне мешаете. – Его суровый тон добавлял резкости каждому слову. – Так что уезжайте и позвольте мне делать мою чертову работу.
– Не сработает, – невозмутимо сказала Сиси. – Пытаешься нас разозлить?
– Послушай, это не…
– Я уже пряталась раньше…
– Глупости! – теперь он закричал, и Барни со страху присел. – Не морочь мне голову!
– Я пряталась. И не скажу, что это было неправильно. Но сейчас это неправильно, потому что я лишусь того, на что у меня ушли годы.
– Симона. – Рид снял с головы кепку и провел рукой по волосам. – Я поклялся, что буду защищать тебя и Сиси.
– Ты говорил, что хочешь провести жизнь вместе со мной. Это и есть наша жизнь. Ты думаешь, она попытается… сделать это двадцать второго?
– Да. И таким образом замкнет круг. Она наверняка узнала, что мы с тобой вместе, и если она сможет меня убить, она придет за тобой. Но не за тобой первой. Ей надо устранить самую большую опасность. Я коп с пистолетом, а ты нет. Если бы вы двое сейчас уехали с острова, мне бы не пришлось отвлекаться на заботы о вашей безопасности.
– Для меня и Сиси тоже безопасность означает и твою жизнь. Ты этого не допустишь. Ты этого не допустишь, – повторила Симона, встав и пересев поближе к нему, – потому что ты знаешь: если она убьет тебя, она убьет и меня. Может, не сейчас, но рано или поздно. И ты ей не позволишь.
Она обхватила руками его расстроенное лицо.
– Кроме того, у меня слишком много дел, чтобы ехать во Флоренцию, Нью-Йорк или куда-то еще. У меня куча работы, и еще мне кажется, что двадцать третье – хороший день, чтобы переехать к тебе. Нужно собрать вещи.
Он прижался лбом к ее лбу.
– Это запрещенный прием.
– Двадцать третье, Рид. Потому что я знаю: ты с этим покончишь. Сиси, ты приглашена на ужин.
– Я принесу шампанское.
– Моя студия останется здесь, пока мы с Ридом не доработаем дизайн моего рабочего места в… нашем доме.
– Мой дом всегда для тебя открыт, моя девочка.
Симона обратилась к Риду:
– Этот день, двадцать третье, станет для нас символом. Напоминанием о том, что какие бы ужасные вещи ни происходили, мы вместе.
– Полагаю, сейчас было бы уместно выпить кувшинчик «Сангрии».
Рид повернулся к Сиси и покачал головой.
– Не могу. Мне нужно вернуться. Оставайся здесь, – сказал он Симоне. – Пошли, Барни, с этими двумя женщинами мы ни о чем не договоримся. Отлиты в одной и той же чертовой форме.
– Поэтому ты нас и любишь! – крикнула Сиси ему вслед. – Я горжусь тобой, Симона.
– Мне страшно.
– Мне тоже.
Когда Рид заканчивал патрулирование, Патрисия сидела в своем штабе и потягивала джин с тоником – с каждым стаканом все больше джина, чем тоника. Выливать его в раковину – сущее расточительство.
К тому же джин вносил разнообразие в ее вечера с виски.
Пара стаканчиков в день – ну, три – помогали заснуть. Как заснуть без небольшой помощи, если ум постоянно работает?
Она ведь не напивается, как ее отец? И не запивает алкоголем таблетки, как ее мать? Ей просто нужно немного успокоить мысли. В этом нет ничего плохого.
Потягивая джин, Патрисия изучала карты, свои записи с хронометражем, снятые на телефон фотографии.
Тот факт, что две ее главные цели оказались влюбленными голубками, и взбесил, и порадовал ее. С одной стороны, они не заслужили даже минуты счастья. А с другой – она перережет их счастью глотку и посмотрит, как оно истекает кровью. И, если она последит за ними еще немного – а время пока у нее есть, – то можно будет убить двух голубков одним выстрелом.
Патрисия встала и начала расхаживать по комнате.
Впрочем, сучку, которая вызвала копов и трусливо отсиделась в туалете, она всегда планировала убить последней. В ее списке значилось с полдюжины имен до гадины-копа, застрелившей Джей-Джея.
Я продержалась так долго, уверяла себя Патрисия, потому что следовала плану. Заставила ФБР как следует побегать. И надо придерживаться плана. Если бы Джей-Джей придерживался плана…
Так что если – если! – ей выпадет легкий шанс, она убьет сучку первой. В ином случае…
Она подняла пистолет и нацелила его на фотографию Рида.
– Только ты и я, мудак. А когда ты умрешь… да, это разобьет сердце твоей маленькой шлюшке. И гадине-копу тоже. Мне это подходит.
Глава 29
Джин с тоником, хождение по комнате и обдумывание планов порой не помогали. Чтобы расслабиться и унять скачущие мысли, Патрисия решила предаться своему излюбленному вечернему занятию.
Заперев двери и задернув шторы в пляжном домике – который она возненавидела и планировала сжечь дотла перед тем, как уедет с острова, – Патрисия сменила джин на виски со льдом и включила свое интервью. Сколько бы раз она его ни смотрела, оно неизменно ее развлекало и приводило в восторг.
Как хорошо она выглядит! Давно ушла в прошлое толстая прыщавая девочка с тусклыми волосами, которая смотрела телевизор и училась взламывать сайты в Интернете. Теперь она просто сногсшибательная куколка в идеально облегающем фигуру красном платье.
Безупречный макияж – но это она. Без цветных контактных линз, без грима, без парика.
Настоящая Патрисия.
Уж точно она куда привлекательней этой репортерши. Моложе, сильнее и, черт возьми, красивее. Пожалуй, стоило отутюжить костюм Макмаллен, такой мятый, будто она… ха-ха!.. будто она в нем спала.
Но это не важно. Звезда интервью – Патрисия Хобарт.
Ушла в прошлое девочка, мечтавшая в темноте убить мальчика, который назвал ее свинкой Патти, девочек, которые украли ее трусы и нацепили их на слона, свою мать, бабулю с дедулей и те идеальные семьи, что прогуливались по торговому центру.
Мечтавшая убить их всех. Всех.
Хрустя чипсами со вкусом сметаны и лука (заслуженная награда), Патрисия слушала свой монолог.
Как ясно она поведала миру о тех, кто ее обижал: о родителях, о бабке с дедом, об учителях, о противных одноклассниках. Патрисия, как всегда, рассмеялась, слушая свой рассказ про мальчишку, который вылетел головой вперед с велосипеда и разбил себе харю – после того как она подрезала велосипедную цепь.
Жаль, он не сломал себе шею.
Видите, какой умной она была даже в детстве? Она и родилась умнее всех.
И смотрите, какой зачарованной выглядит Макмаллен. Слышите восторг в ее голосе? Макмаллен понимает, что ей далеко до Патрисии. Она понимает, какие нужны мозг и воля, чтобы осуществить все то, что совершила Патрисия Хобарт.
Не следовало Макмаллен болтать глупости и показывать свое истинное лицо. Оппортунистка, жадная до денег и славы.
– Ты меня взбесила, – пробормотала Патрисия.
Она плеснула себе еще виски и перемотала запись к тому моменту, когда застрелила Макмаллен.
Патрисия жалела только о том, что не подумала шагнуть ближе и попасть в поле зрения камеры. Ей было бы приятно смотреть, как она поднимает пистолет и стреляет. Впрочем, дернувшееся тело Макмаллен искупило этот просчет, опять ее рассмешив.
– Ох, какое шокированное лицо! Бах, бах, бах. – Подвывая от смеха, Патрисия набрала еще пригоршню чипсов. – Да уж, рейтинги будут что надо! Только не для тебя.
«Не для тебя, не для тебя», – мысленно повторяла она, прокручивая запись назад, к тому моменту, где звездой была сама Патрисия. Где она рассказывала миру, что еще до того, как ей исполнилось пятнадцать, у нее хватило мозгов, знаний и умений, чтобы спланировать массовую стрельбу такого размаха и масштаба, как в «Даун-Ист».
Она посмотрела этот эпизод снова, потом еще раз, довольная мастерством рассказчика, наслаждаясь ошеломленным восхищением на лице Макмаллен. Затем, сидя всего в миле с четвертью от дома Рида, взломала аккаунт в Фейсбуке, принадлежавший какому-то тупице из Нэшвилла, и запостила видео на его стене.
«Это для начала», – подумала она и пришла к выводу, что заслужила еще стаканчик. Потом, после того, как она… ха-ха!.. пришьет шерифа, она отправит еще один клип этим дуракам из ФБР.
Удовлетворенная, Патрисия посмотрела на фотографии своих целей на стене комнаты и ткнула пальцем.
– Следующим будешь ты, четырехглазый Чаз Бергман. Нью-Йорк, жди меня.
Она поставила запись с начала и еще раз всю ее посмотрела.
– Я ужасно рада, что ты приехала. – Симона в своей студии обняла Ми. – Жаль, что ненадолго. Одного дня так мало.
– Увидимся в сентябре на свадьбе Нари. С тобой и Сиси. И ты придешь с Ридом.
– Да. А ты приедешь на свадьбу Нат в октябре.
– Конечно. А в декабре я приеду ради большой вечеринки Сиси. Но… Поехали со мной, Сим! Ты и Сиси – поехали со мной в Бостон на несколько дней!
– Ты знаешь, почему я не могу. Риду не следовало тебя просить, чтобы ты меня уговорила.
– Он тебя любит. И я тебя люблю.
– Знаю. Поэтому он и просил, поэтому ты и приехала. Я его люблю и не могу его покинуть. И я люблю тебя, поэтому ты уезжай.
– Я бы тебя не послушалась, но он заставил меня поклясться, что с тобой или без тебя, но я вернусь на паром. – В отчаянии Ми сжала руки в кулаки. – Мне не стоило давать ему слово… Завтра двадцать второе. Почему ей было мало, Сим? Столько смертей по вине ее брата, и она хочет еще.
– За всем этим всегда стояла она. Я думаю, брат был ее орудием, которое, по ее мнению, дало осечку. Рид говорит, она психует, делает ошибки. Господи, Ми, она выложила свое видео на Фейсбук. Ей так хотелось внимания, что она рискнула взломать чужой аккаунт.
– Они еще не отследили, откуда был взлом?
– Ничего, найдут. Но Рид остановит ее вне зависимости от того, найдут они или нет.
– Я никогда не видела, чтобы ты так в кого-то верила. Ну, кроме Сиси.
– И тебя.
– Тринадцать лет, – вздохнула Ми и повернулась к полкам с лицами погибших. – Ты занимаешься чрезвычайно важным делом. Со временем люди забывают любой кошмар. Однако никто не сможет забыть, когда они увидят то, что ты сейчас делаешь.
– Я и сама пыталась забыть.
– Но не смогла. А Тиффани? – Ми осторожно сняла бюстик с полки.
– Как напоминание, что у всех, кто выжил двадцать второго июля, остались шрамы. Но мы выжили, Ми. Мы можем помнить погибших и по-прежнему ценить жизнь, которая нам дана. Тиффани, сама того не желая, дала мне это понимание. И в качестве благодарности я храню в студии ее лицо.
– Ты не сделала Тиш.
– Я хочу сделать ее последней. Она значит для меня больше, чем кто-либо другой, поэтому образом Тиш я завершу свою работу.
– Я все еще скучаю по ней. Сделай мне одолжение… Нет, я не собираюсь снова упрашивать тебя ехать, – быстро добавила Ми, увидев, что Симона напряглась, – когда будешь готова начать лепить Тиш, позволь мне быть здесь? Я знаю, ты не любишь отвлекаться во время работы, но я хотела бы быть рядом.
– Мы поступим лучше. Когда я буду готова, ты мне поможешь. Мы сделаем это вместе.
– Ты всегда говорила, что я хороший ученый, а хороший ученый – тоже художник.
– Точно. – Симона улыбнулась. – И мы сделаем это вместе. Теперь я тебя выгоняю, чтобы ты не пропустила паром.
– Если с тобой что-нибудь случится…
– Думай позитивно. – Она взяла Ми за руку и повела ее из комнаты.
– Буду думать, что ее нет на острове. Это позитивный негатив.
Когда они спускались по лестнице, из своей студии вышла Сиси.
– Солнце клонится к закату. Как насчет выпить во славу прошедшего дня?
– Ми пора ехать.
– Я могу задержаться и выпить вместе с вами.
– И пропустишь паром.
– Поеду на следующем.
– Ты тянешь время, – сказала Симона. – Ты дала слово.
– Не следовало его давать. – Вздохнув, Ми взяла свою сумочку. После звонка Рида она купила билет на ближайший рейс и прилетела без багажа. – Он думал, что я просто тебе позвоню, и очень разозлился на меня, когда я сказала, что приеду. Он хитрый и умный. Он мне очень нравится, Симона. Очень нравится.
– Мне тоже. У вас обоих будет возможность получше познакомиться, когда ты вернешься. Мы покажем тебе дом, и к тому времени будет готов окончательный план моей студии.
– Напиши мне завтра. Пиши каждый час.
– Хорошо.
– Не волнуйся, мы позаботимся друг о друге. – Сиси поцеловала Ми на прощание. – Возвращайся скорее.
Симона проводила подругу до арендованной машины.
– У меня такое чувство, как будто я бросаю тебя в трудную минуту, – сказала Ми.
– Нет. Ты в меня веришь. Этот остров всегда был моим убежищем, когда возникала нужда. Это не изменится. Напиши, как приземлишься в Бостоне.
– А завтра – каждый час, Сим.
– Обещаю.
Симона смотрела вслед машине, пока та не пропала из виду, потом повернулась, чтобы идти к дому. Краем глаза она уловила движение, остановилась и увидела, как женщина, шедшая по безлюдной дороге, неуверенно замерла.
– Я могу вам помочь? – спросила Симона.
– О нет. Простите. Я просто любовалась домом. Он такой красивый. Такой необычный.
Женщина положила руку на выпуклый животик, поправила солнечные очки.
– Я заглянула из любопытства, – сказала она с застенчивой улыбкой. – Услышала в деревне, что в этом доме живет известная художница, и мне захотелось взглянуть на него и с этой стороны. Это вы – известная художница? Сиси Леннон? Имя мне назвала одна дама из галереи.
