Осень прежнего мира Бояндин Константин
— Оборотень. Раса такая. Малочисленная, правда.
Коллаис удивлённо подняла брови.
— Да брось ты, — недовольно ответил шантирец. — Какая, будь она неладна, раса! Я немало слышал об оборотнях. Никакого сходства.
— И что же ты слышал? — спросил художник заинтересованно.
— Что и все. Что это — результат проклятия или болезни. Обычные люди, которые во время полнолуния перерождаются во что-то жуткое, кровожадное и почти неуязвимое. Понятно, что от серебра никому спасения нет. Кроме того, — шантирец сделал хороший глоток и отставил бокал. — Стоит оборотню ранить человека, как и тот становится оборотнем. Вчера было полнолуние, а с тобой всё в порядке.
— А, вон ты о чём. Тогда мы просто называем разные вещи одним и тем же именем. То, о чём говоришь ты, действительно результат проклятия. Но это не раса. Мирацу гораздо опаснее, гораздо умнее, гораздо сильнее и стараются избегать человеческого общества.
— Ну, насчёт их силы у меня сомнений нет, — отозвался Унэн. — Так что по мне, пусть они остаются малочисленными и продолжают избегать людей. Прутья она выламывала — любо-дорого было посмотреть.
— Какие прутья? — не понял шантирец.
Монах рассказал.
— Так ты её отпустил? — шантирец не поверил своим ушам. — Совсем с ума сошёл! Пусть она даже умеет разговаривать — представляешь, сколько ещё людей она успеет сожрать?
— Пока что она сожрала только привратника, — поморщился художник. — И то не съела, а просто пришибла. Впрочем, я на её месте тоже не стал бы с ним любезничать.
— Мне, ты уж извини, трудно поверить, что она просто ушла по своим делам, — сухо возразил Бревин. — По себе могу судить.
— Она, похоже, была очень голодна. Иначе могла бы выбрать какой-нибудь другой способ восполнить силы. Необученный человек почти не может сопротивляться мирацу.
— Какой это другой способ?
— Как сломить внутренне сопротивление? Напугать тебя. Разозлить. Заняться любовью, наконец. Последнее — самый простой способ забрать всё, что есть у человека.
— Я бы предпочёл последнее, — криво улыбнулся шантирец. Краем глаза Ользан заметил, как поморщилась его сестра.
— Конец был бы один и тот же, — вздохнул художник. — Вспомни: о тебе заботились неплохие целители. И тебя, кстати, не успели высосать досуха.
— Как же ты справился? — скептически спросил Бревин.
— Я просто поговорил с ней.
— Всего-то?
— Всего-то. На неё это произвело большое впечатление.
— Да, кстати, — монах вновь подал голос. — О чём вы с ней говорили? Мне это крайне интересно. Мне не доводилось встречаться с мирацу.
— Мне бы и не хотелось, — вздрогнула Коллаис. — Ужас какой! Мне потом кошмары снились несколько ночей.
— Я сказал ей… — Ользан закрыл глаза и приподнял голову, вспоминая. — «Мы друзья.» Она ответила, что не верит.
— Дальше, — Коллаис обернулась и увидела, как монах что-то быстро записывает в тетрадь.
— Дальше. «Если я выпущу тебя, ты не станешь нас трогать?» Она ответила, что ошейник не позволит ей выйти.
— Вот оно что, — медленно проговорила девушка. — А я-то думала, почему она не разобрала на части и укрытие, и всех, кто там был. Без нашего участия.
— Дальше, — монах продолжал строчить.
— Что дальше? Она вышла, и я сказал, что она свободна. Она и ушла. Ну, по пути залечила мне раны. Очень мило с её стороны.
— Что она сказала на прощание? — спросила Коллаис, чуть прищурив глаза.
Ользан выдержал взгляд.
— Ничего, — заминки с ответом вроде бы не получилось. — Просто посмотрела мне в лицо и ушла.
— Очень романтично, — заключил Бревин. — Откуда ты знаешь их язык?
— Я же говорил. Понятия не имею. Просто… осознал, что могу разговаривать на нём. — Монах встрепенулся при этих словах, но ничего не сказал.
— Ну ладно, — Бревин вновь взял бокал. — Допустим. Я уже могу в это поверить. Но откуда ты вообще узнал, что это мирацу?
— Например, отсюда, — Ользан достал из «кошелька» видавший виды том, полистал его некоторое время и прочёл вслух:
— «Они зовут себя мирацу, что означает „жители двух миров“ и обитают среди нас, незаметные, как тень ночью. Они не знают ни законов, ни обычаев, почитают единственного бога, двуликого и смертоносного, и горе тем, кто попадётся на их пути. Подобно тварям неразумным, они движутся по жизни, не оставляя по себе памяти. Иногда проникают к людям, в обличье, сладостном тем, и крадут их любовь. Так восполняют они род свой, поскольку, к счастью для людей, эти существа также смертны.» — юноша захлопнул книгу. — Здесь, конечно, много вымысла, но правда, как видите, тоже есть.
— Эй, не убирай! — потребовал шантирец. Его сестра присоединилась к нему. — Оставь нам почитать. Книга, должно быть, очень интересная!
— Да пожалуйста, — Ользан положил книгу на соседний стул. — Только аккуратнее, ради всех богов. Книга очень редкая — видите, ещё рукописная.
— Огромное спасибо хозяйке, — Унэн поднялся со стула и поклонился улыбнувшейся девушке. Остальные мужчины поддержали его. — Кстати, там сегодня карнавал — годовщина обороны города. Кто-нибудь хочет ко мне присоединиться?
— О небеса! — Коллаис подняла руки на головой, изображая ужас. — Опять есть?! Куда в тебя помещается?
Монах сосредоточенно осмотрел свой живот (тот, действительно, нисколько не изменился в размерах после целого дня чревоугодия) и сокрушённо покачал головой.
— Сам не знаю. Но — развлекаться так развлекаться! Ну что, есть желающие?
В карнавальную ночь им всем не спалось. Возможно, от выпитого и съеденного; возможно потому, что в Паэроне полагалось гулять целую ночь. Как бы то ни было, все трое (монах-таки присоединился к пиршеству под открытым небом) вышли развеяться и сидели на обрыве, глядя на стремительно несущуюся к невидимому отсюда океану речку, Зилону («могучую»).
— Если бы каждый день был таким праздником, — вздохнула Коллаис. Со стороны города доносились звуки музыки и людские голоса.
— Нам скоро бы всё это наскучило, — отозвался её брат. — Я чувствуя себя странно. В воздухе пахнет войной. Каким-то сумасшедшим вновь захотелось править всем миром. А мы сидим тут, беззаботно, словно ничего этого нет.
— Как сказал бы Унэн, если чему-то суждено случиться, стоит ли каждую минуту думать об этом?
— Я вижу, он неплохой учитель, — заметил шантирец, хитро улыбаясь.
— А как же. Всё-таки настоятель монастыря. Не за способность же к выпивке он им стал.
— Настоятель? — поразилась Коллаис, тряхнув головой. Каштановая волна пробежала по её плечам. — Ни за что бы не поверила… А почему ты уверен, что он не… ввёл тебя в заблуждение?
— Не знаю, — пожал плечами художник. — Мне так кажется. И потом — по-моему уже все умеют определять, когда он намерен приврать.
— Может быть, может быть, — отозвался Бревин — чёрный силуэт на фоне багрового, быстро остывающего неба. — В таком случае это для нас большая честь. Интересно, почему же он ходит по всему свету, вместо того, чтобы управлять монастырём?
— Не спрашивал, — признался Ользан. — Надо будет узнать. Действительно, интересно.
В полночь троекратный фейерверк озарил небо над городом. Шантирцы следили за этим, раскрыв рты. У них дома подобное было строжайше запрещено — как и почти вся мало-мальски сильная магия и алхимия. В небе загорались и гасли огромные шары, состоявшие из разноцветных звёзд; проносились целые полотна пламени. Ользан заметил, что салют производился со стен старой крепости, которая, собственно, и выдержала все до одной осады. Несколько минут длилось огненное представление, и вновь музыка и веселье воцарились в городе.
— Все веселятся, — заметил Бревин после долгой паузы. — А мне что-то не по себе. Как-то… холодно. Идёмте-ка домой.
На обратном пути Коллаис взяла Ользана за руку и шла молча до самого дома.
XXII
— Так-так, — задумчиво протянул Сунь Унэн, выслушав в очередной раз рассказ Ользана. — Очень интересно. Что, говоришь, ты при этом чувствовал?
Юноша беспомощно пожал плечами.
— Как я это опишу! Словно… что-то опускается сверху и всё становится понятным. Все языки. Все символы. Всё, что вижу. Потом так же неожиданно проходит.
Монах ожесточённо листал свою тетрадь.
— Не бывает такого, — заявил он решительно несколько минут спустя. — Неожиданно это не возникает. Проходит — возможно, но исключительно потому, что ты теряешь сосредоточение.
Шантирцы слушали этот диалог с большим вниманием. Как обычно, все тренировки они проводили за городом, среди деревьев. Среди людей, пояснил Сунь Унэн, обучаться очень неудобно и чрезвычайно неэффективно. Примером тому, естественно, служил он сам.
— Вот, смотри, — Унэн сложил пальцы рук замысловатой фигурой и, обернувшись к Бревину, неожиданно произнёс что-то на незнакомом языке. Тот вздрогнул, но ответил. Обменявшись с ним ещё парой фраз, Унэн расцепил пальцы и вытер лоб.
— Устал уже, — сообщил он. — Риви, на каком языке я говорил?
— На шантирском, естественно.
— Лаис, правильно?
Девушка недоумённо кивнула.
— Ты что-нибудь понял?
Ользан почувствовал лёгкое раздражение.
— Нет, конечно. Я не знаю этого языка.
— Как трудно этим заниматься… — монах несколько минут сосредоточенно дышал, затем уставился на Ользана и произнёс несколько фраз на незнакомом никому из присутствующих гортанно звучащем языке.
— Понял?
— Ни слова. — Ользан начинал уже сердиться.
— Сиди, — монах поймал его за руку. — Я тут с тобой не в игры играю. Сиди и старайся понять.
После третьего раза Ользан сдерживал себя только невероятным усилием воли. И тут на него нашло то самое состояние.
Сквозь лёгкую дымку проплыли непонятные звуки, издаваемые человечком, а наружу просочилась осмысленная фраза.
— Я хочу… чтобы ты обучился вниманию… — запинаясь, произнёс художник и его отпустило.
Монах сидел с довольным видом, а шантирцы поднялись с земли, словно увидели невесть что.
— Вы видели? — повернулся Унэн к брату с сестрой.
— Ещё как, — произнёс Бревин ошарашенно. — Такой ореол.
— Скорее облачко, — поправила сестра. — Розоватое облачко, которое сгустилось у него над головой.
— На, выпей, — монах протянул ничего не понимающему юноше фляжку и тот послушно глотнул густого вина. — Отдышись.
Спустя минуту всеобщего молчания Ользан заговорил.
— Что это был за язык?
— Ты уже успокоился? — монах с опаской поглядел на юношу и тот подумал, что Унэну вновь захотелось, так скажем, пошутить.
— Слушай, кончай издеваться! — проговорил Ользан возбуждённо, но без злости. — Что это был за язык?
Унэн хихикнул.
— Это не язык. Это набор звуков.
— Ты шутишь! — вырвалось у Бревина. — Ты хочешь сказать, что Олли в состоянии читать мысли?
— Хуже, — монах извлёк из-под накидки помятый листик бумаги. — Прочти.
Бревин молча склонился над листком.
— Похоже на то, что я говорил?
— Вроде бы похоже, — неуверенно подтвердил шантирец. Сестра отобрала у него листок и согласилась. — Да, в точности. И что же?
— Я вчера весь вечер заучивал эту ахинею, — ткнул монах пальцем. — Помните основной принцип перевода с неизвестного языка?
— Вроде бы да, — шантирец наморщил лоб, видимо, вспоминая урок. — Необходимо, чтобы жили живые носители языка и существовали написанные на нём памятники, доступные для чтения. То есть…
— Ну-ну? — поинтересовался монах.
— То есть… да нет, не бывает! Он что, прочёл текст, у которого нет памятников и жив единственный носитель?
— Именно, — кивнул монах. — А ты говоришь, что я издеваюсь! Я сам псионик, причём в некоторых областях неплохой… но этот парнишка меня превосходит во много раз. Причём, не осознавая своей силы. Так что я не зря спросил, успокоился он или нет.
У Ользана по спине побежали мурашки.
— Так значит там, в подземелье…
— Ну конечно! Ты как-то смог встретить мирацу её же оружием. А знание языка было просто последней каплей. Они считают себя неизмеримо выше и сильнее человека, но, видимо, умеют ценить достойных противников.
— Я даже не знаю, как это у меня получилось.
— Я тоже. Но стоять возле вас двоих было страшно. Словно мыши, которая бегает под ногами у сражающихся гигантов. А насчёт того, как получилось… вроде бы один из способов мы выяснили.
— Разозлить меня, — кивнул Ользан.
— Ага, — рассмеялся шантирец. — Или испугать, а также… гм…
— Заткнись, — приказала ему сестра, не повышая голоса.
— Зря смеёшься, — возразил монах. — Ты, к сожалению, совершенно прав. Будь я проклят, если понимаю, откуда Олли черпает такую энергию, но ему как можно скорее надо научиться ею управлять.
— Ты знаешь, как этому можно научиться? — спросил Ользан, поднимаясь на ноги.
— Есть способы, — монах почесал в затылке. — Не знаю, выйдет ли… Но попробуем. Для начала самый простой.
— И в чём он заключается? — с любопытством спросил художник.
— Не скажу, — отрезал Унэн безо всякой улыбки. — Иначе лекарство не подействует. Тем более, что мне за этим придётся прогуляться в соседний город.
— Верхом ездить умеешь?
— В жизни не пробовал, — скривился человечек. — Да мне и не нужно. Как раз за ночь и прогуляюсь. Риви, вставай. Для разнообразия позанимаемся с тобой.
— А мы с тобой, — девушка поднялась и извлекла из чехла пару тренировочных мечей. — Давай, повторим последний урок.
— Ни минуты покоя, — проворчал Ользан, принимая хрупкий на вид, но невероятно прочный деревянный меч.
Утром следующего дня зной затопил Паэрон; безветрие немедленно подтвердило, что город стоял среди пустыни. Воздух сгустился во влажный, неприятный кисель, что обтекал каждого, кто осмеливался покинуть прохладу жилища.
Коллаис сходила в алхимический магазин и вернулась с книгой, несколько толще той, что принесла вначале.
— Что это? — удивился Бревин, который всё утро упражнялся в метании кинжала.
— Это настоящий список того, что есть у него в лавке. — Девушка принялась уставлять стол разнообразными пузырьками, свёртками, коробочками. Её брат и Ользан смотрели, как на их глазах их обеденный стол исчезает под всевозможными воплощениями алхимического гения.
— Это ж на какую армию ты всё это набрала? — было первым, что произнёс Бревин. Он склонился над столом и, взяв в руки один из пузырьков, принялся рассматривать его. — Что это?
— Это — от животных ядов. Зря ты, кстати, морщишься. От всего того, о чём мы знаем, все эти вещи помогут. Мы же не на прогулку готовимся, а на войну.
— На войну с людьми, — простонал шантирец. — А не с вампирами, драконами и оборотнями. Всё, Олли, плакали наши денежки. Если я хоть что-нибудь понимаю, всё это великолепие стоило как раз всех наших запасов. Да ещё она взяла у кого-нибудь в долг, без сомнения.
Его сестра снисходительно улыбнулась.
— Все наши деньги на месте, — объявила она, усаживаясь рядом. — Какая прохлада! Если бы вы только знали, какое пекло там, снаружи.
— Я готов поверить, что торговец дал тебе скидку, — нахмурился Бревин. — Но в то, что он тебе всё это подарил, прости, не поверю.
— О боги… Похоже, тебе проще всё сразу рассказать. Я продала кое-что из нашей добычи. Отсюда и деньги. Ещё и осталось, кстати.
— Что это ты продала?
— Вот это, — на столе появился тёмно-серый пузырёк с притёртой крышкой. Внутри него переливалась какая-то густая жидкость.
— Что это, будь я неладен? — шантирец поднял флакон и посмотрел сквозь него на солнце. — Какой тяжёлый!
— Небьющееся стекло, — ответила сестра. — Открой да понюхай. Не бойся, не отравишься.
— Ну уж нет, — содрогнувшись, Бревин вернул пузырёк на место. — Пусть кто-нибудь другой нюхает.
— Дай-ка, — Ользан осторожно повернул матовую пробку и положил её на стол. Осторожно наклонился ближе к флакону. — Кровь, что ли? — предположил он растерянно и потянул носом. Едва ощутимый мускусный запах достиг его обоняния. — О небеса! — воскликнул он, поспешно закрывая флакон. — Это её кровь!
— Чья кровь? — шантирец непроизвольно сделал шаг назад.
— Мирацу, — пояснила его сестра. — Теперь мы знаем, зачем они её держали. Ради вот этого.
— На кой им может потребоваться такая кровь? — насторожился шантирец.
— Кто его знает. Чем большими возможностями обладает существо, тем больший толк от частей его тел. Это же аксиома, Риви, ты же читал про алхимию.
— Никогда не буду ей заниматься, — Бревин брезгливо поморщился. — Только представить, с чем придётся иметь дело. Ну и гадость!
— Гадость, говоришь? Тогда тебе лучше не вспоминать, из чего приготовляются мясные блюда, лекарства, и многое другое. Например, ты ешь почки, только успевай добавляй. Сказать тебе, для чего они служат?
— При чём тут это! — возмутился Бревин. — Это всё — обычные вещи. Но зачем, ради всего святого, возиться с такими жуткими тварями? Неужели нет средств попроще?
— Видимо, не всегда есть, — пожала плечами Коллаис. — Кроме того, я же тебя не заставляю всем этим заниматься.
— И сколько он за это дал? — прервал спор Ользан.
— Похоже, всё, что имел, — Коллаис откинулась в кресле с довольным видом. — Бросил все остальные дела, закрыл лавку и полчаса совещался со своими коллегами. Так что, если будем бедствовать, у нас ещё три таких флакона. Ну и кое-что в запасе.
— Во что я ввязался, — тоскливо протянул её брат. Коллаис, молча поднявшись с кресла, вручила ему небольшой пузырёк с кроваво-красным составом внутри.
— Это тебе.
— Что это? — подозрительно спросил Бревин. — Я совершенно здоров. Зачем мне пить это? По-моему, лечебницы более чем достаточно.
— Не валяй дурака, — возразила его сестра. — Ты на свои зубы давно смотрел?
Шантирец промолчал. По какой-то причине у обитателей Шантира быстро портились зубы. Некоторые винили в том воду, некоторые — суровый климат, кое-кто — зловредные колдовские заклятия. Сама Коллаис заплатила более сотни золотых, чтобы один алтионский алхимик помог ей навсегда забыть о зубной боли. Восстановление было долгим и болезненным.
— Пей это по пять капель утром, — велела она. — Иначе через пару лет на тебя смотреть будет страшно.
— Ещё чего!
— Риви, это лекарство изготавливается по сотне флаконов в год. Ты вообще ничего не заметишь. Меня лечили гораздо более простыми средствами, и месяц я не могла по-человечески есть. Будешь пить? Не каждый король в состоянии покупать подобные лекарства.
— Ну ладно, — проворчал шантирец. — Но впредь запомни, что нянька мне не нужна.
— Почему всего по сотне в год? — снова встрял Ользан, которому не понравился тон шантирца. Вид у Коллаис был оскорблённый.
— Если я скажу, из чего это делают, то Риви точно не станет это пить.
— Запах приятный, — объявил шантирец и некоторое время смотрел, как переливается в крохотном флаконе тёмный сироп. Потом осторожно закрыл его, встал и повернулся к сестре, которая смотрела на него с каменным лицом.
— Спасибо, сестрёнка, — шантирец наклонился и поцеловал её в щёку. — Ну не нравится мне алхимия, что уж тут поделать. — И покинул комнату.
— Мальчишкой был, мальчишкой остался, — укоризненно произнесла Коллаис, но глаза её улыбались. Повернувшись к столу, она принялась укладывать снадобья в «кошелёк».
— И всё же, из чего это зубное средство? — не выдержал заинтригованный художник. Коллаис, оглянувшись, наклонилась к его уху и шепнула несколько слов.
После чего наблюдала за Ользаном, который несколько минут не мог справиться с приступом смеха.
— Только не вздумай говорить ему! — услышал он вдогонку, покидая комнату и борясь с икотой.
— Ну вот, — довольно объявил Сунь Унэн, глядя на своих друзей. — Оружием вы теперь владеете намного лучше. Теперь вам надо научиться лазать по горам.
— Это ещё зачем? — удивился шантирец, поигрывая рукоятью учебного меча.
— Во-первых, вам наверняка придётся пересекать горные участки. Во-вторых, это создаст у вас массу полезных навыков. В-третьих, это только начало программы.
— Что-что? — недоверчиво наклонил голову Бревин. — И сколько, по-твоему, займёт эта твоя тренировочная программа?
— Немного. Года два-три.
Взрыв возмущения был ему ответом.
— Ну ладно, пошутил я, — довольная улыбка на широком лице монаха несколько поблекла. — Несколько недель. Всякую экзотику мы пока оставим в покое, но уметь вести себя в горах и пещерах вам всё равно придётся.
— Чего ради придётся? — возмутилась Коллаис. — Прекращай шутить, Унэн. Можно подумать, у нас есть столько времени!
— Приятель Рамдарона, которого вы ищете, — сухо пояснил монах, опираясь на посох из тёмного дерева, — пропал где-то в пещерах. Высоко в горах. Этого достаточно?
— Достаточно, — ответил наконец Бревин. — С этого и надо было начинать.
— Если бы я не сказал про несколько лет, — возразил монах, — вы бы ни за что не согласились на три недели. Ладно, полчаса перерыва. Олли, иди-ка сюда. Я тут принёс кое-что для тебя.
«Кое-что» оказалось бутылочкой — не более чем на два-три глотка — в которой плескалась прозрачная жидкость.
— Что это? — подозрительно спросил юноша, поднимая глаза на Унэна. Тот печально закатил глаза.
— Когда же вы перестанете ожидать от меня подвоха. Это то, что поможет тебе справляться с твоими… талантами. Возможно, некоторое время будет чуть-чуть кружиться голова.
— Ну ладно, — юноша с сомнением принял сосуд и долго смотрел на состав. — Надеюсь, что ты не ошибаешься.
Все следили, как Ользан залпом выпил содержимое бутылки и поморщился. Затем встал, прислушиваясь к своим ощущениям. Немного звенело в ушах. В остальном ничего не изменилось.
— Превосходно. А это — монах подал ему видавший виды свиток, — будешь читать трижды в день, по сто раз. Ничего не поделать, всё это отнимает время.
— Фу-у-у… А я пока отдохну, — монах сшиб с дерева крохотное кислое дикое яблочко и с наслаждением улёгся в тени дерева. — Если засну, разбудите меня к обеду!
— Послезавтра отправимся в Гилортц, — объявил монах. — У тебя превосходные сведения, Олли. Там куют прекрасную броню, отличное оружие… Кроме того, там живёт один мой знакомый, который может взобраться на любую вершину с закрытыми глазами.
— Ну да! — скептически воскликнул шантирец. — Может, ты скажешь, что ещё и без снаряжения?
— На голых руках.
— Опять заливаешь, — покачал тот головой.
— Постой, это что — Ирентлам из Серенга? — поразился Ользан. — Кроме него я не знаю таких скалолазов. Если, конечно, тот, о ком идёт речь, попросту не взлетает на скалы.
— Он самый, — самодовольно подтвердил Унэн. — Люблю знакомиться со знающими людьми.
На несколько секунд все потеряли дар речи.
— Подумаешь, — вздохнул монах, потягиваясь. — Мой великий предок водил знакомство с самими богами и перебил несметное количество всевозможных демонов. Почему бы мне не водить знакомство с лучшими специалистами?
И ушёл к ручью — освежиться.
Все провожали его взглядами.
— Если я ещё раз услышу про его великого предка, — произнёс Бревин, стиснув зубы, — то зарыдаю от горя.
— У меня складывается чувство, — задумчиво произнесла Коллаис, — что мы уже сами собой не распоряжаемся. Похоже, он лучше всех знает, что нам надо делать.
— Так это легко исправить, — монах вышел откуда-то из-за её спины. — Стоит вам только сказать, как я замолкну и стану делать всё, что скажете.
Девушка безнадёжно махнула рукой.
— Для начала просто помолчи немного, — попросила Коллаис, в который раз склоняясь над листком бумаги. Монах кивнул с выражением преданности на лице и сел под соседнее дерево. Достал из одного рукава метательную звёздочку, из другого — точило и принялся доводить грозный снаряд до совершенства.
— Похоже, что на всё денег хватит, — Бревин закончил осмотр своего имущества. То же делала и Коллаис. Небольшая поляна, в километре от города, вся была заставлена массой вещей, которые до того хранились в «кошельках». — Даже продавать ничего не придётся. Так… верёвки сто метров… хорошая верёвка! Кто её делал?
— Карлики, по-моему, — отозвался Ользан, не в силах оторвать взгляд от сверкающей девятиконечной звезды. Унэн сосредоточенно проводил тонким бруском по кромке лучей, что-то тихонько напевая.
— Фонари, крючья, факелы… вроде бы всё. Поразительно — я нёс всё это в «кошельке» и не чувствовал!
Некоторое время тишину нарушал только тихий скрежет точила о металл.
— Слушай, Сунь, — произнёс, наконец, Ользан. Он справился с инвентаризацией раньше всех. — Скажи честно — что ещё там у тебя в рукавах? Сдаётся мне, что там целый арсенал.
— Ну уж и арсенал, — скромно возразил монах. Он осмотрелся и отошёл в дальний угол поляны. — Сейчас посмотрим.
На траву перед поражёнными зрителями легло: две дюжины смертоносных звёзд; две чаши для подаяний — деревянная и из какого-то зеленоватого камня. Десяток изящных статуэток, изображавших человека, сидящего со скрещенными ногами (больше разглядеть не удалось, так как монах быстро спрятал статуэтки назад); несколько ножей с крайне острыми лезвиями; серебряная цепь в два человеческих роста. Какое-то, по-видимому, оружие — прочная цепь с массивным металлическим шариком с одной стороны и небольшим остро отточенным серпом с другой; несколько посохов и масса всякой полезной мелочи.