Темный оттенок магии Шваб Виктория
– Знаешь, что это такое?
Нед опасливо приподнял детскую игрушку, словно она в любую минуту могла загореться (Келл едва поборол желание в самом деле ее поджечь). Энтузиаст повертел в руках шкатулку, нащупал замочек, и игральная доска развернулась. Символы стихий заблестели в мерцающем свете.
– Давай так, – произнес Келл. – Выбираешь одну из стихий, достаешь из желобка ее символ, разумеется, не трогая руками, и я принесу тебе земли.
Нед нахмурил лоб. Он взвесил все варианты, после чего ткнул пальцем в символ воды.
– Эта.
«Хоть хватило ума не выбрать кость», – подумал Келл. Повелевать воздухом, землей и водой легче всего – с ними более-менее справлялся даже Ри, у которого вообще с магией было не очень. Огнем управлять посложнее, но, конечно, труднее всего приказывать костям. И неудивительно: ведь тот, кто умеет двигать кости, может двигать тела. Даже по меркам Красного Лондона для этого требовалась большая сила.
Рука Неда зависла над игральной доской. Он шепотом обратился к воде на непонятном языке – возможно, на латыни или тарабарском, но уж точно не на литературном английском. Келл насмешливо скривился. У стихий нет своего языка, точнее, к ним можно обращаться на любом. Слова сами по себе не важны. Они помогают установить связь со стихией, сосредоточиться, настроиться на источник силы внутри самого себя. Коротко говоря, главное – не язык, а концентрация. С тем же успехом Нед мог обратиться к воде по-английски, но он упорно бормотал какую-то чушь и при этом водил рукой по часовой стрелке над игральной доской.
Келл вздохнул, подпер щеку кулаком и, скучая, глядел, как Нед краснеет и тужится.
Прошло несколько долгих минут, по воде пробежала легкая рябь (возможно, оттого, что Келл зевнул, а может, вцепившийся в стойку энтузиаст слегка ее качнул), и поверхность тут же успокоилась.
Нед сердито уставился на доску, вены у него вздулись. Он сжал кулак, и Келл испугался, что энтузиаст сейчас разобьет игрушку, но тот просто тяжело опустил руку на стойку.
– Все ясно, – вздохнул Келл.
– Она сломана, – сердито буркнул Нед.
– Что, правда? – спросил Келл, слегка согнул пальцы, и комочек земли легко поднялся из желобка и лег ему в руку. – Уверен? – добавил он, и легкий ветерок подхватил песчинки, закружил, и они тонким кольцом обвились вокруг его запястья. – Может быть, да. – Вода собралась в каплю и льдинкой упала в ладонь. – А может, и нет, – проговорил Келл, когда вспыхнуло масло в желобке. – Или, возможно, – продолжил он, поднимая в воздух кость, – в тебе просто нет ни капли силы.
Нед, выпучив глаза, смотрел, как символы пяти стихий танцуют вокруг пальцев Келла. А тот услышал у себя в голове голос Ри. «Хвастун!» – сказал принц. И тогда Келл вернул элементы в желобки так же легко, как их оттуда достал. Земля упала с глухим стуком, лед – со звоном, песок бесшумно пересыпался в свою чашечку, а пламя, плясавшее на масле, угасло. Лишь кость еще висела в воздухе между ними. И энтузиаст с восторгом смотрел на нее.
– Сколько стоит? – спросил он.
– Не продается, – ответил Келл, и тут же уточнил: – Тебе не продам.
Нед слез с табурета и собирался было уйти, но Келл с ним еще не закончил.
– Что бы ты дал за горсть земли? – поинтересовался он.
Энтузиаст замер.
– Назовите свою цену.
– Мою цену?
Келл занимался контрабандой вовсе не ради денег. Деньги – вещь ненадежная. Какой прок от местных монет в Красном Лондоне? И уж точно лучше сразу выбросить шиллинги и фунты, чем пытаться расплатиться ими в «белых» переулках. Предположим, деньги можно потратить прямо здесь, но на что? Нет, Келл вел игру другого толка.
– Мне не нужны деньги, – отмахнулся он. – Мне нужно то, что для тебя важно, то, с чем ты ни за что бы не расстался.
Нед поспешно кивнул:
– Хорошо, сидите здесь, а я…
– Не сейчас, – сказал Келл.
– А когда?
Келл пожал плечами:
– Когда-нибудь в ближайший месяц.
– Я что, должен сидеть здесь и ждать?
– Мне ты ничего не должен, – передернул плечами Келл. Он знал, что это жестоко, но хотел увидеть, как далеко готов зайти энтузиаст. Если Келл заглянет сюда почти через месяц и тот будет ждать, он отдаст ему мешочек земли. – А теперь выметайся.
Нед открыл рот, но тут же закрыл, вздохнул и молча побрел к выходу. По дороге он чуть не столкнулся с маленьким очкариком.
Келл вернул все еще парившую в воздухе косточку обратно в шкатулку. Очкарик между тем занял освободившееся место рядом с ним.
– Что произошло? – поинтересовался он.
– Ничего особенного, – ответил Келл.
– Это мне? – спросил человек, покосившись на шкатулку.
Келл кивнул и протянул ее коллекционеру. Джентльмен осторожно взял безделушку. Келл подождал, пока тот рассмотрит ее, а затем показал, как она работает. Коллекционер алчно на нее уставился.
– Прелестно, прелестно!
Очкарик порылся в кармане, достал что-то завернутое в носовой платок и с глухим стуком поставил на стойку. Келл развернул ткань и увидел блестящую серебряную шкатулку с миниатюрным рычажком сбоку.
Музыкальная шкатулка. Келл мысленно улыбнулся.
У них в Красном Лондоне тоже была музыка и музыкальные шкатулки, но они играли по волшебству, а не благодаря шестеренкам, и Келл поражался, сколько труда вложено в эти машинки. Серый мир в целом казался ему примитивным, но зато отсутствие магии подталкивало местных жителей к изобретательности. Взять хотя бы музыкальные шкатулки: какой замысловатый, но при этом изящный механизм! Сколько деталей и сколько работы ради одной короткой мелодии!
– Показать, как она работает? – предложил коллекционер.
Келл покачал головой.
– Нет, – тихо сказал он. – У меня уже есть такая, и не одна.
Человек насупился:
– Но вы ее возьмете?
Келл кивнул и бережно завернул шкатулку в платок.
– Не хотите послушать?
Послушать хотелось, но только не здесь – в этой грязной маленькой таверне, где не насладишься звуком. К тому же пора было домой.
Он оставил коллекционера за стойкой. Тот переворачивал игрушку и тряс, удивляясь, что, как ни старайся, ни вода, ни масло не выливаются – все элементы держатся на местах. Келл шагнул в темноту и направился к Темзе, прислушиваясь к городским звукам: грохоту экипажей и дальним вскрикам: иногда радостным, иногда отчаянным (впрочем, последние все равно не шли ни в какое сравнение с теми воплями боли и ужаса, которые оглашали Белый Лондон). Вскоре показалась река – черная полоска в темноте, а вдалеке зазвонили колокола восьми церквей.
Пора уходить.
Он добрался до магазина, который выходил к воде глухой кирпичной стеной, и, остановившись в тени, закатал рукав. Рука уже болела от первых двух порезов, но Келл вынул нож и сделал третий, обмакнул пальцы в кровь и приложил их к стене. Затем вытащил одну из висевших на шее монет – точно такой же лин, как тот, который он отдал старому королю, – и прижал к пятну крови на стене.
– Ну что ж, – сказал он. – Пойдем домой.
Он часто разговаривал с магией – не повелевал, а просто беседовал. Магия живая (это знает каждый), но для Келла она была как сестра, как друг. Магия – часть его самого, и временами ему казалось, что она понимает его: не только слова, но и чувства, и не только тогда, когда он к ней обращается, но всегда – в любую минуту.
Он ведь антари.
Голос антари слышит и кровь, и сама жизнь, и магия – высшая стихия, которая живет во всех и во всем, но не принадлежит никому.
Келл ощутил прикосновение магии. Кирпичная стена стала теплой и холодной одновременно. Он подождал, проверяя, не догадается ли магия сама, что ему нужно. Но нет, она ждала команды. Это к стихиям можно обращаться на любом языке, а магия антари – подлинная магия, магия крови – понимает только один язык. Келл крепче прижал ладонь.
– Ас Оренсе! – сказал он. «Откройся».
Магия услышала и повиновалась. Мир дрогнул, и Келл шагнул через дверь в темноту, отбросив Серый Лондон, как ненужный плащ.
Глава 2
Алый – королевский цвет
– Санкт! – объявил Мортимер, раскрыв карту. На ней фигура со склоненной головой, скрытой капюшоном, держала руну. Мортимер довольно ухмыльнулся. Перси скривился и швырнул оставшиеся на руках карты рубашкой вверх. Мортимер, конечно, жульничал. Впрочем, Перси и сам мухлевал битый час, но так ни разу и не выиграл. Он с ворчанием придвинул свою ставку через узкий стол к груде монет, лежащей перед напарником. Мортимер собрал выигрыш и принялся тасовать колоду.
– Продолжим? – спросил он.
– Я – пас, – ответил Перси и встал: лязгнули металлические пластины нагрудной брони и ножных щитков, за спиной заструился плащ с красными и золотыми клиньями, расходившимися, подобно солнечным лучам.
– Ир час эра, – усмехнулся Мортимер, переходя с королевского английского на простонародный арнезийский язык.
– Я не злюсь, – буркнул Перси в ответ. – Просто на мели.
– Брось, – миролюбиво сказал Мортимер. – В третий раз точно повезет.
– Мне надо отлить. – Перси поправил короткий меч на боку.
– Ну иди.
Перси замер и огляделся: нет ли чего подозрительного. Но ничего подозрительного в зале, полном разнообразных красивых вещиц, не обнаружилось. Тут были королевские портреты, награды, несколько столов, за одним из которых они играли, а в самом конце зала – богато украшенные двустворчатые двери из вишневого дерева. На них была вырезана эмблема Арнеса – чаша и восходящее солнце. Желобки залиты расплавленным золотом, а над эмблемой светилась золотая же буква «Р».
Двери вели в покои принца Ри, а Мортимер и Перси – личная охрана наследника престола – их стерегли.
Ри нравился Перси. Конечно, он был избалован, как все принцы (по крайней мере, Перси так казалось, хотя других принцев он пока не видел), но зато добродушен и ничуть не строг к собственной охране. Да он сам подарил Перси колоду карт – красивых, с позолоченными краями! И порой после ночной попойки принц переходил со своего напыщенного английского на народный язык (его арнезийский был безупречен) и запросто с ними беседовал. Казалось даже, Ри было неловко оттого, что страже приходится нести караул у него под дверью, как будто у них не было дел поинтереснее. Впрочем, на службе у принца от охраны требовалось не столько мастерство в обращении с оружием, сколько умение держать язык за зубами.
Но больше всего Перси нравились те вечера, когда принц Ри и мастер Келл отправлялись в город, а они с Мортимером шли позади на почтительном расстоянии. Принц разрешал стражникам его сопровождать только ради компании, а не для защиты (все знали, что никто не защитит принца лучше, чем Келл). Однако Келл до сих пор не вернулся. Поэтому вечно неугомонный Ри был не в настроении и рано удалился в свои покои. Перси и Мортимер заступили на вахту, и Мортимер лишил Перси почти всех карманных денег.
Перси сгреб шлем со стола и пошел опорожниться. Пока он шагал через зал, за спиной слышался стук монет – Мортимер подсчитывал выигрыш. Перси не спешил, рассудив, что напарник может и сам какое-то время покараулить, раз так его обчистил. Но, вернувшись наконец в зал, Перси с тревогой обнаружил, что Мортимера и след простыл. Перси нахмурился – это уж слишком! Одно дело азартные игры, но если капитан увидит, что покои принца не охраняются, то придет в ярость.
Карты по-прежнему лежали на столе. Перси принялся их собирать, как вдруг услышал мужской голос, доносившийся из спальни принца, и замер. Само по себе это не было странным. Но стражник тотчас узнал этот голос. Человек говорил по-английски, однако с акцентом – еще резче арнезийского.
В голосе – тихом, холодном, мрачном – было что-то жуткое, как в тенях в ночном лесу. И этот голос принадлежал Холланду – антари из другого мира.
Перси слегка побледнел. Он преклонялся перед мастером Келлом (за что Мортимер частенько его дразнил), а вот Холланд его пугал. Перси и сам не знал, в чем тут дело – в ровной интонации, странно не запоминающейся внешности или тревожных глазах, один из которых был, конечно, черным, а другой – молочно-зеленым. Или, возможно, дело в том, что он казался бездушным, словно сделанным из воды и камня, а не из плоти и крови. Как бы там ни было, чужеземный антари всегда вызывал у Перси дрожь.
Другие стражники придумывали Холланду клички, вроде Холодный Холланд, но Перси никогда не отваживался их повторять.
– Чего трясешься, думаешь, он тебя через стену между мирами услышит? – со смехом спрашивал Мортимер.
– Кто знает, – шептал Перси в ответ. – А вдруг.
И вот теперь Холланд был в комнате принца. «Принц его ждал? Кто его впустил? Где Мортимер?» – ломал голову Перси, занявший свое место перед дверью. Он не собирался подслушивать, но между створками осталась узкая щель, и, когда он слегка повернул голову, до него донесся разговор.
– Простите, что без приглашения, – послышался спокойный, низкий голос Холланда.
– Пустяки, – небрежно ответил Ри. – Что привело вас ко мне? У вас же дела с моим отцом.
– У него я уже был, – проговорил Холланд. – А теперь мне нужны вы.
Перси подумалось, что подслушивать нехорошо, но он не двинулся с места. Было слышно, как Ри опустился в кресло.
– И зачем же? – с легкой улыбкой поинтересовался принц.
– Скоро ваш день рождения, не так ли?
– Да, уже не за горами. И если ваши король и королева вас отпустят, я приглашаю вас на праздник.
– Боюсь, не отпустят, – возразил Холланд. – Но я пришел по их поручению и принес подарок.
Наступило неловкое молчание. Принц поерзал в кресле.
– Холланд, – вкрадчиво заговорил наконец он. – Вы же знаете закон. Я не могу принять…
– Конечно, я знаю закон, юный принц, – успокоил его Холланд. – Но подарок выбрал здесь – в вашем городе, от лица своих повелителей.
Последовала долгая пауза, после чего Ри встал.
– Ну ладно, – решился он.
Перси услышал шорох: принц взял подарок и снял упаковку.
– Для чего это? – спросил он после долгого молчания.
Холланд не то фыркнул, не то хмыкнул. Перси не знал, что бы мог означать такой звук.
– Для силы, – пояснил антари.
Ри начал что-то говорить, но в ту же секунду часы во всем дворце принялись отбивать час и заглушили окончание беседы. Не успело стихнуть эхо часового боя, как двери распахнулись и в зал вышел Холланд. Он вперил свои разноцветные глаза в королевского стража, захлопнул дверь и недовольно вздохнул. Затем пригладил черные как смоль волосы и посетовал вполголоса:
– Спровадишь одного охранника, а другой тут как тут.
Не успел Перси придумать, что ответить, как антари достал из кармана монету и швырнул ему.
– Меня здесь не было, – отчеканил Холланд.
Монета описала широкую дугу и приземлилась на ладонь стражника. В ту секунду, когда Перси почувствовал холодок металла, он был уже один. Он смотрел на монету и не понимал, откуда она взялась. И еще ему казалось, он что-то забыл. Перси сжал кулак, силясь поймать ускользающее воспоминание.
Но тут оно улетучилось окончательно.
Даже ночью река светилась красным.
Когда Келл шагнул с набережной одного Лондона на набережную другого, гладкая черная полоса Темзы сменилась алой лентой Айла, излучавшего теплый свет. Сверкая, как бриллиант, Айл струился через весь Красный Лондон, озаряя его собственным ровным свечением.
Главная артерия города, вена, по которой текла магия.
Одни считали, что магия исходит из разума. Другие искали источник магии в душе, в сердце и силе духа.
Но Келл знал: магия – это кровь.
А кровь – это воплощенная магия. В ней она расцветает, ее она отравляет. Келл видел, что бывает, когда сила подчиняет себе человека, поглощает его, делает кровь черной. Если красный – цвет гармоничной магии, цвет равновесия между силой и человечностью, то черный – цвет несбалансированного, необузданного колдовства.
В Келле, как в любом антари, было и то и другое: и гармония, и хаос. Его кровь была нормального алого цвета – цвета реки в Красном Лондоне, но правый глаз блестел чернотой, как разлитые чернила.
Келлу хотелось верить, что именно кровь – и только она – дает ему силу, но печать черной магии на лице постоянно о себе напоминала. Она смотрела на него из каждого зеркала, отражалась в расширенных от изумления и страха зрачках обычных людей. Черная магия гудела у него в голове всякий раз, когда он прижимал окровавленную руку к стене и призывал силу.
Но кровь Келла никогда не темнела и была красной, как река. Как воды Айла – кровь Лондона.
Над рекой, словно мост, соединяя два берега, раскинулся королевский дворец, построенный из стекла, бронзы и камня. Его называли «Сонер раст» – «Бьющееся сердце» города. Его изогнутые шпили сверкали рядами сияющих точек.
Люди стекались сюда денно и нощно. Одни шли с обращениями и просьбами к монархам, но многие приходили именно к Айлу. Маги медитировали на берегу реки и черпали из нее силу, местные гуляли, а гости из арнезийской глубинки просто любовались рекой и чудесным дворцом и приносили сотни цветов – лилий, цикламенов, азалий, – чтобы положить их на набережной.
Стоя в тени у стены магазина, Келл посмотрел на дворец, похожий на солнце, вечно восходящее над городом, и на краткий миг увидел его таким, каким его видят гости: величественным, необыкновенным.
Но тут рука стала саднить, и он опомнился. Поморщившись, Келл повесил монету на шнурке на шею и направился к реке.
На берегах Айла кипела жизнь. Ночная торговля была в самом разгаре.
При свете реки, фонарей и луны торговцы в цветных шатрах продавали местным и приезжим еду и всякие безделушки и сувениры, как магические, так и обычные. Вот девушка с огромной охапкой лилий продает цветы желающим возложить их на ступени дворца. Вот старик выставляет напоказ десятки амулетов из полированной гальки, согласно поверьям, усиливающих власть над стихией. Едва уловимый аромат цветов растворяется среди запахов жареного мяса и свежих овощей, душистых специй и глинтвейна. Человек в темных одеждах предлагает засахаренные сливы, а женщина рядом с ним торгует хрустальными шарами. Другой продавец разливает по низким стеклянным кубкам горячий чай напротив прилавка с яркими масками и лотка с крошечными пузырьками с водой из Айла – вода все еще слабо светится.
Жизнь на ночном базаре не замирала круглый год. Торговцы менялись, но энергия оставалась прежней. Базар был такой же неотъемлемой частью города, как и река, подпитывавшая все вокруг своей магией. Келл прошел вдоль самого берега, петляя мимо пестрых прилавков, наслаждаясь вкусом и запахом воздуха, смехом и музыкой, магическим гулом. Уличный фокусник показывал стайке ребятишек трюки с огнем. Когда из его пригоршни вырвалось пламя в виде дракона, один мальчик отшатнулся от удивления и повалился прямо под ноги Келлу. Но прежде чем тот грохнулся на мостовую, Келл подхватил мальчишку за рукав и поставил на ноги.
Паренек затараторил «спасибо-сэр-извините», но вдруг заметил черный глаз Келла, и глаза мальчишки – оба карие – расширились от ужаса.
– Матье! – крикнула женщина.
Мальчик вырвался из рук Келла и спрятался за ее спиной.
– Простите, сэр, – сказала она по-арнезийски, качая головой. – Не знаю, что на него…
Но тут женщина умолкла, взглянув в лицо Келлу. Воспитание, конечно, не позволило ей отвернуться и убежать, как ее сын. Но то, что она сделала, было для Келла еще хуже: женщина поклонилась ему, причем так низко, что парень испугался, как бы и она не грохнулась на мостовую.
– Авен, Келл, – выдохнула женщина.
У Келла сердце упало, он шагнул к ней, чтобы поскорее прервать поклон, еще надеясь, что никто ничего не заметил. Но было уже поздно.
– Он не смотрел… под ноги, – пробормотала склоненная женщина, подыскивая слова на английском – королевском наречии. Это еще больше покоробило Келла.
– Я сам виноват, – мягко сказал он по-арнезийски, наконец подхватив женщину под локоть и заставив выпрямиться.
– Он просто… просто… не узнал вас… в этой одежде, – та явно обрадовалась, что Келл заговорил с ней на простонародном языке.
Келл окинул взглядом свой наряд: он по-прежнему был в потрепанной коричневой куртке, в которой ходил в таверну, а не в своем дворцовом наряде. Он специально не переоделся, чтобы насладиться атмосферой ярмарки вместе с приезжими и жителями Лондона, – и все равно его узнали. Келл почувствовал, как новость облетела рынок, что-то изменилось – несильно, но ощутимо, как морской прилив.
Когда он отпустил руку женщины, толпа перед ним расступилась, а смех и крики сменились благоговейным шепотом.
Это Ри знал, что делать в таких ситуациях, умело извлекал из них пользу. А Келлу было так неловко, что хотелось исчезнуть.
Он попробовал выдавить улыбку, но понял, что она больше напоминает гримасу. Тогда Келл пожелал женщине и ее сыну спокойной ночи и быстро пошел вдоль реки, оставляя позади себя шушукавшихся торговцев, покупателей и простых зевак. Он не оглядывался, но шепот преследовал его до усыпанных цветами ступеней королевского дворца.
Стражи не двинулись с мест – лишь слегка склонили головы, когда Келл поднимался по лестнице. Он обрадовался, что большинство из них не стали кланяться. Только Перси – один из охранников Ри – не выдержал, но, по крайней мере, постарался поклониться как можно незаметнее. Поднимаясь по ступеням, Келл на ходу сбросил с себя куртку и вывернул ее справа налево. Когда он снова сунул руки в рукава, они уже не были изорванными и засаленными. Гладкая дорогая ткань была такого же алого цвета, как воды струившегося под дворцом Айла.
В Красном Лондоне алый – королевский цвет.
Келл остановился на верхней ступеньке, застегнул блестящие золотые пуговицы и вошел внутрь.
Он застал их в саду, где они пили чай под сенью пожелтевших деревьев, сквозь ветви которых проглядывало ясное осеннее небо.
Король и королева сидели за столом, а Ри, растянувшись на диване, без умолку болтал о своем близящемся дне рождения и связанных с ним торжествах.
– Это называется день рождения, – не отрывая глаз от стопки бумаг, сказал король Максим, широкоплечий великан с ясными глазами и черной бородой. – Один день, а не несколько дней, ну и, разумеется, не целая неделя!
– Двадцать лет! – воскликнул Ри, взмахнув пустой чайной чашкой. – Двадцать! Попраздновать пару дней не зазорно. – Его янтарные глаза лукаво блеснули. – К тому же половина торжеств устраивается для народа – как я могу отказать людям в радости?
– А другая половина? – спросила королева Эмира. Ее длинные темные волосы были собраны в толстую косу, переплетенную золотой лентой.
Ри победно улыбнулся:
– Ты же сама мечтаешь, чтобы я нашел себе пару, матушка.
– Да, – кивнула она, рассеянно передвигая предметы на столе, – но это не значит, что нужно превратить дворец в бордель.
– Какой еще бордель?! – воскликнул Ри, взъерошив свои густые черные волосы и ненароком сдвинув набок золотой венец. – Это просто чрезвычайно эффективный способ оценить множество разнообразных качеств потенциальных… а вот и Келл! Он меня поддержит.
– По-моему, это кошмарная идея, – откликнулся Келл.
– Предатель! – буркнул Ри с притворной обидой.
– Но он все равно сделает по-своему, – добавил Келл, подходя к столу. – Так что уж лучше устроить праздник прямо во дворце, где проще уберечь его от неприятностей – ну, или хотя бы свести их к минимуму.
Ри просиял.
– Разумно, очень разумно, – прогудел он, подражая низкому голосу отца.
Король отложил в сторону бумагу и посмотрел на Келла:
– Как прошло путешествие?
– Оно оказалось длиннее, чем хотелось бы, – ответил Келл, пытаясь отыскать в карманах своего необыкновенного плаща письмо от принца-регента.
– Мы уже начали волноваться, – сказала королева Эмира.
– Старый король совсем плох, а принц-регент еще хуже, – доложил Келл и передал письмо королю. Тот взял его и отложил в сторону, не читая.
– Присядь, – пригласила королева. – Ты какой-то бледный.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил король.
– Нормально, сэр, – ответил Келл, с радостью опускаясь на стул. – Просто устал.
Королева коснулась щеки Келла. Все члены королевской семьи с их смуглой кожей, карими глазами и черными волосами, казались похожими на отполированные деревянные статуи. Рядом с ними бледный и рыжеватый Келл чувствовал себя белой вороной. Королева отвела в сторону его челку. Она всегда стремилась заглянуть в его правый, совершенно черный, глаз, будто в нем, как в магическом кристалле, можно найти ответ на любой вопрос. Впрочем, что она там видела, королева никогда не рассказывала. Келл взял ее руку и поцеловал.
– Со мной все хорошо, ваше величество. – Она бросила на него недовольный взгляд, и Келл исправился: – Матушка.
Слуга подал сладкий чай с мятой. Келл с наслаждением стал его пить. Пока королевская семья беседовала, он витал в облаках под убаюкивающее журчание их голосов.
Когда начали слипаться глаза, Келл попросил разрешения уйти. Ри тут же вскочил с дивана. Келл не удивился. Он чувствовал на себе пристальный взгляд принца с тех пор, как только появился в саду.
Оба пожелали королевской чете спокойной ночи, и Ри отправился за Келлом во дворец, машинально поправляя золотой венец, надетый на черные кудри.
– Что я пропустил? – спросил Келл.
– Не так уж много, – ответил Ри. – Заходил Холланд. Недавно ушел.
Келл нахмурился. Красный Лондон поддерживал более тесные связи с Белым, нежели с Серым, но тем не менее визиты наносили по определенному графику. А Холланд явился почти на неделю раньше.
– С чем ты вернулся? – поинтересовался Ри.
– С мигренью, – буркнул Келл, протирая глаза.
– Ты знаешь, о чем я. Что ты протащил в наш мир?
– Всего пару монет. – Келл развел руками и добавил с ухмылкой: – Обыщи, если хочешь.
Ри никогда не мог разобраться в устройстве его плаща. Решив, что вопрос исчерпан, Келл развернулся и зашагал по коридору, но принц вдруг догнал его, схватил за плечи и толкнул к стене с такой силой, что висевший на ней портрет королевской четы покачнулся. Стражники повернули головы, но с места не двинулись.
Келл был на год старше Ри. Но в отличие от принца, фигурой напоминавшего античные статуи, был высоким и худым и, конечно, не мог потягаться с ним в силе.
– Никогда не лги мне, – проговорил Ри, прижимая Келла к стене.
Тот поджал губы. Два года назад Ри узнал обо всем. Нет, конечно, не поймал с поличным, но все же правда вышла наружу. Как-то летней ночью они пили вдвоем на одном из многочисленных дворцовых балконов. Внизу светился Айл, над головой раскинулись небеса, и Келл поделился своим секретом. Он рассказал Ри о своих сделках в Сером, Белом и даже порой в Красном Лондоне, о различных штуковинах, пронесенных контрабандой. И Ри внимательно его слушал. Когда Келл закончил, он не стал читать нотаций, только спросил:
– Зачем?
– Не знаю, – честно ответил тот.
Ри выпрямился, постарался сфокусировать взгляд.
– Разве тебе чего-нибудь не хватает? – спросил он, явно расстроенный. – Разве ты в чем-то нуждаешься?
– Нет.
Это было и правдой, и ложью одновременно.
– Тебе недостаточно, что мы все тебя любим? – прошептал Ри. – Принимаем как родного?
– Но на самом-то деле я вам не родной, – возразил Келл. – Я не Мареш, хотя король с королевой и предлагали мне взять вашу фамилию. Но я не чувствую себя принцем, скорее вещью.
Вот тут Ри ударил его кулаком по лицу.
Келл еще неделю ходил с подбитым глазом, так что черными казались оба. Он никогда больше не поднимал эту тему, но слово – не воробей. Сперва Келл надеялся, что Ри был так пьян, что ничего не вспомнит, но напрасно. Принц не рассказал ни королю, ни королеве, и Келл был ему за это благодарен, но теперь всякий раз, когда он возвращался из другого Лондона, названый брат приставал к нему с расспросами. Келл оправдывался, чувствуя себя не только преступником, но еще и круглым дураком.
– Почему ты не бросишь свои глупости? – спросил принц, отпустив наконец Келла.
– Мне нравится. Какое-то разнообразие, – усмехнулся тот, расправляя камзол.
Ри покачал головой:
– Послушай, я довольно долго закрывал глаза на твой ребяческий бунт, но эти двери были заперты неспроста. Контрабанда – преступление.
Келл зашагал по коридору.
– Я проношу только безделушки. Это не опасно.
– Еще как опасно, – возразил Ри, шагая с ним рядом. – Хотя бы потому, что если родители узнают…
– Ты им скажешь?
Ри вздохнул. Келл видел, что он дважды собирался что-то сказать, но молчал. Наконец принц проговорил:
– Ради тебя я бы отдал все, что угодно.
У Келла защемило сердце.
– Знаю.
– Ты – мой брат. Мой лучший друг.
– Знаю.
– Тогда прекрати эти дурачества сам, пока я не положил им конец.
Читать бесплатно другие книги:
