Моя война: Выжить вопреки. Испытания. Чужой Мишин Виктор

– Сделаем, не переживай. А что по остальным? – Вот тут вопрос был скользкий. Я просто сомневался, мы как-то вообще забыли оговорить с пограничниками о том, как они у нас оказались. Но делать было нечего, нужно говорить правду, иначе спалимся на мелочах. Да и как я буду их выгораживать, когда они сами могут рассказать совсем другое, не, не пойдет.

– Два бойца, Бортник и Мельников, были встречены мной при налете на одну деревню.

– Эту ту, что ты в одиночку разгромил? – вновь хитрая ухмылка.

– Ну да, а что тут такого? Была ночь, немцы спали, закидал гранатами дом и встретил тех, кто смог убежать, из пулемета. Повезло, наверное. Ребят встретил там же, они, так же как и я ранее, находились на излечении после ран. Да, их ранения я подтвердить не могу, не знал бойцов ранее и не ведаю, что там и как было. Но впоследствии ребята проявили себя очень достойно. Их тогда было четверо. Одного мы потеряли, когда совершили налет на первый лагерь военнопленных, из которого освободили наших бойцов, в том числе и капитана Фролова. Он стал командиром нашего отряда. Еще одного товарища ранили при налете на склады. Остались в строю только эти двое. Пограничники были приданы мне комдивом Рыковым, для поиска аэродрома противника.

– А где их взял комдив?

– Они были в том же лагере, где и сам дивизионный комиссар.

– А как такое вообще возможно, чтобы такой человек, как дивизионный комиссар, попал в плен?

Тут я и «сломался», кончилось терпение. Следака-то понять можно, ведь попадание в плен командира такого ранга, действительно, штука невозможная, их стреляют сразу. Но я взбрыкнул.

– А вы на фронт поезжайте, там и узнаете, гражданин следователь, – добавлять о том, что проживет этот следователь на фронте пару часов, не стал.

– Не зарывайся, сержант! – О, злой, а обратился ко мне по званию.

– Виноват, гражданин следователь. Мало ли как можно в плен попасть. Кто без сознания попадает, кто раненым. Есть и такие, что сами руки поднимают. Там война, гражданин следователь, и очень страшно, – заключил я. Я не плакался, накипело, вот и сказал то, что в голову пришло в тот момент.

– Ясно. Пока иди, попробуем что-то разузнать…

– Гражданин следователь, а что плохого в том, что мы вышли из окружения? Ведь мы же к своим шли…

– Пока, сержант, – было видно, что следаку самому не нравится этот разговор, – неизвестно, кто для вас СВОИ. – Произнеся это, следователь явно озвучил то, чему учили, а не свое мнение.

– Вот тебе бабушка, и Юрьев день! – подытожил я.

В камере я провел следующие три дня. Извелся весь, без остатка. Уж лучше бы шлепнули, чем так мурыжить. Разговорился с блатными, было тут трое таких. Вообще-то они тоже были бывшими военнослужащими, да только попались на воровстве и разбое. Рассказали, что, оказывается, здесь хорошие следаки и просто так не стреляют. Это чуть успокоило, но не до конца. На четвертые сутки обо мне все же решили вспомнить.

– Ну что, Морозов, подтвердились твои данные, нашли того врача, что тебе справку выписал. Повезло! – с порога огорошил меня следак.

– Я рад, – просто заметил я. Да ладно, правда, что ли, доктора искали? Как и смогли-то так быстро…

– Да ладно тебе, не злись. Знаешь, сколько отребья приходится на чистую воду выводить? Не пытайся представить, гораздо больше. Пока, к сожалению, никаких данных о комиссаре Рыкове у нас нет, так что пока идешь в запасной полк, он тут рядом находится, километрах в двадцати. На базе разбитого, но вышедшего из окружения полка, сохранившего свое знамя, будет собран новый состав. Я к чему о Рыкове… Пока я не могу подтвердить твое звание. Образования подходящего у тебя нет, срочную службу ты окончил простым красноармейцем, так что звание сержанта тебе пока вернуть не смогут. Я все же надеюсь, что останется хоть кто-нибудь из вашего партизанского отряда, чтобы могли подтвердить твои данные.

– А что, ребят не хватит?

– Да с ними самими не все гладко. А о тебе, – пояснил следователь, – я ведь имею в виду то, что кто-нибудь мог прихватить документы штаба вашего отряда, а в них, если ты правду говоришь, должно быть указано, кому и когда присваивалось какое-либо звание.

– О, кто ж потащит какие-то бумаги, когда в него стреляют из танков и вдалбливают в землю авиацией! – брякнул я, но спохватившись, заявил: – Готов воевать простым бойцом, да мне и не привыкать. Я сержантом-то пробыл всего несколько дней. А до этого в группе разведчиков меня и так за старшего принимали и слушались.

– Тем более. Если ты такой хороший боец, как про тебя рассказал военврач, который тебе справку выдавал, то думаю, легко опять заслужишь свои треугольники.

Вот блин, видимо, и правда доктора нашли.

– Гражданин следователь…

– Товарищ!

– Что? – не понял я.

– Я говорю, товарищ следователь, а не гражданин, – пояснил следак.

– Виноват, товарищ следователь. Как все-таки с моими ребятами?

– Ну, пограничников отправили дальше, ими будет заниматься свое ведомство. А Бортник и Мельников пока еще задержаны. Сам понимать должен, у них-то таких справок, как у тебя, нет. Но вроде как не похоже, что они предатели и трусы, особенно один, который на вид уж больно здоров!

– Товарищ следователь, я ручаюсь за них, это же отличные бойцы, готовые разведчики. Да хоть бы и обычные стрелки. На фронте от них только польза будет, кому нужна их смерть? Только фрицам.

– Не зарывайся. Чего-то ты уж больно говорливый да жалостливый?

– Так они для меня верными товарищами стали, мы многое пережили вместе. Как же быть-то? Неужели нет никакой возможности их оправдать?

– Ты, судя по документам из личного дела, кандидат в члены партии?

– Да, подавал документы, – ответил я. Я знал об этом факте из своей жизни. Но знал и то, за что меня до сих пор не приняли. В Ярославле, где я и появился, заменив прежнего владельца этого тела, у меня были проблемы с представителем партии, руководителем местной ячейки. Вот именно тот козел и приостановил решение вопроса по мне. Говоря по-простому, я назвал того члена партии старым козлом, вот он и обиделся. Сделать мне что-то плохое он просто не успел, война началась, а мог и хотел.

– Напишешь бумагу, где, как кандидат в члены партии, поручишься за этих бойцов. Но учти сразу. Если только они хоть в чем-нибудь провинятся, малейший и незначительный проступок… – Я даже насторожился. – Им, может, и будет тюрьма, а вот тебе…

– Что, вышка? – грустно спросил я.

– Партия будет решать, что с тобой делать. Сейчас иди, свободен. Боец возле двери извещен, он тебя проводит и передаст документы. Доедешь до нужного места, там с тобой определятся.

– Отлично, товарищ следователь, – я, расстроенный потерей друзей, а ребята действительно стали мне друзьями, вышел в коридор. Там меня увлек за собой один из конвойных. Отвели на какой-то склад. Это была небольшая комната, забитая армейским имуществом.

– Красноармеец Морозов, – я назвался, когда служащий на складе боец спросил мои данные.

– Нет у меня таких, – спустя пару минут изучения журнала ответил охранник.

– А попробуйте посмотреть на имя сержанта Морозова. – Ага, а как я докажу, что это я и есть?

– Есть такая опись. А как вы подтвердите ваши данные?

– Вот мои документы. – Следак отдал их мне, но только в красноармейской книжке нет фотографии, поэтому эти «бумажки», по идее, может предъявить за меня кто угодно. Хоть документы мне и вернули, но звание сержанта в них подчеркнуто и стоит знак вопроса.

– Чего-то я не понимаю, – еще больше начал сомневаться кладовщик.

– Звание дали недавно, оно не фигурирует широко в документах, – пояснил я, рассказывая, как так получилось. В действительности вышло так, что сдавал вещи я еще сержантом, а сейчас красноармеец.

– Ладно, но сразу говорю, забудь о пистолетах и ножах. Гранаты также ушли отправляемым на фронт бойцам. Не положено обычному красноармейцу иметь такое оружие.

– Я понял, а где моя винтовка? У меня с оптикой была! – кивнул я на обычную «убитую» в хлам «мосинку».

– Какая винтовка? – сделал такое наигранное лицо завхоз, что в него хотелось плюнуть. – Сказано винтовка, вот и получи!

– Ясно, обокрали… – проговорил я и, сгребая свои вещи, удалился со склада под недовольные вопли завхоза. Кстати, винтовку пока оставили у завхоза, нечего с ней болтаться. Так и сказали.

Как-то все выходило уж очень невесело. Вернут ли в строй парней, вместе ли нас оставят, одни вопросы. О звании я не думал, пофиг стало. Конечно, было приятно, когда Рыков мне его присвоил, но не в звании дело. Главное, это, конечно, то, что меня вообще отпустили.

На сборном пункте царил хаос. Кто-то все время приезжает, кто-то уезжает, командиры и представители партии снуют туда-сюда, выбирая себе лучших людей, покупатели, б… Лавируя между начальниками, еле пробился к лейтенанту, который вел регистрацию вновь прибывших. Получил назначение в войсковую часть 06708, стрелком. То есть тот, от кого зависела дальнейшая моя жизнь, даже не взглянул на записи в документах, которые я привез с собой. А там, кстати, стояла красивая надпись – разведчик-снайпер.

Часть была тут же, на территории сборного пункта. Это был очередной, тысяча, хрен запомнишь какой, стрелковый полк, меня сразу отправили во второй батальон, указав, где он находится. Сколько с начала войны было уже этих полков, батальонов и рот, я как-то со счета сбился. Добравшись и туда, был шокирован. Во-первых, в батальоне было человек шестьдесят, а во-вторых, они были стариками. Нет, не старослужащими бойцами, а именно стариками. Мужики, самому молодому на вид лет сорок, смотрели на меня равнодушно и без интереса. Узнав у них, где тут можно разместиться, нарвался на грубость. Тут было что-то вроде огромного сарая, в нем и располагался будущий батальон.

– Да кому какое дело, где тебе сидеть, отвали и не суетись тут, – рявкнул один такой дедок.

– Не груби, папаша, я тебе на любимую мозоль не наступал! – буркнул я в ответ.

– Ты чего, щенок, оборзел? – взревел тот и вскочил.

– Отдыхай, папаша, стариков и детей не бью, – ответил я, усаживаясь на землю, подложив шинель под задницу. Тепло было, на удивление, вот и снял. Мужик уже хотел было рвануть ко мне, но его остановили его же друзья.

– Микола, сядь, чего привязался к мальцу? – О, этот дядька с умом дружит.

– А чего он, – кивнул дерзкий на меня, – сопли еще жует, а нарывается? – Мужичок то ли с головушкой не дружит, то ли просто не хочет идти на фронт. Его призвали, а он теперь зол на весь белый свет. Чего, думаете, таких не было? Я вас умоляю, да встречались уже не раз за эти месяцы.

– Сопли я обычно кулаком по вражеской морде размазываю! – бросил я. Ей-богу, уважаю возраст, но ненавижу наглецов.

– Ты откуда, парень? – спросил еще один мужичок. Этот на вид был приличным человеком. Хорошо одет и чисто выбрит. Да, не сказал, тут по большей части все в гражданку одеты. Видимо, только призвались.

– Из окружения вышли недавно. Сейчас с фильтра сюда направили. Сказали, что здесь будут формировать новую часть для отправки на фронт.

– А зачем тебе на фронт, ты там уже был, зачем сбежал?! – вновь подал голос тот первый, недовольный.

– Дядя, – я бросил сидор возле ноги и распрямился, – уймись, ей-богу! Ты хоть вообще представляешь, что такое ФРОНТ? Меня сейчас сдерживает только твой возраст, да еще то, что из-за тебя, идиота, меня расстреляют. Потому как будешь дальше выступать не по делу, я тебе голову откручу, ясно? – тот все-таки был неполным дураком, как я подумал. Молча отвернулся и ушел в дальний угол.

– Чего, сынок, хреново на фронте? – спросил вновь хорошо одетый мужчина.

– Хорошего мало, – вздохнув, кивнул я и протянул руку, – Андрей.

– Ростислав Павлович, – пожал мне руку мужчина.

– Давно вас здесь держат?

– Кто-то уже неделю, я всего второй день.

– Блин, а чем вы питаетесь-то неделю? – удивился я.

– С кормежкой тут беда, это точно! – выдохнул еще один мужичок-с-ноготок, сидевший под стеной.

– Понятно, – покачал я головой и решил тоже присесть.

– На фильтре-то как, били? – вновь обратился Ростислав Павлович.

– Да нет, – честно признался я, – следователь так и вовсе нормальный человек. Да и не было бы здесь меня, если бы там хреново было.

– Да разное говорят, вот и спросил. Михалыча вон так отоварили, что теперь на всех огрызается! – Вот и прояснилась ситуация. Оказывается, этот грубиян, что докопался до меня, тоже был с фронта, но сюда попал уже после того, как побывал в плену. Ясно теперь, почему такой злой.

– Слышь, дядя, – решил я все же поговорить с ним. – Михалыч, кажется? – Тот нехотя обернулся. Я подошел к нему и протянул руку. Тот стоял неподвижно, но я ждал. – Забудем, оба погорячились?

– Ты ж мне только что голову отбить хотел? – выдавил из себя злой Михалыч, но уже как-то мягче.

– Извини, переборщил. На допросах держался, в камере держался, а тут сорвался. Меня Андреем зовут, Морозовым.

– Николай Михайлович я, – бывший злой мужик протянул руку и крепко стиснул мою.

– Вот и правильно! – заключил Ростислав Павлович. – Не хватало еще между собой тут собачиться, немцам на радость!

– Точно, – подхватили все разом. Поднялся небольшой шум, и все начали знакомиться со мной. Расспросили, где воевал, что видел, где немцы, много ли у нас гибнет, обо всем помаленьку. Всем было очень интересно слушать о наших похождениях. Кивали, переживали, было даже приятно. Чувствовал себя этаким Пушкиным, с поправкой на время. Остаток дня прошел незаметно, но хотелось ЕСТЬ!

На поиски еды отправился я. Никто не просил и не заставлял, сам пошел. Найдя кухню, был удивлен ответом служащего:

– Ничего у нас нет, вон, сухарей хочешь? Можешь взять мешочек, – повар указал на один из десятка небольших мешков, что стояли возле стены кухни. Размером тот был с дамскую сумочку. Не ту, что кошелек только и вмещает, а нормальную женскую сумку, куда, если нужно, и зонтик войдет, и буханка хлеба.

– Вообще, что-нибудь известно о питании?

– Едят у нас только перед отправкой на фронт, – начал разговор повар, чуть усмехнувшись, – за пару дней до отправки к месту службы начинают нормально кормить. А так в основном остатки, обрезки и прочие крошки.

– Хреново, – кивнул я своим мыслям, – может, подскажешь, любезный, где все же еды раздобыть. Я после выхода из тылов противника несколько дней уже нормально не ел.