Помнишь ли ты, Анаис? (сборник) Бюсси Мишель

– Мсье Лефевр? – Говен с улыбкой протянул руку: – Говен Бодрикур. Мы сняли комнату на неделю.

Лефевр смотрел ошарашенно, словно не понимал, о чем идет речь, но потом вроде бы сообразил, что здесь делают двое приезжих.

– Ах да. Да. Э-э… Заходите.

Внутри дом был обставлен со вкусом. Приглушенные тона, чуть выцветшие краски, патина; все здесь ненавязчиво напоминало о времени, которое проходит, придавая ценность самым обычным вещам, – красно-коричневая терракотовая плитка на полу; видавшая виды мебель светлого дерева; тусклые отблески засушенных цветов.

Неужто вещи блекнут со временем, как краски? – подумал Говен, ощутив прилив вдохновения.

– У вас мило, – сказал он, оглядываясь.

Диана-Перль решила, что пора вмешаться. Эту романтическую жемчужину отыскал в интернете муж, но всю практическую сторону она взяла на себя. Говена вечно обводили вокруг пальца. Он ведь не от мира сего, достаточно почитать его электронную почту!

– Мадам Лефевр нет дома?

– Э-э…

– Дело в том, что все детали я обговорила с ней.

– Она… Она вышла. Скоро будет.

Диана-Перль употребила слово «детали», но это было преуменьшением. Она держала в голове целый список требований, внесенных по ее настоянию в контракт. Постельное белье, доступ к стиральной машине и инструкция к ней, одеяла, сушилка, пароль к интернету для Говена…

Они так и стояли в коридоре в ожидании мадам Лефевр, не зная, появится она через две секунды или через два часа.

– Может, покажете нам дом, пока ее нет?

– Э-э… да.

Экскурсия затянулась. Лефевр путался, бесконечно отвлекался на технические подробности, в которых разбирался. Через сколько минут выключается свет на лестнице, как запирается дверь, какие половицы скрипят, какие ручки заедают, как работает микроволновка и ненужный в это время года кондиционер, как отрегулировать душ. Диана-Перль засыпала его конкретными вопросами, на которые он неизменно отвечал: «Моя жена вам объяснит».

Диана-Перль пожимала плечами, уже слегка раздраженная неведением хозяина и насмешливой улыбкой Говена.

Вот и комната, наконец-то…

По образу и подобию всего дома прелесть ее состояла в неуловимом налете прожитых лет – слегка выгоревшие обои, потускневшие панели, шаткое равновесие балдахина над кроватью… все будто специально для старых супругов.

Глаза у Говена загорелись при виде широченной кровати с толстым матрасом и белоснежным кружевным подзором. А Диана-Перль, наскоро проверив, чистые ли простыни, повернулась к балдахину спиной и залюбовалась великолепным нормандским шкафом, занимавшим половину стены.

– Какая роскошь! – восторженно ахнула она.

Шедевр краснодеревщика! Дверцы и карниз этого произведения искусства были изукрашены резьбой, и не какими-нибудь классическими корзинами фруктов, снопами пшеницы и букетами цветов, а целыми вереницами животных, от буколических – бабочки, голубки, ягнята – до самых диковинных – единорог, сова, лисица, змея. Тонкость работы поразила Диану-Перль. Она любила старину, вечно таскала Говена то в антикварные лавки Лувра, то на блошиный рынок в Ванве, но никогда еще ей не попадалось такой коллекционной вещи.

Она хотела было коснуться резьбы, но Лефевр молниеносно, с каким-то почти священным ужасом перехватил ее руку:

– О нет, мадам! Пожалуйста, только не шкаф.

Диана-Перль удивленно захлопала глазами.

– Он здесь исключительно для декора. – Лефевра вдруг как прорвало. – Это семейная реликвия, он для нас большая ценность. Мой дед спасал этот шкаф под бомбежкой в 1943-м, когда от попадания снаряда особняк запылал. Ему это стоило трех пальцев, они совсем обгорели, и их пришлось ампутировать. А до этого шкаф пережил оккупацию 1870-го, тогда усадьбу реквизировали пруссаки. Рассказывают, что во время Великой французской революции граф Одибер де Люссан, позже продавший свой замок нашему предку, спрятался в этом шкафу в ночь на 4 августа и просидел там одиннадцать дней.

Говена история интересовала куда больше столярного искусства. Он подошел к шкафу и протянул руку к деревянным скульптурам. Но Лефевр помешал и ему:

– Нет! Не трогайте! Ни в коем случае! Дверцы держатся на честном слове. Петли, замки, шарниры – все расшатано. Если попытаетесь его открыть, он сложится как карточный домик.

Диана-Перль и Говен посмотрели на него с недоумением. А хозяин не унимался, тон его стал менторским, почти угрожающим:

– В вашем распоряжении весь дом, вся усадьба, все этажи до чердака, сады, угодья, гуляйте, отдыхайте, где вам вздумается, об одном только прошу: не трогайте этот шкаф! Вы меня поняли? Он представляет для нас огромную ценность, так что смотрите на него, любуйтесь сколько угодно. Только не трогайте!

– Хорошо, – покладисто согласился Говен. – Мы будем паиньками. Обещаем!

Он вновь с вожделением покосился на балдахин. Жена смотрела в ту же сторону… но настроена была опять скорее прагматично, чем романтично.

– А что насчет белья? – спросила Диана-Перль. – Я договорилась с вашей женой, что мы будем сами прибирать дом и менять простыни и полотенца, а грязные оставлять за дверью. Я не очень люблю, когда вторгаются в наше личное пространство, понимаете? Мадам Лефевр была согласна.

Говен вздохнул. Все эти годы Диана-Перль никого не подпускала к домашнему хозяйству, не желала, чтобы приходящая домработница гладила ее белье или пылесосила в комнатах. Она всегда справлялась одна, даже в те времена – Говен вспоминал о них с ужасом, – когда совмещала работу (она преподавала французский), воспитание Леопольда, Аликс и Сибиллы и председательство в клубе «Пятнадцатая муза». Диана-Перль и в отпуске никого не допускала до уборки – ни в съемной комнате, ни в номере отеля. Она готова была каждый раз оставлять «маячок» под дверью, лишь бы убедиться, что никто не входил к ним в их отсутствие. Лефевру это не показалось обидным.

– Ну, если вы договорились с моей женой…

С этими словами он вышел.

Говен запрыгнул на кровать. Не то чтобы он надеялся порезвиться до вечера, но все же ждал того короткого момента, когда Диана-Перль наконец расслабится, а на него еще не навалится усталость. Диана-Перль между тем обследовала плинтусы на наличие пыли.

– Странно, что нет его жены, – рассуждала она вслух.

– А он ее убил!

Диана-Перль чуть не подскочила и обернулась. Говен, воспользовавшись случаем, обхватил ее обеими руками.

– Помнишь, недавно в доме кричали? Женщина… Убил и закопал, никаких сомнений.

Диана-Перль внимательно посмотрела мужу в лицо, поняла, что он шутит, и высвободилась из его объятий.

– Какой же ты дурак! Иди принеси чемоданы!

Когда он вернулся, Диана-Перль уже начала обживать комнату: засунула под кровать висевшую на стене репродукцию «Скала Игла в Этрета» Моне (импрессионизм она терпеть не могла!) и переставила лампы у кровати. Левая, со стороны Говена, была не нужна, он не имел привычки читать перед сном.

– Я все думаю о том, что ты сказал, – крикнула она мужу, приступив к осмотру туалета.

– О чем?

– Что он убил свою жену!

Говен пришел в восторг. Прекрасная была идея – приправить их каникулы перчиком подозрения, трепетом неизвестности. Он обожал эту игру. Диана-Перль когда-то тоже ее любила.

– И что же?

– Этот тип. Лефевр. У него на брюках кровь.

На этот раз онемел Говен. Сам он обычно не замечал подобных мелочей.

– Неужели?

– Точно тебе говорю, – кивнула Диана-Перль, рассеянно пересчитывая рулоны туалетной бумаги.

Говен потирал руки. Жена сказала правду или решила поймать мужа в его собственную ловушку?

В эту ночь, дочитав первую главу и погасив свет, она прижалась к нему и почти сразу уснула.

Назавтра еще не было восьми, когда Диана-Перль встала и распахнула окно. Говен потянул на себя одеяло:

– С ума сошла!

– Здесь пахнет. – Жена была уже умыта, одета, надушена. – Я спущусь, повидаю эту мадам Лефевр. В ванной нет коврика, фена и стаканчиков. Да и стиральную машину хочу запустить уже сегодня.

Говен накрылся с головой и глухо крикнул из-под одеяла:

– Спроси ее, подают ли они завтрак в постель!

Мадам Лефевр дома не оказалось. Ее муж завтракал один, сидя в гостиной с чашкой кофе, и время от времени поднимал глаза к телевизору, настроенному на спортивный канал, где каждые три минуты повторялись одни и те же голы. Нет, его жены дома нет. Она будет вечером, а может, и раньше, во второй половине дня, но пусть они чувствуют себя как дома, день чудесный, им повезло, прогноз обещает ясную и солнечную погоду.

Диана-Перль хотела было вернуться в комнату, взять контракт и, спустившись, помахать им перед его носом, но передумала и только окинула взглядом фотографии на стенах, в том числе свадебную – уж ее-то, висевшую в рамке над камином, невозможно было пропустить. Мсье и мадам Лефевр стояли, осыпанные рисом, соединившиеся «на радость и на горе», он – еще не располневший, она – хорошенькая, сияющая улыбкой, очень аппетитная.

Контраст с сегодняшним хозяином, в одиночестве уткнувшимся в чашку в конце длинного стола, был разительным. Странный он все-таки, подумала Диана-Перль. Что и говорить, Лефевр заинтриговал ее с первого взгляда, но с утра он показался ей другим. Не злым и не страшным.

Просто… отсутствующим.

Диана-Перль с Говеном провели день в Этрета, забрались в Девичий грот, спустились к пляжу пообедать, прогулялись в другую сторону, к часовне Нотр-Дам-де-ла-Гард, и вернулись едва живые от усталости.

Припарковав машину, они не встретили Лефевра, только мельком увидели его на другом конце фермы: он катил тачку к сараю, где, видимо, держал садовый инвентарь.

Они вошли в «Лисью нору», задержались внизу, обследовали весь дом, скрипя половицами, и оказались наконец у двери своей комнаты, не обнаружив никаких следов мадам Лефевр.

– Иди спроси его, – предложила Диана-Перль. – Спроси у этого медведя, когда его жена вернется в берлогу.

Говен уже лежал на кровати.

– Так она же мертва!

Диана-Перль не поддержала шутку и, пожав плечами, пошла открывать окно. На этот раз Говен тоже почувствовал неприятный запах. Прелести деревни, подумалось ему, старые дома, коварная сырость, незримые преступники – годы, время-убийца, лишь слабый запашок изобличает его черное дело, плесневеют обои, гниет дерево, желтеет ткань.

– Странно все-таки, что этой женщины нет дома, – не унималась Диана-Перль. Она потянула за покрывало: – Вставай, Говен. Go! Шевелись. Иди и спроси его.

У Говена не было ни малейшего желания вставать, но он никогда не умел говорить «нет» ученикам, директору, детям, Диане и потому в совершенстве овладел тонким искусством риторики.

– Подумай сама, Диана… Если нашей хозяйки нет дома, на то наверняка есть причины. Допустим, они поссорились перед нашим приездом и она хлопнула дверью. Не беспокоить же Лефевра из-за настройки микроволновой печи!

Диана-Перль смирилась и задернула занавески.

– Оправдания… Ты найдешь оправдания всем на земле! И тебя это устраивает, коль скоро ты все еще живешь не на Марсе.

В эту ночь, закончив вторую главу, она не легла к мужу под бочок. Говен перекатился поближе к ней, но, когда он положил руку ей на грудь, она отвернулась и прошептала:

– Не надо. Не сегодня. Перестань.

В постели Диана-Перль не заморачивалась искусством риторики. Эротики тоже, подумал Говен.

Чтобы поскорее уснуть, он пересчитывал ночи, оставшиеся до конца недели, пытаясь понять, почему фармацевтическая компания «Пфайзер» продает таблетки виагры в упаковках по восемь штук.

Утром третьего дня, собираясь ехать в Варенжвиль-сюр-Мер, они встретили Лефевра.

Он ровнял граблями аллею. Под лучами яркого утреннего солнца поблескивали осколки дробленого кремня.

– Все в порядке? – спросил он.

– Когда мы увидим вашу жену?

– Что-то не так? – встревожился Лефевр.

– Нет, но…

– Все прекрасно, – заверил хозяина Говен, увлекая Диану-Перль к их «крайслеру себрингу».

– Моя жена зайдет к вам, как только будет минутка, – бросил им вслед Лефевр, подняв грабли. – Она, верно, ушла сегодня рано.

Говен медленно въезжал в Дудевиль, строго соблюдая ограничение скорости, как вдруг Диана-Перль взвизгнула.

– Остановись!

– Что?

– Стой, говорю!

Минуту спустя они парковались на маленькой стоянке, которую указала Диана-Перль, под золотистой вывеской в виде снопа пшеницы. Она вошла в булочную, попросила два круассана, багет с льняным семенем и, расплачиваясь, заметила как бы невзначай, отчего у Говена мурашки побежали по спине:

– Мы здесь на неделю. Снимаем комнату в «Лисьей норе».

Булочница пару минут восторгалась архитектурой усадьбы, красотами парка, духом старины в доме и симпатичными хозяевами.

– Хм. – Диана-Перль поджала губы с таким видом, будто булочница уже стала ее закадычной подругой, готовой выслушать любые откровения. – Мсье Лефевр немного… как бы это поделикатнее выразиться… бирюк. Что до мадам Лефевр…

– Она прелесть, – поспешила заверить булочница. – Вы не могли не заметить! Кстати, передайте ей привет, она уже неделю не появляется в магазине. Это на нее непохоже, обычно мадам Лефевр каждый день приходит за хлебом. – Женщина отсчитала сдачу и добавила: – Приболела, наверное.

Диана-Перль хотела было ответить, но Говен увлек ее на улицу за ремешок сумочки. Он тащил ее и молился, чтобы она не раскрывала рот, пока они не останутся одни.

– Она не больна! – прошипела Диана-Перль, как только они вышли на стоянку. – Лефевр сказал, что она ушла рано утром.

– Или она очень, очень больна, – пошутил Говен, чиркнув большим пальцем по шее. – Каюк…

– Идиот! Как бы то ни было, Лефевр нам врет, и теперь у нас есть доказательство.

Говен втолкнул жену в «крайслер», не переставая улыбаться.

– Или он ее убил, или она его бросила… Душегуб или рогоносец! По статистике, милая, – это тебе говорит учитель математики на пенсии, – куда более высока вероятность второго варианта.

– Ты меня раздражаешь! – фыркнула она и стукнула мужа по голове багетом.

Когда они вернулись, Лефевр смотрел в гостиной телевизор. Мужские голоса обсуждали невероятное преимущество «Пари Сен-Жермен» в четыре гола. Диана-Перль задержалась в прихожей «Лисьей норы», заметив на вешалке женскую куртку. Длинный пуховик цвета металлик.

Может быть, у мадам Лефевр несколько пальто?

– Вашей жены все еще нет? – спросил Говен достаточно громко, чтобы перекричать телевизор. Лефевр взял пульт и нехотя убавил звук.

– Она вернется поздно!

Когда они поднимались по лестнице в свою комнату, Диана-Перль ущипнула мужа и прошептала ему на ухо:

– Не надо было спрашивать. Он поймет, что мы его подозреваем.

Ее так трясло, что она не могла найти ключи. Говен, воспользовавшись случаем, пробежался пальцами по ее спине – то ли приласкал, то ли изобразил паучка.

– Мы стали ненужными свидетелями, милая, он устранит нас сегодня ночью!

Он плотоядно сглотнул и приник к шее жены поцелуем вампира.

Диана-Перль закатила глаза, открыла дверь и поспешила запереть ее, дважды повернув ключ.

– Снова этот запах! Пресвятая дева, что за вонь!

Ночью Диана-Перль не сомкнула глаз.

Так ему и надо, Говену!

Она проглотила два десятка глав, нимало не заботясь, что свет мог мешать мужу. Время от времени она отрывала глаза от книги, смотрела в потолок и прислушивалась, точно мышь к шагам кота. Лампу Диана-Перль погасила около трех часов ночи, а проснулась, как от толчка, в половине шестого и немедленно снова зажгла весь свет в комнате.

Пока Говен протирал глаза, жмурясь и закрываясь ладонью от люстры, моргал – в черепной коробке плясали зеленые молнии, как будто он уснул под лазерными лучами дискотеки, – жена уже вскочила с постели.

Он обнаружил ее стоящей на четвереньках. Диана-Перль возилась под нормандским шкафом.

Наконец она поднялась и торжествующим жестом сунула мужу под нос тряпку:

– Кровь!

Говен молча, еще не совсем проснувшись, смотрел на темные пятна на светлой тряпке.

– Кровь, Говенчик. Уж поверь мне, я ее всегда распознаю.

– Здесь, наверное, не убирались много месяцев, – вздохнул Говен, отворачиваясь.

– Свежая кровь. Меньше недели!

Не имея сил спорить, Говен сел в кровати. Он не мог отрицать, что гнилостный запах в комнате становится все невыносимее и идет, вне всякого сомнения, из нормандского шкафа.

– Хоть раз в жизни, – прошептала Диана-Перль, – открой глаза и посмотри на вещи серьезно. Этот тип убил свою жену и спрятал труп в шкафу. Мы спим рядом с покойницей, милый!

Говен пробормотал что-то невнятное. В шесть утра, в чем мать родила, ослепленный светом – в такой позиции не до обсуждений и даже легендарная риторика не помощница.

– Мы сообщим в полицию, – решила Диана-Перль.

Говен потер виски, взъерошил волосы.

– В полицию? И что мы расскажем? Про твою грязную тряпку? Про запах гнили? Про женщину, которая так рано уходит на работу и так поздно возвращается, что мы ее ни разу не видели? Да нам рассмеются в лицо!

– Тогда открой шкаф!

– Лефевр запретил его трогать.

– Та-та-та! Конечно, запретил, там же труп его жены.

Говен решился. Встал и, не тратя время на одевание, как был, без трусов, начал осматривать запертые дверцы. Никаких инструментов у него не было, и он попытался просунуть пальцы в узкие, в несколько миллиметров, щели над дверцами. Безуспешно.

Диана-Перль накинула на плечи одеяло и села на кровать.

– Ну что за недотепа! Меня зарежет первый встречный психопат – только потому, что я вышла замуж за человека, не умеющего обращаться с отверткой.

И тут в кои-то веки раз Говен вспылил. Слегка. На свой лад. То есть произнес три фразы кряду и всерьез, повысив тон. Такого не случалось практически никогда, что давало ему значительный перевес в спорах с женой. При одном условии: чтобы метода оставалась действенной, пользоваться ею следовало крайне экономно.

– Послушай, Диана, давай рассуждать спокойно. Ты сама сказала – тут с тобой не поспоришь, – что этот шкаф – коллекционная вещь и стоит целое состояние. Было бы варварством сломать его из-за смехотворных подозрений.

– А что ты предлагаешь? Пойти к Лефевру и сказать, что в нашей комнате стоит вонь, что пахнет из шкафа и так продолжаться не может?

– Пожалуй, это было бы логично…

Диана-Перль окинула его взглядом, полным ужаса. Сверху вниз, снизу вверх, как будто прикидывала, годится ли это старое голое тело еще хоть на что-нибудь или его пора выбросить на свалку, в лучшем случае – сдать в утиль.

– Да ты просто боишься открыть этот окаянный шкаф!

– Диана, будь благоразумна. История с убийством была игрой. У нас нет никаких объективных причин подозревать этого человека. И тем более нет резона его не слушаться. Он дал нам четкие указания насчет шкафа. Мы отдыхаем, комната у нас прекрасная…

– Если не считать запаха!

– Значит, надо сказать ему об этом! Откуда он может знать? Ты же запретила ему входить в комнату.

Говен взглянул в окно. Рассвет уже забрезжил на горизонте, позолотив волнистый рельеф плоскогорья Ко. Просыпались горы, им, мирным и безмятежным, не было дела до моря, год за годом обгрызавшего кончики их пальцев. По посыпанной гравием аллее шел Лефевр, ранняя пташка, в заляпанном темными пятнами фартуке; в каждой руке он нес по обезглавленному гусю.

Говен кашлянул, задернул занавеску и повернулся к жене. Повысив голос и почти восстав, он возбудился. Началась эрекция, но учитель математики на пенсии постеснялся открыто прикинуть в градусах угол наклона.

Главное было констатировать факт.

Это стало стимулом.

Несколько красных капель… эффективнее голубых таблеток.

– Послушай, Диана, – заключил он в поисках компромисса, – есть только один выход. Давай сегодня копнем глубже, разведаем, поищем улики и какой-нибудь инструмент. Тогда, если к вечеру таинственная мадам Лефевр не объявится, я вскрою этот шкаф.

Диана-Перль опустила глаза в знак капитуляции, бормоча что-то невнятное – мол, до вечера она может и не дожить.

Говен шагнул к ней, его рука скользнула под ночнушку.

В конце концов, если этот рассвет станет для них последним…

– Нет! – осадила она его и вскочила с кровати, кипя энергией. – Нам предстоит расследование! Одевайся, мой Геркулес! (Она скользнула насмешливым взглядом по «анатомии» мужа.) Мой Эркюль Пуаро![12]

Весь день, как и собирались, Диана-Перль и Говен посвятили «расследованию». Их главной целью было найти следы мадам Лефевр. Рука об руку прогулялись они вокруг голубятни, как бы между прочим заглянули в колодец, походили туда-сюда по саду.

Лефевр ни о чем их не спрашивал и никуда не отлучался, с утра укрепляя бетонным раствором кирпичную стену одной из надворных построек.

– Он закатает ее в цемент. Точно тебе говорю, вот как только мы уедем, – шепнула Диана-Перль на ухо мужу и крепко прижалась к нему.

Прогулка была бесспорно не лишена приятности, хоть Говен уже не надеялся увлечь жену за голубятню или за самую толстую яблоню.

– Смотри, – вдруг сказала Диана-Перль. – Белье.

– Что – белье?

– Оно так и висит на веревке, с тех пор как мы приехали. Даже если мадам Лефевр уходила рано и возвращалась поздно, как сказал нам ее муж, она бы обязательно белье сняла! Дом содержится безупречно, с чего бы ей проявлять такую небрежность?

Они продолжали поиски, в обнимку, никуда не торопясь.

– Почтовый ящик, Говен. Смотри, он битком набит проспектами и газетами!

Они продвигались все дальше. Под ручку. Лефевр все еще возился с раствором, время от времени улыбаясь им.

Осторожно, делая вид, будто любуются цветочными клумбами, они свернули за сарай и дошли до гаража, кирпичного строения на самом краю усадьбы. Под крышей из листового железа, возле черного внедорожника, оснащенного внушительным «кенгурятником» (Говен не знал, какой марки машина, и впервые видел логотип – растопырившего когти медведя в короне), они увидели яблочно-зеленый «рено твинго».

– Машина его жены! – возликовала Диана-Перль. – Ты думал, что она каждый день навещает свою больную бабушку? Вот тебе ответ – она не покидала усадьбу!

Говен ничего не ответил. Он шагнул в гараж, лавируя между штабелями всевозможного барахла – тут были шины, садовые инструменты, мешки с землей, доски и железные прутья, – и начал один за другим выдвигать ящики большого стола-верстака.

– Осторожнее, Говенчик, – шепнула Диана-Перль, стоя на шухере.

Таким вот, деятельным, чуточку неловким, он очень нравился ей. Мужчина с характером, на свой лад. Мужчина с убеждениями, на свой фасон. Когда через несколько секунд муж вернулся, пряча под пальто гвоздодер, она почти пожалела, что он не повторил предложения насчет любовной игры.

Не в этот раз.

– Теперь все прояснится! – только и сказал он с внезапной решимостью.

Они снова оказались во дворе.

И тотчас замедлили шаг.

Лефевр в облегающей футболке шел им навстречу, поигрывая мускулами и прищурясь на манер Чарльза Бронсона – может, от солнца, светившего в глаза, а может, что-то прикидывая. Двумя руками он прижимал к груди увесистую кувалду – ту самую, которой с утра дробил кирпич, кремень и старый цемент.

Говен стиснул гвоздодер под пальто. Диана-Перль дрожала.

Лефевр остановился в двух шагах от них и вдруг свирепо нахмурился, как будто в одночасье утратил всякую вежливость, а вместе с камнями растрескался и без того тонкий налет цивилизации.

– Вы сегодня никуда не едете?

Говен шагнул вперед и встал между женой и мужиком с кувалдой. Диана-Перль нашла его поведение изумительно рыцарским.

Настала ее очередь защищать Говенчика.

– Нет, – сказала она, томно опустив лиловые веки. – Мы немного устали. Вчерашний подъем к висячим долинам нас доконал. А у вас в усадьбе так мило, что будет приятно провести денек здесь.

– Угу. Работы только невпроворот, с ног сбиваюсь. Иной раз так хочется послать все к черту.

Он поиграл у них перед носом своей железякой, как мажоретка жезлом. Ни Говен, ни Диана-Перль не посмели спросить его о жене. Каждый взмах кувалдой словно говорил: только заикнись о ней – размозжу тебе башку. Оба понимали, что впервые ни словом не обмолвились о мадам Лефевр, что само по себе не может не вызывать подозрений.

Они простояли так целую вечность, не решаясь повернуться к нему спиной. Хозяин явно ждал, что жильцы поддержат разговор, и, не дождавшись, ушел первым, все с тем же хмурым видом.

Когда они поднялись в свою комнату, Говен бросил гвоздодер на кровать и нежно обнял жену.

– Давай еще подумаем… Не стану скрывать, моя Диана, не мне тягаться с этим животным, силы слишком неравные. Не лучше ли нам просто унести ноги и забыть обо всем?

– И жить с таким грузом на совести? Невозможно!

Она посмотрела на черную железку с раздвоенным загнутым концом, прятавшуюся в складках соломенно-желтого одеяла, как змея, под тяжестью которой просел песок.

– Открой шкаф, Говен, и покончим с этим!

– Минутку, милая. Я знаю, ты терпеть не можешь, когда я рассуждаю как учитель математики и картезианец[13], но иногда это необходимо. Если я открою шкаф этим гвоздодером, возможны два исхода. Всего два. И ни один мне не нравится. Или внутри нет никакого трупа, и тогда мы зря сломаем нормандский шкаф бедной мадам Лефевр, или там действительно спрятан не первой свежести труп, и в таком случае мы окажемся свидетелями преступления психопата, с которым нам придется оставаться наедине достаточно долго, пока не явятся полицейские…

Диана-Перль потянула носом. Пахло тошнотворно и уже совсем не слегка.

– Ты просто трус! – взорвалась она и принялась лихорадочно выбрасывать содержимое из комода и всех шкафчиков в комнате, в кухоньке, в ванной. Потом схватила тряпку и в поисках малейшего следа совершенного здесь преступления прошлась по всем предметам мебели и углам комнаты.

Говен смотрел на нее ошеломленный, вздрагивая от каждого шороха.

– Помоги мне, трусишка! – приказала Диана-Перль, уже не понижая голоса.

Она хотела перевернуть матрас, но мешал балдахин.

Через несколько минут общих усилий им это удалось.

И оба оцепенели.

Под матрасом была спрятана рубашка. Женская – белая, в кровавых пятнах, – похожая на те, что надевали когда-то на приговоренных перед казнью на гильотине.