Записки патологоанатома Шляхов Андрей

– Твоими устами… – вздохнула Елена, поднимая бокал. – Давай выпьем за наши трудовые успехи, а потом ты расскажешь мне про свою ординатуру. Я же о ней, в сущности, ничего не знаю.

– Давай, – Данилов поднял свою рюмку. – Пусть каждый из нас пройдет по терниям до самых звезд!

– А ты, оказывается, умеешь говорить тосты, – похвалила Елена, поддевая вилкой креветку.

– Я много чего умею.

Некоторое время они молча ели.

– Слушай, а у тебя нет такого ощущения, как будто ты играешь в прятки с самим собой? – вдруг спросила Елена.

Неожиданный вопрос озадачил Данилова.

– Почему – в прятки? – спросил он. – Я играл в прятки только в детстве.

– Тебя не посещает ощущение бессмыслицы? Бессмысленные дни бессмысленно проходят… Неужели тебя не тянет обратно к людям? Почему ты решил, что всю оставшуюся жизнь должен возиться с трупами?

– Лена, не надо, – попросил Данилов.

– Но мы же просто разговариваем, разве не так? Мне казалось, что между нами нет запретных тем. Или они есть?

– Запретных тем нет, – медленно сказал Данилов. – Но есть ненужные…

– Ненужные кому? Тебе? Или мне?

– Это темы, которые не нужно затрагивать. Я, кажется, понятно объяснил тебе мотивы…

– Данилов! Ты раздул в нерешаемую проблему – осложнение от наркоза, которое никак не мог ни предвидеть, ни предотвратить! Ты возвел его в абсолют! – заметив, как сильно дрожат в ее руках нож и вилка, Елена положила приборы на край тарелки. – Ты выдумал невесть что и принял совершенно абсурдное, абсолютно не подходящее, в корне неверное решение!

Елена говорила громко, но зал был пуст, и ее не слышал никто, кроме официантки и бармена – а они профессионально делали вид, что заняты своим делом и ни на что не обращают внимания. Бармен протирал полотенцем стаканы, а официантка неторопливо сервировала один из столиков.

– Ты хоронишь себя заживо. У меня, например, именно такое ощущение!

– Но ведь ты соглашалась со мной…

– Попробовала бы я с тобой не согласиться! Ты о чем, Данилов? Я пыталась мягко, исподволь наставить тебя на путь истинный, но ты же упрям как осел. Нет – как сто ослов!

– Интересно, по каким критериям ты выбираешь истинный путь для меня, – Владимир выделил голосом последние слова.

– Когда-то мне казалось, что я хорошо тебя знаю, – Елена достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку.

– Ты продолжаешь курить? – поразился Данилов. – Ну и ну! А я и не замечал!

– Ты много чего не замечал, – Елена щелкнула зажигалкой и с видимым наслаждением затянулась. – Недавно начала опять. С вами и спиться недолго!

– С нами – это с кем?

– Неважно. Закажи, пожалуйста, кофе.

Дым Елена выпускала в сторону, чтобы не слишком травмировать некурящего Данилова.

Владимир подозвал официантку и заказал ей два кофе. В ожидании выпил еще водки и закусил ломтиком картофеля. Елена молча курила. Докурив сигарету чуть ли не до самого фильтра, она загасила ее в пепельнице и задумчиво сказала:

– Все было так романтично, а я все испортила…

– Будем считать, что ничего не было.

– Нет, так еще хуже, – покачала головой жена. – Я уже сказала половину того, что хотела сказать. Даже немного больше. Сейчас я наберусь смелости и скажу остальное. Вечер ведь все равно испорчен…

– Как хочешь, – Данилов почувствовал жжение в затылке. – Надо – так скажи. Вернее – если хочешь сказать, то скажи.

Он перелил остатки водки из графинчика в рюмку и выпил.

– Вот это тоже, – сказала Елена.

– Что – это? – Данилову уже надоели загадки.

– Ты стал много пить. Напиваешься в стельку перед сном, чего раньше я за тобой не замечала.

– Можно подумать, что я делаю это каждый день, – попробовал возмутиться Данилов.

– Скоро начнешь, – пообещала Елена. – Это, кстати говоря, один из признаков душевного разлада…

– Да нет у меня никакого душевного разлада!

– Есть, иначе бы ты сейчас не злился, а смеялся.

Владимир не нашелся с ответом.

– Знаешь, на кого ты похож в последнее время? – продолжила Елена. – На отца Федора из «Двенадцати стульев». Помнишь, как там? – она прикрыла глаза и по памяти процитировала: – Взалкал отец Федор. Захотелось ему богатства. Понесло его по России, за гарнитуром генеральши Поповой, в котором, надо признаться, ни черта нет.

– И какая тут взаимосвязь? – нахмурился Данилов.

Официантка принесла кофе.

– Счет, пожалуйста, – попросил Данилов, взглянув на часы.

– Простая, – Елена достала из пачки новую сигарету. – Ты тоже взалкал. Тебе захотелось химер, и тебя тоже понесло. Ну, признайся, неужели у тебя нет ощущения того, что ты поступаешь неправильно? Что вся эта затея с ординатурой не стоит и выеденного яйца? Что вместо ординатуры по патологоанатомии можно пойти в ординатуру по кардиологии, в конце концов! Кардиология плюс реаниматология – отличная перспектива для такого врача, как ты!

– Ты говоришь так, как будто я – маленький ребенок. Можно подумать, что мне не тяжело было уйти из лечебной медицины, – Данилов осторожно отпил обжигающий кофе и разочарованно отодвинул от себя чашку – напиток чрезмерно горчил и слегка отдавал гарью. – Но я не мог заставить себя продолжить работать анестезиологом. – Каждая пациентка ввергала меня в ступор. Я терялся, я сомневался, я боялся упустить что-нибудь и в то же время понимал, что в таком состоянии я непременно пропущу нечто важное или недооценю его и приму неверное решение. Тебе ли не знать, чем это чревато! Да меня просто трясло от сомнений, волнений и растущего с каждым днем неверия в себя!

Официантка принесла счет.

– Подождите, пожалуйста, – Данилов расплатился, не забыв про чаевые.

– Спасибо, – поблагодарила официантка и ушла, давая клиентам возможность спокойно допить кофе.

– Хочу на свежий воздух! – Елена пригубила свой кофе и тоже не стала его допивать.

– Пошли, – Данилов подал Елене дубленку, а потом накинул куртку и вышел, не застегиваясь.

Подышать свежим воздухом не получилось – машина уже ждала их напротив входа в ресторан.

В салоне Данилов заснул: усталость, водка и умиротворяющий шум двигателя убаюкали его. Лифт не работал, пришлось топать пешком. Прогулка по лестнице разогнала остатки сна, и в квартиру Данилов вошел бодрым, посвежевшим и избавившимся от головной боли.

– Я хочу чаю, – сказала Елена. – Ты как?

– Я – кофе, – ответил Данилов.

После ресторана нестерпимо хотелось кофе и продолжить разговор. Елена, кажется, сказала все, что хотела, и теперь была очередь Владимира.

Данилов варил кофе и продумывал разговор. Фраза «при всех моих недостатках, я никогда не скрывал от тебя ничего важного, касающегося наших отношений» была отвергнута: слишком пафосно. Можно было сказать: «Чтобы я ни делал, я всегда…» – нет, нельзя. Лучше, наверное, вообще не говорить о себе, просто взять и спросить: «Ты ничего не хочешь мне сказать?» Вот-вот! Именно так. Это, пожалуй, самый лучший вариант. Простой, искренний и без мельчайшего признака обвинения. Годится!

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – Данилов очень старался справиться с волнением, задавая этот вопрос, и, кажется, ему это удалось.

– Хочу, – улыбка Елены была немного виноватой. – Хочу, но никак не решаюсь…

– Почему? – голос Данилова звучал мягче мягкого. – Если хочешь, то скажи, обязательно скажи.

– Так трудно решиться на это…

– Чего ты боишься? – Данилов протянул руку через стол и коснулся пальцами Елениной щеки. – Я все пойму правильно.

– Обещаешь? – Елена посмотрела ему в глаза, словно пытаясь найти там ответ.

Данилов молча кивнул.

– Хорошо, – после недолгого молчания решилась Елена. – Ты совершенно прав, когда говоришь, что был вынужден изменить свою жизнь под влиянием факторов, от тебя не зависящих. Не могу с этим спорить…

«К чему такое предисловие? – удивился Данилов. – Сколько можно ходить вокруг да около? Пора бы уже и к делу перейти».

– Но выход есть всегда, – видя, что Владимир внимательно слушает, Елена приободрилась. – И хороший врач может помочь тебе с этим справиться…

– Какой врач? – изумился Данилов.

– Психоаналитик, разумеется, – ответила Елена.

«Разумеется» стало последней каплей. Той самой соломинкой, под которой издох верблюд даниловского терпения.

– Ты предлагаешь мне проконсультироваться у психиатра?! – Данилов повысил голос.

– У психоаналитика… Можешь назвать его психотерапевтом.

– Какая разница между жопой и задницей! Неужели все недоступное твоему пониманию следует считать патологией?

– Вова! Данилов!

– Я хрен-те сколько лет Вова Данилов, и не надо делать из меня психа! Сама сходи к психоаналитику и попроси объяснить разницу между нормой и патологией!

Хотелось разбить чашку и разломать в щепки стол. Хотелось биться головой об стену. Хотелось совершить что-то запоминающееся, такое, что навсегда отобьет у Елены желание оскорблять его.

– О, как это гламурно – по всякому поводу бегать к психоаналитику! И что он мне скажет? Спросит, в каком возрасте я начал заниматься онанизмом, проведет три-четыре сеанса гипноза и посоветует гулять перед сном? От кого, но от тебя я этого не ожидал! Чего угодно ожидал, но только не этого!

– Но что тут такого? – глаза Елены постепенно наполнялись слезами. – Успокойся!

– И ты еще спрашиваешь! – Владимир смахнул чашку на пол; дзенкнуло. – И ты еще советуешь успокоиться! Да как ты могла! Нет, это уму непостижимо…

Данилов обхватил голову руками и почувствовал, как она пульсирует в такт сердцебиению. Вибрировало все его тело. Все было как-то неожиданно, и оттого казалось продолжением увиденного спектакля. Такая вот театральная ссора. «Стоп! – приказал себе Данилов. – Так и кондратий хватит – икнуть не успеешь! Ну-ка, вдох-выдох!»

Некое подобие дыхательной гимнастики помогло если не успокоиться, то хотя бы уменьшить напряжение.

– Прости, я не хотела тебя обидеть, – сухо сказала Елена, дождавшись, когда Данилов посмотрит на нее. – Мне просто казалось, что это поможет.

– А я уверен, что не поможет, – сверкнул глазами Данилов. – Наоборот – сделает хуже.

– Тебе жить, – вздохнула Елена и добавила: – Но я все же остаюсь при своем мнении. И если ты решишься, то у меня есть хороший специалист.

«Уж не у него ли ты пропадаешь по вечерам?» – подумал Данилов, но спрашивать не стал. Оказывается, когда узнаешь, что любимая женщина считает тебя психом, многое сразу же становится неважным, незначительным.

– Оставь своего специалиста тем, кому он нужен, – попросил Владимир. – А меня оставь в покое.

Елена встала, подошла к Данилову сзади и положила руки ему на плечи:

– Пошли спать. Утро вечера мудренее.

– Иди, я не хочу, – не оборачиваясь, ответил Данилов.

– А если я не хочу идти спать одна? – Елена наклонилась и шептала прямо в ухо Владимиру.

– Позвони своему психоаналитику, – посоветовал Данилов.

– А ты злой! – Елена непросто отстранилась, но и слегка оттолкнула мужа. – Тебе потом будет стыдно, но может случиться так, что уже ничего не исправишь.

– Иди спать, а? – по-прежнему, не оборачиваясь, попросил Данилов. – Пока мы не вышли на второй круг. Поверь, ни к чему хорошему это не приведет.

– Спокойной ночи, – вежливо отозвалась жена.

– Спокойной ночи, – слушая ее удаляющиеся шаги, ответил Данилов.

«Какая тут, к чертям, спокойная ночь?» – Рука доктора сама потянулась в буфет за бутылкой. Пожалев о том, что забыл заранее поставить водку в холодильник, Данилов открутил колпачок и – ни к чему обременять себя ненужными условностями, – отхлебнул прямо из горлышка. Еще глоток и еще…

Водка пахла спиртом, но пилась как вода, не согревая, не умиротворяя, не оглушая. Только мир вокруг постепенно тускнел и затихал.

«Нет, в одиночку я сейчас пить не буду, – решил Данилов, ощутив острую нужду в понимающем собеседнике, – Нажрусь у Полянского».

Полянский ждал его к четырем часам дня. Четырнадцать часов можно было погрустить в одиночестве на трезвую, ну, на почти трезвую голову.

– Психоанализ – всемирное зло! – сказал своему отражению в оконном стекле Данилов. – И вообще – нет никакого психоанализа, его выдумали шарлатаны!

Спать он решил на кухне. Устроил поудобнее голову на сложенных руках, закрыл глаза и тотчас же провалился в сон. Он видел Елену в образе знаменитой театральной актрисы; а сам Владимир был ее поклонником, сидевшим в первом ряду с роскошным букетом в руках, но почему-то отчаянно стеснявшимся вручить этот букет…

Театральная обстановка вдруг сменилась учебной. Шел экзамен по оперативной хирургии, и студент Данилов отчаянно запутался в мышцах, сосудах и нервах предплечья. Цепенея под суровым взглядом профессора Терпугова, он мычал нечто невразумительное и конечно же получил неуд…

Идет вскрытие. Данилов ассистирует доценту Астраханцеву. «Обратите внимание на множественные очаги кровоизлияния в лобных долях, – говорит Астраханцев, демонстрируя срез студенистого головного мозга. – Это последствие сеанса психоанализа. Смерть можно считать насильственной…»

Разбудил Данилова Никита.

– А я, представь себе, решил здесь прикорнуть, – Данилов с наслаждением потянулся. – Для разнообразия.

– Бывает, – понимающе кивнул Никита. – На антресоли надувной матрас валяется, в следующий раз можете спать на нем у меня.

– Спасибо за предложение, – Данилов был искренне тронут и обрадован. – Не исключено, что однажды я им воспользуюсь.

– Свои люди – сочтемся, – подмигнул Никита, открывая дверцу холодильника.

Пользуясь тем, что мать еще спала, он сделал завтрак, руководствуясь собственными предпочтениями – кусок ветчины, обильно политый кетчупом, и стакан томатного сока. Данилов подумал-подумал и взял то же самое. Никита одобряюще хмыкнул.

– А в морге не страшно работать?

– Нет, с живыми гораздо страшнее, – честно признался Данилов. – А что?

– Да ничего, я просто подумал, что там маньяков много…

– Почему?

– Ну, маньяки же обожают возиться с трупами. Сатанисты….

– Некрофилы, – машинально подсказал Данилов.

– Вот-вот! – оживился Никита. – Они самые.

– Пока что я ни одного маньяка или некрофила в морге не встречал, – серьезно ответил Данилов. – Разве что одного придурка среди ординаторов.

– И что он делал? – судя по заинтересованному взгляду Никиты, его воображение сейчас рисовало не самые приятные сцены.

– Говорил не по делу.

– А-а-а! – разочаровано протянул мальчик. – Такого добра у нас половина класса…

– Надеюсь, что ты – в другой половине? – притворно нахмурился Данилов.

– Я посередине, – вздохнул Никита. – Мама говорит, что у меня нет характера.

– Характер есть у каждого, только не все об этом знают, – Данилов встал из-за стола. – Пойду, приведу себя в порядок.

Пока он брился и принимал душ, проснулась Елена. Они общались как очень воспитанные люди: «доброе утро», «чайник вскипел», «спасибо», «пожалуйста», «я не помешаю?», «нет, конечно».

В какой-то момент Владимиру захотелось обнять Елену и попросить ее забыть вчерашний день, словно его и не было вовсе, но Данилов подавил этот порыв.

– Я сегодня еду к Полянскому, – мимоходом сообщил он жене.

– Передавай Игорьку привет, – откликнулась Елена.

Около полудня Владимир вышел из подъезда. Погода не радовала – серые тучи, серое месиво под ногами. Зима понемногу наступала. Данилову предстояло решить два вопроса: как убить время, которого было в избытке и еще немного сверху, и что купить из напитков.

Вариант «засесть в уютном кафе» отпадал напрочь – и без того спустил вчера кучу денег. Билеты в театр, ресторан, такси по заказу… Денег не было жалко, Данилов не был прижимистым, потратил и потратил, какая печаль. Жаль было несбывшихся надежд и собственной фантазии о том, как они с Еленой мирятся…

– У психоаналитика давно были? – спросил Данилов голубей, деловито клюющих брошенную кем-то горбушку.

Невоспитанные голуби притворились, что слишком заняты своим делом.

«Доеду до метро, а там решу, – подумал Данилов. – Не вокруг дома же гулять».

Когда на улице холодно, когда тянет подремать в тепле и не хочется тратить деньги, нет ничего лучше, чем кольцевая линия метрополитена. Сел – и катайся сколько влезет. Заодно можно наблюдать за людьми.

Мужчина лет сорока, усевшийся слева от Данилова, учил своего спутника правильно разбираться в людях.

– Я сразу определяю – москвичка или приезжая, – гудел он.

– Что – паспорт просишь показать? – съехидничал собеседник.

– Нет, просто назначаю свидание «на ноге у башки», «напротив Железного Дровосека» или возле бывшего ресторана «Закарпатские узоры». Если спросит «где-где?» – значит приезжая.

«А что, хороший ведь метод! – подумал Данилов. – Можно еще, например, «у Железного Феликса» свидания назначать. Или вообще – коварно пригласить девушку поплавать вместе в бассейне «Москва». Если она скажет: «Мне надо заехать домой за купальником», то значит – приезжая. Если посмотрит соболезнующее и покрутит пальцем у виска – москвичка. Нет, без проколов не обойдется», – вздохнул Данилов, вспомнив одного из знакомых фельдшеров, москвича в четвертом поколении, который был убежден, что Оружейная палата находится в Эрмитаже. То, что сам Эрмитаж расположен в Санкт-Петербурге, фельдшер прекрасно знал.

Мужчины вышли на «Курской», освободив место подросткам, которые бурно обсуждали, какая «макдачная» в Москве самая лучшая, то есть в какой вкуснее всего кормят. Решили, что та, которая на «Добрынинской», и вышли на этой станции. Данилов с любопытством прислушивался к их спору и доводам. Сам он, по старости и дремучести, был уверен, что все «макдачные», которые раньше назывались «бигмачными», совершенно одинаковы, и никакой разницы между ними нет.

Подростков сменили два молчаливых азиата. Данилов незаметно задремал и проснулся минут через сорок.

– Осторожно, двери закрываются, – объявил голос. – Следующая станция «Таганская».

В раннем детстве Данилов думал, что остановки объявляют вагоны. Почему бы в таком чудесном месте, как метро, не быть говорящим вагонам?

Пора было продумать вопрос напитков. По здравому размышлению Данилов решил взять полтора литра какой-нибудь мягкой, легко пьющейся водки. Такой, под которую хорошо вести долгий, неспешный разговор. И никакого пива вдогонку. Лучше перебрать водки, чем мешать ее с пивом – в этом Данилов давно успел убедиться на собственном опыте.

Как назло, выбранная Даниловым водка была только в литровой посуде; пришлось взять два.

Стол у Полянского был холостяцким, но с претензиями. Колбаса, сыр, сало, шпроты, острая корейская морковь, соленые огурцы.

– Да это же просто праздник какой-то! – восхитился Данилов. – Дастархан!

– Собственно, словом «дастархан» называется прямоугольная скатерть, – уточнил зануда Полянский. – А скатерти, как видишь, здесь никакой нет.

– Не сверли мне мозг! – цыкнул на него Владимир. – А то пропадет всякое желание хвалить твое гостеприимство!

– Ты садись и пользуйся моей добротой, – Игорь дружеским тычком отправил Данилова в кресло. – А заодно поделись своим горем.

– А почему ты решил, что у меня горе? – спросил Данилов, поудобнее устраиваясь в кресле.

– Не решил, а узнал, Ватсон, – поправил Полянский.

– И как? По лицу?

Игорь молча покачал лысой головой.

– Звонил домой?

– Снова не угадал.

– Сдаюсь, – в подтверждение своих слов Данилов воздел кверху обе руки и потребовал: – Колись!

– Элементарно, Ватсон, – снизошел до объяснения Полянский. – Долгий и печальный опыт общения с мужчинами учит, что доза, принятая вами «на грудь», обратно пропорциональна вашему настроению. Раз уж ты притаранил два литра водяры, то, значит, тебе херово.

– А то что поллитровок в магазине могло не быть, вы допускаете?

– Допускаю, – признал Полянский. – Но в хорошем настроении ты пришел бы с одной литровой бутылкой, а не с двумя. Так что давай выпьем по первой за твою легкую исповедь…

Когда Владимир закончил жаловаться, открыли вторую бутылку.

– Вот поэтому я до сих пор и не женюсь, – проговорил Полянский. – Насмотришься со стороны, и вся охота пропадает. Нет, прав был старик Сократ, когда сказал о женитьбе: «Как ни поступай, все равно пожалеешь».

– Его за эту фразу отравили? – пошутил Данилов.

– Не помню… Знаешь, если хочешь – можешь пожить у меня.

– Зачем это? – от удивления Данилов даже слегка протрезвел. – У меня есть где жить…

– Ну, может не стоит раньше времени расстраивать Светлану Викторовну, – замялся Полянский. – Вдруг у вас все еще наладится…

– Не исключено, – без особой веры подтвердил Владимир. – но жить у тебя я не буду. Разве что сегодня заночую.

– Давай! – оживился Полянский. – У меня как раз есть несколько новых фильмов.

– Под которые так сладко спится, – добавил Данилов.

– Я вспомнил хороший тост, – Игорь наполнил стопки, взял свою и встал.

Данилову тоже пришлось подняться.

– Есть такая красивая грузинская пословица, – тоном заправского тамады начал Полянский. – Вот она… Бадрижанс ром пр… прд…патрэ…

– Давай сразу перевод, – попросил Данилов.

– Что-то вроде «наличие крыльев заставит запеть и баклажан». Красиво сказано, верно?

– Красиво.

– Так давай пожелаем друг другу, чтобы у нас всегда были крылья, побуждающие нас петь! – провозгласил Полянский, поднимая свою стопку чуть ли не к потолку.

– Давай! – поддержал Владимир.

Пословица ему понравилась – тем более что каждый сам для себя решает, какие крылья побуждают его петь.