Звезды как пыль Азимов Айзек

При звуках этого голоса доктор стремительно выпрямился.

— Действие нейронного хлыста кончилось, наместник. Но этот человек немолод и долго находился под стрессом. Я не знаю, придет ли он в себя.

Байроном овладел ужас. Он упал на колени, не обращая внимания на боль в ноге, и осторожно коснулся плеча Джилберта.

— Джил, — прошептал он, тревожно вглядываясь в бледное лицо.

— Отойдите, — приказал медик, доставая свою сумку. — Шприц, по крайней мере, цел, — пробормотал он.

Он склонился над Джилбертом и глубоко всадил в него иглу. Бесцветная жидкость автоматически перекачивалась в вену. Когда шприц опустел, врач выдернул иглу и застыл в ожидании.

Веки Джилберта дрогнули, он открыл глаза и еле слышно прошептал:

— Я ничего не вижу, Байрон.

— Все в порядке, Джил. Отдыхайте, — сказал Байрон, склонившись к нему.

— Не хочу. — Джилберт попытался сесть. — Байрон, когда прыжок?

— Скоро, скоро!

— Останьтесь со мной. Я не хочу умирать в одиночестве.

Пальцы его слабо сжали руку Байрона, потом отпустили. Голова откинулась назад.

Доктор наклонился к нему и тут же выпрямился.

— Мы опоздали. Он умер.

На глазах у Байрона выступили слезы.

— Прости меня, Джил, — прошептал он, — Но ты ничего не знал. Ты ничего не понял…

Это были трудные часы для Байрона. Аратап не разрешил ему присутствовать на погребении в космосе. Байрон знал, что сейчас где-то на корабле тело Джилберта сгорает в атомной печи и выбрасывается в пространство, где его атомы навеки смешаются с межзвездными туманами.

Артемизия и Хинрик должны быть на похоронах. Поймут ли они? Поймет ли она, что у него не было другого выхода?

Врач впрыснул ему хрящевой экстракт, который должен был ускорить срастание разорванных связок, и боль в колене действительно почти утихла. Но что такое физическая боль? На нее можно не обращать внимания…

Внезапно Байрон почувствовал легкий толчок, отдавшийся где-то глубоко внутри организма. Значит, корабль совершил прыжок. Тут-то на Байрона и обрушились мучительные сомнения.

Поначалу он был абсолютно уверен, что все проанализировал правильно. Все должно быть правильно! Но вдруг он все-таки ошибся? Что, если они сейчас находятся в самом центре восстания? Сообщение об этом немедленно отправят на Тиран, оттуда прилетит армада кораблей. А сам он умрет, сознавая, что мог спасти повстанцев, но вместо этого погубил их…

В эти мрачные часы он думал также о документе, который не смог отыскать на Земле.

Странно, что о нем давно никто не вспоминал. Так усиленно искали планету повстанцев и напрочь забыли о загадочном документе. Что-то тут не сходится.

Потом Байрон вдруг подумал о том, что Аратап летит к планете повстанцев на одном-единственном корабле. Откуда такая самоуверенность?

Неужели он надеется захватить целую планету при помощи одного корабля?

Автарх сказал, что документ потерян много лет назад.

Но кто им владеет теперь? Может быть, тираниты? Тогда выходит, что тайна этого документа позволяет одному кораблю справиться с целой планетой?

Если это правда, то какая разница, где находится планета и существует ли она вообще…

Так он сидел и терзался, пока не вошел Аратап. Байрон вскочил на ноги.

— Координаты Автарха верны, — сказал наместник — Мы достигли звезды.

— Ну и…

— Искать планету повстанцев мы не будем. Астронавигаторы доложили, что менее миллиона лет назад звезда превратилась в Новую. Даже если у нее и были планеты, то они уничтожены. Теперь звезда — белый карлик, а у него не может быть планет.

— Стало быть… — начал Байрон.

— Стало быть, вы оказались правы, — вздохнул Аратап, — Нет планеты повстанцев!

Глава двадцать вторая

Здесь!

Несмотря на философский склад ума, Аратап испытывал глубокое сожаление. Впервые в жизни он почувствовал себя настоящим завоевателем миров, каким когда-то был его отец; впервые в жизни он вел за собой эскадру кораблей, готовых сразиться с врагами Хана.

Но, как и следовало ожидать в этот век упадка и вырождения, там, где должна была находиться повстанческая планета, зияла пустота. У Хана не оказалось врагов, И нет миров, которые можно завоевать. А сам он так и останется наместником и будет улаживать мелкие неприятности — не более.

Однако сожаление — бесполезное чувство. Нет смысла ему предаваться.

— Стало быть, вы оказались правы. Нет планеты повстанцев, — сказал Аратап и сел, указав Байрону на кресло. — Я хочу поговорить с вами.

Молодой человек вопросительно смотрел на него, и Аратап с удивлением подумал, что мальчик явно возмужал и перестал бояться. «Вот и явные симптомы упадка во мне самом, — подумал Аратап. — Интересно, многие из нас начинают, подобно мне, видеть в побежденных людей? И желать им добра?»

— Я собираюсь отпустить Правителя и его дочь, — сказал он. — С политической точки зрения это разумно. Я хочу освободить их немедленно и отправить назад на «Беспощадном». Сможете отвезти их?

— Вы освобождаете и меня? — удавился Байрон.

— Да.

— Почему?

— Вы спасли мой корабль и мою жизнь.

— Сомневаюсь, что ваша личная благодарность может повлиять на ваши решения, касающиеся государственной политики.

Аратап чуть было не рассмеялся вслух. Мальчик ему определенно нравился.

— Тогда назову другую причину. Пока я расследовал большой заговор против Хана, вы были опасны. Но, как выяснилось, никакого заговора не существует. Есть только кучка лингейнцев, предводитель которых убит. Вы больше не представляете для нас опасности. Предать вас или лингейнцев суду, пожалуй, опаснее, чем отпустить.

Суд состоялся бы на Лингейне, и мы бы не смогли контролировать его полностью. На суде неизбежно встал бы вопрос о так называемой планете повстанцев. И хотя ее нет, половина подданных может решить, что дыма без огня не бывает. Таким образом, мы сами натолкнем их на мысль о создании повстанческой организации, посеем в душах зерна сомнений и надежды на будущее. И тогда тиранитскому правлению здесь будут угрожать уже реальные заговоры и восстания.

— Значит, вы освобождаете нас всех?

— Ну, это не совсем свобода, поскольку ни один из вас не проявил подлинной верности Хану. С Лингейном мы разберемся, и следующий Автарх будет уже гораздо сильнее зависеть от Хана. Статус «союзного государства» придется упразднить; лингейнское правосудие возьмем под контроль. Участники заговора, включая тех, кто сейчас находится в наших руках, будут сосланы на другие планеты, поближе к Тирану. Там они будут неопасны. Вы сами не вернетесь на Нефелос и не станете Ранчером. Вы останетесь на Родии вместе с полковником Риззетом.

— Согласен, — сказал Байрон. — Но что будет с браком леди Артемизии?

— Вы хотите, чтобы он не состоялся?

— Вы же знаете, что мы хотели бы пожениться, и сами говорили, что есть возможность воспрепятствовать ее браку с тиранитским придворным.

— Тогда я пытался кое-чего добиться от вас… Вы знаете, что говорили древние? Ложь любовников и дипломатов должна быть прощена. Я дипломат.

— Но возможность есть, наместник! Надо лишь намекнуть Хану, что, если могущественный придворный женится на девушке из влиятельной, но подчиненной семьи, это может вызвать у него далеко идущие амбиции. В конце концов, честолюбивый тиранит может с таким же успехом возглавить восстание, как и честолюбивый лингейнец.

На сей раз Аратап не удержался от смеха.

— Вы рассуждаете, как настоящий тиранит. Но это не сработает. Хотите совет?

— Какой?

— Женитесь на ней немедленно. То, что сделано, трудно переделать. Найдем для Поханга другую женщину.

Байрон поколебался, потом протянул руку:

— Спасибо, сэр.

Аратап пожал ее.

— Я сам не люблю Поханга… Но запомните и не позволяйте себе чрезмерного честолюбия: хотя вы и женитесь на дочери Правителя, сами вы никогда не займете его трон. Такие Правители, как вы, нам не нужны.

Аратап следил за уменьшавшимся на экране «Беспощадным» и радовался принятому им решению. Молодой человек свободен; по субэфирной связи уже послано сообщение.

Майора Андроса наверняка хватит кондрашка, а кое-кто из придворных как пить дать потребует отозвать наместника.

Ну что ж, если будет необходимо, он слетает на Тиран, увидится с Ханом и добьется, чтобы его выслушали. Великий повелитель сам увидит, что решение было единственно правильным, и таким образом козни врагов своей цели не достигнут.

«Беспощадный» наконец превратился в сверкающую точку, неотличимую от других звезд, которые окружили его после выхода из туманности.

Риззет тоже следил на экране за уменьшающимся тиранитским флагманом.

— Он отпустил нас! Черт побери! Если бы все тираниты были похожи на него, я бы записался в тиранитский флот. Это меня даже раздражает. У меня сложилось вполне определенное представление о тиранитах, а Аратап ему не соответствует. Как вы думаете он не слышит нас?

Байрон переключил приборы на автоматику и повернулся в кресле.

— Конечно, нет. Он может следить за нами через гиперпространство, как и раньше, но не думаю, чтобы он мог уловить нас шпионским радиолучом. Помните, когда он захватил нас, он знал только то, что мы говорили на четвертой планете, не больше.

В пилотскую рубку вошла Артемизия и прижала палец к губам.

— Тише. Он уснул. Скоро мы будем на Родии?

— В один прыжок, Арта. Аратап рассчитал его для нас.

— Я пойду вымою руки, — заявил вдруг Риззет.

Они подождали, пока он вышел, и Артемизия тут же оказалась в объятиях Байрона. Он поцеловал ее в лоб, в глаза, потом нашел губы и непроизвольно сжал ее еще крепче. Поцелуй затянулся.

— Я тебя очень люблю, — сказала она.

— Я люблю тебя больше, чем могу выразить словами, — ответил он.

Последовавший затем разговор был совершенно банален и невыразимо приятен.

Немного погодя Байрон спросил:

— Он поженит нас до посадки?

Артемизия слегка нахмурилась:

— Я пыталась ему объяснить, что он Правитель и капитан корабля и что здесь нет тиранитов. Не знаю, понял ли он. Он очень расстроен и совсем не в себе. После того как отдохнет, я попробую снова.

— Не волнуйся, мы его убедим, — негромко рассмеялся Байрон.

Громко топая ногами, вернулся Риззет.

— А все-таки с трейлером было удобнее, — сказал он. — Здесь даже вздохнуть — и то негде.

— Через несколько часов мы будем на Родии, — отозвался Байрон. — Скоро прыжок.

— Знаю. — Риззет нахмурился. — Подумать только! Я останусь на Родии до конца своей жизни. Я не жалуюсь, я рад, что остался жив. Но какой глупый конец!

— Это еще не конец, — негромко сказал Байрон.

Риззет внимательно посмотрел на него.

— Вы думаете, можно начать все сначала? Что ж, для вас это еще возможно. Но не для меня. Я слишком стар, и ничего у меня не осталось. Я никогда не увижу Лингейн. Эта мысль удручает меня больше всего. Там я родился и прожил всю жизнь. В другом месте я не человек. Вы молоды, вы забудете о Нефелосе.

— Родная планета — это еще не весь мир, Теодор. За последние столетия люди так этого и не поняли, а зря. Все планеты — наша родина.

— Может быть. Если бы существовала планета повстанцев…

— Планета повстанцев существует, Теодор.

— Мне не до шуток, Байрон, — резко сказал Риззет.

— Я не шучу. Такая планета есть, и я знаю, где она находится. Я мог догадаться об этом неделю назад, да и любой из нас мог. Все факты налицо. Они были передо мной, но я их не видел. Лишь на четвертой планете, когда мы победили Джонти, меня осенило. Помните, он говорил, что мы никогда не попадем на пятую звезду без его помощи? Вы помните его слова?

— В точности? Нет.

— А я запомнил. Он сказал: «В среднем на одну звезду приходится семьдесят кубических световых лет. Если вы будете искать методом проб и ошибок, вероятность двести пятьдесят квадриллионов к одному, что вы пролетите дальше миллиарда миль от любой звезды». От любой! Именно в этот момент я догадался. Я даже услышал, как что-то щелкнуло у меня в голове.

— У меня ничего не щелкает, — сказал Риззет. — Может быть, объясните подробнее?

— Я тоже ничего не понимаю, — призналась Артемизия.

— Разве вы не видите, что и для Джилберта вероятность была не больше? Вы помните его рассказ? Ударил метеорит, и курс корабля изменился. После серии прыжков он оказался внутри планетной системы. Такое совпадение настолько невероятно, что его можно не принимать во внимание.

— Значит, это все-таки рассказ безумца, и никакой планеты повстанцев нет…

— Но есть одно условие, при котором такое точное попадание корабля становится гораздо более вероятным. И в этом случае Джилберт не только мог, он должен был попасть прямо к звезде с планетной системой!

— То есть?

— Вы помните рассуждения Автарха? Двигатели корабля Джилберта не были повреждены, и поэтому сила толчка осталась прежней. Иными словами, длина прыжков не изменилась. Изменилось лишь его направление — таким образом, что корабль оказался в туманности. Но такая интерпретация фактов совершенно невероятна!

— Что же тогда, по-вашему, произошло на самом деле?

— А то, что не менялась ни сила, ни направление! Никаких резонов считать, что направление изменилось, фактически нет. Это же просто предположение! Что, если корабль по-прежнему следовал своим курсом? Он летел к планетной системе — там он и оказался. И теория вероятности тут ни при чем.

— Но ведь он летел…

— …на Родию. И оказался там. Настолько просто, что даже не верится, да?

— Но тогда планета повстанцев где-то совсем рядом с домом? Этого не может быть! — воскликнула Артемизия.

— Почему не может быть? Она где-то в родийской системе… Есть два способа спрятать что-нибудь: убрать с глаз долой, засунуть куда-нибудь подальше, например, в глубины туманности, или же наоборот — выставить на всеобщее обозрение, прямо перед носом у тех, кто ищет, так, чтобы они даже не догадывались об этом.

Вспомните, что случилось с Джилбертом после приземления на планету повстанцев. Он вернулся на Родию живым и объяснил это тем, что повстанцы не хотели рисковать: поиски пропавшего корабля могли привести тиранитов слишком близко к их планете. Но зачем же его оставили в живых? Достаточно было вернуть корабль с телом Джилберта — они достигли бы той же цели, а у Джилберта не осталось бы шансов проговориться, что он, кстати, и сделал.

Может существовать лишь одно объяснение. Планета повстанцев — в системе Родии, а Джилберт — Хинриад. Где еще с таким уважением отнесутся к жизни Хинриада? Только на Родии.

Артемизия судорожно стиснула руки.

— Но если то, что ты говоришь, правда, значит, отцу грозит ужасная опасность.

— Да, и уже в течение двадцати лет, — согласился Байрон. — Хотя, наверное, не та, о которой ты думаешь. Джилберт однажды пожаловался мне, как трудно притворяться шутом и ни на что не годным человеком. Притворяться постоянно: и перед друзьями, и когда остаешься один. Конечно, насчет себя он несколько преувеличил: например, с тобой, Арта, он оставался самим собой. Он открылся Автарху и даже мне, после самого непродолжительного знакомства.

Но, думается мне, имея перед собой действительно великую цель, можно и в самом деле прожить всю жизнь, скрывая свое истинное «я» под маской. Не раскрываясь даже перед любимой дочерью, склоняя ее к ненавистному браку, притворяясь слабоумным — только бы не повредить делу своей жизни.

— Но… Неужели ты думаешь?.. — потрясение выдохнула Артемизия.

— Арта, это единственное разумное объяснение. Он правит уже более двадцати лет. Все это время Родия постоянно усиливалась за счет территорий, передаваемых ей тиранитами. Тираниты считают, что с таким Правителем они в безопасности. В течение двадцати лет он готовит восстание, оставаясь в их глазах совершенно безвредным.

— Ваше предположение, Байрон, может оказаться такой же фатальной ошибкой, как, скажем, моя вера в Автарха.

— Это не предположение. Я сказал в последнем разговоре с Джонти, что это он, а не Правитель выдал моего отца, потому что мой отец не настолько глуп, чтобы поверить Правителю. Но дело в том, что именно так и поступил мой отец. Джилберт подслушал разговор моего отца с Правителем, из которого узнал о роли Джонти в заговоре. Он мог узнать об этом только таким путем.

Но палка имеет два конца. Мы думали, что мой отец работает на Джонти и пытается заручиться поддержкой Хинрика. Однако с таким же успехом можно предположить, что Ранчер работал на Правителя и старался предотвратить преждевременное восстание на Лингейне, которое могло свести на нет два десятилетия тщательной подготовки.

Почему, вы думаете, мне было так важно спасти корабль Аратапа, когда Джилберт замкнул двигатели? Не ради себя. Не думал я и том, что Аратап освободит меня. Я не думал даже о тебе, Арта. Надо было спасать Правителя. Он самый важный человек среди нас. Бедный Джилберт так и не понял этого…

Риззет покачал головой:

— Простите, Байрон, я просто не могу поверить этому.

— Но отчего же? Байрон сказал вам чистую правду, — раздался чей-то знакомый голос.

В дверях стоял Правитель, высокий, с ясным и проницательным взглядом. Голос был его и в то же время не его. Это был твердый голос уверенного в себе человека.

Артемизия подбежала к нему.

— Отец! Байрон говорит…

— Я слышал, что сказал Байрон, — он ласково погладил ее по голове, — И это правда. Я даже допустил бы твой брак с тиранитом.

Она в изумлении отступила от него.

— Ты говоришь совсем по-другому, как будто…

— Как будто не твой отец, — печально промолвил Хинрик. — Это ненадолго, Арта. Когда мы вернемся на Родию, я стану прежним, каким ты меня знала, и ты должна будешь снова принять меня таким.

Риззет смотрел на него во все глаза. Обычно румяное лицо его стало почти таким же белым, как волосы. Байрон стоял, затаив дыхание.

— Байрон, подойдите ко мне, — сказал Хинрик и положил ему руку на плечо. — Было время, молодой человек, когда я готов был пожертвовать вашей жизнью. Такое время может прийти опять. До определенного дня я никого из вас не смогу защитить и не смогу быть никем, кроме того, к кому вы привыкли. Вы понимаете меня?

Все кивнули.

— К несчастью, — продолжал Хинрик, — ущерб уже причинен и этого не изменишь. Двадцать лет назад я еще не был так тверд в своей роли, как сейчас. Я должен был приказать убить Джилберта, но я не сделал этого. И в результате теперь известно, что существует планета повстанцев и я ее предводитель.

— Но об этом известно только нам, — сказал Байрон.

Хинрик горько улыбнулся:

— Вы думаете так, потому что молоды. Не считайте Аратапа глупее себя. Вы догадались о существовании планеты повстанцев и о ее вожде на основании фактов, известных и ему. Он тоже может догадаться. Просто он старше и поэтому осторожнее, на нем больше ответственности. Он не вправе предполагать, он должен быть уверен. Думаете, он освободил вас из сентиментальных побуждений? Лично я считаю, что вы свободны сейчас по той же причине, по которой вас уже освобождали один раз — просто потому, что вы можете привести его.

Байрон побледнел.

— Значит, я должен покинуть Родию?

— Нет. Это было бы ошибкой. Это укрепило бы их подозрения. Вы останетесь со мной, и они по-прежнему будут только гадать. Мои планы почти завершены. Еще год, может быть, меньше.

— Но, Правитель, существует факт, о котором вы, наверно, не знаете. Документ…

— Который искал ваш отец?

— Да.

— Ваш отец, мой мальчик, знал не все. Он не мог знать все, потому что опасно вверять все знания одному человеку. Старый Ранчер обнаружил существование документа самостоятельно, знакомясь с моей библиотекой. Надо отдать ему должное, он сразу понял значение документа. Но если бы он спросил у меня, я сказал бы ему, что документа на Земле уже нет.

— Совершенно точно, сэр. Он у тиранитов, я уверен.

— Да нет же! Он у меня. Вот уже двадцать лет, как он у меня. Именно с него и началась планета повстанцев, поскольку благодаря этому документу я понял, как нам удержать наши завоевания после победы.

— Это оружие, сэр?

— Сильнейшее во всей Вселенной. Оно уничтожит тиранитов и нас вместе с ними, но спасет все затуманные планеты. Без него мы, возможно, и победили бы тиранитов, но тем самым лишь сменили бы одну форму феодального деспотизма на другую. И против нас неизбежно созрел бы новый заговор. И нас, и тиранитов пора уже выбросить на свалку истории, как устаревшие политические системы. Наступил период зрелости — однажды так уже было на Земле, — и нам теперь нужен совсем новый тип правления, еще невиданный в Галактике. Такой, при котором не будет ни ханов, ни автархов, ни правителей, ни ранчеров.

— Космос меня разрази! — неожиданно изрек Риззет. — Кто же тогда?

— Народ.

— Народ? Разве он может управлять? Должен быть один человек, принимающий решения.

— Есть способ. Документ, который находится у меня, имеет отношение к небольшой территории одной планеты, но его можно распространить на всю Галактику. — Правитель улыбнулся. — Идите сюда, дети. Я обвенчаю вас. Сейчас это уже не причинит большого вреда.

Рука Байрона крепко сжала руку Артемизии. Она улыбнулась ему. Оба чувствовали внутреннюю дрожь, как будто «Беспощадный» раньше времени начал прыжок.

Байрон попросил:

— Прежде чем вы начнете церемонию, сэр, расскажите немного о документе, чтобы я не мучился любопытством и смог полностью переключить свое внимание на Арту.

— Отец, пожалей меня, — засмеялась Артемизия. — Выполни его просьбу! Ну зачем мне жених, если мыслями он будет не со мной?

Хинрик улыбнулся:

— Я знаю документ наизусть. Слушайте.

И в ярких лучах родийского солнца, показавшегося на экране, Хинрик произнес слова, которые были старше — гораздо старше — любой планеты в Галактике. Кроме одной.

«Мы, народ Соединенных Штатов, в целях образования более совершенного Союза, утверждения правосудия, охраны внутреннего спокойствия, организации совместной обороны, содействия общему благосостоянию и обеспечения нам и нашему потомству благ свободы, устанавливаем и принимаем эту конституцию для Соединенных Штатов Америки»[2]

Страницы: «« ... 7891011121314

Читать бесплатно другие книги:

В книге представлены романы «Пути-перепутья» и «Дом», которые по замыслу автора являются самостоятел...
Советы Карнеги, как правильно общаться, изменили к лучшему жизнь миллионов людей в Америке, Европе и...
Тем, кто нарушает законы якудзы, не позавидуешь – ночные убийцы мстят таким отступникам жестоко и не...
Казалось бы – всё, жизненный путь определен и нет никакой возможности его изменить. Остается только ...
Говорят, нет смысла скрывать, сколько тебе лет, есть риск, что тебе дадут больше. Поэтому, полагает ...
Сколько слов, стихов, песен сложено о любви! Чувстве, которое близко людям всех поколений, чувстве, ...