Звезды как пыль Азимов Айзек
В каком-то смысле это действительно было забавно. Примерно девяносто пять процентов всех обитаемых планет в Галактике обращаются вокруг звезд спектрального класса Ф или Ж диаметром от семисот пятидесяти до полутора миллионов миль и с температурой поверхности от пяти до десяти тысяч градусов. Солнце Земли — класса Ж-0, Родии — Ф-3, Лингейна — Ж-2, Нефелоса — тоже Ж-2, Ф-2 — это довольно тепло, но не слишком.
Первые три звезды, у которых они останавливались, принадлежали к спектральному классу К и были маленькие и красные. Даже если бы у них оказались планеты, скорее всего они были бы непригодны для жизни.
Хорошая звезда — она во всем хорошая звезда! В первые же часы они обнаружили пять планет, ближайшая из которых располагалась в ста пятидесяти миллионах миль от центра системы.
Теодор Риззет лично принес эту новость.
Он приходил на «Беспощадный» так же часто, как и Автарх, всякий раз озаряя корабль своей сердечностью. На этот раз он тяжело дышал и отдувался после упражнений на космическом канате.
— Не знаю, как Автарх это проделывает. Ему, как видно, все нипочем, — сказал он, переводя дух, — Может, потому, что он моложе. — И тут же резко переменил тему: — Пять планет!
— У этой звезды? — спросил Джилберт. — Вы уверены?
— Точно. Четыре из них, правда, Ю-типа.
— А пятая?
— Кажется, то, что нам нужно. В атмосфере есть кислород.
Джилберт издал вопль триумфа, а Байрон сказал:
— Четыре планеты Ю-типа. Что ж, нам нужна только пятая.
Он понимал, что такое распределение естественно. Большинство планет в Галактике обладает водородными атмосферами. Звезды в основном состоят из водорода, а он — источник создания планет. Планеты Ю-типа имеют атмосферу из метана и аммиака, иногда с добавками молекул водорода. Такие атмосферы обычно очень насыщенны и густы. Сами планеты почти неизбежно достигают тридцати тысяч миль в диаметре со средней температурой около пятидесяти градусов ниже нуля. Они совершенно не пригодны для обитания.
На Земле Байрона уверяли, что планеты Ю-типа называются так из-за Юпитера — одной из планет Солнечной системы. Не исключено, конечно. Во всяком случае, планеты З-типа явно названы в честь Земли. Они сравнительно невелики, и их слабое тяготение не удерживает содержащие водород газы. К тому же они обычно ближе к солнцу и теплее. У них прозрачные атмосферы, содержащие кислород и азот, иногда с вредными примесями.
— А хлор? — забеспокоился Байрон, — Досконально ли исследовали атмосферу?
Риззет пожал плечами:
— Из космоса можно судить лишь о верхних слоях. Если есть хлор, он сосредоточен ближе к поверхности. Посмотрим. — Он хлопнул ладонью по широкому плечу Байрона. — Как насчет того, чтобы нам пропустить по рюмочке в вашей каюте, молодой человек?
Джилберт беспокойно посмотрел им вслед. Сейчас, когда Автарх ухаживает за Артемизией, а его первый помощник становится собутыльником Байрона, «Беспощадный» все больше превращается в лингейнский корабль. Он подумал, сознает ли Байрон, что делает. Потом мысли его перенеслись к новой планете.
Корабль спускался в атмосферу. Артемизия, сидя в пилотской рубке, безмятежно улыбалась и казалась вполне довольной. Байрон изредка поглядывал в ее сторону. Когда она вошла, он сказал: «Добрый день, Артемизия» (последнее время она редко заглядывала в рубку, и он был захвачен врасплох), но она не ответила.
— Дядя Джил, это правда, что мы садимся? — в ее голосе звучала искренняя радость.
Джилберт потер руки.
— Кажется, да, моя дорогая. На несколько часов мы сможем выйти из корабля и походить по твердой почве. Вот будет забавно!
— Надеюсь, что это та самая планета повстанцев. Иначе будет вовсе не так уж забавно.
— Остается еще одна звезда, — напомнил Джилберт, но брови его угрюмо сошлись к переносице.
Артемизия неожиданно повернулась к Байрону и холодно спросила:
— Вы что-то сказали, мистер Фаррил?
Снова захваченный врасплох, Байрон, запинаясь, выговорил:
— Н-ничего.
— Простите, значит, мне так показалось.
Она прошла мимо него так быстро и близко, что коснулась платьем его колена и окутала ароматом своих духов. Он крепко сжал зубы.
Риззет по-прежнему был с ними. Одно из преимуществ трейлера заключалось в том, что гость мог остаться на ночь.
— Сейчас уточняют данные об атмосфере, — сказал он. — Но уже ясно, что в ней почти тридцать процентов кислорода, есть азот и инертные газы. Все нормально, хлора нет. — Помолчав немного, он промычал: — Гм…
— В чем дело? — спросил Джилберт.
— Нет двуокиси углерода. Это плохо.
— Почему? — спросила Артемизия, сидевшая на своем наблюдательном пункте у экрана, по которому со скоростью двух тысяч миль в час пролетала поверхность планеты.
— Нет двуокиси углерода — нет жизни, — коротко объяснил Байрон.
— Да? Вот как? — Она посмотрела на него и тепло улыбнулась.
Байрон невольно улыбнулся в ответ. И тут же понял, что она улыбалась сквозь него, мимо него, явно не замечая его присутствия. А он, как дурак, сидит здесь с этой глупой улыбкой. Улыбка медленно сползла с его лица.
Лучше избегать этих встреч. Когда он видит ее, перестает действовать анестезия и возвращается боль.
Джилберт хмурился. Они снижались, а в нижних слоях атмосферы «Беспощадный» с нежелательным аэродинамическим довеском в виде трейлера с трудом поддавался управлению.
Байрон упорно боролся с приборами.
— Веселее, Джил, — подбодрил он.
Сам он не испытывал особого веселья. На их радиосигналы никто не отвечал. Если они не найдут повстанцев, надеяться больше не на что.
— Не похоже на планету повстанцев, — сказал Джилберт. — Скалистый и мертвый мир без воды. — Он обернулся. — Нашли двуокись углерода, Риззет?
Румяное лицо Риззета вытянулось.
— Да, но только следы. Около тысячной процента.
— Это еще ни о чем не говорит, — сказал Байрон. — Они могли выбрать эту планету именно потому, что она кажется такой безжизненной.
— Но я видел там фермы, — возразил Джилберт.
— Допустим. А многое ли мы увидим на планете такого размера, даже облетев ее несколько раз? Вам хорошо известно, Джил, что у них не хватает людей, чтобы заселить всю планету. Они вполне могли выбрать для жизни какую-нибудь одну долину, где содержание двуокиси углерода выше среднего, из-за вулканических извержений, например, и где поблизости есть вода. Мы можем пролететь в двадцати милях от них и даже не узнать об этом. Естественно, что они не отвечают на радиовызовы без тщательной проверки.
— Невозможно так легко создать двуокись углерода в нужной концентрации, — пробормотал Джилберт, напряженно вглядываясь в экран.
Байрону вдруг почти захотелось, чтобы планета оказалась не та. Осточертело ждать неизвестно чего. Нужно идти и выяснить все сейчас же, немедленно!
Это было странное ощущение.
Искусственный свет выключили, и в иллюминаторы ворвались солнечные лучи. Конечно, такое освещение было менее эффектным, зато вносило приятный элемент новизны.
Иллюминаторы открыли, потому что атмосфера планеты оказалась пригодной для дыхания. Правда, Риззет возражал, так как отсутствие двуокиси углерода могло затруднить дыхание, но Байрон решил, что короткое время можно выдержать.
Джилберт незаметно подошел к ним в тот момент, когда они о чем-то тихонько разговаривали. Увидев его, они резко отпрянули друг от друга, как нашкодившие мальчишки.
Джилберт рассмеялся, потом выглянул в иллюминатор, вздохнул и сказал:
— Скалы!
— Мы собираемся установить радиопередатчик где-нибудь повыше, — сказал Байрон. — Так будет больше радиус действия. Во всяком случае, мы должны охватить это полушарие. А если ничего не выйдет, попробуем на другой стороне планеты.
— Вы об этом сейчас так увлеченно беседовали с Риззетом?
— Совершенно верно. Передатчик установим мы вдвоем с Автархом. К счастью, он сам предложил это, иначе предлагать пришлось бы мне.
Байрон мельком взглянул на Риззета. Лицо офицера было бесстрастно.
Байрон встал:
— Я, пожалуй, отстегну подкладку от скафандра и надену ее.
Риззет кивнул. Стояла ясная, безоблачная погода, но было очень холодно.
Автарх ждал у главного люка «Беспощадного». Его костюм из тонкого пенообразного материала весил лишь долю унции, но обеспечивал прекрасную изоляцию. К груди был пристегнут маленький цилиндр с двуокисью углерода: газ постепенно выходил через микроскопическую щель, создавая в непосредственной близости нужную для дыхания концентрацию.
— Хотите обыскать меня, Фаррил? — спросил Автарх.
С легкой иронической улыбкой он поднял обе руки.
— Нет, — ответил Байрон. — Хотите проверить, не вооружен ли я?
— И не подумаю.
Вежливость их была холодна, как погода на этой планете.
Байрон вышел на яркий солнечный свет и взялся за ручку тяжелого ящика, в котором находилась аппаратура. Автарх взялся за другую ручку.
— Не так уж тяжело, — сказал Байрон.
Он оглянулся. В отверстии люка стояла Артемизия.
На ней было простое белое платье, развевавшееся на ветру. Полупрозрачные рукава в свете солнца казались серебряными.
У Байрона дрогнуло сердце. Ему отчаянно захотеть вернуться, подбежать к ней, схватить ее так, чтобы на плечах остались синяки, почувствовать на своих губах ее губы…
Вместо этого он коротко кивнул ей, а ее ответная улыбка и взмах руки были предназначены Автарху.
Пять минут спустя он обернулся снова и по-прежнему увидел белое сияние у открытого люка, потом вершина холма закрыла от них корабль. Теперь на горизонте виднелись только скалы.
Байрон подумал о том, что ждет его впереди. Увидит ли он когда-нибудь Артемизию? И пожалеет ли она о нем, если он не вернется?
Глава восемнадцатая
В когтях поражения
Артемизия следила за ними, пока они не превратились в крошечные фигурки, карабкающиеся вверх по голому граниту. Затем вершина горы скрыла их из виду. Перед тем как исчезнуть, один из них обернулся. Она не была уверена, кто именно, и на мгновение сердце ее остановилось.
Он не сказал ей ни слова на прощание. Ни единого слова. Она повернулась от солнца и скал к замкнутому металлическому пространству корабля. Ей было одиноко, ужасно одиноко; никогда в жизни она не чувствовала себя такой покинутой.
Может быть, именно это заставило ее вздрогнуть, но она сочла бы непозволительной слабостью, если бы призналась, что дрожит не только от холода.
— Дядя Джил, почему ты не закроешь иллюминаторы? — капризно сказала она. — Так можно замерзнуть до смерти.
Термометр показывал семь градусов, хотя обогреватели работали на полную мощность.
— Моя дорогая Арта, — мягко ответил Джилберт, — если ты по-прежнему верна своей привычке ничего не надевать, не считая немного тумана здесь и там, нет ничего удивительного в том, что ты мерзнешь.
Но он все же щелкнул переключателями. Люк и иллюминаторы закрылись, толстое стекло поляризовалось и утратило прозрачность. Вспыхнул внутренний мягкий свет, прогнавший все тени.
Артемизия села в мягкое пилотское кресло, положив руки на подлокотники. Здесь часто лежали его руки. От этой мысли ей стало теплей, но она тут же сказала себе, что это результат действия нагревателей.
Проходили долгие минуты. Все труднее становилось сидеть спокойно. Ей надо было пойти вместе с ним! Она тут же мысленно поправила крамольное «с ним» на множественное «с ними».
— Зачем им вообще устанавливать передатчик, дядя Джил? — спросила она.
Он оторвался от приборов.
— Что ты сказала?
— Мы пробовали связаться с планетой из космоса и ничего не добились. Что даст нам передатчик на поверхности планеты?
— Так надо. Мы должны все испробовать, моя дорогая. Мы должны найти планету повстанцев. — И повторил сквозь сжатые зубы, обращаясь уже к самому себе: — Должны!
Прошло еще немного времени.
— Я не могу их найти! — неожиданно сказал Джилберт.
— Кого?
— Байрона и Автарха. Хребет отсекает их, хоть я настраиваю отражающие зеркала и так и этак. Видишь?
На экране было сплошное мелькание скал. Джилберт установил верньер и сказал:
— Вот корабль Автарха.
Артемизия бросила рассеянный взгляд. Корабль лежал в долине, примерно в миле от них, и невыносимо сверкал на солнце. В этот момент он показался ей настоящим врагом. Он, а не тираниты. Она неожиданно и страстно захотела, чтобы они никогда не приближались к Лингейну, чтобы оставались в космосе втроем. Какие это были дни! Тревожные, но счастливые. А теперь она делает все, чтобы причинить ему боль, хотя сама она…
— Интересно, а он-то куда направился? — воскликнул Джилберт.
Артемизия взглянула на него сквозь пелену, застилавшую глаза, и быстро сморгнула слезы.
— Кто?
— Риззет. Я думаю, это Риззет. Но он явно идет не сюда.
Артемизия уже была у экрана.
— Сделай больше увеличение, — приказала она.
— На таком коротком расстоянии? — возразил Джилберт. — Ты ничего не увидишь! Невозможно будет удержать изображение в фокусе.
— Больше, дядя Джил!
Что-то бормоча, он занялся телескопическими устройствами и принялся обыскивать участки скал. При самом нежном прикосновении к приборам скалы мелькали с такой скоростью, что ничего невозможно было разглядеть. На мгновение показалась большая грузная фигура. Несомненно, это был Риззет. Джилберт, лихорадочно крутя настройку, снова поймал его изображение.
— Он вооружен. Ты видел? — воскликнула Артемизия.
— Нет.
— Говорю тебе, у него бластер большой дальности! Она вскочила и бросилась к шкафу.
— Арта, что ты задумала?
Она уже отстегивала подкладку от скафандра.
— Я иду туда, Риззет следит за ними, ты понимаешь? Автарх совсем не собирался устанавливать рацию. Это ловушка для Байрона!
Она часто и порывисто дышала, облачаясь в толстую подкладку.
— Прекрати, это только твое воображение!
Артемизия смотрела сквозь Джилберта, не видя его. Лицо ее побелело. Ей давно надо было догадаться о предательстве, глядя, как Риззет обхаживает этого сентиментального глупца!
Риззет хвалил его отца, говорил ему, каким великим человеком был Ранчер Вайдемоса — а Байрон развесил уши и таял от счастья. Все его действия определялись мыслями об отце. Разве можно так подчиняться мании?
— Я не знаю, как открыть люк. Открой мне! — сказала она.
— Арта, ты не выйдешь из корабля! Ты даже не знаешь, где они.
— Найду. Открой люк!
Джилберт покачал головой.
На скафандре висела кобура. Артемизия предупредила:
— Дядя Джил, я воспользуюсь им. Клянусь тебе!
Джилберт внезапно обнаружил, что не может оторвать глаз от нейронного хлыста. Он выдавил из себя улыбку.
— Полегче, дорогая…
— Открывай! — выдохнула она.
Он открыл, и она выбежала навстречу ветру, заскользила по скалам. Кровь шумела у нее в ушах. Она была не лучше Байрона, дразня Автарха только из гордости и обиды. Теперь это казалось таким глупым, а сам Автарх — таким холодным, словно был лишен крови и плоти. Она задрожала от отвращения.
Артемизия миновала хребет. Впереди никого не было. Но она упорно шла вперед, держа наготове нейронный хлыст.
За все время пути Байрон и Автарх не обменялись ни словом. Наконец они остановились на небольшой ровной площадке. Тысячелетиями открытая солнцу и всем ветрам, скала была изрезана морщинами. Прямо перед ними изгибался древний разлом, края которого отвесной пропастью уходили вниз на сотню футов.
Байрон осторожно подошел туда и заглянул в пропасть. Склон ее был покрыт острыми камнями, которые время и дожди разбросали по всему пространству.
— Похоже, планета безнадежна, Джонти.
Автарх не проявил никакого интереса к окружающему и даже не подошел к обрыву.
— Это место мы обнаружили перед посадкой, — сказал он. — Идеальное место для наших целей.
«Для твоих целей уж наверняка», — подумал Байрон. Он отошел от края обрыва и молча сел, вслушиваясь в негромкий свист цилиндра с двуокисью углерода.
Потом очень спокойно произнес:
— Что же вы скажете на корабле, когда вернетесь, Джонти? Или мне угадать?
Автарх выпрямился и спросил:
— О чем вы говорите?
Байрон потер перчаткой занемевший от мороза нос и, несмотря на холод, расстегнул подкладку, полы которой сразу же захлопали на ветру.
— Я говорю о цели вашего прихода сюда.
— Я предпочел бы установить передатчик, не тратя времени на разговоры, Фаррил.
— Но вы и не собираетесь устанавливать передатчик. Зачем он вам? Мы неоднократно пытались связаться с этой планетой из космоса, и все без толку. И дело не в ионизированных верхних слоях атмосферы, непрозрачных для радиоволн. Мы испытали субэфирное радио с тем же результатом. К тому же мы с вами отнюдь не лучшие специалисты по радио в нашем отряде. Зачем же вы пришли сюда на самом деле, Джонти?
Автарх тоже сел, прямо напротив Байрона.
— Если вы сомневаетесь, зачем вы сами пришли сюда?
— Чтобы раскрыть наконец правду. Ваш человек, Риззет, сказал мне, что вы планируете этот поход, и посоветовал присоединиться к вам. Я думаю, он действовал по вашей инструкции. Он убедил меня, что в моем присутствии вы не сможете получить каких-нибудь тайных посланий. Это разумный довод. Только я думаю, что никаких сообщений вы получать не собирались. Но я позволил себя убедить и пошел с вами.
— Чтобы раскрыть правду? — насмешливо спросил Джонти.
— Именно. Я уже догадался о ней.
— Тогда расскажите мне. Я тоже хочу знать правду.
— Вы пришли убить меня. Мы здесь наедине. Впереди обрыв. Падение с него — верная смерть. Не будет никаких признаков насилия. Ни выстрелов из бластера, никаких следов другого оружия. А на корабле вы расскажете печальную историю, как я поскользнулся и упал. Вы даже можете привести сюда весь отряд, чтобы достойно похоронить меня. Все будет очень трогательно. И я буду убран с вашего пути.
— Вы верите в это и все же пришли?
— Я ждал этого и лишил вас возможности захватить меня врасплох. Мы не вооружены, и я сомневаюсь, что вы одолеете меня в рукопашном бою.
Ноздри Байрона раздувались. Он медленно согнул правую руку, напрягая мускулы. Джонти рассмеялся:
— Давайте-ка займемся передатчиком, раз уж я все равно не могу убить вас.
— Погодите. Я еще не кончил. Я хочу, чтобы вы подтвердили мои догадки.
— Да? Хотите, чтобы я до конца сыграл роль в импровизированной вами драме? Как же вы заставите меня это сделать? Собираетесь выбить из меня признание силой? А я скажу вам, Фаррил, что вы молоды, только поэтому я терпеливо выслушиваю все ваши глупости. Да еще из уважения к вашему имени и рангу. Но должен признаться, что до сих пор вы мне больше мешали, чем помогали.
— Вот именно.
— Если вы имеете в виду полет на Родию, то я уже все объяснил и повторять не намерен.
Байрон встал.
— Ваши объяснения неточны. В них пробел, который был очевиден с самого начала.
— В самом деле?
— Да, в самом деле! Вставайте и слушайте, или я заставлю вас сделать это!
Глаза Автарха сузились, когда он встал.
— Не советую вам применять насилие, юноша.
Голос Байрона зазвучал громче, расстегнутый костюм раздувался на ветру как парус.
— Вы утверждаете, что послали меня на Родию только для того, чтобы вовлечь Правителя в заговор против тиранитов.
— Это правда.
— Это ложь! Ваша главная цель была убить меня. Вы с самого начала известили обо мне капитана родийского корабля. У вас не было оснований считать, что я доберусь до Хинрика живым.
— Если бы я хотел убить вас, Фаррил, я подложил бы в вашу комнату настоящую радиационную бомбу.
— Вам гораздо выгоднее было заставить тиранитов убить меня.
— Я мог бы убить вас и в космосе, когда впервые появился на «Беспощадном».
— Могли. Вы пришли с бластером и уже направили его на меня. Вы знали, что я на борту, но не сказали об этом вашим людям. Однако, когда Риззет вызвал корабль и увидел на экране меня, убийство стало невозможным. И тут вы допустили небольшую ошибку. Мне вы сказали, что вашим людям известно о моем присутствии на корабле, но позже Риззет проговорился, что вы об этом никому не сообщили. В следующий раз получше инструктируйте своих людей, чтобы они не запутались в вашем вранье, Джонти!
Лицо Джонти, белое от холода, казалось, побледнело еще сильнее.
— Вот сейчас я определенно мог бы убить вас за оскорбление, Фаррил! Но если следовать вашей логике, почему же я не нажал на курок до того, как Риззет увидел вас на экране? Что могло меня удержать?
— Политика, Джонти. На борту оказалась Артемизия из семьи Хинриадов, и в тот момент она была важнее меня. Должен признать, вы быстро умеете перестраиваться. Убить меня в ее присутствии означало бы разрушить большую игру.
— Значит, я сразу воспылал к ней любовью?
— Любовь? Почему бы и нет, если девушка из семьи Хинриадов. Вы же никогда не теряете времени зря. Сначала вы пытаетесь переместить ее на свой корабль, а когда это не удается, говорите мне, что Хинрик выдал моего отца. — Он помолчал немного, потом продолжил: — К сожалению, я потерял ее и расчистил вам дорогу. Теперь она на вашей стороне, и вы можете продолжить осуществление своих планов. Убив меня, вы не потеряете права на наследование Хинриадам.
— Фаррил, здесь холодно и становится все холодней, — вздохнул Джонти. — Солнце заходит. Вы утомили меня своей непроходимой тупостью. Прежде чем мы покончим со всей этой кучей нелепых домыслов, может быть, вы объясните мне, почему я так заинтересован в вашей смерти? Если, конечно, ваша явная паранойя вообще нуждается в какой-либо причине.
— Вы хотите убить меня по той же самой причине, по которой убили моего отца.
— Что?!
— Думаете, я хоть на мгновение поверил, что Хинрик — предатель? Возможно, он стал бы им, если бы у него не было такой прочной репутации слабоумного. Только круглый дурак мог довериться Хинрику, а мой отец не был дураком. Даже если бы он ничего не знал о Правителе, ему хватило бы пяти минут, чтобы понять, что перед ним всего лишь беспомощная марионетка. Неужели отец мог выболтать Хинрику что-то такое, на основании чего его обвинили в измене? Нет, Джонти, человек, предавший моего отца, должен был пользоваться абсолютным его доверием.
Джонти шагнул назад и споткнулся о ящик. Едва удержавшись на ногах, он сказал:
— Я выслушал ваши грязные измышления. Единственное мое объяснение этому — вы преступно безумны.
Байрон дрожал, но не от холода.
— Мой отец был популярен у ваших людей, Джонти, слишком популярен. Автарх же не мог допустить соперничества, влекущего за собой разброд. Вы позаботились, чтобы он не стал вашим соперником. А потом вы захотели избавиться и от меня, чтобы я не мог занять место отца или отомстить за него. — Байрон перешел на крик: — Разве это неправда?
— Нет. — Джонти склонился к ящику. — Я могу это доказать. Вот радиоаппаратура. Осмотрите ее повнимательнее. Смотрите, смотрите!
Он бросал приборы к ногам Байрона. Тот недоумевающе уставился на них:
— Ну и что же они доказывают?
Джонти выпрямился.
— Ничего. А теперь посмотрите на это.
В руке он сжимал бластер. Костяшки пальцев побелели от напряжения, голос потерял обычную невозмутимость.
— Я устал от вас, Фаррил. Но больше уставать не намерен.
Байрон проговорил без всякого выражения:
— Вы спрятали бластер в ящик с радиоаппаратурой?
— А вы думали, я столкну вас с утеса, будто я грузчик или шахтер? Я Автарх Лингейна, — лицо его дернулось, и левой рукой он резко рассек перед собой воздух, — и я устал от глупого идеализма ранчеров Вайдемоса. — И добавил, почти уже шепотом, сделав шаг вперед: — Идите к обрыву.
Байрон, не сводя глаз с бластера, отступил.
— Значит, это вы убили моего отца.
— Я убил вашего отца! — выкрикнул Автарх. — Я говорю вам это, чтобы вы в последнее мгновение своей жизни знали: человек, который позаботился о том, чтобы вашего отца развеяли в прах в дезинтеграционной камере, теперь сделает все, чтобы вы последовали за ним. А потом этот человек заберет себе вашу девушку и все ее приданое. Подумайте об этом! Даю вам лишнюю минуту на размышления, но стойте спокойно, не то я разнесу вам череп раньше времени, и пусть мои люди задают мне какие угодно вопросы!
Читать бесплатно другие книги:
