Звезды как пыль Азимов Айзек
Он сосредоточился на трудном участке верхней губы и нахмурился, ощутив на языке кисловатый вкус аэрозоля. Тираниты пользовались им почти виртуозно. Несомненно, в умелых руках это самый быстрый из всех существующих способов бритья. В сущности аэрозоль представлял собой превосходный растворитель волос, который не действовал на кожу. И давление на кожу было не больше, чем от дуновения ветерка.
Но Байрону этот способ не нравился. Ходили слухи, что у тиранитов рак кожи лица бывает гораздо чаще, чем у других людей, и многие приписывали это их способу бриться. Байрон впервые задумался: а не лучше ли полностью и навсегда убрать волосы с лица? В некоторых районах Галактики это практиковалось. Однако он тут же отказался от этой мысли: волосы убираются навсегда, а мода снова может вернуться к усам или бакенбардам.
Байрон рассматривал свое лицо в зеркале, прикидывая, пойдут ли ему баки на щеках, когда в дверях появилась Артемизия.
— Я думала, вы спите.
— Я спал, но потом проснулся, — с улыбкой сказал Байрон.
Она потрепала его по щеке, а потом нежно провела по ней пальцами.
— Гладкая… Вам теперь не дашь больше восемнадцати.
Он поднес ее руку к губам:
— Пусть это вас не обманывает.
— Они по-прежнему следят за нами? — спросила она.
— По-прежнему. Меня начинает раздражать это скучное ожидание.
— Я не нахожу его скучным.
— Мы с вами говорим о разных вещах, Арта.
— Почему бы нам не высадиться прямо на Лингейн?
— Мы думали об этом. Мне кажется, нам не следует рисковать. Лучше подождать, пока позволяют запасы воды.
— Говорю вам, они движутся! — воскликнул Джилберт.
Байрон подошел к панели, взглянул на массометр, потом на Джилберта.
— Возможно, вы и правы.
Он ввел какие-то данные в калькулятор и посмотрел на шкалу.
— Нет, Джилберт, корабли относительно нас не движутся. Показания массометра изменились, потому что к ним присоединился третий корабль. Насколько я могу судить, он в пяти тысячах миль от нас, «ро» — около сорока шести градусов, «фи» — сто девяносто два градуса от линии корабль — планета, если я не напутал с направлением — по часовой стрелке или против. А если напутал, то углы соответственно будут триста четырнадцать и сто шестьдесят восемь градусов.
Он замолчал, изучая новые данные.
— Я думаю, третий корабль приближается. Он маленький. Можете связаться с ним, Джил?
— Могу попытаться.
— Хорошо. Изображение не давайте, только звуковой сигнал, пока не разберемся, кто это к нам пожаловал.
Интересно было смотреть на Джилберта у радиопередатчика. Очевидно, он обладал врожденным талантом. Направить узкий радиолуч на определенный пункт пространства — трудная задача, и корабельная аппаратура помогает в этом лишь частично. Джилберт знал расстояние до корабля с точностью в несколько сотен миль. Он знал также два угла, каждый из которых мог быть определен с ошибкой в пять градусов в любом направлении.
Это давало объем примерно в десять миллионов кубических миль, в котором мог находиться корабль. Остальное зависело от умения радиста. А ведь в самой широкой части радиолуч едва достигал полумили в поперечном сечении. Говорили, что опытные радисты нутром чуют, сколько миль осталось лучу до цели: с научной точки зрения — сплошная чушь, конечно, но своего объяснения на этот счет наука не предлагала.
Через десять минут связь была установлена.
Еще через десять минут Байрон откинулся на спинку кресла и негромко сказал:
— Они посылают к нам на борт человека.
— Вы им позволили? — спросила Артемизия.
— Почему бы и нет? Всего один человек. А мы вооружены.
— Но если мы подпустим их корабль слишком близко.
— Мы на тиранитском крейсере, Арта. Он в три-пять раз превосходит их звездолет по мощности, даже если это лучший корабль Лингейна. Их драгоценный договор не так уж много им позволяет, а у нас целых пять крупнокалиберных бластеров.
— Вы умеете пользоваться тиранитскими бластерами? — удивилась Артемизия. — А я и не знала!
Байрону очень не хотелось сознаваться, но он сказал:
— К сожалению, не умею. Пока не умею. Но на лингейнском корабле об этом не подозревают.
Полчаса спустя на экране появился корабль. Это было небольшое тупорылое судно с четырьмя плавниками, используемыми при полете в стратосфере.
При первом же появлении корабля на экране Джилберт радостно воскликнул:
— Это яхта Автарха! — Лицо его сморщилось в улыбке, — Уверяю вас, это его личная яхта. Я же говорил вам, что достаточно будет просто назвать мое имя.
Последовал период уравнения скоростей, и вот лингейнский корабль неподвижно повис на экране.
В передатчике послышался тихий голос:
— Готовы к стыковке?
— Готовы, — ответил Байрон. — Только один человек!
— Да, один человек, — последовало подтверждение.
Словно развернувшаяся змея, металлический канат отделился от лингейнского корабля и как гарпун устремился вперед. На экране показался намагниченный цилиндр, прикрепленный к концу каната. Подлетая к кораблю, он становился все больше и больше, одновременно смещаясь к краю экрана, а затем и вовсе пропал из поля зрения.
Раздался глухой, дребезжащий звук контакта. Цилиндр прилип к корпусу, но нить, тянувшаяся за ним, не провисла под собственной тяжестью, а сохранила все свои причудливые извивы и петли, которые медленно по инерции приближались к кораблю.
Лингейнский корабль легко и осторожно отошел; нить выпрямилась. Она висела, пронзая пространство, изящная, как паутинка, сверкающая в лучах лингейнского солнца.
Байрон настроил изображение, и весь экран заполнил огромный корабль, так что можно было разглядеть начало этой нити, протянувшейся на полмили, и крошечную фигурку, повисшую на ней и перебирающуюся вперед на руках.
Обычно стыковка происходит иначе. Как правило, два корабля близко подходят друг к другу, так что их выдвижные воздушные шлюзы соединяются, как два магнита. По такому туннелю человек может перейти из одного корабля в другой без скафандра. Естественно, этот вид стыковки требует взаимного доверия.
Но если перебираться по канату, подвешенному в пространстве, то без скафандра не обойтись. Приближавшийся лингейнец был закован в тяжелую металлическую кольчугу, которая требовала немалых мускульных усилий при передвижении. Даже отсюда Байрону было видно, как напрягается рука человека, отцепляясь от каната и готовясь к следующему шагу, и снова расслабляется, закрепившись на блестящей нити.
Кроме всего прочего, необходимо было тщательно уравнять скорости кораблей. Стоило одному из них случайно ускорить движение — и нить разорвется, а путешественник отправится в космос, подхваченный притяжением отдаленного солнца, причем ни трение, ни преграды не остановят его на этой дороге в вечность.
Лингейнец приближался уверенно и быстро. Стало видно, что он не просто перебирает руками. Каждый раз, зацепившись рукой за канат, он пролетал вперед несколько десятков футов, прежде чем схватиться за него другой рукой.
Это была настоящая космическая эквилибристика. Космонавт напоминал блестящего металлического гиббона, скачущего на руках с ветки на ветку.
— А если он промахнется? — спросила Артемизия.
— Он выглядит достаточно опытным, — ответил Байрон. — А если промахнется, то по-прежнему будет сверкать на солнце, и мы его подберем.
Лингейнец был уже совсем близко. Наконец он исчез с экрана, а еще через пять секунд они услышали тяжелые шаги по обшивке корабля.
Байрон передвинул рычажок, и вокруг входного люка загорелись сигнальные огни. Через мгновение раздался властный стук, и внешний люк корабля открылся, принимая гостя. За стеной пилотской рубки загрохотали шаги. Наружный люк закрылся, часть стены скользнула в сторону, и в проеме появился человек.
Костюм его мгновенно покрылся звонкой изморозью, которая толстым слоем затянула стекло шлема и превратила космонавта в белую статую, обдающую холодом.
Байрон усилил обогрев помещения. Ворвалась струя теплого воздуха. Изморозь начала таять, на скафандре заблестели капельки росы.
Лингейнец нащупал неуклюжими металлическими пальцами застежки шлема, стараясь поскорее избавиться от снежной слепоты. Шлем взметнулся вверх, подняв за собой взъерошенные волосы…
— Ваше превосходительство! — воскликнул Джилберт и, обращаясь к Байрону, радостно и гордо добавил: — Байрон, это сам Автарх!
Но Байрон, остолбенев, еле выговорил непослушными губами:
— Джонти?!
Глава тринадцатая
Автарх остается
Автарх откинул в сторону скафандр и уселся в большое мягкое кресло.
— Давно не приходилось упражняться, — сказал он, — Но говорят, стоит однажды этому научиться, потом уже не отвыкнешь. Привет, Фаррил. Милорд Джилберт, добрый день. А это, насколько я помню, дочь Правителя леди Артемизия.
Он зажал губами длинную сигарету и затянулся. Рубку заполнил приятный запах ароматизированного табака.
— Не ожидал увидеть вас так скоро, Фаррил.
— Или вообще увидеть, — съязвил Байрон.
— Может, и так, — согласился Автарх, — Конечно, получив сообщение из одного слова «Джилберт» и зная, что Джилберт не может управлять космическим кораблем, зная, что я сам послал на Родию молодого человека, который может управлять космическим кораблем и который вполне способен украсть крейсер, спасаясь бегством, зная, наконец, что человек на крейсере молод и обладает аристократической внешностью, я мог прийти только к одному заключению. Поэтому я не удивился, увидев вас.
— А я думаю, все-таки удивились, — возразил Фаррил. — И сильно удивились, черт возьми! Как несостоявшийся убийца. Думаете, только у вас есть способности к дедукции?
— Я всегда был самого высокого мнения о вас, Фаррил.
Автарх остался абсолютно невозмутимым, и Байрон почувствовал неловкость за свой срыв. Взбешенный, он повернулся к Джилберту с Артемизией:
— Этот человек — Сандер Джонти. Я вам о нем рассказывал. Возможно, он также и Автарх Лингейна иди даже пятьсот Автархов. Неважно, для меня он Сандер Джонти.
— Тот самый, который… — начала Артемизия.
Джилберт поднял тонкую дрожащую руку:
— Возьмите себя в руки, Байрон. Вы сошли с ума?
— Это тот самый человек! Я не сошел с ума! — выкрикнул Байрон. Потом с усилием овладел собой. — Ладно. Я думаю, нет смысла кричать. Уходите с моего корабля, Джонти. Теперь я говорю достаточно спокойно. Убирайтесь с корабля!
— Мой дорогой Фаррил, но почему?
Джилберт издал какой-то нечленораздельный звук. Байрон яростно оттолкнул его и посмотрел сидящему Автарху прямо в лицо:
— Вы допустили одну ошибку, Джонти. Только одну. Не догадались, что, выйдя из спальни, часы я оставлю внутри. Видите ли, на часах у меня индикатор радиации.
Автарх выпустил кольцо дыма и мило улыбнулся.
— Этот индикатор не посинел, Джонти, — продолжал Байрон. — В моей комнате не было никакой бомбы. Только тщательно изготовленная подделка! Если вы станете это отрицать, значит, вы лжец, Джонти, или Автарх, или как вам угодно себя называть.
Более того, это именно вы подсунули мне эту подделку. Вы усыпили меня гипнайтом и организовали всю эту ночную комедию. Все сходится, не так ли? Если бы мена не разбудили, я так и проспал бы всю ночь, не узнав, что в комнате что-то не в порядке. Поэтому вы позвонили мне. Проснувшись, я должен был обнаружить бомбу, которую вы специально положили рядом со счетчиком, чтобы я не мог ее не заметить. А кто взорвал мою дверь, чтобы я не успел догадаться, что бомба — всего лишь подделка? Должно быть, вы наслаждались той ночью, Джонти…
Байрон ожидал хоть какой-то реакции, но Джонти лишь кивнул с вежливым интересом. Байрон почувствовал, что свирепеет. Как будто пинаешь подушку, бьешь по воде, машешь кулаками в воздухе…
Он хрипло сказал:
— Моего отца приговорили к смерти. Я вскоре узнал бы об этом. Я отправился бы на Нефелос, чтобы самому решить, сражаться мне с тиранитами открыто или тайно. Я знал бы свои возможности и был бы готов ко всем неожиданностям и случайностям.
Но вы захотели, чтобы я отправился на Родию и встретился с Хинриком. Конечно, просто так я не стал бы выполнять ваши желания. Вам нужно было организовать стечение обстоятельств. И вы организовали!
Я думал, что мне подложили бомбу, и не мог понятья почему. Вы объяснили. Вы даже «спасли» мне жизнь! Вы! Казалось, вы знаете все. Например, что мне делать дальше. А я был выведен из равновесия и последовал вашему совету…
Байрон перевел дыхание, ожидая ответа. Ответа не было, Он закричал:
— Вы мне даже не сказали, что я улетаю на родийском корабле и что капитан знает, кто я такой. Вы даже не объяснили, что отправляете меня прямо в руки тиранитов. Или вы отрицаете это?
Наступила долгая пауза. Джонти погасил окурок.
Джилберт нервно сжимал ладони.
— Байрон, вы ведете себя невозможно. — проговорил он. — Не станет Автарх…
Но Джонти спокойно перебил его:
— Станет. Я все признаю. Вы совершенно правы, Байрон. Поздравляю, вы на редкость проницательны. Подделка вместо бомбы была подсунута мною, и это я отправил вас на Родию с намерением дать возможность тиранитам арестовать вас.
Лицо Байрона прояснилось. Во всей этой истории не осталось больше белых пятен.
— Когда-нибудь я с вами рассчитаюсь, Джонти. Но сейчас вы Автарх Лингейна, у вас наготове три корабля, так что условия слишком неравные. Однако «Беспощадный» — мой корабль. Я его пилот. Надевайте скафандр и убирайтесь. Канат еще на месте.
— Это не ваш корабль. Вы скорее пират, чем пилот.
— Сейчас я на нем хозяин, и этим все сказано. Даю вам пять минут.
— Послушайте, давайте обойдемся без драматических сцен! Мы нужны друг другу, и я не собираюсь уходить.
— Вы мне не нужны. Даже если бы весь тиранитский флот преследовал нас, а вы могли бы уничтожить его одним ударом, я все равно не попросил бы вас о помощи.
— Фаррил, — сказал Джонти, — вы ведете себя как ребенок. Я дал вам возможность высказаться. Можете вы, в свою очередь, выслушать меня?
— Нет. Меня не интересуют ваши доводы.
— Может быть, теперь заинтересуют?
Артемизия вскрикнула. Байрон дернулся, но тут же остановился и застыл на месте, покраснев от злости на собственную беспомощность.
— Я принял все меры предосторожности, — сказал Джонти. — Жаль, что приходится действовать так грубо и угрожать оружием, но я думаю, оно заставит вас выслушать меня.
В руках он держал карманный бластер. Он не был предназначен для того, чтобы парализовать или вызвать боль. Это было орудие убийства.
— Много лет я готовлю Лингейн к борьбе с Тираном, — начал Автарх. — Вы представляете, что это значит? Это нелегко. Почти невозможно. Внутренние Миры нам не помогут, в этом мы уже убедились на собственном опыте. Затуманные королевства могут рассчитывать только на свои силы, Но не так-то просто убедить в этом наших местных правителей. Ваш отец попытался сделать это и был убит. Игра идет не на жизнь, а на смерть — не забывайте об этом.
Арест вашего отца был для нас сокрушительным ударом. Смертельно опасным ударом. Ваш отец входил в число самых осведомленных лидеров, тираниты напали на верный след. Их необходимо было сбить с толку. И тут уж пришлось забыть о чести и благородстве. Не разбив яиц, не поджаришь яичницу.
Я не мог просто прийти к вам и сказать: «Фаррил, надо пустить тиранитов по ложному следу. Вы сын Ранчера и поэтому подозрительны. Подружитесь с Хинриком Родийским, чтобы тираниты пошли в этом направлении. Уведите их от Лингейна. Возможно, это опасно. Вы можете погибнуть, но вы послужите идеалам, за которые отдал свою жизнь ваш отец».
Может быть, вы и сделали бы это, но я не мог рисковать. У меня не было времени на эксперименты. И я вынудил вас сделать это. Поверьте, радости я не испытывал. Но у меня не было выбора. Я не думал, что вы останетесь живы, говорю вам это откровенно. Я сознательно приносил вас в жертву и не скрываю этого. Но вы остались в живых — и я искренне рад. Кроме того, есть еще одно обстоятельство, касающееся документа…
— Какого документа? — перебил его Байрон.
— Тише, не горячитесь так! Я уже сказал, что ваш отец работал на меня. Поэтому мне все известно. Сначала вы показались мне самой подходящей кандидатурой для поисков документа. Вы находились на Земле на законном основании, вы молоды, вас ни в чем не подозревали. Я сказал: сначала. Но после ареста отца вы стали опасны. Для тиранитов вы превратились в подозреваемого номер один. Мы не могли допустить, чтобы вы завладели документом, потому что тогда он неизбежно попал бы к ним в руки. Мы должны были убрать вас с Земли, прежде чем вы закончите свое дело. Все логично, не так ли?
— Значит, документ теперь у вас? — спросил Байрон.
— Нет. Он исчез с Земли много лет тому назад. Если это тот самый документ, конечно. Я не знаю, где он. Можно мне убрать бластер? Он тяжелый.
— Уберите, — разрешил Байрон.
Автарх так и сделал.
— Что говорил вам отец о документе? — спросил он.
— Ничего такого, чего бы вы не знали, поскольку он работал на вас.
— Именно так, — улыбнулся Автарх. Но в этой улыбке не было веселья.
— Вы сказали все, что хотели?
— В общем, да.
— Тогда убирайтесь с корабля.
— Подождите, Байрон, — вмешался Джилберт. — Не надо сводить все к личной вражде. Здесь ведь и мы с Артемизией. У нас тоже есть что сказать. В словах Автарха есть смысл. Напомню, что на Родии я спас вам жизнь… Думаю, что и моя точка зрения должна быть учтена.
— Хорошо. Вы спасли мне жизнь! — Байрон указал пальцем на люк. — Уходите с ним вместе! Вы хотели найти Автарха? Вот он! Я согласился отвезти вас к нему и на этом моя ответственность кончается. Не пытайтесь указывать мне, что делать! — Все еще дрожа от гнева, он повернулся к Артемизии: — А вы? Вы ведь тоже спасли мне жизнь. Все вокруг только тем и занимаются, что спасают мне жизнь! Вы тоже хотите уйти с ними?
— Не решайте за меня, Байрон, — спокойно ответила девушка. — Если я захочу уйти, я скажу об этом.
— Только не чувствуйте себя обязанной. Можете уйти в любое время.
Она выглядела обиженной, и он отвернулся. Как обычно, какой-то частью рассудка он понимал, что ведет себя глупо. Зря он сорвался, конечно, тем более при Джонти. Но с другой стороны, какого черта они так спокойно относятся к тому, что кто-то считает себя вправе бросить Байрона Фаррила тиранитам, как кость собакам, чтобы увести их от Джонти? За кого они его принимают?
Он снова вспомнил о бомбе-подделке, о родийском лайнере, о тиранитах, о дикой ночи на Родии, и почувствовал, что начинает жалеть себя.
— Ну, Фаррил? — спросил Автарх.
— Ну, Байрон? — повторил Джилберт. Байрон повернулся к Артемизии:
— А что вы думаете по этому поводу?
Артемизия спокойно ответила:
— Я думаю, что у него там три корабля и что, кроме всего прочего, он Автарх Лингейна. Полагаю, у вас просто нет выбора.
— Вы умная девушка, миледи, — одобрительно кивнул Автарх. — Приятно встретить ум в такой прекрасной оболочке. — На мгновение его глаза задержались на ее лице.
— Так что вы предлагаете, Джонти? — спросил Байрон.
— Позвольте мне воспользоваться вашими именами и возможностями, и я приведу вас на планету, которую лорд Джилберт назвал планетой повстанцев.
— Вы думаете, она существует? — криво усмехнулся Байрон.
Одновременно с ним спросил и Джилберт:
— Значит, это не ваша планета?
— Я думаю, что мир, описанный милордом, существует, — улыбнулся Автарх. — Но это не моя планета.
— Не ваша… — разочарованно протянул Джилберт.
— Разве это имеет значение, если я могу найти ее?
— Каким образом? — спросил Байрон.
— Это не так трудно, как может показаться. Если мы сочтем рассказ милорда правдивым, значит, существует планета, восставшая против тиранитов. Она расположена где-то в районе туманности, однако в течение двадцати лет тиранитам так и не удалось ее обнаружить. В таком случае она может находиться лишь в одном месте.
— То есть?
— Вы не видите очевидного. Этот мир может существовать только в самой туманности.
— Внутри туманности?
— Великая Галактика! Конечно же! — воскликнул Джилберт.
Всем сразу показалось, что этот вывод напрашивается сам собой.
— Люди могут жить и внутри туманности? — робко спросила Артемизия.
— Почему же нет? — ответил Автарх. — Что такое туманность? Просто дымка в космосе, притом совсем не ядовитая. Это невероятно разреженная масса атомов калия, кальция и натрия, которые поглощают свет звезд. Иными словами, она безвредна, и находящиеся в ней звезды не доступны для наблюдения извне. Прошу прощения, если кажусь педантичным, но последние несколько месяцев я провел в университете Земли, собирая астрономические данные относительно туманности.
— Почему именно там? — спросил Байрон. — Конечно, это не столь важно, мне просто любопытно.
— Тут никакого секрета. Я оставил Лингейн по собственным делам. Примерно шесть месяцев назад я посетил Родию. Мой агент Вайдемос — ваш отец, Байрон — не сумел договориться с Правителем, которого мы надеялись привлечь на нашу сторону. Я постарался сойтись с ним и тоже потерпел неудачу, потому что Хинрик, прошу прощения у леди, не из тех, кто подходит для нашего дела.
— Послушайте… — пробормотал Байрон.
Автарх невозмутимо продолжал:
— Но я встретился с Джилбертом, о чем он вам, вероятно, рассказывал. Оттуда я отправился на Землю, поскольку Земля — родина человечества. Именно с Земли началось заселение Галактики. На Земле сосредоточено большинство архивных записей. Туманность Конской Головы была исследована очень тщательно; во всяком случае, через нее пролетали несколько раз. Ее никогда не заселяли, поскольку навигация в космосе без наблюдения за звездами затруднительна. Но мне нужны были данные исследований…
Теперь слушайте внимательно. Тиранитский корабль, на котором находился Джилберт, столкнулся с метеоритом после самого первого прыжка. Если считать, что от Тирана до Родии корабль летит по обычному торговому маршруту, а считать иначе нет никаких оснований, можно узнать пункт, в котором произошло столкновение. Между двумя прыжками корабль проходит в обычном пространстве расстояние не более полумиллиона миль. Значит, планета находится где-то в этом отрезке.
Можно сделать и другое предположение. Ударившись о контрольную панель, метеорит вполне мог изменить направление второго прыжка, если, допустим, камень задел корабельный гирокомпас. Такое предположение вполне допустимо. Но чтобы изменить силу гиператомного толчка, необходимо вдрызг разбить сами двигатели, до которых метеорит долететь не мог.
Таким образом, если сила осталась неизменной, то не изменилась и длина четырех оставшихся прыжков, и их относительное направление, за исключением направления второго прыжка. Это все равно что длинную изогнутую проволоку еще раз согнуть в неизвестном месте и под неизвестным углом, В таком случае конечный пункт звездолета будет лежать на поверхности воображаемой сферы, центром которой является положение корабля в момент столкновения с метеоритом, a радиусом — векторная сумма оставшихся прыжков.
Я рассчитал такую сферу, и оказалось, что она сильно пересекается с туманностью Конской Головы. Около шести тысяч квадратных градусов, или четвертая часть поверхности сферы, лежит в пределах туманности. Остается лишь найти звезду в туманности, удаленную не более чем на миллион миль от нашей воображаемой сферы. Надеюсь, вы помните: когда корабль Джилберта остановился, он находился вблизи звезды.
А теперь — как вы думаете, сколько звезд внутри туманности находится на таком расстоянии от воображаемой сферы? Учитывая, что в Галактике сто миллиардов звезд?
Байрон, вопреки своему желанию, явно заинтересовался.
— Сотни, вероятно.
— Пять! — ответил Автарх. — Всего пять. Пусть число сто миллиардов не вводит вас в заблуждение. Объем Галактики около семи триллионов кубических световых лет. Жаль, что я не знаю, у какой из этих пяти звезд есть обитаемые планеты. Тогда мы бы свели число возможных звезд к одной. К несчастью, исследователи не провели детального изучения. Они отмечали лишь положение звезд, их движение и спектральный тип.
— Значит, около одной из них может оказаться повстанческий мир? — спросил Байрон.
— Из известных мне фактов можно сделать только такое заключение.
— Если принять рассказ Джила за правду.
— Я на этом основывался.
— Все, что я рассказывал, — чистая правда! — вмешался Джилберт. — Клянусь!
— Предлагаю отправиться туда и исследовать эти пять звезд, — сказал Автарх. — Мотивы мои достаточно очевидны. Как Автарх Лингейна, я могу принять равное участие в их борьбе.
— А в сопровождении двух Хинриадов и Вайдемоса вы будете претендовать еще и на равную долю, а также на высокое и прочное положение в новом, свободном мире, — добавил Байрон.
— Ваш цинизм не пугает меня, Фаррил. Конечно же, вы правы! Если предстоит победоносное восстание, надо быть ближе к победившей стороне.
— Иными словами, удачливый мятежный капитан может стать в награду Автархом Лингейна.
— Или Ранчером Вайдемоса. Совершенно верно.
— А если восстание провалится?
— Тогда будет время подумать.
— Я лечу с вами, — медленно сказал Байрон.
— Хорошо! Тогда вам нужно перебраться с этого корабля.
— Зачем?
— Так будет лучше. Этот корабль — опасная игрушка.
— Это тиранитский военный крейсер. Зачем же нам бросать его?
— Именно потому, что это тиранитский крейсер, он будет выглядеть крайне подозрительно.
— Только не в туманности. Извините меня, Джонти. Я присоединюсь к вашей экспедиции, но тоже хочу быть откровенным: я буду искать планету повстанцев, но на дружбу со мной не рассчитывайте. Я останусь на своем корабле.
— Байрон, — мягко сказала Артемизия, — но этот корабль слишком мал для нас троих.
— В нынешнем состоянии — да, Арта. Но к нему можно присоединить трейлер. Джонти знает это так же хорошо, как и я. Тогда у нас будет больше места и мы останемся хозяевами положения. К тому же это замаскирует принадлежность корабля.
— Если между нами нет ни дружбы, ни доверия, Фаррил, я должен обезопасить себя, — сказал Автарх. — Вы можете оставить себе корабль и получить трейлер. Но у меня должна быть гарантия, что вы не поведете себя неразумно. Леди Артемизия полетит со мной.
— Нет! — сказал Байрон.
— Нет? Пусть скажет леди. — Автарх повернулся к Артемизии, слегка раздувая ноздри. — Осмелюсь доложить, миледи, что ваше положение там будет гораздо комфортабельнее.
— Зато оно станет гораздо менее комфортабельным для вас, милорд, — заявила Артемизия. — Я избавлю вас от неудобств и останусь здесь.
— Я надеюсь, вы передумаете… — начал Автарх, и две морщинки у переносицы нарушили обычную невозмутимость гладкого лица.
— А я надеюсь, что нет, — прервал его Байрон. — Леди Артемизия сделала свой выбор.
— И вы одобряете ее выбор, Фаррил? — насмешливо спросил Автарх.
— Полностью. Мы втроем останемся на «Беспощадном». И довольно об этом.
— Вы странно подбираете себе спутников.
— Вот как?
— Да, мне так кажется. — Автарх лениво рассматривал кончики своих ногтей. — Вы сердитесь на меня, потому что я вас обманул и подверг вашу жизнь опасности. Странно в таком случае, что вы в дружеских отношениях с дочерью Хинрика. По лживости мне далеко до ее отца.
— Я знаю Хинрика. Ваше мнение о нем ничего не меняет.