Напряжение Ильин Владимир
— У нас аптечка есть! В машине! Я принесу!
— Не надо, — уже спокойно произнес я, чувствуя, как восстанавливаюсь.
Появились силы думать. В первую очередь попытался потратить избыток, застрявший в теле, обратившись к своему дару. Дар пришел на службу, но не забрал ни грана боли — нечто, что мучило тело, было чужим и не годилось для использования.
Не знаю, сколько лежал, сначала разглядывая желто-черную травинку перед глазами, а потом — безоблачное небо. Уже зашумели машины на трассе, посчитав дорогу безопасной вновь, а я терпеливо дожидался, когда переизбыток силы даст мне возможность подняться на ноги. Рядом так же терпеливо ждал Федор, то и дело предлагая то бинты и йод, то йогурт и шоколадку, не зная, чем помочь.
— Мне нужно время, — отвечал я ему.
Только и его не было.
— Там наш автобус! — воскликнул Федор.
— Значит, время подниматься, — отжал я тело от земли и осторожно встал, стараясь до последнего не отпускать ладони от травы.
И действительно, мимо, переваливаясь по изрезанному асфальту, прошла колонна знакомых «Икарусов» с княжеским гербом у номера, аккуратно объехав брошенные на трассе джипы. Мне бы еще полежать, но мы обязаны быть вовремя, вместе со всеми. Так даже лучше, чем приехать первыми, не станем единственным источником новостей.
— Помочь? — переживая, спросил брат.
— Я сам. — Мотнув головой, скинул тапки и поднялся.
А что, вполне терпимо — теперь внутреннее напряжение, судорогой сводящее тело, уходило сквозь пятки.
— Поехали, — подмигнул я брату и пошел к машине.
От моего прикосновения джип возмущенно закричал сигнализацией и заморгал фарами.
— Приехали, — тоскливо констатировал я, глядя на свою руку.
— И что делать? — поднял на меня взгляд Федор.
— Ты поведешь, — почесав затылок, пришел я к единственному решению.
— А мне разве можно? — недоверчиво уточнил брат.
Я снял с рубашки свою бабочку и перекинул ему в руки.
— Надень, с ней все можно.
На алый лепесток ткани посмотрели, как на нечто волшебное, и тут же нацепили на воротник.
— Ты водить-то умеешь? — спохватился я.
— Конечно, — поправляя бабочку, солидно, совсем другим голосом ответил Федор, — это же моя машина.
Общими усилиями устроили мне место из резиновых ковриков — кожаное кресло тлело от моего прикосновения. И рубашка с шортами тоже тлели, но тут ничего не поделать — резиновых костюмов не было. Зато нашлась лампочка! Не в плане одежды, но через нее тоже можно было сбрасывать избыток силы — потихоньку, тускловатым желтым светом. Притронешься рукой — будто ветер подул, коснешься языком — словно холодного кваса выпил. Блаженство!
— Помощь не нужна? — участливо спросили из приоткрытого окна притормозившей рядом машины.
— Нет, — опустив тонированные стекла, снизу вверх пискнул Федор.
Я приветливо мигнул лампочкой.
— Уй, ё! — И мужчина дал по газам.
— Это он чего? — повернулся ко мне брат.
— В мире полно странных людей, — вынув лампочку изо рта, поучительно поведал я. — Поехали.
С колонной нам очень повезло. Во-первых, они точно знали дорогу, и нам не пришлось плутать по старому, оттого очень запутанному городку. Во-вторых, Федору было удобно ориентироваться по верхнему краю кузова последнего автобуса — так не нужно было вытягивать шею, чтобы одновременно жать на педали и видеть дорогу. В-третьих, ехали мы достаточно медленно, чтобы последствия встречи с плохими людьми полностью выгорели в вольфрамовой дуге.
Правда, внутрь вокзала нас не пустили, грозным жестом регулировщика указав на знак «Общественный транспорт», так что пришлось выруливать на забитую парковку и кое-как пристраиваться возле ограды. Федор даже почти не поцарапал нам бампер, но вроде бетонная стена обиделась не сильно и с молчаливым укором приняла извинения, брошенные на бегу, — мы опаздывали. А поскольку ноги у меня длиннее, а Федору с высоты явно больше видно, то бежали в два яруса, каждый занимаясь своим делом — я расталкивал плотную толпу людей, а Федор подсказывал, в какую сторону мне рациональней работать локтями.
— Может, позвоним? — заметив третий раз один и тот же киоск, спросил я небо.
— Точно! — На фоне неба появилась воодушевленная физиономия брата.
Федор выудил телефон из шорт и деловито набрал номер, коротко спросил, некоторое время послушал ту сторону и жестом военачальника указал на север.
— Туда!
— А почему туда? — резонно уточнил я, не отметив в том направлении ни одной надежной приметы.
— Папа там кричал, что загонит всех на север, если мы не найдемся, — с готовностью прояснил Федор.
Но тут телефон перезвонил сам, и оказалось, что на север пойдут другие люди, а нам надо к пожарной башне на востоке.
Через некоторое время меня сдавили так, что в глазах потемнело, — тут же охнули, извинились, накричали, снова извинились и обняли в три пары рук. Сообразив, что страдаю за двоих, сгрузил счастливого (пока еще) Федора на землю. Ему еще щеки тискали, так что я в принципе легко отделался.
— Вы где были?! — с напускной грозностью спросил отец.
— Да! — вторила Тоня, уперев руки в боки, а Катя попыталась пнуть меня по ноге.
— Нас на вокзал не пустили.
— Кто посмел?!
— Дорожный знак, — указал я виновника всех бед и показательно ткнул пальцем в сторону въезда.
— К-какой дорожный знак? — растерялся Михаил.
— На своих машинах проезд запрещен. А на парковке места нет.
— А еще я бампер поцарапал, — виновато выглянул из-за моей ноги изрядно потрепанный Федор.
— Какой еще бампер? — Отец повел круглыми глазами от меня к Федору и обратно.
— Нашей машины, — тихо пискнул брат, указав рукой на высокий силуэт джипа в самом конце парковки.
— А-а… — протянул Михаил совсем обескураженно.
— Компенсация, — веско заявил я.
— Серьезно? — с приятным удивлением вымолвил отец.
— И не только! — чутко поймав момент, когда ремень вновь скрылся из ближайшего будущего, гордо выступил вперед Федор.
— Еще деньги вернули, — пояснил я, — и украшения.
— Наши! — веско добавил Федор, потянув отца за руку. — Я покажу!
— А как вы приехали, кто вас привез? — дал себя повести папа.
— Мы сами и приехали. — Подхватив на руки сестер, я зашагал рядом.
— Так вы маленькие! Вам нельзя за руль!
— С ней — можно. — Брат огладил алый шелк бабочки и загадочно добавил: — Артефакт!
— Дай! — потянулась Тоня к бабочке. — Мне! Мое!
Я предусмотрительно отступил на пару шагов в сторону.
— Да там руль и педали, чего сложного, — успокоил я отца, движением головы отцепляя Катину руку от своего уха. — Тем более мы медленно и за автобусом.
— Ну разве что так, — для порядка проворчал безмерно счастливый — по глазам видно — Михаил. — А я уже насчет транспорта договорился. Но так, конечно, лучше! Просто замечательно! Дети, забирайтесь в машину, сейчас я сумки только закину…
За две минуты, путем интриг и угроз, места были распределены. И это еще Федор не участвовал — он молча вцепился в мешок. После подкупа шоколадкой мне досталось то, что рядом с водителем, а сестры заняли второй ряд, с любопытством поглядывая на груз в руках брата.
— Сейчас предупредим моего знакомого, что едем своим ходом, и вперед! — бодро обозначил программу папа, заводя машину. — Федор, что у тебя там?
— Наше! — отозвался брат.
— Ладно, — видимо, привычно хмыкнул Михаил, выруливая с парковки.
— Дай посмотреть, — зашикали позади голоса сестер, перемежаемые упрямым пыхтением Федора.
Товарищ отца оказался хозяином микроавтобуса, в момент нашего прибытия деятельно обсуждавшим, как запихнуть двадцать человек с грузом в пространство не самой большой машины. Наше прибытие группа людей восприняла молчаливо, с характерным прищуром, от которого захотелось заблокировать двери и прибавить скорость.
— Армен, мы не поедем, — перегнувшись через меня, сообщил отец.
Толпа радостно взволновалась, но тут же оказалась заглушена зычным голосом, предлагавшим всем желающим четыре свободных места совсем недорого.
— А казался таким приличным человеком! — глядя на нас, сварливо крикнула дородная тетка из толпы.
— Так это компенсация, всем выдают, — виновато пояснил отец.
— Да? А разве не просто деньги возвращают? — Не веря, переспросила она, подходя ближе.
Со второго ряда раздался болезненный вопль и торжественный писк девчонок, на секунду отвлекший раздраженное внимание женщины. Но этой секунды хватило, чтобы у тетки блюдцами распахнулись глаза, а рот открылся так, что хоть поезд пускай. Чувствуя недоброе, обернулся и обомлел — Тоня с восхищением наматывала на руку солидную охапку цепочек, отнятую у вусмерть разобиженного брата.
— А-а-а… — сглотнув, протянула тетка, не в силах оторвать от драгоценностей завороженный взгляд.
— Компенсация, компенсация, — терпеливо повторил отец, поглядывая на стрелку бензобака. — Мы поедем, хорошо?
— Х-хорошо…
Машина шустро набрала скорость, но вопль: «Тамара, нас обманули! Хватай топор, там золото килограммами дают!» — я услышал отчетливо.
Вскоре мы снова были на трассе, но уже на другой, уходящей на восток страны — к городу, где у Михаила были друзья.
— Скоро все будет хорошо, — поймав мой взгляд в центральном зеркале, пообещал отец.
Я согласно прикрыл глаза, устроился поудобнее и уснул. Впервые за четыре дня.
Даже в самом роскошном дворце есть место крошечным комнаткам с узким окном, единственной кроватью и крашеными стенами. Все-таки сотня слуг на целое здание, и каждому нужно место для сна и отдыха. Некогда строители решили, что им, слугам, хватит и шести квадратных метров на каждого — почти столько же, сколько занимала малая гардеробная в помещениях для гостей. Время тогда такое было: если не общая комната на сорок лежанок в два яруса — то простолюдину уже роскошь.
Разумеется, во время нынешнее даже слугам старались угодить, отводя пустующие залы под жилье, благо детский дворец вечно пустовал, а мелких представителей благородной крови совершенно бестактно держали по четверо в одной комнате — так они меньше разрушали, аж в четыре раза. В общем, место было, слуги вовсю радовались удачным и уважаемым местам службы, порою и не зная, что официально приписаны к совершенно другим комнатам — все-таки хотя бы на бумаге должен был быть порядок.
Однако и тут не обошлось без исключения — один человек все-таки продолжал ночевать в крохотной комнатке. Но что взять со странного старика, доживавшего свой разум и годы на службе? Может, он и стал слугой, когда такие покои были за радость… Только и этот жилец скоро покинет восточное крыло — и хранитель дворца сможет наконец-таки его опечатать. Самый верный дворцу человек решил завершить службу.
— Привет, — замерла на пороге маленькой комнатки Ксения.
Внутри почти не было места — кровать и тумбу занимали два раскрытых чемодана, а в небольшом проходе суетился сам хозяин комнаты.
— Да, привет, — слегка смутился дед и показал на разложенные вещи. — А я вот на пенсию собрался. Дал себя уговорить.
— Амир рад?
— Вот, смотри, сколько всего надарил, — усмехнувшись, показал он рукой вокруг. — У меня в жизни столько вещей не было. А еще вот, путевки, шесть штук, с полным проживанием, — потряс он охапкой цветастых бумажек из плотного картона, до того небрежно откинутых на край кровати, — до конца дней можно по миру кататься.
— Будешь присылать мне открытки? — чуть отстраненно, без радости и без печали, спросила внучка.
— Конечно! Из Парижа, из Мексики! — расцвел дед. — Марки будешь коллекционировать.
— А где ты их возьмешь в княжестве Шуйских? — Равнодушную маску сменила лукавая улыбка. — Максим ведь там.
— У нас что, мало людей в Париже? — заворчал старик, возвращаясь к чемоданам.
— А как же я? Мое обучение завершено?
— Нет… — Дед глубоко вздохнул и с виноватым выражением повернулся к любимице. — Прости… но я должен быть там.
— Он тебя не примет, — предупредила Ксения.
— Я найду слова.
— Не поможет, — легонько качнула та головой. — Не после того, как наш род бомбил город его семьи.
— Да еще семья эта! — разошелся старик, поджав губы. — Шли-шли и нашли… не бывает такого! Раз — и сразу в семью, ишь чего захотели. Думаешь, этот Самойлов — простой человек?! Ха! Таких шестеро на всю страну!
— Он нужен им, они нужны и дороги ему… — мягко протянула Ксения. — Тепло — за заботу, ответственность — за доверие.
— Мы его семья! — не сдержался дед.
— Мы — плохая семья.
— Может быть, — понурился он, присев на кровать. — Но я хочу все исправить. Я должен.
Рядом тихонько присела внучка и привычно положила ладошку на его руку.
— Помнишь, я рассказывал, почему так важна честь? — поднял он взгляд на любимицу.
Девочка промолчала, сумев ощутить себя за той гранью, где не нужно вести беседу, а надо принять исповедь.
— Человек — он слаб и ленив по своей природе. Человек с целью способен добиться результата, если воля его крепка. Но для магии недостаточно воли, на высоких рангах нужна одержимость. Когда бетонная плита падает на младенца и эту многотонную ношу держит хрупкая женщина — это одержимость спасением жизни родного существа. Когда человек перепрыгивает трехметровую стену, спасаясь от стаи собак, он одержим выживанием. Но нам такое не подходит — нам нужно спасать чужие и свои жизни постоянно. Поэтому мы одержимы благополучием рода, его честью, славой и выживанием. Это не просто слова, милая. Это то, что превращает слабый ветерок «новика» в шторм «виртуоза» — всего-то нечто внутри человека, заставляющее вложить самого себя, все свои силы, опыт и возможности ради славы и благополучия рода. Бесконечное соревнование с самим собой, в котором нельзя соврать…
Старик помолчал.
— Тринадцать лет назад для нас не было на свете трагедии хуже, чем выбросить сына в неизвестность. Люди умирали в сражениях, от болезней и стихии, от старости или дурной раны — все это было, и никуда от этого не деться. Можно только оплакивать и мстить. Но никогда, ни в одном из поколений мы не отказывались от родной крови. Мы одержимы семьей, и пойти на этот шаг далось с огромным трудом. Скажу только, что твой отец лишился силы на полгода. Вообще всей силы, его даже твоя мать избила, когда узнала… Я потерял один ранг силы. Все остальные, кто был в курсе дела, тоже ходили в страшной депрессии. Но у нас была цель. Мы, одержимые, желали роду благополучия, которое мог подарить пророк. И мы пошли на эту жертву. Я не хочу оправдываться, я знаю свою вину и вину твоего отца, но пусть мы умрем за это, если с твоей помощью наш род будет жить. Прошли годы, мы успокаивали себя, что найдем мальчика и постараемся обеспечить ему будущее. Никто не верил, что после интерната для сирот и обычной школы мы получим кого-то адекватного. Не смотри на меня так гневно. Мы любили бы его абсолютно любым.
Старик задумался.
— Потом ты нашла Максима. Сбылось пророчество твоей матери, мы получили великий дар и еще один шанс выжить в этом жестоком мире. Это тут мы кажемся большими и сильными, а знала бы ты… Не важно. Признаюсь, от этой новости мы стали сильнее… Ощутимо сильнее — если я и твой отец уже шагнули за грань наивысшего мастерства, то часть посвященных подошли совсем близко к ней. Еще одно хорошее известие — и они бы тоже ее пересекли, а клан получил бы пару-тройку «виртуозов». Всего-то дел — надо вернуть парня, убедиться, что все хорошо, и совесть внутри нас позволит чувствовать себя сильнее. Но ты не позволила, и это твое право. Ссориться с оракулом… особенно таким милым, с таким хорошеньким носиком и щечками… Ладно-ладно. В общем, ссориться — дураков нет. Искать самим — помнишь, я тебе про политику рассказывал? Нельзя. Так что ходят у нас теперь недовиртуозы и тоскливо посматривают в твою сторону. Замечала, нет? Нет? Ну, про тоскливое выражение я перебрал, они те еще убивцы… Твой дядька Амир, например. Он добрый?! Ладно, пусть будет добрый. А недавно ты показала мне брата. Сильного одаренного, разогнавшего двух «ветеранов» гвардейской охраны. — Старик упер лицо в сложенные ладони.
— Деда…
— Который в тринадцать основал компанию и заработал свои первые сто тысяч…
— Дедушка, ну не надо, — встревожилась Ксения, услышав тихие рыдания старика.
— Который имеет полное право нас ненавидеть… — Дед поднял голову и растерянно посмотрел на внучку. — Мы выкинули из семьи ее будущее. Мы врали себе, что это будет бестолочь, без дара и чести. Если твой отец узнает об этом… Ксюша, я второй день не могу призвать силу. Что станет с ним?
— Мы ему не скажем.
— Не скажем, — эхом отозвался старик, — пока я все не исправлю. Я стану слугой, дворником рядом с ним — это не зазорно для чести! Обучение детей клана — никогда не зазорно для чести! Я не скажу, кто я и откуда, но я обязан быть рядом, когда он узнает правду о своем происхождении. Между нами не должно быть вражды.
— Не переживай, — мягко успокоила она, — он не злой.
— Может быть, — упрямо произнес старик, — но ты не можешь заглянуть в душу. Твой дар — огромное богатство, но и он дает сбой.
— Еще не было случая…
— Помнишь, я говорил про пророчество твоего рода?
— Что будущим оракулом станет девушка с именем Софья? Да, оно не сбылось, но…
— Сбылось, — отрицательно покачал головой дед. — Твоя мать — сильнейший оракул в роду. Она увидела свою маму, когда ей было всего шесть лет.
— Но почему тогда… — растерялась Ксюша.
— Она не поверила, что ее любимая мама, которую она так хотела найти, мечтала о ее любви и ласке, жаждала ее возвращения… Что ее мать бесконечно счастлива без своей дочери, — отчеканил дед и добавил чуть мягче: — Девочка не знала, что та ненавидела свою родню, а не ее лично. Дар сломался. Потом мы вытащили Софью из этого гадюшника, ей там тоже приходилось нелегко — род занял много денег и очень рассчитывал на ее дар… Но дело не в этом.
— А в чем? — совсем потерянно произнесла внучка.
— Ты уверена, что твой брат, который там, в будущем, жив и здоров, не ненавидит искренне тебя, меня, твоего отца и Амира? — вкрадчиво уточнил старик.
— Такого не будет!
— Ксюша, ты ведь видишь будущее с той же скоростью, что настоящее. Ты можешь дать гарантию, что где-то там, в моментах, которые ты не посмотрела, он не убивает нашу родню?
— Мой дар подсказал бы мне! — уже плача, крикнула Ксения.
— Может быть. А может, и нет. Никогда не задумывалась, почему при таком сильном даре Веденеевы не правят миром? — не обращая внимания на слезы, вопросил дед. — Посмотри на императорский дворец, попробуй увидеть его будущее! — прикрикнул он.
Ксения даже плакать забыла и растерянно захлопала глазами от такой отповеди, но потом дисциплинированно попыталась воссоздать знакомый по фотографиям образ и заглянуть за горизонт…
— Серое марево!.. — испуганно воскликнула она, отдергивая лицо.
— И это только одно место. Такое тебе не показывали, чтобы не сломать веру в свои силы, но предупредить перед отъездом я обязан. Не все, что ты хочешь увидеть, тебе покажут. Не все, что ты видишь, станет правдой. Смотри на мелочи, доверяй интуиции, не бросай ключевые события на авось.
— Но я видела будущее брата…
— Твой брат — уже фигура, — непреклонно заявил дед, — и как бы этим будущим уже не играли против нас…
Глава 28
Тайное внутри
Низкий потолок, оббитый серой тканью, глухая преграда справа. Попытка дернуться пресечена тугим жгутом через всю грудь. И уже тогда, одновременно с легкими, заполненными криком, пришло осознание — я все еще в машине. И вовсе ничего не удерживает на неудобном ложе — это всего лишь ремень безопасности. Кресло наклонено назад, упираясь во второй ряд наголовником, оттого по правую руку глухой борт машины вместо окна, а слева обзор загораживало сиденье водителя.
А вообще, на улице светло, только летний вечер ли это или раннее утро следующего дня — непонятно. И узнать неоткуда: кроме меня, в салоне никого.
Отстегнув ремень, вывалился из машины, морщась от покалывания в затекшем теле и чуть ежась от приятного холодка — все-таки утро. По правую сторону дороги аккуратным рядком выстроились молодые яблони, загораживая собой небольшую полянку с беседкой, за которой проглядывал высокий забор. По левую стоял дом в два этажа, закутанный в гранит, с крыльцом, поднятым над землей на метр, и симпатичным разнотравьем, опоясывающим все здание лентой шириной в три метра. Красивый дом, только в нем явно давно не жили — и дело даже не в высокой траве, разросшейся у фундамента, а в потрепанных рамах окон с облупившейся краской, отвалившейся кое-где облицовкой и тишине, несвойственной для такой громады.
Наверное, мои внутри, раз машина рядом. Поднявшись на семь ступенек, вежливо постучал в дверь большим железным кольцом — звонка-то не было. Тут же послышался быстрый перестук ног, и дверь распахнулась, втягивая меня внутрь вихрем по имени Федор.
— Ты проснулся! А мы хотели тебя будить, но твоя звездочка не пускала, — радостно тараторил он, утягивая меня внутрь. — Руку протянешь — и как кольнет больно!
Холл завершался в высоком, на два этажа, зале, по стенам которого слева и справа тянулись вверх деревянные лестницы. По центру стояли два дивана, создавая в плане треугольник с вершиной в виде могучего камина, ныне потушенного. Над головами тускло блестела укрытая паутиной люстра, шириной и высотой эдак метра в два, но взгляд все равно в первую очередь упирался в огромный ростовой портрет строгого военного в черно-серебристым мундире, с двумя длинными и очень красивыми пистолетами в руках над камином.
— Красиво, да? — заметив мой интерес, брат поделился своим восторгом. — Когда-нибудь я тоже так смогу!
— Рисовать? — полюбопытствовал я, вновь будучи утянутым за братом, на сей раз к лестнице слева.
— Делать пистолеты, — с укором пояснил Федор, будто на плохую шутку.
— А где мы? — чуть притормозив, спросил я.
Второй этаж не был столь примечателен, как первый, — он скрипел старым паркетом, дышал пылью зеленой обивки стен, зато давал неплохой вид на общий зал.
— Дома, — с улыбкой доложил брат.
— А там наша квартира, да? — осторожно уточнил, кивнув по направлению нашего движения.
— Не, — замотал Федор головой.
— Комната? — чуть погрустнел я.
— Нет же! Весь дом — наш! А там папин кабинет и мастерская, пойдем!
И, уже отпустив мою руку, припустил вперед, подпрыгивая от нетерпения.
— Но разве в таком доме может жить одна семья? — не поверил я, по пути трогая дерево коридорной облицовки, тяжелые бронзовые подсвечники, вглядываясь в лица на потемневших картинах по обе стороны длинного коридора, в который мы свернули.
— Ну, он маленький, да, — виновато произнес Федор, — у нас прежде был больше. А у Мишки из класса — вообще дворец!
— Стой, что значит «маленький»? Он огромный! — не сдержал я своего восторга.
— Правда? — осторожно улыбнулся брат.
— Конечно! И мы тут будем жить одни?
— Ага! — вновь счастливо улыбнулся он.
— Это ж сколько придется полы мыть? — озадаченно почесал я затылок.
— Не, это слуги делают, — отмахнулся он, вновь ухватив руку и уводя в очередной поворот коридора, к приоткрытой двери.
— Но ведь им надо платить зарплату?
— Мы не так бедны, сын, — поприветствовали из кабинета. — Проходите!
Два книжных шкафа, поставленных поперек большого зала, делили помещение на вполне уютные комнаты под единым высоким потолком. Левая часть, не видимая от входа, видимо, была мастерской, а в правой, за широким столом и небольшим ноутбуком, среди десятков аккуратно выложенных рядами драгоценностей, улыбался Михаил. Вид он имел слегка потрепанный, будто не спал вовсе — и так, скорее всего, было. Потому как найти дом в незнакомом городе за один вечер — не совсем простое дело.
— Твоими усилиями и Божьим промыслом, у нас есть крыша над головой, — встал он из-за стола, выходя нам навстречу.
Нам достались объятия — одни на двоих, а Федору еще и испортили прическу.
— Я рад, — с приятной теплотой в душе отозвался я на похвалу. — Так быстро нашлись покупатели?
— В нашем роду мы выбираем клиентов, а не они нас, — со скромной гордостью отозвался Михаил, жестом приглашая к столу.
— Это настолько дорого стоит? — присаживаясь в одно из кресел и уступая подлокотник брату, указал я на бережно разложенные драгоценности слева от него.
— Это не стоит ничего, — отрицательно покачал отец головой и на мой удивленный взгляд добавил: — Эти вещи мы вернем владельцам.
— Но… — слегка растерялся я.
— Вещи делались для них, — поднял он крайнюю брошку в ряду и посмотрел на нее с теплой улыбкой, как на хорошую знакомую. — Медальон Маргариты Ожеговой. Красные рубины, хризолиты, серебро и медь. От давления и аритмии. На чужой шее такая вещь будет опасной. А вот тут — вещи без индивидуальной привязки, — указал он на такую же по размерам группу драгоценностей. — Вот, надень.
Рука отца передвинула в мою сторону массивный перстень с крупным синим камнем, впаянным в белый металл. Тяжелый, увесистый, он разместился на пальце свободно, чуть болтаясь.
— Чувствуешь? — внимательно посмотрел на меня отец.
— Мм, нет, — признался я.
— Пусти немного силы в камень, — зашептал в ухо брат.
По телу вмиг прошел ураган свежести, вымывая из тела усталость и сонливость, делая резкими и четкими все предметы вокруг — и будто бы давая видеть комнату шире. Неожиданно стало стыдно за свой внешний вид — моя одежда совсем не соответствовала внутреннему состоянию.
— Вот это да! — выдохнул я.
— Работает два раза в сутки, — польщенно улыбнулся Михаил, забирая протянутое мною кольцо обратно. — Сколько может стоить бодрость для усталого воина? Чем измерять: золотом или жизнью? Нам дали за такое же колечко этот дом вместе с участком в аренду на пять лет.
— Неплохо, — с уважением посмотрел я на отца.
Сколько может стоить аренда такого дома, даже на окраине, я представлял неплохо — в свое время мы месяц искали место под наше производство.
— Продешевили, конечно, — вздохнул он. — Вот на это колечко мы все тут отремонтируем, а остальное позволит получить благосклонность местного князя, — с сожалением обвел он глазами еще два десятка предметов.
— Не слишком ли? — осторожно поинтересовался я.
— Мы тут никто, — понурился Михаил, — или отдадим, или отнимут. Не надо возражений! — вскинулся он, заметив ярость в моих глазах.
В душе поселился неприятный комок из сожаления и злости, но я задавил в себе это, до поры.
— К тому же мы всегда можем сделать новое, — подмигнул он мне и Федору. — А князь, приняв дар, станет единственным клиентом, вот увидишь. Это — выгодное вложение!
Рядом завозился Федор и отчетливо кашлянул.
— Но я не за этим тебя пригласил, — тут же с улыбкой кивнул он Федору и достал из кожаного мешочка на углу стола два одинаковых алых камня. — Федор очень попросил, чтобы мы с тобой попробовали посмотреть на эти камни повнимательнее, — обратился он ко мне. — Разумеется, не будет ничего страшного, если ты ничего не увидишь! — успокаивающе добавил он.
Посмотрев на них внимательно, покрутив в руках и украдкой попробовав на вкус, с легким разочарованием положил обратно на стол. Рядом грустно вздохнул Федор.
— Нет, — не нашел я отличия в двух камнях.
— Это нормально, все хорошо, — успокоил отец, легкими движениями выравнивая камни по одной с краем стола линии. — У каждой семьи свои секреты, разрушительные или созидающие.
— А что в них? — полюбопытствовал я, вновь придвинувшись вплотную к столу. — В камнях?
— В одном рубине есть искра творения. Другой — пустышка, гораздо чаще встречаемая, — указал он последовательно на камни. — Мы видим душу в самоцветах, металле и камне и можем делать из них полезные вещи.
— Волшебные! — по секрету прошептал в ухо брат.
— А те пистолеты в гостиной? — стрельнул я взглядом вниз, к первому этажу, и вновь приник к столу, пытаясь разглядеть нечто в правильном рубине.
— Их делала другая семья, — для порядка уточнил Михаил. — Но да, если будет заказ. Они делаются под человека, под его рост, вес, его силу и дар.
