Опомнись, Филомена! Коростышевская Татьяна

Глава 6

Гранит науки и песок политики

Тишайший Муэрто выходил из зала Большого Совета покачиваясь, лицо его выражало скорбь. Помощнику синьору Копальди пришлось придержать дожа за локоть. Часы на башне Четырех пробили десять раз, и это было отнюдь не десять утра. Совет без перерывов длился целый день.

– Сейчас сдохну, – шепнул Чезаре. – Ногу отсидел… Артуро, больше предупредительности. Ты так же опечален, как и его серенити. Гадкие аквадоратские патриции раздели твоего господина до нитки, оставив ему лишь четверть и четверть четверти барышей. Громко проси воды, сокрушайся, что я без сил.

Синьор Копальди сокрушался и требовал, и промокнул смуглый сухой лоб дожа кружевным платком, и под руку отвел его в личные покои.

Как только за ним закрылась дверь, Чезаре отпихнул приятеля и запрыгал на одной ноге, стряхивая сапог:

– Парчу долой! Шапку долой! – Головной убор отправился в полет, закончившийся на люстре. – Четверть с четвертью четверти! Я потребую добавить эти слова к своему официальному титулу! Артуро, мы их сделали. Контракт с рыцарями большой земли подписан!

Его безмятежность запрыгнул в кресло и скрестил на сиденье босые ноги:

– Дар моря – это вам не какой-то сушеный кракен за пазухой! Какой же я молодец!

Синьор Копальди достал из шкафа дощатый ящик с гроздью восковых печатей, осмотрел их, кинжалом сковырнул воск и поставил на стол пузатую винную бутыль, ломоть сыра, фрукты, ноздреватую чиабату, обернутую в льняную салфетку:

– Поешь. У тебя глаза ввалились от голода.

Чезаре откусил, пожевал, откинул голову на спинку кресла.

– В город сегодня не пойдем, эти кровопийцы утомили меня до полусмерти. Кстати, о кровопийцах. Моя дражайшая супруга вернулась из школы?

– И саламандра при ней, – кивнул Артуро. – Мадженте стала черной, под цвет маски, и пыхнула на меня огнем, когда я пожелал ее госпоже доброго вечера.

– Ты ее покормил? Не ящерицу, Филомену.

– Донна догаресса от ужина отказалась, сославшись на срочные дела.

– Какие еще дела? Ты спросил?

– Да, на что мне ответили, что дела донны Филомены мелки и тишайшему супругу интересны не будут.

– Расспрошу Карлу, – решил Чезаре. – Тоже мне, интриганка рыжая. А вообще, как она выглядит, наша тишайшая? Весела, устала, опечалена? Не наблюдалось ли неподалеку от нее долговязого шепелявого Лукрецио?

– Гвардейцы вели наблюдение все время. Днем князь, видимо, изволил почивать, но, когда гондола донны Филомены по дороге ко дворцу следовала мимо палаццо Мадичи, экселленсе ожидал ее на своем причале. Твоя супруга и князь обменялись поклонами. Улыбка догарессы была искренней, экселленсе сообщил, что красота донны Филомены достойна песни и пообещал в следующий раз ее исполнить.

– Он притащит на причал орган? Представь, гондола с моей занозой медленно плывет по грязному каналу, над которым разносится органный вой, а на берегу Лукрецио мельтешит руками и ногами, как огромный паук-кровосос, нажимая на рычаги.

– По рассказам, князь предпочитает виолу либо мавританскую гитару.

– Ну вот зачем мне это знать? – поморщился дож. – Ты только что испортил мне замечательное видение.

– Может, ухаживания князя старомодны, но проверены временем.

– Вот и посмотрим, что выберет Филомена. Трухлявые рулады или торговый флот да Риальто. Даже я предпочел бы последнее. Кстати, герцог Альмадива сокрушался, что губернатор островов Треугольника покинул свой пост?

– Умер. Ему было за восемьдесят, так что смерть естественна.

– Подготовь указ. Мы даруем Эдуардо да Риальто должность губернатора.

– Чезаре! Это мелко.

– Хочешь погубернаторствовать лично?

– Подготовлю, – вздохнул синьор Копальди. – Но, если позволишь совет, брось свои выкрутасы и начни ухаживать за донной Филоменой.

Муэрто не слушал, он отхлебнул вина и зажмурился, как хитрый кот:

– Меня раздирает любопытство. Артуро, ну что у нее за дела?

– Спроси у нее сам! Догаресса уважает протокол и не посмеет увиливать.

– Камзол, – Чезаре поднялся с кресла, – нормальную одежду. И пойдем поищем нашу супругу. Наш крупный опыт вполне может пригодиться в ее маленьких начинаниях.

– Донна догаресса отошла ко сну, – сообщила мужчинам синьорина да Риальто, встреченная в коридоре.

Под мышкой сдобная блондинка несла рулон каких-то бумаг. Две горничные, что сопровождали ее, покачивались под весом гроссбухов.

– Куда направляетесь вы, донна Маура?

– В кабинет. – Подбородок блондинки указал на дверь дальше по коридору. – Этим помещением давно не пользовались, и синьор Пассерото выделил его для нужд донны догарессы.

Артуро собирался попрощаться, но дож прошел вперед, в кабинет. Комнатка была небольшой, с лакированной ореховой мебелью и пустыми полками высоких шкафов.

– Сюда. – Чезаре кивнул на стол. – Кладите, я посмотрю, что за информацию велела вам отыскать донна Филомена, отправившись сама в постель.

Маура пожала плечами:

– Никаких тайн. Здесь, – она положила рулон, – протоколы заседаний Малого Мусорного Совета. Донна догаресса желает как можно быстрее в него войти. На правах совещательных, разумеется.

Дож просмотрел списки членов Совета.

– Забавно, но в нем уже состоит князь Мадичи.

– Не думаю, что причина желания Филомены кроется в этом. И подозреваю, что за прошедшие столетия его сиятельство становился членом сотен малых и больших советов.

– А книги?

Горничные расставляли гроссбухи в шкафу, ответила Маура:

– Это записи о мусорном налоге за последние пятнадцать лет.

Артуро посмотрел на тишайшего. Тот злился, не напоказ, а вполне по-настоящему. Фрейлина этого не замечала, она продолжала деловито объяснять:

– Филомена хочет выяснить, с какой регулярностью и по каким причинам городской мусорный налог повышался до сегодняшнего дня. Донна догаресса, ваша серенити, подходит ко всему, что делает, с основательностью, она хочет быть готова к первому заседанию.

– На когда оно назначено?

– Через четыре дня, в полдень, в малой зале советов северного крыла.

– Постараюсь на нем присутствовать. – Дож кивнул Артуро. – Запиши, и пусть там будет пара-тройка юристов. Желаю вам плодотворной работы, дорогая синьорина да Риальто.

– Куда теперь? – спросил синьор Копальди в коридоре.

– Как куда? – делано удивился Чезаре. – Наша супруга ждет нас в постели! Разумеется, мы с тобой, дружище пойдем в город и, скрывшись под масками, хорошенько отпразднуем мои четверть и четверть четверти.

– А Филомена?

– Наша мусорная догаресса? – Чезаре пожал плечами и, насвистывая, зашагал к тайному ходу, через который они часто выбирались из дворца. – Ее ждет одинокая ночь.

Синьору капитаншу я нашла в ее покоях и передала приказ директрисы.

– Донна догаресса, – лебезила учительница, – какая честь для нас, что вы решили продолжить постигать науки.

Мне стало неприятно. Синьору Ванессо до сего дня я считала прямой, как мачта, матроной, правдорубкой и отважной воительницей.

– Пустое, – пробормотала я, покраснев.

– Именно это ты ожидала от меня услышать?

– Простите?

Тон собеседницы изменился, к чему я готова не была.

– Филомена Саламандер-Арденте! Хитрая штучка, любимица начальства, думаешь, теперь все здесь будут пресмыкаться перед тобой?

Мой облегченный выдох и широкая улыбка стали ответом.

– Драгоценная синьора Ванессо! – Я всплеснула руками. – Вы меня испугали. Разумеется, мне бы хотелось, чтоб отношение ко мне осталось прежним. Никаких послаблений, строгость и еще раз строгость.

Чикко ударила хвостиком, привлекая внимание к своей персоне.

– Какая прелесть, – умилилась командирша.

И разговор моментально сместился на тему, не имеющую отношения ни к школе, ни к моему нескромному поведению в ней.

В класс я не пошла, ждала окончания урока в коридоре. Поэтому смогла лично наблюдать, как один из слуг прикрепил к доске объявлений лист бумаги, и прочесть его без помех. Экзамен назначили на дату выпуска. Литературу и математику предписывалось сдавать письменно, сочинения, признанные лучшими строгой комиссией, ученицы зачтут вслух перед публикой в главной зале. И уже после выступления коллегия, составленная из почетных гостей, под председательством… так-так… тишайшего дожа Муэрто, выберет победительницу. После обеда – музыкальный концерт. Комиссия, Чезаре, сценарий повторяет литературу. Вечер – танцы. Групповые, сольные, парные. Первое место присуждается общим голосованием. Где же астрономия? Ее в перечне экзаменов не оказалось.

Меня это немного опечалило. В астрономии мне соперниц нет. Математику я, предположим, сдам без труда. А вот дисциплины, относящиеся к искусству… Эх!

Школьный колокол возвестил окончание урока. Из класса никто не выходил. Я вздохнула, расправила плечи и, толкнув дверь, переступила порог.

– Донна Филомена, – сказала Карла звонко. – Догаресса Аквадораты.

И двадцать синьорин присели передо мною в глубоких реверансах. Маэстро Калявани склонился в старомодном поклоне.

Мой взгляд перебегал с лица на лицо. Зависть, неодобрение, восторг. Серая мышь Раффаэле в строгом, похожем на монашеский наряде. Правая рука приподнята на уровень плеча, палец украшает огромный алмазный перстень.

Кивнув, в полном молчании я подошла к своему столу.

– Рада снова оказаться в вашем обществе, мои любезные подруги, драгоценный учитель. Надеюсь, протокольная торжественность, с которой вы меня встретили и которая, не скрою, немало мне льстит, не войдет в обычай.

Проговорив это, я села. Грянули аплодисменты. Маэстро их переждал.

– Донна Филомена. – Он опять поклонился и прижал к подбородку виолу. – Эта композиция – в вашу честь.

Не этого я хотела, когда стремилась вернуться в школу. Мне отчего-то казалось, что за толстыми стенами «Нобиле-колледже-рагацце» меня ждет моя привычная жизнь. Досадная ошибка. Сейчас мне здесь абсолютно не нравилось.

Зачем Паола надела перстень? Он диссонирует с ее платьем более чем полностью. Это кольцо Чезаре? И оно вовсе не печатка с изображением мертвой головы. Дорогая безделушка, неприлично дорогая. Бриллиант размером с ноготь большого пальца. Бледно-голубой, как глаза… Кракен меня раздери, я что, ревную?

Под нежные звуки виолы я попыталась вызвать перед мысленным взором красивое лицо Эдуардо. Получалось не очень. То волосы казались слишком светлыми, как у князя Мадичи, то кожа слишком смуглой, как…

Стронцо! Я просто давно не видела своего возлюбленного, поэтому лица посторонних мужчин вытесняют из головы милый образ. Мне нужно свидание! Точно. И повод для него есть. Маура говорила, что батюшка ее ведет бойкую торговлю с северными странами. Эдуардо сможет мне подсказать, какой из кораблей их эскадры направляется в ближайшее время к холодным водам. Синьор да Риальто сейчас в Аквадорате? Я не видела его на празднике во дворце, но это еще ни о чем не говорит. Я расспрошу Мауру. Свидание. Сбежать. Из школы? Из дворца? По дороге?

Злодейский план столь меня увлек, что я пропустила окончание выступления. Пришлось изображать ошеломленную умильность и смахивать со щеки несуществующие слезы восторга.

– О, маэстро Калявани, – простонала я. – Эта так прекрасно, так…

Чикко полыхнула огнем, позволяя мне не договорить.

– О, – разнеслось со всех сторон. – Прекрасно… великолепно… завораживающе…

И острожные шуршащие хлопки.

Нас отпустили на перерыв, и фрейлины увлекли меня в привычный закуток внутреннего сада.

– Попей воды, – велела Маура, придвигая мне глиняный кувшин. – Ты слишком бледна.

– Сплетни курсируют самые неприглядные, – сообщила Карла, меряя шагами мраморные плиты двора. – Филомена, оказывается, бросилась на грудь его серенити, угрожая…

– Чем? – Вода меня не насытила, булькнув в желудок, как в сухую землю.

– Ты беременна.

– Какая гадость.

– Это самая логичная из версий. По другой, ты прибегла к черному колдовству, заставив дожа испить вина с подмешанной в него кровью.

Меня замутило, но донна Маламоко продолжила:

– Кровавое снадобье составил чудовищный князь, с которым ты сношалась уже довольно долгое время. Кстати, пробудила его сиятельство тоже ты, чтоб он помог тебе окольцевать самого завидного холостяка Аквадораты.

– Директриса была с тобою любезна? – Маура сменила тему, за что я была ей признательна.

– О да, наша сестра Аннунциата – просто святая.

И я пересказала подругам беседу с монашкой.

– Мусорный Совет? – спросила Карла.

– Экзамен? – спросила Панеттоне. – Пикник?

– Три раза да. Завтра, пока все будут на пляже, я подгадаю момент и сбегу.

– Поплывешь на лодке?

– Нет, это будет слишком заметно.

– Значит, – Карла отпила из кувшина, – тебе нужен кто-то, чтоб охранять одежду. Сбежим втроем.

– Так будет удобнее. И еще. Мне нужен какой-нибудь корабль, отправляющийся в северные моря. Я попрошу помощи Эдуардо. Он в городе?

Маура кивнула:

– В последнем письме матушка упоминала, что из резиденции на острове Риальто на его квартиру отправили семь бочонков амароне.

– Это вино?

– Да, из сухого винограда, братец предпочитает его прочим. И, судя по количеству, собирается провести в Аквадорате не меньше двух месяцев.

– Где его апартаменты?

Донна да Риальто пожала плечами:

– Будто я хоть раз там бывала.

– Санта-Кроче, – сказала Карла. – Улица Алхимиков, у свинцового моста, на башенке флюгер с нетопырем.

– Однако! – Панеттоне округлила глаза. – Только не говори…

– Я вообще больше ни слова не скажу! – обиделась Таккола.

– Спасибо. – Я потрепала подругу по узкому плечику. – Сегодня же я попытаюсь сбежать и нанесу визит на улицу Алхимиков. Это в центре?

– Почти. Но, – Карла покачала головой, – это не самый респектабельный район, Филомена, и девушке одной там бродить небезопасно.

– Значит, ты отправишься с ней, – решила командирша. – Тишайший Муэрто повелел нам вернуться во дворец сразу после занятий. Вы переоденетесь, скроете лица под масками, а я разовью бурную деятельность, чтоб скрыть ваше отсутствие. Ах, рагацце, как же я вам завидую. Гулять в темноте праздничной Аквадораты…

– А ты не можешь попросить помощи у Чезаре? – обратилась ко мне Таккола, перебив восторги подруги. – Он поговорит с Советом и подберет корабль.

Какой плохой вопрос! Конечно, так поступить было бы в пятьдесят раз проще и в сто раз правильнее. Но где в этой простоте мое свидание с Эдуардо?

– Наша безмятежность дражайший дож – патриций слишком высокого ранга, чтоб отвлекаться на судьбу какого-то головонога, – твердо ответила я, глядя в черные очи подруги. – Это мое дело и моя ответственность.

Маура театрально вздохнула:

– Неужели синьорине Маламоко непонятно, что цель встречи синьоры Муэрто с моим родственником – сама встреча? Какая наивность.

Сообразительная Панеттоне. Так бы и врезала.

Карла помрачнела, я, опасаясь отказа, принялась ее уговаривать. Потом отчаянно пригрозила, что отправлюсь к Эдуардо сама, и, если со мной что-нибудь ужасное случится по дороге, вина за это событие ляжет на Галку неподъемным грузом.

– Карла, – тоненько пропищала Маура, – помоги двум влюбленным сердцам воссоединиться. Это откроет лично для меня такие перспективы, о которых я, сидя на уроках, могла бы только мечтать. Ну пожалуйста!

И пухленькая Маура обняла подругу, осыпая ее щеки поцелуями.

Дона Маламоко освободилась.

– Филомена, тебя нисколько не тревожит, что твоя фрейлина влюблена в твоего мужа как кошка?

– Это не любовь, – улыбнулась я, поняв, что спутница вечером у меня будет. – Азарт, может, влюбленность. Подозреваю, что, когда донну да Риальто посетит то самое настоящее чувство, она о нем не расскажет никому.

К моему удивлению, Панеттоне отчаянно покраснела и махнула на нас рукой. Кстати, о руках.

– Видели бриллиант Голубки Паолы? – спросила я.

О, они видели и пришли к тем же выводам, что и я.

– Эта путтана носит его напоказ, – фыркнула Маура. – Гординели мне шепнула, что кольцо непорочной Раффаэле подарил жених.

– Чезаре?

– Так она тебе и сказала! Разумеется, имя щедрого дарителя не озвучивается. В ответ на прямые вопросы Голубка начинает рыдать.

– Поэтому все в школе уверены, что ты, Филомена, колдовством или ухищрениями увела возлюбленного у непорочной Паолы. Пусть тебя не обманут реверансы учениц, мнение их настроено против тебя. – Карла поморщилась. – Нас не было в «Нобиле-колледже-рагацце» всего один день, но синьорина Раффаэле успела обжиться в роли жертвы и выставить тебя в дурном свете.

Может, рассказать этой дурочке правду? Что брак – фикция и что через восемь недель ей вернут стронцо Чезаре в том же виде, что и брали? Мне только школьных битв сейчас не хватает. Попрошу Паолу подождать, может, предложу передать тишайшему Муэрто любовную записку.

Когда мы возвращались в класс, я ничего еще не решила. А потом передумала объявлять перемирие. Меня ненавидели, меня игнорировали, меня презирали. Злые шепотки разили со всех сторон, гневные взгляды кололи, равнодушие ранило. Маркизета Сальваторе, с готовностью исполняя роль приспешницы Раффаэле, подавала последней носовые платки и флакончик с нюхательной солью каждый раз, когда я отвечала на уроке или оборачивалась к Карле, сидящей позади.