Опомнись, Филомена! Коростышевская Татьяна
Чезаре улыбнулся:
– Те мальчишки уже давно выросли и исполняют секретные миссии во славу Аквадораты в разных частях мира. И Карла…
– Дона Маламоко готовится к миссии?
– Да. И треклятый диплом должен ей в этом помочь. Дядюшка Фаусто не простит мне, если его многолетняя операция станет менее безупречной. Поэтому тебе, Артуро, придется организовать благородным девицам ежедневный транспорт в школу и обратно.
– Не проще будет отпустить их ночевать в дортуаре?
– Моя жена будет ночевать со мной, а не по соседству с палаццо Мадичи и… – Чезаре поморщился: – Карла сказала, что сиятельный Лукрецио проявляет к донне Филомене интерес.
– Они знакомы?
– Кажется, нет. В этой истории много непонятного. Ты арестовал кукольника?
– Да.
– Прекрасно. Я хочу сам его допросить.
– Сейчас?
Тишайший Муэрто посмотрел на друга с жалостью:
– Тебе нужно поспать, дружище, может, тогда ясность мыслей вернется. Сейчас у дожа Аквадораты брачная ночь. Поэтому загляни на кухню…
Окончание фразы заглушил треск фейерверков.
Глава 5
Возвращение в альма матер
Празднество проходило в одном из залов первого этажа, а точнее, в нескольких смежных залах. Публика потянулась туда сразу после официальной части, после торжественных речей, благословений и обращений. Новобрачные удалились в свои покои, чтоб переодеться, и подданные ожидали их возвращения.
– Маркиз Сальваторе, – кивнул синьор в костюме Арлекина безмасочному тучному патрицию, – не ожидал вас здесь сегодня увидеть.
– Граф Тучио? – неуверенно переспросил патриций и улыбнулся, когда маска Арлекина на мгновение сдвинулась с одутловатого лица. – Доброго вечера.
– Спешите лицезреть русалку? Настолько, что даже не успели сменить дорожный костюм?
– Дар моря? – Маркиз на вопрос не ответил. – Говорят, она прелестна.
– Более чем. Представьте себе идеальное воплощение аквадоратской девы, стройное и соразмеренное, с волосами цвета бледной меди и глазами цвета…
– Маркиз, граф. – Кардинал Мазератти поочередно сунул синьорам перстень для поцелуя.
– Монсеньор. – Оба аристократа чмокнули губами над бледной дланью кардинала.
– Говорят, ваше высокопреосвященство, что именно вы провели венчание?
Видимо, при дворе отвечать на прямые вопросы принято не было.
– Повезло гаденышу, – пробормотал Мазератти. – Дьявольски повезло. Зря я запер в своем кабинете тосканского профессора, специализирующегося на морских гадах. Что теперь? Отпусти я его теперь с поводка, чтоб он рассказывал всем, что кракен нашего тишайшего вовсе не кракен, а безобидный комок слизи… Эх!
Арлекин звякнул бубенчиками маски:
– Представьте, синьоры, какая досада. Нынче вечером наша безмятежность остался без пробовальщиков еды.
– Это мелко, граф, – саркастично хихикнул Сальваторе.
– И я здесь абсолютно ни при чем.
– О, мы, разумеется, в этом уверены.
В залу вошел дож Муэрто в сопровождении малых советников. Беседа смолкла, все поклонились, кардинал суетливо плюхнулся в кресло, придвинутое слугой. Кланяться мальчишке он не собирался.
Гаденыш Чезаре приветствовал подданных, подмигнул советнику, который держал на подносе какое-то накрытое крышкой блюдо, и сел за стол. Под сводами зала разнеслась мелодия струнного квартета.
– Он принес еду с собой? – спросил монсеньор, обзор которого перекрыли спины распрямившейся публики.
– Салат! – фыркнул граф Тучио. – Ах, и напитки наш тишайший тоже прихватил отдельные.
– Хитрый гаденыш.
– Однако где же догаресса? – Маркиз поднялся на цыпочки, чтоб ничего не упустить. – Разве новобрачным не следовало явиться вместе? Кстати, ваше высокопреосвященство, говорят, вы знакомы с родителем нашей русалки?
– Не близко, он консультировал меня в прошлом году по поводу пушки-саламандры, которую я установил на флагманском фрегате своей флотилии. Это некий Саламандер-Арденто.
– Как знакомо звучит это имя.
– Кажется, все огненные ящерицы столицы происходят из его питомника на острове.
– И что, синьор Саламандер-Арденте осведомлен о перемене своего статуса?
– Не уверен. Зато убежден, что возражать против этой перемены он не будет. – Граф подпрыгнул, звякнув колокольчиками. – Синьора догаресса! Какой странный выбор платья. На ней нет украшений, она распустила волосы.
– Серениссима! – Мужчина в черной полумаске, непонятно как давно стоящий у кардинальского стула, прожигал синьору Муэрто страстным взглядом серых глаз. – Однако как она хороша!
– Вы находите? – Кардинал поднял руку с кольцом.
Незнакомец улыбнулся, монсеньор уронил руку на колено.
– Сиятельный князь Мадичи?
Вампир улыбнулся еще шире:
– Кардинал… Ну, не томите, дайте подсказку. Кажется, последнего священнослужителя вашего ранга, с которым я имел честь беседовать, звали Джулиани.
– Он покинул земную юдоль лет двадцать назад.
– Неужели? А был такой крепкий старикан, жизнелюб, ценитель красоты и доброго вина. У него в свите состояли самые прелестные служки, которых могла родить благословенная земля Аквадораты. Одного звали Пимио, другого… – Князь потянул носом, будто принюхиваясь. – Кардинал Мазератти, как вы возмужали за прошедшие годы! – И он изящно поклонился светским неглубоким поклоном.
В присутствии древнего вампира аристократы чувствовали себя до крайней степени неуютно.
– Чем обязаны счастью вашего, князь, посещения нашей столицы? – спросил граф Тучио, ощущая себя под маскарадным одеянием чуть свободнее остальных. – Надолго ли вы к нам?
Кажется, обычай не отвечать на прямые вопросы имел в Аквадорате многовековую историю.
– Монсеньор, – прошелестел вампир, интимно склонившись к кардиналу, – будьте столь любезны внести мое скромное имя в состав консумационной комиссии, чтоб я мог лично пожелать доброго утра крошке догарессе.
– Что это было? – спросил маркиз, когда князь растворился в толпе подобно туманной дымке. – Мадичи восстал ото сна? Что мы предпримем по этому поводу?
– Ничего. – Мазератти подозвал виночерпия и бросил в свой бокал бусинку жабьего камня, уверяясь в отсутствии в напитке яда. – Иногда лучше подождать и посмотреть, что из этого всего получится.
Для ужина Маура выбрала мне аквамариновое платье под цвет глаз, а волосы решила свободно распустить. Она выбрала, она решила. Пухлая командирша. Вот из кого получилась бы прекрасная догаресса. При другом, разумеется, доже. Потому что тишайшего Муэрто я бы подруге в спутники жизни не пожелала. Никому бы не пожелала.
– Ты готовишь Филомену на жертвенный алтарь? – скептично спросила Карла, когда я крутилась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон.
– Всего лишь пытаюсь показать товар лицом. – Синьорина да Риальто отодвинула меня, чтоб поправить собственную прическу. – В драгоценностях ее сегодня уже видели, теперь пусть любуются самой девой. Ты готова, Филомена?
– Я хочу есть!
– Не вздумай набрасываться на яства, – поучала Маура, – женщина должна клевать, как птичка.
– Тебе выдали ключи от покоев?
– Да, управляющий, синьор Пассерото, был довольно любезен.
– Чудесно, – я распахнула дверь, – давайте заканчивать этот нелепый день, рагацце.
– Не зли мужа, – бормотала Карла, следуя в полушаге позади меня. – Филомена, я тебя знаю и твой острый язычок тоже. Не подшучивай над дожем, не высмеивай его и не перебивай.
– Не жуй с открытым ртом, – зудела в другое ухо Панеттоне, – вообще лучше не жуй. Дождись, пока доведешь тишайшего Муэрто до белого каления и он удалится.
Зала была наполнена публикой, многие были в масках. В глазах моих зарябило от обилия драгоценностей.
– И кто был прав? – спросила Маура Карлу. – Наша Львица смотрится в этой пестроте как чистейший бриллиант в шкатулке с дешевой бижутерией.
Синьорина Маламоко неохотно согласилась.
– Дона Филомена Муэрто! – прокричал распорядитель, и стук церемониального посоха о паркет расколол наступившую тишину, – догаресса Аквадораты.
Если бы Маура не подтолкнула меня в спину, я бы так и стояла на пороге, забыв, как дышать. Взгляды, направленные на меня, обжигали, как огонь саламандр. А еще я очень боялась споткнуться и растянуться на полу. И невероятно раздражала ухмылочка тишайшего Чезаре, которой он меня приветствовал. Я шла, и волна глубоких поклонов опережала меня, проносясь через залу.
– Дражайшая супруга, – Чезаре поклонился и пододвинул мне стул, – вы прелестны.
Стол был всего один, для нас с его серенити, прочие гости свои тарелки и бокалы держали в руках. Официанты и виночерпии сновали в толпе с ловкостью городских гондольеров. На возвышении терзал струны виол музыкальный квартет. При моем появлении музыка смолкла и возобновилась, как только я заняла место подле супруга.
Последний налил мне вина и промурлыкал нечто, что я особо не расслышала, но решила посчитать за тост. Кажется, его безмятежность был сыт или вообще не любил есть. С разочарованием я отметила, что на его тарелке лежит одинокий листик салата, с отчаянием – что моя девственно чиста. И официанты наш стол отчего-то обходили стороной. Вино скатилось пряным шариком в пустой желудок. Тот заурчал. К счастью, Чезаре ничего не заметил, он как раз салютовал бокалом какой-то декольтированной брюнетке.
– Нам предложат сегодня консумацию? – спросила я, когда переглядывания завершились глотком.
– Что? – Тишайший поперхнулся и закашлялся. – Извини…
– Люди в лагуне желали вам сладкой консумации, я решила, что это название десерта.
Чезаре хрюкнул в салфетку, которой вытирал рот.
Щеки запылали. Кажется, я сказала глупость.
Муэрто отложил салфетку и прошептал, склонившись так близко ко мне, что от его дыхания шевельнуло локон у виска:
– Консумация, моя целомудренная Филомена, это то, что происходит в постели между мужчиной и женщиной в первую брачную ночь.
Этот стронцо забавлялся, глумился над моей неопытностью.
– Ваша безмятежность имеет в виду случку? – переспросила я тоном лучшей ученицы. – Когда мужская особь…
Тишайший Муэрто выслушал мою небольшую лекцию со вниманием, лишь несколько раз нервно сглотнул, наверное, на непонятных терминах.
– То есть у саламандр это именно так и происходит?
– У людей как-то иначе?
Потягивая вино, я ожидала ответной лекции, которая почему-то не последовала.
– В любом случае, – сообщила я любезно, кивая виночерпию, чтоб он наполнил опустевший бокал, – вам сегодня придется консумироваться без меня.
– Потому что ваша… – Чезаре запнулся, припоминая слово, – яйцекладка предназначена брюшку синьора да Риальто?
Дож отогнал официанта мановением руки и лично налил мне вина.
– А вы быстро схватываете.
Дож похвале не обрадовался, я продолжила:
– Ваш управляющий выделил мне с фрейлинами отдельные покои. Донны Карла и Маура…
Тишайший Муэрто сообщил мне примерное направление, куда немедленно отправятся мои подруги, и это были не покои. Мне очень не понравилось, как при этом напряглись жилы под гладкой кожей шеи тишайшего супруга.
Декольтированная брюнетка не нашла лучшего времени, чтоб споткнуться у нашего стола. Ее тарелка покачнулась, и горсть тушенного горошка высыпалась на скатерть.
– Простите, ваша серенити, – извинилась дама, – я вас испачкала. Позвольте…
И, перегнувшись через стол, брюнетка принялась возить по камзолу Чезаре салфеткой. Грудь ее при этом почти лежала в моей тарелке.
Я тихонько подобрала со стола горошину и отправила ее в рот. Желудок приветственно уркнул.
– Пустое, донна Альбертина, – вяло возражал супруг.
– Нет, позвольте…
Я подобрала еще гороха. Неплохо было бы, чтоб эта Альбертина утащила его серенити чиститься в кулуарах, оставив мне свою тарелку.
Почувствовав чужой взгляд, я подняла голову. Маура выглядывала из-за колонны, ладонь донны да Риальто была у ее горла и энергично двигалась, будто перепиливая девичье горло. Мне явно на что-то намекали. Я удивленно приподняла брови. Маура сделала вид, что ее тошнит. Понятно.
Я проводила донну Альбертину с горошком грустным взглядом.
– Значит, так, – повернулся ко мне дож. – Видит бог, я пытался быть с тобой милым…
– Когда? – удивление было искренним. – Когда таскали мои волосы, чтоб я сказала «да» у алтаря или когда ваши одалиски…
– Какие еще одалиски?
– Многочисленные!
Тишайший Муэрто моргнул, будто надеясь, что мое раздраженное лицо ему только чудится:
– Филомена.
– Верните мою саламандру и дайте мне развод! Вот так!
– Именно в таком порядке?
– Да. Опасаюсь, что после развода вы будете слишком заняты прелестями других дам, чтоб возвращать Чикко. Прекратите гримасничать. Так зовут мою малышку саламандру. Я собираюсь подарить ее своему нареченному Эдуардо в знак любви и верности.
Он опять отвлекся. Проследив за его взглядом, я заметила Такколу, выходящую на террасу.
– Значит, так, – тишайший отложил салфетку, – с этого момента за любое упоминание твоего яйцекладущего да Риальто я буду тебя наказывать.
– Стронцо!
– И за это слово тоже. – Он сделал вид, что считает на пальцах. – Два «Эдуардо» и один «стронцо», уже три.
Я горячо возразила:
– Один из «Эдуардо» был ваш, а вовсе не мой.
– Четыре, – по-акульи улыбнулся супруг. – Подумай об этом Филомена, пока я буду отсутствовать.
И он быстро ушел в сторону террасы. Я поманила к себе Мауру и схватила за рукав ближайшего официанта.
– Поздравляю, Филомена, – фыркнула Панеттоне, помогая мне накладывать в тарелку тартолини с паштетом. – Ты довела Чезаре в рекордные сроки.
– Зачем ты спряталась? – Начинка была божественно вкусной, и я по-кошачьи мурчала.
– Чтоб не попасться под горячую руку грозного супруга. Как он орал! Судя по спешной ретираде[4], остаться нам с Карлой во дворце он так и не позволил?
– Посмотрим. – Я изогнулась и завладела кистью винограда. При этом, кажется, умыкнула я ее вовсе не с подноса официанта, а с тарелки беззащитного гостя. – Сейчас его обработает наша Таккола. Кузине этот стронцо не откажет.
Маура помрачнела:
– Где они?
– На террасе. Видишь, верный Артуро полирует спиной дверной косяк? Он стоит на страже, чтоб свиданию господина никто не помешал.
Я хотела еще спросить подругу, знакомо ли ей слово «консумация», но она уже спешила к синьору Копальди.
От еды и вина меня стало клонить в сон. Ну хорошо, предположим, завтра со мной не разведутся, мне придется пробыть во дворце, например, неделю. Не долгий срок. Утром я отправлю гостинец сестре Аннунциате, в сопроводительном письме обрисую ситуацию, директриса нас простит. Какую бы браваду ни изображали фрейлины, рассуждая о школе, двум из нас она жизненно важна. Это Маура с приданым командора да Риальто может пустить диплом на растопку. Мне и Карле необходимы документальные подтверждения статуса. Мы вернемся в «Нобиле-колледже-рагацце», и я получу документ и свою строчку почета на школьной стене. Надо еще предупредить сестру Аннунциату о вампирах.
Вампиры! Почему я не свернула на эту тему в беседе с дожем? Я же собиралась намекнуть, собиралась… А если Чезаре спросит, как выглядит зачаровавший меня сиятельный Мадичи? Что я ему скажу? Как красавчик и, по примеру Мауры, закачу глаза?
– Донна Филомена, – прошелестело у плеча, – серениссима.
По шее пробежались мурашки. Я повернула голову. Худощавый блондин в полумаске присел на стул Чезаре.
– Вы рассуждаете вслух, тишайшая.
Почему-то рука моя потянулась к столовому ножу и пальцы до боли сжались на рукояти.
– Мы знакомы, синьор?
– Князь Лукрецио Мадичи к услугам вашим. – Полумаска уже лежала на столе, и серые глаза смотрели на меня с добродушным лукавством.
Он действительно был хорош, почти как Эдуардо, но сходство их заканчивалось на цвете волос. Только золотистые кудри синьора да Риальто были на тон или два темнее. Там, где у Эдуардо был румянец, у князя царила благородная бледность, где у моего нареченного бугрились мускулы, у вампира… ничего не бугрилось. Это Мауре нравятся худощавые дылды, поэтому Мадичи ее поразил, меня же его аристократический лоск нисколько не тронул. Нет, похож он не на Эдуардо, а скорее на Чезаре, такая же тонкая фигура и гладкая кожа. Только у супруга смуглая и светлые глаза.
Глаза князя в этот момент полыхнули алым.
– Вы попытались меня зачаровать? – спросила я, когда нормальный цвет им вернулся.
– Безуспешно.
Зубы! Как же их много и как остро они выглядят!
– Вы не старались?
– Отчего же, приложил максимальные усилия.
– Тогда почему я ничего не почувствовала? Или… – Я переложила нож в правую руку. – Объект и не должен ничего ощущать? Как будто ничего не произошло, а в условленный час или когда супруг, к примеру, скажет: «Ты, кажется, растолстела», – я вцеплюсь в его яремную вену?
Князь расхохотался:
– Вы – чудо, Филомена! Какая фантазия. Нет, серениссима, вас невозможно зачаровать.
– Почему?
– Не уверен, – Мадичи наклонил голову и втянул воздух точеными ноздрями, – но могу предположить, что ваше детство и юность, проведенные в обществе огненных саламандр, развили в вас эту способность. Более того, тишайшая, вы абсолютно лишены запахов, присущих любому смертному.
– Чушь! То есть, – принялась я смущенно оправдываться, – позвольте вам не поверить, ваше сиятельство.
Его ноздри затрепетали.
– Вы ели паштет и виноград, выпили вина с… – он хмыкнул, пропуская какое-то слово, – примерно полчаса назад. Через такое же время, если вы ограничитесь водой, я не смогу уловить от вас никаких запахов.
– У вас хороший нюх?
– Нечеловечески.
– Слух?
Князь кивнул:
– И тут, серениссима, вам от меня не скрыться. Я слышу ваше дыхание и каждое биение сердца.
– Желание вцепиться в мою яремную вену вас при этом посещает?
Он улыбнулся и мечтательно протянул:
– Филомена, какое несчастье, что мы не встретились с вами раньше.
Тут левое ухо его сиятельства пришло в движение, а я собралась падать в обморок, впрочем, молниеносно передумав.
– Скоро появятся ваши подруги, мне придется откланяться. Надеюсь, наша небольшая беседа обогатила вас знаниями, как избежать нынче ночью обряда консумации.
– Вы читаете мысли? – покраснев, пробормотала я.
– Нет, серениссима, это вы думаете вслух. До завтра, прекрасная Филомена.
Я моргнула, вампир исчез.
– Что за маска? – Маура села справа и сбросила на пол полумаску князя Мадичи. – Ты с кем-то флиртовала, пока мы, как львицы, сражались за твою будущность?
– Нас вернут в школу. – Карла пододвинула себе неизвестно откуда появившийся стул. – Чезаре желает, чтоб мы закончили учебу.
– И на твоем месте, Филомена, я бы присматривала за муженьком. Он тискал Такколу, как оголодавший в плавании матрос.
– Это было по-дружески.
– Дружба мужчины и женщины? Синьорина Маламоко любит сказки? Что ж, начнем вечер удивительных историй.
– Вы знаете, что такое консумация?
Под девичье хихиканье я рассказала, какой позор претерпела перед своим супругом. Как они хохотали!
– Обряд консумации, – сообщила Карла, отсмеявшись, – свидетельствует специальная комиссия патрициев.
В смысле? Стоят у кровати, пока… Нет, об этом я думать не хотела. Я расскажу дожу про вампира, и пусть супруг сам выдумывает, как обмануть комиссию. Про телесную любовь я знала до отвращения мало. Знала, что мужчина и женщина ложатся вместе в постель, целуются… Дальше я знала только, как это происходит у саламандр, или у рыб, или у морских коньков. Там все было просто, логично и без комиссий патрициев животного мира. У коньков так вообще яйца вынашивал самец. Чудесный, кстати, обычай. Супруга передавала горсть икры в специальный мешочек и удалялась, часто – навсегда. Морские коньки полигамны, почти как тишайший Муэрто.
От мыслей меня отвлекли подруги, они вполголоса спорили.
– Матушка ей ничего не рассказала? Про тычинки и пестики?
– Синьора Саламандер-Арденте немая! Какие еще тычинки? Мы, как добрые подруги, должны поведать целомудренной Филомене о таинстве брака.
– Поведаешь, когда я выйду за Эдуардо, – закончила я спор. – Лучше расскажи, как тебе удалось убедить стронцо Чезаре оставить вас во дворце.
– Напомнила о долге тишайшего Муэрто перед моим папенькой, – ответила Карла.
Маура с нажимом спросила:
– Куда тебя отправят после выпуска?
– В догата Негропонта, в колонию, наблюдать за тамошним губернатором.
Фрейлины погрустнели, веселье за столом лопнуло, как мыльный пузырь. А вскоре явился дож Муэрто, взял меня за руку и под приветственные вопли повел в свои покои.
Я еще по дороге попыталась принять самый сомнамбулический вид.
Спальня тишайшего Чезаре выглядела так, будто ею пользовались редко. Там не было личных вещей, безделушек или книг. В середине квадратной комнаты стояла резная кровать под балдахином.
Все. Мы вошли в спальню, дож закрыл дверь, отсекая шум сопровождающих.
– В идеале, – протянул супруг, – здесь должно суетиться десяток горничных, чтоб переодеть новобрачную в ночную сорочку, но твоя… дражайшая донна да Риальто разогнала всех, заверив меня, впрочем, что уже завтра подберет новую прислугу.
Он пересек комнату, толкнул резную панель, за которой оказалась гардеробная, и скрылся за ней.
– Тебе придется раздеться самостоятельно.
Когда супруг вернулся к постели, босым и в шелковом домашнем халате, я все так же стояла у двери и покачивалась.
– Что еще?!
– Приказывайте, ваше сиятельство, – гулко провыла я, вращая глазами. – Внемлю…
И, припомнив, как бесновался в подвале палаццо Мадичи маэстро-кукольник, добавила:
– Слушаю и повинуюсь.
Чезаре закатил глаза, воздел руки и, прошептав «За что?», юркнул под балдахин.
– Желаешь ломать комедию, – он натянул до подбородка одеяло, – на здоровье. Я – человек занятой, даже слишком, и временем разбирать твои причуды не располагаю. Хочешь стоять так всю ночь? Стой. Только будь любезна, погаси свет.
И он замолчал, и дыхание его стало ровным.
Будто действительно находясь под действием чар, я одну за другой задула все свечи в настенных канделябрах.
Камина здесь не было, наверное, спальня отапливалась из соседних помещений и где-то за стенами танцевали в огне саламандры. Я подождала, потом подошла к гардеробной, но панель уже вернулась на место, и открыть ее в темноте не получалось.
Можно лечь на пол и дожидаться рассвета на ковре, можно не ложиться и дожидаться утра стоя. Но вот чего абсолютно точно не стоит делать, так это пристраиваться на кровати дожа.