Призвание – миньон! Коростышевская Татьяна

Глава 10

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ АККОРД

Время пролетало просто с ошеломительной скоростью. Конец недели застал меня врасплох. Возблагодарив молитвой Спящего, я обменяла свою медь на серебряную бусину и еще на шаг приблизилась к цели.

Следующим этапом должно было стать два экзамена — по арифметике и по ратному делу. Для зрелищности — а лорд-шут собирался допустить на экзамены публику — во второй включили состязания по стрельбе из лука. Отдельно нас этому не учили, рассудив, что любой ардерский дворянин и без того владеет благородным искусством стрельбы.

Я не владела, но, решив, что за две недели смогу освоить хотя бы азы, нисколько не волновалась.

В конце этой недели пятьдесят наших товарищей покинули стены Ардерского замка. В казарме стало посвободнее.

— Сегодня объявят о возможности смены крыла, — сказал Оливер, когда мы переодевались к обеду после занятий ратным делом.

Нас ставили в пары и заставляли отрабатывать удары палками, изображающими мечи. Я взмокла больше, чем бывало от бега, и спешила снять мокрую одежду.

— Для чего?

— Чтоб уравнять количество человек в каждом цвете. Не хочешь перейти к нам?

Я не хотела, и причина этому переодевалась сейчас в черный камзол в двух шагах от меня. За эти несколько дней я привязалась к Гэбриелу. Он поил меня горькими отварами, поддерживающими силы, и подарил брусочек мыла, от которого мои ладони вернули себе свой телесный цвет. А еще мы много беседовали, когда представлялась такая возможность.

— Я подумаю, — ответила я Виклунду. — Лорд-коннетабль щедро тебя одарил за победу!

На груди Оливера висело две нити серебра.

— Он считает, что шансов на предстоящем экзамене у меня нет, поэтому решил подстраховать подобным образом. Хотя ты прав, я победил. Думаешь, награда с этим как-то связана?

Соперником Оливера был «черный» лорд Формино, почти такой же огромный, как и мой друг, и за исходом их поединка с трепетом наблюдали все. Это выглядело так, будто две горы сошлись в битве, — величественно и страшновато.

— Ни в коей мере, — я толкнула друга в плечо, — подумаешь, доблесть — поколотить палкой другого здорового парня.

— В этом действительно мало доблести, — пригорюнился Оливер. — Формино оказался слабаком. Я просил себе Туреня, там могло бы получиться интересно, его обманчивая рыхлость маскирует стальные мышцы, а уж сила удара может соперничать с ударом быка.

— Благодарю за комплимент. — Турень тоже был здесь и даже покраснел от удовольствия.

Они торжественно пожали друг другу руки и принялись вслух мечтать, как рано или поздно сойдутся лицом к лицу. Мужчины, что с них взять.

Прибежал паж ван Сол, передал Гэбриелу какие-то стянутые шнуром письма и быстро удалился. Ван Хорн уселся на постель и погрузился в чтение.

— У Патрика еще не закончились занятия? — спросила я Станисласа. — Или Джесард не хочет его от себя отпускать?

— Сегодня с белыми и синими мэтр Бони — риторика и логика.

— Арифметику с картографией они уже постигли?

— Лорд Робен по секрету сказал мне, что хабилису Джесарду понадобилось срочно уехать, а замены на его предметы пока не нашли. Поэтому и ему, и мэтру Бони пришлось передвинуть свои занятия, чтоб занять наше время.

К слову, на Станисласе также болталось новое серебряное ожерелье. Проследив за моим удивленным взглядом, он сообщил:

— Хабилис Робен считает, что на предстоящем состязании лучников у меня шансов нет, так что решил меня немножко поддержать.

Любимчики! И только его лордейшее шутейшество Мармадюк оставил меня с одной серебряной бусиной, будто Цветочку Шерези повредит серебряная поддержка. Хотя я еще не из последних, у меня есть еще десяток меди, а вот у Гэбриела и того нет. За прошедшие дни количество его бусин не возросло, его бусины, если точнее, одиноко приколотой у отворота камзола серебряной же булавкой.

— Кстати, я как раз хотел поговорить с вами об этом. — Оливер закончил любезничать с Туренем и вернулся к нам.

— О бусинах?

— О шансах. — Он посмотрел вокруг. — Но нам потребуется уединение.

На обед еще не звали, поэтому я предложила отпереть купальню, где нам уж точно никто не помешает.

Оливер предложение одобрил.

Я пригласила друзей внутрь и приоткрыла ставни, чтобы впустить солнечный свет.

Станислас опустился на лавку, Оливер на другую.

— Жаль, что приходится начинать без Патрика, но… Любезный наследник Доремара, скажи, сколько свечей в этом канделябре?

Он стоял у противоположной стены, туазах в шести.

Менестрель бренькнул струнами:

— Шесть?

— Ты понял? — Оливер повернулся ко мне встревоженным лицом.

Я похолодела.

— Станислас, дружище, ты плохо видишь?

— Не ожидал, что мою страшную тайну так быстро раскроют. — Он жалко улыбнулся. — Да, я слеп почти как крот, не могу рассмотреть монеты под ногами. Как ты понял?

— Видел, как ты машешь палкой, — хмыкнул Оливер. — Один из моих покойных дядей, которого отравили, ослеп незадолго до последнего путешествия в чертоги Спящего, подозреваю, что вследствие яда. Вот он примерно так же не знал, куда колоть и кого рубить. Что будем делать? Ни одного ратного экзамена наш доремарец не выдержит. Еще хорошо, если не пульнет стрелой в почтеннейшую публику.

— Наша проблема обширнее. — Я присела рядом со Станисласом. — Для экзамена по арифметике придется сначала прочесть задание, написанное на доске, доска будет одна на всю залу, от первого ряда до стены — четыре туаза. Это слишком далеко?

— Да, — прошептал менестрель.

— Мармадюк говорил мне, что королевский совет, в чьем ведении находятся сейчас королевские миньоны, потребует хороших результатов хотя бы в одной дисциплине. То есть ты должен справиться либо с арифметикой, либо со стрельбой из лука. Никакие бусины тебя не спасут, если оба экзамена будут провалены.

Струны мандолины всхлипнули.

— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — твердо проговорила я. — Может, будет возможность тихонько тебе подсказать? У тебя же прекрасный слух, как у всякого музыканта.

— Это может сработать с арифметикой, но бесполезно в стрельбе из лука. Для того чтобы выучиться стрелять на слух, лорду Доре надо было начинать тренировки лет пятнадцать назад.

— Лорд Робен говорит, что, если моя канцона понравится ее величеству, даже в случае исключения из состязаний меня оставят при дворе. Место королевского менестреля мне не светит, но я смогу устроиться помощником менестреля, следить за инструментами.

Я чуть не всхлипнула, представив полуслепого Станисласа на побегушках. Мы обязательно что-то придумаем. Просто нужно немного времени. Надо спокойно поразмышлять на досуге. Хотя этого самого досуга нам катастрофически не достает. Время сжалось в пестрый клубок и сматывается все плотнее и плотнее.

Во дворе раздался звук трубы, призывающий к обеду.

— Займите мне местечко, я запру купальню и присоединюсь к вам, — попросила я.

Друзья ушли, я еще немножко подумала и со вздохом поднялась с места.

В дверях я столкнулась с Гэбриелом.

— Подожди, Цветочек, мне срочно нужна печь.

Он чиркнул кремнем, высекая искру, и принялся жечь над углями бумаги, видимо, те, которые недавно принес ему паж.

Я ждала, когда он закончит, хотя могла просто отдать ключ и догнать друзей.

— Ты знаешь какие-нибудь способы улучшить зрение?

— Зачем?

— Не важно. Просто есть некий человек, который плохо видит, и в жизни ему это в принципе не мешает. Но на какое-то время он должен прозреть.

— Существуют окуляры, специально отполированные стекла, которые крепятся перед глазами. — Ван Хорн закончил сожжение и разогнулся. — Ты можешь спросить об этом хабилиса Джесарда, который как раз увлекается оптикой.

— Хабилис покинул столицу и недосягаем для меня.

— Ну тогда лорда Уолеса, кажется, это их общая тема.

А ведь точно! Патрик переписывался с хабилисом об оптике!

Я бросила Гэбриелу ключ и побежала на обед, только что не подпрыгивая от радости.

— Нет, — сказал Патрик на мой вопрос.

Это невозможно, для этого требуются особые инструменты, которые, скорее всего, были у Джесарда, но которых нет у него.

Оливер со Станисласом, которых я поначалу заразила своим оживлением, синхронно погрустнели.

— А кто рассказал тебе об окулярах?

— Не помню, — соврала я, чтобы опять не вызывать дружескую ревность лорда Уолеса, — и даже не помню когда.

Остаток обеда прошел в молчании.

Когда мы уже собирались покинуть залу, чтобы дать возможность прислужникам подготовить ее к занятиям, к нам с визитом пожаловал лорд Мармадюк.

Десять минут обязательных оскорблений я дремала с открытыми глазами, затем шут перешел к делу, ради которого и явил нам свой светлый лик.

— Время, когда вы можете сменить цвет крыла, — сегодня до заката. С последним лучом солнца я закрываю списки. Это понятно?

Мы сказали, что да.

— Ну а теперь, птенчики, радостная для вас новость: до ужина вы совершенно свободны. — И, переждав недоверчивые возгласы присутствующих, продолжил: — Но она соседствует с грустной — ужин у вас сегодня тоже отменяется. Вечером в королевском дворце лорд-канцлер ван Хорн дает бал в честь воссоединения с любимой супругой и не менее любимым шурином Адэром лордом ван Хартом. Поэтому, как вы понимаете, наш любезный лорд Пападель будет занят, а с ним и те люди, которые, видимо, за какие-то тайные, но страшные грехи вынуждены обслуживать вашу ораву. Так что сегодня у вас день свободы, разбирайтесь со всем самостоятельно. А чтоб вы не загрустили и не принялись сворачивать шеи королевским почтовым голубям или павлинам… Успокойтесь, Алари, да, павлины здесь есть, и да, их иногда едят. Но вам это не светит. Поэтому сейчас вам принесут какой-нибудь снеди, чтобы продержаться до завтрака, а уж вы сами решайте, что с ней делать.

В залу вошел строй пажей, нагруженных подносами.

Дальше последовала безобразная свалка и борьба за еду. Эпичное побоище.

— Ну как так можно? — высокомерно протянула я. — Ведь никто не умрет, один раз пропустив ужин. Лорд Виклунд, дружище, там на столе лежит освежеванный кролик. Не будешь ли так любезен добыть его для своих друзей?

— И вина, — поддакнул Доре.

— И хлеба, — сказал Патрик, — потому что без хлеба ты, Оливер, не испытаешь удовольствия от крольчатины.

Кто мог противостоять нашему посланнику? Явно никто. Лорд Формино еле передвигался после недавнего спарринга с Виклундом, а Турень… С Туренем Оливер как раз и поделился, вернув вежливый поклон.

Через десять минут в нашем распоряжении была краюха хлеба, семь бутылок вина, гирлянда красных перцев и две кроличьи тушки, а также все свободное время до того, как нас сморит сон.

Ван Хорн в битве за еду участия не принимал. Он издали махнул мне рукой и, когда я нагнала его во дворе, повесил на шею мое ожерелье.

— Ты уходишь, чтоб повидать родственников?

— Не сейчас, но я подумал, что сегодня тебе пригодится купальня.

— Ты мог бы к нам присоединиться, — сказала я неуверенно.

— И терпеть обжигающие взгляды Уолеса? Нет уж, избавь меня от этого удовольствия. Кстати, он сделает окуляры?

— У него нет необходимых инструментов, — вздохнула я.

Ван Хорн похлопал меня по плечу:

— Ты обязательно придумаешь какой-нибудь выход, Цветочек.

— Было бы неплохо.

Мы немножко помолчали, Гэбриел все еще держал руку на моем плече.

— Не хочешь посетить со мной торжественный прием?

Я захлопала ресницами:

— Ты меня приглашаешь?

— Ну да, мне не нравится, когда мой друг грустен, поэтому мое желание развеселить и развлечь его вполне объяснимо.

Я раздумывала.

— Это карнавал, Басти. Под маской тебя никто не узнает, мы выпьем хорошего вина, не чета той невнятной бурде, которую подают в казарме будущим миньонам, ты послушаешь музыку. Хотя, думаю, от тесного общения с лордом Доре у тебя давно должно выработаться отвращение к любым ее видам.

Я хихикнула:

— Еще скажи, что мы будем танцевать.

— Почему бы и нет? Под маской мы сможем делать все, что душа пожелает.

Ах, как Басти — не граф Шерези, а та девчонка, которой я была совсем недавно, — любила танцевать! У меня даже голова закружилась, будто в хороводе. Басти знала все движения, умела исполнить и народную пляску, и горячую доманскую чакону, и болеро.

— Хорошо.

— Ты согласен?

— Почему бы и нет, к тому же мне хочется посмотреть на твоих родственников. Погоди, но ты же не собираешься меня им представить?

Гэбриел взял меня и за другое плечо, склонив голову поближе.

— А тебе бы этого хотелось?

Я фыркнула и сбросила его руки.

— Вот еще!

Мы рассмеялись, я дружески пихнула его в бок.

— Воображаю себе эту сцену. Маменька, папенька, это мой друг Цветочек Шерези, с которым мы делим казарму и купальню…

— Да уж, эпичное зрелище, мы будем избегать знакомства. Значит, встречаемся после заката, ну, например, на этом самом месте. Сейчас много не пей, иначе не почувствуешь тонкости вкуса прекрасных королевских вин, да и твоя выносливость в танце нам сегодня пригодится.

— Хорошо.

Наш разговор напомнил мне кое-что из прошлого. Примерно так же мы с Пьером договаривались о встрече на празднике сенокоса и о том, что ночью я стану принадлежать ему. Аналогия заставила меня слегка покраснеть.

— И постарайся не притащить с собой всю вашу компанию.

— Постараюсь. После заката, здесь. Я буду.

Меня переполняло предвкушение праздника.

Мармадюк наблюдал за беседой молодых людей с крыльца. Цветочек плавился от счастья, а Гэбриел все увеличивал градус своего обаяния. Глупый маленький Шерези, его в данный момент разводили просто как девицу, прежде чем залезть к ней под юбку, но он ничего не замечал, глядя на ван Хорна влюбленными глазами. Шут понимал, что делает ван Хорн, и знал зачем. А также мог разбить его планы всего лишь одной фразой, брошенной вскользь в обществе канцлера. Мог, но не хотел. Мальчик имеет право на месть.

Ах, какой мальчик! Как осторожно и уверенно он ведет игру, все свои игры. Намек, ожидание реакции, обдумывание, ответ. В этом он напоминал ему Этельбора. Ну разве можно устоять перед таким сходством?

Пусть будет как будет. Мармадюк даст шанс юному Гэбриелу и, если тому удастся его интрига, будет доволен. Цветочек, конечно, огорчится тем, что его использовали, или придет в бешенство. У него горячее благородное сердце, на струнах которого так легко играть.

Он будет раздавлен, бросится за утешением к нему, Мармадюку, и если окажется, что граф Шерези все-таки девица… Что ж, он утешит его в любом случае. И либо воспитает из него достойного соперника любому интригану, либо отдаст замуж за кого-нибудь из великовозрастных пажей, срок службы которых подходит к концу.

Решено. Пусть ван Хорн играет, а мы понаблюдаем за его игрой.

Молодые люди расстались, Шерези отправился к друзьям, поджидающим его у двери купальни, а ван Хорн, заметив шута, ему поклонился.

Мармадюк спрыгнул с крыльца и подошел к Гэбриелу. Он ничего не говорил, это было лишним, лишь достал из кармана камзола фамильный кристалл ван Хорнов и протянул на раскрытой ладони.

«Я знаю, мальчик, я все знаю, — говорил его жест, — и разрешаю тебе продолжать».

Гэбриел взял кристалл и еще раз поклонился, он понял, что ему хотели сказать.

Начинать ужин сразу после окончания обеда было глупо, но глупость происходящего нас волновала меньше всего. Сырое мясо, знаете ли, портится от свежего воздуха. Пока я беседовала с Гэбриелом, мои друзья успели сервировать стол (тот самый картежно-умывальный, который, наверное, уже притомился от частой смены ипостасей). Я послала Виклунда к кузнецам, велев принести нам какой-нибудь железный прут, который мы могли использовать в качестве вертела, и развела огонь. Тонкость приготовления мяса состоит в том, что угли предварительно нужно прожечь, чтобы жар, от них исходящий, был равномерным. Пападель нас барбекю не баловал, но что делать, я знала прекрасно и без него. Когда Оливер вернулся со старым выщербленным клинком, я насадила на него обе тушки, предварительно их промыв. Специй у нас не было, даже соли, поэтому, когда мясо стало подрумяниваться, я потихоньку подливала на него вино, это должно было придать кушанью мягкость и изысканный вкус. Скоро по двору казармы разнесся божественный аромат. Но никто не стремился нарушить наше уединение. Большинство претендентов, пользуясь случаем, предпочли заняться своими делами, отправиться на турнирное поле или завалились спать в казарме.

— Я бы на тебе женился, Цветочек. — Виклунд потянул носом и закатил глаза.

— Но-но! — Я погрозила ему бутылкой. — Что за гнусные намеки!

— А что? Я бы добывал дичь, ты бы ее готовил, а в свободное от еды время мы приударяли бы за девами.

— Тогда вам придется усыновить меня, — не отстал от друга Станислас.

— Ты ничего не умеешь. — Виклунд не желал увеличивать нашу семью. — Лучше мы удочерим Патрика, он хотя бы умный.

— А я музыкальный.