Призвание – миньон! Коростышевская Татьяна
Менестрель поднял на меня карие глаза, взглянул с нежностью:
— Не бойся, граф, ты и в этот раз победишь. Леди удача парит над твоей головой. Иногда мне кажется, что я даже могу ее рассмотреть.
— Напрасные ожидания. — Патрик опять схватил меня за руку.
Я отшатнулась. Надоел! Конечно, такие красавчики ранее за мной не увивались, но место и время выбрано неудачно, да и пол мой, если честно.
— Лорд Виклунд! — Я скрестила руки на груди. — Не будешь ли любезен оказать мне дружескую услугу?
— Излагай, Цветочек.
Оливер подманил очередную подавальщицу и под видом готовности к флирту стянул еще кусок хлеба. Бедняга, конечно, ему нужно есть гораздо больше, чем нам. Клянусь, если выйду из сегодняшнего поединка с Туренем живой и не слишком покалеченной, накормлю своего друга обильным ужином. Я вдруг вспомнила о способе быстрой добычи денег, коим снабдила меня маменька. Я продам картины. Гип-гип-ура!
Выслушав мою просьбу, великан просиял:
— Конечно, Цветочек. Размяться после обеда будет очень приятно.
Мы пошли во двор. Станислас решил остаться в трактире. Я, просто чтобы кем-то покомандовать, велела ему очаровать пением прислугу.
— С какой целью?
— Чтоб пожрать принесли, а денег не взяли. — Оливер ответил вместо меня, видимо, тоже любил командовать. — Граф проголодается после упражнений.
Следующие несколько часов я посвятила обучению. Сделать меня мастером рукопашного боя за столь короткое время не смогли бы даже все авалонские феи скопом. Поэтому мы сосредоточились на главном: Оливер учил меня наносить тот самый первый и последний удар. Он нашел у хозяйственных построек несколько шестов и, пользуясь мясницким тесаком, одолженным у трактирщика, соорудил нечто вроде чучела, примерно с Туреня высотой. Роль головы столичного аристократа исполнял глиняный горшок.
— Ты не польстил сопернику в росте?
— Скорее польстил тебе. — Оливер поставил меня рядом с чучелом, приложил ладонь к моей макушке, потом проделал то же с горшком. — Примерно так. У вас в Шерези все графья такие мелкие?
— Качества достойного мужа определяются не ростом, а доблестью, отвагой, манерами и разумом, — гордо сказала я и, чуть подпрыгнув, тюкнула лбом в горшок, услышала треск, с перепугу решив, что это лопнула моя беспутная голова.
Глиняные черепки лежали на земле. Патрик, оседлавший жердочки привязи, зааплодировал:
— Браво, Басти!
Виклунд одобрительно потрепал меня по плечу:
— У тебя твердая голова.
Я разбила еще немало посуды. Самое главное в этом деле было не ожидать момента удара, наносить его резко, не думая о последствиях.
— Достаточно, — в какой-то момент решил великан. — Не набивай шишек заранее.
— Теперь покажи, что делать, если первый удар его не вырубит.
— Он попробует перевести борьбу в партер. Если тебя прижмут к земле…
Эта часть тренировки вызвала во мне гораздо меньший душевный подъем. Казалось, Оливер может сбить человека с ног одним мизинцем. Было заметно, что он старается меня не покалечить, сдерживает свою силищу. Но я падала на землю раз за разом. Это еще хорошо, что борьбу на земле мы решили не репетировать, потому что Виклунд меня бы просто-напросто раздавил.
Когда мы закончили, солнце уже явно стремилось на покой. Скоро закат, значит, скоро состоится моя первая в жизни драка.
Я, обогнув сушащееся на веревках белье, отправилась вглубь двора, к бочке с дождевой водой. С меня тек пот, а одежда и волосы были в беспорядке. Виклунду омовения не требовалось, у него от упражнений даже дыхание ни разу не участилось.
Справилась я довольно быстро. Поплескала в лицо, стянула потуже волосы, влажными руками отряхнула штаны, протерла пучком травы пыльные ботфорты. Настроение было безоблачным. Я любила весь белый свет и себя в нем. Интересно, Станисласу удалось разжиться чем-нибудь съестным? Голод уже давал о себе знать.
Сквозь лен простыней, развешенных на просушку, просматривались силуэты моих друзей, ожидающих, когда я к ним присоединюсь. Лорд наш Солнце развлекался, устроив небольшой театр теней. До меня донесся обрывок беседы.
— Значит, убеди его, Патрик, — настойчиво говорил Виклунд. — Если не хочешь потом месяцами его выхаживать.
Я остановилась, не спеша обозначать свое присутствие.
— Все настолько плохо?
— Хуже чем плохо. Басти хлипкий как девчонка, такое впечатление, что в детстве его заставляли сидеть за вышиванием, не позволяя дружить с мальчишками-сверстниками.
— Он горяч… — Патрик покачал головой. — Он будет возражать.
— Ты умный, придумай что-нибудь. Пусть Цветочек заболеет и вместо него выйдет кто-нибудь из нас.
— На это не согласится Турень.
Обидно. А я так гордилась своими успехами.
— Но погоди. — Патрик схватил Оливера за руку. — Басти без усилий разбил лбом дюжину горшков!
— Из необожженной глины. — Вздохом Виклунда можно было наполнить кузнечные меха. — Малыш так радовался разминке, что я не нашел в себе сил все ему объяснить.
«Какой он славный, этот наш великан, — умильно подумала я. — Не хотел задеть мою гордость…»
Я тряхнула головой, отбрасывая со лба выбившуюся прядь волос, и решительно отодвинула простыню.
— А вот и я, господа.
Патрик смотрел на меня глазами олененка, оставленного матерью. Не дав ему открыть рта, я продолжила:
— Прикинув все так и эдак, я решил покрыть свою дворянскую честь несмываемым пятном позора, но избежать дуэли. Я попрощаюсь со Станисласом и покину вас, друзья мои. Будете в Шерези, всегда буду рад видеть вас у себя в гостях, если вы не побрезгуете водить знакомство с обесчещенным дворянином.
— Басти!
— Просьба напоследок: отправьте мне с оказией фамильный кристалл Шерези.
И я пошла со двора. Все равно придется продать картины. Денег на обратную дорогу у меня нет.
В трактирном зале было душно и весело. Наследник Доремара наяривал на мандолине изо всех сил, гогочущие девицы плясали, высоко задирая ноги. Стол наш ломился от снеди и напитков. Кажется, мои указания были исполнены с должным старанием. Но есть уже не хотелось.
— Прощай, Станислас Шарль лорд Доре, — проговорила я, потянувшись за своим мешком.
— Ты что-то сказал? — Разгоряченный всеобщим вниманием менестрель почти кричал.
— Он попрощался с вами. — Этот голос был негромким, но ввинтился мне в голову, как штопор в винную пробку.
Я обернулась, уронив мешок. Гэбриел ван Хорн широко улыбался.
— Пора платить по счетам, Цветочек.
Вальденс, второй секундант Туреня, глупо хихикал за его плечом, слегка покачиваясь.
— Мы явились сопроводить тебя к месту дуэли, как и предписано правилами проведения дворянских поединков.
— Почему же мои секунданты не сопровождают в это великолепное место вашего пухлого друга?
— Потому, что именно он требует сатисфакции, а не ты.
Ван Хорн схватил меня за плечо, я потеряла способность к сопротивлению. Пора платить по счетам. Помешать нам не пытались, препятствовать делам дворянской чести дураков не было. Патрик, показавшийся на пороге, ринулся было наперерез, но был остановлен Оливером.
Снаружи нас ждала запряженная карета с золоченым гербом на дверцах.
— Ненавижу ходить пешком, — сказал ван Хорн, тяжело опершись на меня.
— Вы делаете мне больно.
— Мы же перешли с тобой на «ты», дружок. — Аристократ с отвращением посмотрел на мои губы и затолкал меня в карету.
Минут через десять пути мы заметили, что забыли Вальденса. Ван Хорн чертыхнулся и велел кучеру разворачиваться. Тощий аристократ обнаружился на полпути к трактиру. Он мужественно пробежал это расстояние, пытаясь догнать четверку лошадей.
— Гэбриел, мой благородный друг! Я умираю! — Вальденс рухнул на мостовую и пополз к карете, не прекращая стенать.
Ван Хорн преувеличенно осторожно повернул голову в его сторону.
И тут я прозрела. Мои надсмотрщики были пьяны в дымину. Я поняла и тяжелую походку Гэбриела, и покачивания Вальденса, который, к слову, всю оставшуюся дорогу провел, высунув голову в окошко кареты.
Турень ждал нас в условленном месте с дюжиной алебардщиков.
Ван Хорн вытолкал из кареты Вальденса, затем обернулся ко мне.
— На выход, Цветочек, сейчас могучий лорд Анри превратит тебя в антрекот.
Я трусила просто до обморока, в который, как известно, ардерские мужчины не падают, поэтому не могла не подпустить шпильку:
— Наслаждаешься местью за сорванный поцелуй?
— На-сла-жда-юсь? — по слогам повторил он. — Сорванный? Меня еще никто так не унижал, так неожиданно и изощренно, так…
Снаружи раздался мощный звук, это лорда Вальденса выворачивало на колесо кареты.
— Ничего страшного, если тебе понравилось. — Я ласково провела ладонью по щеке ван Хорна. — От поцелуев Бастиана Мартере графа Шерези все теряют голову.
И, наслаждаясь ощущением победы, тем более что она, кажется, была в моей жизни последней, я величественно покинула карету.
— Басти!
Патрик тяжело дышал после бега. Он опередил остальных друзей, которые, конечно, не позволили бы мне погибнуть в одиночестве. Станислас и Оливер присоединились к нам через минуту.
— Ты оставил ради меня еду, лорд Виклунд?
— Цени, граф. — Великан посмотрел на Туреня, потом на алебардщиков, потом опять на Туреня.
— Я сочиню песнь в честь твоей победы, — неуверенно пообещал менестрель.
На одном его плече болталась мандолина, на другом — два заплечных мешка, его и мой.
Я кивнула:
— Если понадобятся деньги, к примеру, чтоб заплатить лекарям, найдите доманского купца Пучелло, продайте ему картины…
— Поторопитесь, граф! — проорал Турень. — Мне начинает казаться, что кое-кто здесь трусит.
— …которые найдете в моих вещах, — закончила я фразу и только после этого повернулась к сопернику лицом.
Он был без камзола, в одной лишь сорочке, вместо шарообразных штанов его пухлые ляжки облегали простые удобные кюлоты. Я тоже разделась и, оставив одежду на попечение друзей, подошла к нему.
— И кто же тот человек, которого вы заподозрили в трусости, позвольте узнать?
Гэбриел ван Хорн, чей голос я теперь узнала бы из тысячи, объявил о начале поединка.
Мы с противником разошлись, поклонились друг другу и начали сближаться. Турень двигался будто крадучись, с полусогнутым корпусом, отставив локти чуть назад. И хотя походил он сейчас более всего на упитанного каплуна, выискивающего в грязи зерна, мне было не до смеха. Повадки моего соперника говорили о том, что передо мною опытный боец, и не было в нем ни одышливости, ни неповоротливости, присущей обычно тучным людям.
Шаг, другой, третий. Скользящий, вкрадчивый. Сближение, происходящее не прямо, а по плавной дуге, вгоняло меня в панику. По спине потекла струйка холодного пота, сердце стучало в висках, отдаваясь почти физической болью. Четвертый, пятый…
— Да гори оно все огнем, — пробормотала я.
И, резко метнувшись к противнику, изо всех сил стукнула его лбом в переносицу. Раздался хруст, по моему лицу потекла кровь, Турень рухнул на землю.
Я пошатываясь стояла над ним, прижимая ладонь к рассеченному лбу.
— В поединке чести победил граф Бастиан Цветочек Шерези, — объявил подошедший ван Хорн. — Ты его тоже пытался поцеловать? И он тоже потерял голову?
Вопросы были заданы вполголоса, поэтому я так же негромко ответила:
— Не ревнуй, дружок, — и присела над поверженным.
К моему невыразимому удивлению, он спал, просто спал, испуская миазмы винных паров.
Потом на меня налетел торжествующий Патрик, быстро ставший встревоженным Патриком, принялся прикладывать к моей ране носовой платок, потом меня обнимал Оливер, а Станислас, на которого я уже не сердилась, исполнял во все горло прославляющую мои ратные подвиги песнь.
А ведь менестрель оказался прав, меня действительно сегодня спасла леди удача, которая заставила этих напыщенных маменькиных сынков забыть меру в возлияниях. Если бы Турень не был настолько пьян… если бы…
Когда мы с друзьями уже подходили к заведению, где обитал доманский купец Пучелло, Оливер мне сказал:
— Я поговорил со стражниками, Басти, Анри Турень считается одним из лучших кулачных бойцов столицы. Так что можешь гордиться своей победой.
— Я горжусь. Но ты и раньше знал, что он вовсе не кисель на ножках, которым пытается выглядеть. Как ты узнал?
— Уши.
— Уши?
— Они слишком плотно прижаты к его черепу, так бывает после переломов.
— Уши ломаются? — испуганно переспросила я.
— Часто, у борцов почти всегда, — кивнул великан.
— Покажи свои! Ты ведь сам рассказывал о славных драках, через которые прошел.
— Я просто никому не позволил этого сделать. — И он перекинул за спину массу своих белоснежных волос, открывая огромные, под стать ему, но все же нормальной формы уши.
Мы остановились у вывески.
— Басти, ты уверен, что нам сюда?
Я вслед за Патриком прочла название и кивнула.
— «Три сестрички», прохожий сказал, что доманского купца по прозвищу Пучелло мы найдем именно здесь. Тебя смущает название?
— Это веселый дом. Во всей Ардере они обозначаются особым знаком.
— Каким?
В моем графстве веселых домов не было, ну то есть существовали девушки, зарабатывающие на жизнь собственным телом, но в стайки они обычно не сбивались и уж тем более не оповещали об этом жителей посредством особых знаков или вывесок.
— Да фонарь у входа красный, — сказал Оливер. — Что тебе еще надо?
Я перевела взгляд на фонарь:
— А что, горные куртизанки у вас на вершинах такими же фонарями размахивают?
Мне было немножко обидно, что наследник Виклундов знал о жизни больше меня.
— У нас нет куртизанок, — фыркнул он. — В кланах не позволяют своим женщинам зарабатывать столь позорным образом.
— Погоди, а если у девушки только и есть, что ее тело? Ей что же, с голоду помирать?
— У каждой женщины есть мужчина, который о ней позаботится. Она или жена, или мать, или чья-то дочь. Если женщина осталась без клана, ее примут в ближайший. Женщин меньше, чем мужчин, мы о них заботимся.
— Даже о старухах?
— Особенно о старухах. Они несут в наш мир мудрость.
— Тогда откуда ты знаешь о красных фонарях, если в кланах царит порядок и целомудрие?
— Цветочек, — великан со вздохом потрепал меня по щеке, — не все молодые дворяне прибыли в столицу, оторвавшись от материнской юбки, некоторым пришлось побродить по королевству, прежде чем судьба привела их сюда.
— Это очень интересно, — решил Патрик, который с таким же, как и я, вниманием слушал рассказ Виклунда. — Но, может, нам стоит войти и разыскать купца?
Я поднялась по ступеням и привела в движение кованый дверной молоток. Ставенка за решеткой окошка поднялась после третьего удара.
— Чего надо?
Говорившего видно не было, только его крючковатый нос подсвечивался алым.
— Мне нужно встретиться с купцом Пучелло.
— Не принимает!
Окошко опустилось.
— Что значит — не принимает? Пучелло здесь живет? Аудиенции проводит? Или, — я хихикнула, — работает одной из трех сестричек?
— Дай мне. — Оливер оттеснил меня от двери и бабахнул по ней кулачищем. — Бастиан! Мартере! Граф! Шерези! Требует встречи с Пучеллой!
Каждое произнесенное Виклундом слово подкреплялось очередным ударом.
— Я спущу собак! — прокричали из-за двери.
— Выпускай! — разрешил великан. — Я их сожру! А если ты, мерзавец, промедлишь еще хоть мгновение, сожру и тебя.
Мне показалось, что Оливер опять впадает в свое боевое безумие. Это было уже плохо, потому что знаниями, как это остановить, я не обладала.
Ее величество королева ардерская Аврора готовилась отойти ко сну. День был суматошным, она устала, более всего ей хотелось накрыться одеялом и проспать десять часов кряду. А пока королева сидела перед зеркалом в своей спальне, одна из камеристок расчесывала ей волосы, другая согревала постель, третья… Впрочем, всего их было семеро, и каждая из них имела чем заняться. Мармадюк приютился в оконном проеме, закутавшись в драпировки, и ждал, пока юные леди закончат хлопотать и покинут опочивальню. Он хотел поговорить, на приличествующий компании вежливый тон не было ни сил, ни желания, поэтому он просто ждал. Наконец девы удалились, королева зевнула:
— Что тебя растревожило? Наши советники оказались недостаточно щедры? Нам опять нужны деньги?
— Что деньги? — фыркнул шут. — Просто железки, которые некогда решили считать чем-то ценным.
— Поэтому ты придумал ввести в оборот бусинки?
— Излишки меди в кладовых и простой королевских кузниц — вот основные причины. К тому же бусины станут хорошим поводом повторить арифметику для твоих миньонов. Ты знаешь, что многие из них неграмотны?
— Я могла это предположить, — улыбнулась Аврора, закутываясь в одеяло, — но мне было лень. Пройдет время, все образуется, глупцы и лентяи покинут нас, останутся лишь самые верные, самые… Но разве об этом ты хотел со мной поговорить?
Мармадюк заговорщицки посмотрел по сторонам, приблизился к королевскому ложу и присел на его край.
— Я сегодня потрогал твою Шерези!
Аврора хихикнула:
— Насколько страстно? Теперь, как честный человек, ты на ней женишься?
— За шею! — с напором продолжил шут. — За нежную цыплячью шейку. Пришлось сделать вид, что я не могу справиться с гневом и пытаюсь придушить юного претендента.
— Какие сложности.
— Она парень. Ты ошиблась.
— Я не ошибаюсь.
— Кадык!
— Что кадык?
— У Шерези есть кадык. Значит, она мужчина. Я могу допустить, что женские округлости можно как-то замаскировать, а топорщащийся гульфик списать на искусство портного, но вот эта вот штука, — Мармадюк щелкнул себя по горлу, — на женщинах не растет.
— Ах, мой дорогой, — королева уже почти спала, — поверь своей королеве, поднаторевшей в тонкостях фейского волшебства. Конечно, наш граф сейчас самый настоящий мальчик. Просто когда в следующий раз тебе захочется его потрогать, сосредоточься не на том, что ты чувствуешь, а на том, что ты должен ощутить. И кстати, если тебе интересно, такую грудь, которой одарили супруги Спящего нашего мальчика, не спрячешь ничем, кроме колдовства.
— Она хорошенькая?
— Весьма. И похожа на мать. Ты же помнишь леди Аданто?
— Художницу? Еще бы! Она блистала при дворе, когда ты только начинала свой путь к трону.
— Тогда представь себе Консуэло, но тоньше в кости, выше и изящнее.
Королева закрыла глаза, размеренно задышала.
— Ты не хочешь ей помочь?
— Кому? — Аврора вздрогнула, но глаз не открыла.
— Нашей леди-графу? Ведь если фамильный кристалл признает ее наследником, значит, никаких братьев у нее нет, отец, который мог бы рождению братьев поспособствовать, скорее всего, давно в чертогах Спящего. Девушке приходится выживать, притворяясь мужчиной. Мы ведь можем ей помочь, вернув ей женскую суть, одарив титулом и выдав замуж за какого-нибудь не особо противного аристократа?
Изумрудные очи королевы открылись.
— Тебе, мой дорогой, несвойственна сентиментальность, ожидать ее от меня ты тоже не будешь. Стало быть, тебе не нравится граф Шерези и ты хочешь от него избавиться, сохранив при этом мину добряка?
Мармадюк расхохотался:
— Просто хочу быть уверен, что дамские сантименты не лишат меня развлечения в самый интересный момент.
— Я иногда забываю, как низко ты ценишь женский ум.
— Кроме твоего, моя королева. Я также опасался, что ты решишь прекратить маскарад, чтоб не отвлекать наше внимание от главной цели. Все равно у нашей Шерези нет никаких шансов в борьбе за место у трона.
— Посмотрим, — улыбнулась Аврора. — Ты говорил, на закате состоится дуэль?
— Именно, с юным Туренем.
— С тем самым, который укладывает одним ударом кулака быка? Отвратительное развлечение.
— А мне понравилось. — Шут пожал плечами. — Если твоя Шерези останется жива после встречи с лордом Анри, я обещаю сам заняться ее воспитанием.
— Договорились. И раз уж ты своими разговорами достиг цели — прогнал мой сон, тащи сюда фолианты, которые оставил у двери, займемся учетом финансов.
Глава 5
МЕДНЫЕ МИНЬОНЫ
Моник означает «советница», и лучшего имени для нее было сложно себе представить. Потому что молодость и красота проходят быстро, а способность разбираться в хитросплетениях характеров и поступков остается.
Моник провела щеткой по волосам, пепельные локоны послушно следовали за движениями. Мягкий свет свечей золотил щеки, заставлял глаза таинственно мерцать. Прекрасно! Гэбриел будет доволен, когда вернется. Моник решила для себя, что этот возлюбленный станет у нее последним, не последним любовником, а последним… объектом. Венцом карьеры, мальчиком, которого она лично сделала мужчиной и возвела к вершинам власти. Потому что, как известно, за каждым великим человеком скромной тенью стоит женщина. План она составила для себя пять лет назад, когда неприметный слуга с шевронами ван Хорнов на рукаве принес ей послание и шелковый кошель, полный монет. Юный Гэбриел — наследник лорда-канцлера, ранее скрываемый ото всех в отдаленном от столицы фамильном замке. От Моник требовалось немного — слегка обтесать капризного отрока, научить манерам и куртуазному обхождению.
Женщина покачала головой, улыбнувшись своему отражению. Пять лет — немалый срок. За это время из юного дикаря у нее получилось сделать вполне видного аристократа. Ах, как поначалу не складывалась их дружба, каким презрением одаривал ее Гэбриел, и сколькими приятными способами приходилось ей доказывать свою верность и страсть. Сейчас ему двадцать три, и, по слухам, ван Хорн-старший начал осторожные шаги в поисках наиболее выгодной для него невестки.
Вот такого оборота Моник не желала абсолютно. Она прекрасно отдавала себе отчет, что на ней-то наследник точно не женится, но супругу ему желала выбрать сама. Какую-нибудь серую мышку, которая не станет лезть в мужские дела, не будет властной или сильной, из чьей постели Гэбриел всегда будет возвращаться к любовнице.
Авантюра с королевскими миньонами пришлась очень кстати. Канцлеру придется на время отложить матримониальные планы.
Но тут взбрыкнул Гэбриел, не желающий участвовать в толкучке у трона, его устраивало существование в тени отца, и куртизанке пришлось применить все свои дипломатические таланты, чтобы добиться своего. И не только дипломатические. Для начала пришлось убеждать канцлера, разумеется — в постели. Ведь мужской ум более всего податлив после страсти, и как бы случайно оброненная шепотом фраза застревает в мужской голове надолго. Моник всегда с удовольствием пользовалась этим приемом. Она шепнула нужные слова после полуночи, и уже на рассвете Гэбриел получил недвусмысленный приказ родителя, ослушаться которого не мог.
Теперь малыш будет стараться, а она — направлять и поддерживать, и когда-нибудь…
Кстати, а куда запропастился малыш?
Она отложила щетку, поднялась, подошла к окну. Вечер давно сменился ночью. Дуэль Туреня была назначена на закате, мальчишки должны уже вернуться сюда — в «Три сестрички», чтобы продолжить праздновать победу. Потому что кутеж свой аристократы начали сразу после полудня.
Моник рассеянно посмотрела на уже прибранный обеденный стол. Несколько часов назад он ломился от яств и бутылок. Турень хохотал, заливая в свою ненасытную утробу дорогое тарифское вино.
— За лучшего борца Ардеры! — Гэбриел провозглашал тост за тостом, не забывая наполнять бокал и лорду Вальденсу, который, невзирая на щуплость, мог перепить лошадь. — Нам нужно как следует отпраздновать последний день свободы, господа!
Моник осторожно пыталась остановить попойку, указав на то, что, продолжив в таком темпе, лорды могут просто не добраться до места дуэли.
— Пошли кого-нибудь за каретой ван Хорнов, — зло оборвал ее любовник.
И пока куртизанка отлучалась, чтобы отдать распоряжения, на столе появилась еще одна бутыль — прозрачного граненого стекла, с вязким зеленым содержимым.
— Эликсир фей? — благоговейно спросила Моник, принимая из рук Гэбрила бокал.
— Это в твою честь, дорогая.
Когда ван Хорн улыбался вот так, ей становилось немножко не по себе. Из-за шрама на щеке улыбка всегда получалась кривоватой, и иногда, когда его глаза были холоднее льда, Моник начинало казаться, что она совсем не знает своего любовника.
Напиток оказался божественным, жгуче крепким, с нотками корицы, аниса и дягиля. Она долго катала во рту пряный шарик, раскрывая все его вкусы. Божественно.
Тостом в ее честь первая часть попойки и завершилась. Туреня, едва стоящего на ногах, увели на место дуэли его стражники. Сразу после этого явился кучер ван Хорнов доложить, что карета подана.
— Я скоро вернусь, дорогая. — В поцелуе Гэбриела не чувствовалось страсти, будто все его мысли занимало нечто важное, не имеющее к Моник никакого отношения.
Это было немножко обидно, но на столе ее ждала едва початая бутыль эликсира, и куртизанка знала, чем займет себя в ближайшие несколько часов.