Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения Фрай Стивен
– Тесей, между прочим.
– Ну что, Тесей Междупрочим. Собираешься стать героем?
– Ой да, братик, само собой.
Геракл хохочет, кладет вас обратно на львиную шкуру, и с того мига вы знаете свою судьбу, пусть и не очень понимаете, что это значит: быть героем.
На двенадцатый день рождения мама берет вас за руку и ведет из Трезена вверх по тропе на мыс, откуда открывается вид на весь город и окрестности. Мама показывает вам здоровенный валун.
– Если сможешь откатить вон тот камень, Тесей, я расскажу тебе про твоего отца.
Вы подскакиваете к камню. Упираетесь в него вытянутыми руками, затем поворачиваетесь задом к нему и пытаетесь спихнуть спиной. Пыжитесь, орете, кружите вокруг валуна, но в конце концов изнуренно падаете наземь. Великий камень не подался и на толщину вашего мизинца.
– Пошли, Сизифушка, на будущий год еще попробуем, – говорит мама.
И так каждый день рождения вы вместе приходите к тому камню.
– По-моему, – говорит вам мама через несколько лет, – у тебя отрастает нечто похожее на намек бороды, Тесей.
– Она придаст мне сил, – говорите вы. – В этом году все получится.
Но нет, не в этом. И не на следующий. Вам уже неймется. Никто не сравнится с вами в беге взапуски, даже если с форой в целый стадий. Никто не метнет ни копье, ни диск дальше вас. Трезен для ваших устремлений кажется слишком тесным. Вы не очень понимаете, в чем они состоят, но знаете, что мир вы еще потрясете – так или иначе.
В этот день рождения вы восходите на холм вместе с матерью чуть ли не опасливо. Камень – ложное испытание. Никогда не сдвинется.
Но вы ошибаетесь.
Под камнем
Тесею не казалось, что в этот день рождения он сильнее, чем в прошлый. Дворцовая стража пошучивала, что царевич по росту им уже сгодится, если пожелает. Бороду приходилось иногда подстригать. Она была темнее шевелюры, буро-красной, необычного оттенка. В детстве терпеть этого не мог, но теперь уже привык. Одна девчонка, которая ему нравилась, сказала, что это приятный цвет.
В остальном – тот же самый старина Тесей.
Но на сей раз валун сдвинулся! Действительно сдвинулся. Тесей готов был поклясться, что это не тот же самый камень, – но это же чепуха. Возможно, он сам теперь не тот же Тесей. Поднатужился, уперся ногами в землю и толкнул еще. С едва ли не комической легкостью валун катнулся к краю тропы, следом катнулся еще на один оборот.
– Отпустить его катиться вниз по холму?
– Нет, оставь где есть. – Мама улыбалась. – Он теперь лежит точно в том же месте, где был, прежде чем твой отец закатил его туда, где пролежал он последние восемнадцать лет.
– Но что это все значит?
– Копни землю – может, что найдется.
Трава под камнем была белесая. Тесей скреб, пока не наткнулся пальцами на что-то и не вытащил пару сандалий, одна уже подпортилась – а может, ее поели жуки.
– Отлично, – произнес Тесей. – Как раз то, что я себе хотел на день рождения. Старые кожаные сандалии.
– Рой дальше, – улыбаясь, сказала мама.
Тесей покопал еще, и на этот раз в руках у него оказалось что-то холодное и металлическое. Он вынул меч, засверкавший серебром.
– Это чей?
– Был твоего отца, а теперь твой.
– Кто был мой отец?
– Садись рядом, – Эфра похлопала ладонью по траве, – расскажу. Твой отец – царь Афин Эгей.
– Афин!
– Женился он дважды, но ни тот ни другой союз детьми не благословило. Эгей хотел сына и пошел в Дельфы к оракулу. Сам знаешь, до чего странными бывают у них речения. Эгею досталось самое странное.
Эгею нельзя развязывать тугие мехи с вином, пока не достиг он афинских вершин, а иначе сгинет от горя.
– Что это означает?
– Вот-вот. Вышло так, что Эгей близко дружил с моим отцом, славным царем Питфеем.
– С дедушкой?
– С твоим дедушкой, да. Вот Эгей и постарался изо всех сил оказаться здесь, в Трезене, на пути из Дельф и узнать, не получится ли у Питфея истолковать слова оракула.
– И как, удалось?
– А вот тут, Тесей, никак нельзя не восхититься хитростью твоего деда. Он-то пророчество понял. Понял прекрасно. «Тугие мехи с вином» означают, как Питфей это понял, Эгеево… мужское достоинство, скажем так. То есть пророчество наказывало Эгею: «Не… соединяйся ни с одной женщиной, пока не вернешься в Афины».
– Соединяйся? Это что-то новенькое.
– Цыц. Ну и вот, Питфей подумал, что было б прекрасно, если бы я, его дочь, понесла от царя великих Афин. Ребенку – тебе, так уж вышло – это позволит стать владыкой объединенного царства Афин и Трезена. И вот дедушка сделал вид, что пророчество не велело Эгею пить вина, пока не вернется он домой в Афины. Затем послал за мной и отправил показывать Эгею дворец и сады. То да сё. Мы оказались у меня в покоях и…
– …зачали меня, – договорил потрясенный Тесей.
– Да, вот еще что, – продолжила Эфра, пунцовая от смущения. Она знала, что день такой наступит, не раз и не два репетировала рассказ о рождении Тесея, но вот этот день настал, и слова словно бы застряли у нее в горле.
– Еще что-то?
– В ту ночь, после того как Эгей, твой отец…
– …развязал свои тугие мехи с вином?
– Да-да. Он отвернулся и заснул. Я же спать не могла. Отправилась к роднику – тому, что посвящен Посейдону, – чтобы помыться и подумать. Мой отец отправил меня спать с чужаком, чтобы поиграть в политику. Я сердилась, но, к своему удивлению, обнаружила, что Эгей мне нравится. Добрый, мужественный и… будоражащий.
– Мама, прошу тебя…
– Но когда я омылась в водах того родника, кто, как ты думаешь, восстал из его чаши?
– Кто?
– Бог Посейдон.
– Что?
– И он… он тоже завладел мной.
– Ой… ёй… ёй?…
– Не смешно, Тесей…
– Я и не веселюсь, мама. Поверь, не веселюсь. Просто пытаюсь понять. Только не говори, что и Посейдон развязал свои тугие мехи с вином?
– Клянусь, все так и было. В ту самую ночь, когда возлегла я с Эгеем, меня взял и Посейдон.
– Так кто же мой отец?
– Оба, я совершенно уверена. Я вернулась в постель к Эгею, а он, проснувшись поутру, обнял меня и извинился. Он женат, а потому забрать меня с собой в Афины вряд ли сможет. Мы выбрались из моей опочивальни, прежде чем проснулись остальные, и он привел меня сюда. Зарыл свои сандалии и меч, накатил сверху камень. «Если наш союз этой ночи принесет плоды и родится мальчик, пусть сдвинет этот валун, когда возмужает, а ты расскажи сыну, кто он. Пусть идет тогда в Афины и заявляет о своих законных правах».
Как вы легко можете себе представить, Тесея такие вести словно громом поразили. Материны шуточки всех этих лет убедили его, что история с отцом-царем или отцом-богом – попросту детская выдумка.
– То есть дедушка понимал смысл пророчества – что Эгей, мой отец, в ближайший раз, когда… сойдется с женщиной, зачнет сына? И решил, что матерью должна быть ты?
– Все верно.
– Но пророчество же гласило, что Эгею нельзя развязывать тугие мехи с вином, – откуда оракулы вообще берут эти свои метафоры? – прежде чем доберется в Афины, а иначе сгинет от горя.
– Ну да…
– Но отец же развязал их прежде, чем оказался в Афинах. Он умер с тех пор от горя?
– Нет, не умер.
– Ох уж эти оракулы!
Они проболтали, пока не встала вечерняя звезда.
Мать с сыном двинулись домой, Тесей помахивал мечом по высокой траве. Оказавшись дома, Эфра тут же испросила аудиенции с царем Питфеем.
– Ну что, мой мальчик. Теперь ты знаешь свою историю. Сын Трезена, сын Афин. Задумайся, чт это будет значить для всего Пелопоннеса! Мы сможем объединить наши флоты и править Аттикой. Коринф сбесится от ярости. И Спарта! Ха, да они обзавидуются, на яд изойдут! Так, что предпримем первым делом? Срочно снарядим тебе корабль и отправим в Пирей – завтра! чего бы и нет? – и ты заявишься к афинскому двору и покажешься старику Эгею. Вот ему потеха-то будет! Он женился на вдове Ясона, знаешь, да? На Медее Колхидской. Кошмарная женщина, как ни поверни[266]. Колдунья и убийца близкой родни. Добуду тебе подарок – настоящее маленькое сокровище, им обоим передашь от меня приветы. Ох, до чего ж славная тогда вышла ночка. Славная, славная ночка.
Питфей обнял дочь и игриво толканул внука кулаком в плечо.
У Тесея же были свои соображения. Он ушел к себе в комнату и обернул обновки платком. Царевич Трезена прибывает кораблем, в руках у него какая-нибудь ювелирная безделушка, помахивает он серебряным мечом и говорит: «Привет, папуля, вот и я!» – где тут героизм? Никакого в этом героизма. Заявился бы так Геракл – как избалованный царенок? Да ни за что. Тесей знал, что в Афины он войдет героем, – и подумал, что у него, кажется, есть мысль, как этого добиться.
Из Трезена в Афины было всего два пути. Один – морем, через Саронический залив, или пешком, вдоль береговой линии. Второй путь был долог и изнурителен – и знаменит опасностями. Кое-кто из самых свирепых и безжалостных разбойников, грабителей и убийц со всей Греции устраивал там засады. Естественно, именно этот путь выбрал бы любой уважающий себя герой. Если Тесей придет в Афины, мимоходом освободив этот путь от тамошних головорезов, это будет кое-что значить…
Тесей обулся в старые отцовы сандалии, пристегнул меч к поясу, сложил в котомку остальные пожитки и выскользнул из дворца.
Чуть погодя вернулся. Нацарапал записку матери с дедом, оставил ее у себя на кровати.
«Ну его, морской путь. Решил пойти пешком. Люблю, Тесей».
Подвиги Тесея
1. Перифет
Тесей шел вряд ли дольше часа, как обнаружил, что путь ему преграждает неуклюжий косолапый одноглазый великан с громадной дубиной. Тесей знал, кто это такой, – ПЕРИФЕТ, он же КОРИНЕТ, что означает «дубинщик».
– Ох ты батюшки, – просипел циклоп. – Хорошенькая мягонькая головушка для Крушилки – моей палицы. Она из бронзы, между прочим. Отец у меня кузнец. Всем кузнецам кузнец у меня отец.
– Да, всем известно, что ты рассказываешь, будто ты сын Гефеста, – отозвался Тесей, изображая скуку. – Люди даже верят твоей байке – уж такой ты уродливый и увечный. Но у меня в голове не помещается, как у олимпийского бога мог родиться такой бестолковый ребенок.
– А, я, значит, бестолковый?
– Да не то слово. Говоришь, палица у тебя из бронзы? Кто тебе ее продал? Всем же ясно, что она дубовая.
– Я сам ее сделал! – взревел от ярости Перифет. – Не дубовая она! Разве может дубовая палица быть такой тяжелой?
– Это ты говоришь, что она тяжелая, но я-то вижу, что ты ее перебрасываешь из руки в руку так, будто она перьями набита.
– Это все потому, что я сильный, тупица! Сам попробуй. Спорим, ты ее даже удержать не сможешь.
– Ой-ёй, и впрямь тяжелая, – сказал Тесей, принимая у великана дубину. Рука у Тесея ушла вниз, чуть ли не к самой земле, словно не в силах держать такой вес. – И я даже ощущаю холодную твердость бронзы.
– Вот видишь!
– Славно… она… забалансирована! – сказал Тесей, внезапно вскидывая палицу высоко и размахивая ею. На слове «забалансирована» палица ударила Перифета по бедру – с зычным треском. Великан рухнул, воя от боли.
– Кажется… мне… очень… по нраву… эта… дубинка! – проговорил Тесей, опуская орудие Перифету на череп шесть сокрушительных раз.
В скалах у дороги Тесей нашел тайник разбойника. Груды золота, серебра и награбленных ценностей были опрятно разложены на земле выверенным полукругом у высокого алтаря, возведенного из размозженных черепов. Тесей отыскал в награбленном кожаный мешок и набил его сокровищами. Дубинку тоже надо бы прихватить, решил он. Геракл всегда носил при себе палицу, вот и Тесею не помешает.
2. Синид
Дорога вела дальше на север, вдоль Коринфского перешейка. Тесей шел, наслаждаясь солнцем в лицо и морем, что сверкало по правуюруку, и по пути ему попадалось много мирных путников. Нуждающимся Тесей раздавал монеты и драгоценности из своей котомки.
Молва об устрашающих разбойниках на этой дороге, может, и преувеличивает, подумал Тесей. Но не успел он решить, что так оно, видимо, и есть, как оказался у пригорка, на котором между деревьями виднелся какой-то человек.
– Что у тебя в мешке, паренек?
– Это мое дело, – ответил Тесей.
– О! О, твое дело, значит, да? Так-так. У меня к таким вот спесивым заморышам-последышам, как ты, есть свой особый подход. Видишь вот эти два дерева?
Тесей сразу понял, что это СИНИД ПИТИОКАМПТ – Синид Сосносгибатель. Слухи об этом странном и жутком человеке ходили по всему Пелопоннесу. Он привязывал путников к двум соснам – силища у него была такая, что мог он пригнуть те деревья. Помучив свою жертву сколько-то, Синид отпускал деревья, те выпрямлялись и рвали несчастных странников на части. Жестокая, кошмарная смерть. Жестокий, кошмарный человек.
– Я отложу дубину, – промолвил Тесей. – И меч отложу, и мешок. Желаю склонить колени перед твоим величием.
– Как так?
– Я шел четыре дня этой дорогой и слышал одни лишь легенды о великолепном Синиде Питиокампте.
– Ну да, хорошо, но ты давай только не чуди мне тут.
– О боги, я недостоин знакомства с таким достославным человеком, с таким настоящим героем. – И Тесей простерся ниц на траве.
– Ладно, иди-ка сюда, а!
– Не в силах сдвинуться с места – благоговею. Синид Великий. Синид Чудесный. Синид Восхитительный. Сгибатель сосен. Лататель людей.
– Да ты на голову мягонький, как есть, – произнес Синид и двинулся к Тесею. – Давай вставай уже.
Далее последовала неразбериха, и в итоге Тесей с Синидом поменялись местами. Синид лежал плашмя, а Тесей возвышался над ним и прижимал к земле.
– Ну же, великий Синид. Несправедливо это – ты столько удовольствия доставил многим, а сам не получил нисколько.
– Отпусти!
– Нет, владыка мой, – сказал Тесей, волоча Синида за запястья по траве, как ребенок тащит за собой игрушечную тачку. – Ты столько добра принес стольким чужестранцам, начисто о себе забыв. А что, если я вот так привяжу твою руку к дереву и пригну вот так…
Синид рыдал, стенал и причитал, а Тесей принялся за дело.
– Твоя скромность делает тебе только и исключительно честь, – приговаривал Тесей, наклоняя вторую сосну, – но это же так правильно, что на белом свете тебя будет теперь два, а не один.
– Молю тебя, молю. Под теми вон кустами зарыто сокровище. Забери его, забери все.
Тесей крепко держал макушки обеих сосен в кулаках.
– Ты пищишь и хрюкаешь, как свинья, и, гляжу я, обмочился все равно что напуганный ребенок, – сказал он вдруг очень сурово. – Но много ль милости выказал ты своим устрашенным жертвам?
– Каюсь, искренне каюсь.
Тесей поразмыслил.
– Хм. Вижу, ты и впрямь раскаиваешься. Пойду гляну, не врешь ли ты про сокровища, и если не врешь, я тебя пощажу.
– Да, да! Но не отпускай, не…
– Ну-ка, ну-ка, вон там, значит, сокровища, так?
Тесей отступил и разжал хватку. Сосны хлестнули вверх и порвали Синида надвое, выпрямились, сбросив ливень иголок с дрожащих ветвей.
– Ой. Вот же я неловкий, – промолвил Тесей.
Ушел он оттуда, лишь откопав сокровище и покрошив те два дерева мечом. Развел костер на сосновых дровах и воскурил благоуханный дым в благодарность богам.
3. Кроммионская свинья
Тесей продолжил путь по Истмийской дороге, ведшей вдоль берега. Вскоре он приблизился к деревне под названием Кроммион – на полпути между Коринфом и городом Мегара. До Афин уже было ближе, чем до Трезена. Все больше путников, поспешавших на юг, и встревоженных селян, возделывавших поля, предупреждали Тесея о жуткой твари, опустошавшей эти края, – они называли ее КРОММИОНСКОЙ СВИНЬЕЙ.
Если судить по этим рассказам, непонятно было, настоящая ли это свинья, что хрюкает, визжит и сопит, или же зловредная и кровожадная старуха по имени ФАЙЯ. Некоторые клялись, что видели, как седая карга превращается в свинью. А кто-то утверждал, что Файя – попросту хозяйка свиньи.
Никакой седой карги Тесей не встретил, а вот с громадной озлобленной дикой свиньей столкнулся. Здоровенная бронзовая дубинка – более чем подходящее оружие против такой напасти, и вскоре богам поднесли нечто куда более упоительное, нежели душистый сосновый аромат, – аромат свежезажаренного бекона[267].
4. Скирон
Дальше по берегу, между Мегарой и Элевсином, таился знаменитый разбойник СКИРОН, или Скейрон. И так давно он промышлял в этих местах, что скалы над заливом в той точке прозывались Скиронскими. Далеко внизу, в синих водах Саронического залива, нетерпеливо плавала кругами исполинская черепаха. У Скирона с черепахой были примечательные жутковатые отношения. Скирон действовал так: он заставлял путников мыть ему ноги на самом краю скалы. Ничего не подозревавшие жертвы поворачивались спиной к морю, и, когда вставали на колени, чтобы выполнить, что велено, Скирон толкал их, они падали в воду, где поджидала, раззявив пасть, прожорливая черепаха.
– Нет-нет-нет-нет-нет! – вскричал Тесей, когда Скирон выскочил из-за дерева и, угрожая мечом, приказал мыть себе ноги. – Они отвратительны. И близко не подойду к этой гадости.
– Больше хочется, чтобы я проткнул тебя мечом? – спросил Скирон.
– Ну нет, – согласился Тесей. – Но где же чаша с горячей водой? Где ароматные масла? Где сафьяновая тряпица? Если уж мыть тебе ноги, то как следует.
С нетерпеливым вздохом Скирон – не отводя меча от Тесея – показал, где хранится все необходимое для идеального мытья ног. Тесей настоял на том, чтобы вскипятить воду в найденной медной плошке.
– В конце концов, – проговорил он бодро, – коли берешься за что-то, лучше постараться на совесть.
– Давай иди теперь вон туда, – процедил Скирон, когда Тесей наконец объявил, что удовлетворен результатом. – Я сяду на табурет, а ты – тут, пониже.
– Очень близко к краю, – с сомнением произнес Тесей.
– Мне нравится смотреть на море, когда мне моют ноги. Хватит болтать, давай к делу, а?
Тесей осторожно понес чашу воды, курившейся паром, к указанному месту. Поясницей он ощущал меч Скирона, подталкивавший его вперед.
– Так, ну что… тут?
– Ближе к краю.
– Тут?
– Еще ближе.
– Батюшки, вот так обрыв – ой!
Тесей споткнулся и подался вперед. Больше не ощущая меч кожей, он мгновенно развернулся и плеснул кипятком из чаши Скирону в лицо. Разбойник коротко вскрикнул от боли и неожиданности, а затем – от внезапного толчка Тесея – разразился вторым криком, долгим, летя со скалы в синее, синее море.
Тесей глянул вниз и увидел сливочный пенный след исполинской черепахи – она устремилась к барахтавшемуся в воде Скирону.
5. Керкион и рождение рукопашного боя
У храма Деметры и Коры[268] в Элевсине Тесей остановился совершить жертвоприношения и вознести благодарственные молитвы за то, что до сих пор ему удавалось выжить. Двинулся Тесей дальше – и тут дорога начала резко забирать на юг. В котомке было еще навалом подарков для достойных и нуждающихся, но раздумья свои Тесей теперь посвящал не угрозе разбойников и проходимцев, а тому, как примет его отец, когда они встретятся.
Как раз когда Тесей решил найти себе место для привала и отдыха на ночь, откуда ни возьмись по сторонам дороги появились двое тощих дылд – они приставили ножи к горлу Тесея. Третья фигура возникла прямо перед ним. Никогда не видел Тесей таких здоровяков. Даже Перифет, первый противник Тесея, рядом с этим исполином смотрелся бы карликом. Тесей знавал совершенно обычных людей, кто ростом был меньше, чем этот детина вширь.
– Кто позволил тебе находиться в моем царстве? – проревел великан.
– Что, прости?
– Я Керкион, царь этих мест. Ты вошел без спроса.
– Ах как некрасиво с моей стороны. Прими мои извинения.
– Всем чужакам я предлагаю бой без оружия. Победишь – царство твое.
– А если проиграю?
– Умрешь.
Тесей огляделся.
– Невеликое царство-то, а? В смысле, по сравнению с Коринфом, скажем.
– Принимаешь вызов?
– О да, принимаю.
– Тогда отстегивай меч и снимай одежду.
– Что-что?
– Это бой без оружия. Только голыми руками и ногами. Чистая борьба.
Тесей окинул великана взглядом – тот сбросил плащ и всю прочую одежду и воздвигся перед Тесеем нагишом. Может, это все какой-то затейливый ритуал ухаживания. Объятия такого дяди – груды мышц – в любовном действе показались перспективой столь же чудовищной, как и объятия в бою. Тощие дылды-стражники, приставившие ножи к Тесееву горлу, отступать не собирались, других выходов из положения Тесей не видел, а потому, вздохнув, отложил меч и палицу и сбросил тунику.
– Я крушу кости одним объятием, – заявил Керкион.
– Неужели? – переспросил Тесей. – Мамаша твоя, должно быть, тобой гордится. Скажи-ка… – продолжил он, ловко отскочив, когда Керкион попер на него, – если я выиграю, действительно подчинятся ли мне твои люди?
– Если выиграешь, – хихикнул Керкион, маня Тесея к себе, – они прослужат тебе до конца своих дней, а ты будешь их царем. Иди ко мне, иди!
Тесей нырнул между ног Керкиона и почувствовал, как яйца гиганта мазнули его по макушке. «Гадость какая, – сказал он про себя. – Но зато мишень славная».
– Можешь ты не рыпаться? – вскричал Керкион, взбешенный рывками и боковыми прыжками Тесея. – Не как мужчина дерешься, а как девчонка танцуешь!
Керкион постепенно выдыхался. В драку с ним вступать Тесей не собирался – слишком силен великан, одного медвежьего объятия достаточно будет, чтобы сокрушить Тесею ребра. Но броски и махи у Керкиона делались все медленнее. Стоило ему двинуться, Тесей находил способ обратить силу великана против него самого, утомить его. В следующий раз нырнув между ног Керкиону, Тесей повис у него на мошонке и принялся ее скручивать.
Керкион взвыл от боли.
– Прекрати! Так нельзя, нечестно!
Люто дернув напоследок, Тесей спрыгнул наземь.
– Я тебя достану, ты поплатишься! – рокотал Керкион.
Он вышел из себя, подумал Тесей. Сейчас возьму верх.
Керкион затопал и ринулся вперед, ослепленный местью. Тесей щипал его за щиколотки, лупил по яйцам, скакал по пальцам на ногах, хохотал, дразнил и носился кругами, пока Керкион не стал больше похож на взбешенного быка, чем на сколько-нибудь умелого бойца.
Наконец Тесей заманил великана к гряде иззубренных камней и сбил его с ног. Керкион упал лицом на камни, а Тесей принялся скакать по нему, как ребенок прыгает на кровати. Кровь великана брызнула фонтаном и пала алыми каплями, Керкион содрогнулся и испустил последний вздох[269].
Тесей поворотился к двум тощим стражникам – те склонили перед ним колени.
– Государь!
– Владыка!
– Ой, да хватит уже, – сказал Тесей, отдуваясь. – Убирайтесь. Вы свободны. Быстро, кыш! Пока я не сделал с вами то же, что с вашим царем.
Глядя, как они драпают вниз по склону, Тесей натянул тунику и собрал свои пожитки[270].
6. Прокруст – растягивающий
Последний противник Тесея возник перед ним в долине под горой Коридалл. В отличие от всех предыдущих, он не выскакивал из-за камня или дерева. Не преграждал Тесею путь и не угрожал ему мечом, дубинкой или ножом. Отнюдь. Он стоял на пороге приятно расположенного каменного домика и встретил Тесея улыбкой и предложением гостеприимства.
– Привет тебе, странник! Судя по твоему виду, прошел ты не одну лигу.
– Все так, – отозвался Тесей.
– Тебе, конечно же, не помешают отдых и постель.
– Я собирался идти прямиком до Афин нынче вечером.
– О, это добрые двенадцать лиг. Дотемна не успеешь. А тут кругом воры и головорезы, верь слову. Послушай, куда лучше остаться, а последний отрезок пути одолеть освеженным. У нас дешевое чистое жилье по разумной цене.
– Уболтал, – сказал Тесей, протягивая руку. – Тесей Трезенский.
– ПРОКРУСТ Эринейский. Добро пожаловать под наш кров.
Что-то в улыбке и поклоне его Тесею не очень понравилось, но он промолчал и зашел в домик. Женщина средних лет натирала деревянный стол листьями мяты. Гостя встретила кратким поклоном и сияющей улыбкой.
– Гость, дорогая моя, – произнес Прокруст, пригибая голову под дверной притолокой, – высокий он был человек.
Жена Прокруста вновь присела в поклоне. Улыбалась она так же постоянно, как и ее супруг, и Тесею такая улыбка показалась отталкивающей.
– Найдется ли у вас воды, чтоб мне помыться? – спросил он.
– Помыться? Это еще зачем? – ошарашенно спросил Прокруст.
– Не твое дело, Прокруст. Если молодой господин желает мыться, пусть моется. У чужестранцев привычки диковинны, вот и все. На задах есть пруд, где утки плавают, – обратилась она к Тесею. – Подойдет?
– То, что надо, – сказал Тесей и вышел вон.
Пруд он увидел, но не пошел к нему – подобрался к заднему окну домика и, присев под ним, вслушался.
– Ой, он превосходен, дорогой мой, – говорила жена. – Ты видал, какая у него сума пухлая? Там небось битком серебра с золотом.
– Он ни высок, ни короток, – задумчиво заметил Прокруст. – Когда заберу его примериться к кровати, его предстоит растянуть, что скажешь?