Напряжение сходится Ильин Владимир
— Они свихнулись? — приоткрыл он рот и удивился в такой мере, что даже озвучил кое-что вслух. — Это же банк СВР.
Оп-па.
— Простите?
— Внешняя разведка и служба специальных операций.
— Частный банк? — не поверив, переспросил я.
— А вы, молодой человек, на акции из госбанка собрались деньги брать? — язвительно уточнил Борис Игнатьевич. — Или чековые книжки агентуре заведете? Эти идиоты залезли в карман самого императора. Моя помощь тут не нужна, они уже трупы.
— Интересно, — постучал я пальцами по столешнице. — Даже княжич Черниговский?
— Этого еще, может быть, отец отмажет, — подумав, согласился полковник, — если ущерб небольшой.
Рядом закашлялась чаем Ника.
— Хорошо… Ваша служба будет готовить рекомендации по данному происшествию, — утвердительно произнес я.
— Это мой участок ответственности, — не стал отнекиваться полковник.
— Вы порекомендуете, что для прессы и общества будет лучше обвинить во всем Зубова. Принц Черниговский оказался в этой ситуации случайно, будучи введенным в заблуждение. Семью главы МВД страны ничто не должно опорочить.
Потому что к этому выводу они придут в любом случае.
— Нашли новых покровителей? — успокоившись и убрав под стол руку с поврежденной ладонью, умно смотрел полковник.
— Настаивайте на том, чтобы Зубова-младшего и Зубова-старшего изгнали из клана.
— Это еще хуже, чем смерть. Их затравят в тот же день.
— Прошу отдельно отметить в ваших рекомендациях, что с изгнанием Зубовых клан князей Черниговских лишится принадлежащего им права на беспошлинный провоз товаров по реке. Значит, достаточно внушительные средства не только будут изъяты из казны виновных, но и снова пойдут в бюджет страны. Это выгодно вашему господину.
— За что вы их так ненавидите? — с неким энтомологическим интересом, словно на редкий вид паразита, посмотрел на меня полковник. — Какая-то детская обида? Отбитая девушка? Оскорбление?
— Борис Игнатьевич, мне нужны эти две жизни, — подытожил я обыденным голосом.
Не напоминая, что иначе целью торгов снова станет его собственная.
— Я подготовлю отчет, — согласился полковник, поразмыслив. — К моим рекомендациям прислушаются. Но если вы собрались лично мстить Зубовым, то у вас будет всего пара минут, пока их не уничтожит кто-нибудь еще. В свое время только покровительство князей Черниговских спасло их от расправы, а аристократы никогда не забывают обид.
— Вот и славно, — расплылся я улыбкой. — Отличный повод начать наши с вами отношения с чистого листа.
— Вы больной ублюдок, Максим, — покачал головой Борис Игнатьевич.
— О, мои интересы в этом деле весьма специфичны. — Спрятав перстень, я достал металлический артефакт в виде стержня, очень походивший на флешку. — Это вам. Пусть займет назначенное вами место.
Рядом возмущенно вскинулась Ника, опознав в нем тот, что она утеряла, а я ей подарил. А затем еще и демонстративно отвернулась.
— Если вы мне еще и руку вернете, я вас просто расцелую, — расплылся полковник улыбкой, ловко пряча артефакт в карман брюк. — И не берите мои слова близко к сердцу. Это от восхищения, право слово.
— Всего наилучшего, — приподнялся я с места.
— А как же моя рука? — всполошился он, неловко приподнимаясь вслед за нами — но так, чтобы кисть не заметили со стороны.
— Носите перчатку, — порекомендовал я, искоса посмотрев на хмурое и недовольное выражение лица Ники, после чего направился из заведения.
— Оно пройдет? — спросили меня вслед.
— А вы считаете, что император умеет прощать? — обернулся я на мгновение.
— Ника, чудная девушка, — донеслось сзади воркование, — снизойдите до дурака…
— Мне нравится, что в вас теперь есть что-то столь же мертвое, как и ваша совесть, — ответил звонкий двичий голос догоняющей меня Ники. — Ищите надежду в другом месте.
— Миллиона два потеряла, — буркнул я девушке, выходя из кафе и придерживая для нее дверь. — Так или иначе ведь вылечит. Нет в тебе хозяйственности, ох нет…
Та, впрочем, словно не обратила внимания на мою галантность: будто я — пустое место.
— После трех миллиардов потерь? — зло хлопнула она дверью автомобиля.
— Карманы бы хоть проверила… — проворчал я, заводя мотор и выруливая с парковки.
Ника замерла, затем медленно потянулась к потайному кармашку пиджака в брючном костюме. Ощупала шов, под которым был запрятан артефакт. Не успокоилась, стянула с себя пиджак, распорола нитку и изумленно посмотрела на то, что уже считала коварно похищенным и отданным врагу.
— А что тогда у Бориса Игнатьевича?.. — с удивлением пробормотала Ника.
— Статья у него. За хищение и подлог служебного имущества, — отозвался я. — Одно дело — забрать из хранилища и потерять, а другое — подменить на дубликат собственными руками.
— Но зачем?
— Думаешь, я ему верю? Дернется — и кое-кто устроит неплановую инвентаризацию.
— Максим, — произнесла Ника после долгого молчания, — почему ты так с Пашей?
— Как именно? — уточнил я, выруливая на Садовое кольцо.
— Ну… их же действительно выкинут без прав, без документов, нищими на улицу, — тревожно произнесла девушка.
— Все мы появляемся в мир через боль и слезы, без гроша в кармане… Главное, чтобы в этот момент нашелся человек, который будет нас любить.
— Ты встретишь их? — встрепенулась Ника, словно затаенная надежда оправдалась.
— Я — нет, — покачал я головой. — Они меня ненавидят. Если узнают, кто стоит за изгнанием — станут ненавидеть еще больше.
Объяснять им, что иначе никто и никогда не выпустит их из сытого и унизительного рабства, мне не интересно. Лучше честная ненависть, чем рассуждения о том, что кнут барина бывал мягок, а корыто с баландой — всегда полным объедков с барского стола. Не потому, что там они были счастливы, а из чувства противоречия при виде меня. Тем более что я предлагаю не само счастье, а только возможность его получить.
А люди сейчас такие привередливые…
— Ты хочешь предложить встретить мне? Но наш род не сможет… — погрустнела девушка. — У нас нет таких сил.
— Нет бойцов, нет денег, нет влияния. Ты абсолютно права, — согласился я с ней, притормаживая на очередном светофоре. — Совершить такой безумный поступок может только великий род.
Ника дернулась на месте и недоуменно посмотрела на меня.
Я же смотрел на точку в небе над центром Москвы, где некогда высилась, а ныне снесена до фундамента башня князей Борецких.
— Вам до него предстоит еще очень и очень долгий путь.
Глава 10
В кирпично-коричневое здание ИСБ на Лубянке князь Черниговский прибыл в сопровождении кортежа адвокатов, машины «скорой помощи» и личного охранения. Во всем своем княжеском величии он лично поприсутствовал на вручении официального требования представителю секретариата ведомства, довольно вежливо попросил проводить его к сыну, а когда представитель сослался на отсутствие полномочий, просто прошел за ограждения и отправился искать принца клана лично.
У начальника караула были четкие инструкции, как действовать, когда кто-то пытается прорваться внутрь охраняемого периметра. Но не было ни малейшего понятия, что делать, если турникет с ограждением движением руки сносит в сторону природный князь в ранге «виртуоз», он же глава министерства внутренних дел его страны (пусть даже выступающий сейчас в роли взбешенного отца).
— Не надо, пожалуйста! — нашлись самые строгие в данном случае, но насквозь неубедительные слова в спину разъяренному мужчине, выглядевшему в своем черном костюме и массивных роговых очках чиновником средней руки.
Но от простого чиновника не веет такой запредельной жутью, а тени от светильников не начинают ползти по его воле и цепляться за ноги и рукава формы начальника караула.
А тут еще охранение князя, коих было шестеро, стало смотреть изготовившимися к прыжку хищниками. Эти изначально выглядели матерыми убийцами при исполнении.
В общем, если и было у кого уставное желание развернуть к князю ствол укороченного автомата и полоснуть по ногам очередью, то сейчас даже вздохнуть слишком сильно — и то стало страшно.
— Но это же захват здания… — произнес негромко постовой, нервно косясь на людей клана Черниговских.
— Согласно древним правам рода, — поправил очки один из адвокатов, что разумно сгруппировались у дальнего угла холла и вне зоны возможного боестолкновения, — княжеская семья неподсудна и не смеет удерживаться в заточении. Тот, кто посмел задержать княжича даже на секунду, повинен смерти, — добавил он вполне грозно для своей субтильной комплекции потомственного крючкотвора. — Соучастие осложнит вашу судьбу и карьеру.
— Мы нажали на тревожную кнопку, — честно предупредил начальник караула.
— Это ваши проблемы, — пожал плечами старший охранник княжеской свиты. — На вашем месте я бы давно уже звонил наверх.
— А можно? — поинтересовался старший караульный.
— Валяй, — равнодушно раздалось ему в ответ.
И тот сорвался к будке со служебным телефоном — вызванивать хоть кого-то, на кого можно было переложить груз проблем с собственных плеч.
«Так стреляй!» — грозно советовали капитаны; «Приказываю задержать любой ценой» — чуть более реалистично смотрели полковники; «Ничего не предпринимать» — осознал информацию единственный генерал, который был на связи из длинного списка внутренних телефонов ведомства.
Потому что стрелять — это хорошо. И даже задержать — весьма неплохо. Но когда ощущаешь себя мошкой, смерть которой даже не заметят, все-таки хочется послужить родной стране подольше и уж если умереть за нее, то с чуть большей пользой. Службы ведомства в этих стенах не являлись основными, выполняли по большей части функции связей с прессой и информационного центра, и потому здание охранялось без расчета на вооруженный прорыв одаренных. Центр города; если ситуация дойдет до такого безумия, как захват институтов власти, то все силы понадобятся не здесь, а в Кремле. На единичные случаи как раз и была тревожная кнопка — в конце концов, есть у них кому усмирять и таких гостей, не к ночи будут помянуты…
Князь же во все это время продолжал поиски. Выглядело это до обыденного просто — он открывал все двери, которые открывались, и вышибал Силой те, которые сопротивлялись его желанию взглянуть внутрь. При этом он громко звал княжича по имени, прислушиваясь к ответу. Все, что он действительно хотел, — забрать сына в родовую башню, в дороге выставить ему подходящий диагноз силами привлеченных к операции медиков, дабы отделаться от вызова по официальному запросу, и замять вопрос так, как он это делал многажды в похожих случаях.
Правда, еще ни разу ему не приходилось для этого бесчинствовать в здании ИСБ. Но и повода такого еще никогда не было — да еще с показным игнорированием от тех людей, кто мог и был обязан пойти старику навстречу и вернуть пострадавшего от этой провокации Антона домой. Не говоря уж о том, что никогда наследника, пусть и последней очереди, не смели забирать в здание на Лубянке — в место, обитатели которого как никто другой обязаны знать всё о древних привилегиях княжеских семей.
Очередная массивная дверь была вышиблена вовнутрь — и гора документов, подхваченная волной воздуха, разлетелась по пустующему кабинету. Никого.
— Антон!!!
Следующая дверь.
Несколько раз в него стреляли, падая за массивные столы и переворачивая их столешницей ко входу, уверившись в нападении на здание. Один раз даже швырнули огненный шар, бессильно растекшийся по паутине теней, проявившейся вокруг князя. Его сиятельство простил им эти нападения, ибо не ведают, что творят.
С улицы звучали сирены, хлопали двери микроавтобусов и громким лающим голосом переговаривались люди из свиты с командирами тревожных команд ведомства. Закон не первый раз сталкивался с княжескими правами, так что и тут результат будет тот же самый. Ведь семья императора, курирующая ИСБ, тоже князья, и даже с приставкой «великие», а значит, закону следует подождать в стороне.
Остановить этот бардак решились минут через десять, делегацией аж из четырех генералов ведомства, уверивших князя, уже готового переходить на второй этаж, что Антона к нему обязательно приведут, а до того к его услугам роскошный кабинет, прекрасный кофе с коньяком и портрет императора над массивным столом. В общем, знакомая ему обстановка по собственному рабочему месту в родном ведомстве — с тяжелой мебелью из массива редких пород дерева, мягким ковром поверх паркета, с бежевыми стенами, украшенными дубовыми панелями до середины и репликами картин Айвазовского в тяжелых позолоченных рамах. И что характерно, действительно успокаивает своей похожестью. Во всяком случае, нет оскорбительного ощущения ожидания.
Разумеется, князь занял место во главе Т-образного стола просторного кабинета. Документы на столе принадлежали третьему заместителю директора ведомства Рыбникову — как мельком отметил князь и тут же потерял к ним интерес. Любопытствовать содержимым папок и укладок бумаги было ниже его достоинства.
Двери кабинета открылись через десять минут, когда его сиятельство уже почти потерял всякое терпение и твердо вознамерился продолжить поиски. Но Антона к нему так и не привели.
Вместо него в помещение вошли двое мужчин с умными лицами, профессиональными взглядами палачей и в изящных костюмах из серой шерсти, пошитых на идеальную осанку и широкие плечи. Облик дополняли кожаные портфели в руках и коричневые штиблеты. Этакая глубокая интеллектуальность со способностью наизусть читать в оригинале Байрона, одновременно правя топор для плахи под идеальный угол заточки.
Князь щелкнул пальцами, отвлекая гостей, синхронно уставившихся ему в шею.
— Где мой сын? — властно спросил он.
Двое не торопились с ответом; подошли к столу и сели по разные стороны Т-образного продолжения начальственного рабочего места. Портфели разместились перед ними, на широкой столешнице.
— Препровожден в одну из машин вашего сопровождения, — ответил тот, что справа от князя, открывая застежку на портфеле.
— А Черниговский-Зубов? — уточнил князь, успокаиваясь и опираясь ладонями на подлокотники кресла.
— Там же, — произнес тот же мужчина.
— Значит, здесь мне более делать нечего, — подытожил его сиятельство и встал из-за стола, направившись к выходу из кабинета.
— Наш господин хотел бы, чтобы вы с нами побеседовали, — остановил его на половине пути голос второго мужчины, до того молчавшего.
Странно, но тон отражал полное равнодушие к его, князя, ответу на эту просьбу. И, невольно насторожившись, его сиятельство решил остановиться, не дойдя до порога двух шагов.
— Ваш господин может позвонить мне лично или прибыть в гости. Мой дом всегда открыт для его визитов, — убрав так и прорывающееся нетерпение, все же успокоился Черниговский и проявил легкое любопытство: — Разве что нечто срочное?
— Нам доверено расследование вооруженного ограбления банка «Шелихов и партнеры». Вам же известно, чьи это деньги?
Князь знал. Потому все еще был в бешенстве от событий этого дня.
— Это провокация, — облизав губы, озвучил его сиятельство версию его клана. — Речи о вооруженном ограблении и быть не может. Мой сын достаточно богат, чтобы не желать присвоения чужих денег, да еще столь экстравагантным путем. Его вынужденным беспамятством воспользовались, и я не желаю слышать иные трактовки этого события.
— Ваше сиятельство, вы не могли бы вновь занять место за столом? — попросил тот, что начинал разговор. — Право слово, беседа не стоит того, чтобы стоять на ногах и сверлить друг друга взглядами. Тем более что расследование уже завершено.
Последнее предложение князя заинтересовало в достаточной мере, чтобы вернуться на прежнее место.
— Кто подставил моего сына? — оперевшись локтями о столешницу и сцепив руки в замок, потребовал ответа Черниговский.
Мужчина слева от него неспешно распахнул свой портфель и положил перед своим лицом несколько листков отпечатанной на принтере бумаги, сцепленных скрепкой, поискал глазами нужный момент в тексте и начал чтение:
«Ограбление должно было произойти в среду. Я и мой сопровождающий Черниговский-Зубов Павел должны были убедить принять в нем участие Шуйского Артема, Быкова Михаила, Егорова Дмитрия, Захарова Афанасия и иных под предлогом вступления в закрытый клуб, учрежденный моим прадедом с друзьями. Ограбление обязано было сорваться, участников должны были схватить. Под угрозой смерти и повешения мой род получил бы власть над Егоровыми (примечание: промышленный кластер в Раменском) и Захаровыми (примечание: владения в Крыму), обещав спасение от суда и плахи. Быкова и Зубова было решено отдать в расход для подкрепления угрозы. Зубова венчать в тюрьме на клановой девушке и шантажировать его отца внуком. За жизнь Шуйского отец хотел стребовать…»
— Это что еще такое? Что за бред?!
— Записано со слов Черниговского Антона.
— Вы смели его допрашивать?! — взыграла в князе дикая ярость.
Даже не содержание допроса имеет значение, а крушение вековой традиции!
— Ни в коей мере. Мы провели беседу с Антоном. Он пожелал нам все добровольно рассказать.
— Я отзываю своей властью все его слова. Он ничего не говорил, вы ничего не слышали, — жестко произнес князь, а листы бумаги истаяли пыльной дымкой прямо в руках у читавшего.
— Просим вас сохранять спокойствие, ваше сиятельство, — поднял тот ладони в примирительном жесте.
Заодно продемонстрировав наделяющий перстень с императорским гербом. И князю пришлось уняться.
— Какого принца вы представляете?
ИСБ была вотчиной шести-семи цесаревичей — сыновей и внуков императора, традиционно пытающихся проявить себя на мужской работе.
— Наследного, — серьезно кивнули ему.
Князь удержался от того, чтобы фыркнуть — все они считали себя наследными, стараясь выслужиться и заработать репутацию правителя, а император все равно делал выбор по своему разумению.
Мужчина справа выудил из портфеля точно такую же стопку распечатанных листов — будто заранее знали реакцию князя. Но продолжать чтение с того же места он не стал.
«В вечер накануне мы сильно напились, и я не помню, что было дальше. Очнулся уже в танке. Как я там оказался, каким образом был заряжен снаряд, мне не известно. После чего был схвачен (примечание: остановлен старшим наряда охранного подразделения „Витязь-Ц“)».
— Он хоть оказал сопротивление?.. — глухо спросил князь, с силой сцепив пальцы. — Покалечил кого-нибудь при задержании?
— Насколько известно из рапортов — нет.
— Жаль, — цокнул с тщательно скрываемым разочарованием Черниговский.
— Черниговский-Зубов сдался сам и дал показания, что не помнит, каким образом оказался в танке. Что был пьян. Оба подтвердили, что способны водить танк, способны заряжать орудие и знают, где достать боеприпасы.
— Задайте этот вопрос любому ребенку аристократа и внесите его тоже в список подозреваемых! — не сдержался князь. — А еще они могут быть насильниками — с той же аргументацией! У них, знаете ли, есть что надо и они могут этим пользоваться!..
Где экспертиза танка?! Где опрос свидетелей, анализ крови или что-нибудь, что можно назвать расследованием этого фарса?! Зачем моему сыну, у которого достаточно денег для всего в этом городе, грабить банк?!
— По версии Зубова, он мог просто перепутать день. Вторник, напомню. Подставить Шуйских вы наметили на среду.
— Не смейте говорить со мной в таком тоне!.. — прошипел князь. — Не смейте даже помыслить о том, что вы заставили силой записать на бумаге. Да вы даже представить не можете, что мы с Шуйскими сделаем с вами лично за попытку нас рассорить.
— Вы готовы поклясться Честью, что не замысливали изложенное Черниговским Антоном, полностью или частично?
— Я готов говорить с вашим господином, а не с пылью под его ногами.
Мужчины незаметно переглянулись.
— В самом худшем случае мы рассматриваем невинную шалость детей, которую вы хотите извратить в черт-те что немыслимое! — Князь ударил ладонью по столу.
— Невинную? — словно открыв для себя что-то новое, удивился мужчина слева.
— Вы хоть отдаете себе отчет, какая огромная разница между тем, чтобы осознанно протаранить банк — и просто потерять сознание за рычагами управления? Вы, лично вы, можете утверждать, что ребенок не упал в обморок внутри душной машины?
— Вы знаете, люди в обмороке обычно не грабят банк… — мягко ответили ему.
— Протаранить хранилище — не значит грабить.
— Выстрелить… — кашлянул тот, что справа.
— Упасть в обморок, зацепить механизм и случайно выстрелить!
— А потом в обмороке натаскать денег внутрь танка? — со скепсисом уточнили у него.
— Их могли подкинуть. И кто сказал, что это именно банковские деньги, а не злоумышленник сунул их в танк к беспамятным ребятам? Вы сверяли серии?!
— Ваше сиятельство, в этом банке даже под страхом смерти не станут записывать серии купюр, вы же знаете… — развел руками тот, что слева.
— К сожалению, пожар выжег все внутренности боевой машины. У нас есть только остатки купюр для анализа, — более дипломатично отозвались справа, — что не помешало провести полную инвентаризацию.
— В таком случае перейдем к вопросу о компенсации ущерба? — словно эхом отозвался его коллега, будто позабыв о неловких попытках князя оправдаться.
Да тот и не спешил продолжать. Если эти два молодых идиота еще и деньги успели натащить в танк, то адвокатам придется работать сверхурочно… Лунатизм, неосознанные хватательные движения… Чушь! Но со справкой врача — уже довод.
— Найдите тех, кто подставил моего сына, и требуйте с них, — отказывался он сдаваться.
Хотя в глубине души уже признавал, что его олух был на такое способен. Видео с камер у префектуры он видел — откровенно плохонькое видео: кто-то хорошо нагрелся на поставке дешевого оборудования, но одежду сына, прическу, походку он признал. Или это могли сделать те, кто способен следить за его ребенком и мастерски скопировать… Да еще этот идиот Зубов, обязанный следить за олухом, нажрался, как последняя свинья, — мало его секли. Такое дело запороть! Своими же руками себя отдать под суд! Но если не эти два дурака, то кто посмел?! Выяснить, все равно выяснить — руками копать, каждую песчинку просеять, но выяснить! От ярости ногти впивались в ладони, но лицо оставалось спокойным.
Реплику князя проигнорировали, а мужчина справа перелистнул страницу и зачитал с нее:
«В банковском хранилище находилось ценными бумагами, долговыми расписками, облигациями, дорожными чеками, непривилегированными акциями, ценными металлами, артефактами, векселями, а также наличными средствами в рублях, долларах, динарах, драхмах, шекелях, фунтах, марках, реалах, вонах, франках, кронах и иных банкнотах различного номинала — на общую сумму в половину триллиона рублей…»
— Бред, — фыркнул князь, ухмыляясь.
«…из них невозвратными — в результате пожара, задымления, повреждения осколками, искажения внутренней структуры артефактов и нанесения иного урона — считать на общую сумму в четыреста сорок миллиардов рублей. Расшифровка на двадцати страницах прилагается».
После чего читавший оторвался от бумаг и внимательно посмотрел на князя.
— Это деньги нашего господина. Их надо вернуть.
— Ищите виновных, — поджал губы его сиятельство, которого все же сумма цапнула так, что невольно кольнуло сердце.
— Мы нашли. Результаты поиска виновных устраивают нашего господина.
— А меня — нет, — окатил он обоих волной гнева.
— Если вас не устраивает, ищите иных виновных и взыскивайте с них сами, — лениво ответили ему. — Распечатку беседы с вашим сыном и запись этого разговора мы отправим князю Шуйскому.
— Вы сознательно уклоняетесь от расследования! — взвился князь Черниговский. — Да еще хотите, чтобы Шуйские стали мешать моей службе безопасности доискаться до истины?!
Мужчины вновь посмотрели друг на друга, словно безмолвно переговариваясь.
— У вас будет неделя, чтобы возместить ущерб. В качестве жеста доброй воли господин согласен распечатать утерянное в рублях и российских ценных бумагах заново, а также восстановить векселя дружественных нам стран за десять процентов от номинала. Всего вам останется погасить двести сорок два миллиарда, то есть почти вполовину меньше, если вы пойдете на сотрудничество…
— А если не пойду? Что скажет ваш господин? — зло спросил князь.
— …кроме того, наш господин согласен снять все обвинения в адрес вашего сына. Виновным предлагается признать Черниговского-Зубова и в качестве наказания изгнать вместе с семьей из клана, дабы не бросали тень поступками своими на имя честного рода, — завершили ритуальной фразой.
— Зубовы еще не отработали долг.
А еще ему было нужно их право на движение по рекам без пошлин и досмотра.
— Вы всегда можете отправить на плаху вашего сына. У нас уже есть текст сочувственной ноты императора. Зачитать вам сейчас?
Князь побарабанил пальцами по столу. Отдавать свою кровь нельзя — эту слабость не поймут, уважать перестанут, в силе засомневаются… Ворохнулось желание снова поспорить о виновниках, постановке и манипуляциях этим сволочным танком, который обязан был давно прогнить, а не стрелять. Вот, кстати…
— То есть вас абсолютно не смущает, что танк, которому полвека — взял и выстрелил? Вот так взял, съехал с помоста, где-то скрывался половину дня, а потом штурмовал банк с пьяными водителем и наводчиком, которые даже не помнят, как целили?
— Т-34 — это очень надежная техника.
— Особенно после реконструкции, — поддакнул ему второй. — У нас все музейные танки в городе прошли реставрацию за последние два года. Вы знаете, в рамках патриотического воспитания… Производит впечатление на детей.
— Впечатление — это если заведется, а не стреляет. Зачем вам боевая техника в городе?
Мужчины в серых пиджаках переглянулись, не зная, как относиться к таким словам от человека, способного заменить собой целую армию.
— Нашего господина это не беспокоит.
— Опять же салют по праздникам и к тезоименитству императора… холостыми.
— И у вас есть название фирмы-подрядчика? — задумался Черниговский.
— Мы поделимся с вами всеми данными, если вы решите расследовать это дело…
— …разумеется, при согласии возместить утраченные средства, — ввернул обязательную часть другой. — Конкретно этими реконструкциями занималось подразделение Древичей, ответственное за общественно-просветительские проекты.
— Понятно, почему стреляют… — сник князь.
У этих все будет стрелять. Даже то, что не должно стрелять по своему предназначению.
— А если я найду виновных? — после паузы продолжил его сиятельство.
— Если это будет избитый заяц, клятвенно уверяющий, что он слон…
— Если я найду истинного виновного? — надавил Черниговский.
— У вас на это есть неделя, — миролюбиво ответили ему. — После которой все утраченные средства должны быть возмещены. Наш господин столь любезен, что даже не станет требовать компенсацию за разрушение здания и утерю ценного финансового инструмента.
Конечно, не станет… В таких банках-«карманах» неизбежно скапливается куча «гнилых» бумаг, по долговым обязательствам которых уже никто ничего не станет платить. Плюс разные бумажки, которые притаскивают из-за границы и с которыми тоже порой неясно, что делать. А тут такой отличный способ все обналичить в твердой валюте… И это еще не считая того, что все вексели подсчитаны без обязательного дисконта, а артефакты — по верхней планке цены…
И все из-за двух идиотов! Вернее, одного идиота, который не уследил за его сыном. От Зубовых придется отречься — этого не избежать.
Что в общем-то не отменяет возможности «передать» Зубовых какому-нибудь подчиненному роду. Это, конечно, двусмысленно и недостойно — принимать в род изгнанников, особенно таких, и спустят такое только тем, кто под могучей защитой, ну или сам — защита… Но ради древних привилегий Зубовых, которые не отменит ни изгнание, ни даже император, дело того стоит. Товары должны идти по реке беспошлинно и без досмотра.
— Мне не нравится ваша обвинительная риторика. Я продолжаю настаивать на спланированном характере происшедшего. Никаких денег вы от меня не увидите ни через неделю, ни позже. Я не собираюсь оплачивать чужую вину.
— Детали нашего разговора и эта видеозапись через неделю уйдет Шуйским.
— Да мне плевать на Шуйских, — махнул его сиятельство рукой.
— Запись все еще идет.
— Вы не запугаете меня и не заставите платить, — уверенно постановил Черниговский, поднимаясь с кресла. — Я отрекусь от Зубовых в знак признания недостатков в воспитании своего ребенка, и не более того. Он не должен был столько пить в тот вечер. И он должен был размозжить черепа тем, кто пытался его остановить.
Поз-зорище… Немедленно отнять все деньги, квартиру, машины и заблокировать карты. Самого — в учебный лагерь минимум до зимы, паршивца!
— Насколько нам известно, Шуйские умеют спрашивать и отделять правду от лжи. Вне зависимости от вашего к ним отношения.
— Тогда не удивляйтесь, если Шуйские придут к вам лично, — с угрозой произнес князь. — Вы посмели использовать их имя для угроз, и вне зависимости от моего к ним отношения, я признаю их право требовать ваши жизни.
Его сиятельству удалось оставить за собой последнюю фразу и выйти из кабинета. Никакой реплики вслед не было.
Столь же спокойным он прошел по коридорам и вышел из здания. Отметил двух молодых олухов в машине сопровождения, мазнул взглядом по суматохе у микроавтобусов ИСБ и перевел было взгляд обратно на свой кортеж… как вдруг взгляд зацепился за две черных «камри» у дальнего края здания, на бортах которых была выведена белой краской неброская символика в виде приоткрытого глаза. И к этим машинам спокойным шагом шли двое его недавних знакомцев. Не ИСБ. Но «Око государево». По перстню демон разберет, чьи эти люди — герб один. Через день или два непременно намекнут или скажут прямо, однако время уже будет потеряно.
Князь Черниговский сел в свой лимузин, за ним мягко захлопнули дверь; он откинулся на спинку кожаного кресла и прикрыл глаза.
— Ищи двести сорок два миллиарда, — когда машина отъехала достаточно далеко от здания, произнес он тихо, зная, что порученец не пропустит и слова. — Живыми деньгами. Срок — неделя.
— У нас вряд ли будет столько в казне… — осторожно отозвался порученец с противоположного кресла.
Фраза, которую князь слышал впервые в жизни.
— Найди их мне. Займи. Подними налоги на наших землях. Продай ненужное. Клану очень нужны эти деньги.
Потому что есть большая разница — гневить цесаревичей, курировавших ИСБ, или раздражать их отца.
Последнее было для князя Черниговского слишком… рано.
— Подготовь ритуал отречения для Зубовых. После ритуала их должна схватить наша полиция и сопроводить в хорошо защищенный околоток. Мне они нужны живыми. Подберешь род из кабальных, что заберет отвергнутых Зубовых к себе. Официально нас ничто не должно связывать.
— Будет сделано. — Если порученец и удивился, то не подал виду.
— Еще мне нужна посекундная раскадровка этого дня в банке и вокруг него. Я должен быть уверен, что эти деньги отдаю не просто так.
— Уже делаем. И уже есть интересные подробности.
— Семен. Если денег не соберем… Надо, чтобы Шуйские перестали существовать.
