Напряжение сходится Ильин Владимир

— Из первостатейных сволочей он, — не сдержался Еремеев.

— Называли меня и так, милые господа! Но это не отменяет мой вопрос!

— Василий, угомонись!..

— Сергей Олегович, — вернулся к беседе старый князь, — давайте подойдем к вопросу как деловые люди. Есть традиции, благодаря которым мы у вас в доме. Согласно этим традициям, вы вправе отказать и нам и жениху, но это было бы крайне нежелательно. Это ваше право, — поднял он ладонь, — тем не менее нам еще никто не смел отказывать.

— Никто не отказывал Давыдовым!..

— Василий, попей водички. — Шуйский самолично придвинул к себе графин.

Но жидкость в стакан полилась быстрее, чем он его открыл — будучи наполненной из фляжки гусара его же рукой.

— В общем, Сергей Олегович… я бы попросил вас сделать так, чтобы ваш отказ не бросил тень на сватов и не создал проблем и вам, — мягко пригрозил ему князь.

— И каким же образом вы это видите?

— Назначьте неподъемный выкуп, — всплеснул руками Долгорукий. — Всего дел! Не поднимет его жених — так кто ему судья? Мы же свои дела, считайте, выполнили с достоинством и в полной мере.

Идея Еремееву не то чтобы очень понравилась — он вообще не хотел вести никаких разговоров на этот счет. А так, выходит, что согласие отца он дает, но с условием выкупа невесты. Но и гнать взашей великих князей — это как-то уж слишком вредно для собственного здоровья. Уж больно мстительный характер у каждого из них. Да и к тому же — не этого ли жесткого отказа ждет, развлекаясь, сам Самойлов? Не станут Юсуповы связываться с семьей тех, кто оскорбил аж пятерых сиятельств, и никакие общие финансовые проекты тут точно не спасут — мало ли по стране промышленных предприятий и владеющих ими семей? Точно! Вот подлец ведь как помыслил — даже отказ будет в его пользу!..

— Сергей Михайлович, преклоняюсь перед вашей мудростью, — чуть склонил голову Еремеев.

Перед природным князем — не зазорно.

— Итак, согласие отца у сватов есть, верно?

— С назначением выкупа за кровинку мою, — впервые улыбнулся Сергей Олегович.

— Каким будет выкуп? — расслабившись, отклонился на высокую спинку стула Долгорукий.

— Пусть будет миллиард… нет, десять миллиардов рублей. Сегодня же, до обеда, — со спокойной совестью обозначил условие Еремеев.

— Отец, девяносто седьмой год выпуска! — возмутился Давыдов. — Да тут гарем мож… — подавился он рукавом офицерского мундира, которым тут же занюхал недавно выпитую стопку.

— Мы согласны, — подытожил старый князь.

— Ну наконец-то… — выдохнул Галицкий, вновь взглянув на часы. — Неприятно, безусловно, но на самолет еще успеваю.

— Рад был вас всех видеть, — поднялся Еремеев, пожимая руки вставшему Долгорукому и Галицкому. — Господа? — недоуменно обратился он к отчего-то спокойно сидевшим Панкратову и Шуйскому.

— Десять миллиардов рублей, — произнес Панкратов, глядя на трех молодых людей с красными бабочками на углу стола, — окончательная цена выкупа.

От его голоса отчего-то замерли все. А вот один из ребят — тот, что со шрамом возле глаза, неторопливым движением достал сотовый телефон из внутреннего кармана пиджака. Не торопясь выбрал номер для звонка, дождался ответа и проговорил бесцветным голосом, свойственным бухгалтерам и киллерам:

— Димка, шесть КамАЗов к воротам. Остальные — на базу.

— Милая шутка, — чуть напряженным голосом в абсолютной тишине произнес Еремеев.

— Господа, — поднял на князей взгляд юноша со шрамом, — могу ли я просить вас организовать проезд для грузовиков?

Князья дружно закивали и принялись вызванивать свою свиту. И только Шуйский спокойно попивал из стакана, да Давыдов разочарованно хлебал из своего, с укоризной косясь на товарища, прекрасно понимая, откуда у него там вода и куда и к кому делась иная жидкость.

— Ворота откроете? — обратились к Еремееву.

А тот стоял, не понимая — происходит ли это взаправду с ним, или это все горячечный бред. Потому что такие деньги не могли появиться сразу и наличными.

— Сергей Олегович? — обратился к нему Панкратов. — Ворота…

— Да… конечно, — нервно кивнув, сделал распоряжения аристократ.

И совсем скоро из-за поворота послышалось слитное рычание двигателей тяжелых грузовиков. Красные новенькие КамАЗы-самосвалы с закрытыми брезентом кузовами выстроились по линеечке недалеко от дома.

— Сергей Олегович, — обратился к нему тот же молодой человек с бабочкой, — куда деньги выгружать?

— Возле дома… — ощущая, что теряет контроль над ситуацией, пробормотал Еремеев.

— Возле дома, — повторил за ним юноша в свой сотовый телефон.

— Только не на гиацинты! Жена убьет…

Жена, впрочем, убьет и без этого.

— Только не на гиацинты, — терпеливо повторил юноша. — Простите, тут спрашивают, как выглядят гиацинты.

— Такие… фиолетовые… и бесполезные.

— На газон, — емко передал парень и убрал телефон в карман.

А князья встали и подошли поближе к окну, чтобы не пропустить зрелище того, как из поднимающихся на гидравлике глубоких кузовов высыпается кажущийся бесконечным поток банкнот. И так — шесть раз.

Только Еремеев остался подле своего места, кусая губы и отчаянно извиняясь внутри себя перед собственной доченькой, которую своими же неосторожными словами отдал в лапы чудовища.

— А Самойлов-то ваш — гусар! — браво крутанув правый ус, со знанием дела произнес Давыдов.

— Все равно никакой свадьбы не будет, — произнес Еремеев.

— Как же — откажетесь от собственного слова?.. — повернулся к нему Долгорукий, глядя как на неведомого зверя.

— Там будут против… — подняв руку, указал Сергей Олегович на небеса.

Где из крошечных точек, под нарастающий гул крутящихся лопастей, росли практически на глазах силуэты трех боевых вертолетов из закрытой серии, производившейся только для нужд клана Юсуповых ими же самими.

Надолго останется у князей в памяти, как разлетались по всему подворью купюры, раскидываемые потоками воздуха от зависших на небольшой высоте винтокрылых машин. И зрелище того, как, попирая ногами банкноты, абсолютно равнодушный к окружающему богатству, идет к особняку великий князь Юсупов.

Почти неслышно скрипнула входная дверь, отчетливо раздались шаги по паркету.

Князь Юсупов подошел к столу и встал рядом с Еремеевым. Обвел всех присутствующих взглядом и произнес тем тяжелым голосом, которым далеко не единожды в жизни произносил в начале войны:

— Никакой свадьбы не будет.

Князья переглянулись, но не нашли решимости в лицах соседей принять этот вызов. Не то чтобы впятером они были слабее — вовсе нет. Но не было и достаточной причины, по которой они вступили бы в конфликт. Что им до мальчишки и его судьбы? Разве стоит его будущее жизней их подданных? Да и нет в словах Юсупова оскорбления лично им, как и попрания их интересов — во всем все равно будет виноват Еремеев, давший цену выкупа.

— Господа, — примирительно улыбнулся Долгорукий, — предлагаю вновь сесть за стол.

— Но самолет…

— Вы согласитесь со мной, что расходиться в данный момент будет недостойно наших светлых отношений и великой дружбы?

Слова означали, что хоть и в гробу они видали друг друга вместе и по одному, но разбегаться прямо сейчас — тоже неверно. Иначе выйдет так, что пришел Юсупов и всех разогнал. Немалый урон чести, ежели кто прознает и попытается так трактовать. А раз за столом Давыдов — то знать будут все.

Руководствуясь схожими мыслями, все вновь расположились за столом — пусть и в расширенном количестве.

— Скажите, князь, — начал Долгорукий, — всем нам очень интересно: в чем причина вашего несогласия с возможным брачным союзом?

— Девушка сговорена моему родичу, — коротко ответил Юсупов.

— Ваш многоуважаемый родич приходил со сватами, платил выкуп, расписывался в нерушимой грамоте или же договоренность была устной?

— Не вижу причин, по которым устной договоренности недостаточно.

— Традиции сильнее моей либо вашей точки зрения. У нас есть согласие отца и есть оплаченный выкуп.

— Вы желаете ссоры со мной? — вкрадчиво уточнил Юсупов.

— Я желаю узнать причины. Или ты считаешь меня недостойным знать, какого демона я терплю от тебя неуважение? — напрягся Долгорукий и чуть поднялся из-за стола.

— Подожди… — приподняв ладонь, чуть усовестился Юсупов.

Слишком многое — и вражда и дружба — объединяло этих людей, чтобы отказать в ответах по праву сильнейшего.

— Я — сват! Официальное лицо! Я сделал дело, а ты топчешься по нему грязными башмаками. Изволь уж объясниться.

— Этого союза не может быть, — отвел Юсупов глаза в сторону. — Просто не может быть, и точка.

— Десять миллиардов наличными не могут валяться на траве. Вот чего не может быть. Тем не менее посмотри за окно. Я хочу знать, какой интерес твоего рода в этой девчонке. Если ты хочешь, чтобы она была жива.

— Господа, я попрошу!.. — вскинулся Еремеев.

— Сиди! — гаркнул на него Долгорукий, и тот предпочел не отсвечивать.

Зато к беседе — пусть не словами, но крайним вниманием — присоединились четверо остальных князей.

— Итак, твое сиятельство. Что тебе в этой девушке? Не говори про предприятия Сергея Олеговича, это вздор! Денег во дворе больше, чем они стоят от фундамента до последней гайки.

И это, следовало признать, было правдой.

— Дело не в девушке, — нехотя, но все-таки признал Юсупов. — Я даже не знаю, как ее зовут.

— Тогда в чем? Или в ком? — задумчиво произнес Долгорукий. — Максим?..

— Мальчишка!.. — процедил Юсупов, подтверждая.

— Так запрети ему, и все! — всплеснул руками Сергей Михайлович. — Это же твоя кровь!

Еремеев в изумлении распахнул глаза и встретил такое же шокированное непонимание со стороны Галицкого.

— Простите, а он вам кто? — не удержался Яков Савельевич.

Юсупов посмотрел на столешницу и буркнул, не поднимая взгляда:

— Внук. Любимый.

А на Еремеева в один миг накатила невероятная ярость. Так вот кто развлекался за его счет все это время! И кто пытается сбагрить наскучившего и замученного зверя с глаз долой, дальней родне…

— Ты успокойся, — легла ему на плечо тяжелая ладонь Юсупова. — Ты не понимаешь, поэтому умереть можешь глупо и быстро. Успокойся и послушай.

— Я бы на твоем месте послушался уважаемого князя, — уставил на Сергея Олеговича столь же тяжелый взгляд Долгорукий.

И Еремеев нашел силы взять себя в руки.

— Остался открытым вопрос, почему вам просто не приказать своему внуку жениться на той, которую вы укажете, — озвучил предмет своего любопытства Панкратов.

Раз уж князь склонен к откровениям…

— Я не хочу приказывать и заставлять, — неохотно ответил Юсупов. — Я хочу, чтобы он сам пришел ко мне. Пришел и попросил моего согласия на брак! Проявил уважение! Я же его люблю! Я же желаю ему добра, а он бегает, как… не пойми кто! Родню не признает — хоть бы открытку прислал!

Понятливо покачав головой, Давыдов быстро накапал из фляжки в чистый стакан и опытным движением толкнул его по столешнице прямо в руки Юсупову.

— Благодарю, — буркнул тот, опробовав содержимое. — В общем, пока он меня лично не попросит — никакая девушка ему не подходит! Ни одна! Ни принцесса, ни княжна, ни… твоя дочь, уж извини, — буркнул он в адрес Еремеева.

— Нас-то мучить было зачем? — глухо произнес Еремеев. — Зачем пять лет блокады?

— Если бы не мой внук, вас бы стерли с лица земли на второй день после того турнира, — мрачно посмотрел на него Юсупов.

— За что?!

— Вертолет чей был, на котором бандиты прилетели?

— Но его похитили!

— Кто недоследил и потому его похитили? — Юсупов вновь пригубил стакан, явно отдыхая во время этой ничего не значащей беседы, до которой хозяин дома как-то не сумел дойти своим умом.

— Могли похитить у кого угодно, нам просто не повезло.

— Вам просто не повезло… — с небольшим даже сочувствием посмотрел князь на Еремеева. — Если бы мой внук не заступился, быть бы вам всем мертвыми еще пять лет назад. Увидишь его — в ноги кланяйся.

— Твое сиятельство, — задумчиво произнес Долгорукий, — я вот что подумал… Ты ведь хочешь, чтобы без твоего выбора внук не женился?

— Поди заставь его… — махнул рукой Юсупов.

— Так зачем же? Представь иное — идет под венец невеста. Ведет ее отец, как полагается. Так?

— Ну?..

— А по другую руку — ведешь ее ты. И это уже твое решение, с которым придется твоему внуку считаться, — чуть хлопнул ладонью по столешнице старый князь.

— А что, даже изящно, — кивнул Панкратов, пододвигая свой стакан к Давыдову.

— Раз так хорошо договорились, я вас покину? — приподнялся Галицкий. — У меня просто самолет…

— За здоровье молодых — надо, — укоряюще посмотрел на него Давыдов, тоже наливая ему на два пальца из фляжки.

— Не сможет он тебя игнорировать, если ты счастье ему в руки вручишь, — настаивал Долгорукий. — В церкви, перед алтарем — как не уважить?

А Юсупов от этих слов пребывал в особой, светлой задумчивости — и даже слегка улыбался.

— Пусть будет так, — махнув рукой, провозгласил князь. — Свадьбе — быть!

И даже приобнял Еремеева. А тот — словно очнувшись, рявкнул:

— Кто-нибудь, неси все на стол!

Потому что один раз в жизни выдаешь дочку за принца Юсуповых, названного «любимым» самим патриархом рода.

Провозгласили тост за здоровье родителей. Взметнулись ввысь рюмки. Провозгласили тост за здоровье молодых, а тут и закуска подоспела.

Присев на свое место, Юсупов добродушно отклонился к спинке кресла, позволяя поставить перед ним блюдо с горячим. Взялся за ложку, попробовал немного и уж было хотел похвалить хозяюшку по старинному обычаю, как взгляд уцепился за внешность служанки слева, принесшей угощение.

Красивую, с точеными чертами лица, высокородную внешность истинной Аймара, мило улыбающуюся ему.

Медленно перевел взгляд направо и слабой улыбкой встретил искреннее выражение радости на лице истинной Го.

— Чай? — Спросила она у него на русском и качнула чайничком в руках.

Юсупов медленно положил ложку и прикрыл глаза.

«Твою ж дивизию!..» — беззвучно складывались слова на устах, как и еще с десяток других крайне крепких и забористых выражений.

Потому что веры в то, что ему это почудилось, не было ни малейшей. Не с его внуком.

Оставался только один вопрос, который приходил на ум и содержал в себе приличные слова:

«Какого демона у Аймара рыжие волосы?!»

Тем не менее управленческий ум моментально отмел лишние детали, а в голове сформировался план решения проблемы.

Потому что похищенная Аймара в гостях у невесты внука — это проблема размером с пирамиду из черепов.

— Господа! — возвысился над столом Юсупов, поднимая новую рюмку. — В знак этого важного для меня события я хотел бы выразить вам искреннее уважение.

Князья уже заочно одобрили тост дружеским ворчанием и хотели подкрепить его выпивкой — тем более что горячительного на стол выставили много, но Юсупов жестом удержал их.

— Я хотел бы, чтобы не было более вражды между нашими семьями, — торжественно продолжил он, — хотел бы назвать вас братьями и идти с вами бок о бок.

Князья тоже в детстве верили в сказки… но из вежливости кивали. Уж больно много меж родами было конфликтов и нерешенных, в том числе самых болезненных — финансовых, проблем.

— Поэтому с сего дня род Юсуповых полностью уходит из Южно-Африканской метрополии в пользу рода Панкратовых. Я дарю железнодорожный путь до одесских портов тебе, мой друг, — качнул он рюмкой в сторону Долгорукого. — Я знаю, как давно ты о нем мечтал. Яков Савельевич — тебе, от всего сердца, половину причалов во Владивостоке.

Яков Савельевич пристально посмотрел на рюмку, явно сомневаясь в нетоксичности ее содержимого. Потому что в реальности таких подарков не бывает.

— Шуйским — в знак искреннего желания примириться, город Казань. Разумеется, мы полностью прекращаем все учения артиллерии у ваших границ. Давыдов, мой старый товарищ!..

— Я здесь!

— Игорный дом «Астория» в Москве с сего дня — твой, и покрыты все долги за этот год.

— Отец родной!.. — растроганно произнес Василий.

— Это все — подарки. Мне не нужно ничего взамен, — торжественно заверил Юсупов. — Все для того, чтобы вы приняли истинность следующего подарка.

Князья притихли, глядя на него, как кот смотрит на человека, у которого точно есть колбаса.

Правда, коты были из той породы, что сами могут свалить человека и отнять у него все. Но и человек был из числа тех, кто запросто делает колбасу из такой наглой кошатины.

— Я предлагаю вам участие в строительстве канала из Каспийского моря в Персидский залив, — самым серьезным тоном произнес Юсупов.

— Кто же нам позволит?.. — озадаченно произнес Галицкий.

Словно ожидая возражений на свою фразу.

— Вам, кажется, надо улетать? — вежливо поинтересовался Панкратов, даже чуть подвинувшись, чтобы Галицкому было проще покинуть застолье.

— Нет-нет, там совершеннейшие мелочи… — отмахнулся тот, вновь с интересом прислушиваясь к беседе за столом.

— Османам это точно не понравится. — прокомментировал Долгорукий.

— А где османы — там Англия, — поддакнул Шуйский.

— Повоевать придется, — пожал плечами князь. — Когда это хлеб доставался нам без труда? Куда важнее, что есть принципиальное согласие персов.

Вернее, тех полудиких племен, которые контролировали территорию после развала огромной империи.

— Сколько они хотят?

— Наша с персами доля будет пятьдесят процентов. Остальное ваше. Честно ли, братья?

Князья переглянулись — понятно, что от тех пятидесяти персам может вообще достаться только большое человеческое спасибо, но это дело Юсуповых. Им же — по десять процентов стоимости и прибыли от канала, который построить, имея выход ко всем стихиям, не составит особого труда. Повозиться, конечно, придется. Но куда более придется повоевать — однако к этому привыкла каждая из семей, представленных присутствующими здесь. Да и враги будут вполне привычные, к тому же — на чужой земле.

— Честно! — гаркнули пять луженых глоток.

— А мы можем пригодиться?.. — неуверенно подал голос Еремеев.

— Конечно! Водку неси!

Скрепление нового военного союза еще никогда не происходило на трезвую голову, тем более такого — крупнейшего за последние три десятилетия.

Впрочем, Еремеевым все-таки достался один свадебный процент от будущего канала, что в перспективе мог сделать род богатейшим на своем уровне. Правда, он уже был не беден — если собрать то, что валялось на траве у дома и слегка мокло под накрапывающим осенним дождиком.

— А что дарить-то молодым? — пробило на философию от такого зрелища Галицкого.

Потому что деньги у молодых уж точно есть.

— Ну, мы не обидим! — гордо расправил плечи Еремеев.

— Курортный городок подарю, где-нибудь на юге… — добродушно произнес Юсупов.

И плечи Еремеева поникли. На ум теперь приходило только постельное белье.

— …там, как всегда, коррупция и бардак, вот пусть наводят порядок и развлекаются. Правнуков мне делают…

— Дело хорошее, — кивнул Долгорукий, налегая на горячее.

— Завод подарю, — чтобы не отставать, произнес Еремеев. — Крупный, машиностроительный…

— Машиностроительный — не надо! — поднял руку Шуйский. — Если он начнет коллекционировать и их тоже, всем нам будет плохо.

Рядом согласно покивал головой Долгорукий.

— Простите?.. — не понял Еремеев.

— Вы ему лучше молокозавод какой подарите.

— Вот, отличный подарок, — поддержал его Сергей Дмитриевич. — Сам бы так поступил, но поздно. И Яков Савельевич тоже не может.

— Это еще почему? — заинтересовался Галицкий.

— Так ваши молокозаводы он уже год назад как скупил. Мои — пять лет назад. У Юсуповых — два года назад.

— У нас продуктовая безопасность! — возразил тот, пусть и без особого возмущения. — Независимые поставщики!

— А продукция — одинаковая на вкус на всех комбинатах, — поучительно качнул Сергей Дмитриевич вилкой.

— А зачем Максиму столько молокозаводов? — попытался разобраться Еремеев.

— Он очень, очень любит мороженое… — задумчиво ответствовал Шуйский.

— Надо будет попробовать, — из вежливости поддержал беседу Панкратов.

Поймал на себе пару быстрых взглядов, уловил кивки — явно из вежливости и насторожился:

— Что?

— Вы и так его наверняка уже ели, — пожал плечами Шуйский, — в вашем княжестве другого нет.

— Бардак! — отчего-то в раздражении бросил тот ложку в тарелку.

Потому что никто не любит, когда «его» оказывается не совсем «его».

— Малый бизнес! — не согласился с ним Еремеев.

— Твой малый бизнес уже вырос, обнаглел и сосватал твою дочку.

— Гиблое поколение… — поддакнул Галицкий, сообразив, что в этой компании крайне выгодно демонстративно не любить Максима.

Должны же быть в их новом клубе какие-то общие, объединяющие интересы…

Это уже потом появятся общие враги и союзники, памятные события, победы и доверие, которое сможет примирить вечно конкурирующие великие семьи. Куш обозначен грандиознейший, и на пути к нему обещалось быть все — от разочарований до триумфа, пережить которые совместно означало союз на десятилетия, если не на века. Прямой путь из Каспия в Аравийское море, и далее — по всему Южному полушарию, гарантировал не только сверхприбыли за дешевый транзит и сборы с проходящих по каналу кораблей, но и невероятного объема политические дивиденды — фактически выбивалась земля из-под ног владельцев Суэцкого канала и рушилась монополия над проливами турков, извечно облагавших немалой данью грузовые суда, идущие с севера на юг, и контролировавших движение боевых кораблей, изрядно ограничивая влияние империи. Так что к потенциальным доходам прилагалось еще огромное уважение — если доля в будущем канале будет распределена в виде квот на тоннаж кораблей, то к каждому из присутствующих на поклон станут приходить даже Рюриковичи. Впрочем, эти запросто смогут испросить себе долю в общем деле, и вряд ли тот же Юсупов им откажет — уж слишком сильно повысятся шансы на успех предприятия.

Хотя некий скепсис и недоверие все равно оставались — и даже получив подарки, князья стали напряженно обдумывать, где их кинули на этот раз.

Панкратов вон тихонечко кривился, делая вид, что это лимон к чаю такой ядреный, а на самом деле размышлял о том, что Юсуповы из Африки-то выйдут, но наверняка прихватят все, что могут отвинтить. А что не смогут — то отвинтят и украдут местные жители, и значит, заходить его роду на континент придется фактически на необустроенные пустыри, некогда бывшие добывающими концернами, и это определенно влетит в огромную сумму. При этом Панкратов от Африки точно не откажется — потому что на Земле нет свободных ниш, и если не займет он — то займет кто-то еще. Инвестиции же окупятся непременно. А если выкупить у Юсупова заводы… Или взять его в долю, сменив только руководство…

Долгорукий мрачно хмурился на борщ, осознавая, что мечты имеют неприятное свойство сбываться — и теперь все грузы пойдут не через Прибалтику, а по новой, свежеподаренной железной дороге. Которая кончается в одесских портах, где у клана нет своих причалов и доков, зато есть у Юсуповых. И если перекинуть туда часть своих кораблей, то выводить их через проливы все равно придется в составе караванов Юсуповых, иначе разграбят и пустят ко дну. Да и кому эта железная дорога теперь нужна, если будет новый канал?!

Шуйский с непроницаемым выражением лица размышлял над тем, что дед был бы определенно рад Казани — тому небольшому полудеревянному городку, который был в те времена. А что ему теперь делать с двухмиллионным мегаполисом, который открыто и вольнодумно примеряет на себя статус свободного города? Как ему перенять столицу Волги, не вызвав бунты и волнения? Выходило, что без чиновников Юсуповых, их агентуры, компромата на ключевых деятелей и понимания внутреннего функционирования могучего и самодостаточного города — никак. Только идти на поклон и как-то договариваться. Казань вообще была как дорогая люксовая иномарка из числа тех, что в единственном экземпляре; про такую приятно сказать среди равных себе: «У меня есть Казань», — и получить искреннее уважение в ответ. Главное, никому не показывать счета на ее обслуживание, сведения о нескончаемых поломках и то, что она фактически в угоне, а ты терпеливо платишь штрафы за неведомых лихачей. Потому что по документам — Казань твоя, и это очень круто. С-сволочной Юсупов…

Галицкий же, наоборот, был слегка мечтателен. Причалы во Владивостоке — это очень здорово, просто великолепно. Но у его клана нет там никаких интересов; вообще никаких. Но причалы — это просто отлично. Да еще аж половина от всех! Надо будет приобрести корабли «река — море», найти перевозчика по Транссибу и что-нибудь перевозить. Непонятно пока, что и зачем, но ведь Юсуповы что-то перевозили? Значит, можно спросить у них и войти с ними в дело. А так, причалы — это просто сногсшибательно.

А вот судьбу игорного дома Давыдова уже знали все четыре князя, и она сильно отличалась от того, что думал сам новый счастливый владелец по этому поводу. Проиграет, как есть проиграет — причем как бы не самим Юсуповым, что держат там штат шулеров, нарабатывающих компромат и должников из чиновников.

В общем, подарки от Юсуповых — это как приливная волна океана на берег, воды которой все равно вернутся обратно. Кое-что все-таки останется на благодарной земле, и это примиряло князей с подарками.

Что до скепсиса по главному делу — то он непременно должен был уйти после того, как сработает главное зелье правды на Руси, высокоградусное и заставляющее выдать свои искренние потаенные мысли в виде бахвальства и случайных оговорок. Словом, пить князья собирались долго.

А раз так, то следовало все-таки завершить свадебные формальности.

— А не взглянуть ли нам на невесту, господа?! — довольно рявкнул Давыдов, украдкой потирая руку, которой перед тем попробовал галантно облапать симпатичную азиаточку.

Рука отчего-то онемела и посерела, но была уже обработана коньяком. К тому же была она всего лишь левой, да и рук было две, так что можно было попробовать удачи со второй симпатичной горничной.

— Просим! Просим! — поддержал он сам себя.

— Да, уважаемый хозяин, раз уж мы сговорились, то не явите ли вы товар лицом? — дипломатично произнес Долгорукий.

— Схожу за ней, — вежливо ответствовал Еремеев.

И степенно двинулся внутрь дома. Медленно и неспешно. Отчего-то только сейчас осознав, что дочка могла все слышать и уже повеситься.