Метро 2035: Питер. Специальное издание Врочек Шимун
Иван попытался представить и помотал головой.
– И как это повлияло на Энигму?
– Он пытался открыть дверь, там была автоматическая защита – и она сработала. К счастью, Энигма вовремя понял, что что-то не так. Но словил напоследок микроволновый импульс. Краешком задело, но все равно…
– То есть?
Федор посмотрел на диггера.
– Грубо говоря, его глаза сварились.
Иван помолчал. Вот как. «А мозги у него, случайно, не сварились?» Этим бы легко объяснились странности в поведении слепого.
– И где стояла эта… хмм… эта пушка?
Федор пожал плечами.
– Где-то около станции «Невский проспект». Или «Гостиный двор»? В общем, где-то там. Какой-то секретный объект, я точно не знаю.
Иван вспомнил последний их с Шакилом «залаз». Как раз в районе «Гостинки-Невского». Ствол на потолке, который целился в камни… и ничего не происходило. Автоматический пулемет?
Может, и не пулемет.
Может быть, Иван всего на полшага не дошел до того, чтобы свариться заживо?
Мандела стоял рядом, словно забыл, зачем приходил.
– Что вы там смотрите? – спросил Иван. До него долетали только обрывки песен и экспрессивных театральных выкриков. «Я задержу их, ничего». «Защищайтесь, господа», «Каналья!» и прочее.
Мандела пожал плечами.
– «Три мушкетера» называется. Хороший фильм, только непонятный немного.
Старик негромко засмеялся.
– А мне «Два бойца» нравятся, – сказал Иван, посмотрел на Федора. – У вас случайно нету?
– Здесь есть кто-то еще, – сказал Седой. Иван облизнул губы – растрескались совсем, помолчал. Пожилому скинхеду верилось сразу.
– То есть?
– Не один он здесь живет, зуб даю.
– Может, женщину от нас свою прячет? – предположил Иван. – Я бы так и сделал, наверное. Видок-то у нас бандитский, прямо скажем.
Седой покачал головой. С сомнением.
– Не знаю. Может, и женщину. Может, нет. Но точно кого-то прячет.
– Вы один живете, точно? – Иван смотрел в упор. – Мы думаем, здесь есть кто-то еще. Почему он или она от нас скрывается?
Федор помедлил. Иван видел, как сжались его руки с тонкими пальцами. Морщинистая кожа с синими узловатыми венами. Интересные у него мозоли, кстати…
– Никого здесь нет, – сказал Федор наконец. – Извините, мне надо побыть одному… простите…
И вышел. Иван посмотрел ему вслед. Интересно, от чего бывают такие мозоли? Он поднял свои ладони и внимательно разглядел. Понятно, от чего.
От лопаты.
В следующий раз Иван выбрал время, чтобы задать вопрос про мозоли. Сначала старик долго молчал.
Потом предложил диггеру одеться на выход.
Интересно, подумал Иван. «Убьет меня и закопает где-то в лесу?»
За корпусом ЛАЭС простиралось ровное поле.
– Раньше это был газон, – пояснил Федор глухо.
– А теперь? – спросил Иван, хотя уже начал догадываться.
Кресты, сваренные из металлических трубок, торчали из земли. Их было несколько десятков. Некоторые – с надписями. Часть даже с оградками.
– Теперь это кладбище, – сказал Федор. Серый туман наползал на ЛАЭС. Гигантские трубы напоминали ноги огромного чудовища, застрявшего в мутной пелене.
Иван подошел к одной из оградок, наклонился, напряг зрение.
«Марина К. род. 1993» – прочитал он. На могилке лежали стебли бурого растения с острыми листьями и белесыми некрупными цветками. Иван слышал про традицию носить цветы на кладбище, но видел такое впервые. Кто она был старику? Иван покачал головой. Жена? «Это не мое дело».
– Возвращаемся, – сказал старик. Иван кивнул.
Перед уходом они остановились, чтобы еще раз попрощаться с умершими. «Минута молчания в память павших. Сейчас!» Иван склонил голову.
– Я нахожу их везде и хороню здесь, – сказал старик. – Чтобы было по-человечески. Понимаете, Иван?
– Да. Мне кажется, понимаю.
– Петербург – англицкий город, – сказал Федор.
– Ангельский?
Старик улыбнулся.
– Английский, то есть. Это старое выражение.
Он откинулся в кресле и начал читать – негромко, чуть отстраненно, с паузами в нужных местах:
– Прекрасен и сумрачен, как бабуин, что с английской гуляет трубкой, с английским зонтом, в клетчатом пледе шотландском и шарфе на шее большом.
Ко всем обращаясь по-русски, четко, до буквы звучит, ленинградских кровей он старинных, на любом языке говорит.
Странный для всех, равнодушен, ночью разводит мосты. Вантовый, ванты, калоши, булка, поребрик, носки.
Трубу он с собой не таскает. Дома забыл саксофон. Гордый.
Гордый. Звучит саксофон.
– А еще у этого бабуина должны быть пушкинские бакенбарды, – произнес голос Убера. Иван и не заметил, когда тот появился в библиотеке. Заново выбривший голову скинхэд стоял, опираясь на спинку кресла жилистыми руками – Иван видел на его плече татуировку «серп и молот», наполовину скрытую рукавом футболки. Отсветы живого пламени ложились на скуластое, с запавшими щеками лицо Уберфюрера. Красивое и мрачное, как закат постъядерного мира.
Федор поднял голову, с каким-то новым чувством оглядел скинхэда.
– Верно, – сказал он наконец. – У вас есть чувство поэзии, Убер…
– Андрей, – сказал Уберфюрер.
Пришло время объяснить, ради чего они устроили этот безумный поход.
– Моя станция гибнет, – сказал Иван. – Ее блокировали, перекрыли подачу электричества. Мы пришли сюда, чтобы дать «Василеостровской» свет. Вы можете это сделать?
Федор помолчал, разглядывая Ивана из-под густых бровей.
– Вы действительно думаете, что я могу включить свет на вашей станции? – спросил он наконец. – Отсюда?
Иван помедлил. «Да, именно так я и думал».
– Это возможно?
– Значит, Энигма вам не все рассказал? – удивился Федор. – Понятно. Нельзя включить электроснабжение отсюда, Иван. ЛАЭС – просто источник. Это как батарейку в фонаре назвать выключателем. То есть выключить свет я могу, а вот включить…
Это было крушение.
Вернее, это было больше, чем крушение.
– А распределительный щит, рубильник, грубо говоря, находится… где, вы думаете?
Иван сжал зубы. «Значит, еще не все?»
– В метро? – сказал он глухо.
– Именно.
– Значит, это конец, – подвел он итог. «Пора домой. Здесь нам больше нечего делать».
– Почему сразу конец? – Федор поднял брови. – Еще тогда, после звонка Энигмы, я думал над этим вопросом. И просмотрел документы. Есть один вариант.
– Какой? – спросил Иван без особой надежды. Хватит заниматься ерундой, пора на «Василеостровскую». Прав Мемов. Иван горько усмехнулся. История делается не на атомных станциях, не в фантастических проектах – она делается в туннелях метро.
– Вы меня слушаете, Иван?
– Да, конечно.
– Грубо говоря, вам придется дернуть за рубильник.
Иван несколько мгновений смотрел на Федора в упор. Он что – так шутит?
– То есть?
– Система резервного электроснабжения создавалась не за один день. Под Петербургом множество военных и правительственных объектов – и система была заложена задолго до начала Катастрофы. Но в явном ее предчувствии, разумеется…
– А покороче? – попросил Иван.
– Включить подачу электричества можно на месте.
– Что-что?
– В самом метро. Смотрите. Вы знаете про мое… хобби…
«Хоронить людей по-человечески? Конечно, знаю».
– Так вот. Сначала я похоронил тех, кто умер на самой ЛАЭС. Слушайте, Иван! Это важно. На станцию за несколько дней до Катастрофы приехала комиссия… несколько важных чиновников, фээсбэшники, военные, эмчеэсовцы. Как понимаю, уже тогда стоял вопрос о возможном снабжении подземных сооружений электроэнергией. Именно это они и приехали проверять. Среди них был человек без определенного звания. Называли его инспектором. Когда я его хоронил, обнаружил вот это.
Он протянул диггеру красную книжечку. Удостоверение сотрудника.
С фото на Ивана смотрел строгий человек в военной форме в фуражке с высокой тульей.
– Макаров Вячеслав Игоревич, ГУСП РФ, – прочитал Иван. Поднял взгляд. – Подземные войска?
– Главное управление специальных программ Президента России. Я так понимаю, они занималисься строительством и охраной секретных подземных сооружений. При нем было вот это. – Федор протянул Ивану небольшую пластиковую карточку. Бесполезная вещь, вроде открытки. Совсем простая, без рисунка. Темно-серая, в правом углу металлический квадратик. И ряд черных цифр. Все.
– Что это?
Федор помолчал.
– Думаю, это ваш пропуск на секретный объект. На тот самый объект, на который пытался попасть Энигма… и не смог.
– Пункт управления метро?
– Думаю, да.
Иван взял карточку. Она была легкой. Очень легкой. Вот, значит, сколько весит жизнь одной станции?
Иван открыл дверь и шагнул в коридор.
«Утро – вот какое оно бывает», подумал диггер. Черт. По словам Федора, несколько дней будет пасмурно, поэтому Иван решился. Но даже несмотря на темные очки, ему казалось, что квадрат окна сияет нестерпимо ярким светом. Больно. Словно приставили к глазным яблокам два ножа и начали вскрывать наживую. Щелк. Щелк. Под веками пылало. Иван, прикрываясь рукой, вслепую добрался до окна, уткнулся лицом в стену – пластмассово щелкнули очки. Диггер постоял так, слезы лились потоком.
Иван пальцами залез под очки, понажимал на белки, чтобы убедиться, что глаза еще на месте. С трудом разлепил веки.
Свет.
Поморгал – ресницы склеились и мешали смотреть.
Наконец Иван начал хоть что-то видеть. Длинный коридор, идущий вдоль внешней стены здания, ряды окон; справа пыльный диван, картина на стене – зеленое пятно, рядом засохшее деревце в огромной пластмассовой кадке. Сияние солнца дало странный эффект – все кажется черно-белым. В воздухе кружились пылинки, сверкая. Ивану казалось, что коридор наполнен светом до краев, свет осязаем, его можно трогать и глотать, как воду. Прекрасно.
Но долго здесь находиться нельзя. Иван развернулся обратно, перебежал, захлопнул дверь за собой. Постоял в блаженном полумраке.
Да уж, подумал Иван.
Перед глазами все еще таял световой отпечаток окна.
Услышав приближающиеся шаги, диггер насторожился. Сюда кто-то бежал. Иван плавно скользнул в коридор, увидел мелькнувшую тень, из рук которой что-то упало. Федор? Почему бегом-то?
Иван мягко шагнул в коридор, встал около стены. Это был коридор в центре здания – здесь диггер мог не опасаться яркого солнца. Посмотрел вслед бегущему. Темная сгорбленная спина. Федор бежал и что-то нес.
Интересно, что?
Иван огляделся, потом шагнул вперед и опустился на колено.
На полу лежала упаковка бинта – еще нераспакованная, в целлофане. Иван поднял ее и усмехнулся. «Так, значит».
Седой был прав. Старик кого-то скрывает.
За желтой фанерной дверью неразборчиво звучали голоса.
Старик был не один. И этот другой был болен или ранен – не зря же Федор тащил с собой груду перевязочного материала.
Иван подошел к двери. Постоял, прислушиваясь. Склонил голову на плечо. Второй голос звучал ниже и тише. В нем было нечто странное – Иван пока не мог понять, что. Второй голос говорил быстро – бубнил так, что слов было не разобрать, но явно жаловался. Иногда начинал подвывать, словно от сильной боли.
Понятно, этот второй был на улице, столкнулся с тварью. Но почему старик скрывает его от диггеров?
Что ж… пришло время все выяснить.
Иван аккуратно толкнул дверь, шагнул через порог. И застыл.
Увиденное совсем не соответствовало ожиданиям Ивана… черт!
Там стоял… «Твою мать».
В следующее мгновение Иван вскинул автомат к плечу. Бой сердца заглушил звуки. В прорези прицела оказалась жутковатая фигура – человеческое лицо, словно вдавленное в переплетение стволов. Высоченный, под три метра, на длинных ногах, похожих на корни. Длинные, разного размера руки – тоже оплетенные, переходящие в лианы. Человек-растение. Он покачнулся, переступил с ноги на ногу, словно на ходулях. Одна рука твари – та, что длиннее, и живот были забинтованы. Сквозь толстый слой бинтов проступила кровь – почему-то красно-зеленого, яркого цвета.
Монстр открыл глаза – серые и бессмысленные. Посмотрел на Ивана.
– Я… я-у… – Губы шевельнулись. Голос существа был глубокий и совершенно нечеловеческий.
Иван выдохнул. Положил палец на спуск.
В мгновение ока линию огня перекрыл Федор, раскинул руки. За его спиной возвышался огромный нескладный получеловек-полурастение.
– Старик, уйди к черту! – крикнул Иван.
– Нет, – сказал Федор.
– Уйди, говорю! Я выстрелю!
– Я зову его Лаэс.
– Что? – Иван открыл рот. – Он же… не человек.
Федор помолчал. Старческие глаза смотрели на Ивана с неожиданным упрямством.
– Какой бы он ни был, он мой сын.
Иван сначала не мог сообразить. «Сын?!»
– А мать?
Старик посмотрел на Ивана.
– Помните могилу? Марина – это была его мама. Она умерла при родах. Она уже почти ничего не видела, когда ребенок закричал. Он сразу был такой… странный. Переплетение растения и человека. Это страшно. Младенцы вообще при рождении не очень красивы, но это было уже чересчур… Когда я увидел ребенка, я хотел сразу убить его, даже занес скальпель… Но тут Марина услышала его крик. Она подняла голову и спросила: кто? Я сказал: мальчик. Здоровый? – Федор замолчал. Подбородок его дрожал. – Она спрашивает, здоровый ли ребенок, а я держу нож, чтобы убить это маленькое чудовище… Марина снова спрашивает: здоровый? И такая тревога у нее. Я говорю: да. Совершенно здоровый мальчик. Вырастет, будет большой и умный, не сомневайся. Она начала плакать. Слепая от радиации, волосы выпали, язвы… лежит и плачет. От счастья. Вы не представляете, что это было. И я не смог его убить. Она успокоилась и говорит: дай мне его подержать. Я говорю: ты слишком слабая, Марина. Она: просто дай мне его подержать. Это мой мальчик. Пожалуйста! Мой мальчик… Я… Я положил ей его на грудь. Она вздохнула и говорит: ты такой голодный. Я даже не сразу понял, что она умерла.
В глазах старика стояли слезы.
– Похоже, – сказал Иван, опустил автомат. – Нам всем нужно кое в чем разобраться, верно?
Серый стоит под дождем и смотрит на здание ЛАЭС.
Капли дождя барабанят по его ровной серой коже, собираются в глубоких рваных шрамах, оставленных пальцами древесного человека. Наполнив канавку, вода прорывает поверхностное натяжение и протекает вниз, скатывается с гладких плеч Серого.
Следы ударов почти черные. Как и та жидкость, что течет в его теле. Сейчас часть жидкости вытекает из глубокой раны на спине Серого и просачивается в землю.
Серый стоит и ловит радиоволну.
Он смотрит на здание. Разряды электричества вспыхивают то здесь, то там.
Шум ветра и вой небесных потоков радиоволн.
Интереснее всего здание.
Тот, кто ему нужен, тоже там. Но в последнее время Серый начал сомневаться. У того, кто находился в здании, был очень четкий, характерный отпечаток мозга. Серый видит его сейчас перед собой. Ветвящаяся красно-желтая схема, уходящая в позвоночный столб. Вот он. Серый медленно поворачивает голову.
Но этот отпечаток неидеален.
Словно тот, за кем он гонится – тот и одновременно не тот.
Или даже два человека в одном. Разве так бывает?
Серый смотрит.
Пелена мелкого дождя закрывает вид на здание, вносит помехи в прием сигнала – поэтому Серый не так отчетливо видит, где сейчас люди. В этом здании много посторонних излучателей, эфир забит, и к тому же…
Серый поднимает голову.
Там, внутри, огромное красное сердце. Чудовищная мощь. Если бы Серый мог испытывать чувства, он был испытал благоговение. Но сейчас он просто стоит и смотрит.
Красное сердце клокочет и стучит.
Излучает. Ах, как оно излучает.
Раны болят.
Древесный человек оказался опасен. Серый удивлен. Древесный вступил с ним в схватку. Более того, он оказался серьезным противником. Раны болят – Серый не ощущает это как боль, скорее как очередные досадные помехи. Восприятие сигналов нарушено.
Но это пройдет.
Серый вдыхает. Под серой кожей, начинающей дрожать от холода и потери, шумно расправляются легкие. Теперь ему нужно дышать, чтобы восстановить силы.
Но с древесным лучше не связываться.
Серый стоит. Он может подождать, пока люди выйдут с охотничьей территории древесного человека.
И тогда он окажется рядом. Рано или поздно.
Веганцы – не люди, сказал генерал. «А я тогда ему не поверил, – подумал Иван. – И вот теперь я вижу перед собой получеловека-полутварь, которую старик называет сыном. Тут начнешь верить во всякое. Что, если Мемов был прав – и веганцы давно не люди?»
В помещении конференц-зала собрались все участники экспедиции – и Федор с «сыном». Горели потолочные лампы, в огромном лакированном столе отражались их вытянутые силуэты.
«Мирные переговоры, бля». Диггеры смотрели на древесного человека с опаской, оружие держали под рукой. Убер даже притащил свой пулемет.
– Что с ним случилось? – спросил Иван. Кивнул на перевязанный бинтом торс твари… получеловека.
Федор покачал головой.
– Он говорит, что столкнулся с каким-то новым хищником. Тот был огромный и серый.
Иван с Убером переглянулись. Вот это да. «Пассажир» вернулся!
– Вы знаете, что это или кто это, правильно? – Старик перевел взгляд с Ивана на Убера и обратно. В покрасневших глазах стояли слезы. – Кто это?
Иван вздохнул.
– Мы не знаем, кто он, – сказал диггер. – Мы называем это существо «пассажир». Он ехал за нами на подлодке. Вернее, вместе с нами – мы внутри лодки, он снаружи. Потом он исчез. Но мы видели на берегу его следы.
Молчание.
– Вы привели с собой эту тварь, – тихо и обвиняюще сказал Федор, – и она ранила моего сына. Моего сына!
– Эту тварь, – жестко сказал скинхед. В любую минуту он готов был поднять пулемет и открыть огонь. – Эта тварь еще всех нас переживет, вот увидите.
– Лаэс, – сказал старик, – не тварь.
Вот это дела. Лицо Федора стало упрямым.
– Лаэс, – повторил он. – Запомните. Его зовут Лаэс.
Он отвернулся к раненому. Древочеловек застонал – утробно и жалобно. Иван вздрогнул. Старик успокаивающе положил ладонь монстру на грудь. «Тихо, тихо», погладил.
– Лаэс. В этом имени есть что-то эллинское, античное… – мечтательно произнес Федор. – Имя для молодого и прекрасного бога.
Убер за спиной старика покрутил у виска пальцем. Иван незаметно показал ему кулак.
– Так ты еще и ксенофоб? – холодно поинтересовался Мандела, когда они вышли из конференц-зала, в единочасье превратившегося в госпиталь.
– Какие ты слова, однако, знаешь… – Убер помолчал. – Дурак ты, Мандела. Мне за старика обидно. Хороший старикан. Правильный. И тут такая хуйня.
– Чужой, – сказал Иван. – Но при этом его сын. Кажется, мы здесь лишние.
– Думаю, пора прощаться, – сказал старик. Губы его тряслись.
Иван посмотрел на его морщинистые руки, они дрожали.
– Да, пора. Вечером мы уйдем. – Иван помедлил. – Осталось придумать, как нам добраться до Питера…
Он хотел добавить «домой», но вовремя остановился. «С некоторого времени становишься суеверным. Верно, Иван?»
– Я могу помочь, – сказал Федор.
Иван молча смотрел на смотрителя реактора, затем поднял бровь:
– Серьезно?
Дрезина. Хороший вариант. Единственное, никакой защиты от тварей.
Впрочем, выбирать не приходится.
– Он ленинградский до мозга костяшек, – продекламировал Федор. Посмотрел на диггеров. – Спасибо, что зашли в гости. Приезжайте еще. Мы с Лаэсом будем рады…
«Мелкий накрапывал дождь», подумал Иван почему-то стихами.
Старик вышел провожать. Когда мотодрезина тронулась, Иван долго смотрел на оставшуюся позади худую фигурку. Понурая, одинокая. Потом, когда фигурка стала совсем маленькой, к ней из леса или из-за контейнеров шагнула высокая – не по-человечески высокая фигура. Наклонилась, будто что-то сказать.
В последний момент, прежде чем они исчезли вдали, Иван увидел, – или ему это только показалось? – как старик поднял руку и положил высокой фигуре на плечо.
Глава 19
Возвращение
Черный силуэт летел над Невой.
Ивану река всегда казалась жутковатой – стоит только посмотреть, как она течет под бесчисленными мостами, округло морщится вокруг опор, негромко, с мягкими всхлипами, проносит себя мимо Васильевского острова. Опасность растворена в ее черных водах.