Дюна: Орден сестер Андерсон Кевин
Доктор Зома кивнула.
– Я не перестаю восхищаться этим проектом. Чем я могу вам помочь?
– Вы знаете, что это одна из крупнейших баз данных в человеческой истории; прибегнув к ее подробнейшему анализу, можно делать определенные прогнозы. – Она помолчала. – Мы обнаружили серьезный порок в роду Коррино, а именно в ветви Сальвадора.
Эти слова стали для Зомы полной неожиданностью.
– Откуда вы знаете? Кто смог обработать такой объем информации? Ваши ментаты?
Ракелла уклонилась от прямого ответа.
– У нас есть свои способы проникать в будущее и предсказывать характеристики потомков производителей. – Она понизила голос и осмотрелась, хотя они были одни. – Орден сестер убежден, что у императора Сальвадора не должно быть потомства. Он несет в себе критически опасный порок. Ради блага человечества его род должен пресечься.
Зома посмотрела на остатки еды в своей тарелке; она словно потеряла аппетит. В голове роилось множество вопросов, но она не стала их задавать.
– Пациент должен верить врачу. Как я могу сомневаться в заключении, если оно исходит от одного из самых компетентных специалистов в империи? – Зома с трудом сглотнула: это говорило о том, как подействовали на нее слова Ракеллы. – Но что нужно делать?
Ракелла спокойно ответила:
– Для Коррино далеко не все потеряно. Если линия продолжится через его брата, все будет хорошо.
– Но… как мы можем гарантировать это?
Преподобная Мать поджала губы.
– Если вы станете личным врачом Сальвадора, вы будете регулярно посещать его. Лишить его способности зачатия очень просто… существует множество невыявляемых средств, вызывающих бесплодие. Никто ничего не узнает.
Темно-карие глаза Зомы округлились, губы дрогнули.
– То, о чем вы просите, – государственная измена. Даже мое уважение к ордену сестер и к вам…
Ракелла много лет изучала эту женщину и знала ее уязвимые места.
– Если вы это сделаете, я лично прощу вам прошлые проступки. По моему приказу орден снова примет вас в свои ряды как одну из достойнейших сестер.
Зома ахнула, но спохватилась и постаралась сохранить невозмутимость.
– Преподобная Мать, не знаю… нет слов.
Ракелла подсластила пилюлю.
– Орден сестер располагает огромным капиталом. Если вы поможете нам, я переведу в казначейство на Парментьере значительную сумму – взнос в строительство нового школьного комплекса – для скрепления нашего союза.
Она видела ответ во взгляде Зомы. Да, поистине школа медиков была в тяжелом финансовом положении.
Зома с трудом сглотнула.
– Эти средства будут использованы с толком.
Точно подобрав интонацию, Ракелла сказала со всей убедительностью, на какую была способна:
– Считайте своим пациентом все человечество, а не императора. Согласно нашим очень точным прогнозам один из его потомков породит такой хаос, что по сравнению с ним все тираны прошлого покажутся школьниками, бросающими камешки. Наша раса, наша цивилизация на грани катастрофы, и я предлагаю вам шанс спасти ее.
Глаза Зомы затуманились, и она кивнула.
– Да, мой пациент – человечество. – Она собралась с силами. – Я сделаю это, потому что верю вам, Преподобная Мать.
Мы все смертны, каждый из нас уже родился со смертным приговором, так какое значение имеет капля яда? Почему не рискнуть жизнью и не сделать свою жизнь полезной? Почему не попытаться стать Преподобной Матерью? Я живое доказательство того, что такой скачок человеческого сознания возможен.
Преподобная Мать Ракелла Берто-Анирул. Из вдохновляющей речи к послушницам
Доротея говорила тихо и с опаской, хотя они были под открытым небом, далеко от других сестер.
– Мне нужно обсудить с тобой нечто очень важное, сестра Валя.
Они подошли к самому краю навеса над джунглями и уселись на широкой площадке. Отсюда Валя видела склон утеса и крутую тропу, с которой толкнула к смерти сестру Ингрид. После того как Анну Коррино поймали при попытке украсть из лаборатории сестры Кери один из экспериментальных ядов и после публикования отчета о смерти Ингрид Доротея сторонилась Вали.
Не зная, чего ожидать, Валя насторожилась, готовая отразить выпад. Что могла узнать Доротея? Кажется, ей не нравится поведение Преподобной Матери Ракеллы – но не Вали. Ведь Валю по-прежнему приглашали на собрания тайной группы, созданной Доротеей и распространяющей слухи о запрещенных технологиях, применяемых в ордене сестер.
– Я всегда доступна, если хочешь поговорить, – сказала Валя. – Мы ведь друзья?
Уже некоторое время она держалась возле Доротеи, выслушивала ее тревожные речи о смерти сестры Ингрид, чтобы иметь возможность наблюдать и за другими женщинами. К несчастью, побочным результатом этого были вспышки ревности у Анны Коррино – сестра императора не привыкла делиться. Но сейчас Доротея более важная проблема.
Валя отчетливо сознавала, что для нее главное: если, чтобы сохранить тайну, снова понадобится убить, она сделает это без колебаний.
– Иногда мы друзья, – ответила Доротея, – а иногда как будто бы соперницы. Однако я уважаю тебя, сестра Валя. Я знаю, что мы равны, и каждой из нас Преподобная Мать поручила важное задание. Орден надеется, что именно мы сможем стать следующими Преподобными Матерями – и нам нужно доказать, что мы этого достойны. Придется.
Валя с трудом сглотнула и задала вопрос, ответ на который предвидела:
– Как, по-твоему, мы должны это сделать?
Доротея сунула руку в карман платья и достала две маленькие капсулы, одна была чуть темнее другой.
– Это производные россакского средства, мы с сестрой Кери недавно получили их – с небольшими, но важными изменениями. Это средство она намерена дать следующим добровольцам.
– Россакского средства? Того, что едва не убило Преподобную Мать Ракеллу? Все остальные, кто его принимал, умерли.
– Тут другой состав, – сказала Доротея. Она протянула Вале капсулы. – Это наш шанс. Выдержав это испытание, мы станем такими же сильными, как Преподобная Мать Ракелла.
Ну вот, сначала Анна, теперь Доротея.
Сестра Доротея протягивала одну из капсул, но Валя не взяла ее. Судя по тому, что происходило раньше, это просто самоубийство. Но она не хотела показаться трусихой такой влиятельной особе, как Доротея… не хотела повторить позор своего предка Абулурда Харконнена.
– Мне очень хочется обладать волей и мудростью Преподобной Матери, как Ракелла, но дорога слишком тернистая…
Для Вали ставка была очень высока – что без нее станется с Гриффином? Она должна жить, чтобы помочь ему воспользоваться ситуацией после убийства Вориана Атрейдеса. Она также должна получить статус сестры ордена и вернуться в Дом Харконнен, чтобы затем потребовать свое наследие.
Она не хочет закончить свои дни в джунглях, как было с умершими сестрами.
– Кто-то должен сделать это первым. Я надеялась, что ты присоединишься ко мне. – Доротея говорила отрывисто. – Став Преподобными Матерями, мы сможем поговорить с другими сестрами и с помощью обостренного восприятия понять, кто из них лжет – и что на самом деле произошло с Ингрид.
Валя тянула время, глядя на освещенный солнцем полимеризованный навес над джунглями. Конечно же, она не намерена помогать этой женщине в раскрытии именно этой тайны.
– Тебе может не понравиться ответ. Что если это действительно был несчастный случай?
– Значит, несчастный случай. Но по крайней мере мы будем знать это.
Валя вела очень серьезную игру, стараясь следить за Доротеей ради блага всего ордена. Сейчас, когда Ракелла улетела в школу Сукк, ей казалось, что Доротея особенно опасна.
– Мы не можем принять средство здесь, под открытым небом. – Она посмотрела вниз, на провалы между серебристыми вершинами деревьев, сулившие смертельное падение. – Во время приема яда нужно находиться в медицинских палатах, под наблюдением врачей. Это ведь крайне опасно…
Доротея нахмурилась.
– Это внутренний поединок, вызов, которому мы должны противостоять. Никакая медицинская помощь нам не нужна. – Она нашла надежное открытое место на усиленном навесе. – Здесь мы в такой же безопасности, как в пещерах – если переживем действие яда. Сделать это должны мы, Валя… а не врачи.
Валя посмотрела на капсулы с ядом, и ее сердце учащенно забилось. Можно взять капсулу и проглотить – или выбросить.
Доротея продолжила:
– Ты же знаешь, этого хочет и Преподобная Мать.
Валя уже видела, как добровольцы – лучшие из кандидатов – умирали от яда или получали неизлечимое повреждение мозга.
– А зачем ты сама так рискуешь?
– Главная цель ордена – помочь человечеству достичь вершины, но я подозреваю, что в ордене началось разложение, даже коварное влияние мыслящих машин. Став Преподобной Матерью, я сравняюсь с Ракеллой. Я безусловно стану ее преемницей и смогу повести орден по правильному пути. Если ты присоединишься ко мне, мы можем разделить власть. Или ты боишься?
– Я этого не говорила, но шансы на успех ничтожно малы. Если мы действительно лучшие в ордене, он понесет тяжелую утрату.
– Не будь у людей несбыточных надежд, мы бы никогда не победили Омниуса. Если мы обе примем средство, Валя, одна из нас выживет и станет преемницей Преподобной Матери Ракеллы. А если выживем обе, разделим руководство. Это единственный шанс на спасение ордена. Мы сбились с верного пути и получим возможность выбрать иную дорогу. – Доротея снова протянула ей вторую капсулу. – Пожалуйста, Валя. Я хочу, чтобы ты была со мной.
Валя неохотно взяла капсулу.
Доротея как будто обрадовалась.
– Давай сделаем это сейчас! Мы и так ждали слишком долго.
Глаза ее блестели. Потом, словно опасаясь, что не решится, она проглотила капсулу.
Валя в тревоге повторила ее жест, сделав вид, что положила капсулу в рот, но на самом деле зажала ее в ладони и стала ждать, что произойдет с Доротеей.
Проглотив капсулу, Доротея выдохнула, закрыла глаза… и начала, упав, корчиться на опавших листьях во все усиливающейся агонии. Валя смотрела на эти судороги, не решаясь хоть что-то предпринять. Наконец Доротея свернулась в клубок, лицо ее было искажено болью, из стиснутого рта потекла слюна.
Валя коснулась ее плеча и ощутила сперва сильную дрожь, потом вообще ничего. Она наклонилась ближе, потому что не могла понять, дышит ли еще сестра. Потом бросила свою капсулу в просвет между листьями, позволив ей упасть далеко вниз.
Она слышала, как к ним бегут сестры, слышала зовущие на помощь голоса. Валя упала и сделала вид, что корчится в спазмах. Она надеялась, что делает это убедительно.
Пустыня – не всегда самое безопасное укрытие.
Поговорка Зенсунни
Сыщик сообщил Гриффину, что никаких следов Вориана Атрейдеса он не нашел, но тем не менее плату потребовал. Гриффин отказался, напомнив об их устном соглашении. Когда сыщик стал настаивать и пригрозил ракетницей, Гриффин резким ударом сломал ему запястье и отобрал оружие.
– Мне теперь придется искать самому, – сказал он.
Оставив сыщика стонать, Гриффин отправился в администрацию «Комбайнд мерчантайлз», компании, занимавшейся на Арракисе сбором пряности. Здание, занимавшее целых два квартала, походило на крепость. С учетом частых волнений, вражды и действий конкурирующих компаний, возможно, его и обустраивали как крепость.
Все еще удивляясь уровню насилия на этой пустынной планете, с которым Гриффин столкнулся уже дважды, он не терял бдительности. И не притрагивался к средствам, которые отложил для возвращения домой; но все остальные деньги он собирался потратить на поиски Вориана Атрейдеса и совершить то, к чему вызвала поруганная честь.
Месть оплатит его долги, сказала сестра.
Вернувшись на Ланкивейл, он сможет заняться налаживанием семейных дел и расширением торговли – может быть, удастся наконец обеспечить семье устойчивое положение.
Накануне он продиктовал длинное послание Вале, описывая свои достижения и выражая надежду на успех. Ему хотелось показать, как напряженно он работает. Запись сообщения позволила ему собраться с мыслями и обострила желание побыстрее вернуться домой.
Поддавшись чувствам, Гриффин написал еще одно письмо, короткое, своей семье на Ланкивейле – просто сообщил, что жив, здоров и скучает по ним. Он был уверен, что, когда вернется, его будет ждать удостоверение представителя Ланкивейла в ландсрааде. В конце письма он давал отцу несколько поручений: послать на Салусу запрос по поводу приобретения офиса близ Зала ландсраада, договориться со строителями, которые каждую весну приезжают на побережье, и поручить сбор китового меха определенной группе кораблей (хотя не был уверен, что Верджил станет заниматься всем этим). Гриффин оплатил доставку писем на Россак и Ланкивейл, понимая, что они могут идти несколько месяцев.
В отделе сбора пряности он занялся расспросом сотрудников о наемном работнике по имени Атрейдес. В ответ те пожимали плечами; со скучающим видом одна из женщин сказала:
– Люди, которые прилетают на Арракис, обычно не хотят, чтобы их нашли.
Тогда он заплатил за просмотр личных данных сборщиков пряности, и ему принесли устрашающе огромную груду регистрационных книг.
Большую часть дня он провел, изучая списки имен. Книги были неполные, в одних записи велись с учетом времени найма, в других – места работы бригады. Только в трех томах имена перечислялись в алфавитном порядке. За работу люди получали наличные или воду, а о других финансовых расчетах вообще не было никаких записей.
Если бы Атрейдес записался под чужим именем, Гриффин никогда бы не нашел его, но он был не из тех, кто скрывает свою личность. Да и причин для этого у него не было.
Пока Гриффин разбирался с записями, клерки «Комбайнд мерчантайлз» обсуждали тревожное сообщение о том, что одна из бригад попала в пустыне в засаду, все оборудование уничтожено, а работники убиты. Обычно подобное происшествие приписали бы нападению песчаного червя, но на этот раз нашелся свидетель, который сообщил, что на комбайн напали вооруженные люди. «Комбайнд мерчантайлз» немедленно объявила тревогу и удвоила военную защиту своих операций в пустыне.
«Может, пострадала бригада Вориана», – предположил Гриффин. Это давало ему некоторую надежду. Валя не удовлетворилась бы известием, что этот человек погиб, не посмотрев перед смертью в лицо Харконнену и не приняв муки за боль, которую причинил, но сам Гриффин не желал отмщения так страстно. Он никогда еще не убивал.
Он заметил выходящую из конторы женщину из пустыни и пошел за ней. Она выглядела как истинный обитатель пустыни. Он остановил ее, и незнакомка посмотрела на него синими, по-птичьи острыми глазами. Усмехнулась в ответ на его предложение заплатить.
– Информацию не продают и не покупают, ею делятся или нет – в зависимости от того, как я сочту нужным поступить.
Женщина пошла дальше, но он не отставал.
– Я ищу человека по имени Вориан Атрейдес. Он где-то здесь, на Арракисе, но я не знаю, где его искать.
Она нахмурилась и поправила дыхательную маску. Казалось, ей не терпится уйти.
– Зачем он тебе?
– Мне нужно поговорить с ним по личному делу. Много лет назад он знал мою семью.
Она как будто не поверила Гриффину, но на ее лице отразилось странное волнение.
– Никогда не слышала о таком. Ты зря теряешь время.
Он поблагодарил ее, и она пошла дальше, не проявив к нему никакого интереса.
Тишина пустыни давала Вориану ощущение ясности и спокойствия, особенно по ночам. Ему не хватало ночей, проведенных с Мариеллой, но среди фрименов ему было хорошо, хотя они сохраняли настороженность и не доверяли ему; он сомневался, что они когда-нибудь примут чужака, даже если он проведет с ними всю оставшуюся жизнь.
От других жителей пустыни он слышал о бедствиях, которые выпали на долю фрименов, о вековом рабстве, о том, как их предки восстали на Поритрине, похитили экспериментальный корабль со свертывающим пространство двигателем, собираясь покинуть Лигу, а закончили крушением на Арракисе. Они примкнули к потомкам легендарного разбойника из пустыни Селима Укротителя Червей. Эта история, мало кому известная, зачаровывала Вориана – никто в империи о ней даже не подозревал.
Ему нравилось сидеть у входа в пещеру под звездами. Вори посмотрел на небо и увидел, что две луны сближаются, нижний, более быстрый спутник догоняет своего брата. Фримены устанавливали в скалах новые коллекторы росы, собиравшие ничтожные следы влаги, конденсирующейся по мере понижения атмосферной температуры. В большинстве люди Шарнака спали, а те, что стояли на страже, не обращали на Вори внимания.
Раздумывая обо всем этом, он заметил какое-то движение внизу среди скал. На мгновение лунный свет озарил две фигуры, которые тут же снова исчезли в черноте. Встревожившись, он попытался убедить себя, что видел возвращение разведчиков, посланных наибом Шарнаком. Кто еще это может быть? Как эти люди могут здесь жить?
Замерев на месте, он продолжал изучать скалы, снова уловив движение, вошел в пещеру, закрыл за собой герметическую дверь и поискал охранника.
Вориан уже привык к необычным запахам и звуковому фону, характерному для тесных помещений, где собрано много людей. Туннели были темны и тихи, но он нашел одного из часовых, мрачного, с клочковатой бородой. Тот был раздражен вмешательством в его ночной обход.
– Я кого-то видел снаружи, – сказал Вори. – Надо выяснить, кто это.
– Снаружи нет ничего нет, кроме песка и скал – и шаи-хулуда, если тебе не повезет и вы встретитесь.
– Я видел там две фигуры.
– Это призраки или тени. Я всю жизнь провел в пустыне, чужак.
Вори разозлился и громко сказал:
– Когда-то я командовал всей Армией Человечества и сражался в таких битвах, какие тебе и не снились. Ты должен по крайней мере проверить.
Услышав голоса, подошел другой часовой, один из тех, кого отправляли к месту нападения на комбайн. Уже несколько дней Инулто слушал рассказы Вори об Арракис-Сити, о Кеплере и Салусе Секундус – слушал как диковинную сказку. Он склонен был верить Вори и сказал:
– Пошли, разбудим наиба Шарнака, пусть он решает.
– Ничего подобного, – сказал часовой с мрачным лицом. – Я запрещаю.
Инулто неуважительно усмехнулся.
– Ты ничего не можешь запретить, Эльгар.
Не обращая внимания на охранника, разведчик провел Вориана к Шарнаку, саркастически говоря:
– Эльгар считает, что когда-нибудь станет нашим наибом, но он не в состоянии возглавить племя, даже когда бодрствуют всего пять человек.
Остановившись у занавеса, они позвали наиба, и тот вышел, моргая и ворча. Его темные с проседью волосы, обычно гладко расчесанные, были всклокочены – он спал. Однако прежде чем Вори смог рассказать вождю, что видел, в каменных коридорах послышались крики и пронзительные вопли.
Шарнак мгновенно сориентировался и принялся поднимать своих людей. Мужчины и женщины выбегали из спален, призывая товарищей к оружию; даже спустя многие десятилетия относительного мира они не забыли, как на них охотились работорговцы.
– Дайте оружие! – крикнул Вори.
У Инулто был всего один нож, но Шарнак держал два кинжала с молочно-белыми лезвиями. Он неохотно протянул один Вори, и все трое выбежали в коридор.
Герметическая дверь была раскрыта, на каменном полу лежали два тела. Вори кинулся вперед и успел увидеть Эльгара, который казался испуганным. Один из чужаков схватил его сзади, потянул за волосы и, надавив коленом на спину, сломал позвоночник. Тело бросил на пол.
Вори смотрел на Андроса и Хайлу. Те заметили его и недобро улыбнулись.
– А вот и ты, – сказал молодой человек.
– Кто вы такие? – Гнев переполнял Вори; он держал кинжал перед собой, хотя помнил, что оружие против этих двоих бессильно. – Откуда вы меня знаете?
Андрос и Хайла как будто не замечали окруживших их фрименов. Молодая женщина сделала шаг вперед, небрежно поставив ногу на спину Эльгара.
– Ты Вориан, сын Агамемнона. Разве ты не узнаешь нас?
Молодой человек сказал:
– Мы знаем, как ты поступил с нашим отцом и остальными титанами… как предал нас всех.
Хайла вышла вперед.
– Но кровные узы сильны, и кровь не водица, а ты наш брат. Возможно, мы сумеем простить тебя.
Брат? Словно удар астероида пошатнул весь его мир. Вори знал, что генерал Агамемнон столетиями хранил свою сперму, прежде чем отказаться от своего человеческого тела. Надеялся найти достойного преемника. Агамемнон использовал суррогатных матерей, чтобы те вынашивали ему сыновей, но всех отпрысков счел недостойными. Его самой большой надеждой, а позже величайшим разочарованием стал Вориан. Вори не мог не признать, что у этих двоих гены Атрейдесов, но ведь одна из них – дочь.
– Пойдем с нами, – сказала Хайла, – и мы решим, чего ты стоишь.
– Или все-таки убить тебя?
Инулто с криком безрассудно бросился на Андроса, размахивая ножом. Стоило ему шелохнуться, как Хайла протянула руку и небрежно схватила его за горло. Инулто замахал руками, ударил ее ножом, но она раздавила ему гортань и бросила, как тряпичную куклу. Кожа ее и брата сверкала, словно ртуть. Нож, задевший ее, рассек только самый верхний слой, никакой раны или крови не было.
Как только Хайла отшвырнула Инулто, пятеро пустынников с криками набросились на нее. Двое пришельцев сражались, как пара пустынных вихрей, ломали кости, разбивали черепа, бросая противников на каменные стены.
– Стойте! – закричал Вори и повернулся к Шарнаку. – Прикажи своим бойцам отступить. Я не хотел, чтобы пострадали твои люди.
Но наиб был в ярости. Он крикнул двум бойцам:
– Схватить Вориана Атрейдеса! Не подпускать его к этим двоим!
Двое фрименов схватили Вори за руки. Он сопротивлялся, но те были очень сильны.
– Дайте мне сражаться в моей битве, черт побери!
– Нет – потому что именно этого им надо, – заявил Шарнак. – Они тебя не получат. А если ты с ними заодно…
Теперь все воины-фримены напали на близнецов и оказались куда более опасными противниками, чем бригада пустынного комбайна. Они рубили ножами непроницаемую кожу и силой своего яростного натиска заставили противников отступить. Один из фрименов сумел нанести Андросу удар под левый глаз, едва его не вырвав.
Натиск заставил близнецов отступить к сломанной герметической двери. Оба, казалось, ужасно досадовали, но по-прежнему хотели схватить Вори и бесились из-за того, что им мешают.
– Мы прольем вашу кровь на песок и выбросим тела – даже шаи-хулуд выплюнет вас, – крикнул им наиб.
– Вы недостойные противники, – с усмешкой ответил Андрос.
Вори не хотел, чтобы эти люди сражались за него, но не мог вырваться. Не меньше восьми пустынников лежали на полу, раненые и, вероятно, мертвые, но остальные не отступали, а из глубоких туннелей подходили все новые. Брат и сестра помедлили, словно оценивая свои возможности, потом одновременно сделали выбор и начали действовать.
Их последний взгляд на Вори был полон угрозы. Не обращая внимания на своих преследователей, окровавленные близнецы выскочили за дверь и испарились, как влага с раскаленного камня.
Наиб Шарнак крикнул:
– Найдите их! Убейте!
Но Вори понимал, что это бесполезно. Он не знал, есть у близнецов средства передвижения или же они пересекли пустыню пешком, но не стал бы их недооценивать.
Наиб тяжело дышал, и голос его звучал угрожающе.
– Я хочу получить удовлетворительное объяснение, Вориан Атрейдес, или заберу твою воду.
Когда воины отпустили его, Вори спокойно посмотрел на вождя племени. Когда-то он притворился, что принял сторону генерала-кимека, – ради возможности предать его и спасти человечество. Он взял камеру со злодейским мозгом своего отца и сбросил с высокой башни, так что мозг разбился о промерзшие утесы. После победы Вори думал, что обретет покой, но, очевидно, потомство титанов не было уничтожено полностью.
Теперь жители пустыни разгневаны и ошеломлены тем, что бешеная парочка смогла причинить такой ущерб, и Вори понимал, что должен все им рассказать.
– Я все тебе объясню, расскажу, кто я такой и что делал в прошлом, но сомневаюсь, что этого будет достаточно.
В жизни много путей, но они редко подводят тебя к краю смерти и потом возвращают. Но пережив такое, ты оказываешься гораздо выше, чем раньше.
Преподобная Мать Ракелла Берто-Анирул, вскоре после ее трансформации
Яд бурлил в ее мозгу; ментальные вихри унесли ее способность концентрироваться и пытались унести жизнь.
Внезапно тело Доротеи дернулось, глаза широко раскрылись.
Сознание вернулось, и она обнаружила, что находится в больничной палате… в больнице ордена, поняла она, и лежит в постели, окруженная медицинскими приборами. Она узнала бокс, где поддерживали жизнь впавших в кому сестер, которые не прошли испытания на превращение в Преподобную Мать, но не умерли.
Она слышала, как две женщины обсуждают ее состояние. Доротея обнаружила, что не может двигаться: тело слишком ослабло. Она пошевелила одним пальцем, затем другим, но на большее оказалась не способна. Она вспомнила, как приняла яд, потом тело отказало ей, и она упала на полог над лесом.
Валя – она тоже здесь? Доротея не могла повернуть головы. Последнее, что она помнила о реальном мире, – как молодая женщина принимает снадобье.
И тут Доротея заблудилась в себе.
Медицинские сестры по-прежнему не смотрели на нее. Она снова моргнула и обнаружила, что ее сознание раздвоилось, будто мозг разорвали и одну его часть наделили новым сознанием, господствующим над тем, что было раньше. Закрыв глаза, она услышала в голове голоса, они шептали… и все они были женскими, казалось, изнутри к ней взывала целая толпа. Вначале слова слышались слабо, но потом зазвучали так громко и властно, что она не могла их не замечать. Доротея ощутила глубокую древность, к ней из невероятного далека обращались женщины древних времен.
Когда она сосредоточилась на этих голосах, пытаясь их понять, на нее обрушился поток воспоминаний, яркие переживания… но не из ее жизни. Древние женщины говорили с ней, иногда все разом, но она могла впитать каждое их слово. Воспоминания были поразительно реальны, и она начала упорядочивать их в сознании, поняв, что они образуют непрерывную цепь жизней, уходящую в прошлое вплоть до туманного начала истории человечества.
В ней разворачивались ее кровные линии, звенья цепи жизней. Несколько столетий назад женщина с планеты Хагал, чьим любовником стал смелый молодой офицер, родила дочь Хельмину Берто-Анирул… а та в свою очередь родила дочь Ракеллу Берто-Анирул, Преподобную Мать. А ее дочерью была Арлетт… мать самой Доротеи!
С рождения жившая на Россаке, Доротея не знала своей матери, но теперь, благодаря наложению перемещенных воспоминаний, увидела, что после рождения дочери сестру Арлетт выслали с Россака, отправили странствовать по далеким планетам, подбирая кандидаток в орден. Ни разу ей не разрешили вернуться на Россак к дочери. Где она сейчас? Доротея не знала.
Но Ракелла здесь, в школе… бабушка Доротеи! Преподобная Мать не сказала ей об этом ни слова. А вскоре Доротея увидела новые картины прошлого и узнала то, чего знать не хотела.
Словно отраженно в зеркале, она видела расставание маленькой девочки – ее самой – с матерью. Смятенная Арлетт полюбила дочь, начала ее растить, но строгая Ракелла настояла на том, что такие отношения недопустимы. Все сестры должны воспитываться одинаково, как часть большой общины, сказала она. Арлетт пришлось оставить ребенка, и Доротее предстояло провести всю жизнь в неведении.
Но теперь она все это узнала из своих новых воспоминаний. Преподобная Мать разлучила их. Благодаря притоку новой информации Доротея осознала далекие последствия, увидела масштаб содеянного Ракеллой. Из-за конфликта с Арлетт всех младенцев в детской поменяли местами и убрали их имена. Отныне все девочки становились просто «дочерьми ордена сестер».
Но к ней подступало нечто большее. Далекий гул воспоминаний усилился и превратился в рев. Доротея встретилась со многими поколениями женщин, тысячи лет живших под властью мыслящих машин, их унижали независимые роботы и боевые меки, было порабощено все население. Доротея многие годы провела на Лампадасе с приказом наблюдать за движением батлерианцев и объективно его оценивать. Там она услышала правду, увидела страстность его последователей и поверила, что неограниченный прогресс опасен. Постигая технику ордена сестер, Доротея все больше убеждалась, что человеческому существу не нужны компьютерные костыли и передовые технологии, потому что у каждого человека есть врожденные необходимые ему способности.
Теперь в ее сознании было столько жизней, столько страданий, пережитых в предшествующие времена… что они лишь усилили ее веру. Женские голоса сливались, но постепенно все стихли, кроме одного – голоса Ракеллы Берто-Анирул, той, еще молодой, восемьдесят лет назад, перед битвой при Коррине.
Теперь Доротея читала ужасные воспоминания: страшные эпидемии опустошали Парментьер. Она видела – вот Ракелла и Мохандас Сукк пытаются спасти как можно больше людей… вот она явилась на Россак, чтобы помочь выжившим колдуньям бороться с распространением болезни. Словно на моментальных снимках, возникших в голове, Доротея видела тела в белой и черной одежде, лежащие в пещерах. Она видела все, что видела Ракелла, когда поднималась по серпантину тропы к пещерам, где колдуньи держали свои записи о рождениях.
Воспоминания Ракеллы стали теперь воспоминаниями Доротеи. Глазами бабушки она видела, что изучает всеобъемлющие каталоги миллиардов и миллиардов родственных линий, составленные колдуньями многих поколений, записи, сосредоточенные в просторной пещере.
И все эти данные хранились в запрещенных компьютерах! Компьютеры получали и обрабатывали данные, готовили прогнозы и делали подробные отчеты, чтобы женщины могли их прочесть.
Доротея хотела протестующе закричать, но могла только в ужасе наблюдать. Многие годы на Лампадасе, сопровождая Манфорда Торондо, слушая его страстные речи, обращенные к взволнованным толпам, она чувствовала правду и справедливость действий этого человека. И гордилась орденом сестер, тем, что женщины стараются усилить свои способности, добиться физического и ментального превосходства.
А теперь Доротея узнала, что сестры все-таки опираются на мыслящие машины – поддавшись именно тому пагубному влиянию, о котором предупреждал Манфорд Торондо. Орден выступал как защитник потенциала человека, но теперь, когда Доротея смотрела на все глазами своей бабушки, ее идеалистические представления рассеялись.
Где-то в глубине пещерного города действительно были спрятаны запрещенные компьютеры.
У полностью очнувшейся Доротеи захватило дух от лавины новых откровений. Лежа на спине, она смотрела в белый потолок больничной палаты, позволяя себе увидеть все следствия и их разветвления.
«Орден сестер владеет запрещенными компьютерами.
Преподобная Мать Ракелла – моя бабушка.
А я теперь сама Преподобная Мать!»
Доротея пережила агонию, убившую до нее столько сестер. И это понимание было самым острым и сильным.
К тому же она гораздо моложе и сильнее бабушки. Доротея решила, что должна произвести в ордене радикальные перемены. Она могла бросить вызов Ракелле и заставить ее предъявить компьютеры, но для этого требовались союзники. Теперь, зная, что в глубине утеса спрятаны мыслящие машины и что сестра Ингрид упала с тропы, ведущей к запретным пещерам, она догадывалась о том, что произошло.
Это ее новое знание опасно, а она слаба и уязвима. Но Преподобной Матери Ракеллы сейчас нет, она в школе Сукк, и у Доротеи есть немного времени, чтобы составить план.
Она сосредоточилась, вслушиваясь в слабые звуки вокруг и в свое новое сознание; эта сосредоточенность позволила заглянуть и в микроскопические клетки ее собственного тела. Бьющееся сердце, качающее кровь, циркуляция кислорода в легких, химические процессы в органах, нервные импульсы, идущие к мозгу. Она сама представляла собой живую вселенную. Неудивительно, что Преподобная Мать хочет, чтобы и другие сестры испытали это.
Оценивая состояние внутренних органов, метаболизм, мышечные волокна, Доротея изучала собственное тело, как пилот, заканчивающий проверку космического корабля перед стартом и вносящий необходимые поправки. Закончив ревизию и признав, что здорова, Доротея снова открыла глаза и села.
Она моргая осмотрела тихую палату. Что с Валей? Поблизости ее нет, но она видела, как сестра приняла капсулу. Столько добровольцев погибло, пытаясь совершить переход… неужели у Вали не получилось? Доротея надеялась, что это не так.
Две медсестры на другом конце палаты заметили, что она шевелится, и удивленно посмотрели на нее. Они побежали к Доротее, зовя на помощь. Та сидела улыбаясь, позволяя им суетиться и задавать бесчисленные вопросы. Она чувствовала себя прекрасно.
Чтобы успешно играть с жизнью, сравнивай ее с шахматами при каждом шаге и обдумывай возможные последствия на два и три хода вперед.
Гилберт Альбанс. Рассуждения о зеркале мозга
Зал дискуссий был одним из самых больших помещений школы ментатов – аудитория с темными стенами, украшенная изображениями величайших в истории мастеров красноречия от знаменитых древних ораторов Старой Земли, таких как Марк Цицерон и Авраам Линкольн, до Талоса, жившего во времена титанов, и ораторов последних столетий, например Ренаты Тью и несравненного Нована аль-Джонса. Обучая Гилберта на Коррине, Эразм постарался, чтобы его ученик знал лучших.
В лаборантской Гилберт просмотрел заметки, которые делал, готовясь к рискованной дискуссии, потом прошел на сцену. В соответствии с требованием Манфорда Торондо пятнадцать его лучших учеников проходили усиленную тактическую подготовку, и Гилберту хотелось хоть на каком-нибудь уровне смягчить обучение, дать возможность звучать гласу разума. Ему хотелось, чтобы ученики задумались о последствиях… но станут ли они слушать?
Он поднялся на возвышение. Аудиторию из уважения к директору полностью заполняли ученики.
– Сегодня мы немного отвлечемся от обычных занятий по тактике. Попробуем другой подход, сменим шаг.
Присутствовали лучшие ученики, отобранные за их аналитические способности, а Манфорд требовал, чтобы они направили свои знания на благо его движению. Гилберт никогда не высказывал вслух сожаления о потере таких талантливых людей… но им придется служить делу, которому сам он тайно противостоит.
– Критически важная составляющая успешной стратегии – умение мыслить, поставив себя на место противника. Это умение не дается от природы. Его нужно развивать, и некоторые из вас найдут эту задачу трудной и крайне неприятной. Поэтому мы представим обе стороны – это поможет вам изучить образ мыслей противника. Поговорим о достоинствах мыслящих машин. – Некоторые слушатели удивленно ахнули, присутствующие в аудитории затаили дыхание. Гилберт помолчал, заметив напряжение на лицах учеников. – Обдумайте постулат: мыслящие машины в определенной, сознательно ограниченной форме безопасны и способны сыграть полезную роль в развитии человеческого общества.
Это вызвало волнение в зале. Ученики, присланные Манфордом, бросали на Гилберта угрожающие взгляды.
Гилберт чуть улыбнулся.
– Многие из вас собираются служить на кораблях батлерианцев, поэтому стоит подумать не только о том, за что вы воюете, но и против чего. В походе вы столкнетесь с апологетами машин, с руководством планет, которое искренне верит, будто сможет контролировать мыслящие машины и заставит их приносить пользу.