20 000 лье под водой Верн Жюль

12

Кашалоты и киты

В ночь с 13 на 14 марта «Наутилус» снова взял курс на юг. Я предполагал, что, обогнув мыс Горн, он войдет в воды Тихого океана и таким образом завершит свое кругосветное плавание. Однако мы направлялись в сторону Австралии. Куда держал путь Немо? К Южному полюсу? Но ведь это чистое безумие!

Тревожил меня и Нед Ленд. В последнее время канадец не посвящал меня в свои планы. Он стал сдержаннее, молчаливее. Я видел, что его все сильнее тяготит наш плен. При встречах с капитаном глаза у него загорались мрачным огнем, и следовало опасаться, что вспыльчивый канадец позволит себе какую-нибудь дерзкую выходку.

Я поделился этими соображениями с Конселем.

– С позволения господина профессора, дело обстоит так, – начал Консель. – Бедняга Нед вбил себе в голову всякую чепуху. Все вспоминает прошлое. И можно понять его! Что ему делать на борту «Наутилуса»? Он не ученый, в отличие от господина профессора. Чудеса подводного мира не радуют его, как они радуют нас. Он готов отдать все на свете, лишь бы посидеть вечерком в таверне у себя на родине!

В самом деле, однообразие на борту «Наутилуса» явно тяготило канадца, привыкшего к деятельной жизни. Происшествия, которые могли бы его заинтересовать, случались редко. Но одно событие напомнило китобою иные времена.

Четырнадцатого марта мы втроем сидели на палубе. Осень в этих широтах нередко дарит прекрасные дни. Внезапно примерно в пяти милях к востоку от «Наутилуса» канадец заметил кита. Животное то показывалось на поверхности, то исчезало.

– Эх! – вскричал Нед, швырнув шапку на палубу. – Будь я сейчас на борту китобоя, уж я бы отвел душу! Да и кит здоровенный! Глядите-ка, какой столб воды он выбрасывает! Тысяча чертей! И почему только я прикован к этой железной лоханке?

– Вам не доводилось охотиться на китов в этих краях, Нед? – спросил я.

– Не доводилось. Я павал в северных морях, доходил до Берингова и Дэвисова проливов.

– Значит, с китами Южного полушария вы не знакомы. И неудивительно – ведь они никогда не пересекают экватор. Различные виды китов живут в разных морях и океанах и никогда не покидают место своего обитания.

Однако Нед Ленд уже не слушал меня.

– Глядите! Глядите! – волновался канадец. – Он приближается! Идет прямо на нас. Осмелел, бестия, – видно, чует, что у меня руки пусты!

Рука гарпунера сжалась в кулак, потрясая воображаемым оружием.

– А что, здешние киты такие же крупные, как и на севере? – спросил он.

– Почти такие же, Нед.

– А я, мсье Аронакс, видывал китов и в сто футов длиной! Говорят, у Алеутских островов попадаются и в полтора раза крупнее.

– Ну, это уж преувеличение! – заявил я. – Что касается южных китов, то они заметно меньше – примерно такие же, как средних размеров кашалоты.

Канадец, услышав последние слова, наконец оторвал взгляд от океана и сказал:

– Вы говорите, что кашалоты не очень крупные? Вот с этим я не соглашусь. Среди них тоже попадаются настоящие гиганты. И они невероятно умные – почти как мы с вами… Эй, эй! Глядите-ка! Да он пристраивается к нам в кильватер!..

– А правда ли, что кит способен потопить корабль? – поинтересовался Консель.

– Корабль? Вряд ли! – ответил я. – Впрочем, мне приходилось читать, что в 1820 году примерно в этих же широтах кит бросился на парусник «Эссекс» и принялся толкать его задом наперед со скоростью четыре метра в секунду!

Нед насмешливо взглянул на меня.

– А меня однажды кит так хватил хвостом, – сказал он, – то есть не меня, а мою шлюпку, что всех, кто в ней находился, подбросило в воздух метров этак на шесть!

Он сейчас же отвернулся, потому что кит подходил все ближе и ближе к «Наутилусу». Гарпунер пожирал его глазами.

– А он тут, оказывается, не один! Десять, двадцать… Да тут их целое стадо! И вот – приходится сидеть сложа руки! – вскричал он.

– Послушайте, друг мой Нед, – заговорил Консель, – отчего бы вам не спросить у капитана Немо разрешения поохотиться?

Консель еще не закончил говорить, а канадец уже бросился к трапу и исчез в люке. Через несколько минут он вернулся вместе с капитаном.

Некоторое время Немо смотрел на китов, резвившихся в миле от «Наутилуса».

– Южные киты, – сказал он. – Их столько, что хватило бы на целую флотилию китобоев!

– Не разрешите ли, капитан, поохотиться на них? – спросил канадец. – А то скоро моя рука совсем отвыкнет метать гарпун!

– Зачем же напрасно истреблять животных? – не согласился капитан Немо. – Китовый жир нам ни к чему, а их мясо малосъедобно.

– Но ведь в других местах ваши матросы охотились на тюленей! – заметил канадец.

– Это другое дело! Экипаж тогда нуждался в свежем мясе. А тут убийство ради убийства. Я не признаю таких забав. То, что ваши товарищи по ремеслу, Нед, истребляют южного кита, доброе и безобидное животное, заслуживает порицания. Оставьте-ка вы в покое этих несчастных! У них и без вас хватает врагов: кашалоты, косатки, белые акулы!

Читать нотации охотнику, который видит дичь, – даром время терять. Нед Ленд во все глаза смотрел на капитана, совершенно не понимая смысла того, что тот говорил. Однако Немо был прав. Беспощадное истребление этих животных вскоре приведет к тому, что в океане не останется ни одного кита.

Наконец канадец, поняв, что поохотиться ему не удастся, вызывающе засвистел сквозь зубы, сунул руки в карманы куртки и отвернулся.

Между тем капитан Немо, продолжая наблюдать за стадом китов, проговорил:

– Вот видите – я был прав, когда сказал, что у кита и помимо человека довольно врагов. Сейчас, прямо на наших глазах, этому стаду придется иметь дело со страшным противником. Взгляните, мсье Аронакс, – в нескольких милях к северу от нас движутся черные точки. Это кашалоты. Мне приходилось встречать их стада, насчитывающие до трехсот особей. Вот кто в полной мере заслуживает истребления!

При последних словах капитана канадец живо обернулся.

– Что ж, время пока не упущено, капитан, – сказал я. – Если это в интересах китов…

– Зачем зря подвергать себя опасности, профессор? «Наутилус» и сам рассеет кашалотов. Его стальной таран, я полагаю, ни в чем не уступит гарпуну Неда Ленда.

Канадец только пожал плечами, как бы говоря: «Бить кашалотов судовым тараном? И придет же в голову такая блажь!»

– Немного терпения, мсье Аронакс, – сказал капитан Немо, – и вы увидите охоту, какой никогда еще не видывали. Эти кровожадные китообразные, у которых только и есть что пасть да зубы, иного не заслуживают!

Пасть да зубы! Лучше не описать большеголового кашалота, достигающего порой двадцати пяти метров в длину. Громадная голова этого китообразного занимает больше трети длины его тела. В отличие от обычных китов, у которых верхняя челюсть усажена роговыми пластинками, так называемым «китовым усом», у кашалота в нижней челюсти имеется двадцать пять острейших зубов длиной в двадцать сантиметров и весом по килограмму каждый, и этими зубами он разрывает в клочья самую крупную добычу.

Тем временем стадо хищников приближалось. Кашалоты уже заметили китов и готовились к схватке, хотя можно было заранее предсказать, на чьей стороне окажется победа. И не потому, что кашалоты лучше приспособлены для битв, чем их беззубые противники. Дело в том, что кашалоты могут дольше китов не подниматься на поверхность, и это всегда обеспечивает им преимущество.

Надо было спешить на помощь китам. «Наутилус» погрузился под воду. Консель, Нед и я уселись у окон в салоне. Капитан Немо прошел в рулевую рубку. Через минуту вращение винта ускорилось и судно набрало ход.

Кашалоты уже ввязались в схватку с китами, когда на поле сражения появился «Наутилус». Капитан Немо намеревался с ходу врезаться в стадо большеголовых – и вскоре кашалоты ощутили на себе страшную силу ударов тарана «Наутилуса».

Это была невиданная битва! Даже Нед Ленд пришел в восторг и аплодировал мастерству рулевого. «Наутилус» в руках капитана превратился в гигантский гарпун. Он врубался в мясистые туши хищников и рассекал их пополам. Страшные удары хвостов по обшивке были совершенно нечувствительны для судна. Уничтожив одного большеголового, Немо устремлялся к другому, меняя галсы, чтобы не упустить следующую жертву; он давал то передний, то задний ход, погружался в глубины, когда животное уходило под воду, всплывал вслед за ним на поверхность, шел в лобовую атаку и разил своим страшным бивнем!

Взбаламученные ударами хвостов обезумевших кашалотов, теперь океанские воды клокотали, как кипящий котел!

Целый час продолжалось побоище, в котором большеголовым не приходилось ждать пощады. Наконец стадо кашалотов рассеялось. Океан успокоился. Мы поднялись на поверхность, открыли люк и вышли на палубу.

Повсюду плавали обезображенные туши. Несколько перепуганных кашалотов стремительно удирали. Вода на несколько миль в окружности окрасилась кровью.

Капитан Немо подошел к нам.

– Ну как, мистер Ленд? – поинтересовался он.

– Да уж, господин капитан! – воскликнул канадец. – Действительно, зрелище впечатляющее! Но я охотник, а не мясник, а то, что мы видели, – настоящая бойня.

– Я бы не стал называть бойней истребление опасных хищников, – возразил капитан. – А «Наутилус» вовсе не нож мясника.

– И все-таки гарпун лучше, – упрямо проговорил канадец.

– У каждого свое оружие, – сказал Немо, пристально глядя Неду Ленду в глаза.

В эту минуту канадец мог не сдержаться и наговорить капитану дерзостей. Но его гнев растаял при виде южного кита, к которому в этот момент подходил «Наутилус».

Животное не успело увернуться от кашалотов. Теперь оно лежало на боку; все его брюхо было покрыто рваными ранами. Кит – а это была самка – не подавал признаков жизни. Рядом плавал труп детеныша, которого китихе не удалось спасти.

Немо подвел «Наутилус» вплотную к взрослому животному. Двое матросов взобрались на тушу кита, и я с удивлением увидел, что они выцеживают молоко из молочных желез, которого у самок, как я знал, скапливается до тонны.

Капитан предложил мне чашку еще теплого китового молока, но я не мог перебороть отвращения. Однако Немо уверил меня, что по вкусу оно ничем не отличается от коровьего, хотя и намного жирнее.

Я попробовал – действительно, китовое молоко оказалось превосходным. Оно, несомненно, внесет некоторое разнообразие в наше меню, а масло и сыр из него, по словам капитана, просто не знают себе равных…

Именно в тот день я с тревогой сказал себе: Нед Ленд больше не скрывает своей враждебности по отношению к капитану Немо, так что необходимо пристально следить за каждым шагом канадца.

13

Сплошные льды

«Наутилус» неуклонно стремился на юг. Неужели Немо все-таки решился на безумную попытку прорваться к Южному полюсу? Вздор! Март в Антарктике соответствует сентябрю в Европе, и вскоре здесь начнется период свирепых бурь, за которыми последует суровая зима.

Однако 14 марта на горизонте впервые показались плавучие льды – невысокие, высотой метров 20–25, свинцового оттенка айсберги, изъеденные волнами и течениями. «Наутилус» шел по поверхности океана. Неду Ленду приходилось немало плавать в арктических морях, и ледяные горы были ему не в диковинку, зато мы с Конселем любовались ими впервые.

С южной стороны горизонта на небе появилось желтоватое зарево, которое английские китобои называют «айсблинк». Зарево это образуется в результате отражения солнечного света от сплошных ледовых полей – и в самом деле, вскоре показались более мощные скопления льдов, над которыми стелился густой туман. Старые льдины были покрыты трещинами и зеленоватыми прожилками, лед их был зернистым, словно полевой шпат.

Но чем дальше мы продвигались на юг, тем чаще встречались ледовые поля, тем выше и массивнее становились айсберги. Антарктические птицы – глупыши и буревестники – гнездились на них тысячами, на много миль оглашая окрестности своими криками.

Во время нашего плавания среди льдов капитан Немо часто выходил на палубу и пристально вглядывался в бескрайнюю холодную пустыню. Так проводил он целые часы в размышлениях, но в конце концов сам становился к рулю и, искусно маневрируя, вел свое судно между ледовыми полями. Порой казалось, что перед нами сплошная стена льдов и путь закрыт, но Немо все-таки умудрялся найти трещины и разводья между льдами и отважно продолжал двигаться вперед.

Температура воздуха упала – термометр показывал два-три градуса ниже нуля. Но у нас были теплые дохи и куртки из нерпичьих шкур, отлично защищавшие от холода. В помещениях «Наутилуса» электрические приборы поддерживали ровную и приятную температуру воздуха.

Шестнадцатого марта в восемь часов вечера «Наутилус», следуя вдоль пятьдесят пятого меридиана, пересек Южный полярный круг. Льды наступали на него со всех сторон, как бы приближая линию горизонта, но капитан Немо и не думал менять курс.

Сказать по чести, эта опасная экспедиция была мне по душе. Никогда и нигде я не испытывал такого восхищения суровым величием природы. Льды вокруг нас, то и дело меняя окраску в зависимости от освещения, принимали поразительные архитектурные формы восточных городов с минаретами и мечетями, скалистых хребтов, сверкающих, как алмаз, горных пиков. То и дело где-то гремели обвалы, сталкивались массивные льдины – и вдруг налетала снежная буря, застилая густой пеленой все вокруг!

Несмотря на то что капитан Немо, которому, несомненно, и раньше доводилось плавать во льдах, обладал невероятным чутьем и по мельчайшим признакам умел найти дорогу, 16 марта мы все-таки попали в ледовый затор.

Это препятствие не остановило «Наутилус», и он без промедления врезался в ледовое поле. Стальной корпус крошил льдины, действуя, как старинный таран, пущенный с невероятной силой. Сверкающие осколки льда градом сыпались вокруг. По инерции судно порой вылетало на льдину, продавливало ее своей тяжестью и в образовавшейся трещине продвигалось еще на несколько десятков метров.

Все эти дни штормило. Густой туман ложился на льды, и с одного конца палубы не было видно другого. Ветер без конца менял направление. Снег и лед покрыли надстройки и корпус судна толстым слоем, а температура воздуха опустилась до пяти градусов ниже нуля.

В этих широтах показания компаса не внушали доверия. Его стрелка, словно обезумев, металась по кругу. Это означало, что мы приближаемся к южному магнитному полюсу Земли, который не совпадает с географическим Южным полюсом. Приходилось постоянно вести контрольные наблюдения, перенеся несколько компасов в различные части судна и определяя средние показания.

Восемнадцатого марта после множества отчаянных попыток пробить себе дорогу «Наутилус» был окончательно затерт льдами. Это были уже не ледяные поля, а сплошной барьер из многолетних ледяных глыб и торосов.

Около полудня выглянуло солнце, и капитан Немо определил положение судна. Мы находились на 67° южной широты. Вокруг – ни малейшего намека на открытую воду! Перед «Наутилусом» расстилалась бескрайняя торосистая равнина. Тут и там ледяные обелиски и шпили вздымались на высоту до пятидесяти метров. Оцепеневшая природа была погружена в суровое молчание, которое изредка нарушалось лишь свистом крыльев морских птиц.

«Наутилус» вынужден был остановить свой натиск.

В обычных условиях, если судно не может продолжать движение по курсу, оно возвращается обратно. Но и возвращение было невозможно – вокруг были только многолетние льды. Тем временем разводье, в котором находился «Наутилус», начало стремительно затягиваться молодым льдом. Уж не совершил ли Немо роковую ошибку?

Я находился в этот момент на палубе. Капитан, наблюдавший за образованием ледяного покрова, неожиданно обратился ко мне:

– Итак, профессор, как вы оцениваете наше положение?

– Как очень незавидное, капитан, – отвечал я.

– То есть вы полагаете, что «Наутилус» не сможет выбраться из льдов?

– Время года неподходящее, и вряд ли можно рассчитывать на подвижки ледовых полей.

– Ох, профессор! – с иронией проговорил Немо. – Вечно вам чудятся непреодолимые препятствия! Уверяю вас – сегодня же «Наутилус» не только вырвется из ледяного плена, но и двинется дальше!

– Дальше? – удивился я.

– Да. На юг, к самому полюсу.

– К полюсу? – воскликнул я, не скрывая своего недоверия.

– К Южному полюсу, к той точке, где скрещиваются все меридианы. С «Наутилусом» нам и это по плечу[1].

Я знал, что этот человек отважен до безрассудства. Но надеяться достичь Южного полюса, еще более неприступного, чем Северный, мог только настоящий безумец!

– Уж не полетим ли мы надо льдами, капитан? – язвительно поинтересовался я.

– Нет, не надо льдами, а под ними! – спокойно произнес Немо.

В одно мгновение мне стали ясны намерения капитана Немо. Чудесные возможности подводного судна должны были пригодиться ему и в этом фантастическом начинании!

– Я вижу, профессор, вы начинаете понимать, – заметил капитан с улыбкой. – То, что неисполнимо для обычного судна, вполне осуществимо для «Наутилуса». Если южнее обнаружится материк, «Наутилус» просто остановится. Но если нет – мы, так или иначе, достигнем полюса! Морозы нам не страшны, ведь на глубине температура воды, как и повсюду в Мировом океане, плюс четыре градуса. Единственное препятствие заключается в том, что если море там сковано льдами, нам, пожалуй, не удастся выбраться на поверхность. Тогда придется пустить в ход таран. Впрочем, не всегда географический полюс совпадает с полюсом холода, и на этот счет у меня есть кое-какие догадки…

Слова капитана звучали убедительно. Настолько убедительно, что в воображении я уже видел себя в той точке земного шара, к которой стремились самые прославленные полярные исследователи.

Немо же, не теряя времени, приступил к подготовке экспедиции. Вызвав на палубу своего помощника, он коротко переговорил с ним на неизвестном мне языке. Помощник тотчас нырнул в люк, и через минуту заработали мощные насосы «Наутилуса», нагнетая в резервуары свежий воздух. Около четырех часов капитан объявил, что люк вскоре будет закрыт.

Десять матросов из экипажа, вооруженные ломами и кирками, поднялись на палубу и стали скалывать лед вокруг корпуса судна. Когда они с этим покончили, мы все сошли вниз и люк захлопнулся. Балластные цистерны заполнились водой, и «Наутилус» начал погружаться.

Я отправился в салон вместе с Конселем, чтобы взглянуть на глубинные слои Антарктического океана. Стрелка манометра поползла по циферблату вправо, и одновременно ртуть в термометре начала подниматься.

На глубине трехсот метров мы уже были ниже многолетних льдов и подошв самых крупных айсбергов, но «Наутилус» все еще продолжал погружение. Наконец мы достигли глубины восемьсот метров, и судно капитана Немо, не отклоняясь от пятьдесят второго меридиана, устремилось прямо к полюсу. По моим подсчетам, до него было чуть больше пятисот лье, а «Наутилус» шел со скоростью двадцать шесть миль в час. Если ничто нам не помешает, через сорок часов мы окажемся на месте.

Часть ночи мы с Конселем провели в салоне, но антарктические глубины были пустынны и почти безжизненны. Глазу не за что было зацепиться, и лишь вибрация корпуса указывала на то, что мы идем на хорошей скорости.

Немного поспав, я уже в пять утра занял свой пост у окна салона. Электрический лаг показывал, что «Наутилус» замедлил ход. Судно неторопливо поднималось к нижней поверхности льдов.

Я отчаянно волновался. Свободно ли море у полюса или мы снова столкнемся со льдами? Увы – сильный толчок засвидетельствовал, что «Наутилус» уткнулся в лед. Мы находились на глубине трехсот метров, а значит, над нами была почти полукилометровая толща льда!

В тот день «Наутилус» неоднократно пытался пробиться к поверхности, но всякий раз над ним оказывался несокрушимый ледяной «потолок». В иных местах толщина ледяного покрова достигала километра и более. Никакой надежды!

Наступил вечер, но ничего не изменилось, за исключением того, что ледяной массив над нами несколько истончился. Согласно установленному на борту распорядку еще четыре часа назад нам полагалось бы пополнить запасы воздуха, однако осуществить это пока было невозможно. Впрочем, дышалось легко, и это притом, что еще не начали использовать запасные резервуары.

В ту ночь я спал вполглаза и даже несколько раз вскакивал с постели, когда «Наутилус» вновь принимался прощупывать ледяной «потолок». А в три часа утра приборы в салоне показали, что нижняя граница ледового поля располагается всего в пятидесяти метрах от уровня моря. Сто пятьдесят футов отделяло нас от поверхности океана!

Я не сводил глаз с манометра. Судно шло по касательной к все истончавшейся поверхности ледового поля. А в шесть утра памятного для меня дня – 19 марта – в резко распахнувшуюся дверь салона стремительно вошел капитан Немо.

– Над нами открытая вода! – сообщил он.

14

Южный полюс

Я поспешил на палубу.

Вокруг простиралась необозримая водная ширь. Лишь несколько мелких айсбергов покачивались на зеленовато-синих волнах, а на севере вырисовывалась изломанная линия ледяных хребтов. Воздух гудел от гомона тысяч птиц, а вода местами закипала от неисчислимых рыбных косяков. Термометр показывал три градуса ниже нуля: это все равно, как если бы после суровой зимы внезапно наступила весна.

– Это полюс? – с замиранием сердца спросил я.

– Пока не знаю, – ответил Немо. – В полдень попробуем определить координаты.

В десяти милях к югу виднелся одинокий остров, возвышавшийся метров на двести над уровнем моря. Узкий пролив отделял остров от более обширной суши, может быть, даже части материка, о чем трудно было судить, так как береговая полоса терялась за линией горизонта.

Опасаясь сесть на мель, «Наутилус» остановился в трех кабельтовых от галечного берега, над которым господствовали величественные утесы. Шлюпка была спущена на воду. Капитан, два матроса с астрономическими приборами, Консель и я сели в шлюпку.

Было десять часов утра, но Нед Ленд так и не появился из каюты – все, что ни делал капитан Немо, вызывало у него глухое недовольство. Тем более он не желал стать свидетелем его торжества.

Несколько взмахов веслами – и мы пристали к берегу. Консель хотел было выскочить на сушу, но я остановил его.

– Сударь, – сказал я капитану Немо, – вам принадлежит честь первым ступить на эту землю.

– Вы правы, профессор. – Капитан не скрывал волнения. – И я не колеблясь сойду туда, где ни одно человеческое существо не оставило своего следа!

С этими словами он легко спрыгнул на гальку. Взобравшись по отвесному ребру на вершину утеса, возвышавшегося на оконечности мыса, Немо остановился там и скрестил руки на груди. Поза его была торжественной и сосредоточенной.

Спустя минуту-другую он окликнул нас, и мы с Конселем выпрыгнули из шлюпки, а матросы-гребцы остались на месте.

Почва здесь состояла из красноватого туфа, похожего на толченый кирпич. Пемза и шлак выдавали ее вулканическое происхождение. Кое-где из-под земли выбивались легкие дымки с сернистым запахом – свидетельство вулканической активности. Однако, взобравшись на вершину утеса, в радиусе десятка миль я не обнаружил ни одного вулкана, хотя мне было достоверно известно о существовании в этих краях как минимум двух огнедышащих гор, обнаруженных еще Джеймсом Россом.

Растительность на острове была крайне скудной. Мхи и лишайники лепились к черным скалам, а прибой выбросил на берег несколько прядей красных водорослей. Зато вся береговая галька была перемешана с раковинами мелких моллюсков – морских чашечек, буккардов и клионов.

А вот в воздухе кипела жизнь! Над нами вились стаи буревестников, поморников, крачек, буквально оглушая нас своими криками. Тысячами восседали они на уступах скал, а пингвины безбоязненно разгуливали у самых наших ног. В вышине проносились альбатросы с трехметровым размахом крыльев и крупные птицы с синим оперением, которых мне довелось видеть только здесь.

Туман, застилавший небосклон, все еще не рассеялся; до полудня оставалось около часа, а солнце упорно не показывалось. Это меня беспокоило – невозможно определить широту, если нет солнца, а выяснить другим способом, достигли мы Южного полюса или нет, мы не могли.

Капитан Немо ждал, опираясь на выступ утеса и поглядывая на небо.

Воспользовавшись тем, что до полудня еще оставалось время, мы с Конселем отправились прогуляться по берегу. Обогнув утес, мы увидели очень уютную бухту, глубоко врезавшуюся в гранитные берега. Здесь весь галечный пляж и несколько льдин, прибитых течением к скалам, оказались занятыми морскими млекопитающими, среди которых я заметил тюленей-крабоедов, тюленей Росса и морских слонов. Животные располагались группами: самцы охраняли своих самок, те кормили детенышей, а тюлени-подростки резвились в волнах прибоя. Великолепные пловцы и охотники, на суше эти антарктические млекопитающие выглядят курьезно и передвигаются короткими судорожными скачками.

К тому моменту, когда мы вернулись к капитану Немо, солнце так и не показалось, более того, из тумана начал сыпаться мелкий колючий снег.

Я молча встал рядом с капитаном. Можно понять его волнение: послезавтра, 21 марта, наступит равноденствие, солнце скроется за горизонтом и начнется долгая полярная ночь. Если сегодня не удастся определить полуденную высоту солнца, мы так и останемся в неведении относительно того, достигли мы полюса или нет.

Внезапно облачная пелена разорвалась. Поднявшийся ветер уносил клочья сероватого тумана. Капитан Немо решительно направился к вершине утеса, а я едва поспевал за ним.

С той высоты, на которой мы оказались через несколько минут, перед нами открылось море с кромкой сплошных льдов на севере. Вокруг лежали нагромождения базальта и гранита, а внизу, в бухте, десятки китов выпускали фонтаны. Позади нас простиралась необозримая таинственная суша, ожидавшая своего исследователя. Блеснула на миг бирюзовая голубизна неба, и, подобно огненному шару, наполовину срезанному лезвием горизонта, на севере показалось солнце!

Капитан Немо вооружился зрительной трубой с зеркалом, исправляющим погрешности при преломлении лучей. Я держал в руках судовой хронометр. Сердце мое учащенно билось.

– Полдень! – наконец воскликнул я.

– Южный полюс! – торжественно произнес капитан Немо.

Последние лучи стремительно уходящего за горизонт светила золотили вершину утеса, а ночные тени уже ползли по его склонам.

В эту минуту капитан, положив руку на мое плечо, произнес знаменитую формулу, которая не раз звучала из уст самых великих путешественников и мореплавателей прошлого:

– Сегодня, девятнадцатого марта тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года, я, капитан Немо, достиг Южного полюса, или девяностого градуса южной широты, и вступил во владение всей этой частью суши. И совершил я это не по чьей-то воле, а по своему желанию!

И с этими словами он развернул черный флаг с вышитой на нем золотом буквой «N», который тут же затрепетал на ветру.

15

Случайная помеха или несчастный случай?

Мы провели на Южном полюсе еще один день, а 22 марта в шесть утра начались приготовления к отплытию. Над островом и побережьем висела густая мгла. Мороз становился все крепче, и звезды блистали, как ограненные алмазы. Созвездие Южный Крест стояло почти в зените.

Термометр показывал двенадцать градусов мороза, дул свежий ветер. На открытом пространстве моря постепенно скапливалось все больше льда – оно могло вот-вот замерзнуть. Киты, вероятно, вскоре покинут этот водный бассейн, и лишь тюлени, обладающие способностью проделывать отдушины в ледовых полях, останутся здесь. Птицы, гонимые надвигающейся антарктической зимой, также улетят на север.

Между тем балластные резервуары заполнились, и «Наутилус» начал медленно погружаться. На глубине трехсот метров заработал винт, и судно со скоростью пятнадцать миль в час двинулось прямо на север.

К вечеру мы уже шли под непроницаемым ледяным панцирем. Окна в салоне были закрыты во избежание столкновения со случайным обломком айсберга, поэтому весь этот день я провел, приводя в порядок свои заметки. Меня переполняли эмоции при воспоминаниях о нашем пребывании на Южном полюсе.

Мы достигли этой недоступной, как считалось, точки, причем сделали это без особых усилий – благодаря капитану Немо и его «Наутилусу». И вот мы пустились в обратный путь. Готовит ли он нам новые чудеса? Наверняка, потому что запас чудес в Мировом океане поистине неисчерпаем!

В три часа ночи я очнулся от страшного сотрясения корпуса судна. Я приподнялся и стал прислушиваться, но в то же мгновение новый удар швырнул меня на середину каюты. Ясно, как день: «Наутилус» столкнулся с каким-то крупным объектом и дал сильный крен.

Цепляясь за стены, я добрался до салона. Он был освещен, но вся мебель была опрокинута, за исключением стеклянных шкафов, прочно прикрепленных к полу. Картины, висевшие вдоль правого борта, плотно прилегли к переборке, а те, что висели вдоль левого, отклонились от стены на целый фут. Следовательно, «Наутилус» лег на правый борт и все еще оставался в этом положении. В недрах судна неясно слышались голоса и торопливые шаги, однако капитан Немо не появлялся.

Я уже собрался покинуть салон, как туда вошли Нед Ленд и Консель.

– Что случилось? – спросил я.

– Тысяча чертей! – воскликнул канадец. – Нам-то откуда знать? Скорее всего мы на что-то наткнулись и, судя по положению судна, едва ли отделаемся так же легко, как в Торресовом проливе.

Я взглянул на манометр – он показывал глубину в триста шестьдесят метров. В некоторой растерянности мы провели около четверти часа, и все это время Нед Ленд исходил желчью, кляня «дьявольскую жестянку».

Внезапно в салон вошел капитан Немо. Он был так сосредоточен, что не обратил на нас ни малейшего внимания. Обычно бесстрастное лицо капитана показалось нам встревоженным. Не произнеся ни слова, он взглянул на компас, на манометр, затем коснулся какой-то точки на карте полушарий в той части, где был изображен Антарктический океан.

Спустя несколько секунд, когда он обернулся, я спросил, воспользовавшись тем же выражением, которое он употребил, когда мы находились в Торресовом проливе:

– Что это, капитан, – случайная помеха?

– Нет, на этот раз несчастный случай, – сухо ответил Немо.

– Это серьезно?

– Возможно.

– А какова причина? – спросил я.

– Гигантская ледяная глыба, целая гора, перевернулась, – пояснил капитан. – Такие вещи случаются, когда основания айсбергов размывают сравнительно теплые течения. Лед тает, центр тяжести ледяной горы перемещается, и в конце концов весь ледяной массив переворачивается вверх основанием. Именно это и произошло, причем в тот момент, когда «Наутилус» находился под ледяной горой. Огромная масса скользнула по корпусу судна, затем подхватила его и подняла на несколько десятков метров. Сейчас судно лежит на выступе этой глыбы, накренившись на правый борт.

– А разве нельзя освободить «Наутилус», выкачав воду из резервуаров?

– Взгляните на стрелку манометра. Насосы работают, «Наутилус» поднимается, но вместе с ним поднимается и ледяная глыба, и пока какое-нибудь препятствие не остановит ее движение, наше положение останется ровно таким же.

И в самом деле, «Наутилус» упорно сохранял крен на правый борт. И никто бы не мог поручиться, что, если сейчас судно наткнется на слой льда, находящийся сверху, оно не будет расплющено, словно между молотом и наковальней.

Пока я размышлял над возможными последствиями, капитан Немо продолжал следить за манометром. «Наутилус» уже поднялся метров на пятьдесят, но крен сохранялся.

Вдруг корпус судна слегка шевельнулся и начал выпрямляться. Никто из нас не произнес ни слова. Палуба под ногами постепенно становилась все более ровной. Так прошло десять минут.

– Но сумеем ли мы подняться на поверхность? – с сомнением проговорил я.

– Разумеется, – ответил Немо. – Как только резервуары освободятся от воды.

Он вышел, чтобы отдать распоряжения команде, и вскоре я заметил, что всплытие приостановилось. Это было разумно: «Наутилус» мог удариться о ледяной «потолок», поэтому ему следовало оставаться в пространстве между двумя слоями льда.

– Пожалуй, мы выкрутились! – заметил Консель.

– Да, – кивнул я. – Это удача.

– Рано говорить об удаче, пока мы не на поверхности! – буркнул Нед Ленд.

Я не стал ввязываться в спор с канадцем. Как раз в этот момент раздвинулись створки окон салона и снаружи в него ворвался свет. Мы висели в толще воды, но вокруг нас в каком-нибудь десятке метров вздымались ледяные стены. Такой же лед сверкал внизу и вверху. «Наутилус» оказался заключенным в ледяном туннеле диаметром около двадцати метров, заполненном стоячей водой; он мог двигаться только вперед или назад. Ну что ж – этого достаточно, чтобы выбраться отсюда, а затем найти какое-нибудь разводье и пополнить запасы воздуха.

Ледяные стены, озаренные светом прожектора, играли всеми цветами радуги, разбрасывая пестрые блики по всему салону. Свет преломлялся и отражался в тысячах граней и изломов, многократно усиливался и слепил глаза. Зрелище было неслыханной, неописуемой красоты, и едва ли человеческие глаза были способны вынести его продолжительное время. Слезы текли у меня по лицу, казалось, еще мгновение – и я ослепну. То же самое ощущали и мои спутники.

Наконец «Наутилус» тронулся и, постепенно ускоряясь, пошел по туннелю. Сияние льдов превратилось в сполохи тысяч молний. К счастью для нас, створки окон закрылись. Потребовалось немало времени, чтобы наши глаза вновь обрели способность нормально видеть.

На часах было пять утра, когда «Наутилус» вновь ударился о какую-то преграду, а затем дал задний ход. Следовательно, в этом направлении выхода из туннеля не было или его завалило глыбами льда.

– Что же теперь будет? – жалобно проговорил Консель.

– У любого туннеля есть два выхода. Попробуем покинуть его через второй, только и всего.

«Наутилус» все быстрее двигался задним ходом.