Клей Уэлш Ирвин
– Что-то слишком много тестостерона в воздухе…
Если б у него самого и Топси тестостерон не зашкаливало, он бы для начала не попал в газеты, а сейчас бы уже строил планы отфачить эту студенточку. Конечно, к уровню тестостерона у окружающих он чрезвычайно чувствителен. Зато когда тот гуляет у него в штанах, его это нисколько не беспокоит. Я, конечно, за Карла пасть порву, но не могу удержаться от мысли, как круто, что эта телка проучила высокомерного осла.
Крути пластинку, мистер Диджей!
Прикол в том, что пидорок этот продвинулся только благодаря нам. Если б он не дружил со мной и Бирреллом, его бы в школе замудохали, это точно. Стопудово, Соломенная Башка, мать твою. Тогда б у него ни за что не хватило уверенности в себе, чтоб пританцовывать за вертушками с таким видом, будто шняга у него размером с башню Блэкпул. Теперь-то он думает, что прирожденный ебырь, зато я помню, как он бывал счастлив, когда ему давала последняя шмара. Он так выпендривался с этой их с Топси говногруппой, но первоклассные пиздочки и в сторону его не смотрели, пока у него не завелись вертушки, и вечеринки в клубах, и котлета бабла.
Пивная бунтарша все продолжает орать на Билли, а ее маленькая подружка тянет ее к выходу. Бурлак из нее никакой: мелкая унылая сичка, кудрявая, в черном платьице, с пятнами по коже. Да здесь не только тестостерон гуляет, здесь подмешана хорошая доля эстрогена, большая часть которого исходит от этой пивной телушки. Для меня это значит одно: чешется, а почесать некому, ее дружок в любом случае не в счет. Он до сих пор держит нос кверху.
– Все так и будут молчать, – она указала на него, – никто так и не заступится?
У чувихи конкретный недоебит, в таком случае единственный, кто может помочь, это Мегаштык Лоусон! Я выхожу на первый план и подмигиваю Бирреллу:
– Так вот как ты тренируешься, Биррелл, нормальных людей запугиваешь, а фашистов защищаешь? Да ну ваш клуб, – сплюнул я, повернувшись к Крутой Пивной Девке, ее кудрявой подружке и раненому дружку, – мне здесь делать нечего!
Как только я сделал шаг к двери, они, безусловно, последовали за мной. Марк и его дружок проследили, чтоб они дошли до выхода. Помятого усадили в такси и отослали домой или в ближайшую к дому аптеку. Телка, что облила Юарта, еще и озлобилась на несчастного.
– Ни на что не годен, – прошипела она, когда машина набрала скорость.
– Ты в порядке? – спрашиваю.
– Да, в порядке! – проорала она.
Я воздел руки к небу. Подружка схватила ее, подошла ко мне и потянула за рукав:
– Простите, спасибо, что вступились за нас.
Телка, что облила Юарта, вся под напряжением, кусает заусенцы. Я подмигнул ей, примирительно так, и она ответила натянутой улыбочкой.
– Слушай, твоя подружка немного перенервничала, – сказал я кудрявой малышке, – я поймаю нам такси.
Та благодарно кивнула.
Я выскочил на улицу, подозвал тачку и запрыгнул на заднее сиденье, оставив дверь открытой. Они посмотрели на меня секунду и загрузились.
Мы поехали к ним на квартиру на Стаут-Клерк-стрит. По дороге я болтаю с кудрявой, решив, что если я уделю все внимание ей, то мои шансы быть приглашенным вырастут вдвое. Они, конечно же, позвали меня выпить и раскумариться. Хата покруче, чем я предполагал, похожа скорее на жилище яппи, нежели студенческую берлогу. Мы сидели и разговаривали о клубной жизни и политике. Я развалился в кресле, дав им возможность вести беседу, но несли они типичный студенческий бред, к которому, должен признаться, даже симулировать интерес затруднительно. Единственное, что можно делать в подобной ситуации, это кидать в нужных местах выразительные взгляды, что я и делаю время от времени. Пивная овца слишком запарена, чтоб обращать внимание, но подружка ее вся уже извелась, как ей хочется.
Обе как будто под кайфом, точнее на отходах. Они сказали, что фигачили потихоньку с пятницы, когда вышли поклубиться.
– Надо было больше таблов брать, – сказала Пивная.
На что я беру ту пару, что я взял у Голли, и выкладываю перед ними.
– Берите, реально хорошие.
– Вау, сноуболы, точно можно?
– Угощайтесь, – пожал я плечами.
– Это правда так мило с твоей стороны, – улыбнулась мне Пивная.
Я сохраняю спокойствие, потому что, если будешь из штанов выпрыгивать, такого типа телка задразнит, пока у тебя яйца не взорвутся.
Не прошло и получаса, как обе снова под кайфом. Сначала они наградили бойфренда всеми известными под солнцем хуями, а теперь мы сидим в обнимку на диване, обогреватель на полную, и они говорят мне, какой я милый, и поглаживают меня по лицу, волосам, одежде и все такое. Бальзам на эго, еб твою. Однако с эго у меня никогда проблем не возникало, подсознание – вот что меня интересует. Я подумал, что, может, надо было бы слиться, но в голове засел старый амфетаминовый извращенец, который раздувает во мне тлеющие угли разврата и неразборчивости и подстрекает на продолжение блуда.
– Ну что ж, девушки, коли так сложилось, проработаем ситуацию? Нас было двое на двое, но одного мы отослали, такая асимметрия мне по душе!
Они посмотрели на меня, потом друг на друга и медленно, но уверенно начали раздеваться. Ну и ночку мы себе устроили!
Проснулся я посреди ночи и стал тихонько разглядывать угомонившихся шлюшек. Вид спящей девушки может ввести в заблуждение: во сне они как будто приобретают невинность, подтвердить которую поутру не в состоянии. Почему, какого хера? Сон, сучки, это бессознательное состояние. Любой владелец похоронной конторы за полчаса сделал бы из Чарли Мэнсона «мирно усопшего».
Я оделся и вышел в зябкую ночь. Чувство вины и одиночества прибило, как никогда раньше. Мне ужасно хотелось увидеть Вив. Но сначала придется избавиться от ненужных запахов и соков.
Конкуренция
С виду хата и впрямь берется на раз-два. Алек, надо отдать должное мудиле тряпичному, через ограду перемахнул у всего честного люда на глазах. Мне это никогда не удавалось. Только если Белка-шпион меня подсаживал.
– Это полностью изолированный дом, палисадник спереди и сзади, сбоку аллея к воротам гаража. С улицы дорожки не видно из-за кустов и свисающих ветвей деревьев, – объяснял Алек, как опытный риелтор. Только на риелтора ни фига он не похож, доложу я вам.
Проехавшись пару раз мимо, я вышел и открыл черные деревянные ворота, чтобы Алек подъехал на вэне прямо к дому. Я заценил дорогие, с двойным остеклением двери, выходящие в патио позади дома. Из кухни в боковой проулок вела простая стеклянная дверь. Хозяин, пиздец, придурок.
Алек подрулил на колымаге мордой к дому, мудило, так что в случае шухера нам придется выезжать задом. Ни фига. Старый пес, косячит, сука, собственных правил не соблюдает. Я постучал пальцем в окно вэна и зашипел:
– Не забывай об отступлении, Алек, не забывай.
Он стал неуклюже разворачиваться и съехал с дорожки. Когда мы уже заехали и закрыли ворота, я засек, что прямо на улице припаркован старый синий микрик, весь побитый, хуже нашего. Его как будто бросили, во всяком случае, на полицейскую машину наблюдения он совсем не похож. Ежели ее бросили, тоже ничего хорошего, значит какая-нибудь дотошная сука может настучать, и тогда за развалюхой приедут на эвакуаторе.
Фактор риска подскочил как следует.
Алек вышел из вэна и стремно так посмотрел на стеклянную дверь в кухню. Мы подошли поближе, и тут я увидел причину его беспокойства – одна из панелей была разбита вдребезги.
– Что за нахуй? – прошептал он. – Мне это не нравится. Давай-ка залезай в машину, съябываем!
Ни фига.
– Какого хуя… какая-то сука хочет очистить нашу хату! Пойдем-ка разберемся!
Мы открыли дверь и на цыпочках вошли в темную кухню. Я хрустнул ботинком по осколкам. Мы пошли по кафельному полу, и тут раздался такой жуткий грохот, что я чуть не обосрался. Я понял, что это Алек рухнул на жопу.
– Что за хуйня… – процедил я сквозь темень неуклюжему алкану.
– Я поскользнулся, – простонал он.
Вонь – пиздец, такая едкая, что беднягу Алека стало тошнить. Я уже подумал, что нас решили подставить, но тут понял, что кто-то насрал прямо на пол и на кале Алек и поскользнулся.
– Засранцы, мать их… – только успевал вставить Алек меж порывами. Блевотина расплескивалась по кафелю.
Тут прямо перед нами в дверном проеме я увидел фигуру. Сталь сверкнула лунным отблеском, и я смекнул, что в руке у него перо. Молодой пацан, лет восемнадцать, приссал, дрожит весь, помахивает пером на вытянутой руке.
– Чего вам надо? Дэнни! – просипел он, обернувшись к лестнице.
Алек встал и, указывая на пацаненка, завел:
– Это ты тут насрал, пизденыш ты эдакий?
– Ну… да… – И давай снова ножом махать. – Вы кто такие!
Так. Пора разобраться.
– Опусти перо, сучонок, а то мне придется сделать это за тебя, и тогда я воткну его в твою грязную сраку.
Я его предупредил. И он понял, что я не шучу. Я сделал шаг. Он отступил.
Тут за ним, дрожа, потея, подволакивая ноги, появился некто.
– Терри, – просипел он. – Терри Лоусон… хуй ли ты здесь делаешь, котяра?
– Спад… ебать мой хуй, вот так история! Это наша тема, старик, мы эту хату не один месяц выпасали!
Это Мерфи, Спад Мерфи, из Лейта.
– Но мы-то, типа, первые сюда пришли, – настаивал он.
Я завертел головой.
– Прости, дружище, ничего личного, но мы слишком долго пасли этот дом, чтобы рисковать делом из-за двух наркотов гребаных. Придется подвинуться…
– Не наркот я!.. – выпалил молодой.
– Зато на пол срешь! Грязная тварь! Животное! – заорал Алек, тыкая в пятно на «харрингтоновской» куртке.
– Парень первый раз на деле, Алек, – вписался Спад.
– Надо же, никогда бы не подумал, – сказал я, качая головой. – Туго нынче с персоналом, старина?
Спад прикрыл лицо и вытер лоб рукавом куртки. Бедняга, что-то он совсем сдал.
– Нынче все не слава богу… – Он посмотрел на меня. – Слушай, придется как-то делиться…
Я взглянул на Алека. Мы знаем, что скоро надо будет съябывать. Хуй ли тут тусоваться. Молодой без перчаток, а у Спада дурацкие рабочие рукавицы, в которых все равно ни фига не унесешь. Хватит с них компакт-дисков, по пабам сливать.
– Ладно, можете взять си-ди.
– Да, у него большая фонотека. – Спад пошел на попятный. – И еще видео…
Я прошелся по хате. Спад совсем опустился, тупой наркот. Голли подтусовывал с его дружком – Мэтти Коннелом. Я ему говорил, чтоб он с ними не якшался. Наркотам нельзя доверять, а уж работать с ними – ни в коем случае. Какие есть правила – все нарушили. Начиналось все чин чинарем, но довольно быренько все схуиебилось. Мы пошли на второй этаж, и на лестнице я догнал Спада. Да, наркотам доверять нельзя, и Спад тому живое доказательство. Чувак из их тусы кинул его и всех своих дружков. Они сбывали в Лондоне крупную партию герыча, и тот срулил со всеми бабками!
– Я слыхал, Рентон вас опрокинул, чувак. Тебя, Бегби и Больного, так мне говорили. Как так получилось?
– Ну дык… уже пару лет прошло. С тех пор я его не видел.
– А как там остальные, Больной как?
– Он остался в Лондоне. Месяц назад приезжал проведать маму, пару раз бухнули.
А мне не позвонил, сучонок. Все равно мне Больной всегда нравился.
– Понятно. Как увидишь, передай ему наше с кисточкой. Больной – охуенный чувак. А Франко как, все сидит?
– Ну дык. – Видно, что Спаду не по себе от одного только упоминания этого имени.
Ну и отлично, думаю, там Франко самое место. Не знает чувак, когда лезть на рожон. Он либо завалил бы кого-нибудь, либо его мочканули, это факт. Хуже Дойла, такой чувак. Однако меня больше интересует содержимое этого дома, нежели то, что у мистера Бегби в голове. Звуковая система и усилители – произведение искусства. Телик – тоже. Семья музыкальная – в подвальной комнатушке две скрипки, труба и орган «Хэммонд» в придачу. У детишек – компьютерные игры и два новеньких велосипеда. В спальне полно ювелирки, но стоящих – только пара вещиц. Два антикварных столика уйдут через Пизбо за город, к одному мутному скупщику. Компакты и винил – херня, пусть забирают Спад с малым. Загонят, купят дерьма, на ложке поджарят, пустят по венам – все дела.
На очереди следующий этап: вынести товар из дома, загрузить в вэн, отвезти на базу. И меньше всего я хочу, чтоб Спад и молодой проследовали за нами; место, на минуточку, тайное, секретный склад, а с этими пиздливыми упырями на хвосте он долго не протянет.
– Спад, а почему вы микрик во двор не загнали?
– Думали, что он будет виден из соседнего дома.
– Ни фига, деревья прикрывают, – сказал я, зайдя в большую спальню. – Вы же не собирались тащить все это хозяйство через главный вход?
– Нет, одна ходка с вещмешками, набитыми до отказу, – ответил Спад и с надеждой взглянул на меня, – крупный габарит нам хранить негде.
Пусть даже не мечтает. С наркотами работать нельзя.
– Прости, дружище, тут я тебе ничем не помогу. Зато компакты и видео у вас и в мешки поместятся.
Я посмотрел на него в ожидании, что он поднимет вонь, но он в полном ахуе. Да и качать права – не в его манере. Отличный парень, но слишком мягкий, вот в чем его проблема. Поэтому все на него кладут. Грустно, но правда. Он сел на кровать с медной рамой.
– Чувствую себя прескверно…
– Обезьяна на загривке дает о себе знать? – говорю, а сам прочесываю бельевой шкаф. Есть шикарные шелковые трусики.
– Ну да… – Спад поежился и попытался сменить тему: – И надолго они отсюда свалили?
– На две недели.
Спад уже лежит на кровати, ноги поджал, дрожит, потеет.
– Старик, а может, мне здесь потусоваться на спокойствии…
– Да ладно, приятель, здесь нельзя оставаться, – едва не рассмеялся я.
Спад тяжело задышал.
– Послушай, чувачок, я подумал, что здесь я как раз мог бы слезть с герыча… приятная обстановка… спокойствие… всего на пару дней… спрятаться от всех, отсидеться, переломаться по-сухому…
Да, чувак витает в облаках.
– Как пожелаешь, Спад. Только не думай, что я составлю тебе компанию. Я должен делами заниматься, босс.
Я вышел, спустился по лестнице, волоча весь скарб, который смог унести. Я хотел слить поскорее от этого ебанько и отсюда вообще. Алек весь заляпанный, до сих пор пахнет жидким калом этого молодчика, его по всему дому уже растаскали. Сначала он пытался отмыться, но теперь добрался до бара и сидит тянет виски. Это мне уже поперек горла.
– Ну и че, пьянь, прикажешь с тобой делать?
– Поправился немножко, – запыхтел Алек, стараясь выпрямиться в мягком кожаном кресле. – Пропущу малыша, будет потеплее, – залыбился он и посмотрел на молодого, который шарил по видео и компашкам. – Пусть парень поможет тебе с погрузкой, это небольшая компенсация за то, что он меня засрал всего!
Малой, конечно, обломался, но тут нашел «Бешеного быка»[33] и аж просветлел.
– А можно я этот фильм себе оставлю?
– Посмотрим, приятель, а теперь подсоби-ка мне с телевизором, – сказал я. Радости ему мало, но он схватился за край, и мы вышли через кухню, стараясь не вляпаться в жидкий кал. – Тебе никто не говорил, что срать можно в последнюю очередь, когда все, что ты хотел стырить, уже упаковано?
Он такой, как будто его не касается.
– Кроме того, нельзя срать на дороге к отступлению. А что, если шухер, – предостерегал я малого.
Парень оказался работящий, отличный гуртовщик, и вскоре мы загрузили вэн под завязку. Бедный хуйкин. Раньше, когда для рабочего люда было полно мест и физический труд был в почете, он бы вкалывал себе на складе, пока не навернулся бы, затаскивая мебель в хату какого-нибудь жирного осла. Был бы законопослушным гражданином. Теперь, если не считать самоубийства, преступление для таких, как он, – единственный выход.
Уголком глаза я зацепил два ковра на стене. Я знаю, есть такая придурь у жирдяев, с другой стороны – они, должно быть, стоят немало. На стену повесили, значит не хотят, чтоб по ним ходили. Выглядят они очень качественными, так что я свернул ковры, пока сучка Алек напихивал целый вещмешок бухла. Как он стал бухать – это уже за гранью, это уже не смешно. Если б ему удалось забраться в Форт-Нокс, он бы ломанулся мимо золотых слитков к тумбочке, где один из охранников припрятал выпивку.
– А где Дэнни? – спросил малой.
Я почти забыл – это ж так Спада по-настоящему зовут.
– Наверху, худо ему, – сказал я и указал на край свернутых ковров: – Подсоби-ка, приятель.
– Ладно, – согласился он, прихватил свой край и осторожно улыбнулся: – Простите, что насрал на пол и все такое. Меня так вперло, что мы сюда забрались… я просто не мог удержаться.
– Первый раз это все делают, обычно посреди комнаты. Присутствие кала на полу – верный знак, что работал новичок или дилетант.
– Дэнни… э, Спад тоже так говорил. Интересно, а почему так?
Споры об этом домушники ведут с ветхозаветных времен.
– Некоторые считают, что это проявление классовой войны. Типа, вот вы сколько нажили, зато мы вас сделали, суки. Но я так считаю, что это скорее обмен информацией.
У молодого опять ебло скривилось. Да уж, на НАСА в области дизайна ему никогда не работать – железная истина.
– Ну это как оставлять что-то взамен того, что взял. Вот, например, не любим мы подавать нищим на улице, даже если бабок у нас полно. Считается, что транзакция, в ходе которой один дает, другой получает, не может принести удовлетворение. Меня, впрочем, это никогда не парило, коль скоро я был на месте получателя. В общем, да, есть такое мнение.
Чувак закивал, но по нему видно – не понял.
– Ну хочется тебе оставить небольшой презент, свою визитную карточку, – объяснил я, изобразив звук пердежа.
Малой засмеялся – вот это его уровень.
– Вот что я тебе скажу, приятель. Тебе надо подумать над диетой. Если хочешь остаться в игре, ешь поменьше грубой пищи и чуть больше железа. И постарайся перейти со светлого на «гиннес».
– Точно, – сказал он с таким видом, будто это действительно может серьезно помочь в карьерном росте.
Алек, пошатываясь, подошел к вэну с мешком, оттянутым под весом бутылок. Я подхватил старого бомжа и попытался запихнуть его на переднее сиденье «транзита» – за руль. Не так-то просто это ему дается, и в мешок он вцепился так, будто тот полон королевских драгоценностей. Наконец забрался.
– Может, я поведу? – спросил я, он-то уже в нули.
– Не-не, я в порядке…
Я зашустрил: захлопнул задние двери вэна и отпер ворота. Малой сначала стоял смотрел на все это, а потом спрашивает:
– А как же мы со Спадом? Когда подскочить за долей?
Ну и придурок. Я рассмеялся, сел в машину и взял с торпеды «Дейли рекорд» недельной давности.
– Ты кто по знаку зодиака?
Он вылупился и говорит:
– Э… Стрелец…
– Так, Стрелец, – говорю и делаю вид, будто ищу в газете. – Активность Урана принесет вам благополучие, особенно если вы прислушаетесь к советам более опытных коллег по работе… такие дела, приятель! А вот еще: вложения в компакт-диски и видеокассеты принесут вам наибольшую выгоду в текущий период, а сбыт этих товаров по окраинным пабам за наличную валюту – наиболее успешное и ненапряжное занятие.
– Э…
– В газете написано, что ваша доля все еще в доме. Видео и все остальное – это же целое состояние! Не говоря уже о си-ди.
– Но… – запнулся он.
– Мы же сами себе глотки режем, приятель! Весь товар, – я кивнул на багажное отделение, – нам же придется его где-то прятать. Нас могут выследить. Мы берем на себя все риски. В следующий раз, когда увидимся, я угощу тебя кружкой пива и закуской, за то что ты нам помог.
– Но…
– Никаких «но», приятель. Пойди покидай компакты и видео в мешки и поторопись, а то вам пиздец!
Он постоял минуту, подумал и поплелся назад. А мы рванули по дорожке и на улицу.
– Придурки, – засмеялся я.
Алек дыхнул на меня, несет от него даже хуже, чем обычно.
Вэн этот чем-то напоминает Алека. Он хоть и полон всякого добра, но сам хрипит и на ладан дышит. Алек повернул слишком резко, и сзади что-то затрещало, значит не так уж мы все хорошо запаковали, как мне казалось.
– Ебать мой хуй, Алек, езжай помедленнее или пересдай на права! Не хватало нам копов на хвосте. Соберись!
Это его, похоже, немного протрезвило, но когда мы въехали в промзону, он погнал по обочине, и сзади опять что-то хрустнуло.
На этот раз я решил ничего не говорить. Белки у него пожелтели – и это нехороший знак. Теперь он в любой момент может начать отмахиваться от воображаемых демонов. Мы добрались до склада, заехали внутрь и разгрузили товар. Таскал-то все преимущественно я, а Алек стонал и потел и проблевался дважды. Все стеллажи заставлены до потолка, как на складе уцененных товаров.
– У нас почти не осталось места, Алек, надо будет что постарее отвезти в Пизбо.
– У него магаз забит до отказу, – сказал Алек, усевшись на большой «маршалловский» комбик.
Как меня все это подзаебало.
– Это просто смешно, Алек, получается, что мы работаем только для того, чтоб оплатить аренду склада, до отказа забитого товаром, который мы даже не можем сбыть.
– Проблема в том, Терри, – Алек закашлялся, – что теперь если электротехнику держать полгода, то потом ее никто не хочет покупать… она устаревает… товар обесценивается… новые технологии, все такое…
– Я знаю, но свежий товар по магазам распихивать нельзя, копам нужно будет проследить путь всего лишь одной вещицы, кто-нибудь запаникует, расколется, и тогда нам хана.
– …все меняется… устаревает… технологии…
Считается, что люди стучат либо по злобе, из подлости, либо из личной выгоды – но это все миф. Может, это и верно, когда речь о крупных преступлениях или, наоборот, о бедняках, которые из сил выбиваются, чтобы как-то скрасить свой быт, и какой-нибудь мерзкий ублюдок все им портит. Для таких, как мы, – главная опасность в тупоголовых уродах, которые сдают чисто по дурости. Сами того не желая, они распускают язык в пабе, а в комнате для допросов садятся на измену. Опытному копу расколоть таких несложно.
– …все меняется… товар устаревает… очень быстро… худо дело… – вещал Алек, – а будет еще хуже…
Это точно. Когда свяжешься с ни на что не годным алканом, в этом можешь быть уверен на все сто.
Карл Юарт
Ich bin ein Edinburgher[34]
Вся туса в сборе: я, Джус Терри, Голли и Билли Биррелл, только при сборке произошел какой-то сбой. Мы приехали в Мюнхен на Октоберфест, но вскоре нам пришлось удалиться с поля празднеств, потому что ситуация стала развиваться вопреки намеченному плану.
Да, каждый вечер мы нажирались, как крысы из сточной канавы, чем, собственно, и планировали заняться в ходе этой увеселительной прогулки. Официальная цель путешествия – съехать с таблов на пивко, перестать жрать экстази, которым мы слишком увлеклись дома. Это была отчасти моя идея; с тех пор как я стал серьезно заниматься диджейством, я полностью погрузился в ночную жизнь, что открыло мне широкий доступ к препаратам. Не то чтоб от них был какой-то вред, но такого кайфа без расплаты тоже не бывает, поэтому мы решили съехать на время, перейти на бухло, ну а там посмотрим.
Смотреть, конечно, было не на что. Все вернулось к тому, что было до экстази: махаться рвались все, а телку склеить не мог никто. Результат был вполне предсказуем, но здесь-то весь город – одна сплошная телка. Уж если здесь тебе никто не дает, можешь спокойно взять бритву, отрезать хрен на хрен и съесть как деликатес. Дело вот в чем: хоть все мы и выросли на бухле и вся наша культура насквозь пропитана пойлом, мы уже слишком отвыкли от такого времяпрепровождения.
У каждого из нас, конечно же, было свое расписание. Когда компания подонков едет на двухнедельный бухач – это не так-то просто, как может показаться со стороны. У Билли был намечен бой, он думал оторваться от клубной жизни и сохранить форму. Его менеджер, Ронни Алисон, очень не хотел отпускать его, когда до важного мочилова оставалось всего два месяца, но он сделал неверный ход, сказав Билли «нет» напрямую. Билли может быть своенравным до твердолобости, и если скажешь ему «сахар», он ответит «хуй». Ронни он именно так и сказал.
У Джуса Терри – свои тараканы. Он от бухла и не отрекался, и Великая Чистая Надежда Продавца Прохладительных Напитков не позволила ему с головой уйти в новую клубную экстази-культуру, как это произошло с нами. Октоберфест для бухариков, что Ганг для индуистов или Лурд для католиков, и Терри был полон решимости окунуться в лечебные воды «штайнера». В общем и целом можно сказать, что Терри Лоусон был движущей силой этого праздника.
Энди Гэллоуэй, как обычно, плыл по течению. С Голли, как ни крути, ничего хорошего не получится. Еще до отъезда на него навалилась увесистая куча проблем. Голли – хороший парень, которого просто преследуют неудачи. Если кто и заслужил отпуск – так это он.
Ну а я? По правде говоря, меня все устраивало. Как муха, попавшая в самый ядовитый, наивкуснейший в мире кал, я барахтался по музыкальным магазинам и заценивал пласты с евротехно. Техносцена переживала бум, и в этом был мой главный интерес. Мы провели здесь уже почти неделю, и большую часть дня я ходил по магазинам, заценивал пластинки. Но однажды мне удалось ускользнуть, и я посетил пару клубов вместе с Билли, который очень уж хотел притормозить с выпивкой. И хотя Голли и Терри так толком и не заметили нашего отсутствия, таблеток мы все равно не хавали, соблюдая наш сугубо синий пакт, Господь Всемогущий тому свидетель.
Сам пивной фестиваль – это было что-то с чем-то. Безудержный, обрывающий путы запретов Содом и пропитанная алко Гоморра. Наша тяговая сила все еще оставляла желать лучшего. У нас были две основные проблемы: первое – это то, что мы утратили способность впаривать все эти коды и инсинуации, которые составляют суть любого пьяного яйцеподката, а более открытый таблеточный бред казался здесь неуместным. Второе – мы просто разучились пить. Мы набухивались до бесчувствия, прежде чем сами это осознавали. В акклиматизации к новому статус-кво и прошла первая неделя. Случались, конечно, встречи на сексуальной почве; так, в первую же ночь я собрался было отфачить бельгийскую птичку, однако был настолько бухой, что нормального стояка не вышло, пришлось кабаку полувялую на клык бросить, в общем – минет с гондоном и хиленький оргазм. В другой раз Терри бухой в сраку так увлекся прелюдией, что загипнотизировал сам себя и рубанулся, заставив бедную фрейлейн искать свечки. Голли и Билли, как ни странно, даже до этого не дошли. Все это навело меня на мысль, что сколько ни говори о колониальной эксплуатации, разграбленной экономике, иммиграции, но реальная причина низкой численности населения Шотландии в одном: все так набухиваются, что просто не стоит.
Все идет к тому, что к концу отпуска на нашем счету будет больше гостиниц, в которых мы жили, чем телок, которых мы отфачили. Сначала мы загрузились в турецкий мини-отель с узенькой лестницей, ведущей в просторную комнату с двумя двухъярусными койками. Внизу помещался маленький бар, и, когда мы вернулись с фестиваля убитые в дугу, я стырил с прилавка бутылку «Джонни Уокер Ред Лейбл». Мы завалились на наши нары и пили, пока не вырубились.
Потом помню, как меня разбудили упыри-турки, которые вломились в нашу комнату, орали и поносили нас, и один прошел в туалет. А случилось вот что: Терри проснулся ночью посрать, но вместо толчка нагадил в биде. Я думал, такие только во Франции ставят, но в этой ночлежке оно почему-то присутствовало. Короче, Джус в итоге понял, что насрал куда не следует, и, прежде чем рухнуть на матрас и вырубиться, включил кранчик, чтобы смыть какашки. Кал застрял в дырочках, вода пошла наружу и залила комнату под нами, где некая парочка собиралась мирно и вдоволь пожариться в свой медовый месяц, вместо чего на них шматами падала влажная штукатурка и лились каловые воды Терри.
Нас вышвырнули, мы оказались на улице с набитыми впопыхах сумками.
– Грязные английские ублюдки! – крикнул нам турок.
Билли хотел было поспорить насчет «английских», но Терри сказал:
– Похуй, Биррелл, сожрем. Что мое – то мое, – бросил он турчонку с деланым английским акцентом, и мы поплелись по улице.
Было около пяти утра, мы еще бухие, в полном пердимонокле. Мы доспали на вокзале и провели весь следующий жалкий день в похмельном шатании в поисках новой хаты.
Ситуация не располагала к разборчивости, что дают – бери, но новые места были пиздец как дороже. Голли ныл, что он на мели и не может себе этого позволить, но остальные решили, что в бурю – любой порт свой.
Билли всю дорогу твердил, что надо устроиться, именно так – устроиться.
– Мне нужно устроиться, у меня же бой на носу, – скулил он.
Его скулеж настораживал больше всего, ведь Биррелл особо никогда не жаловался. Он принимал все как есть.
Основную ответственность за турецкое наводнение все возложили на Терри, и спорам не было конца. На следующий день за завтраком мы все еще переругивались. Мне надоели все эти ссоры, и я отправился прогуляться и посмотреть новых пластинок. Нашел превосходный магаз, в углу здесь стояли вертушки с наушниками. Первый же выбранный мной трек я проиграл трижды. Не мог решить. Начало вроде четкое, что надо, но потом все как-то рассыпается. Не-а. Второй – просто угар, выпущен на бельгийском лейбле, о котором я никогда даже не слышал, не то чтоб мог произнести его название. Все наращивает и наращивает, сучка, а потом затихает немного, снимает пару слоев, чтобы снова закрутить гребаный вихрь. Отличный трек, чтобы с ходу расшевелить танцпол. Лучший на свете. Потом нашел на том же лейбле еще одну невьебенную тему и безумный трек со спецэффектами, который, если срезать басы и выкрутить верхние, когда он доходит до ровного апогея, потянет на саундтрек к концу света.
В магазе я разговорился с чуваком, который флаеры разносит. Его зовут Рольф, он, должно быть, наш ровесник или чуть моложе: смуглый такой тусовщик с хитрой улыбочкой. На нем футболка с логотипом немецкого технолейбла. Немчура вся так свежо да бодро выглядит, и не скажешь точно, сколько им лет. Он рассказал, когда и где будет вечеринка, и вытянул для меня несколько треков, один из которых – беспредельный забой, в общем, его я тоже взял. Вскоре в магазине появилась четкая телочка, стройная длинноволосая блондинка в футболке без лифчика, она пришла встретиться с Рольфом.
– Это Гретхен, – представил он.
Я хлопнул ее по ладошке и сказал «привет». Перед тем как уйти, Рольф записал мне свой номер. Смотря им вслед, я подумал, что хорошо, если у этой телочки есть сестра или похожие на нее подружки: пизденки бундеслиги, как сказал бы Терри.
Я заценил еще несколько пластов, а потом зацепился языком с Максом – продавцом и его корешами. Мы говорили о музоне, и чуваки проявляли тот же искренний интерес к происходящему в наших клубах, что я испытывал по отношению к местным. Суть в том, что хоть мне немного и стыдно, но обсуждать музон, врубаться, кто что слушает, впитывать, че к чему, на сегодня мне нравится больше всего. Для меня это высшая форма наслаждения, если не считать сет за вертушками. Конечно, мне нравится тусоваться с парнями, но теперь все как-то подуспокоилось. Да, мы можем собраться вместе, посмеяться, но ночевать за пазухой друг у друга совсем уже необязательно.
В общем, большую часть дня я провел в магазе. С музыкой такая тема, что, если ты действительно врубаешься, в какой бы точке Земли ты ни оказался, через пару часов найдутся люди, которые покажутся тебе давно потерянными и вновь обретенными друзьями.
Конечно, Не Слишком Тощий Лоусон все твердит, что нужно держаться всем вместе, но только тогда, когда это нужно ему. Лишь мелькнет какой-нибудь пиздоинтересик, его и след простыл. Так и сегодня утром он хотел, чтоб мы все тусовались вместе, пока не настало его время разнюхивать, че как. В этом весь Терри: понравится ему телочка, официантка в пабе или продавщица в магазине, он начинает ее донимать, пока она не согласится с ним выпить. Стыдно ему не бывает, и, судя по всему, он наметил себе уже несколько жертв. Терри переносит одиночество только в компании телевизора. Билли решил вернуться и потренироваться, а Голли хотел продолжить бухыч.
Понятно, что, когда я вернулся в гостиницу под вечер, Терри не было, Билли нарядился в спортивный костюм и отправился на пробежку, а Голли поддатый сидел на балконе с пакетом из фаст-фуда.
– Превосходный эль, – театрально промурлыкал он и вперил в меня свои фонари. – Понимаешь, если я буду платить за эту хату, то денег на выпивку в баре у меня уже не останется.
Это, конечно, не тема, если он так и будет набухиваться дома. По мне, в отпуске так не пьют, но если ему нравится – дело его.
Вечером мы решили предпринять вылазку в студгородок, провести инвентаризацию прямо на месте естественных залежей. Сели на «У-бан» и доехали до станции «Университет» просто потому, что на этой остановке сошла большая часть попутных пташек. Мы прошлись немного и засели в итоге в месте под названием «Шиллинг-салун». В большом баре стояло множество столов для пула. Место было очень характерное, пожалуй даже слишком. Какой-то немецкий пацаненок рассказал нам, что это пивная Гитлера – он был здесь завсегдатаем, когда впервые переехал в Мюнхен.
Короче, там мы и набухивались потихоньку, только теперь вдали от обезумевших фестивальных толп[35] просто сидели себе в старой пивнухе Адольфа. Довольно быстро мы перешли на стаут, только Билли притормаживал, помня о предстоящем поединке. И конечно же, Джус Терри выдавал бедняге по первое число.
– Да ладно тебе, Биррелл, вояка гребаный, ты же вроде как в отпуске. Давай для поднятия настроения, – говорил он, с презрением глядя на апельсиновый сок Билли.
Тот лишь улыбнулся.
– Позже, Терри. Приходится следить за собой. У меня, между прочим, бой через несколько недель. Ронни Алисон взбесится, если я не буду поддерживать форму.
– Вы его послушайте. Прямо портрет кисти Рембрандта. Хуй его с холста стянешь, – рассмеялся наш кудрявый кавалер.
– Не гони, Терри. Меня еще ни разу в жизни не укладывали, а будь ты моим тренером – уж я бы навалялся, – отпарировал Билли и взглядом дал понять, что разговор окончен.
Это правда. Мы все гордились Билли. Ронни Алисон предостерегал его, чтоб он держался подальше от нас – от выпивки, клубов, футбола, – но Билли по хуям его предостережения. Такой вот он, Биррелл. Он мог принять удар и ответить на него, не то чтоб это слишком часто случалось с его заторможенностью. Полагаю, я уже давно взял на себя роль его ходячей совести, потому и встрял.
– Ты прав, Билли, не парься, – подбодрил я его и повернулся к Терри: – Ты же не хочешь, чтоб Билли рисковал ради пары кружек. Проблема нашего отпуска вот в чем, – продолжил я, – слишком много пойла и никакой ебли.
Все равно меня никто не слушал. Терри с Билли вовсю гоняли шары, а Голли заценивал девчонок, что работали за стойкой.
Читать бесплатно другие книги:
