Клей Уэлш Ирвин
Шерон посмотрела на Ларри:
– Нас в клуб не пустят, если мы упоротые придем.
– А че, на стены пялиться у клабберов сейчас самая попсовая тема. В «Фейсе» писали, – хмыкнул он.
Мюриел попыталась снять с Фила футболку, но он отпихнул ее, что, естественно, отозвалось ему еще большими мучениями.
– Ты потерял много крови, – настаивала Мюриел, – тебе нужно в больницу. Я вызову «скорую».
– Нет, – прохрипел Фил, – никаких больниц, никакой «скорой». – Он обильно потел, особенно на голове. Пот скапливался в капельки, покрывавшие лицо.
Ларри согласно кивнул.
Это был тот социальный слой, где любые государственные службы, даже те, что приходят на помощь в критических ситуациях, вызывают инстинктивное недоверие. Никакой полиции. Никакой «скорой помощи», пусть даже он кровью истечет. На простыне проступило пятно побольше. Я мог представить себе Фила в пылающем доме, как он орет в окно: «Никаких пожарных!»
– Но ведь тебе нужен врач, – сказала Мюриел и тут панически затряслась, а Шерон принялась ее успокаивать.
– Не истери, это может Филу отозваться… – Шерон повернулась к Филу, который все смотрел перед собой, прижимая к пузу простыню, – прости, Фил, ты же знаешь, о чем я, если она запаникует, ты тоже станешь волноваться, у тебя повысится давление, и кровь потечет еще сильнее…
Ларри снова кивнул:
– Вот именно! Сама подумай, Мюриел, ты все только портишь, – прорычал он. Он собрал свое хозяйство и повел меня в соседнюю комнату. – Пиздец как заебали. Есть такие, которым уже ничем не помочь, – сказал он, как доведенный до ручки социальный работник.
Когда он снова спросил, я все-таки решил вмазаться. Не то чтоб я согласился, я просто не мог сказать «нет», точнее – сказать «нет» и настоять на своем. Тело похолодело, мысли стали разбегаться, принимая все более абстрактные формы. Сдурил я, конечно: всю ночь пробухал с Терри и теперь был не в лучшей кондиции для торча.
Когда Ларри принялся варить, я процедил: «Так, догнаться только», но прозвучало это глупо и бессмысленно.
И вот я уже нахлопываю вену. Ларри ввел иглу. Как только герыч сделал оборот по кровеносной системе, меня нешуточно накрыло, я потерялся и вырубился.
Я думал, что был в ахуе всего несколько минут, но Мюриел уже трясла и хлестала меня по щекам, и когда я выплыл, ей определенно полегчало. Я почувствовал запах и тут же увидел блевоту у себя на груди. Ларри сидел смотрел фильм с Джеки Чаном.
– Вокруг одни легковесы, – невесело хихикнул он, – а говорил, что говном нормально втираешься.
Я попытался что-то сказать, мол, давно не втирался, но в горле запершило застрявшей и присохшей уже рвотной массой, и я кивнул Мюриел на стоявший рядом с ней стакан воды. Я стал пить и сначала чуть не поперхнулся, но это мне не досаждало, наоборот, глоток воды прошел медленно и мягко, лаская горло и легкие: герыч делал свое дело.
Шерон сидит на диване и гладит меня по голове, зарываясь пальцами в волосы, потом начинает массировать мне предплечья, как будто я в таблах.
– Ты плохой мальчик, Эндрю Гэллоуэй. Ты только что заставил нас как следует поволноваться. Правда, Ларри?
– Ну, – рассеянно буркнул Ларри, не отрываясь от ящика.
Я даже хихикнул, просто представив себе Ларри, который заботится о ком-то, кроме себя.
Так примерно с час я провалялся на волне, подрубался и выныривал. Пальчики Шерон обрабатывали мне плечи и шею, а голос Ларри то вплывал в звуковое поле, то выплывал, как слабый, захлебывающийся радиосигнал.
– …этот герыч – лучший… наваришь, если поможешь распихать… все теперь боятся СПИДа, но если соблюдать меры – можно не париться… замешали говно со спидком… только не таблы, ну их на хуй… Фил решил, что он шибко борзый… стал имена называть… не люблю, когда начинают бросаться именами и ждут, что ты сейчас ветошью прикинешься… говорил там о Дойлах… этой Катрионе… я сказал ему, что знаю Франко и Лексо, так что пусть идет со своими Дойлами… потом он начал пиздеть о деньгах… какого хуя… все с ним вроде в порядке… думает, что Мюриел его пожалеет и подпустит жирную скотину поближе к своей заднице…
Шерон ушла и вернулась в новом наряде, вышагивая передо мной, как модель на подиуме. Он надела белые слаксы поуже и топ в черно-белую полоску. Я сделал усилие, чтобы поднять большой палец. Она пошла в кухню, а Ларри все бубнил о своих последних жертвах и учиненных над ними зверствах в удивительно мягкой, успокоительной манере.
– …та телка, в Диконе… думает, что может задразнить любого до стояка… не на того нарвалась… сыпанул ей пару кристаллов в водчонку, вот тут-то она зажгла… ха-ха-ха… у меня остались фотки с поляроида… вывесим на автобусной остановке возле магазов, если будет выябываться…
А меня не колышет. В этом-то и прелесть. Все похуй.
– …ароматней пизденки не видал… я ей говорю, ты че, воще никогда пизду не моешь… а твой дружок, Голли, этот Джус Терри… сука, скажешь, он не охуевший…
Мюриел вбежала с криком, за ней, грохоча и спотыкаясь, ввалился Фил. Лицо белое от страха, сам шатается, на простыню вовсю хлещет кровь.
– Я отвезу его в больницу, – сказала она.
Ларри, к моему удивлению, поднялся.
– Поехали. Будем держаться вместе. – И пропел: – Знай, мы построили стену-у-у, чтоб любить друг друга ве-е-ечно…
Я хотел было отписаться, но Ларри схватил меня за руки и вытянул.
– Надо послушать, что они там скажут в больнице… чтоб не заложили, если что… – буркнул он.
Мы все затолкались в машину, припаркованную на Монтгомери-стрит. Шерон за рулем, Фила усадили рядом с ней, остальные сзади. Ларри в полном объебосе. Перед выходом он догнался и теперь нещадно рубится.
– Главное, не спиздните чего лишнего… – сказал он, отъезжая.
– Постарайся пробраться закоулками, Шерон, – сказала Мюриель, сжимая в руках «Карту Эдинбурга» Бартоломео. – Еще не хватало, чтобы нас застопорили с вагоном упорытых.
Когда Шерон тронулась, Фил стал паниковать, чего не было раньше.
– КАКАЯ СУКА ЭТОТ УАЙЛИ! – заорал он. – ПОВЕРИТЬ НЕ МОГУ, ЧТО ОН МЕНЯ ПОЧИКАЛ!
Я был в том состоянии, когда не можешь быть уверен, подумал ты это или сказал:
– Поверь.
– НЕ МОГУ… – брызгался Фил. Он повернулся на сиденье и сунул крепким кулачиной Ларри по роже.
Ларри проснулся и жалостно так прогнусавил:
– Это еще что такое?
Мюриел оттолкнула Фила и взяла его за плечи.
– Фил, ебаны в рот, сиди спокойно, ты истекаешь кровью, – взмолилась она.
– Полнейший беспредел, – сказала Шерон.
– Постарайся не двигаться, – упрашивала Мюриел, – мы скоро уже приедем. И помни: Ларри закладывать нельзя.
– Да я в жизни никого не закладывал, – взвизгнул Фил, – но этот… сука… – Фил повернулся и снова предпринял попытку отлупить Ларри, на что тот отозвался лишь «да ладно тебе» и засмеялся.
Однако Фил уже начинал выходить из состояния шока и бодро наскочил на Ларри. Он повернулся и дал ему в поддых. Ларри согнулся, как тряпичная кукла, а голова откинулась назад от удара. Он походил на собачку-болванчика, что ставят в машину.
– Ну хватит, Фил… Достаточно… – почти сразу отреагировала Мюриел.
Я засмеялся. Глаз у Ларри раздулся и стал похож на подгнивший овощ.
– ОХУЕВШИЙ… СУКА… – пронзительно закричал Фил, а Шерон подхватила: «О-о-о-о», когда кровь реальным потоком хлынула ему на колени.
Когда мы въехали во двор больницы, он рухнул на Шерон. Она остановилась метрах в пятидесяти от подъезда. Мюриел не смогла его поднять и рванула через бетонную площадку. Ларри в полном оцепенении повалился мне на колени.
– Охуенное дерьмо, Голли… нечего сказать, – промычал он, повернувшись ко мне вытянутым еблом.
Явились парни из «скорой помощи», вынули Фила из тачки и увезли. Они как следует поеблись, перекладывая его с земли на тележку, хоть и сложили ее почти в ноль. Я рыкнул на Мюриел, и она вернулась, отмахнувшись от санитара, который указывал в сторону приемного покоя.
Она села рядом с Шерон, та ловко развернулась, и мы укатили.
– Куда едем? – спросила она.
– На пляж, – предложил я, – в Портобелли.
– А я хочу в клуб, – заявила Шерон.
– Устраивает, – отозвался я, вспомнив, что хотел попушерить в клубе Карла Юарта, надыбать бабла на Мюнхен.
– Да нас таких ни в один клуб не пустят, – усмехнулась Мюриел.
– Да ладно, «Флюид» – это клуб моего друга, во «Флюид» пустят, – пробормотал я.
Ларри, все еще лежа у меня на коленях, поднял голову, сжал кулак в салюте и шумно выдохнул:
– Клубииииться!..
Ограничения
Ларри так и не прошел мимо здоровяков на входе, и Мюриел отвезла его домой. Нас с Шерон пустили только потому, что я друг Карла, а она со мной. Я был упорот, и клубеж меня не особо интересовал. Какое-то время со мной говорил Билли, и Терри, кажется, сказал что-то про пивной фестиваль. Шерон отвезла меня домой. Помню, как она положила меня в кровать, а потом легла сама. Ночью у меня встал, и я даже не смекнул. Она, должно быть, почувствовала, как он в нее уперся, потому как проснулась, стала играть с ним и сказала, чтоб я ее трахнул.
Когда она стала целовать меня взасос, на минуту мне показалось, что я – это не я. Но довольно быстро я вспомнил, кто я такой есть. Я сказал, что не могу, не из-за нее, дело во мне. Презерватива не было – я просто не мог. Сказал ей еще, что она якшается со всякой шелупонью, включая меня самого, что достойна она лучшего и что надо с этим разобраться, а она крепко меня обняла.
Она отодвинулась, и стало видно ее взмокшее лицо.
– Это ничего… не важно. Я, типа, догадалась. Я думала, ты знаешь: у меня та же история, – сказала она с игривой улыбочкой.
В ее глазах не было страха. Вообще. Как будто она говорила о масонской ложе какой-нибудь. Меня переклинило. Я встал, прошелся, сел скрестив ноги на стул и вперился в арбалет на стене.
Терри Лоусон
Внештатники
На бирже труда не такой мрак, как в собесе, говорят одни. Другие с ними не соглашаются. Полемика эта носит сугубо теоретический характер, потому что, по мне, так это одна хуйня; сборище упырей, которые хотят совать свой грязный нос в твои дела. Да, эти ублюдки вызвали меня, так что пришлось переться на Касл-Терасс. Прибыл как штык ровнехонько в назначенное время. Внутри толпа народу. Пиздец как на стойло похоже. И вот сел я на красный пластиковый стул рядом с такими же уебанцами и стал ждать, пытаясь устроиться поудобнее. Все они на одно лицо: школы, полицейские участки, тюрьмы, заводы, собесы, биржи труда. Везде, где перерабатывают бедняков: желтые стены, голубые лампы дневного освещения и доска объявлений с одним-двумя потрепанными плакатами. На таком плакате первое слово или знак обычно «Не…» и далее, чего не следует делать, либо же это сообщения, содержание которых бывает двух видов. Либо: мы, бля, с вас глаз не спускаем, либо: сдавайте нам своих друзей и соседей. То, что я сейчас читаю, развешано повсюду:
ЗНАЕШЬ, КТО УХОДИТ ОТ НАЛОГОВ?
ПОЗВОНИ,
ОКАЖИ НАМ ПЛАТНУЮ УСЛУГУ
Когда я приходил сюда в прошлый раз, была тут небольшая заварушка. Они подослали ко мне обуревшую корову, чтобы та вывела меня на чистую воду, но все вышло не так, как рассчитывали эти гондоны. Она принесла с собой целую кипу папок, предложила мне работу и предупредила, что, если я откажусь, они прекратят выплату пособия.
Волосы у нее были сухие и ломкие, на ней было платье с принтом. Ноздри ее подрагивали, своим клювом она выцепляла запахи, отождествлявшие меня с гопником с окраин: табак, пиво, что там ей еще наплели собственные предрассудки.
Я посмотрел на папки, а потом не спеша оглядел женщину.
– Я-то на самом деле искал работу на полную ставку, – объяснил я.
Надо отдать ей должное, ей хотя бы хватило вежливости принять слегка смущенный вид, когда она сказала:
– Эта должность и есть на полной ставке. Тридцать семь часов в неделю.
– Мммм… а чтобы торговать прохладительными напитками, такого нету? – спрашиваю. – Я просто всю жизнь продавал соки, развозил их по домам. На грузовичке, знаете?
– Нет, мистер Лоусон, – холодно отрезала она, – мы уже сто раз об этом говорили. Вы больше не будете продавать сок, как вы это называете, с грузовичка. Розничная продажа прохладительных напитков сегодня осуществляется иными способами.
– Но почему? – спросил я и постарался оставить рот приоткрытым, после того как вопрос уже прозвучал.
– Потому что так удобней потребителю, – ответила она уже с высокомерным раздражением.
Высокомерная сучка, тупорылая – пиздец. Не догоняет ни фига, что я просто время тяну.
– Что ж, таким, как я, от этого не легче. Меж тем есть люди, которые до сих пор спрашивают меня, почему соки-воды больше не развозят по району… особенно старушки, которым не выбраться из дома.
В таком духе я протянул какое-то время, но она – ни в какую. Сказала, что я должен принять предложенную мне работу, и все тут.
Я просто не мог себе этого позволить, вот в чем дело. Решающую роль играл фактор времени, а не деньги, хотя бабки предлагались даже не смешные. Наполнять бургеры за семьдесят пять пенсов в час? Но хуже того – потеря времени: сидеть в забегаловке, когда на воле можно делать реальные бабки. У меня нет времени на благотворительность. Тридцать семь часов в неделю заниматься этой фигней? В пизду.
Но я был вынужден согласиться. Надо отдать себе должное, я даже ходил туда первые два дня. Моим напарником был парнишка, рожа вся в прыщах, от которых он не скоро избавится, работая в месте, где даже окна покрыты пленкой жира. Наряженные в форму, как пугала огородные, мы продавали бургеры борзым алканам, тупым студентам и женушкам с детьми.
Но недолго.
В воскресенье вечером я сидел в пабе напротив забегаловки. Базара нет, у меня было полно свидетелей, которые видели, что я сидел там весь вечер, и готовы были подтвердить, какое потрясение я испытал, когда в паб влетел взбудораженный Джорджи Маккэндлз и сообщил, что в новой забегаловке, которую они открыли на моле, случился пожар. Тут же, понятно, послышалась сирена, и мы вывалили на улицу с кружками в руках посмотреть на фейерверк.
Получше гребаного телика будет.
Большим сюрпризом было, что копы не прижали меня сразу же. Они довольно быстро приехали на место происшествия и засекли меня, когда я стоял на улице возле паба.
– Это моя работа, понимаешь, – сказал я одному из копов, типа, я убитый горем. – Что я теперь буду делать?
Это услышал Ральфи Стюарт и говорит:
– Да, Терри, теперь тебе только и остается, что на большую дорогу, такие дела.
Я пришел туда на следующий день. Там не осталось и камня на камне. По развалинам ходили менеджер с чуваком из головного офиса и клерком из страховой компании. Он сказал нам, что заведение закрывается и что мы должны идти обратно на биржу, вставать на очередь. Когда я пришел туда, старая квакалка не удержалась от намеков. Чудо-юдо несчастное, ей в итоге всыпали за превышение полномочий. Это самый грамотный подход: работаешь под простачка, они вписываются, расслабляются, а ты сидишь, киваешь на все, как дубина деревенская, вот они и начинают борзеть понемногу. Тут-то ты и вскидываешь оба ствола. Какие прикольные у них становятся ебла, когда они понимают, что их сделали, что не на того нарвались, что перед ними не лох какой-нибудь, которого можно обсчитывать, а он еще «спасибо» скажет, а реально крутой чувак, который своего шанса не упустит.
Так вот я и кивал как мудак, пока она говорила:
– Забавно, мистер Лоусон, но это уже второй случай, когда место, где вы только приступили к работе, сгорает дотла. – Она не смогла сдержать победной ухмылочки.
Бинго!
Я переключился на вторую. Я просто выпрямился, сфокусировался на ней и глянул на нее, как Биррелл на соперника перед гонгом.
– О чем это вы?
– Я просто хотела сказать… – Она вся засуетилась, сразу изменились взгляд, осанка, голос, интонации.
Я посмотрел на нее, облокотившись на стол.
– Я-то просто хотел сказать, что прошу вас позвать своего начальника и повторить при нем то, что вы только что сказали. Уверен, что полиция также заинтересуется подобным заявлением. Кроме того, я, конечно же, должен связаться со своим адвокатом. О’кей?
Тут она вся на говно изошла, потела, пукала, пускала слюни, сердечко ходило ходуном, а ебло горело, как свеженадраенная сантехника экстра-люкс.
– Я… мне…
– Позовите его, – холодно улыбнулся я, энергично-настоятельно постучал по столу и добавил: – Или ее. Как вам будет угодно.
Итак, она прижала уши и позвала начальника. К тому моменту коровища, понятно, была в полнейшем шоке: начиналось все так буднично, давила себе какого-то ослика с окраин, а обернулось все кошмаром, как в фильме ужасов. Пятно дисциплинарного, бля, взыскания на безупречной характеристике. С такими пятнами намаетесь, миссис, они такие въедливые, ваш «Ариэль» с ними ни хуя не справится. Дело в том, что, даже если это устное взыскание, на следующем заседании аттестационной комиссии про нее скажут: «Этой жирной сучке, конечно, хватит злобы и извращенности, чтобы стать достойным инспектором собеса, однако ей недостает одного важного качества – заботы о посетителе, не умеет она лизнуть, когда нужно. Бросим дуру неумную на рутинную работу, пусть заполняет бланки, пока не появится возможность отправить ее на пенсию или уволить по сокращению штатов».
Так вот сучка получила нагоняй, а я – на горшке вымученное письменное извинение:
Ув. мистер Лоусон!
Пишу, чтобы извиниться от лица Управления по трудоустройству за комментарии, которые, как утверждают, прозвучали в ваш адрес из уст одного из наших сотрудников. Мы признаем, что подобные комментарии не имеют основания применительно к расследованию по вашему делу и могли быть неправильно истолкованы.
Позвольте уверить вас, что по данному вопросу будут приняты все необходимые меры.
Искренне ваш,
Р. Дж. МиллерМенеджер
Вот Америка – это для меня местечко. Там любой может взбрыкнуть, подать в суд, написать заяву и сунуть под хвост обидчику, или, как они там говорят, отлупить по заднице. А здесь ты что получаешь за оскорбление чиновником? Письменное извинение, настолько равнодушное, что всякий смысл теряется. Подобные комментарии, ебать мой хуй. Даже со своим неполным средним я завсегда увижу, если кто по-английски писать не умеет. Так вот янки бы все разрулили. Там все держится на правах, а не на сучьей классовой системе, как здесь. Они б уже давно этих пидоров снобских на место поставили. То-то сучка кудлатая, взяла, бля, за щеку, и теперь думаешь, что можешь понадрачивать под столом свою высохшую щель, увидев, как в кабинет заходит парень с пропиской на окраине. Думаешь, я впишусь в игры с такой «госпожой»?
Найн, майн швестер, найн, потому что их бин ин Мюнхен очень скоро. Так что свой старый благовоспитанный язык попридержите за зубами, потому что перед вами человек светский в международном масштабе.
На Италии-90 я фачился за Шотландию. В Мюнхене я выступлю с той же программой. Стопудово.
В чем я оказался совершенно прав: копы этим делом не заинтересовались. Странно, что они не пошли прямиком на дом к Бирреллу, с его-то репутацией поджигателя. Хотя теперь это в прошлом, как он сказал чуваку из новостей, когда они раскопали его дело о поджоге: «Теперь я зажигаю только на ринге».
Я наведался на биржу на следующий день; надо же реноме поддержать. Но отдам должное этим гондонам, урок пошел им на пользу. Во-первых, за конторкой умытая телочка, которая позвала меня в свою будку, а во-вторых, она куда спокойнее, подход у нее такой, на мягких лапах.
– Со мной это уже в третий раз, – объяснил я ей, стараясь убрать с лица ухмылку. – В последний раз я только устроился, там сразу случился пожар. До этого я лишился работы из-за наводнения – прорвало канализацию. Я уже подумываю, что я проклятый какой-то!
Наводнение случилось под Италию-90, тем же летом. Конечно, я предпочел сидеть на каком-нибудь пьяццо в Риме, попивать вино и заценивать первоклассных телок, нежели быть на побегушках в пылающем жару ресторанной кухни и называть шефом закомплексованного краснорожего алкаша, которого вышвырнули из арт-колледжа. И все это в разгар лета за двадцать пенсов в неделю.
Так точно. Почему же я о той не подумал?
А эта – сидит за столом и улыбается мне в ответ. Да, девчонка некислая. Как только она уставилась в бланки, я стал заценивать ее сиськи, и по этой части, как ни странно, она оказалась не вполне укомплектована. Забавно, но смотрится она так, будто сиськи у нее должны быть что надо. Это все ее улыбка, уверенность, живость, бля, характера. Короче, сгодится, и если бы мне поднесли ее на блюдечке с голубой каемочкой, я б не отказался, это верняк. Дело молодое, соль жизни, как я люблю повторять.
Эта девчонка порадовала меня, как неожиданный возврат налога. Мы сошлись на том, что я не должен падать духом, что мне нужно продержаться еще немного, пока они не найдут мне чего-нибудь подходящего.
– Когда грузовички «соки-воды» отменили, тогда-то меня и подкосило, – объяснил я.
И это действительно было так. После этого я сменил сферу деятельности.
Кстати, о деятельности, пора встретиться с дядей Алеком, чтобы настоящей работенкой заняться. Я еще не видел чувака, который разбогател бы, наполняя бургеры.
Товары отечественного производства
Я зову Алека дядей в шутку, потому что познакомился с ним сто лет назад, когда попяливал его племянницу. Я дошел до «Вестерн-бара», он тут как тут, смотрит стриптиз, но девку даже не видит. Сам-то я на стриптизе особо не прикалываюсь, мне нравится смотреть, как телки раздеваются, когда хотят, чтоб их отфачили, а не так – только за ради танцев. По мне, так все действо слишком далеко от реальности. Никакой, бля, романтики. Но это на мой вкус.
Он стоит возле бара с «Дейли экспресс» в руках. Такой вот он олд-скульный чувак, пережиток тех лет, когда в «Дейли экспресс» печатали лучший раздел о скачках. Теперь ее уже никто не покупает. Взгляд его перемещается с таблицы скачек на формы стриптизерши.
– Алек, – крикнул я, протискиваясь к старому пердуну.
– Терри… – промямлил он. Сучара поддал уже. – Че те надо?
Я осмотрел тесный бар. Слишком много здесь длинных носов. Легко можно себе представить, как старый осел примется орать мне на ухо про дельце, которое он вычисляет, тут музыка заканчивается, и весь бар в курсе наших планов. Нет. Меня беспокоит, что мне приходится все чаще думать за двоих. Чаще всего по самым простым, базовым вопросам, это-то меня и бесит, это ж гребаная азбука, бля, вещи, о которых он сам должен помнить.
– Пойдем прогуляемся до Райри.
– Ладно… – сказал он, допивая свою пинту по дороге к выходу.
И вот мы выстукиваем через Толлкросс, по Моррисон-стрит, и, заметив впереди симпотную крепкую задницу, я поддаю газку.
Да… охуенная куколка. Короткая юбка, четкие бедра.
Алек пыхтит и отдувается и никак не может за мной угнаться.
– Постой, Терри, чего ты, как на пожар, где горит?
– В штанах, – говорю, похлопывая по ширинке и указывая вперед.
Алек отхаркивает желто-зеленой мокроты и, не сбавляя шагу, сплевывает в канаву.
– Заценив булки, можно составить представление о том, что меж ними, – пытаюсь объяснить я старперу, пока мы ковыляем за крепкозадой да длинноволосой.
Конечно, без понта объяснять это отморозку, который уже много лет как никому не вставлял и может пройти сквозь строй обнаженных супермоделей, чтоб добраться до баночки «Теннентз-супер», но тем не менее.
Вот на что я хотел обратить его внимание, если б он готов был воспринять: есть чуваки, как увидят телкин зад, сразу вау, какая задница, так это – жалкие любители. Дело в том, что они видят только жопу. Профессионал всегда смотрит на бедра (и талию) и как они с жопой соотносятся. Таким образом ты можешь замерить телку в целом. Мало ли у кого красивая задница, две ягодицы, вопрос в том, как она сочетается со всем остальным.
В данном случае – просто охуенно. Хорошей формы крепкие бедра, достаточно крутые, чтобы предположить мощь и выставить в нужном ракурсе задницу, но не слишком большие, чтобы оставить ее в тени. Хорошие бедра должны представлять зад в наилучшем свете. Каждому трофею – достойный постамент. Соль жизни.
Алек думает совсем о другом.
– Дело чистое, – объясняет он, тяжело дыша. Это он о дельце, которое мы собираемся провернуть на следующей неделе на вилле в Грандже. – Охранная система – говна-пирога… хозяин – профессор в универе… написал книгу о современном положении в сфере безопасности Британии. Считает, что частными охранными предприятиями заправляют гангстеры, которые преступают закон и общепринятый порядок… поэтому у него ни сигнализации, ни хуя… прямо сам напрашивается… вперед, Терри!
Напрашивается, говорит. Да не похоже, думаю; телка свернула и пошла вверх по боковой улице.
Вот главное достижение тори: за принципы теперь надо платить. Платное медицинское обслуживание, распродажа муниципального жилья, ипотека, национализированная промышленность с молотка за бесценок, если ты не вписываешься, а буксуешь – ты дебил, даже если, участвуя в этом, ты лишь помогаешь им поглубже залезть в твой карман и оставаться там, пока ты не кинешься. Но ты так доволен своей бумажонкой и кусочком пластика, что даже не замечаешь этого. Да, за принципы приходится платить. А этому чуваку придется выложить за них нехилую сумму, стопудово, а потом его страховой компании, если есть такая.
– …вся семья едет на Тоскану на две недели, так что у нас по всем фронтам чисто, – хрипит он, когда мы заходим в Райри и заказываем пинту мне и две половинки ему. Алек кивает своим корешам-собутыльникам, лицо раскраснелось даже больше обычного. Это, наверное, первое мышечное усилие за последние несколько лет.
– Где это?
– В Италии, – ответил он и посмотрел на меня, как на дебила. – Ты вроде сам оттуда только приехал! – Пригнувшись, он запрокидывает кружечку золотого.
Ну и что, Кубок мира там еще нескоро будет, да к тому же я и в школе с географией не ладил. Я знаю, как добраться до Гранджа, а потом до тайника в Сайтхилле, и мне этого достаточно, благодарю покорно.
Да, в Италии было круто, на Кубке мира. Мохнатки превосходного качества, особенно среди молоденьких телочек. Хотя, надо сказать, как только они надевают обручальное кольцо, тут же начинают жиреть, как в том старинном скетче от Бенни Хилла. Интересно почему?
Алек заглотил полпинты и принялся за вторую, притом что моя кружка и на треть не опустела. Он – лучший домушник в городе, ну или был лучшим. Теперь, чтоб поддерживать его в тонусе, приходится попотеть. Не тема, когда из-за кого-нибудь все дело идет по пидораске. Тут не в доверии вопрос, просто я решил добраться до Гранджа, проверить все ради собственного спокойствия. Но и сообщить о своих планах этому упырю я не могу: сразу взъебнет. Для него я все еще молодой, подмастерье, да и всегда им останусь, однако после второй кружки я нашел повод, чтобы удалиться, а сам дернул прямо к месту.
Дом в Грандже[30]
В Грандже стало моросить, и я спрятался под большим вязом из тех, что выжили в тот год, когда в этих местах свирепствовала голландская язва, уничтожившая большинство стволов. Вот вам, на хуй, Эдинбург – даже у деревьев здесь своя зараза. Странно, что провинциалы на этот факт не налегают. Я, однако, рад, что нашел укрытие, потому что вскоре начался такой ливень, что улицы не видно. Переулки здесь убогие – сплошные пансионы. Мне это не в тему – слишком много хождения туда-сюда. На нашей улице все же больше частных домов, но надолго я решил не останавливаться. Представляя себе, что здесь за народец, я прямо чувствую, как шторы дергаются по сигналу «тревога – гопник» всякий раз, когда я сворачиваю с одной из главных улиц. Да, хата стоит обособленно, но приближаться к ней на такой паранойе было бы еще большим безумием. Может, вернуться сюда попозже, когда стемнеет?
Я уже шел к автобусной остановке, когда почувствовал, как возле меня притормозила машина.
Блядь. Копы. Стопудово.
Пиздец.
Они гаркнули мое имя и, типа, представились сотрудниками местного отделения, я чуть из штанов не выпрыгнул, но медленно обернулся, морда кирпичом, а там Биррелл, мать его, на своей машине. Я сел к нему довольный, что организовалась подбросочка, потому что стало опять накрапывать. Волосы у Биррелла уже отросли как следует, они влажные и уже не стоят, а лежат на черепе. В машине пахнет как в спальне у гея, сплошные муссы, гели и лосьоны. Спортивные чуваки, если приглядеться, самые что ни на есть главные латентные гомики. Не думаю, что телки ведутся на это пидорство. Они предпочитают, чтоб от мужчины пахло натуральней, во всяком случае настоящие сытные телы. Хотя те, что нравятся Бирреллу, жеманные анорексичные сучки в дорогих шмотках, с кислыми мордами, которые лопнули бы, вставь им как полагается, они, может, на эту муйню и ведутся.
Мы потрепались, вспомнили Италию, стали строить планы на Мюнхен в октябре, хотя мне ждать особо нечего, если это дельце не выгорит.
Когда мы подъехали на район, возле магазов, уже почти у самого дома, я заметил Гейл с ребенком. Смотрю, а на дороге стоит этот Головастик ебаный с коротышкой Голли и орут друг на друга!
Ах ты, сука!
Малыш Голли весь на борзом, а Головастик уж сдает.
– Билли, притормози здесь, вон, видишь, возле магазов, – говорю.
Биррелл по-крутому тормозит и дает заднего ходу, как в «Полиции Майами», и мы выходим из машины. Билли окликнул Голли, тот обернулся. Головастик чесанул, как будто жизнь его в опасности. Впрочем, так оно и есть, он еще свое получит. Хотя, чтоб с этим мудилой разобраться, Голли и помощь не нужна.
«Сноп пшеницы»
Голли немного потряхивало, так что я взял его с собой в «Сноп пшеницы», где я вроде как договорился встретиться с Алеком. Биррелл съехал с темы, чтобы не терять форму перед боем. Я его за это не жалую, но в общем и целом желаю удачи. У него получается, он неплохой боксер. Не думаю, что он такой прямо офигенный, как все вокруг воображают, их всех заносит по теме «герой окраин». Хуйня. Но не вздумай сказать об этом кому-нибудь, все скажут, что ты просто завидуешь. Но все равно удачи ему.
Голли и Алек, та еще парочка. Голли зарядил про малышку, про Гейл, Головастика, этого суку Полмонта, а Алек хнычет в кружку про жену, которая погибла на пожаре, и про сына, который с ним не желает разговаривать. Жаль, конечно, но это было сто лет назад, а он все хочет поднажать на чувства. Ни тому ни другому мне особо сказать нечего. Зашли, бля, бухнуть, называется.
– Да ладно, пацаны, мы же тяпнуть собрались!
Они посмотрели на меня, будто я предложил им растлить малолетнюю.
В итоге мы взяли навынос, и закончилось все у Алека. Какое-то время Голли и Алек продолжали в том же депрессивном ключе: мы, типа, сами все испортили, наебнулась наша жизнь.
Голли и впрямь охуел, когда Гейл сказала ему, что фачится с Полмонтом. И уходит от него не к кому-нибудь, к Полмонту. Они подрались, у Гейл с Голли одна весовая категория, и я не уверен, на кого бы поставил, если что.
Помню, как мы потом говорили об этом. Юарт сказал, что Голли ни в коем случае не должен был бить Гейл. Билли промолчал. Тогда я спросил Карла, могла ли Гейл ударить Голли. Тут уж пришла его очередь запнуться. И вот теперь Голли пересказывал события той ночи специально для Алека, погрязшего в собственных несчастьях.
– Я наорал на нее, она наорала на меня. Мы подрались. Она первая мне заехала. Я пропустил и схватил ее за волосы. Тут из спальни выбежала Жаклин, чтобы мама и папа перестали скандалить. – Голли кашлянул и посмотрел на Алека. – Гейл схватила меня за горло. Я отпустил волосы и приготовился вдарить кулаком, для чего и отвел руку. Локоть пришелся малышке Жаклин прямо по лицу, проломил ей скулу, как скелет какого-нибудь… маленького млекопитающего. Я не знал, что она в комнате. Я сам не мог взглянуть на ее личико, такое раскуроченное. Гейл вызвала «скорую», копов, и я снова оказался в тюрьме.
– Очень веселая история, – говорю.
– Простите… простите, что я такой зануда. Пошла эта Гейл на хуй со своим мудаком.
После долгой паузы, во время которой мы все сидим, не зная, куда глаза девать, он отправился к холодильнику и взял еще по пиву. Я пошел поставить музон. У Алека – отличная коллекция записей, единственная проблема в том, что записи эти – на полях «Дейли рекорд». Единственным, что можно слушать, из того, что я нашел, оказалась кассета Дина Мартина.[31] В конце концов бухло сделало свое дело, и горемыки почувствовали облегчение. Потопить печаль, так чтоб она пошла ко дну, не получается, ты просто подтапливаешь суку, а на следующий день она всплывает снова.
В итоге Алек срубился. Хата у него – что забытый богом остров, где время остановилось. Электрический камин с наличником из фанеры под тик, которая уже вся в отслоившихся завитках, видал времена и получше. Ковер настолько истерся и пропитался за годы всяческим калом, что по нему можно кататься, как по ледовой арене Мюррейфилд. На стене – треснувшее зеркало в модной раме под золото. Самую тоску нагоняют измятые семейные фотографии на каминной полке и телевизоре. Похоже, он топтал их в алкоголическом угаре, а на следующий день любовно разглаживал в приступе самоедства. Старые шмотки валяются на спинке усеянной окурками кушетки, снизу обшивку пробили лопнувшие пружины. Пахнет табаком, несвежим пивом и пережаренной хавкой. Кроме наших банок и заплесневевшей головки сыра, в холодильнике ничего, из переполненного помойного ведра на пол валится мусор. Глазго – культурная столица Европы? Хуйня, у Алека на тарелках, сваленных в раковине, культуры куда больше: всё в зеленой плесени и черной тине. Чувак в запое – без вопросов.
Наутро я просыпаюсь с тяжелой башкой, и Голли рядом нет. Пошел, наверное, в магаз за сигаретами. В любом случае я не собираюсь здесь оставаться, чтобы наблюдать, как эти упыри устроят вакханалию самоуничижения. Пора сваливать, пока не затянуло в очередной виток слезливого раскаяния.
Я сел на автобус и уже проезжал Чессер. Корень мой встрепенулся, сколько он уже бабца не видел. Мне чего-то схужело, в автобусах со мной такое случается, и я решил сойти и прогуляться через парк, глотнуть свежего воздуха. Занюхнул подмышки и решил, что проветриться тоже не помешает.
В парке играют в футбол. Команда в синей форме терзает парней в черном с золотом. Те, что в синем, выглядят лет на десять моложе и раз в пять здоровее, чем черно-золотые. Я прошел через висячие сады и остановился, увидев знакомое лицо.
Рядом с ней коляска, она присматривает за малышкой, но в то же время погружена в мысли. Я подкрался к ней и почувствовал возбуждение, которое испытываю всегда, когда бываю с ней рядом.
– Так-так, – говорю.
Она обернулась и неспешно посмотрела на меня. Глаза у нее усталые, ни враждебности в них, ни одобрения.
– Терри, – устало отозвалась она.
– Устроили вчера шоу…
Она обхватила себя руками, посмотрела на меня и говорит:
– Не хочу о нем говорить… и о другом тоже, пошли они оба.
– Меня это вполне устраивает. – Я улыбнулся и подошел поближе. Малышка играет в коляске.
Она промолчала.
Я задумался о том, как она тогда выглядела. Давненько это было, лет пять тому. Когда Голли снова сел и мне тоже небольшой срок влепили. Мы с ней… вместе мы всегда были грязными похотливыми животными. Всегда было что-то такое… я чувствую, как перец мой начинает медленно поерзывать, а изо рта вываливается фраза:
– Ну и какие планы на вечер? Поедете вдвоем в город зажигать?
Она смотрит на меня, как будто говоря, ну вот опять – завел свою шарманку.
– Не-а. Он уехал на две недели в Саллам-Во.
– Конечно, деньги-то надо зарабатывать. – Я пожал плечами, а на уме у меня было что угодно, только не деньги. Мы оба знаем эту скользкую тропинку вдоль и поперек.
Читать бесплатно другие книги:
