Город вечной ночи Чайлд Линкольн

29

Когда Альвес-Ветторетто вошла в логово босса на верхнем этаже башни «ДиджиФлад», Антон Озмиан сидел за своим столом, яростно стуча по клавишам ноутбука. Не переставая печатать, он поднял глаза, оглядел свою помощницу через очки в металлической оправе и почти незаметно кивнул. Она села в кресло из кожи и хрома и замерла в ожидании. Озмиан продолжал печатать – иногда быстро, иногда медленно – еще минут пять. Наконец он отодвинул от себя ноутбук, оперся локтями о черный гранит и уставился на своего адъютанта.

– Захват «Secure SQL»? – спросила Альвес-Ветторетто.

Озмиан кивнул, массируя седеющие волосы на висках:

– Нужно было проверить, на месте ли отравленная пилюля.

Она кивнула в ответ. Ее босс любил враждебные захваты не меньше увольнения своих сотрудников.

Озмиан вышел из-за стола и сел в другое кресло из кожи и хрома. Его высокая худая фигура была натянута, как струна, и Альвес-Ветторетто могла догадаться о причинах этого.

Озмиан показал на таблоид, лежавший на столе между ними, – рождественский номер «Пост».

– Я полагаю, вы это видели, – сказал он.

– Видела.

Предприниматель поднял газету, брезгливо поморщившись, словно держал в руках собачьи экскременты, и открыл ее на третьей странице.

– «Грейс Озмиан, – процитировал он с плохо сдерживаемой яростью, – двадцатитрехлетняя бездельница, не имеющая других интересов, кроме как тратить деньги папочки, предаваться незаконному употреблению наркотиков и вести паразитический образ жизни до тех пор, пока в суде ей не дали по рукам за то, что она в пьяном виде за рулем сбила восьмилетнего мальчика и скрылась с места происшествия, после чего мальчик умер». – Неожиданным свирепым движением он разорвал таблоид на две части, потом на четыре и пренебрежительно швырнул обрывки на пол. – Этот Гарриман не хочет оставить ее в покое. Я дал ему шанс заткнуться и жить дальше. Но этот ублюдок-говноед продолжает макать меня в дерьмо, марая доброе имя моей дочери. Что ж, его шанс пришел и ушел.

– Хорошо.

– Вы знаете, о чем я говорю, верно? Пришло время прихлопнуть его, прихлопнуть, как комара. Я хочу, чтобы этот грязный пасквиль стал последним, что напишет этот мерзавец о моей дочери.

– Я понимаю.

Озмиан посмотрел на свою помощницу:

– Вы действительно понимаете? Я не имею в виду просто напугать его. Я хочу, чтобы он был нейтрализован.

– Я вам гарантирую.

Губы на узком лице Озмиана дрогнули в неком подобии улыбки.

– Я предполагаю, что после нашего прошлого разговора вы продумали надлежащий ответ.

– Конечно.

– И?..

– У меня есть кое-что исключительное. Нечто такое, что позволит не только достичь желаемой цели, но и выполнить это с иронией, которую вы оцените.

– Я знал, что на вас можно положиться, Изабель. Расскажите мне, что у вас на уме.

Альвес-Ветторетто начала объяснять, Озмиан откинулся на спинку кресла, слушая ее бесстрастный, четкий голос, рассказывающий о самом аппетитном плане. По мере того как она говорила, улыбка вернулась на его лицо, только теперь это была искренняя улыбка, которая задержалась надолго.

30

Брайс Гарриман начал подниматься по ступенькам главного входа в здание «Нью-Йорк пост», потом остановился. За последние годы он тысячи раз поднимался по этим ступеням. Но сегодня утром все было как-то иначе. Сегодня утром, в день подарков, его вызвали в кабинет редактора Пола Петовски на незапланированный разговор.

Это было необычно. Петовски не любил разговоры – он предпочитал стоять посреди отдела новостей и выкрикивать команды с пулеметной скоростью, раздавая сотрудникам газеты поручения, задания и указания, словно разбрасывая конфетти. Из своего опыта Гарриман знал, что Петовски вызывает к себе в кабинет всего по двум причинам: либо устроить разнос, либо уволить.

Он преодолел последние ступеньки и вошел через вращающиеся двери в холл. Не в первый уже раз после вчерашнего дня его посещали сомнения в связи с этой статьей и гипотезой, ее породившей. Нет, естественно, статья была проверена и одобрена перед публикацией, как и ее продолжение, но по испорченному телефону до него дошло, что публикация вызвала сильную реакцию. Но какого рода реакцию? Произвела не тот эффект, какой ожидался? Вызвала ответный удар? Гарриман шагнул в кабину лифта, мучительно сглотнул слюну и нажал кнопку девятого этажа.

Он вошел в отдел городских новостей – там стояла необычная тишина. Для Гарримана тишина имела зловещий скрытый смысл, она словно наблюдала, слушала, будто сами стены ожидали какого-то происшествия. Господи боже, неужели он и вправду жутко накосячил? Его версия казалась такой убедительной, но он ведь и прежде иногда ошибался. Если его попросят из «Пост», ему придется уехать из Нью-Йорка, чтобы найти работу в журналистике. А поскольку газеты повсюду теряют тиражи и сокращают расходы, найти другую работу даже с его репутацией будет ох как нелегко. Хорошо, если возьмут куда-нибудь освещать собачьи гонки в Дубьюке.

Кабинет Петовски находился в заднем конце огромного помещения новостного отдела. Дверь была закрыта, жалюзи на окне опущены – еще один плохой знак. Гарриман петлял между столами, обходил людей, делавших вид, что они ужасно заняты, но все равно не мог отделаться от ощущения, что стоит ему пройти, как все принимаются сверлить глазами его спину. Он посмотрел на часы – десять. Назначенное время.

Он подошел к двери и неуверенно постучал.

– Да? – раздался хрипловатый голос Петовски.

– Это Брайс, – сказал Гарриман, изо всех сил стараясь не пустить петуха.

– Входите.

Гарриман повернул ручку, толкнул дверь, шагнул внутрь и остановился. Он даже не сразу понял, что видит перед собой. В маленьком кабинете оказалось полно народу: там был не только Петовски, но и его босс – заместитель главного редактора, потом ее босс – главный редактор – и даже сам Уиллис Бивертон, старый, раздражительный издатель. Увидев Гарримана, все они разразились аплодисментами.

Словно во сне, он слушал эту овацию, чувствовал, как ему пожимают руки, похлопывают по спине.

– Блестящая работа, сынок, – сказал издатель Бивертон, обдав его сигарным выхлопом. – Просто блестящая!

– Вы в одиночку удвоили наш розничный тираж, – подхватил Петовски, и его привычный хмурый взгляд сменила скупая улыбка. – Это лучший рождественский номер, какой у нас был почти за двадцать лет.

Несмотря на ранний час, кто-то открыл бутылку шампанского. Последовали тосты, рукоплескания и панегирики. Короткую речь произнес Бивертон. Потом они выстроились в очередь, и каждый, подходя к Гарриману, поздравлял его и уступал место следующему. Через минуту кабинет опустел – остались только Гарриман и Петовски.

– Брайс, вы вытащили большую рыбу, – сказал Петовски. Он зашел за свой стол и налил себе остатки шампанского в пластиковый стакан. – Репортеры, случается, всю жизнь ищут что-нибудь такое. – Он допил шампанское и бросил стаканчик в корзину. – Долбите и дальше эту историю с Головорезом, вы меня слышите? Долбите до конца.

– Я так и собирался сделать.

– Но у меня есть к вам предложение.

– Да? – сказал Гарриман, внезапно насторожившись.

– Эта ваша установка, один процент против девяноста девяти. Она по-настоящему задела за живое. Продолжайте развивать эту идею. Сосредоточьтесь на одном проценте хищников, на том, что они делают с городом. Парни вроде Озмиана в своих стеклянных башнях считают себя выше всех остальных. Станет ли город игровой площадкой для сверхбогатых, тогда как остальным едва удается заработать на жизнь внизу, в темноте? Вы поняли мою мысль?

– Конечно.

– А та фраза, которую вы использовали в последнем абзаце, – «Город вечной ночи». Просто здорово. Чертовски хорошо. Сделайте из этих слов что-нибудь вроде мантры, вставляйте их в каждую следующую статью.

– Непременно.

– Да, кстати, с сегодняшнего дня я повышаю вам жалованье на сто долларов в месяц.

Он перегнулся через стол и прощальным хлопком по спине выпроводил Гарримана из кабинета.

Гарриман вышел в просторное помещение редакции. Его плечи гудели от крепкого удара Петовски. Он оглядел море лиц, взирающих на него, – в особенности отметил кислые мины своих молодых конкурентов – и начал ощущать что-то вроде внутреннего сияния, переполненный чувством, которого он не испытывал никогда прежде. Это было полное, всепоглощающее торжество.

31

Болдуин Дей открепил внешний жесткий диск емкостью в пять терабайт от своего настольного компьютера, сунул его в портфель и отправился в короткое путешествие на верхний этаж здания Приморского финансового центра близ Бэттери-парка. Он совершал это путешествие один раз в день, перемещая драгоценные сведения, благодаря которым компания «ЛФХ Файнэншл» неслась по хайвею прибылей и сверхприбылей. На том жестком диске были имена и личные сведения о многих тысячах людей, которых исследования его команды по маркетинговой информации определили как потенциальных клиентов, или «полковников» – так они называли этих людей в лабиринте боксов колл-центра, занимавшего три этажа Приморского комплекса. Потенциальные клиенты были преимущественно отставные ветераны и супруги солдат на активной службе. Самыми драгоценными из «полковников» были вдовы ветеранов, владевшие домами с погашенной ипотекой. Каждый день ровно в четыре часа пополудни Дей приносил жесткий диск в административный офис на верхнем этаже, где располагались кабинеты основателей и соуправляющих фирмы – Гвен и Рода Берч. Берчи просматривали список потенциальных клиентов, у них был нюх, и они выуживали лучшее из огромного массива данных. Потом они передавали отредактированные и аннотированные списки в просторный зал прессинговых операций, и тут их брали в работу, обзванивали тысячи «полковников», пытались сделать из них клиентов, хотя правильнее было бы называть их «лохами». Оператор прессингового зала должен был уболтать не менее восьми клиентов в день или сорока в неделю, иначе его увольняли.

Дей подыскивал себе другую работу чуть ли не с того самого момента, когда понял, чем на самом деле занимается компания. Ему отчаянно хотелось уйти из «ЛФХ», и не потому, что ему не доплачивали или заставляли работать по ночам (в этом смысле он ни на что не жаловался), а потому, что он не хотел участвовать в том разводилове, которым здесь занимались. Когда он только поступил в «ЛФХ» в качестве главы отдела аналитики (какое громкое название!) и понял, что тут происходит, ему стало нехорошо. Это было против всех правил.

И конечно, помимо всего прочего, не исключалась вероятность того, что власти могут проявить интерес к махинациям «ЛФХ». В конечном счете ведь он работал на Берчей, а не на кого-то другого.

Эти мысли не давали ему покоя, когда он вошел в тесную кабину лифта, провел своей магнитной карточкой-пропуском по считывателю и нажал кнопку верхнего этажа. Мерам безопасности в компании уделялось повышенное внимание с того самого дня, когда отставной солдат, получивший мозговую травму в Ираке от взрыва самодельной бомбы, ворвался в холл с пистолетом, ранил трех человек, после чего застрелился. Его фамилия была в одном из тех списков, которые Дей принес наверх за три месяца до стрельбы. Именно столько времени потребовалось «ЛФХ», чтобы отобрать у парня дом, – три коротких месяца. Но и после стрельбы в практике и мотивах «ЛФХ» ничего не изменилось, если не считать того, что был введен фанатический режим безопасности, а в воздухе повисло сгущающееся ощущение паранойи. Часть режима безопасности состояла в изоляции и раздроблении компьютерных сетей, и именно по этой причине Дею приходилось передавать информацию в административный блок на старинный манер – приносить собственноручно.

Двери лифта открылись, и он вышел в изящный холл верхнего этажа Приморского центра. Берчи не поскупились, и здесь царила атмосфера чрезмерной роскоши: панели темного дерева, позолота, искусственный мрамор, ковры, в которых утопали ноги, фальшивые картины старых мастеров на стенах. Дей прошел через холл, кивая секретарям, опять провел карточкой по сканеру рядом с дверью, по сигналу приставил палец к другому сканеру, после чего деревянная дверь открылась, и он вошел во внешний административный кабинет, где кипела жизнь – приходили и уходили секретари и помощники. В «ЛФХ Файнэншл» наступило самое напряженное время дня, когда из прессингового центра поступали контракты.

Дей улыбался, кивал разным секретарям и помощникам, продолжая продвигаться к личному кабинету Берчей.

Перед дверью он зарегистрировался у Айрис, самого большого начальника головного офиса. Айрис была стреляным воробьем, здравомыслящей особой, «хорошим парнем», как говорится. Любому, кто хочет выжить, работая так близко к Берчам, приходится быть способным и жестким.

– У Берчей, кажется, конференция, – сказала она ему. – По крайней мере, Роланд вышел несколько минут назад.

– Вы знаете, что я должен доставлять это лично.

– Просто предупреждаю вас, только и всего. – Она посмотрела на него поверх очков и мимолетно улыбнулась.

– Спасибо, Айрис.

Он прошел по роскошному ковру к двойным дверям, которые вели во внутреннее святилище, и взялся за медную ручку. Он всегда ощущал что-то вроде боли в последний момент перед тем, как войти. За дверьми располагалось золоченое уродство – пространство, изобилующее золотым и черным цветом и занимаемое двумя воистину ужасными троллями. В девяти случаях из десяти они даже не удостаивали его взглядом, когда он передавал им диск, но время от времени отпускали какое-нибудь пренебрежительное замечание, а несколько раз шерстили его за какое-то надуманное нарушение.

Дей попытался повернуть ручку, но оказалось, что дверь заперта. Это было необычно.

– Айрис! – позвал он, поворачиваясь. – Дверь заперта.

Секретарь наклонилась к интеркому на ее столе и нажала кнопку:

– Мистер Берч? Пришел мистер Дей, принес данные.

Она подождала, но ответа не последовало.

– Мистер и миссис Берч? – снова обратилась она.

Ответа опять не последовало.

– Наверно, интерком испортился.

Айрис поднялась, резво подошла к двери и громко стукнула два раза.

Подождала.

Опять стукнула два раза, и опять.

Снова ожидание.

– Как странно. Я знаю, что они там.

Она подергала ручку, подергала еще раз. Потом взяла электронную карточку, висевшую у нее на шее, провела по сканеру, приложила палец.

Раздался щелчок, и дверь открылась.

Дей последовал за Айрис в пышное и вульгарное пространство кабинета. На миг ему показалось, что здесь по-новому оформили интерьер – в красном цвете. Потом он понял, что видит кровь, больше крови, чем он когда-либо видел в жизни; он даже представить себе не мог, что может быть столько крови в двух обезглавленных телах, лежащих на пропитанном кровью ковре у него под ногами.

Дей услышал «ох» и повернулся как раз вовремя, чтобы подхватить Айрис: у нее подкосились ноги, и она начала падать на пол. Он вытащил ее из кабинета, хлюпая туфлями по пропитанному влагой ковру. Дверь за ним автоматически закрылась, когда он уложил Айрис на диван в приемной, к внезапному испугу всех, кто там находился. Потом он отыскал место для себя и сел, опустив голову на трясущиеся руки.

– Что такое? – резко спросила одна из секретарей. – Что случилось?

Туман в голове мешал Дею говорить. Но для него было уже очевидно, что именно случилось.

– Да что там такое? – повторила она, пока он пытался прогнать туман из головы, чтобы ответить.

Вокруг них начали собираться люди, другие нерешительно подошли к двери внутреннего кабинета.

– Бога ради, скажите нам, что случилось!

Другие находившиеся в приемной бросились к двери внутреннего кабинета и попытались ее открыть, но дверь автоматически заперлась, когда закрылась.

– Месть, – выдавил из себя Дей. – Месть случилась, вот что.

32

У входа на верхний этаж, рядом с лифтом, криминалисты установили блок-стеллажи с защитными костюмами, масками, перчатками и бахилами. Лейтенант д’Агоста облачился по полной, как и Пендергаст. Д’Агоста не мог не отметить, что агент неважно выглядит в таком одеянии, очень неважно. В сочетании с его бледной кожей и тощей фигурой мешковатый халат походил, скорее, на саван.

Они зарегистрировали свое появление при входе, где их ждал сержант Карри, уже натянувший костюм. Весь этаж получил статус места преступления, и криминалисты вовсю занимались делом, многие на четвереньках, собирая находки пинцетами и укладывая их в пробирки и полиэтиленовые пакеты на молнии. Одевшись, д’Агоста остановился, чтобы посмотреть на их работу. Вид у них был профессиональный, в высшей степени профессиональный. Конечно, при появлении начальства и ФБР на месте преступления все устраивали для них представление, но эти криминалисты были лучшими в нью-йоркской полиции, и их профессионализм все могли увидеть в деле. Как ему хотелось, чтобы они нашли что-нибудь, что он мог бы предъявить мэру. И предъявить побыстрее. Новое двойное убийство, скорее всего, означало, что дело у него заберут, если его команда не продемонстрирует серьезного прогресса. Если повезет, они узнают что-нибудь от этой парочки, которая обнаружила тела.

Д’Агоста огляделся и заметил:

– Не самое удобное место для совершения убийства.

Пендергаст наклонил голову:

– Может быть, это и не убийство, строго говоря.

Д’Агоста пропустил его слова мимо ушей, как пропускал многие другие загадочные замечания агента.

– Вы хотите обойти весь этаж или осмотреть только место убийства? – спросил Карри.

Д’Агоста взглянул на Пендергаста, который почти безразлично пожал плечами:

– Как вам угодно, Винсент.

– Давай тогда посмотрим место, – сказал д’Агоста сержанту.

– Хорошо, сэр.

Карри повел их по приемной. Здесь стояла такая тишина, как в комнате больного или в палате для умирающих, и сильно пахло криминалистическими химикалиями.

– Тут камеры повсюду, – заметил д’Агоста. – Они что, были отключены?

– Нет, – ответил Карри. – Мы сейчас перекачиваем видео с жестких дисков. Но похоже, на них зафиксировано все.

– На них записан приходящий и уходящий убийца?

– Мы будем знать, как только посмотрим. Позже мы спустимся в службу безопасности, если хотите.

– Хочу, – сказал д’Агоста. И добавил: – Интересно, как преступник ушел отсюда с двумя головами под мышкой.

В дальнем конце наружных кабинетов д’Агоста увидел человека, тоже в криминалистическом облачении, с сотовым телефоном в полиэтиленовом пакете. Он явно не был копом из команды криминалистов и выглядел слегка позеленевшим.

– Кто это? – спросил д’Агоста.

– Он из Комиссии по ценным бумагам и биржам, – сказал Карри.

– Из Комиссии? Зачем? Как он получил разрешение?

Карри пожал плечами.

– Приведи-ка его сюда.

Карри привел человека. Тот был крупный, лысый, в очках в роговой оправе, в сером костюме под халатом. Человек сильно потел.

– Я лейтенант д’Агоста, начальник следственного отдела. А это специальный агент Пендергаст, ФБР.

– Надзирающий агент Мелдрум, полицейское подразделение Комиссии по ценным бумагам и биржам. Рад знакомству. – Он протянул руку.

– Извините, на месте преступления никаких рукопожатий, – сказал д’Агоста. – Может произойти обмен ДНК.

– Да, мне говорили, простите. – Человек смущенно убрал руку.

– Позвольте спросить, – начал д’Агоста, – какой интерес у комиссии в этом деле и кто вас допустил на место преступления?

– У меня разрешение из офиса прокурора по Южному округу. Мы за ними давно наблюдаем.

– Правда? – спросил д’Агоста. – И что они натворили?

– Много чего.

– Я бы хотел, чтобы вы рассказали нам, когда мы закончим осмотр и избавимся от этих чертовых костюмов.

– С удовольствием.

Они прошли по открытому пространству к двойным деревянным дверям, которые были открыты и заклинены. Изнутри лился свет, и первый цвет, бросившийся в глаза д’Агосте, был алым. Внутри работали криминалисты, они осторожно передвигались по коврикам, разложенным на пропитанном кровью ковре.

– Господи боже. Это преступник оставил их в таком виде?

– Тела не перемещались, сэр.

Тела лежали бок о бок, вытянувшись на полу, с руками на груди, аккуратно сложенными преступником или преступниками. В ярком свете, установленном криминалистами, все это казалось ненастоящим, словно сцена, подготовленная для киносъемок. Но запах крови был реальным, смесь влажного железа и плоти, уже начавшей разлагаться. Зрелище было достаточно ужасающим, к тому же д’Агоста никак не мог привыкнуть к запаху. Никак. Он почувствовал, как тошнота подступает к горлу, и постарался подавить спазматическую реакцию, скрутившую его желудок. Кровь была повсюду. Чистое безумие. Где парень, который занимается анализом разлета капель крови? Вот он.

– Эй, Мартинелли, на одно слово!

Мартинелли поднялся и подошел.

– Что тут за история с кровью? Это что, специально намалевано?

– Мне еще предстоит проделать серьезный анализ.

– А предварительные соображения?

– Похоже, обе жертвы были обезглавлены в стоячем положении.

– Почему?

– Кровь на потолке. А это шестнадцать футов. Струя прямо вверх, артериальный фонтан. Чтобы кровь хлынула на такую высоту, частота сердцебиения и кровяное давление должны быть на пределе.

– А что могло стать причиной? Высокого кровяного давления, я имею в виду.

– Я бы сказал, убитые в последние несколько минут понимали, что их ждет. Их заставили встать, и они поняли, что их обезглавят, это вызвало у них крайний ужас и резкий скачок кровяного давления и частоты сердцебиения. И опять же это только по первому моему впечатлению.

Д’Агоста попытался уложить это в своей голове:

– Чем их обезглавили?

– Вот этим, – указал кивком Мартинелли.

Д’Агоста повернулся и увидел на полу какое-то средневековое оружие с лезвием, покрытым кровью.

– Так называемый бородатый топор. Оружие викингов. Конечно, копия. Острый как бритва.

Д’Агоста посмотрел на Пендергаста, но агент в защитном костюме был еще более непроницаемым, чем обычно.

– Почему они не кричали? Никто ничего не слышал.

– Мы абсолютно уверены, что использовалось и другое оружие. Возможно, стрелковое. Им угрожали этим оружием, чтобы они помалкивали. А кроме того, двери здесь очень толстые и все помещение абсолютно звуконепроницаемое.

Д’Агоста покачал головой. Безумнее он ничего в жизни не видел: убить двух руководителей компании в их кабинете в самое напряженное время дня, когда всё фиксируют камеры и вокруг тысячи людей. Он посмотрел на Пендергаста. Тот вел себя не как обычно: не орудовал пинцетом, не укладывал улики в пробирки, был спокоен, словно вышел прогуляться в парке.

– У вас есть вопросы, Пендергаст? Не хотите на что-нибудь посмотреть? На улики?

– Не сейчас, спасибо.

– Я всего лишь специалист по рассеиванию брызг, – сказал Мартинелли, – но мне представляется, что убийца таким образом отправляет какое-то послание. «Пост» об этом писала…

Д’Агоста прервал его движением руки:

– Я знаю, о чем писали в «Пост».

Наконец Пендергаст заговорил:

– Мистер Мартинелли, разве преступник не должен был измараться кровью после обезглавливания двух стоящих людей?

– Может показаться, что да. Но у этого топора необычно длинное топорище, и если преступник стоял на расстоянии, то мог обезглавить их обоих одним ударом, а если он еще и прыткий, чтобы отпрыгнуть в сторону и избежать артериального фонтана при падении тел, то он мог уйти чистым.

– Можно ли сказать, что он искусен в обращении с топором?

– Ну, если посмотреть под таким углом, то да. Нелегко обезглавить человека одним ударом, в особенности если он стоит. А чтобы тебя еще и кровью не забрызгало – да, я бы сказал, для этого требуется серьезная практика.

Д’Агоста вздрогнул.

– Спасибо, это все, – сказал Пендергаст.

Они встретились с агентом из Комиссии по ценным бумагам и биржам в кабинете службы безопасности в подвале. По пути вниз, проходя по холлу, они увидели собравшуюся перед зданием толпу. Поначалу д’Агоста решил, что это обычная неугомонная пресса, и отчасти так оно и было, но лишь отчасти. Размахивание плакатами и приглушенное скандирование свидетельствовали о том, что здесь происходит что-то вроде демонстрации против пресловутого одного процента. «Чертовы ньюйоркцы, им только дай предлог – тут же принимаются протестовать».

– Поговорим там? – предложил он, указывая на стулья в зоне ожидания.

Технари-полицейские скачивали и готовили к просмотру последние футы записей.

– Мне все равно где.

Они втроем уселись на стулья: агент из комиссии, Пендергаст и д’Агоста.