Вопрос и ответ Несс Патрик
Еще – что прежний мэр работает уборщиком.
А вот о мальчике мы не слышали ничего.
– Я пропустила его день рожденья, – сообщила я Мэдди, тренируясь делать повязки на резиновой ноге – настолько реалистичной, что все ее звали Руби. – Четыре дня назад. Совсем запуталась, сколько я проспала, и потом…
Тут у меня перехватило горло, и я только потуже затянула бинт…
Потому что вспомнила, как он накладывал повязку мне…
А я – ему.
– Уверена, с ним все в порядке, Ви, – сказала Мэдди.
– Не можешь ты быть уверена.
– Не могу, – согласилась она, выглядывая из окна на дорогу. – Но город вопреки всему не в состоянии войны. И вопреки всему мы все еще живы и работаем. Так что Тодд вполне может быть жив и здоров, что бы там ни было.
Я еще налегла на повязку.
– Тебе что-нибудь известно про синюю «О»?
– Про синее что? – Она округлила глаза.
Я пожала плечами.
– Видела что-то такое в блокноте у мистрис Койл.
– Понятия не имею, что бы это могло быть. – Она снова уставилась в окно.
– Ты чего там выглядываешь?
– Солдат считаю. Кстати, приличная повязка вышла. – Это она оценила нас с Руби.
С ее улыбкой это прозвучало почти как правда.
Я шла по главному коридору, помахивая Руби. Нужно еще было попрактиковаться ставить инъекции ей в бедро. Не завидую я первой пациентке, чья ляжка достанется мне вживую.
Ближе к центру здания мы вместе с коридором сделали поворот на девяносто градусов, собираясь направиься в другое крыло, и чуть не налетели на группу мистрис. Группа, завидев меня, тоже остановилась.
Мистрис Койл и четыре, пять… шесть целительниц позади нее. Я узнала мистрис Надари и мистрис Ваггонер… и мистрис Лоусон тоже, но еще трех видела первый раз в жизни – они даже в наш дом исцеления ни разу не заходили.
– Ты ничем не занята, моя девочка? – как-то напряженно осведомилась мистрис Койл.
– Р-руби, – объяснила я, малость заикаясь, и для верности помахала ногой.
– Это она? – полюбопытствовала одна из незнакомых целительниц.
Представлять меня мистрис Койл не стала.
– Да, это та самая девочка, – сказала она и этим ограничилась.
Мэдди я снова увидела только под самый конец дня, но не успела и рта раскрыть, как…
– Я все придумала, – выпалила она.
Стояла уже глубокая ночь. Все огни в здании погасили, и ей давно уже полагалось быть у себя в комнате.
– У одной из них был шрам на верхней губе? – прошептала Мэдди в темноте.
– Вроде да, – ответила я тоже шепотом. – Но они очень быстро ушли.
Мы проводили глазами еще пару солдат: они промаршировали по дороге. По прикидкам Мэдди, у нас в распоряжении могло оказаться минуты три.
– Это наверняка мистрис Баркер, – сказала она. – А это значит, что другие две – мистрис Брейнуэйт и мистрис Форт, – и снова уставилась в окно. – Слушай, дикая затея на самом деле. Если она нас поймает, вот огребем!
– Вряд ли она тебя уволит, в таких-то обстоятельствах.
Мэдди явно задумалась.
– А ты слышала, о чем говорили мистрис?
– Нет, они замолчали, как только меня увидели.
– Но ты была «та самая девочка»?
– Ага, – кивнула я. – А еще мистрис Койл избегала меня весь остаток дня.
– Мистрис Баркер… – задумчиво проговорила Мэдди. – Но чему это могло помочь?
– Что это и чему – чему?
– Эти трое были в совете вместе с мистрис Койл. А мистрис Баркер и до сих пор там. Ну… была, до всего этого. Но с какой бы стати им… – Она замолчала и приникла к окну. – Это последняя четверка.
Я тоже поглядела: по дороге маршировали четверо солдат.
Если подмеченная Мэдди схема верна, нам пора.
Если схема верна…
– Готова? – прошептала я.
– Конечно, я не готова, – огрызнулась Мэдди с перепуганной улыбкой. – Но я все равно пойду.
Она даже руки немного поразминала – чтобы не дрожали.
– Мы просто пойдем посмотрим, – успокоила я, – вот и все. Одна нога тут, другая там, оглянуться не успеешь.
Мэдди была сама не своя от страха, но все равно кивнула.
– Я за всю свою жизнь ничего подобного не делала, – пробормотала она.
– Не волнуйся, – сказала я, поднимая оконную раму до упора. – В этом я у нас эксперт.
РЕВ города, даже спящего, заглушал шаги, пока мы крались по темной лужайке. На нас светили две луны, обе наполовину полные.
Мы добрались до канавы на обочине дороги и спрятались в кустах.
– Что дальше? – прошептала Мэдди.
– Ты говорила, две минуты, потом следующая двойка.
Она кивнула во мраке.
– Да, и перерыв на семь минут.
В перерыв мы с Мэдди собирались пройти по дороге, держась все время в тени, и попробовать проникнуть в коммуникационную башню – если это вообще была она.
Ну, и осмотреться там, внутри.
– Ты в порядке? – прошептала я.
– Ага. Страшно, но и весело тоже.
Я еще как понимала, о чем она. Сидеть тут, в канаве, под покровом ночи, было дико, опасно… но я наконец-то чувствовала, что хоть что-то делаю, что сама управляю своей жизнью – впервые с тех пор, как проснулась в той белой кровати.
И да, я наконец-то что-то делала для Тодда.
Послышался хруст гравия. Мы пригнулись еще пониже. Ожидаемая пара солдат прошла мимо и удалилась.
– А теперь пошли, – скомандовала я.
Мы распрямились, насколько могли себе позволить, и быстро побежали по канаве прочь из города.
– У тебя еще осталась какая-то семья там, на кораблях? – тихо спросила Мэдди. – Ну, кто-то еще кроме мамы с папой?
Я поморщилась – тише, надо тише! – но ей явно было надо говорить, чтобы как-то совладать с нервами.
– Нет, но я там всех знаю. Брэдли Тенч – он главный смотритель на Бете… и Симона Уоткин с Гаммы – она очень умная.
Канава загибала вбок вместе с дорогой. Впереди маячил перекресток, с которым еще предстояло разобраться.
– Так Симона – это та, с которой…
– Тссс!
Кажется, я что-то услышала.
Мэдди вся вжалась в меня: она дрожала с головы до ног и пыхтела, коротко и поверхностно. В этот раз ей пойти пришлось, потому что она знала, как найти башню, но больше я ее просить не стану. Когда пойду еще раз – пойду сама.
Потому как если что-то пойдет не так…
– Кажется, все в порядке, – сказала я.
Мы медленно вылезли из канавы, чтобы перейти перекресток – поминутно оглядываясь и как можно легче ступая по гравию.
– Куда направляетесь? – поинтересовался голос.
Мэдди позади резко втянула воздух. К дереву прислонился солдат – даже ноги скрестил, вальяжнее некуда.
Даже в лунном свете я разглядела лениво покачивавшееся у него в руках ружье.
– Чутка поздновато, не?
– Мы заблудились, – быстро выдала я. – Отстали от…
– Ага, как же, – перебил он.
Чиркнул спичку об молнию своего мундира. Во вспышке мелькнуло «сержант Моллот» на кармане. Спичка подожгла сигарету.
Сигареты мэр, между прочим, запретил.
Хотя если ты офицер…
Офицер без Шума, который может прятаться в темноте…
Он шагнул вперед, и мы наконец-то увидели лицо. За сигаретой маячила улыбка, на редкость гадкая – гаже я прямо-таки в жизни не видела.
– Ты? – В голосе проглянуло узнавание.
Он шагнул к нам.
И поднял ружье.
– Ты – та самая девочка.
Он смотрел прямо на меня.
– Виола? – прошептала Мэдди, шагая за меня и вправо.
– Мэр Прентисс меня знает, – предупредила я. – Ты мне ничего не сделаешь.
Он затянулся, осветил сигаретой лицо, нарисованный огоньком штрих на секунду повис в воздухе.
– Президент Прентисс тебя знает, – подчеркнул он.
И перевел взгляд на Мэдди, ткнув в нее стволом.
– А вот тебя – навряд ли.
И прежде чем я успела хоть что-то сказать…
Безо всякого предупреждения…
Словно это было так же естественно, как сделать вдох…
Сержант Моллот спустил курок.
9
Война окончена
– Твоя очередь заниматься сортиром. – Дэйви кинул мне канистру известки.
Мы никогда не видели, штобы спаклы пользовались тем углом, где они выкопали себе нужник, – словно вообще свои дела нигде не справляли, – но каждое утро он становился как-то малость больше и вонял хуже прежнего, так што приходилось регулярно засыпать его известью, штобы, значит, предотвращать вонь и распространение инфекший.
Надеюсь, хоть с инфекшиями оно работало лучше, потомуш с запахом – никак.
– Почему твоей никогда не бывает? – проворчал я.
– Потому что па может сколько угодно думать, что как мужчина ты меня лучше, свиная ты ссанина, – сияя сказал Дэйви, – но за главного все равно ставит меня.
И ухмыльнулся еще вдобавок.
Я поплелся к нужнику.
Дни шли и шли, пока не прошло полных две недели, а потом и больше.
Я был жив и как-то справлялся.
(а она?)
(она-то как?)
Каждое утро мы с Дэйви ехали верхами в монастырь, и там он «надзирал», как спаклы сносят заборы и корчуют колючки, а я цельный день греб лопатой фураж, которого никогда не хватало, и без особого успеха пытался починить последние два водяных насоса. Ну, и сортир – потому што очередь была всегда моя.
Спаклы молчали. Не делали ничего, штобы спастись, – все пятнадцать сотен (это мы их, наконец, посчитали), втиснутые в загон, где я и двухсот овец бы не разместил. Прибыла еще охрана, встала поверху каменной стены, просунула ружья через ряды колючей проволоки. Но спаклы все равно не делали ничего угрожающего.
Они были живы. И как-то справлялись.
И весь Новый Прентисстаун – тоже.
Каждый день мэр Леджер рассказывал, чего повидал, пока собирал по городу мусор. Мужчины и женщины до сих пор порознь; еще новые налоги; еще правила относительно платья; список книг, которые нужно сдать и сжечь; обязательное для всех посещение церкви – только, конечно, не собора.
Но вообще-то город опять становился настоящим городом. Магазины открывались, на дорогах опять показались телеги и делебайки и даже один или два делемобиля. Мужчины вернулись к работе. Ремонтники ремонтировали, пекари пекли, фермеры возделывали землю, дровосеки секли лес; некоторые даже сами, по собственному почину, завербовались в армию, хотя новых солдат было за версту видать, потомуш им еще не дали лекарства.
– А знаешь, – сказал как-то ночью мэр Леджер, и я уже все увидел у него в Шуме, не успел он и рта раскрыть, – мысль увидел, как она там образуется; мысль, которой сам не думал – которую не давал себе думать. – А знаешь, все даже близко не так плохо, как я боялся. Я думал, будет резня. Думал, я умру, а город сожгут. Сдаться и через это спастись был один шанс на миллион… но, может быть, он, в конце концов, и не врет.
Он встал и выглянул в бойницу на Новый Прентисстаун.
– Может быть, война и правда окончена.
– Эй! – На полпути к нужнику пришлось оглянуться: к Дэйви подошел какой-то спакл.
Он держал свои длинные белые руки вверх и вперед – типа, как такой мирный жест – и, подойдя, принялся щелкать и тикать, показывая туда, где спачья группа как раз закончила валить забор. Он щелкал и щелкал, тыча в одно из пустых корыт для воды, но понять эти звуки все равно было никак нельзя: как их поймешь, когда Шума нет?
Дэйви сделал большие глаза, закивал сочувственно, но ухмылка у него была, как всегда, нехорошая.
– Да, да, вам пить охота после тяжелой работы, – сказал он. – Еще бы не охота, как же иначе-то, спасибо, что напомнили, спасибо вам большое. А в ответ я вам вот чо скажу…
И врезал рукоятью пистолета спаклу прямо по лицу. Прямо слышно было хруст кости! Спакл упал наземь, хватаясь за челюсть, длинные ноги задрыгали в воздухе.
Волна щелчков поднялась, прокатилась кругом; Дэйви наставил пистолет на толпу. На стене разом взвели ружья, дула как по команде опустились, глядя черными жерлами на спаклов. Те отшатнулись, только один, со сломанной челюстью, все извивался и бился в траве.
– А знаешь что, ссанина? – задумчиво поделился Дэйви.
– Што? – Я никак не мог отвести глаз от лежащего спакла; Шум трепетал, словно лист, готовый оторваться от ветки.
Он повернулся ко мне – пистолет естественным образом тоже.
– Быть начальником – круто.
Каждую, буквально каждую минуту я ждал, што вот сейчас рванет. Сейчас все полетит к дьяволу.
И каждую минуту ничего никуда не летело.
А я искал ее – каждый день искал.
Высматривал в бойницы на вершине нашей колокольни, но видел только, как марширует армия и работают мужчины. Ни одного знакомого лица. Ни одного знакомого молчания.
Я искал ее, когда мы с Дэйви ехали в монастырь или обратно; заглядывал в окна Женского квартала, но ни разу не встречал в ответ ее взгляда.
Я даже вполглаза рыскал по толпе спаклов: вдруг она прячется там, у них за спинами? Вдруг сейчас выскочит-выпрыгнет, да и заорет на Дэйви за то, што поднял на них руку, а потом эдак мне как ни в чем не бывало: «Эй, я тут, это я!»
Да только не было ее там.
Не было, и все.
Я спрашивал о ней мэра Прентисса всякий раз, как встречал, а он в ответ твердил, што мне нужно ему доверять, што он мне не враг, што ежели я поверю в него, все точно будет хорошо.
Но я все равно искал.
И не находил.
– Привет, девочка, – прошептал я Ангаррад, седлая ее для обратной дороги в конце дня.
Я уже куда лучше ездил на ней верхом, лучше разговаривал и лучше читал ее настроения. Мне уже было не так нервно сидеть у нее на спине, а ей – ходить подо мной. Утром я дал ей яблоко, а она прощелкала зубами мне волосы, словно я был другой конь.
Мальчик-жеребенок, сказала она, когда я вскарабкался к ней на спину и мы с Дэйви двинулись в обратный путь в город.
– Ангаррад, – сказал я, наклоняясь всем собой вперед ей промеж ушей, потомуш лошади такое любят: это напоминает им, што все здесь, што табун рядом.
Потомуш больше всего на свете лошадь ненавидит быть одной.
Мальчик-жеребенок, снова сказала она.
– Ангаррад.
– Исусе, ссанина, – простонал Дэйви, – чего б тебе не жениться на этой етьской… – Он заткнулся посередь фразы. – Черт его возьми совсем! – почему-то прошептал он. – Ты только глянь!
Я поднял глаза.
Женщины выходили из магазина.
Четыре сразу, группой. Мы знали, што их уже выпускают, но только днем, пока мы с Дэйви околачиваемся в монастыре, так што возвращались мы всегда в чисто мужской город. Будто женщины – ну просто слух такой, россказни… призраки.
Даже я целую вечность уже ни одной не видел, кроме как в окне или с верхушки башни.
Юбки они носили длинные, рукава тоже – длиннее, чем я помнил; и волосы у всех были зачесаны назад и одинаково. Они нервно поглядывали на солдат на улице, на меня с Дэйви – потомуш все как один смотрели, как они выходят из магазина на крыльцо, как спускаются по ступенькам.
И опять это безмолвие, опять меня взяло за грудь и потянуло, и даже глаза пришлось вытереть (когда Дэйви точно на меня не смотрел).
Потому што ни одна из них не была ею.
– Они поздно, – пробормотал Дэйви совсем тихо: явно и сам ни одной женщины не видал уже много недель. – Им всем еще до заката положено по домам сидеть.
Все проводили их взглядами. Крепко прижимая к себе свертки, женщины зашагали по дороге к своему кварталу, но в груди у меня все так же тянуло и теснило в горле.
Потомуш ни одна из них не была ею.
И тогда я понял…
На всю голову понял, насколько…
Мой Шум взбаламутился и точно илом налился.
…насколько беззастенчиво мэр Прентисс пользовался ею, штобы меня контролировать.
Вот же ж!
До любого етьского дурака уже давно бы дошло. Ежели не сделаю, што они говорят, ее убьют. Ежели попробую сбежать, ее убьют. Ежели учиню што-нить над Дэйви, ее убьют.
Ежели, конечно, еще не убили.
Шум почернел.
Нет. Нет, подумал я.
Потому как быть такого не может.
Она где-то здесь, на этой самой улице, в другой какой-нибудь четверке.
Живи, подумал я. Только, пожалуйста пожалуйста пожалуйста, живи.
(пожалуйста, живи)
Я стоял у бойницы (мы с мэром Леджером ели ужин), выглядывал ее и старался не слышать РЕВА.
Потомуш мэр Леджер был вообще-то прав. Там, внизу, столько мужчин (у кого лекарство уже вышло из организма), што отдельных Шумов уже и захочешь – не услышишь. Это примерно как расслышать одну-единственную каплю воды посреди реки. Шум здесь превратился в один оглушительный вал, в стену звука, где все так перемешано, што различить можно только РЕВ
Но к этому можно в некотором роде привыкнуть. Слова и мысли и чувства мэра Леджера, бурлящие в его собственном сером Шуме, почему-то куда больше отвлекали.
– Совершенно верно, – заявил он, похлопывая себя по животу. – Человек способен к мышлению. Толпа – нет.
– А армия – да.
– Только если заместо мозга у нее есть генерал.
Это он как раз в бойницу выглянул, рядом с моей. Через площадь ехал мэр Прентисс, а за ним мистер Моллот, мистер Тейт, мистер Морган и мистер О’Хеа – все слушали, а он отдавал им приказы.
– Внутренний круг, – прокомментировал мэр Леджер.
Уж не зависть ли проглянула у него в Шуме?
Мэр внизу тем временем спешился, отдал поводья мистеру Тейту и вошел в собор.
И двух минут не прошло, как в замке послышался лязг, и мистер Коллинз отворил дверь.
– Президент хочет видеть тебя.
– Одну минуточку, Тодд. – Мэр открыл один из ящиков и заглянул внутрь.
Дело было в подвале собора: мистер Коллинз только што не спустил меня туда по лестнице, што в углу главного холла. Я стоял и ждал, раздумывая, што за это время останется от моего ужина, брошенного наедине с мэром Леджером.
Мэр Прентисс проверил еще один ящик.
– Президент Прентисс, – поправил он, не удостоив меня взглядом. – Постарайся уже это запомнить, – он наконец выпрямился. – Когда-то тут хранили вино. Куда больше, чем требуется для причастия.
Я ничего на это не сказал. Он с любопытством взглянул на меня.
– Ты што же, не собираешься спрашивать?
– Об чем?
– О лекарстве, Тодд. – Он легонько стукнул кулаком по ящику. – Мои люди изъяли все до последнего грана из каждого дома в Новом Прентисстауне, и теперь оно все здесь.
Он вытащил изнутри флакон таблеток, сковырнул крышку и взял крошечную белую пилюлю двумя пальцами.
– Ты никогда не задумывался, почему я не дал лекарства тебе и Дэвиду?
Читать бесплатно другие книги:
