Человек, стрелявший ядом. История одного шпиона времен холодной войны Плохий Сергей

Глава 46

Письмо, оставшееся без ответа

7 ноября 1963 года, через год после процесса в Карлсруэ, Чарльз Кёрстен решил написать президенту Кеннеди. Бывшего конгрессмена объединяла с ним не только католическая вера, но и долгая борьба против коммунизма. Теперь юристу из Висконсина именно президент казался последней надеждой. Кёрстен настаивал на переводе Сташинского из ФРГ в США, чтобы тот дал показания перед сенатским комитетом по расследованию политических убийств, организованных Москвой за пределами СССР.

По мнению Кёрстена, сведения, которыми располагал Сташинский, имели чрезвычайную важность. Он изложил адресату фабулу этой истории, подчеркнув, что «перед тем как бежать, Сташинский проходил обучение убийству высокопоставленных лиц в Англии и Соединенных Штатах. Несомненно, обучают этому и других». Он просил президента надавить на Государственный департамент, не желавший видеть убийцу на американской земле. «Думаю, Вы согласитесь со мной, что предание смертоносных терактов максимальной огласке станет наилучшим способом их предотвратить». Завершая письмо, он напомнил президенту о совместных кампаниях против коммунизма – еще в Палате представителей в конце 40-х годов. И добавил: «Разоблачение коммунистических операций в Милуоки, штат Висконсин, в 1947 году помогло разрубить паутину заговора, опутавшую промышленность в этом районе». Кёрстен приложил к письму фото, на котором он был запечатлен с будущим президентом во время поездки в Милуоки для проведения слушаний об агентах коммунистического влияния в профсоюзах336.

Чарльз Кёрстен изо всех сил привлекал внимание прессы к делу Сташинского. Уже 19 октября 1962 года адвокат сделал заявление такого содержания: приговор справедлив и стал большой победой правды, поскольку разоблачает российско-коммунистический режим как подлинного убийцу. Кёрстен обещал подать от имени Ярославы Бандеры иск против Хрущева и советского правительства в Международный суд ООН в Гааге, а также поставить этот вопрос перед Комиссией ООН по правам человека. В Западной Германии американец успел поговорить с профессором Гейдельбергского университета Херманом Мозлером, корифеем международного права, – обсудить перспективы такого процесса. Вернувшись на родину, он составлял план дальнейших действий с друзьями из числа украинских эмигрантов, беседовал с членами некоторых иностранных делегаций в Нью-Йорке. Но воплотить эту идею в жизнь Кёрстену не удалось337.

Приехав в Америку и наткнувшись на непробиваемое безразличие аппарата ООН, Кёрстен присоединился к тем, кто требовал провести слушания по делу Сташинского в Капитолии. Застрельщиком был профессор Лев Добрянский, глава Национального комитета порабощенных народов. 19 февраля 1963 года Кёрстен обратился к своему надежному союзнику – Томасу Додду. Сенатор от Коннектикута был вице-председателем подкомитета по внутренней безопасности и теперь адвокат призывал его принять участие в набиравшей ход кампании: «Уверен, Вам хорошо известно, что со стороны Кубы нам грозят не только запуски ракет, – писал он, имея в виду недавно прогремевший Карибский кризис. – Это и дьявольские диверсионные приемы, применяемые коммунистами по всему миру, а в этом случае и потенциально внезапные, тихие и безнаказанные убийства даже самых высокопоставленных американских чиновников, выступающих против Советов». Письмо в том же духе получил и равный по статусу демократу Додду член подкомитета от Республиканской партии – сенатор от Нью-Йорка Кеннет Китинг. Оба дали ответ Кёрстену в марте 1963 года. Китинг предоставил заниматься этой темой Додду, а тот выразил интерес: «Вы правы, дело может дать нам рычаг, которым мы приподнимем завесу над секретом доведения до самоубийства, практикуемого советской машиной террора». Додд обещал обсудить это подробно с коллегами по подкомитету. Кёрстен еще раз написал приятелю, побуждая не затягивать со слушаниями. Он сослался на один из докладов того же сенатского органа. Подкомитет обратил внимание на несколько подозрительных смертей политиков, но заявил, что не может найти «неопровержимого доказательства того, что Кремль… хотя бы в одном из этих случаев стоит за убийством, выдаваемым за суицид». Бывший конгрессмен настаивал, что процесс Сташинского дал именно такое неопровержимое доказательство338.

Добрянский – рупор тех, кто добивался слушаний в сенате, – верил, что в Соединенных Штатах показания перебежчика произведут сенсацию. Позднее он так рассказывал об этом: «У меня было ощущение, что нам нужно представить эту историю в лицах. Выведя здесь на сцену Сташинского в числе многих других, мы покажем взаимосвязь устроенных Москвой политических убийств. Особенно это представляется необходимым ввиду того, что в Верховном суде Западной Германии обвинили и приговорили не столько Сташинского, сколько российское правительство в Москве». Но Государственный департамент упорно не давал зеленый свет. Чиновники утверждали, что перевезти осужденного из Европы и обеспечить ему охрану – дело нелегкое, но Добрянский подозревал, что причиной отказа была «вся та разрядка, которую предполагалось наладить в отношениях Соединенных Штатов и СССР»339.

К лету 1963 года напряженность этих отношений заметно спала. Остались в прошлом и Берлинский кризис, который омрачил осень 1961 года, и грянувший годом позже Карибский. В июле 1963 года советские, американские и британские дипломаты согласовали положения договора о частичном запрете ядерных испытаний. По сути, он стал первым шагом на пути к ограничению стратегических вооружений. Через месяц заработала горячая линия связи между Белым домом и Кремлем – так сторонам легче было бы найти общий язык в случае очередного кризиса. Кеннеди дал добро на продажу Советскому Союзу пшеницы на сумму до 250 миллионов долларов, ведь Хрущеву нечем было кормить народ. 7 октября, в присутствии советников и верхушки обеих палат Конгресса, президент подписал упомянутый договор о ядерных испытаниях. В подобной обстановке дело Сташинского не пришлось ко двору. Ни к чему было вспоминать громкие убийства, совершенные по приказу кремлевского вождя, который наконец-то стал адекватно себя вести, закупал горы американского зерна и обещал не бряцать ядерным оружием340.

Письмо Кёрстена, в котором тот просил поддержать идею слушаний в сенате о советской тактике политических убийств, осталось без ответа. Прошло всего две недели и наступило 22 ноября – день фатальной поездки Кеннеди в Даллас. Копию письма выслали ФБР. Сотрудники этого ведомства теперь обратили внимание на предсказания Кёрстена – возможную заброску с Кубы хорошо подготовленных агентов для убийства врагов коммунизма в Соединенных Штатах. Ли Харви Освальд чрезвычайно точно совпадал с нарисованным в письме образом такого агента. Были в биографии Освальда и Куба, и Советский Союз. Не застрелил ли он президента США по указке все тех же Хрущева и Шелепина? Последний тогда уже обладал огромной властью как председатель Комитета партийно-государственного контроля, а через год ему предстояло занять место в Президиуме ЦК КПСС. Такое предположение испугало многих американцев. Если это правда, что тогда делать? Возможна ли вообще какая-то реакция, кроме начала полномасштабной ядерной войны?341

Этот вопрос мучил немало американских политиков, не давая спать по ночам всему высшему руководству. Да, Освальд долго жил в СССР и женился там, а на родине открыто выступал в поддержку Кастро, – но следствие все равно не отступало от версии об убийстве, совершенном в одиночку. Уильям Худ, который служил в мюнхенском филиале ЦРУ во время ликвидации Бандеры, а теперь работал в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, оказался в центре расследования нового убийства. В компании нескольких коллег незадолго до убийства он подписал телеграмму, не упоминавшую о недавнем аресте Освальда за драку с кубинскими эмигрантами – противниками Кастро. Худ приложил руку и к тому, что за несколько недель до выстрелов в Далласе имя Освальда исчезло из списка лиц, за которыми следило ФБР. Был ли Освальд агентом ЦРУ или КГБ, или вообще не работал ни на какую разведку? В 1963 году никто в США не знал точного ответа. Интерес к делу Сташинского резко возрос342.

Глава 47

Гость из Вашингтона

10 апреля 1964 года, в пятницу, посетители внесли приятное разнообразие в монотонное, бедное событиями пребывание Богдана Сташинского за решеткой. В тот день его увезли в Карлсруэ – в Верховный суд, где полутора годами ранее ему вынесли приговор. Заключенного хотел видеть один важный гость из-за океана. Это был близкий соратник Кёрстена, сенатор Томас Додд. В Западную Германию он приехал для встреч с Людвигом Эрхардом, федеральным канцлером, его предшественником Конрадом Аденауэром, генеральным прокурором Людвигом Мартином, Генрихом Ягушем – председателем суда на процессе Сташинского – и с самим осужденным.

Позднее сенатор уверял, что отправился в Европу именно ради Сташинского, а не канцлеров и прочих высокопоставленных лиц. Беседа с осужденным прошла в присутствии Норберта Оберле, выступавшего на процессе со стороны обвинения в паре с Куном, и чиновников из США. Некоторые прибыли вместе с сенатором из Вашингтона, другие приехали из посольства в Бонне. Поездку Томаса Додда в Германию и посещение Сташинского готовили не один день343.

Гибель Кеннеди подстегнула интерес к проведению на Капитолийском холме слушаний о политических убийствах, организованных из Москвы. В феврале 1964 года ЦРУ подготовило доклад «О советской практике убийств и похищений» и представило его комиссии по расследованию произошедшего в Далласе. Нашлось там место и для дела Сташинского. Но вот на вопрос о том, как доставить его в Америку, ответа никто дать не мог. В конце января Лев Добрянский узнал, что Додд решил лично отправиться за океан, чтобы побеседовать и с самим заключенным, и с важнейшими участниками процесса. Сенатор хотел понять, можно ли сдвинуть дело с мертвой точки344.

С Аденауэром Додд говорил утром 8 апреля, на следующий день после приезда в Западную Германию. Отставной канцлер не скрывал прохладного отношения к покойному Кеннеди и его внешней политике. Немца разочаровала мягкотелость президента во время Карибского кризиса. В конце октября 1962 года, после приговора Сташинскому, Аденауэр просил посла США в Бонне отослать стенограмму суда в Белый дом. Президенту следовало понять, на что способен Кремль. Теперь же канцлер выговаривал сенатору за рост объема американо-советской торговли – главным образом благодаря продаже зерна, одобренной еще Кеннеди. Додд открыл ему трагикомичную правду: будь Кеннеди жив, сенат, вероятно, аннулировал бы эту сделку. Гибель президента делала такой плевок на его наследие неприличным345.

На следующий день американец поехал в Карлсруэ на встречу с Хубертом Шрюбберсом, главой Федеральной службы защиты конституции. Шрюбберс обрисовал ему положение дел с советской агентурой в Западной Германии, ответил и на ряд вопросов конкретно о Сташинском. Данные руководителя контрразведки производили тяжелое впечатление: за несколько последних лет из ФРГ похитили 222 человека (прежде всего из Западного Берлина). В 52 случаях похитители применили силу, в семи – психотропные вещества. Остальных же выманили на Восток обманом. ФРГ оставалась государством, где советские агенты действовали наглее, чем где бы то ни было.

Наконец 10 апреля Додд увидел Сташинского собственными глазами. Утром сенатор обсудил его дело с Бруно Хойзингером, председателем Федерального верховного суда. Вспомнили они и другой процесс – в Западной Германии как раз судили эсэсовцев, во время войны занимавших важные посты в Освенциме. В четверг американец успел заглянуть на заседание суда в Кёльне. Хойзингер рассказал, насколько приговор Сташинскому повлиял на ход рассмотрения дела этих палачей. По его словам, оба процесса показали, «как могущественный государственный аппарат может извратить и поработить природу человека». Из заметок Додда следует, что формально они не затронули вопрос, могут ли подсудимые гитлеровцы рассчитывать на ту же лазейку, что и советский шпион, – наказание лишь за соучастие в убийствах. Однако замечания, которые обронил Хойзингер, давали понять, что надежда у них есть. Приговор раскаявшемуся советскому агенту создал прецедент, который нельзя было игнорировать на процессах над бывшими нацистами в Западной Германии. От Хойзингера сенатор направился к Ягушу – автору приговора и прецедента. С Ягушем он обсудил преступления украинца и его перспективы. Теперь Додд был готов навестить в тюрьме того, о ком он уже столько слышал346.

Беседу назначили на два часа дня. Сенатор поздоровался с бывшим киллером КГБ и сказал ему, что он «сделал весьма полезное дело, рассказав правду». Затем Додд приступил к вопросам. Его интересовали какие угодно факты или слухи о других убийствах известные заключенному. В том числе об имитациях самоубийств – таким случаям его сенатский подкомитет уделял особое внимание. Например, смерти Вальтера Кривицкого. Кривицкий служил агентом НКВД за границей, дезертировал и написал разоблачительную книгу «Я был агентом Сталина». Он описывал не только шпионаж, но и убийства за пределами СССР, совершенные по приказу вождя. В феврале 1941 года его обнаружили мертвым в гостиничном номере в Вашингтоне. По мнению следователей, Кривицкий застрелился.

Другим сомнительным самоубийцей был Поуль Банг-Йенсен. Молодой датский дипломат отказался передать в ООН список участников Венгерской революции 1956 года, боясь, что их имена вскоре попадут на Лубянку. В ноябре 1959 года его тело нашли в одном из нью-йоркских парков. Как и в случае Кривицкого, при покойном оказалась записка, из которой следовало, что он решил уйти из жизни сам347.

Сташинский изо всех сил старался помочь. Американец позднее вспоминал, что бывший агент подробно рассказывал ему, «как убил Бандеру… и как ежедневно следил за ним, изучал его привычки, встретил его на лестнице в подъезде жилого дома». Никаких точных сведений о ликвидированных КГБ людях у Богдана не было. Зато он многое мог поведать о том, как работала эта организация, и дать предположительный ответ на ряд вопросов об убийствах, исходя из своего опыта. Один из комментариев Сташинского звучал так: «В Советском Союзе само собой разумелось, что именно так должно поступать с политическими противниками известного толка за рубежом».

Также он признался Додду, что «у него было твердое осознание того, что он – винтик в механизме, действующем по всему миру». Агент понимал, что выполняет приказы высшего советского руководства. А также то, что, стоило шуму по поводу смерти Бандеры утихнуть, на Лубянке выберут новую жертву. В путевом дневнике Додда читаем: «Он сказал, что его наверняка предназначали в будущем для подобных заданий в одной из крупных англоговорящих стран». Особенно глубоко сенатора поразила копия стрелявшего ядом пистолета, из которого Сташинский убил Бандеру. Беседа шла около двух часов. После нее Додд отправился в гости к Ярославу Стецько – вероятно, третьей жертве, намеченной тому же исполнителю348.

По словам американца, уезжал он из Западной Германии с намного более ясным взглядом на работу аппарата КГБ. В марте 1965 года подкомитет сената США по внутренней безопасности наконец-то провел предложенные Добрянским слушания. Гвоздем программы служило дело Сташинского. Доклад подкомитета озаглавили «Международная корпорация убийц: убийства и похищения как инструменты советской политики». Название было аллюзией на прозвище, данное киллерам американской мафии журналистами еще в 30-е годы: «Корпорация убийц». Томас Додд в предисловии к этому изданию утверждал: хотя на процесс Сташинского «пресса западного мира обращала внимание лишь время от времени», это событие заслуживает «причисления к важнейшим судебным процессам в мировой истории». Важность происшедшего в Карлсруэ он обосновал так:

Представленные на суде улики впервые позволили вынести приговор, который установил, что Советы используют убийство как инструмент международной политики и что, несмотря на так называемую «либерализацию», якобы наблюдаемую после смерти Сталина, кремлевская машина убийств за рубежом продолжает работать на полном ходу349.

Глава 48

Фантомас

Вечером 10 апреля Томас Додд уехал из Карлсруэ, а Богдана Сташинского увезли назад в тюрьму. По слухам, украинец отбывал наказание в городке Ландсберг-ам-Лех, километрах в шестидесяти к западу от Мюнхена. За решеткой он должен был провести еще пять с лишним лет. Его адвокат Гельмут Зайдель подал прошение о помиловании, но никаких сведений о решении пока не было.

Его жизнь в тюрьме омрачали и новости с воли. 23 июня 1964 года Инге подала на развод. Неизвестно, как Богдан перенес этот удар, но представить, что думала и переживала Инге, нетрудно. Она боялась, что в Москве ей вынесли смертный приговор. Корреспондент журнала Stern Герд Хайдеманн писал, что фрау Сташински пришлось обратиться к психиатру. Он взял интервью у Инге в начале ноября 1962 года, через полмесяца после процесса в Карлсруэ. Встречу устроил сотрудник генеральной прокуратуры Эрвин Фишер – он уверял подопечную, что этому репортеру можно доверять полностью. Откуда ей было знать, что Хайдеманн уже около десяти лет работает на министерство госбезопасности ГДР? Хайдеманн, он же агент «Герхардт», попал в западногерманскую тюрьму лишь в 1985 году – и то за продажу поддельных дневников Гитлера. Позднее Хайдеманн заявит, что был двойным агентом. Но вряд ли это утешило бы Инге350.

За стенами тюрьмы в Ландсберге Сташинскому не стоило бояться за свою жизнь. Но что с ним произойдет, когда он выйдет на свободу? Где ему прятаться от недавних сослуживцев? На встрече с Доддом Генрих Ягуш признал: «Показания Сташинского принесли нам чрезвычайную пользу, но, когда его выпустят, оставаться в Германии ему будет крайне рискованно». Судья высказал надежду на «принятие мер по облегчению его переезда в более безопасную страну». Увы, довольно скоро будущее Богдана станет еще туманнее, и он останется без покровительства влиятельного судьи – Ягуша вынудят уйти в отставку351.

Неприятности на службе начались у того вскоре после оглашения приговора Сташинскому. На Востоке аппарат пропаганды поливал Ягуша грязью как закоренелого нациста. Потом тот же репортер Хайдеманн опубликовал фотографии, на которые попало лицо одного из следователей по делу, подсудному Ягушу. Таким образом стало известно, что судья передает корреспонденту Stern конфиденциальные материалы. Через несколько месяцев после визита сенатора Додда председатель уголовного сената поставил на своей карьере крест. В сентябре 1964 года он грубо нарушил корпоративную этику, напечатав в Der Spiegel провокационную статью. Там он рассказал, как разоблаченного шпиона ГДР выпустили из-под стражи – вероятно, в обмен на освобождение в Восточной Германии нескольких политических заключенных, – и усомнился в законности действий высшего руководства ФРГ, в том числе своих начальников. Статья вышла без подписи. В начале ноября в журнале появился новый текст. Ягуш резко критиковал генеральную прокуратуру за санкцию на арест сотрудника того же издания по подозрению в шпионаже. На этот раз он подписался «Жюдекс» – так звали героя недавно прошедшего в прокате французского фильма, этакого благородного Фантомаса. Обе статьи вызвали много шуму, начались розыски автора. Через какое-то время одна из мюнхенских газет открыла его настоящее имя352.

У него потребовал объяснений сам глава Верховного суда – Бруно Хойзингер. Ягуш от публикаций открестился, но вскоре передумал и признал себя Жюдексом. Шансов сохранить кресло у него не осталось. Он задел сторонников разрядки в отношениях с Востоком выпадом против освобождения агента ГДР, но одновременно и ястребов – протестом против незаконного задержания репортера, якобы тоже за шпионаж. Что хуже всего, он солгал начальству и коллегам. Уже после приговора Сташинскому Ягуша стали изображать активным проводником линии Гитлера в германских профсоюзах (видимо, кампанию против него спонсировали восточногерманские власти). Судья называл это клеветой, а товарищи по верховному суду не отдавали его на растерзание. Но после публикаций в Der Spiegel рассчитывать на их поддержку больше не стоило353.

В январе 1965 года Ягуша отстранили от должности – за попытку скрыть членство в НСДАП. Через месяц ему позволили уволиться по состоянию здоровья. Отставной судья успел еще заработать реноме эксперта по правилам дорожного движения ФРГ, но в политическую историю вошел как автор приговора Богдану Сташинскому. Аргументы Ягуша существенно повлияли на десятки процессов над бывшими функционерами Третьего рейха – в том числе на суд по делу охранников концлагеря в Освенциме, точку в котором поставили в августе 1965 года. Обвиняемых покарали по принципу, взятому на вооружение в третьем уголовном сенате, – лишь как соучастников убийств. Роберт Мулька, адъютант начальника лагеря, получил 14 лет тюрьмы. На процессе 1947 года в Варшаве ему, очевидно, грозила бы смертная казнь – как Рудольфу Хёссу, самому известному коменданту Освенцима, повешенному в Польше. Только через семь лет бундестаг внесет поправку в уголовный кодекс и закроет лазейку, открытую в результате процесса Сташинского. И эта поправка не сразу вступит в силу, облегчив участь множества гитлеровцев на скамье подсудимых. Например, в 1973 году всего 12 лет заключения дали Людвигу Хану – бывшему командиру СД в Варшаве, на котором лежит ответственность за уничтожение Варшавского гетто, а в какой-то мере и за подавление польского восстания в 1944 году. Пресса ФРГ объяснила такую снисходительность к нему именно прецедентом Сташинского354.

Горе-Жюдекса выдавили из органов судебной власти ФРГ, и там стало ещеменьше тех, кого тревожила судьба Сташинского после выхода на свободу. Трудно сказать, принял ли Томас Додд какие-нибудь меры, чтобы найти убежище для перебежчика, как просил его Ягуш. Дело в том, что и самому Додду недолго оставалось находиться при власти355.

В июне 1966 года сенатский комитет по нормам поведения парламентариев провел слушания насчет поездки Додда в Западную Германию. Политические противники демократа твердили, что настоящей его целью была поддержка друга – Джулиуса Клейна. Этот бригадный генерал армии США в отставке занимался пиаром западногерманских фирм в Америке. Клейна обвиняли в содействии дельцам, которые не так давно наживались на жертвах Третьего рейха. Ввиду этого не замешанные в чем-то подобном бизнесмены из ФРГ прекратили с ним сотрудничать. Додд якобы пытался обелить товарища. Встреча со Сташинским была только предлогом для поездки.

Додду пришлось доказывать, что он не использовал Сташинского как прикрытие, чтобы на самом деле помочь генералу Клейну вернуть клиентов. Критики Додда так и не поймали его за руку, но в 1967 году ему предъявили обвинение в растрате фонда очередной избирательной кампании. Сенат вынес ему формальное порицание. Черный день в карьере демократа из Коннектикута настал после того, как он взялся за регулирование торговли огнестрельным оружием и добился определенного успеха. Лоббисты производителей смертоносного товара нанесли ему ответный удар – начали расследование его финансовых злоупотреблений.

Человек, который поблагодарил Сташинского за правду, занимал свое кресло до 1971 года, но ни власти, ни влияния у него уже не было. Советская пресса праздновала победу. В Москве Томаса Додда считали одним из злейших врагов Советского Союза356.

Глава 49

Исчезновение

Гамбургский журнал Stern первым сообщил сенсационную новость: «Его встретили агенты американской разведки и военным самолетом сразу отправили в США». Так начинался репортаж о выходе Богдана Сташинского на волю. Для Инге в репортаже тоже нашлось место. В июне 1964 года она развелась с мужем, но, по словам Эрвина Фишера – сотрудника генеральной прокуратуры, опекавшего ее не один год, – теперь была «хорошо обеспечена и снова счастлива». Вышла ли она второй раз замуж? Если да, то за кого? Секрет.

Статью в Stern напечатали 23 февраля 1969 года. Новость подхватили агентства, в частности, Associated Press, и перепечатали в газетах по всему миру. В конце марта председатель КГБ УССР Никитченко доложил о публикации в Stern Петру Шелесту – первому секретарю ЦК КПУ. Заметили статью и в Лэнгли. Копия оказалась в одной из папок с материалами по убийству президента Кеннеди. Официальное заявление о выходе Сташинского из тюрьмы сделало только министерство юстиции ФРГ. 18 февраля 1969 года его пресс-секретарь сообщил, что заключенного выпустили на свободу и позволили покинуть Германию ради его безопасности. Чиновник не ответил на вопрос, где теперь тридцативосьмилетний украинец. Зато признал, что с момента его отъезда прошло уже больше двух лет. Бывший киллер Лубянки отбыл только две трети тюремного срока, установленного судом357.

Немецкая публика почти три года ничего не слышала о Сташинском. В марте 1965-го пресса писала, что президент ФРГ Генрих Любке отклонил поданное адвокатом заключенного прошение о помиловании. Теперь из текста в Stern стало известно, что Сташинского освободили в последний день 1966 года, точнее – передали сотрудникам ЦРУ. Американцы, мол, считали его весьма ценным источником. Новости породили немало предположений о том, куда мог исчезнуть после досрочного освобождения бывший агент КГБ. Точных сведений о его судьбе никто не разглашал. Утверждалось, что его спрятали в Соединенных Штатах. В любом случае разыскать Богдана было бы трудно – его след давно остыл358.

Пока читатели ломали головы, дало ли ЦРУ убежище Сташинскому, в самом ЦРУ никак не могли решить, можно ли доверять перебежчику из рядов противника. Кое-кто еще подозревал, что все произошедшее – хитроумная операция Лубянки. Джеймсу Энглтону, руководившему с 1954 года отделом контрразведки, советские шпионы мерещились в Лэнгли на каждом шагу. В любом перебежчике из КГБ он видел подсадную утку. Только после вынужденной отставки Энглтона в последние дни 1974 года ЦРУ заняло благожелательную позицию в вопросе Сташинского.

Доклад от 22 апреля 1976 года открывается красноречивой фразой: «Этот меморандум составлен вследствие попытки установить, обладаем ли мы достаточными сведениями, чтобы подтвердить заявления агента КГБ Богдана Николаевича Сташинского о ликвидации им лидера украинских эмигрантов Степана Бандеры в Мюнхене в октябре 1959 года». На шестнадцати страницах изложен подробный анализ всей информации по этому делу, какой только располагало управление, после чего автор, тщательно выбирая слова, заключает, что скорее всего Сташинский не лгал. Никак не объяснена лишь одна улика: следы цианида в желудке Бандеры. Выстрел ядом из пистолета не должен был их оставить. «В целом же, – гласит доклад, – трудно предположить, какую пользу КГБ могли бы принести признания Сташинского».

В докладе нигде нет даже намека на то, что Сташинский когда-нибудь бывал в США. Нет и подтверждения домыслам газетчиков о пластической операции и виде на жительство в Америке. Если корреспондент Stern не ошибся, утверждая, что заключенного после выхода из тюрьмы забрали люди ЦРУ, то увезли его, видимо, не в Соединенные Штаты. Доставь они Богдана в Америку, он попал бы в руки Энглтона и его подчиненных в ЦРУ. Скорее всего, беднягу подвергли бы таким же изнурительным допросам, как офицера КГБ Юрия Носенко. Этот перебежчик провел три года в одиночной камере, его пытались разговорить с помощью наркотиков. Только в 1967 году Носенко выпустили, а в 1969-м публично признали искренность его поступка.

В докладе ЦРУ после слов о досрочном освобождении Сташинского в канун 1967 года читаем: «Германские власти обучили Сташинского ремеслу слесаря. Его переместили в другую страну под чужим именем». О деталях автор умалчивает. Куда бы раскаявшийся агент ни подался после выхода из-за решетки, он явно старался залечь на дно359.

Единственным намеком на возможные действия Сташинского на свободе стало его письмо из Ландсберга Ярославу Стецько – заместителю Бандеры, который должен был стать третьей жертвой. Сташинский признавал: «Не думаю, что от убийства по приказу КГБ действительно можно защититься. Но вот совершение таких преступлений можно сильно затруднить». Он советовал всем потенциальным жертвам Лубянки не реже чем раз в три года менять имя и фамилию, место жительства, а по возможности – перебираться за рубеж. В любой стране следует подбирать самый заурядный псевдоним, не оставляя славянских имен, избегать упоминаний в телефонных книгах и других справочниках. Для соседей по дому стоит выбрать еще один псевдоним. Также надо учиться распознавать слежку. «Первой заповедью должна стать полная секретность», – подытожил Сташинский360.

Глава 50

Кремлевский призрак

После сенсационной новости 1969 года о досрочном освобождении Богдана Сташинского, вокруг его дела снова воцарилась тишина. Но его преступления – и тем более признания – продолжали влиять на судьбы людей, так или иначе причастных к его делу. Многие из них предпочли бы навсегда забыть эту историю.

Она вновь стала актуальной летом 1973 года, когда власти Соединенных Штатов выясняли, правдивы ли сведения о заговоре с целью убийства Леонида Брежнева во время его визита в Америку. В начале июня советские дипломаты в Вашингтоне предупредили Секретную службу США, что на такой шаг отважилась группа украинских националистов во главе с Ярославом Стецько. Якобы убийство планировали молодые фанатики, которые воевали во Вьетнаме, а теперь проходили спецподготовку в лагерях. Они должны были надеть полицейскую или военную форму и под ее прикрытием совершить покушение на Брежнева. Одним из заговорщиков назвали подполковника армии США по имени Николас Кравцив.

Секретная служба привлекла ЦРУ, чьи сотрудники нашли сведения о Стецько в деле Сташинского. Они передали коллегам, что за этим человеком охотится КГБ. К расследованию немедленно подключилось ФБР и вскоре установило, что заговор существовал только в воображении советских дипломатов. Стецько, тогдашний руководитель бандеровской ОУН, планировал посетить Америку – но так и не поехал. Его предполагаемые сообщники либо вообще не занимались политикой, либо принадлежали к другой группе националистов, не желавшей вести с бандеровцами никаких дел и уж тем более затевать вместе с ними такую рискованную операцию.

В число «заговорщиков» попал Осип Зинкевич – один из организаторов украинского тамиздата. Его оружием было печатное слово, а не пуля. Кравцив отбыл две командировки во Вьетнаме и показал себя на посту офицера разведки в Израиле в 1972 году, накануне Войны Судного дня. Он и не подозревал, что хочет убить Брежнева – как и многие другие американские украинцы, названные советским источником. Стало ясно, что Москва просто пытается натравить американские органы охраны правопорядка на эмигрантов, намеренных протестовать против визита Брежнева в США. От внимания ФБР не ускользнул тот факт, что ведущая украинская газета страны Ukrainian Weekly призывала читателей активно участвовать в этих демонстрациях. Один из ее авторов обличал Брежнева: «Улыбка и нож за пазухой»361.

Брежнев в Америке близко познакомился только с двумя пистолетами – подарком любимого голливудского актера. Это был Чак Коннорс, ковбой из вестернов. Как ни старался КГБ предотвратить протесты, генсека встретили пикетами и в Нью-Йорке, и в других городах. Самая многолюдная манифестация прошла 17 июня 1973 года перед зданием ООН. Около тысячи украинцев скандировали: «Брежнев, возвращайся домой! Вон из Америки!» Перед толпой выступил Аскольд Лозинский – один из членов молодежного крыла бандеровской ОУН (один из «заговорщиков» согласно советской дезинформации). Он подчеркнул, как нелепо выглядит согласие правительства «страны свободных» вести дела с вождем «страны угнетенных». Таким образом, главной угрозой советским политикам за рубежом стали протесты украинских националистов, а не их пули362.

Брежнев об этой угрозе знал. В мае 1975 года он закрепил свой статус первого лица в партии и государстве, отодвинув в сторону старого противника – бывшего председателя КГБ Шелепина. В апреле его выдавили из Политбюро, а вскоре и с поста главы ВЦСПС. Формальным поводом для этого послужил скандал, вызванный его появлением в Лондоне. В результате процесса над Сташинским Александр Николаевич Шелепин снискал себе дурную славу организатора политических убийств.

Американцам глаза на него открыл доклад подкомитета, подготовленный Томасом Доддом. В предисловии к докладу сенатор писал:

Согласно показаниям Сташинского, первым в списке советских чиновников, направляющих эту машину [убийств], стоит имя Александра Н. Шелепина, председателя КГБ СССР. Сегодня этот бывший командующий управлением «мокрых дел» – заместитель председателя Совета министров, член Президиума и секретарь Центрального комитета КПСС. Его пребывание на столь высоких постах при «новой» власти недвусмысленно дает понять, что убийство, служившее инструментом советской политики со времен самого Ленина, будет служить им и далее.

Ярослав Стецько, выступая в июле 1965 года перед американскими политиками по случаю Недели порабощенных народов, заявил, что именно Шелепин приказал убить президента Кеннеди363.

Шелепину много лет приходилось провожать взглядом официальные делегации в страны первого мира – слова Сташинского дали западногерманскому суду основание выдать ордер на его арест. Но правительство ФРГ не устояло под давлением Кремля, так что ордер все же отменили. Весной 1975 года Шелепин принял предложение лидера британских тред-юнионов навестить Англию в качестве главы советских профсоюзов. Как только об этом проведали в парламенте, разразился скандал. Консерваторы (они тогда находились в оппозиции) потребовали от правительства не давать ему въездную визу. Лейбористы признали, что приглашение такого человека было ошибкой. Один член парламента из правящей партии даже заявил, что такого нежеланного гостя в Великобритании не было со времени приземления Рудольфа Гесса в 1941 году.

Однако Шелепин ехать не передумал. Его встретили с возмущением не только в Вестминстере. На улице громогласно протестовали украинские эмигранты – их митинги собирали до трех тысяч человек. Члены молодежной националистической организации задумали атаку на Шелепина при выходе из здания, где у него было назначено мероприятие. Британские спецслужбы обманули их, выведя его через черный ход. Бывшему начальнику Лубянки пришлось досрочно уехать с туманного Альбиона. На родине его ждала отставка с двух важнейших постов. В карьере Шелепина-политика была поставлена жирная точка364.

Само собой, его коллеги в Политбюро не видели ничего зазорного в организации КГБ политических убийств за рубежом. Леонид Брежнев просто не упустил удобный случай – обратил скандал на Западе против опасного конкурента. Такая причина увольнения Шелепина – ссылка на общественное мнение в капиталистическом мире – стала для партийной элиты уроком. Более других она повлияла на Юрия Андропова – четвертого председателя КГБ, назначенного в 1967 году Брежневым вместо Владимира Семичастного. Как и Шелепин, Андропов был партийным аппаратчиком с огромными амбициями. Из дела Сташинского он вынес важный урок: если его киллера поймают с поличным, кресла генерального секретаря ему не видать.

При Андропове политических противников коммунистического режима ликвидировать уже не будут. Новый шеф Лубянки не хотел и чрезмерно раздражать Запад репрессиями против известных диссидентов. По советским стандартам в 70-е годы отношение карательных органов к двум столпам движения инакомыслящих – Александру Солженицыну и Андрею Сахарову – казалось довольно мягким. Первого выдворили на Запад, второго сослали в Горький. Ни того, ни другого не отдали под суд. Возможно, такая осмотрительность помогла Андропову в ноябре 1982 года сменить Брежнева на высшем партийном посту365.

Глава 51

В бегах

Пока карьера некоторых людей, включая одного члена Политбюро, страдала из-за шумихи, вызванной побегом Богдана Сташинского на Запад, комитет не прекращал разыскивать дезертира. В ноябре 1962 года, вскоре после завершения процесса в Карлсруэ, новый председатель КГБ Владимир Семичастный одобрил план «специальных мероприятий» против бывших сотрудников КГБ. В этом списке нашли место и Сташинскому.

В своих мемуарах Семичастный так объяснил свои действия и мотивы неоднократных попыток Лубянки покарать перебежчиков:

Я сам как председатель КГБ не имел права единолично принимать решения о физической ликвидации людей. [Западная] пропаганда, утверждавшая обратное, опиралась прежде всего на принцип исполнения советского закона за пределами Родины, имевшего отношение прежде всего к беглецам из наших рядов с известными именами. Если чекист, советский гражданин, солдат, давший присягу служить Родине и существующему строю, предал свою страну и бежал на Запад, то согласно действовавшим советским законам он мог быть отдан под суд и осужден, несмотря на свое отсутствие. И если при этом он был приговорен к смерти, то после этого мог быть поставлен вопрос и о приведении приговора в исполнение366.

В документе, подписанном Семичастным в ноябре 1962 года, утверждалось, что изменники, раскрыв противнику важные государственные тайны, нанесли СССР значительный политический ущерб. Поэтому их заочно приговорили к смертной казни – приговоры должны быть исполнены за границей. Органам контрразведки предписывалось наблюдать за родственниками перебежчиков в пределах Советского Союза, перлюстрировать их корреспонденцию и обыскивать жилье, на случай если предатели попробуют связаться с близкими. Разведчики в свою очередь должны были отыскать изменников в зарубежных странах, чтобы за них взялись подготовленные для этой задачи исполнители из 13-го управления, ответственного за специальные мероприятия. Например, перебежавшего на Запад в декабре 1961 года офицера КГБ Анатолия Голицына предполагалось убить, если его вызовут для дачи показаний перед одним из комитетов Конгресса США367.

О местонахождении Сташинского после выхода на свободу знал только узкий круг западногерманских чиновников. В 1971 году Райнхард Гелен – генерал, уже ушедший с поста руководителя Федеральной разведывательной службы, – напечатал свои мемуары и намекнул в них, что знает, куда подевался бывший кремлевский киллер. А заодно и подтвердил сделанное в 1969 году заявление властей о том, что заключенного выпустили досрочно. Гелен утверждает: «Свой срок террорист милостью Шелепина уже отбыл и живет сейчас как свободный человек где-то в свободном мире, который он избрал 12 августа – за день до сооружения Берлинской стены»368. В какой именно стране, автор умалчивает369.

Если Сташинского не было в Соединенных Штатах, куда же он перебрался? Ответ неожиданно дал другой разведчик на пенсии – Майк Гельденхёйс. В начале марта 1984 года корреспондент южноафриканской газеты взял серию интервью у этого шестидесятилетнего генерала. Прежде Гельденхёйс возглавлял секретный отдел Бюро государственной безопасности ЮАР (БОСС) – контрразведывательной организации с дурной славой, известной нарушениями прав человека при репрессиях против Африканского национального конгресса. В июне 1983 года он вышел в отставку в звании комиссара полиции, поднявшись на самый верх карьерной лестницы в силовых структурах.

Первое интервью вышло 5 марта 1984 года в Cape Times, старейшей ежедневной газете Южной Африки. Открывали его биография Гельденхёйса, рассказ о Сташинском и описание убийства Льва Ребета. О гибели Бандеры читатели должны были узнать из следующего номера. Генерал рассказывал, что Сташинский приехал в ЮАР из ФРГ и что он, тогда полковник и заместитель начальника Бюро, стал первым официальным лицом, допросившим иммигранта. Гельденхёйс раскрыл некоторые подробности жизни Богдана в Южной Африке, но кое-какие вопросы оставил без ответа, сославшись на тайну. Он заявил репортеру: «Досье на Сташинского – один из самых строго охраняемых в мире секретов. Во многом он таким и останется, ведь новое имя Сташинского и место его проживания никогда не будут раскрыты». Если группа киллеров КГБ все еще охотилась на украинца, интервью стало для них долгожданной зацепкой. Проблема состояла в том, что СССР не имел дипломатических отношений с ЮАР и проведение нелегальной операции там было бы сопряжено с огромными трудностями. Сверх того, Гельденхёйс утверждал, что никто теперь не узнает Богдана в лицо.

Он объяснил корреспонденту, что жизнь беглеца в опасности. Поэтому его выход из тюрьмы задолго до истечения срока прошел в обстановке строгой секретности. «В то время на нас вышла западногерманская служба безопасности и попросила дать этому человеку убежище в Южной Африке, поскольку, по их убеждению, это была единственная страна, где агентам КГБ будет нелегко до него добраться. Мы согласились». Во всей ЮАР только три человека знали о том, кого и где они приютили: сам Гельденхёйс, его начальник – глава БОСС Хендрик ван ден Берг – и премьер-министр Балтазар Форстер.

По словам Гельденхёйса, Сташинский в ЮАР прибыл в 1968 году, то есть минимум через год после выхода на волю. В Претории не пожалели о том, что выполнили просьбу коллег из Бонна. Генерал признал, что «Сташинский сообщил нашей разведке чрезвычайно много неоценимых сведений о структуре и операциях русских секретных служб». По-видимому, на новом месте Богдан не только жил под новым именем, но и подвергся пластической операции. Он устроился на работу и женился вновь.

Гельденхёйс уверял репортера: «Мы устроили его на работу, которая ему очень хорошо подошла. Какое-то время спустя он познакомился с девушкой из Дурбана, и они полюбили друг друга. На регистрации брака в одном из наших загсов, он попросил меня стать его шафером. Мы завязали с ним дружбу, которой дорожим и сегодня, так что я с радостью согласился». Генерал добавил, что в своем сейфе хранит фотографию, где позирует вместе с молодоженами. Ни Инге Поль, ни какие-либо иные спутники Сташинского при его переезде в Южную Африку в интервью не упоминались370.

Агентства, например Associated Press, не упустили новость о жизни выпущенного из западногерманской тюрьмы киллера КГБ в далекой стране и распространили ее по всему миру. Многие – в том числе члены семей Ребета и Бандеры, – не спешили принимать ее на веру. Но ряд фактов говорит в пользу версии Гельденхёйса. Из двух человек, знавших, по его словам, под каким именем Сташинский жил в Южной Африке, один был еще жив. Форстер, успев занять пост президента, умер в сентябре 1983 года, зато Хендрик ван ден Берг имел крепкое здоровье, писал мемуары и разводил кур на ферме. Согласно Ханли ван Стратен – она исследует биографию Гельденхёйса, – летом 2013 года в личном архиве комиссара полиции нашлось его фото в компании Форстера и ван ден Берга. Снимок лежал в папке с надписью «Сташинский», но больше там ничего не было371.

Не противоречат текстам интервью и сообщения в прессе о том, что еще 23 июня 1964 года Инге Поль развелась с Богданом и таким образом поставила точку в браке, который создал столько проблем для КГБ. Затем она бесследно исчезла. Когда новость о досрочном освобождении заключенного попала в прессу, сотрудник федеральной прокуратуры заявил корреспонденту Stern, что Инге была хорошо обеспечена и снова счастлива. Благодаря бывшему мужу или кому-то другому? С ним или с кем-то другим? На эти вопросы ответа нет. Весьма вероятно, в Восточную Германию Инге больше никогда не возвращалась. В 1986 году с могилы Петера, сына Сташинских, убрали надгробную плиту. Согласно закону, администрация кладбища получала право на повторное использование участка, если в течение двадцати пяти лет за могилой никто не ухаживал372.

Отец ребенка, судя по всему, раз и навсегда обосновался в Южной Африке. В одной из украинских газет мелькнул слух о том, что Сташинского использовали как советника во время операций ЮАР в странах Африки. Не эту ли работу подыскало Сташинскому Бюро госбезопасности? Отбрасывать такую возможность нельзя. В 1967 году – как раз тогда, когда заключенный должен был покинуть Германию, – полиция ЮАР подключилась к борьбе против повстанцев в Родезии (с 1980 года – Зимбабве). Новая часть особого назначения проходила тренировку на секретной базе полиции в Дурбане – предположительно, родном городе второй жены Сташинского. В Дурбане жил и Герард Страусс – репортер, который взял интервью у Гельденхёйса и открыл тайну переезда бывшего киллера в ЮАР. Понятное дело, все это может оказаться либо простым совпадением, либо косвенным свидетельством об африканском отрезке жизненного пути Сташинского373.

Формируемый в ЮАР полицейский спецназ требовалось подготовить к борьбе с боевиками. Богдан принимал участие в войне против УПА на западе Украины, и теперь его советы не стали бы лишними. Если так и случилось, то завершение одиссеи уроженца Борщовичей выглядит по меньшей мере трагично. Инге вытащила мужа из мира шпионажа и насилия, но без нее он вернулся туда вновь. Сташинский, конечно, не стал первым агентом, который отрекся от одного тоталитарного режима, чтобы служить другому. Услугами еще одного перебежчика из КГБ пользовался в 50-х годах Нго Динь Дьем, диктатор Южного Вьетнама: Николай Хохлов наставлял его, как эффективно вести антипартизанскую войну. И Хохлов, и Сташинский более-менее хорошо разбирались в методах борьбы с повстанчеством. Оказавшись на Западе, оба оказались в оппозиции к коммунистическим режимам. Сташинский вполне мог принять участие в том, что многие превозносили как «мировую схватку с коммунизмом»374.

Итак, известны две версии того, в какой стране бывший заключенный осел после выхода на свободу в Западной Германии: США либо ЮАР. Вторая подкреплена фактами намного лучше. Но, если Гельденхёйс рассказал журналисту правду, на многие страницы биографии Сташинского следует взглянуть по-новому. Надо полагать, навыки работы слесаря, приобретенные Богданом за решеткой, не принесли ему пользы. Неясно, где он провел 1967 год, но уже в следующем он сотрудничал с полицией Южной Африки, а женщина, вдохновившая его на разрыв с Кремлем, из жизни Богдана ушла.

В телефонном разговоре с автором этой книги 1 апреля 2013 года генерал Гельденхёйс подтвердил пребывание Сташинского в ЮАР в конце 60-х и в 70-х годах прошлого века. Своего биографа, Ханли ван Стратен, он заверил, что в интервью 1984 года говорил правду. И утверждал при этом, что больше ничего не помнит. Возможно, пробелы в его памяти вызваны только старостью – да и времени прошло немало. Однако есть и другое возможное объяснение: бывший подопечный генерала был все еще жив, и раскрытие всех деталей поставило бы его жизнь под угрозу375.

Глава 52

Возвращение на родину

«Слегка сутулый мужчина, с проседью и залысинами, на вид – намного моложе своего возраста, совсем не похож на того Богдана Сташинского, которого я видела на фотографиях», – такое вступление Наталья Приходько, украинский независимый журналист, предпослала интервью с человеком, который представился ей именно как Сташинский. Она утверждала, что ее познакомил с легендарным агентом КГБ летом 2011 года друг из «органов». По словам отставного офицера СБУ, старик – тому скоро должно было исполниться восемьдесят – хотел рассказать, как все было на самом деле. Поэтому журналистке и предложили взять у него интервью.

В квартире на Печерске376 – продолжает Наталья – она заметила бюстик Сталина и портрет Черчилля. Хозяин желал откровенного разговора, но диктофон просил не включать. Приходько вела интервью на неродном для нее украинском языке, поэтому предупредила читателей, что ее записи не отражают полностью особенности речи собеседника. Интервью вышло в августе 2011 года в киевской газете «Левый берег», за три недели до двадцатой годовщины независимости страны. Название интриговало: «Богдан Сташинский: Я выполнил свой долг перед Украиной».

Слова этого человека противоречат многим деталям биографии Сташинского, опубликованным на Западе. Он уверял Приходько, что по убеждению вступил в КГБ, по убеждению убил Ребета и Бандеру. И не сомневался, что при советской власти Украина шла по пути прогресса и процветания. Но сенсационным выглядит даже не это, а новая версия побега в Западный Берлин. Старик якобы заявил, что такой гамбит планировал лично Шелепин – и все прошло как по маслу. Шелепина, мол, знали в основном по комсомолу, и в роли председателя КГБ, как ему казалось, мало кто из руководства воспринимал его всерьез. Разгласив на весь мир, что именно он отдал приказ убить Бандеру, Шелепин стремился показать старшим товарищам, что он на самом деле «Железный Шурик». По личному приказу шефа Богдан должен был сдаться противнику и признаться в совершенных им убийствах. Согласно плану ему предстояло отбыть наказание – благодаря явке с повинной суд наверняка проявил бы к нему снисхождение, – после чего группа агентов переправила бы его снова на территорию соцлагеря. Сташинский, несгибаемый коммунист, пошел даже на такую жертву.

События развивались точно по плану Шелепина. Но произошло непредвиденное: ЦРУ увезло Сташинского в Америку. Собеседник Натальи Приходько рассказывал: «Меня освободили досрочно и перевезли в Вашингтон. Там заподозрили в двойной игре и решили отправить на некоторое время в Латинскую Америку – в Панаму, – под наблюдением и как будто для приобретения новых навыков. Я это понимал, был более чем осторожен – знал, что они в любой момент могут меня ликвидировать». Группа агентов КГБ проникла в Панаму в 1968 году и вывезла коллегу в Африку. В 1970 году он вернулся в Советский Союз.

А как же личная жизнь? Богдан и вправду женился на Инге – тоже сотруднице комитета. И сын у них родился – только в Москве, где его и оставили на попечение сослуживцев в августе 1961 года, перед уходом в Западный Берлин. На кладбище в Далльгове якобы похоронили анонимного младенца – власти пристроили туда чье-то тело из морга. Старик добавил, что с Инге они развелись, и та осела в Восточной Германии. Карьера у нее не сложилась, поскольку в Штази не доверяли агентам Лубянки. Их сын, у которого было трудное детство, переехал на Украину и стал доцентом Киевского университета. С отцом связи не терял. А вот на своих родителей и сестер ветеран органов махнул рукой: «У нас разное мировоззрение», общение не имело смысла377.

Интервью со Сташинским поразило специалистов по украинской истории и политике на Западе. Тараса Кузьо (старшего научного сотрудника Центра трансатлантических отношений при Университете Джонса Хопкинса) привело в ужас то, что Сташинский получает пенсию в независимой Украине. Александр Мотыль, профессор Университета Ратгерса, посетовал в блоге на сайте World Affairs: «Один из матерых киллеров КГБ этим летом поднял голову в Киеве». В то же время он высказал сомнения в подлинности интервью, поддержанные многими из его читателей. Один из них обратил внимание на отсутствие доказательств и уличал Приходько: «Она могла легко развеять сомнения, показав фотографию Сташинского… ведь Сташинскому теперь не грозит абсолютно ничего, никто не потратит пулю… на такой антиквариат». Он предложил установить личность неизвестного путем анализа ДНК378.

«Интервью» на самом деле было мистификацией. Прозрачный намек на это «Левый берег» сделал в подводке; впоследствии один из сотрудников газеты рассказал, что весь текст написан неким историком. Идея о том, что Шелепин искал на Западе славы организатора убийств, никак не укладывается в картину политической борьбы в Кремле 50-х и 60-х годов. Американская часть эпопеи также не выдерживает критики в свете известных нам документов ЦРУ. Но газетная утка возникла не на пустом месте и как минимум говорила о растущем интересе к фигуре Сташинского в России и на Украине379.

Кремль проиграл тайную войну 50-х и 60-х годов, когда по приказу сверху агенты спецслужб обеих сторон убирали врагов по всему миру. Дело было не в самих убийствах, а в их резонансе. И краткосрочные, и долгосрочные задачи, ради которых устранили Бандеру, остались невыполненными. Сегодня офицеры КГБ в отставке признают, что его гибель не ослабила националистическую эмиграцию на Западе, а наоборот – сплотила. Нельзя сказать и того, что после убийства вождя ОУН идея независимости Украины стала терять приверженцев. 1 декабря 1991 года, через 32 года после выстрела в Мюнхене, республика провозгласила выход из состава СССР и этим ускорила его окончательный развал. Признания же Сташинского до сих пор будоражат умы по обе стороны российско-украинской границы. Бандера и его убийца навеки связаны в исторической памяти. Антиподами их представляли и в той идеологической борьбе, что предваряла российское вторжение на Украину в 2014 году.

Имя Сташинского российские СМИ не раз упоминали осенью 2006 года, когда прогремела новость об отравлении радиоактивным плутонием Александра Литвиненко – бывшего офицера КГБ и ярого критика президента Путина. В ответ на выдвинутые западными журналистами обвинения против российских секретных агентов Сергей Иванов (руководитель пресс-бюро СВР) заявил следующее: «Начиная с 1959 года, когда был уничтожен украинский националист Степан Бандера, советская разведка и ее преемник – Служба внешней разведки – не ведет работы по физической ликвидации неугодных России лиц». Мало кто на Западе поверил ему на слово380.

На Украине имя Сташинского снова попало на первые полосы осенью 2008 года. Власти Львова, повысив цену трамвайных и автобусных билетов сразу на треть (для студентов – на 43 %), решили немного успокоить раздраженное население. Мэрия напечатала пятьдесят тысяч листовок с таким слоганом: «Измена Родине начинается с неоплаченного проезда». После этого убийцу Бандеры регулярно вспоминали в СМИ. На Украине еще свежа была память об Оранжевой революции, обеспечившей победу на президентских выборах прозападному кандидату Виктору Ющенко. Когда того в 2004 году отравили диоксином, многие заподозрили руку Лубянки. Подъем патриотизма и все более настойчивое внедрение в массы культа Бандеры привели к тому, что в конце срока своего правления Ющенко посмертно наградил его званием героя Украины381.

Через несколько недель кресло президента занял Виктор Янукович – и политический климат на Украине резко изменился. А с ним и оценка фигур Бандеры и Сташинского. Пока националисты так же настойчиво превозносили своего кумира, на пророссийских сайтах принялись обелять репутацию человека, который убрал Бандеру с шахматной доски. «Интервью» авторства Натальи Приходько появилось на волне реабилитации Богдана Сташинского. Один из комментаторов блога Александра Мотыля на World Affairs писал на ломаном английском: «Загадочное интервью… правда это или розыгрыш, свидетельствует, что Украина при Януковиче стремительно возвращается к почитанию „ценностей“ КГБ. Также… оно показывает КГБ могущественнее, чем он был на самом деле»382.

Среди западных ветеранов холодной войны нарастали подозрения. Не стоит ли за раскруткой образа Сташинского-героя все та же Лубянка? В апреле 2011 года, за четыре месяца до появления «интервью» Приходько, в сети появился англоязычный блог авторства якобы самого Богдана Сташинского. Первый пост открывался следующим заявлением: «Я твердо верю в коммунизм. Я верю, что моей стране нужно помочь с созданием [нового,] лучшего Советского Союза. Для достижения этой цели я собирал информацию, менял имена и убивал». Тогда же один из лидеров маргинальной Национал-большевистской партии Украины призвал власти Харькова переименовать один из парков в честь Сташинского383.

В 2014 году протесты на Майдане привели к отстранению президента Януковича от власти постановлением Верховной Рады, а затем – к его бегству в Россию, вторжению российских войск и аннексии Крыма. Среди украинцев резко возросла популярность Бандеры как символа борьбы за независимость родины. Его имя красовалось на знаменах многих отрядов самообороны, которые зимой удерживали Майдан, а весной отправились на восток Украины воевать с пророссийскими боевиками384. В августе того же года, в разгар этой «гибридной войны», неустановленные преступники осквернили могилу Бандеры в Мюнхене – повалили наземь крест. Акцию, напомнившую об осквернении в ФРГ еврейских могил «хулиганами» из того же КГБ, осудили и в Германии, и на Украине. На сайтах донбасских сепаратистов стряхнули пыль со старой советской версии – Бандеру якобы прикончила западногерманская разведка385.

Поднимая вновь стяг борьбы за полную независимость страны, большинство украинцев, однако, отвергает и радикально националистическую идеологию Бандеры, и его тактику. В тяжкие для Украины майские дни 2014 года, несмотря на волну патриотической мобилизации, лидер крупнейшей националистической партии «Свобода» набрал лишь 1 % на выборах президента. Осенью того же года на выборах в Верховную Раду «Свобода» не преодолела пятипроцентный барьер и осталась без фракции в парламенте. Бандера – бессменный символ радикального национализма, однако при жизни его сторонники были явно многочисленнее. Большинство выбирает европейские ценности и плюрализм. И уж совсем единицы полностью одобряют выстрел в Мюнхене и вообще устранение лидеров украинского национализма386.

Журналисты, которые при Ющенко захотели разыскать родню агента КГБ в Борщовичах, никого там уже не нашли. Соседка, помнившая эту семью, так рассказывала об их реакции на новости о суде в Карлсруэ:

Родители не могли пережить. Говорили, что всю жизнь отдали за Украину, а сын их так опозорил. Марийка, его сестра, говорила, что отрекается от брата. Лучше бы, мол, их увезли в Сибирь – дал бы Бог вернуться, то не боялись бы смотреть людям в глаза. Богданова мама совсем помешалась. Его отец скоро умер, сестра Мария болела всю жизнь. Ирина тоже долго не прожила – заболела раком желудка и умерла. Кроме беды, они ничего не знали. Хотя бы после смерти их надо помянуть добрым словом387.

Соседи верят, что Богдан хотя бы раз возвращался в родное село. Местная легенда гласит, что на могиле его родителей видели свежие цветы вскоре после его выхода из тюрьмы. Еще одна уверяет, что он время от времени приезжает в Борщовичи взглянуть на родительский дом (тот принадлежит теперь другой семье). Конечно, говорят односельчане, никто его в лицо уже не узнает. Сташинский – призрак на своей малой родине, чужой для всех, предатель в глазах и приверженцев Бандеры, и его заклятых врагов388.