Дерзкая темная ночь Лорен Кристина
Под ним на ней только бюстгальтер.
– Повышай или подтверждай, – смотрит на меня она, и тут я понимаю, что уставился на нее.
Посмотрев в свои карты, я понимаю, что могу по максимуму раздеть ее прямо сейчас, но хочу посмаковать так долго, как только получится:
– Подтверждаю.
Кладу свои семь карт рубашкой вверх, и она дает мне новую карту. Я уже подсмотрел: тройка червей. И теперь у меня фул-хаус.
Она сдает себе еще три карты (это уже максимум) и гримасничает:
– Круто.
– Твой покер-фейс еще ужаснее.
Лола поднимает на меня взгляд:
– Можешь повысить, если хочешь.
Теперь моя футболка снята и лежит в центре стола.
– Можешь подтвердить, если ты хочешь.
Ее бюстгальтер приземляется на мою футболку, и я выдаю несколько сдавленных звуков, прежде чем дрожащей рукой потянуться к пиву. Я едва соображаю при виде ее обнаженной груди. Такой округлой и упругой. Рот наполняется слюной, и я замираю с бутылкой у губ, не в состоянии ее наклонить, чтобы сделать глоток.
– Ты пялишься, – шепотом сообщает она.
– Ничего не могу с собой поделать – ты же только что сняла с себя лифчик.
– Давай открывайся.
О черт, карты.
Я часто моргаю, потом сильно зажмуриваюсь и просто кладу их на стол. Она со стоном показывает мне пару четверок и три неподходящие карты – валета, туза и семерку. Уронив голову на сложенные руки, она трясется от смеха, посмотрев на меня, когда слышит, как я пододвигаю к себе одежду. Я надеваю футболку, ремень и часы. Нацепив ее лифчик себе на голову, я накидываю свитер на плечи, а серьги оставляю лежать у моей бутылки пива.
Когда она выпрямляется, ее длинные темные волосы скользят по плечам и ложатся на грудь. Такой контраст между темным оттенком ее волос и молочной кожей, когда кончики прядей прикрывают соски.
Теперь я понимаю, почему такой женский образ рисовали миллионы раз.
– Ты снова пялишься.
– Ты все еще без лифчика.
– Я наврала. – Она рассеянно потирает пальцем нижнюю губу.
Ее интонация подсказывает мне, что она забавляется, по крайней мере самую малость.
– Когда?
– Когда сделала вид, что не хочу тебя поцеловать.
Я чувствую, как мои брови сдвинулись к переносице:
– Ты про правило?
– Ага, про него. – Она опускает взгляд и пальцем рисует круги по столу. – И про каждый раз, когда видела тебя.
Мои артерии не в состоянии расшириться и быстро пропустить такой мощный поток крови, поэтому я ощущаю, как перед глазами все плывет.
– Иди сюда.
Она качает головой, подталкивает в мою сторону колоду, после чего встает и берет нам еще по пиву:
– Ты сдаешь.
После очередного раунда двусмысленностей и напряжения Лола снова проигрывает, но на это раз она сообразила поставить только ботинки, прежде чем скинуть. На следующей раздаче она выигрывает назад свои сережки и мои часы, но потом проигрывает и то, и другое плюс свои носки.
– Согласно моим подсчетам, на тебе остались только две вещи, – пока она тасует колоду, замечаю я. – Штаны и что-то под ними.
Она смеется:
– Я не против насчет джинсов, но не могу проиграть свое нижнее белье.
– Но тебе некуда деваться. Моя очередь вскрываться после раздачи.
Она размышляет, и эффект двух бутылок пива дает о себе знать: ее взгляд быстро теплеет.
– Тогда пиши Харлоу. Скажи, пусть выберет наказание для проигравшего. Только не говори ей, кто проигрывает.
Кивнув, я достаю телефон и пишу сообщение Харлоу: «Нам нужно наказание проигравшему в покер. Один из нас уже практически без одежды».
Не проходит и полминуты, как она отвечает: «Чертов приватный танец, малыш».
Смеясь, я говорю Лоле:
– Она думает, это я проигрываю, не ты.
– Что она написала?
– Скажу, когда проиграешь.
Лола роняет руку на стол и со страхом смотрит на меня.
– Погоди. Мне понадобится еще пиво, прежде чем я буду готова это услышать. О боже.
– Тебе еще понадобится музыка.
Ее глаза округляются, и она хватает бутылку и залпом ее осушает, после чего берет мой телефон. Она знает мой пароль и, недолго думая, вводит его.
Прочитав сообщение Харлоу, она застывает с отвисшей челюстью:
– Я не собираюсь это делать.
– Тогда отдавай мне свое нижнее белье.
– Фиг тебе.
Я с хохотом встаю и подхожу к музыкальному центру:
– Ты что предпочитаешь – рок-н-ролл или клубную?
Она стонет:
– Оливер, я в жизни не исполняла приватный танец!
– Значит, клубная! – кричу я и жму на play.
Развернувшись, я чуть не спотыкаюсь от вида Лолы в полный рост у стола. Пока мы сидели, от талии и ниже мне ее не было видно.
Но, господи, Лола в одних только трусиках. В черных шелковых. Просто крошечных. Ее тело такое гладкое; мне хочется вонзиться зубами в мягкую плоть верха ее бедер.
Мою кожу начинает жечь. Чувствуя биение пульса где-то в горле, я сажусь на стул.
Она шлепает мне по подрагивающей руке, и я прячу обе под внешнюю сторону бедер.
– Ты даже знаешь правила.
– Я смотрю, ты тоже.
Шагнув ближе, Лола впивается в меня взглядом:
– И почему бы тебе не проиграть?
Ее колени задевают мои, и я чувствую, как это прикосновение отзывается по всей длине моих ног.
– Было бы не настолько хорошо, правда?
– Это странно – видеть меня топлес? – спрашивает она, перешагивает через мои колени, после чего придвигается ближе и усаживается верхом.
Мне трудно дышать. Трудно думать. Я оглядываю ее тело. Узкую талию и идеальные изгибы бедер. По всему боку у нее татуировка, и при таком тусклом свете ее не прочитать, но я надеюсь сделать это позже. А прямо сейчас я в миллиметре от того, чтобы прижаться лицом к ее груди.
– Это гребаное наслаждение, а не странное.
По кухне разливается музыка, медленно увлекая за собой мой пульс и, кажется, делая то же самое с пульсом Лолы. Она нерешительно подает бедрами вперед и назад. Ее руки держатся за мои плечи, словно дают зыбкое обещание, что это не последний раз, когда они там лежат.
– Лола… – шепчу я. – Просто делай все, что тебе удобно.
Она наклоняется и так внимательно смотрит мне в глаза, будто ищет упавшую ресничку, чтобы самой загадать желание. Ее взгляд немного нечеткий, но мне нравится подвыпившая Лола. Она словно выползает из своего убежища и вглядывается в окружающий мир. Прямо сейчас этим миром хочу быть я. И хочу, чтобы она видела только меня.
– Твое тату, что там написано? – спрашиваю я ее.
Облизнувшись, она не отводит взгляда от моего рта, когда отвечает:
– Лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму.
Я начинаю перебирать в голове, где мог слышать эту цитату, но из-за близости ее обнаженного тела, запаха ее шампуня, кожи и легкого намека на аромат ее похоти в моей голове пустота.
– Откуда это?
– Автор – королева остроумия, та, кто заставила повзрослеть целое поколение женщин, Элеонора Рузвельт. – Лола держится за спинку стула и во время своих движений наклоняет голову.
Тепло ее тела рядом со мной делает мой голос хриплым:
– Сколько тебе было, когда ты ее сделала?
– Семнадцать.
Ее волосы соскальзывают с плеча и щекочут мне руку. Когда ее взгляд встречается с моим, мою грудь стискивает при виде ее слегка размазанного макияжа, он делает ее сладко потрепанной, будто я с ней уже делаю что хочу. Даже мыслей об этом достаточно, чтобы я ощутил отчаянный до дрожи голод.
– Это неловко сейчас? – шепотом спрашивает она.
Мои слова выталкивает резкий от возмущения выдох:
– Ни хрена.
Ее брови приподнимаются:
– Ты имеешь в виду, что привык, когда полуголые друзья танцуют у тебя на коленях?
– Думаю, тебе недостает одного предмета одежды, чтобы называться «полуголой», – поддразниваю ее я. – И, пожалуй, тебя уже нельзя назвать просто другом.
Она пристально смотрит на меня, покусывая свою губу.
– Это не неловко, потому что это ты, Сладкая Лола. И полуголой ты выглядишь изумительно.
Тишина затягивается, когда она просто не сводит с меня глаз, от чего я не могу пошевелиться.
Но эта пауза не статична. В выражении ее лица есть очевидное изменение от игривости к искренности, и наблюдать это – словно одну за другой разорвать вибрирующие нити, стягивающие мои ребра.
– У тебя стоит? – Она опускается ниже и потирается об меня всего раз.
Ох, твою мать!
У меня перехватывает дыхание, когда сердце подпрыгивает в горло. Она знает, что это так; мой твердый член прижался к ней.
– А ты мокрая? – интересуюсь я.
Я знаю, что она мокрая. Когда она снова наклоняется вперед, я чувствую это легкое скольжение по мне.
Она смеется, и ее внимание переключается с моих глаз обратно на губы. Она так близко, и это сейчас не мимолетный взгляд; он намеренный, длящийся целый век и скользящий по моему носу, щекам, после чего остановившийся на губах. Если она посмотрит чуть ниже, не сомневаюсь, она увидит замерший пульс у меня на шее.
– Ты сейчас думаешь о том, чтобы меня поцеловать? – спрашивает она.
Мой взгляд падает на ее губы. И я облизываюсь:
– А ты сейчас думаешь о том, чтобы я тебя поцеловал?
– Ты ответишь хоть на какой-нибудь мой вопрос?
– Да, но только на этот.
Этот ее смех – мой любимый: легкий теплый выдох. Наверное, она даже не знает, что издает этот звук. А потом время останавливается: наклонившись и после легкого колебания задержав дыхание, Лола прижимается своими пухлыми губами к моим.
Они теплые, мягкие и немного влажные. Это самый сладкий первый поцелуй в моей жизни. Лола дарит мне несколько первых изумительных и еле ощутимых прикосновений, прежде чем приоткрыть рот и осторожно захватить мою нижнюю губу своими.
Когда она посасывает и мягко покусывает, то издает еле слышный низкий звук, от которого я чувствую, что сокрушен.
Когда кончик ее языка задевает мой, мое сердце, похоже, собирается выскочить за пределы грудой клетки.
Господи, я окончательно и бесповоротно сражен наповал.
Мне с трудом удается держать свои руки под бедрами, когда она отстраняется и облизывает губы.
– Я поцеловала тебя, – шепчет она.
Мой голос срывается, когда я отвечаю:
– Думал, мы не собирались этого делать.
Слегка пожав плечами, она шепотом продолжает:
– А я думаю, что собираюсь сделать это снова.
Сердце колотится так сильно, что я еле умудряюсь выдавить:
– Хорошо.
Когда она снова наклоняется, я со стоном высвобождаю руки и, отчаянно желая почувствовать ее вкус, тянусь к ней и встречаю ее на полпути, обхватывая ее лицо. Это словно взрыв – ощущение нашего соприкосновения в этом месте. Я, как голодный, жадно вбираю в себя каждый поцелуй, и все тело наливается ее сладостью, похотью и несдержанностью. Хочу поглотить Лолу целиком, но эти первые несколько поцелуев удивительно нежные. Ни к чему не ведущие: поцелуи ради поцелуев. Потому что все сумасшедшее возбуждение спряталось в наших мышцах – в моих напряженных мышцах бедер под ней и в моих руках, еле касающихся ее лица, в ее смявших мою футболку кулаках и подрагивающих ногах. Это словно секс – как она целует меня, скользя своим языком по моему, но при этом медленнее и бесконечно более невинно.
– Не могу поверить, что ты это делаешь, – бормочу я в ее рот. – Я так давно этого хотел.
Мои слова заставляют ее напрячься, и она отстраняется, медленно моргая:
– Теперь все испортится?
Я осторожно убираю руки от ее лица и опускаю их по обе стороны от своих бедер:
– Все может только улучшиться. Ну а мы можем делать все, что ты захочешь»
Я тянусь к ней, чтобы поцеловать ее снова, и повторяю: «Все, что захочешь. Мы можем включить фильм и отдохнуть. Можем остаться здесь и целоваться. Или просто еще поиграть в карты.
Тиканье часов в холле раздалось не меньше сотни раз, прежде чем Лола заговорила:
– Я не хочу оставаться здесь и играть в карты.
Мне стало нечем дышать.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
– Или смотреть фильм.
Я киваю, давясь собственным дыханием:
– Все что захочешь, лапочка.
– И мне будет мало только поцелуев. – Она поднимается и тянет меня за собой. Мы стоим так близко, что мое дыхание играет с ее волосами, когда она смотрит на меня с широко раскрытыми глазами.
Лола рукой скользит по внешней стороне моей ладони и, переплетя наши пальцы, разворачивается и ведет нас по коридору.
Глава 9
Лола
В комнате Оливера я была всего раз, когда он что-то чинил в гараже и попросил меня принести его телефон. Но тогда у меня особо не было времени осмотреться, как все устроено в его секретном месте. И еще казалось неуместным находиться в его неприкосновенном пространстве: схватив телефон, я быстро ушла. Я тогда не позволяла себе проанализировать свои чувства, ведь мы были просто друзьями. И находиться в его комнате, где он бывает голым или спит, не имело слишком большого значения. Просто ощущалось подчеркнуто личной территорией, куда обычно те Лола + Оливер не заходили.
Но сейчас после идеальных поцелуев, после ощущения его твердости под собой и понимания, для чего мы пришли сюда, мое сердцебиение начало отдаваться в ушах.
Это происходит на самом деле. Я не сплю.
Оливер держит меня за руку, и воспоминание о его губах вызывает покалывание на моих. Его кровать в полуметре от места, где мы стоим. Она напротив двери, рядом с окном, откуда видно океан. Окно открыто, и ароматы соленого океанского воздуха смешиваются с чистым сосновым запахом постельного белья.
Я снова веду его за собой, дрожащей рукой стягиваю покрывало и осторожно откидываю его в сторону. Хлопок его простыней холодит мою спину и делает кожу еще более чувствительной. Оливер наблюдает, как я ложусь, и ждет всего мгновение, после чего медленно крадется и останавливается у меня между ног. Выражение его лица полно удивления, когда он смотрит на меня, и это наполняет меня головокружительным всплеском энергии. Он жаждет происходящего так же сильно, как и я. Знаю это, потому что он сам мне сказал, но вплоть до этого вечера я до конца не верила.
От тепла моего тела и бешеного возбуждения прохлада простыней исчезла в считаные секунды. Я чувствую, как вниз по шее и груди течет тонкая струйка пота. Соски ощущаются набухшими и гиперчувствительными, а жар его кожи, когда я потираюсь о него, вызывает у меня легкий вздох.
– Лола, – мое имя нетерпеливым шепотом срывается с его губ, и, протянув руку, я снимаю его очки. Он забирает их у меня и с такой осторожностью кладет на тумбочку, что от его продуманных движений кажется, будто он под водой.
– Так лучше, – когда он поворачивается ко мне, говорю я.
Пока мои глаза привыкают к темноте комнаты, я провожу кончиками пальцев по его лицу, по резкой линии челюсти. Он – сочетание острых углов и плавных линий. На щеках гладко, а на подбородке колюче. Приподнявшись навстречу, я прижимаюсь своей обнаженной грудью к его, и Оливер, издав прерывистый стон, скользит рукой по моему боку, бедру и колену и закидывает мою ногу себе на бедро. Скрытый джинсовой тканью, его твердый член прижимается ко мне, и я чувствую его очертания, когда мы то приближаемся друг к другу, то отодвигаемся, покачиваясь вперед-назад.
– Ты уверена? – шепотом спрашивает он.
– Уверена.
На панно изображены двое, соединенные пламенем.
От жгучей необходимости выпустить на волю дикого зверя из своей груди мои вдохи становятся резкими и прерывистыми. За исключением трусиков я полностью обнажена и наслаждаюсь царапаньем джинсовой ткани по мягкой коже моих бедер, но я хочу чувствовать его без них. Хочу ощущать тепло кожи и щекотание его волосков. Пока его рот спускается по моей шее к ключицам и набухшей груди, я веду пальцами между нашими телами, расстегиваю его джинсы и, насколько могу, стаскиваю их. Рокочущий стон в его груди сначала ощущается, а уже потом становится слышен. Он подается бедрами вперед, заставляя меня резко охнуть, когда прижимается теперь уже в одних только боксерах прямо к моему клитору.
Оливер наклоняется, чтобы провести губами и зубами по моей шее обжигающую дорожку:
– Охренеть можно, Лола…
Он перебивает сам себя, когда его рот встречается с моим, уже приоткрытым и ищущим его, и в ту же секунду, когда я пробую вкус его губ, я понимаю: нам мало этого неторопливого изучения друг друга. Его губы мягкие и сильные, и они скользят по моим так нетерпеливо, так небрежно и хаотично – с укусами и нарастающим голодом.
Это желание, подстрекаемое адреналином, бьет меня, словно хлыстом. Я хватаю его за затылок, поторапливая целовать меня жестче и наконец коснуться меня. Звук, что я издаю, когда он проводит большим пальцем по моему соску, – эхо почти одной сплошной боли. Она стягивает нервы в тугой узел и сталкивает в пламя. А он делает так снова и снова, плотно прижимая и вырисовывая маленькие круги. Мое сердце стремительно бьется у него под рукой, когда он крепко удерживает меня для своего рта и наклоняется ради влажного посасывания… и острых укусов… пока его бедра продолжают прижиматься к моему клитору. А я, царапая, хватаюсь за его плечи, желая, чтобы он вжал меня в матрас, раздвинул мне ноги и толкнулся внутрь.
Я провожу пальцами вниз по его животу, ощущая одновременно безумную жажду и страх.
– Да. Дотронься до меня, – просит он в мой приоткрытый рот.
Я ныряю ему в белье и ахаю от жара. Его член нетерпеливо пульсирует в моей руке и по ощущениям в точности такой, как я себе и представляла: шелковистая кожа вокруг раскаленного железа. Лицо Оливера преображается от облегчения, когда я поглаживаю его, мягко тяну крайнюю плоть вверх-вниз и захожу ею на головку, а он начинает двигаться вперед-назад в моей руке, жадными губами ища мои.
Последние восемь месяцев были медленной и мучительной прелюдией, а лихорадочный жар под моей кожей, делающий меня нетерпеливой, заставляет освободиться из его объятий, но только чтобы спустить вниз его боксеры, и он вместе с джинсами отпихивает их подальше.
Оливер не в состоянии оставаться недвижимым надо мной, его щетина царапает мне соски, когда он поцелуями гуляет по моим ребрам, по руке, по подмышкам, покусывая бицепс, и продолжает двигаться в моей ладони.
Я чувствую его руку между нами, когда он стягивает вниз мое нижнее белье, чтобы я высвободила одну ногу, и вот наконец его пальцы там, скользят по мне и ныряют внутрь, и это ощущается, будто меня вот-вот унесет за пределы Солнечной системы, и все внутри меня есть огонь и свет. Я извиваюсь под ним, желая его, потому что я уже близко. Мне хочется знать, как он чувствует меня и как ощущает себя сам, когда меня трогает, поэтому я тоже уже там, одним пальцем скользя вокруг его. А он смеется сквозь поцелуи и говорит мне, насколько это потрясающе. Как ему удается найти слова, когда я совершенно потеряла дар речи?! Его большой палец снова и снова потирает мой клитор, и я ощущаю такое отчаяние, что резко приподнимаю бедра, чтобы впустить поглубже его бесконечно длинные пальцы. Его член касается наших рук, и наконец он приподнимается, убирает в сторону наши руки… Он уже почти там, так близко, и когда у нас обоих перехватывает дыхание, он одновременно с этим толкается вперед и скользит в меня.
– О господи! – произносит он и – Лола. О-о, черт. О-о, твою мать.
И это превращается в безумие.
Он двигается.
Нет, не просто двигается.
а по-настоящему трахает меня, и это наконец-то Оливер! Он внутри меня. Он погружается так глубоко и стонет мне в шею.
Оливер упирается коленями в матрас и наклоняется. В темноте вокруг нас нет ничего, кроме звуков: изголовье кровати грохочет о стену, пружины кровати протестующе скрипят. А он рычит мне на ухо, потому что это наконец произошло – трахать меня быстро и несдержанно. Его пальцы скользят мне по подбородку, а следом и его язык, слизывая мой вкус с кожи.
Мы смеемся сквозь поцелуи, потому что это ощущается хорошо – настолько хорошо. И мои руки побывали всюду: на его груди, бедрах и на основании его члена. Где-то в глубине души я знала, что будет именно так, – была уверена. И где-то в ее закоулках, когда я позволяла себе представить себя в такой близости с кем-то, это всегда было про него. У этой фантазии были темные волосы, щекочущие мою шею, длинные пальцы, обхватившие мое бедро, в его улыбке были опыт и искушенность, когда я начинала кончать…
– О боже…
Мои слова оборвало удовольствие. В венах вместо жидкости уже пар, обжигающий и невесомый, а я чувствую, что уплываю, впиваясь в него пальцами и ногтями, неразборчиво умоляя его продолжать делать то, что он делает, потому что это хорошо – так хорошо, пожалуйста, – и я так громко кричу под ним, что мой вопль эхом раздается по комнате.
Каждую часть тела наполняет удовлетворение, пока я, растаявшая и безмолвная, не сгораю, растворяясь в эйфории.
Его ритм просто бешеный сквозь мой оргазм, но как только я замолкаю, захлебываясь воздухом, он резко подается назад и выходит так грубо, что я тут же ощущаю пустоту.
– Блин. – Он задыхается, садится на пятки, склоняет голову к тяжело вздымающейся груди и потирает рукой лицо. Наклонившись ниже, делает несколько рваных вдохов.
Паника и блаженство в моей крови дают такую странную смесь, что я едва нахожу слова, чтобы спросить:
– Что случилось?
Подрагивающей ладонью он обхватывает мое бедро:
– Я не надел презерватив. И чуть не кончил.
Мое сердце стремительно колотится, кожа влажная от пота, а я сама еще не оправилась от только что произошедшего. Мы только что занимались сексом.
Едва упав на его кровать, спустя считаные минуты мы трахались, как самые настоящие дикари.
Я инстинктивно хватаю его за предплечье, пока он поглаживает меня вверх и вниз по раскрытым бедрам.
– А ты кончила? – шепчет он.
Я до сих пор не могу найти слов, поэтому киваю, еле выдавив:
– Да. Боже.
На самом деле я думала, что потеряла сознание.
Его горячая рука скользит по моему бедру, животу и накрывает мою грудь.
– Не могу поверить, – он тяжело сглатывает и закрывает глаза, – что мы…
Привыкнув к темноте, я теперь лучше вижу его тело. Одно дело – разглядывать его в нижнем белье при ярком полуденном свете в своей гостиной, но это ничто по сравнению с его очертаниями в полумраке, когда он стоит на коленях между моих раздвинутых ног.
Я рассматриваю его широкий торс, рельефный пресс и резкий изгиб его бедер, ведущий к влажному и тяжелому члену.
Его большой палец с нажимом кружит вокруг моего соска.
– Думал, что это будет сплошное неторопливое смакование, когда мы… Если бы это сделали.
Все мои связные мысли мошками разлетелись в разные стороны:
– Сейчас я ощущаю себя слишком сумасшедшей для неторопливого смакования.
– Я тоже, – смеется он. – Еще как.
Хочу его туда, где он был двадцать секунд назад, накрыв меня своим тяжелым вспотевшим телом и двигаясь, подкручивая бедрами, у меня между ног. Я сажусь, хватаю его за затылок и, целуя припухшие влажные губы, спрашиваю:
– У тебя есть презервативы?
– Да. – Его пальцы скользят у меня между ног, а рот движется в глубоких и жадных поцелуях.
Я опускаю руку вниз, обхватываю его и наслаждаюсь влажным скольжением вверх и вниз по нему, когда Оливер стонет мне в рот, почти всхлипывая. Свободную руку он кладет поверх моей, но не направляя, а просто, чтобы почувствовать мои пальцы на себе, как и я чуть раньше. После нескольких неспешных поглаживаний он начинает двигаться в моей руке, целуя все более жадно и наклонившись так низко, что едва не скользит в меня снова.
– Быстрее, – шепчу я, и он закрывает мне рот своими губами.
– Стой, погоди. – Он мягко убирает мою руку. – Не спеши. Это не… Я хочу притормозить и все прочувствовать. – Его поцелуи превращаются в легчайшие прикосновения:
– Не хочу так же быстро захотеть кончить, если мы опять возьмем прошлый темп.
Не представляю себе сейчас, как секс с Оливером может быть неспешным, ведь я знаю, каково это, когда он – слетевший с катушек. Теперь я вряд ли захочу, чтобы он пытался быть со мной нежным. «Нет, – думаю я. – Я знаю, как ты ощущаешься, когда просто берешь и трахаешь меня».
Читать бесплатно другие книги:
