Дерзкая темная ночь Лорен Кристина

Он проводит языком по моим закрытым губам, побуждая меня открыть их снова. Я чувствую тихий стон и нетерпение в его прикосновениях, когда, обхватив рукой мое лицо, он наклоняет голову, чтобы было удобнее. Мою кровь нагревает жар, заставляющий бедра двигаться в инстинктивном неторопливом ритме. Кожу покалывает от желания; мое тело помнит, каково это – заниматься с ним сексом. Я хочу, чтобы каждое прикосновение стало более насыщенным и исступленным. Зарычав, он кусает мою губу, а я потираюсь бедрами о него – хочу знать, твердый ли он и такой же отчаянно жаждущий, как и я.

Но он отодвигает меня назад, что разумно, ведь задний двор моего отца не лучшее место для подобного. Я все еще не могу смиренно наслаждаться им в малых дозах. Не привыкла целовать его, будто слегка пригубила.

Отстранившись, я своим лбом прижимаюсь к его и пытаюсь выровнять дыхание. Ощущение, будто вместо пяти чувств у меня стало двадцать, и просто все внутри дрожит от сенсорной перегрузки.

– Прости, – шепчу я.

– До сих пор не могу поверить, что ты у меня на коленях. – Он проводит руками вверх по моему телу. – Знаешь, сколько раз я давал волю рукам и фантазировал о тебе, сидящей на мне верхом и трахающей меня, пока сосу твои изумительные сиськи?

Я взрываюсь хохотом и тут же зажимаю рукой рот, после чего бросаю взгляд на заднюю дверь.

Он целует меня в подбородок, а на лицо возвращается легкая спокойная улыбка. Внезапно он кажется лет на тридцать старше меня. Он так легко управляется с собственной страстью:

– Мы закончим это позже.

Когда я снова киваю, он перемещает меня со своих колен и мы ложимся на траву плечом к плечу и смотрим в небо. Оно ощущается как огромный океан с плывущими в нем звездами. Рука Оливера накрывает мою, и мы переплетаем пальцы.

– Расскажи мне еще про Лос-Анджелес, – просит он.

Застонав, я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы собрать мысли воедино.

– Я писала «Рэйзора» так давно, что уже не помню, где были трудности. А приезд в Лос-Анджелес словно обрушившийся на голову таз ледяной воды. На встречах я сама себе казалась наивной и бесполезной, а ведь речь шла о моей истории. А потом, когда вечером хотела поработать над «Жуком», я даже не смогла начать. – Он сочувственно мне кивает, поднимает наши соединенные руки и целует мою. – Я скучала по тебе, все мысли были только про нас, и я не могла перестать беспокоиться о том, как благополучно пережить эти встречи. – Я поднимаю на него взгляд. – Их было трое: Грегори – и упаси тебя боже назвать его Грегом – Остин и Лэнгдон.

– Грегори Сент-Джуд? – уточняет он. – Он ведь сделал Metadata в прошлом году, да?

Очевидно, ему все эти имена куда более знакомы. Мне-то пришлось по-быстрому покопаться на IMDb в телефоне на следующий день.

Я снова почувствовала волну смущения:

– Именно. И он замечательный. Мы с ним не очень долго общались, а вот Лэнгдон – полный мудак. Изначально Остин говорил мне, что Лэнгдон ценит мою историю, но давай я тебе скажу всю правду: это не так. Ну разве что в том смысле, что сорокапятилетний придурок хочет отыметь Куинн.

Оливер стонет.

– Значит, ты еще не закончила редактуру? – спрашивает он, и я ощущаю его взгляд на мне, когда он поворачивается.

– Нет. Мы над многим поработали, но они сказали, у меня есть две недели, чтобы навести свою красоту, что бы это ни значило, – отвечаю я. – Там немало всего, что мне не позволено менять, и полным-полно деталей, на которые мне как раз наплевать, например на одежду Куинн.

Вздохнув, он снова поворачивается лицом к небу.

– Мне жаль, что это получается так разочаровывающе, лапочка. Это отстой.

Я киваю:

– Все нормально. Мы разберемся. Я рада быть с тобой сегодня вечером.

– Я тоже.

Он снова целует мою ладонь, и мы проводим несколько молчаливых минут, глядя на звезды, когда скрипит задняя дверь, и я знаю, что на нас смотрит папа. Представляю, что он видит: его дочь лежит на траве рядом с держащим ее за руку мужчиной, и это происходит впервые на его глазах. Не знаю, что он чувствует: радость вперемешку с печалью или только радость. А может, это для него столь же пугающе, как и для меня.

– Ужин готов, – тихо зовет он.

Стол накрыт скатертью, а салфетки украшают латунные кольца, в центре стола – свечи. Нахмурившись, я смотрю на него и вижу его скорее восторженный, а не поддразнивающий взгляд. По нему заметно, что он и сам знает, что слегка хватил через край, и я неохотно ему улыбаюсь.

Оливер садится напротив папы и рядом со мной, и в молчании мы кладем себе еду. Не будь здесь меня, они оба беззаботно бы смеялись. Не будь Оливера, мы с папой беззаботно бы смеялись. Уж и не знаю, какой из вариантов лучше. Папа неловко откашливается и смотрит на нас:

– Я действительно рад за вас обоих.

Я открываю рот попросить сменить тему, господи боже, но Оливер словно чувствует что-то, чего не чувствую я, и сжимает мое колено под столом.

– Спасибо. Это до сих пор потрясающе. – Он улыбается папе и отправляет в рот вилку с салатом.

– А все началось с дружбы, – кивая, говорит папа.

– С дружбы, – повторяет Оливер.

Отпив воду, папа смотрит на меня, и я наконец вижу, что заметил Оливер: папа обычно прячется за подколками, а сейчас он не скрывает эти редчайшие эмоции.

– Мы с мамой Лолы познакомились в баре. – Он склоняет голову набок и улыбается. – Судьбоносная встреча. Как оказалось, быть врагами у нас получилось куда лучше, но пока были друзьями, это было ужасно мило. Хочу, чтобы у тебя был кто-то, с кем бы у тебя хорошо получилось быть другом.

Приподняв брови, я бросаю на него взгляд, молча спрашивающий – мы что, собираемся сейчас это обсуждать? Он смеется. Даже вдвоем мы не говорим о маме, не говоря уже о присутствии кого-то третьего. Это толком не исследованная территория. Этим летом ее нет с нами по срокам на год больше, чем длился их брак. А я знаю самое основное, что должен знать любой ребенок: у них был неплохой брак. Не замечательный, конечно, но мы толком никогда не были вместе из-за его командировок в горячие точки. А когда он вышел в отставку и вернулся, для нее все стало еще труднее. Повзрослев, я сделала вывод, что папа ее давным-давно простил за то, что она ненавидела сама себя слишком сильно, поэтому больше не стала пытаться со мной поговорить.

Думаю, она трусиха, которая не хочет никого беспокоить.

В соседней комнате Том Петти поет о свободном падении, мелодия заставляет меня чувствовать, будто время повернуло на новую, более широкую петлю спирали. А мы просто ходим по кругу, и в какой-то части мне всегда будет двенадцать лет, я всегда буду идти рядом с родителем, который заботится обо мне.

Во мне так сильно увеличивается благодарность отцу, что становится трудно дышать. Я накрываю ладонь Оливера своей, признательная ему за свое свободное дыхание, за некий шаг в сторону, чтобы увидеть картину целиком, и спрашиваю папу:

– А где Эллен?

Он явно счастлив, что я завела про нее разговор: расплывается в улыбке и начинает подробно рассказывать о ее рабочем графике и планах на поздний ужин с друзьями.

Рука Оливера отвлекает своим теплом – я чувствую сухожилия и кости, гладкую кожу, волоски. Мне хочется поднять ее со стола и прижать к лицу.

Оливер рисует маленькие круги у меня на бедре, пока везет нас домой. Не знай я его так хорошо, решила бы, что он рассеян, но Оливер ничего не делает без умысла. Если он молчалив (это всегда намеренно, если расслаблен), это не значит, что он перестает наблюдать.

– Где ты хочешь заняться сексом? – глядя прямо перед собой, спрашивает он.

Я с улыбкой поворачиваюсь к нему:

– Прямо сейчас?

Он со смехом отвечает:

– Нет, я про какое-нибудь безумное место, чтобы сделать это там когда-нибудь. А прямо сейчас я везу тебя к себе.

Я задумываюсь:

– «Этот маленький мир» в Диснейленде[43].

Он бросает на меня взгляд и возвращает на дорогу:

– Немного банально, не? И полагаю, незаконно.

– Скорее всего. Но всякий раз я не могу не думать, каково это бы было найти там укромный уголок.

– Ночью, например, – негромко соглашается он. – Где-нибудь вдали от всех. И разденемся ровно настолько, чтобы я смог оказаться внутри тебя.

Сглотнув, я веду его рукой вверх по своим бедрам, представляя его приспущенные джинсы, мышцы живота и мягкие волоски на нем и его неистовые быстрые движения во мне.

– Значит, хочешь прокатиться, пока я буду тебя трахать? – как ни в чем не бывало спрашивает он и включает поворотник.

От его грубых слов, произнесенных рычащим тоном, у меня по рукам бегут мурашки.

– Только если буду уверена, что нас не видно и не слышно.

– Там в любом случае без конца играет эта идиотская музыка. – Он не смотрит в мою сторону, но улыбается. – И мне придется быть достаточно шумным, чтобы ты меня услышала. – Говорит он и сворачивает на свою улицу.

А я, как только он это сказал, вспоминаю его ритмичные стоны и хрипы, сопровождающие каждый его сильный толчок.

Оливер паркуется, глушит двигатель и поворачивается ко мне. В тишине тихо пощелкивает двигатель, а я чувствую, как мое колотящееся сердце пытается выскочить через горло, когда он медленно наклоняется, сфокусировав взгляд на моих губах.

Дом – вот он, в двадцати шагах, а мы тут, в машине, целуемся так, будто год не были вдвоем. Поцелуи Оливера длятся минуты, часы, дни, пока мои губы не начинают болеть от его щетины, но мне совсем не хочется, чтобы он ее сбривал. Я тону в ощущениях его языка, зубов и стонах, когда он прижимает меня к двери.

Его голод так очевиден, когда он протягивает руку и обхватывает мой затылок. Я слышу звуки, что он издает, когда с каждым поцелуем наклоняет мою голову под новым углом, и каждый раз я притягиваю его к себе все сильнее, посасывая и покусывая его губы:

– Я хочу уже внутрь.

– Ты получишь меня. Внутрь, – со смехом отвечает он и открывает мою дверь, от чего мы чуть не вываливаемся наружу, и он еле выползает с моей стороны, практически укладывая меня на землю. Любой, кто увидит нас, решит, что мы напились.

Так вот оно какое, это притяжение. Я точно знаю. Нечто одновременно вызывающее оцепенение и пронзающее насквозь. Это заставляет меня чувствовать себя впервые живой и в некотором роде мертвой, когда убиты воспоминания обо всех других до этого мужчинах. И когда убиты воспоминания о том, каково это быть отсюда за две сотни километров.

Мне знакомы тяжесть его тела на себе и прикосновения рук. Знаю, что всего спустя пару глубоких поцелуев он на вкус, как я. Как его смех превращается в стон и как он следит за моими руками, когда я к нему прикасаюсь.

Оливер ставит меня на ноги и перекидывает через плечо. Затем быстро идет по дорожке и врывается в дом. Он отпускает меня, и скольжу по нему вниз, ощущая его грудь, живот, твердый член под тканью джинсов. Проведя пальцами мне по талии, он слегка улыбается, после чего с меня слетает моя рубашка, а следом за ней и лифчик.

От набежавшего ветра скрипнула открытая входная дверь и молоток в виде R2-D2 стукнул по деревянной поверхности. Прохладный воздух послал мурашки по моим рукам и животу. Я пинком закрываю дверь, чтобы ничто не мешало перестать сдерживаться. Над нами сгущается тишина, и теперь все, что я слышу, – это мягкие звуки поцелуев Оливера на моей шее.

Его руки скользят по моей груди, талии, бедрам. Мои джинсы уже расстегнуты и приспущены с бедер. Я не тороплюсь разом раздеться, потому что с каждой снятой деталью одежды он целует меня все ниже, постанывая и покусывая. Ощущение, будто откупорили бутылку с похотью и ее пузырьки заиграли у меня под кожей.

– Ты такая мягкая в лучших местах. – Моя кожа впитывает его голос, когда он становится на колени и спускает вниз по ногам мое нижнее белье. – Или больше сладкая, чем мягкая.

Оливер ртом находит мою грудь, покусывает и дует на соски, в то время как его руки поддерживают меня, пока я выступаю из трусиков. Он поднимает голову и шепотом спрашивает:

– Тебе нравится, когда я сосу твою грудь?

Я киваю и хватаюсь за его плечи. Мы стоим прямо тут, в полуметре от входной двери. Прижавшись грудью к его рту, я осознаю, что стою голая, а он полностью одет, и не могу пошевелиться, потому что не хочу, чтобы он останавливался… но хочу еще. Чувствуя затопляющую тяжесть желания, я не могу сдержаться и прошу вслух. Не прекращая целовать, он улыбается и движется к другой, обделенной вниманием груди, рисуя длинный след языком, и наконец дает мне то, что я на самом деле него жду: смыкает губы и восхитительно посасывает.

Я смотрю на него, на его каштановые взъерошенные волосы и припухшие от поцелуев губы, играющие с моей грудью:

– Это происходит на самом деле?

Оливер кивает и проводит языком по моему соску, будто облизывает мороженое-рожок. А потом всасывает его так глубоко в рот, что мне кажется, он может меня съесть. Моя грудь округло выпирает из его захвата, и он облизывает и кусает всюду, где не держит руками. Это безумие; мое тело ждало несколько дней, и сейчас в нем ни капли терпения.

– Охренеть. – Я пальцами погружаюсь ему в волосы, а он слегка отодвигается и смотрит мне в лицо, пока пальцами поглаживает внутреннюю сторону моих бедер.

Смяв рубашку в кулаках, я стягиваю ее ему через голову и наслаждаюсь ощущением его широких плеч под моими ладонями, пока он целует мои бедра и пупок.

Мне не хочется заниматься этим здесь. Я делаю шаг назад, а затем еще один, и он поднимается и ведет меня спиной по коридору, держа руки у меня на бедрах, целуя и не переставая говорить, какая я офигенно сладкая и как сильно он меня хочет.

Окружающий мир накреняется, и я чувствую его кровать у себя под спиной.

На панно изображен он, не сводящий с нее глаз. Она полностью открыта для него, во всех смыслах. А он смотрит на нее как на лакомый кусочек.

Оливер снимает очки и кладет их на столик у кровати. Обхватывает рукой мое бедро и гуляет взглядом по всему моему телу. Краем глаза я вижу, как поднимается и опускается моя грудь, но не могу оторвать взгляд от его лица.

Я вспоминаю, как он меня так рассмешил, что я чуть не залила колой его футболку с принтом из «Восставших их ада».

Вспоминаю день, когда он влетел ко мне в квартиру с 31 выпуском «Детективных комиксов»[44], который ему кто-то продал.

Вспоминаю, как он сказал «согласен», а я – нет.

Как, опираясь на кухонную стойку и попивая кофе, я наблюдала за ним, спящим у меня на диване.

– Что происходит у тебя в голове?

Я стараюсь не запаниковать, чувствуя, как влюбляюсь слишком быстро и слишком сильно.

– Я чувствую кое-что, – шепотом отвечаю я.

Он наклоняется и, целуя мой живот, спрашивает:

– Что именно?

– Панику.

Я практически чувствую его улыбку.

– Отставь ее в сторонку.

Закрыв глаза, я запускаю руку ему в волосы. Как такое возможно, чтобы счастье так больно кололо изнутри?

– Все будет хорошо, – обещает он, поцелуями спускаясь к моим бедрам. – Я жаждал этого долгие месяцы. И знаю, ты чувствуешь то же самое. Я люблю тебя. И ощущаю, как ты думаешь об этом всякий раз, когда я произношу эти слова, как ты хватаешься за меня, чтобы удержать.

Его пальцы движутся у меня между ног, скользя по клитору и слегка погружаясь внутрь. Это ощущается роскошью – делать это, чувствовать, находиться здесь. И просто роскошно провести всю ночь, в которой нет ничего другого, кроме происходящего между нами. Он поглаживает меня, сначала так мягко и медленно, а когда ускоряется, у меня перехватывает дыхание, и я раздвигаю ноги шире, пока он поцелуями приближается к моему рту и спрашивает, нравится ли мне и насколько хорошо ощущаются его пальцы. Я киваю, выгибаясь на кровати, чтобы быть ближе, желая увидеть его без джинсов, чтобы почувствовать его тяжелую длину сначала в своей ладони, а потом и внутри себя.

Я не знаю, что именно он творит своими пальцами, но это ощущается так скользяще и быстро, что я уже близко, уже почти, все вокруг начинает исчезать и…

На долю секунды его рука оставляет меня, после чего я чувствую там жалящий укус шлепка пальцами.

На панно изображена земля, расколовшаяся надвое.

Захватив губами мой рот, он глубоким поцелуем поглощает мой удивленный вздох и стонет, когда мой жар превращается в лихорадочную потребность, и я еще больше выгибаюсь под ним: «О боже!»

Он выдыхает у моих губ: «Да?» – и нежно поглаживает меня, одновременно с этим медленно целуя, затем быстро и резко шлепает меня еще три раза.

В следующий раз от его нежных круговых поглаживания по клитору я кричу, ощущая наполненность теплом: оно взрывается во мне, скользя по коже и дымкой наполняя кровь. Он настойчиво и с нажимом потирает меня пальцами, широко раскрытыми глазами наблюдая, как я кончаю. Когда я закрываю глаза, ощущая себя расплавленной прямо на кровати, он наклоняется и целует мою шею, рукой скользя по бедру и раскрывая меня еще шире.

– Тебе понравилось, – заключает Оливер, губами поглаживая мою скулу. – Я отшлепал твою киску, и тебе понравилось.

Я издаю стон, и все, о чем могу думать, – это его губы, прижатые к моим.

– Ты совершенно испорченная. – Когда он облизывает мою нижнюю губу, его слова звучат как похвала. – И великолепная.

Я сажусь, притягиваю его ближе, расстегиваю ремень и ширинку и нетерпеливо стаскиваю с него джинсы. Мой рот наполняется слюной от предвкушения, а он, готовый, уже кладет руки мне на плечи. Его член почти чрезмерно огромный, и я чувствую, как Оливер резко сгибается пополам, когда я сдвигаю вниз крайнюю плоть, обвожу языком головку и погружаю ее в рот.

Я не так много минетов делала в своей жизни, но каждый раз это было чем-то вроде целенаправленных усилий, сопровождаемых кучей мыслей:

ему вообще хорошо?

о боже, у меня челюсть болит,

нужно ли проглотить?

А сейчас ничего этого нет; в голове гуляют совсем другие мысли: как глубоко я его могу взять, как плотно его обхватывает мой рот, как я чувствую его отклик, когда провожу по нему влажным языком. Как от сосания из уголка рта сочится слюна, как вбираю его настолько глубоко, насколько могу. Моя рука тянется к его яйцам, будто касалась его там уже не раз. Его тело – мое, я знаю его и могу прикасаться повсюду. Он помогает мне двигаться и найти ритм, подаваясь бедрами мне навстречу и подбадривая хриплыми стонами. Я обожаю, как он становится еще тверже. Сосу его, и он уже близко,

близко,

о черт,

так близко,

и я сама уже не могу ждать!

Хочу, чтобы он кончил в меня и на меня. Его толчки становятся грубее, руки хватают меня за волосы; он предупреждающе громко и с усилившимся акцентом что-то говорит, но я не хочу выпускать его изо рта, хочу его именно таким: когда, чуть согнув колени, он изливается мне в горло, а я проглатываю. Прижавшись губами к моим волосам, Оливер стонет, содрогаясь от финальных спазмов, а у меня ощущение, будто по коже моей головы танцуют миллионы маленьких молний.

Пытаясь отдышаться, он смотрит, как я провожу языком вверх и вниз по члену.

Никогда раньше я не любила делать это, но, мать вашу, теперь я просто фанатка. Падаю на спину и, прикусив губу, широко улыбаюсь.

Оливер подается вперед и наклоняется надо мной, опираясь на кулаки по обе стороны от моего тела.

– Ты из меня душу высосала.

Я поворачиваюсь на бок и хихикаю, ощущая просто охрененную гордость за свой минет, потому что даже просто смотреть на Оливера было неописуемо. Отпихнув штаны в сторону, он возвращает меня на спину и, нависнув надо мной, целует мою грудь, живот… И сквозь туман в голове я понимаю, куда он направляется и что собирается сделать.

– Нет, – шепчу я и тут же добавляю: – Все в порядке.

Я провожу пальцами ему по челюсти, притягивая его назад. Оливер замирает. Он целует меня один раз и больше не двигается. Изучающе смотрит на меня.

Чем дольше я смотрю на него в ответ – на взлохмаченные каштановые волосы, еще полные удовлетворения голубые глаза, но теперь его взгляд стал особенно проницательным, – тем сильнее сжимается сердце, и мне хочется закрыть глаза, чтобы уменьшить эту боль, потому что пока я не остановила его, все было просто идеально.

– Посмотри на меня. – Он ждет, а потом с нажимом говорит: – Лола.

Я открываю глаза и смотрю на его рот. На мягкую нижнюю губу и темную щетину на подбородке.

– Ты не хочешь, чтобы я поцеловал тебя здесь? – Его пальцы замирают у меня между ног.

– Хочу…

– Тогда почему ты меня остановила?

– Просто…

– Что просто?

– Просто подумала.

– Подумала? – Он резковато подается назад, и по его движению я понимаю, он не в восторге от услышанного. – Не понимаю, о чем ты.

Господи, мне бы научиться получше излагать.

– Я про предысторию.

– Про что?

Вздохнув, я накрываю лицо рукой и молча благодарна ему, что он не убрал ее в ту же секунду.

– Ты же знаешь. По поводу обучения у соседок. Ну как ты стал легендой орального секса. А дело ведь просто в большом количестве женщин, которым ты это делал.

Убрав руку с лица, я замечаю, как у него на лице промелькнуло веселье.

– Ты только что организовала мне отсос века.

– Я удивлена не меньше тебя, – честно признаюсь я. – Ты меня вдохновил. Этому я не училась.

Он глубоко вздыхает:

– Не могу понять, это тебя беспокоит или ты прикалываешься надо мной.

Протянув руку, я пальцем обвожу по контуру его рот:

– Это меня не беспокоит и не заставляет ревновать. Скорее заставляет меня хотеть заполучить тебя так. Хотя я не люблю оральный секс. Но с тобой… Если я не кончу, дело будет во мне.

Он хочет что-то сказать, но я прижимаю пальцы к его губам:

– У меня не очень получалось расслабиться, когда парни делали это. И у меня никогда не было такого оргазма; мой ум, слишком беспокойный, начинает думать обо всем подряд… Понимаю, все это звучит немного странно.

Он закрывает глаза:

– Ты чувствуешь себя со мной так же, как и с другими мужчинами?

Это почти смешно.

– Нет! Конечно, нет.

– Ты решила, что тебе не нравилось, потому что они были не очень хороши в этом?

– Да, но еще потому, что им тоже не нравилось.

Оливер рассматривает меня, склонив голову набок, но выражение его лица совершенно невозможно понять, когда он шепотом спрашивает:

– Или, может, чтобы ты смогла расслабиться, тебе просто нужен человек, с которым комфортно?

– Нет. Я просто имею в виду, – шепотом говорю я, впервые за этот вечер ощущаю себя по-настоящему обнаженной, – что, если тебе со мной это не понравится?

Его взгляд смягчается:

– Как такое вообще возможно? – Когда я ничего не отвечаю, он еле слышно продолжает:

– Лола, я ведь уже касался тебя. Пробовал на вкус.

– Знаю.

– На своих пальцах. На твоих. Ты помнишь мои реакции? – Я закрываю глаза и киваю. Я помню стоны, что он издавал и, казалось, хотел большего. Оливер берет мою руку и целует: – Я буду очень осторожен с тобой.

– Я верю…

– Начну медленно, – перебивает меня он и снова целует мою руку. – Сначала просто поцелую тебя там.

Моя улыбка испаряется, когда он языком мягко очерчивает большой круг на моей ладони. После чего нежно втягивает в рот кончик каждого пальца.

– Никаких сильных посасываний, никакого торопливого языка.

Скользя по моей ладони, его язык сужает круги, моя ладонь становится влажной и теплой от его поцелуев, а у меня перехватывает дыхание от ноющего желания.

– И потом, это же я, Оливер. Не какой-то там парень. – Улыбнувшись, я немного высвобождаю свою руку, чтобы погладить его по щеке. – Пусть будут круги, – размышляет он. – Я буду кружить и кружить, нежно и не останавливаясь, пока с широко раздвинутыми ногами ты не начнешь истекать влагой и, смяв в кулаках простыни, будешь просить, чтобы я дал тебе кончить на свои губы. Хочу, чтобы ты просила мой рот для себя каждый раз, когда мы с тобой остаемся наедине. – Он вглядывается мне в лицо. – Я хочу сделать это для тебя, Лола, – с напором, но тихо говорит он. – Хочу высосать твое сладкое удовольствие. Я не стал бы с тобой играть. Если твое удовольствие в моих силах, я сделаю это, и это будет так часто, как только захочешь. Он проводит языком по всему моему указательному пальцу: – И хочу, чтобы тебе настолько было хорошо, что ты никогда меня не отпустишь. – Мой стон получился хриплым и просящим. Я уже не могу себе представить свою жизнь без него. – Но после этого мне нужно тебя почувствовать.

– Правда?

Он прижимает мою руку к своему члену.

– Посмотри, даже сама мысль об этом делает меня тверже, а ведь я только что кончил. И уже как камень для тебя.

Спустя долгое мгновение, что вглядывалась в его лицо, я киваю, и он передвигается и усаживается у меня между ног.

Он наблюдает за тем, как прикасается ко мне, а я изо всех сил сдерживаю себя, чтобы не закрыться руками. Когда он наклоняется, я чувствую его дыхание и прикосновение его мягких волос, а потом и нежный поцелуй. Затем еще один, после чего он накрывает меня приоткрытыми губами и медленно проводит языком.

– Твою мать, – рычит он и подрагивающими руками раздвигает мои ноги шире, помогая поставить ступни на матрас. – Просто офигеть можно, Лола!

И мне больше не хочется, чтобы он был осторожным. Не хочется, чтобы был и нежным.

Если он заставляет меня так чувствовать себя всего лишь после одного поцелуя, то хочу, чтобы он проделал со мной каждый такой трюк, каким только владеет. Умираю как хочу узнать, как это будет ощущаться, если он перестанет сдерживаться.

Поставив мои ноги, чтобы ему было удобно, он возвращается ко мне, стараясь не торопиться. Он с меня глаз не сводит, и у меня трепещет в груди, когда я вижу, как сильно его волнует мое удовольствие. Откинув голову назад, я выгибаюсь над матрасом и шепчу:

– Да, хорошо, так хорошо.

И от этого он слетает с катушек. Я без понятия, что он делает; не знаю, есть ли вообще у меня мышцы, которые он использует, но это идеально, стремительно и лучше любой секс-игрушки, какую я когда-либо пробовала.

Охренеть…

Мне хочется наблюдать, но тут так много всего, чтобы прочувствовать. Скольжение влажного языка, вибрации его стонов, как начинают дрожать мои бедра и живот от наплыва удовольствия. И о-о-о… Как его голова смотрится у меня между ног, как крепко держит меня раскрытой. Длинные линии его спины, отражение его задницы в зеркале напротив. Как он подается бедрами вперед, ублажая меня всем телом, но прикасаясь ко мне только своим…

Усиливающиеся ощущения разметали мои мысли; это как чувствовать себя поглощенной, все происходящее будто не наяву, это больше чем просто хорошо, это все и сразу. Его стоны и дыхание подталкивают удовольствие, которое уже блуждает у поверхности кожи и захватывает меня, пока наконец у меня не остается ни одной связной мысли, и оно ракетой пронзает мое тело.

Я чувствую это.

Это произойдет прямо сейчас.

– Я кончаю! – задыхаясь, вскрикиваю я.

И, господи боже, я кончаю безумно сильно.

Он глухо одобрительно стонет, глядя на меня, когда я кричу это снова и снова, попутно удивляясь, как еще не потеряла голос. Ощущения кажутся нескончаемыми, не теряя накала и не исчезая, а я продолжаю произносить это так много раз, что он с гордостью смеется и держит ритм, давая мне все больше и лучше. Блин, как только у меня находятся силы поражаться происходящему? Ведь это совершенно новый опыт для моего тела, а любой другой оргазм, что у меня был, словно печальный дальний родственник этому, который, кажется, не закончится никогда.

– Ну хорошо, – мне удается произнести, когда он, целуя, поднимается вверх по моему телу. Он так тяжело дышит. – Признаю: ты выиграл этот раунд.

Он смеется и прижимается поцелуем к моим губам:

– Я бы сказал, мы оба его выиграли.

Мы еще не спали, когда начало вставать солнце, освещая комнату Оливера. Простыни валяются на полу, подушки зажаты между изголовьем кровати и матрасом, а я расположилась в центре огромной кровати, заботливо укрытая его обнаженным телом.

– Ты сегодня сможешь работать? – спрашиваю я, пытаясь разглядеть время на часах.

– Куда важнее вопрос – сможешь ли ты ходить? – бормочет он мне в плечо.

Это хороший вопрос. Со смехом я выползаю из-под него, встаю с кровати и, пошатываясь, иду по коридору в ванную. Чувствую себя гиперчувствительной повсюду, и мне так хочется весь день оставаться в кровати, свернувшись калачиком рядом с ним. И не думать вообще ни о чем. Совсем. Хочу, чтобы все вокруг исчезло. Впервые в жизни мне хочется послать свою работу куда подальше.

Оливер присоединяется ко мне в душе. После долгих часов отсутствия сна и дикого секса, думаю, мы оба слишком устали для чего-то, кроме поцелуев. Но тут под горячими упругими струями воды, чувствуя, как его мыльные пальцы скользят по моему телу, спускаются к ягодицам и поглаживают складку между ними, все это заставляет меня просить его о том, чего я никогда раньше не хотела.

Я поднимаю голову:

– Я хочу почувствовать тебя там.

По его лбу стекает вода, а темные и слипшиеся ресницы обрамляют сверкающие голубые глаза, когда он изучает меня взглядом:

– Ты уверена?