Падение, или Додж в Аду. Книга 1 Стивенсон Нил
– Никогда об этом так не думала, – сказала она, – но, наверное, при сканировании получается…
– Вода, углекислый газ, азот, кальций, – ответила София. – Теоретически можно собрать твердый остаток и отдать родственникам, но смысл?
– Так что они просто…
– Выпустили все в воздух через трубу, – подтвердила София. – Учитывая, что это Сиэтл, дым через пять минут смешался с дождем и утек через канализационные решетки в залив Пьюджет.
– Что ничем не отличается от кремации, – поспешил добавить Джулиан. – У всех крематориев есть трубы. Мы просто предпочитаем не думать, что это подразумевает.
Экскурс в Новую Эсхатологию закончился на том, что они въехали в городок. Для тех, кто привык въезжать в большие города из аэропорта, через бесконечные пригороды, переход был неожиданно резким. Просто раз – и ты в городе. Здесь был центральный сквер – прямоугольник газона, на нем условно средневековая башня, а рядом с ней – статуи в память о ветеранах войны Севера и Юга и мировых войн. Два огромных дерева отбрасывали примерно круглую тень, но мамаши, выпустившие детей побегать, предпочитали сидеть под навесом, за столами для пикников. По одну сторону стояли здание суда и полицейский участок викторианского камня, со сломанными часами на центральной башенке. Две другие стороны составляли пустующие магазины, четвертую – жилые дома. Тридцать секунд назад принстонцы ехали через кукурузные поля и, не сверни София на парковку у сквера, через тридцать секунд вновь оказались бы среди полей.
– Разомнем ноги, – сказала она. – А я отключу маскировку, чтобы людям не гадать, кто мы.
Мамаши за столами для пикников и старики в мужской парикмахерской возле парковки поглядывали на них с любопытством. Однако по меньшей мере половина местных были в очках, и не только чтобы лучше видеть, но и чтобы больше знать. Бабушка Элис любила повторять старую шутку, что в таких городках не надо включать поворотник – все и так знают, куда ты едешь. За время с ее смерти это примерно так и стало. Не столько потому, что машины теперь сами решали, когда включать поворотники, сколько потому, что ты и впрямь мог теперь знать, кто куда едет, в подробностях, о которых и не мечтали прежние сплетники. Культура открытости, свойственная таким городкам, сохранилась и в цифровую эпоху. Если вы ехали к физиотерапевту к десяти утра, любой мог это увидеть, заглянув в ваш календарь, для чего достаточно было всмотреться в виджет, плывущий над вашей машиной. Соответственно, машины в таком городке походили на старинные парусники, обвешанные стягами и сигнальными флажками.
Все это было связано с редакторами. Если вы из тех, кто поступает в Принстон, вы обычно говорили о них как о людях. Томы и кевины мира сего, а также большинство жителей подобного городка обычно подписывались на редакторский канал. Между этими крайностями существовали промежуточные градации. Очень немногие по-настоящему богатые люди могли нанять человека, который только тем и будет заниматься, что фильтровать их входящую и исходящую информацию. За меньшие деньги можно было получить долевую схему, которая работала в общем так же, как система очень богатых людей, но с допуском в 1 %, а не 0,001 %. Такими пользовались София, Фил и Анна-Соленн. Джулиан держался родительского редактора до тех пор, пока не заработает кучу денег. Будь ему не по карману даже это – учись он на дотацию, – ему бы предоставили довольно приличного редактора в том же пакете, что комнату в общежитии, обеды и библиотечную карточку. Для университета это в конечном счете выгоднее, чем если бы малообеспеченные студенты извергали на всеобщее обозрение потоки конфиденциальных данных.
С нефильтрованным потоком, который на 99,9 % генерируется алгоритмически – пропагандой, порнографией, угрозами смерти, – контактировали только ИИ да «глазные фермы» в Третьем мире – огромные жаркие складские помещения, где люди сидят на скамьях или ходят, глядя на то, что не сумели классифицировать ИИ. Эти люди – информационные аналоги несчастных, выбирающих тряпье из мусорных гор в Дели или Маниле. Все, что они не забраковали – всякая вытащенная из мусора тряпка, – двигалось вверх по редакторской иерархии и в редких случаях попадала на глаза тем редакторам (или скорее их младшим помощникам), что работают на людей вроде Софии. Таким образом, София практически никогда не смотрела на откровенный мусор.
Гораздо важнее и ответственнее была другая задача ее редактора – проглядывать исходящие от Софии данные, например видео- и аудиозаписи от ее очков, и следить, чтобы ничего из этого не попало в неподходящие руки. По большей части это значило, что такая информация вообще не должна попадать никуда и никому.
Изредка – несколько раз за год – София разговаривала со своим редактором непосредственно. Сейчас был как раз такой случай.
– Я даю разрешение перевести меня в режим семейной встречи на двадцать четыре часа, – сказала она.
– Хорошо, – ответила редактор тоном, подразумевающим: «Если что, пеняй на себя», и отчасти: «Я надеюсь, твоя мама меня не убьет».
Анна-Соленн, Фил и Джулиан рассмеялись и скорчили притворно-испуганные гримасы, когда София запестрела личными данными, словно клоунесса торжественно сняла цилиндр и публика увидела, что на голове у нее цветочная композиция, дрессированная мармозетка и хлопушка, стреляющая конфетти.
До сей минуты старички в парикмахерской и мамаши под навесом для пикников видели их внедорожник как «Лендкрузер» старой школы без всяких опознавательных знаков, если не считать мертвых насекомых на решетке радиатора – свидетельство, что машина проделала много миль с тех пор, как последний раз заезжала в мойку. Теперь она засветилась значками. Они узнали, кто прибыл в город, и получили временный ограниченный доступ к следу Софии в соцсетях. Однако то, как подавалась эта информация – цветовая схема, палитра текстур, шрифты, особенности графического интерфейса, звуковые ориентиры, в общем, весь дизайн, – было ее персонализированное. Еще до того, как она открыла дверцу автомобиля и ее прическа, одежда, аксессуары позволили определить ее как «приезжую», то же самое предвозвестил для всех, кто в очках, цифровой полумрак режима семейной встречи.
– Давайте посмотрим сквер, – предложила она. – Это ненадолго.
– Да, он крохотный, – сказал Фил.
– Я не об этом, – рассмеялась София. – Я хотела сказать, мои родичи будут тут до того, как вы успеете заскучать.
Четверка, идущая через улицу к скверу, привлекла бы взгляды зевак, если бы зеваки не освоили более современные технологии, позволяющие пялиться скромно, а именно – изучать то, что София сейчас предоставила в открытый доступ. Принстонцы, не сговариваясь, направились к башне в центре. Она была из того же светлого песчаника, что здание суда, и представляла собой двухэтажное декоративное сооружение с площадкой наверху, обнесенной зубчатым парапетом. Стальную дверь, выкрашенную в казенный зеленый цвет, поколения скучающих местных ребят пытались высадить ударом ноги, а не преуспев в этом, увековечивали на ней свои ценные соображения, кто и что тут полный отстой. Табличка рядом с дверью повторяла то, что принстонцы уже увидели через очки: башню воздвигло в эпоху Великой депрессии Управление общественных работ[18] руками людей, которые иначе ничего бы не делали. Такие историко-политические подробности умным студентам вроде бы следовало знать, так что они прошли по гиперссылке и с минуту читали про УОР. Мертвые темы «Википедия» освещала вполне прилично, а за долгие годы ИИ успели проверить материал на предмет ошибок.
Дальше Джулиан и Фил принялись наперебой зачитывать палимпсест слатшейминга на двери с удовольствием, демонстрирующим задержку социального, а то и морального развития, которую дорогостоящее образование Софии позволяло различить и проанализировать, но не исправить.
– Что у нас в программе? – спросила Анна-Соленн так громко, что мальчики заткнулись.
– Цветы на могилы, – ответила София.
– Пошли, – сказал Фил, – а то тут полный отстой.
Он вынес свой вердикт почти серьезным тоном, одновременно давая понять, что выражает чувства всех мальчишек, царапавших ключами ругательства на зеленой краске.
– Существенно, чтобы это видели, – сказала София.
– Потому что, – подхватила Анна-Соленн, заканчивая ее мысль, – люди в могилах…
– Мертвые, – сказал Джулиан, поднимая очки на лоб. – И ничего не узнают.
София краем глаза заметила какое-то мигание и, повернув голову, увидела, что на пустую парковку осторожно въезжает огромнейший внедорожник в пыли и раздавленных насекомых. Визуальные клейма на нем и над ним сообщали, что внутри находится Пит Борглунд, пятидесяти шести лет от роду, второй муж Карен Борглунд, старшей дочери Элис.
– Родственник? – Фил задал этот вопрос, исключительно чтобы поддержать вежливый разговор. Настройки конфиденциальности у новоприбывшего были абсолютно убогие; Фил в несколько движений мог бы проследить генеалогию Пита Борглунда вплоть до Митохондриальной Евы.
– Ага, – ответила София.
– Дядя? Кузен? – спросил Джулиан.
– Вопрос на миллиард долларов, – заметила София.
Фил тихонько хмыкнул. Не зло, а скорее просто намекая: «Я ознакомился с твоей запутанной семейной историей».
– По совету маминых адвокатов, – сказала София, – я буду обращаться к нему «кузен», а не «дядя».
Остальные глянули на нее, пытаясь разобраться, шутит ли она. София не стала давать им подсказок. Иногда шутка и правда жизни смыкаются без зазора.
– София! – издали крикнул Пит, тактично избегая опасных слов.
Пит наконец сдался перед неизбежным: закрыл свою адвокатскую практику в Сиу-Сити и переехал сюда управлять капиталом Джона и Элис – работа на полную занятость, учитывая, что Элис умерла миллиардершей.
– Пи-и-ит! – с преувеличенной радостью крикнула София.
Они не виделись лет пять. София двинулась к Питу, морально готовясь к неловкому танцу объятия, которое не объятие. Однако Пит спас положение, еще на расстоянии десяти шагов протянув руку. Он был очень светлый блондин, краснолицый, дородный, в костюме с галстуком, несмотря на то что работал один в деревенском доме.
– Как жизнь в Принстоне? – спросил он. Что было совершенно обычным началом разговора, но София услышала это как: «Слышь, девонька, у тебя все в шоколаде».
– Отлично, – сказала она, пожимая ему руку. – А как управление капиталом?
Встречный вопрос содержал слегка ехидный намек, и Пит принял его с натужной улыбкой.
– Неиссякаемый источник хлопот. Почти как работа фермера.
Он выпустил ее руку, и они мгновение смотрели друг на друга. София почувствовала, что не в силах его ненавидеть.
– Приятная неожиданность, – сказал он. – Некоторым твоим… кузенам, или кто они тебе… следовало бы поучиться у тебя защите конфиденциальности. Я волнуюсь, когда они едут в колледж и там люди узнают, кто они.
София только кивнула:
– Мы с друзьями решили заглянуть сюда по пути к побережью. Я подумала, что могу хотя бы положить цветы на могилы бабушки… и Элис.
Вот. Она это сказала. Мамин адвокат в Сиэтле и тот не сформулировал бы лучше.
Пит кивнул:
– Почту за честь тебя отвезти. Или можешь вместе с друзьями ехать за мной. Здесь всего миля.
– Одна запятая две.
Пит в некотором смущении отвел взгляд.
– Мы будем очень рады, если ты нас отвезешь.
Пит тихонько вздохнул. И это был вздох облегчения.
Анна-Соленн, Фил, София и Джулиан знали и готовы были признать, что они как студенты Принстона принадлежат к элитной касте. Когда-нибудь они заработают миллионы или миллиарды, если сознательно не сделают другой выбор, и, даже если окажутся художниками-наркоманами в гетто, у них останется незримая «подушка безопасности». Так что друзья Софии были почти пугающе вежливы с местными: с Питом Борглундом и дальше, в течение дня, с Карен, с мексиканцем – кладбищенским сторожем, с дальними родственниками, помощниками Пита и уважаемыми соседями, которые сопровождали их в экскурсии по дому и по оврагу, где мальчики Фортрасты когда-то палили из настоящих ружей.
Вечером гостей на полном серьезе угостили обедом в «Эпплбис»[19]. За столом – вернее, за двумя сдвинутыми столами – материализовалось разделение по гендерному признаку. София видела происходящее в реальном времени, но, подобно фараону, видящему, как разделилось Красное море, ничего не могла остановить. Она довольно сносно изобразила, что слушает женскую болтовню, но при этом сидела достаточно близко к мужчинам и могла считаться квазиучастницей их разговора. Пит задавал вопросы, на которые действительно хотел получить ответ, и не в форме допроса, а просто из любопытства. Фил и Джулиан оттаяли. Так Пит узнал, как они оказались в айовском «Эпплбис». Официально они должны были высадить Софию в Сиэтле, а потом отвезти Анну-Соленн в Сан-Франциско, куда ее пригласили на стажировку. Оттуда Джулиан отправится в Лос-Анджелес, а Фил полетит назад в Нью-Йорк и будет все лето писать код для хеджевого фонда на Уолл-стрит.
Выяснив, какие у гостей планы, Пит начал отвечать на вопросы Фила и Джулиана о жизни в этих краях. Гости уже окончательно запутались. Они еще не до конца отошли от шока, в который поверг их двухсотфутовый Горящий крест левитиан (прекрасно видный из «Эпплбис»), как вдруг оказались в совершенно нормальном городе – пусть не Айова-Сити, но безусловном островке Синего штата. Его со всех сторон окружал Америстан, но тут жили такие, как Пит, – люди, которые окончили колледж, задавали вопросы и, судя по всему, были подключены к здоровым и ответственными редакторским каналам. Пит попытался объяснить.
– Люди этого толка, – он кивнул на левитианский крест, – утверждают, будто верят в то-то и то-то. Однако, если потратить десять секунд на поиск логических нестыковок, все развалится. Так вот, им плевать.
– Им плевать, что их система верований абсолютно непоследовательна? – На самом деле это был не совсем вопрос, Фил просто хотел убедиться, что все правильно понял.
– Именно так.
– Многое объясняет! – сказал Джулиан.
– Они умеют на удивление долго избегать столкновений с реальностью, – продолжал Пит. – Но когда женщине требуется кесарево сечение, или когда ломается вай-фай, или в тысяче других случаев, которые я могу привести, им нужен человек по соседству, который правда может помочь.
– То есть у вас в городе есть врачи и стоматологи? – спросил Фил.
– Нет, они уехали много лет назад, но здесь есть специалисты, которые обеспечат больному экстренную медицинскую помощь через веб-камеру, операцию посредством дистанционно управляемого робота и все такое. Специалисты обоего пола, поскольку левитиане не разрешают врачам-мужчинам осматривать женщин. И я могу привести еще много примеров. Какой-то процент их детей – геи. У какого-то процента есть интеллектуальные или художественные наклонности. Этой молодежи надо куда-то деваться. Эймс и Айова-Сити далеко. Так что они убегают в город, селятся в брошенных домах, живут своей жизнью. Спросите тех, на холме, и они вам расскажут, что говорит о геях Книга Левит. При этом у кого-то из них, возможно, есть сын, племянник или двоюродный брат – гей, спокойно живущий в этом городе.
– Вы хотите сказать, это договоренность. Негласная, неписаная.
Пит кивнул:
– Мало что негласная. Это договоренность, о которой вообще нельзя говорить.
По приглашению Пита они заночевали на ферме, в спальнях на втором этаже. Все комнаты несли следы бесчисленных переделок, замены проводки, обоев и мебели. Последний этап ремонта имел целью вернуть дому некий первозданный исторический вид. Напольное покрытие ободрали, дубовые доски отциклевали и покрыли лаком, с массивных дверных наличников соскоблили слои краски, обои сняли, обнажив шпатлевку. Светильники и дверные ручки либо вытащили из сарая, где они пылились лет сто, либо тщательно изготовили так, чтобы производить это впечатление. София не обладала талантом и чутьем декоратора, но критическую теорию знала и, лежа без сна на металлической двухъярусной кровати, снабженной новым супертвердым матрасом фирмы Гомера Болструда, размышляла, почему именно эту эпоху в истории дома объявили канонической, той, к которой его надо вернуть и в которую надо поддерживать за счет бракованной машины завещания Ричарда Фортраста. Между временем, когда дом так выглядел, и возвращением к прежнему облику несколько лет назад было невесть сколько ремонтов, и делались они для того, чтобы скрыть – буквально заклеить бумагой – ту деревенскую простоту, которую сейчас восстанавливали за бешеные деньги. Прежние оформители – мамаши Фортраст, поколение за поколением, – стеснялись этой простоты и хотели от нее избавиться ценой минимальных трат.
Когда Карен, жена Пита и нынешняя хозяйка дома, распределяла пары по спальням на пути из «Эпплбис», она, естественно, предположила, что София захочет ночевать в бывшей спальне Патрисии. У Патрисии было три брата: Джон, муж Элис, Софиин дядя Ричард и Джейк, самый младший и последний оставшийся в живых. Естественно, Джон и Додж делили комнату, чтобы у сестры была отдельная спальня. Когда Патрисия выросла, вышла замуж и обнаружила, что не может родить, она вместе со своим никудышным мужем удочерила девочку из Эритреи – Софиину мать Зулу. Муж сбежал, и о нем больше не вспоминали. Патрисия погибла молодой из-за нелепой случайности. Зулу вырастили Элис и Джон, а Ричард присутствовал в ее детстве как любимый дядюшка, который не признает условностей и вообще классный. После университета она стала работать в его компании, так что для маленькой Софии он был дядей-дедушкой. Она и сейчас помнила, как сидела у него на коленях, а Ричард читал ей вслух.
Три года назад, собираясь в Принстон, она нашла затрепанные томики д’Олеровских греческих и скандинавских мифов, которые он подарил ей незадолго до смерти. В греческих мифах обнаружился засушенный кленовый лист, все еще чуть-чуть красноватый, и Чонгор, отец Софии, рассказал, что Ричард вложил этот лист в книгу всего за минуты до убившей его операции. Они заказали в багетной мастерской рамку, и София забрала лист под стеклом с собой. С кланом Фортрастов ее связывала только память о Ричарде, неизбывная тоска о дружбе, которая могла бы у них быть.
Так что она попросила Карен Борглунд разместить их с Филом в бывшей комнате Ричарда и Джона. Карен (она вела машину, поскольку Пит выпил в «Эпплбис» две кружки легкого «Миллера») с понимающей улыбкой глянула на Софию в зеркало заднего вида.
– Там по-прежнему стоит старая двухъярусная кровать, – предупредила она и чуть заметно покосилась на Фила.
– Мы переживем, спасибо, – ответила София. – А Ричард спал снизу или сверху?
– Судя по надписям на изнанке верхнего яруса, он спал снизу.
– Как положено младшему брату, – вставил Пит. Он раздухарился настолько, насколько это вообще возможно для толстенького шведско-айовского адвоката.
– А надписи сохранились? – спросила София.
Карен ответила не сразу. Шея у нее покраснела.
– Нет. Они были на листе… как это называется…
– Оргалита, солнышко.
– Который лежал на…
– Поперечинах.
– А на нем поролоновый матрас. От времени все покоробилось. Кажется, мы вынесли его на свалку. Я могу сказать Мануэлю, чтобы он поискал.
– Не стоит хлопот, – сказала София. – Мне просто было любопытно.
Она задала свой вопрос с чрезмерным пылом и теперь пыталась сгладить впечатление.
– Имена девочек, – сообщил ей Пит. – Мне говорили, он сильно привязывался к своим дамам и после разрыва долго их помнил. Он был способен на глубокие чувства, твой дядя Ричард, но не всегда это показывал.
Некоторое время София лежала на нижней койке, слушая, как скрипят поперечины под засыпающим Филом, потом на ощупь отыскала на полу свой рюкзак и вытащила из наружного кармана фонарик. Перекатившись на спину, она включила фонарик и повела лучом по фанере, которой заменили покоробившийся оргалит. Там, разумеется, не было ничего, кроме слоя лака. На поперечинах оставались следы вырезанных слов, но их закрасили. Из дома изгнали всякую память о Ричарде, да и о Джоне, Патрисии и ком бы то ни было. Карен в своих усилиях придать родовому гнезду исторический вид стерла его историю.
Чуть позже София встала и босиком вышла из комнаты. Карен очень переживала, что главный санузел дома – изначально единственный – сейчас не работал; там меняли трубы. Гостям пришлось пользоваться мини-санузлом, который отец Джона, Ричарда, Патрисии и Джейка втиснул под чердачную лестницу, удвоив таким образом свои шансы справить нужду без помех. Войти туда было все равно что перенестись в начало семидесятых. Бежевая пластмасса в ромашку, оп-артовские обои, плафон, даже краны душа – все было прямиком из каталога «Сирса» никсоновских времен. София устроилась на мягком сиденье золотистого унитаза и подумала, что здесь, наверное, дядя Ричард в последний раз помочился, прежде чем сбежать от призыва в Канаду. Только он, конечно, стоял. Она сидела прямо напротив душевой кабинки. Стены кабинки были выложены мелкой плиткой-мозаикой, а пол украшен самоклеящимися ромашками из какого-то материала с высоким коэффициентом трения, чтобы никто не поскользнулся в душе. Синтетические ромашки тихо прожили здесь шестьдесят лет. Это были цветы, геометрически абстрагированные каким-то художником-наркоманом-хипарем из тех, что рисовали конверты для битловских пластинок, и неисповедимыми путями моды проникшие в айовскую глушь. За долгие годы они выцвели, а изначально, скорее всего, были яркие.
Рюкзак София принесла с собой. Там во внутреннем кармане лежал складной мультитул – подарок дяди Джейка на поступление в колледж. Это каким-то образом добавило ей храбрости. Закончив свои дела на унитазе, она на четвереньках вползла в душ и подцепила ножом нескользящую ромашку – единственную, у которой сохранились все лепестки. Ромашку эту не было видно с унитаза, а значит, кража вполне могла пройти незамеченной. С упорством и тщанием, порожденными бессонницей, София один за другим отлепила лепестки от пола, обнажив оргстекло, не видевшее света с Вьетнамской войны, а затем поддела круглую серединку. Наконец та отделилась, и София с восторгом принялась ее разглядывать. Цветок был в мыльном налете, насыщенном фортрастовской биомассой, и слабо благоухал «Кометом». Ионно-лучевой сканер обратил ДНК дяди Ричарда в пар, но, может быть, в пористом материале артефакта еще сохранились следы его генетического материала. София не собиралась использовать этот материал для чего-нибудь практического, но сувенир получился замечательный.
– Милейшие люди, но чувствуется напряг, – заметил Фил, когда они на следующее утро выехали из города.
Он поменялся местами с Анной-Соленн и теперь сидел впереди рядом с Софией, чтобы лучше видеть пикап Тома и Кевина. За ночь Том с Кевином достали из стального ящика пулемет, установили на треногу и накрыли синим тентом. Сразу за городом они съехали на обочину, Кевин вылез из кабины, снял тент и уселся на ящик. Сейчас дуло пулемета было направлено вверх, и Кевин не держал руки на элементах управления. Очевидно, цель была одна – показать всем в округе, что они не легкая добыча.
– Ммм, – ответила София.
– Сейчас подходящее время поговорить о тонкостях наследственного права? – Анна-Соленн, обернувшись, выразительно посмотрела назад. За ними ехал внедорожник Пита. Сам Пит сидел за рулем, почти все сиденья занимали мужчины – родственники и домашняя прислуга – с большим ассортиментом огнестрельного оружия. – Просто чтобы в общих чертах понять, в чем напряг. Потому что они супермилы, но такое впечатление, что танцуешь на минном поле.
– Поколенно, – сказала София, затем повторила слово по слогам. – Поищите. Прочтите и возрыдайте. Кто дочитает первым, может освежить в памяти сюжет «Холодного дома».
Выяснилось, что «поколенно» – юридический термин. Он означает, что наследство делится поровну между братьями и сестрами (или, по крайней мере, одним поколением в семье).
– В основном ясно? – спросила София миль через пять. – Ричард по сути сказал: «Создайте фонд и траст. Часть моих денег отдайте в фонд, и пусть они пойдут на всякие клевые исследования. Остальные – в траст, который обеспечит «подушку безопасности» всей моей многочисленной родне, короче, чтобы не получилось, что кто-то из моих внучатых племянников не может поступить в колледж или получить нужное лечение и так далее. Деньги траста разделите поровну между моим поколением». Затем подписал завещание и забыл про него. Пока все хорошо. Но дальше он разбогател куда сильнее, чем мог предполагать. Денег, которым предстояло пойти в траст, стало намного больше, чем нужно для «подушки безопасности». Скорее это походило на билет в безбедную жизнь для всякого, кто может назвать Ричарда братом, дядей или двоюродным дедом.
– Верхний предел не оговорили? – спросил Фил.
– Нет, хотя следовало бы. Один из многих изъянов формулировки.
– И я так понимаю, что он больше не вносил туда изменений? – спросила Анна-Соленн.
– Это было не в его характере.
– Значит, кто-то облизывался и ждал, когда он сыграет в ящик?
– Нет, на самом деле. Потому что он был еще совсем не старый. И никто не знал про завещание, пока Корвус его в больнице не прочитал.
– Корваллис Кавасаки, – пояснил Фил. По крайней мере, это он как бойфренд Софии знал.
– Серьезно? – удивился Джулиан. – Корваллис Кавасаки типа как ваш семейный порученец?
София встретила его взгляд и поняла, что он видит ее в новом свете. Джулиан поднял обе руки и изобразил восточный поклон, насколько это возможно, когда пристегнут ремнем безопасности. София попыталось вообразить, как бы понравилось Си-плюсу, что его назвали порученцем?
– О’кей, – сказал Фил, которому надоело это кривлянье. – Значит, Си-плюс читает завещание и прикидывает в уме. Становится известно, что будет учрежден траст.
– Си-плюс сам его и учреждает, потому что он оказался «личным представителем», или, как раньше говорили, душеприказчиком, – сказала София. – И Си-плюсу пришлось следовать букве завещания. Термин «поколенно» означает, что деньги траста должны делиться между братьями и сестрой Ричарда, а если кого-то из них нет в живых, то между наследниками умершего. Треть Джону и Элис, треть Патрисии, треть Джейку. По крайней мере, это он имел в виду, когда подписывал завещание.
– Но Патрисия к тому времени уже умерла? – спросила Анна-Соленн.
София кивнула:
– Патрисия – приемная мать моей мамы – к тому времени уже умерла.
– То есть треть должна была достаться твоей маме – наследнице Патрисии?
– Должна была, но не досталась. Потому что Джон и Элис юридически удочерили мою маму. А по закону, если тебя удочерили новые родители, ты не можешь наследовать прежним. Так что деньги траста разделили надвое, а не натрое. Половина досталась Джейку. Вторую половину получила Элис, поскольку Джон к тому времени тоже умер. Потом она решила разделить свой траст не между своими четырьмя детьми – или пятью, считая Зулу, – а между их детьми, которых сейчас тринадцать. Так что мне досталась одна тринадцатая от половины.
– Вместо трети, – сказал Джулиан.
– Трети, которую, вероятно, предназначал тебе Ричард, – добавила Анна-Соленн.
– Вероятно, он хотел, чтобы треть получила моя мама, – сказала София. – Я тогда еще не родилась. Но да. Суть дела именно такова.
Джулиану пришла в голову новая мысль:
– А это тогда Си-плюс и Мэйв заинтересовались ПАРАНДЖО и ВУЯЛями? Из-за тех заморочек с бумажным документом?
София мотнула головой:
– Я бы сказала, нет. В смысле, это было после блокчейнового безумия и всего связанного с анонимностью и конфиденциальностью в Старом интернете.
– Ммм, – протянул Джулиан, занимая немного пассивно-агрессивную позу.
– Нет, серьезно, – настаивала она. – Опять-таки это связано с формулировками завещания. Среди задач фонда была и такая: вывести применение игровых технологий за пределы того, что обычно относили к игровой индустрии. И разрулить социальные проблемы, связанные с играми. Тогда, перед Падением, горячо обсуждалось, что женщины в игровой индустрии подвергаются открытому харассменту. И даже когда их не харассили, коллеги-мужчины не воспринимали серьезно их вклад.
– Ясно, – сказала Анна-Соленн. – ПАРАНДЖО позволяет этого избежать. Дает способ любому программисту или команде подписать код.
– И этот код будут оценивать исключительно по его собственным достоинствам – как всякое экзаменационное эссе или заявление на работу, которые мы когда-либо подавали.
Фил уже некоторое время молчал, считая в уме.
– Треть отличается от двадцать шестой на сумму с большим количеством нулей, – сказал он.
– Да. – София смотрела в окно. Внезапно она улыбнулась. – И вот что главное. В Принстоне мы много говорим о привилегиях, верно? Так вот, Ричард был настолько богат, и денег в траст по недоразумению попало столько, что даже одна двадцать шестая от них – моя доля – это очень много. Я могу вообще не работать до конца жизни. Я фантастически привилегированна. Нолики, про которые говорит Фил, по сути ничего не значат. И все-таки это очень большая сумма.
– А что насчет фонда? – спросил Фил.
– Он существует совершенно отдельно от траста, – ответила София.
– Им управляет твоя мама, – напомнил Джулиан.
– По счастью, в завещании директором фонда был указан Джон, – сказала София. – Если он умер, а моя мама достаточно взрослая, то директором становится она. Так и вышло. Так что последние пятнадцать лет она руководит фондом. Получает зарплату. Ничего запредельного. Там есть всякие правила насчет конфликта интересов и всего такого.
– А как это скажется на твоей затее? – спросила Анна-Соленн.
– Ты хочешь сказать, на моей затее поработать летом в Фортрастовском фамильном фонде?
– Да. Это не будет конфликт интересов и все такое?
– Так, как я задумала, не будет.
Том включил аварийку и остановил Тактический (как они теперь называли пикап с пулеметом) на обочине, как раз на перегибе склона. Рельеф здесь был маловыраженный, но длинная пикетная линия ветряков, идущая примерно в направлении север-юг, намекала на нечто вроде хребта. Карты в очках позволяли сообразить, что происходит, поэтому принстонцы вышли из «Лендкрузера» и подошли к пикапу. Отсюда открывался вид через долину Миссисипи, отделяющую эту часть штата от Небраски на западе.
Внедорожник Пита остановился за ними. Прежде по-своему изящный в своей массивной кряжистости, он теперь превратился во вьючную скотину: к багажнику на крыше были привязаны две лестницы, а сзади тащился прицеп, нагруженный разными промтоварами и укрытый брезентом. Пассажиры остались в кондиционированном салоне, Пит вышел поболтать. На нем была кобура, почти упрятанная в защитного цвета штаны, но так, что рукоять пистолета торчала над поясом. Пит поймал взгляд Софии.
– Это как Сырные головы, – объяснил он.
– Что-что?
– Болельщики «Пэкеров»[20] носят шляпы в виде кусков сыра. Зачем? Чтобы продемонстрировать единство. А это… – он махнул в сторону пулемета в кузове, затем похлопал по рукояти пистолета, – способ объявить всем, смотрящим на нас через коптер, что мы говорим на их языке.
– Вы члены их племени.
– Я бы не стал заходить так далеко. Но это способ сказать, что, во-первых, с нами можно разговаривать и, во-вторых, с нами опасно связываться.
– Э… оружие разоружает.
– Именно так.
Кевин смотрел на то, что показывал их коптер, а Том выискивал в небе чужие. Сейчас он пристально разглядывал один такой. Невооруженным глазом его было не различить, но, видимо, очки Тома каким-то образом позволяли «видеть» чужой коптер.
Он сдвинул их на бейсболку, надетую козырьком назад, и повернулся к Питу:
– Что скажете, босс?
Микроагрессия. Тома с Кевином наняла София, сопровождать их в Сиу-Сити, но стоило появиться немолодому белому мужчине, и он уже «босс». София готова была высказаться по этому поводу, но поймала взгляд Пита. Тот примирительно поднял руку.
– Я взял на себя смелость нанять этих ребят для одной дополнительной работенки, – объяснил он.
– О’кей, – ответила София. – Я типа как удивлялась, зачем вы едете за нами на боевом фургоне. Если это не просто вежливость сверх обычной родственной меры.
– Мы и впрямь стараемся проявить вежливость, – сказал Пит.
– Спасибо.
– Однако у нас есть и другое дело. За рекой. Сразу за рекой.
– А мне расскажут, что за дело? Теперь у меня разыгралось любопытство.
Пит вроде уже готов был сказать «нет», но передумал.
– Ты едешь в Сиэтл и можешь встретиться с Джейком. Вряд ли он стал бы это скрывать, так что мне не хочется держать тебя в неведении. – Пит кивнул Тому и продолжил: – Ты знаешь, что у Джейка есть эта его НЭО.
– Ново-эсхатологическая организация.
– Да. Его НКО.
Пит не стал объяснять (поскольку София и сама прекрасно знала), что финансовая империя, которой он управляет от имени наследников Элис, при всей своей огромности значительно уступала финансовой империи Джейка. Состояние Доджа разделили поровну, но Пит вложил свою половину в недвижимость и коммунальные предприятия, а Джейк – в роботизированные механизмы инвестиций, которые приносили больший доход. Приличную часть прибыли он направлял в свою некоммерческую организацию, известную как НЭО, то есть на духовные и религиозные искания. До того как внезапно сделаться миллиардером, Джейк жил в северном Айдахо и практиковал немейнстримное христианство. С тех пор он решил нести свет миру и вступил в диалог с представителями религиозных течений разной степени ненормальности. В целом было впечатление, что со временем он становится адекватнее, что обнадеживало. Однако Пит упомянул НЭО довольно необычным тоном, и София внутренне приготовилась услышать, что Джейк отколол какую-то безумную штуку.
– У них есть… думаю, это можно назвать информационно-разъяснительной программой для левитиан. Он всячески избегает слова на букву «м».
– Что за слово?
– «Миссионерство». Он считает, что благодаря Айдахо может в каком-то смысле говорить на их языке.
– О’кей.
– С тех пор как Джейк выбрался из своих лесов и зажил, как бы это сказать, более обычной жизнью, он считает, что НЭО должна поддерживать хоть какой-то контакт с самыми нездоровыми тамошними сектами. Люди, которые живут в наших краях, даже самые махровые левитиане, приезжают в город вырывать зубы и все такое, так что мы общаемся с ними на бытовом уровне. А вот там, – он махнул рукой в сторону Небраски, – некоторые правда слетели с катушек.
– Ты хочешь сказать, они слетели с катушек по сравнению с людьми, строящими двухсотфутовые горящие кресты рядом с «Эпплбис»?! – воскликнула София.
– Да, – лаконично ответил Пит, оставив ей простор для воображения. – Так вот, хочешь верь, хочешь не верь, но через НЭО Джейк знает людей, готовых поехать в такие края и разговаривать с этой публикой.
– Или, по крайней мере, обмениваться с ними словами, – заметила София, вспомнив Красную карточку.
– Короче, один из этих людей сейчас за рекой, неподалеку отсюда, и Джейк вчера позвонил мне сказать, что они потеряли с ним связь, но у них есть видео с дрона, и, судя по видео, их человек в серьезной опасности. Джейк спросил, не могу ли я съездить сегодня за реку и мирно по-соседски все уладить.
– У тебя в распоряжении больше денег, чем было у Римской империи в эпоху расцвета, – напомнила София.
– Ага.
– Разве у тебя нет для этого подчиненных?
– В таких делах «Америстан» не просто остроумное словцо, – сказал Пит. – Представь себе Афганистан или Пакистан. Как там все происходит. У них есть полевые командиры. Большие люди. Если большой человек приезжает на переговоры, это знак уважения и способствует успеху. Если он присылает холуя… может получиться наоборот.
Пит Борглунд, полевой командир. Сочетание было настолько причудливое, что София на время умолкла. Пит повернулся к Тому:
– Нам так и так ехать в Сиу-Сити, потому что мосты там.
– Можно кому-нибудь заплатить, и нас переправят, – сказал Том.
– Не доверяю я этим перевозчиками. Мосты надежнее.
– О’кей. Значит, мосты.
– Им это как раз будет удобно. – Пит кивнул в сторону «Лендкрузера». – София и ее друзья вернут «Лендкрузер» вам и пересядут в машину, которую выслали вперед. А «Лендкрузер» пригодится нам в поездке за реку.
Том кивнул. София – нет. План Пита был абсолютно разумен, но она чувствовала, что люди отправляются в приключение, а ее с собой не зовут.
– Если прислать полевого командира – знак уважения, – сказала она, – то ведь полевая командирша – еще круче?
Полевая командирша пересела в машину Пита, и теперь «Лендкрузер» вел кто-то из его холуев. О чем разговаривают с ним ее друзья, она не хотела даже гадать, но здесь, во внедорожнике Пита, говорили о диких племенах за рекой.
Шоссе, по которому они ехали на запад, уперлось в федеральную магистраль, идущую на север по восточному берегу Миссури до самого Сиу-Сити. На федеральной трассе вы были на нормальной цивилизованной территории – их сеть связывала узлы адекватного общества. В дырах сети, или, говоря словами доктора Джонсона, в промежутках между пересечениями, обитал вымысел, питаемый ядовитой смесью из домашних снадобий и галлюцинаторных мемов.
Люди как биологические существа живут ради дофаминового кайфа, который достигается либо прямым введением себе соответствующих веществ, либо потреблением кликбейта, алгоритмически усовершенствованного так, чтобы мозг генерировал дофамин за счет психологической алхимии. Это не ведет к долголетию и процветанию, но подобный образ жизни распространился, как сорная трава по обочинам. Люди в дырах сети имели такой же доступ к федеральным трассам, что и адекватные водители по пути из Омахи в Сиу-Сити. В итоге электромобили, едущие на автопилоте ровно с максимальной разрешенной скоростью, служили дорожными конусами для исполинских америстанских спиртоходов с человеком-водителем за рулем. Эти водители ездили либо много быстрее разрешенной скорости (когда сосредотачивались на процессе), либо гораздо медленнее (когда смотрели в экран или погружались в очки дополненной реальности), так что либо неслись слаломом, обгоняя умные электромобили, либо задавали их алгоритмам трудную задачку – вовремя притормозить и аккуратно объехать слоупока. Маленький вооруженный караван не относился ни к той ни к другой категории – вели люди, но вели очень хорошо.
Видеть Тактический на федеральной трассе было непривычно. В нормальных условиях Кевин и Том сняли бы пулемет с треноги или хотя бы накрыли тентом. Однако они еще в Де-Мойне сказали, что он будет нужен на заключительном отрезке пути – как раз на этих последних милях до Сиу-Сити, где магистраль идет по берегу Миссури. Так что София, на штурманском месте, невольно поглядывала влево, в сторону Небраски, высматривая… что? Какая опасность требовала ехать с пулеметом? Вокруг по-прежнему лежали равнинные среднезападные края. Бурая река медленно текла между пологими берегами, не в драматическом ущелье. По большей части София видела только деревья между дорогой и рекой, а когда они расступались, на другой стороне не было ничего особенного. Только трейлеры, группами или на небольших огороженных территориях, и разного рода плавсредства вдоль илистого берега. Своеобразные линейно вытянутые трущобы, жители которых как-то кормятся от реки. По ней туда и обратно двигались баржи. Для них река была тем же, чем федеральная трасса для машин, – средством сообщения между более процветающими местами.
– Они бы грабили баржи, да только у тех огневая мощь побольше, чем у них, – объяснил Питер, приметив интерес Софии. – Но они все равно могут залечь в густой траве и стрелять по водному транспорту с расстояния в полмили. Так что достигнуто взаимопонимание. Речники покупают у них безделушки или свежие яйца или напрямую отстегивают деньги, а местные не палят в них из снайперских винтовок.
– А через реку они перебираются?
– Когда совсем оголодают или какой-нибудь мем внушит им такую мысль. У них какие-то дикие редакторские каналы. Никто не знает, откуда они берутся. Я раз один такой посмотрел. Думал, будет что-нибудь конспирологическое, но это даже на конспирологию не тянуло – слишком бессвязно.
– Хм. Да, наверное, в теории заговора главное – псевдологическая связность.
– Верно, София, но, как я сказал, оно и до этого не дотягивало. Логика там и не ночевала. Это было… ну полная бредятина. Алгоритмически генерируемые картинки, звуки… абсолютно бессмысленные. Просто то, что работает, ну знаешь, заставляет смотреть дальше. У них айтрекеры, даже кликать не надо. Но когда те, кто за этим стоит, – те, кто генерирует эти редканалы, если там вообще участвуют люди, – решают что-то им внушить, последствия могут быть нехорошие. – Пит глянул на Тактический, словно говоря: «Но не для нас».
С той минуты, как София села к нему в машину, они, по сути, говорили об одном. Она хотела поехать с ними за реку. Пит был против, но высказывал это в непрямом, пассивно-агрессивном среднезападном стиле. Вместо того чтобы сказать «нет», он и остальные в машине пытались ее запугать. Или, если выразиться иначе, убедиться, что она понимает риск.
Ехать было недолго, и скоро они оказались в промежуточной зоне за Сиу-Сити, где америстанские машины начали отсеиваться, словно их отталкивало неощутимое для других силовое поле. На стоянке перед «Уолмартом» Кевин набросил на пулемет синюю тентовую ткань, чтобы проехать через сам город, не нарушая принятых норм. Здесь река огибала цепочку уступов, и другой берег открывался во всей красе. Над обрывами, на обозрение тех, кто, как София, смотрит через реку, местные жители поставили кресты, одиночные и группами. Не огромные, как горящие кресты левитиан, а ближе к изделиям народных промыслов. Судя по виду, их сколотили наскоро из бревен или досок. На них что-то болталось, и София объяснила это так: здешние люди – вроде вчерашних левитиан, только победнее и менее организованные. Они не могут возводить газовые кресты из металлоконструкций, поэтому ставят деревянные, обматывают тряпьем, обливают бензином и жгут по ночам.
Машины через мост пропускали по одной, поскольку его несущие конструкции были ослаблены десятками тысяч пулевых ударов. Под воздействием неведомых алгоритмически сгенерированных мемов местные иногда собирались на другом берегу и разряжали магазин за магазином калибра 5,56 по опорам моста. Как объяснил Пит: «Их отцы верили, что жители больших городов спят и видят, как отобрать у них оружие и собственность. Они вбухивали последние деньги в боеприпасы и ждали, когда элита придет конфисковывать их добро. Проку от этих боеприпасов нет, так что они иногда приходят сюда «голосовать пулями».
Там, где стальные конструкции возвышались над дорожным полотном, можно было отчетливо различить кратеры от пуль, расположенные так близко, что, казалось, каждый дюйм металла вручную проковали молотками с круглым бойком. Однако большая часть конструкций и самый значительный ущерб были под мостом. Городские власти поставили перед въездом на мост будку и насыпали земляной вал для защиты от обстрела. Полицейский в бронежилете пропускал машины по одной. Впрочем, у него была и вторая задача: поговорить с людьми в машине и убедиться, что они понимают, куда едут, а не забурились сюда по ошибке, положившись на гуглокарты.
Электромобиль, с которым они расстались в Де-Мойне, разыскал их у реки, предварительно заехав на автомойку и зарядив аккумулятор. Джулиана, Фила и Анну-Соленн ждал свежепропылесошенный салон. На водительском сиденье лежала записка от Ахмеда, сотрудника автомойки, выполнившего операции, с которыми роботы пока не справлялись. В записке он просил поблагодарить его чаевыми, если качество услуг превзошло их ожидание, что Фил и сделал, посмотрев на записку через очки и произнеся команду. Все забрались в машину и глянули на Софию. Тут-то она и сообщила им новости.
Когда караван переезжал через мост, по одной машине за раз, и собирался на другой стороне, еще не было известно, куда ехать дальше. Первым отправился Тактический. За время в очереди Кевин успел надеть каску и бронекуртку.
София, чтобы не сидеть в машине, в сопровождении двух вооруженных Питовых приспешников сходила посмотреть стихийный рынок на западной стороне моста. Он состоял из полудюжины жилых автофургонов, которые, судя по виду, были давно не на ходу. От пуль защищали бронированные панели, прислоненные к западным стенам фургонов и подпертые камнями и шлакоблоками, от солнца – синие брезентовые навесы; от гуляющих по прерии ветров их удерживали тросы, закрепленные на залитых бетоном покрышках. Продавцы разложили на складных столах товары, произведенные на восточном берегу: памперсы, технику, чипсы, машинное масло. Торговля, похоже, была односторонняя: ничто произведенное в Америстане не требовалось за его пределами. Зула, мать Софии, как-то сказала, что среднезападные фермеры из поколения в поколение доводили себя до нищеты производством ширпотреба. Она и Джейк участвовали в нескольких проектах, нацеленных на создание узнаваемых местных брендов, которые, как сыры из разных районов Франции, могли бы на побережье стоить дороже. Допустим, делать панчетту вместо бекона. Однако химия есть химия. Этиловый спирт есть этиловый спирт, кукурузная патока есть кукурузная патока и так далее. Так что экономическая конкуренция тут была войной всех со всеми. Выигрывали только жители больших городов, получавшие дешевые продукты.
У многих тут были программы обнаружения дронов, и когда появлялся коптер – то есть каждые несколько минут, – они поворачивали голову задолго до того, как София его слышала или видела. Сами по себе очки такого не могут, значит, программы были связаны с другими дронами или еще какой-то следящей аппаратурой. По большей части коптеры были массивные, грузовые, способные доставить большие пакеты с продуктами – видимо, заказы, которые забирали на рынке. Однако через полчаса после того, как они переехали через мост, появился коптер поменьше, сделал два круга над рынком и опустился на капот Питова внедорожника. На коптере кабельными стяжками был закреплен мобильник – такими пользовались лет двадцать назад. Пит достал из кармана мультитул и перерезал стяжки. Коптер улетел. Телефон тут же зазвонил. Пит поднес его к уху, а свободной рукой замахал остальным – мол, собирайтесь. Из багажника тут же вытащили еще бронежилеты и каски.
– Как-то это разом слишком серьезно и слишком несерьезно, – заметила София, надевая бронежилет. – В смысле, от пуль они защитят, но как насчет самодельных взрывных устройств? Минометов?
– От них бронежилеты не помогут, – согласился ее троюродный племянник Эрик. Он изучал авиа- и ракетостроение в Университете Айовы, а домой приехал на лето.
– И?.. – София пролезла на второй ряд сидений.
– Дроны и спутники предупредят нас о фокусах с СВУ. А настоящей артиллерии у них просто нет, только всякая фигня, собранная на коленке.