Падение, или Додж в Аду. Книга 1 Стивенсон Нил
Зула откинулась в кресле и посмотрела в окно. Никаких сомнений у нее с самого начала не было. Однако за время в директорском кресле она кое-что усвоила. Во-первых, значительная часть ее работы – чисто символическая, но, во-вторых, «символическая» не означает «не важная». Надо было хотя бы сделать вид, что она обдумывает решение.
– Судя по тому, что ты сказала на собеседовании, даже самый большой скептик не усомнится в твоей квалификации. А то, что ты спрятала свою личность под ПАРАНДЖО, устраняет всякие серьезные подозрения насчет блата. Так что ты принята. Но… – она подняла указательный палец, поскольку София уже собралась вскочить, – нам надо поговорить, что это значит. Планируешь ты чисто научный проект – запустить некий новый код на квантовом мультипроцессоре – или серьезную попытку включить Мозг Доджа. Потому что, как бы мы ни обставили дело, некоторые заподозрят второе. – Зула повернулась к Маркусу: – Нам надо будет поговорить с Летицией.
Летиция была пиар-директором фонда.
Маркус кивнул.
– Но это не твоя забота, а моя, – сказала Зула Софии. – Твоя забота – понять, сколько из этого ты успеешь за два коротких месяца.
– Удивительно, что мы еще пользуемся паролями! – воскликнула София.
Дело происходило через три часа после собеседования. Она сидела в ресторане на берегу озера Юнион с человеком, которого называла «дядя Си».
Корваллису Кавасаки было сейчас под пятьдесят. Начав лысеть, он, как многие, стал бриться наголо и потому совершенно не походил на встрепанного мальчишку с Ричардовых фотографий времен Корпорации-9592. Кроме того, он завел привычку ходить в костюмах, но галстуки по-прежнему недолюбливал, поэтому заказывал рубашки со стойкой, которую можно носить расстегнутой. Поэтому и потому, что он занимал видное место в ИТ-мире, его все узнавали. Когда он с десятиминутным опозданием вошел в ресторан, хостесс приветствовала его по имени, а люди за столиками повернули голову, следя, как он идет через зал в отдельный кабинет, где ждала София.
В этой части города все ланчи были деловыми, в любом разговоре за едой и выпивкой раскрывались конфиденциальные сведения. Рестораны проектировали соответственно: столы ставили редко и по возможности разделяли звукоизолирующими экранами, а когда в зале становилось слишком тихо, рандомизированный шум из незаметных динамиков заполнял неловкие паузы. Вокруг зала располагались кабинеты, некоторые – просто кабинки на двух-четырех человек, с дверью. В одной из таких Си-плюс и София обнялись и поцеловались не на глазах у всех. Они слегка перекусили и обменялись новостями. Корваллис поживал хорошо. У них с Мэйв теперь было трое детей; их обильно зафотодокументированными успехами в школе, футболе и робототехнике он должен был непременно поделиться с Софией.
Только после того, как унесли тарелки и подали кофе, Си-плюс перешел к делу, а именно к тому, чтобы сделать ее держательницей токена с привилегированным доступом к Мозгу Доджа.
По сути это было то же самое, как дать кому-нибудь ключ от квартиры или шифр к кодовому замку. В облаке существовал объект под названием Мозг Доджа. По большей части это был пассивный склад данных. Однако он включал некие исполняемые модули – работающие программы, – которые были активны постоянно, словно часовые, расхаживающие взад-вперед перед запертыми дверями библиотеки. Их код был защищен от взлома, насколько это возможно в нашем мире, и они открывали дверь лишь тем сущностям, которые могли доказать – и продолжали доказывать, – что обладают нужными полномочиями.
Корваллис Кавасаки имел право наделять этими токенами других. В материальном пространстве «другие» означало «человеческие существа». Но для цифрового стража у двери это была просто программа, запущенная на каком-то сервере или даже скорее распределенная между несколькими серверами. Он не умел на самом деле узнавать людей или надежно отличить одного человека от другого.
– Мы могли бы использовать биометрию, – признал Кавасаки (имея в виду идентификацию по отпечаткам пальцев или радужной оболочке глаза). – Но это просто сдвигает уязвимость на другой этап процесса. Допустим, у меня есть гаджет, который считывает твои отпечатки пальцев со стопроцентной точностью. Отлично. Гаджет знает, что ты – София. Но дальше гаджет должен послать эту информацию другому процессу и сообщить: «Я проверил ее отпечатки пальцев, и это точно София».
– А это взламываемо.
– Да. Все равно довольно надежно, однако я пытаюсь установить тут самые высокие стандарты.
– Подать пример, – сказала София.
– И не выставить себя дураком, – добавил он. – Если окажется, что я поленился, выбрал легкий путь, а в итоге погорел, это будет очень неприятно.
– Тоже правда.
– Так вот, пароли ужасно старомодны, но они работают. Так что придумай пароль прямо сейчас. Такой, какой еще никогда не использовала и не будешь использовать ни для чего другого. Не спеши. Как будешь готова, впечатай сюда.
Корваллис через стол придвинул ей планшет с окошком для ввода пароля.
– Ладно. Думаю, – ответила София.
– Поскольку это твой пароль к Мозгу Доджа, ты, вероятно, думаешь о пароле или фразе, как-то связанными для тебя с твоим дядей Ричардом. О чем-то, лично для тебя значимом. Не надо. Это не магия. Не способ выразить чувства.
София кивнула, чувствуя, что краснеет. Она и правда подбирала для пароля имена из д’Олеров. Вместо этого она вбила «Яудрнсффва1Здн!», что значило: «Я украла душевую ромашку на семейной ферме Фортрастов в Айове 13 дней назад!» Дядя Си на это время отвел взгляд. Приложение попросило ввести пароль второй раз, что София и сделала, после чего, аккуратно маневрируя между чашками кофе и сливочниками, придвинула планшет Корваллису.
– Готово, – сказала она.
– Отлично. – Несколько секунд Корваллис работал в виртуальном пространстве с тем, что видел через очки, потом оглядел результат и кивнул: – Поздравляю. Теперь у тебя есть неограниченный доступ только для чтения к Мозгу Доджа. До тех пор пока ты помнишь пароль – и его у тебя не украли.
То есть она могла читать что угодно и писать программы, которые будут брать данные из файлов, но не могла ничего там менять.
– Мы так и будем держаться старомодных паролей? – спросила София.
– Нет, – ответил Си-плюс. – Со временем ты перейдешь на протокол ГЭШ.
София знала, что это значит: глубоко эшелонированная защита. Вместо того чтобы сразу получить доступ ко всей системе, ты пробираешься внутрь постепенно, снова и снова разными способами доказывая, что ты – это ты. Если коротко, это хорошо работало только при подключении к системе, основанной на ПАРАНДЖО. В том и заключалась суть анонимной олографии: твоя личность опознается не по тому, что ты знаешь пароль, а по твоему «почерку», включающему почти любое твое взаимодействие с внешним миром.
– Срок действия пароля закончится через несколько недель. Тебе надо будет до тех пор переключить все на твое ПАРАНДЖО. Это произойдет автоматически по мере того, как ты будешь пользоваться системой и она начнет тебя узнавать. Что именно делать – разумеется, твой выбор. У тебя есть план?
– Освоиться с файлами коннектома. Проанализировать их с помощью инструментов, созданных группой моего преподавателя – «прозвонить», как он выражается.
– Это, скорее всего, работы не на одну неделю.
– Наверняка, – согласилась она. – Если получится – тут очень большое «если», – то попытаться смоделировать активность нейронов на подсовокупности коннектома. Посмотреть, что получится.
Десять месяцев спустя
Подходя к кабинету Солли, она услышала через приоткрытую дверь мужские голоса и смех. Это был не шумный опенспейс. Солли выбил себе отдельное междисциплинарное подразделение, финансируемое за счет целевого капитала. Он сидел в старом псевдоготическом здании Принстонского кампуса на расстоянии досягаемости и от нейробиологов, и от компьютерных гиков. Его кабинет – просторный, тихий, заставленный книгами – выходил окнами на университетский газон.
Она толкнула дверь и застала Солли за видеоконференцией с Корваллисом Кавасаки и Енохом Роотом. Этот вид связи воспринимался как слегка устарелый, однако некоторые еще им пользовались.
– Привет, София! – крикнул Си-плюс, когда увидел ее в кадре.
– Я опоздала?
– Наоборот! – ответил Солли.
Он был щуплый и утопал в кожаном кресле, словно мышь в бейсбольной перчатке.
– О’кей. Фу-ух!
– Мы собрались чуть пораньше, – объяснил Си-плюс. – Надо было кое-что обсудить.
– По-латыни?
Наступила неловкая пауза, потом все дружно рассмеялись.
– Мне стыдно, что ты услышала мою ломаную латынь, – сказал Си-плюс. – Ужас какой.
– Я не отличу ломаной от неломаной, – ответила София. – Но зачем?
– Это наша с Енохом старая шутка, – объяснил Си-плюс. – Он как-то подошел ко мне в баре возле фонда и приветствовал меня на разговорной латыни.
– Поскольку знал, что ты на ней говоришь, – догадалась София. – Из-за твоих реконструкторских увлечений.
– Да. Это произвело большое впечатление на амазоновских сотрудников в баре.
– И на вас, – сказал Енох. Его лицо делило экран с пинтой янтарной жидкости под шапкой белой пены.
– Я тогда не был знаком с Енохом. Так что да! Он здорово меня удивил, – признал Си-плюс. – В общем, мы иногда упражняемся в латыни. Енох говорит гораздо лучше меня.
– Здравствуйте, Енох! – сказала София. – Вы где?
Енох свободной от кружки рукой повернул камеру, и они увидели размытую панораму уютного паба.
– Англия? – предположила София. – Ирландия?
– Нет. Независимое суверенное государство… сейчас…
Енох торжественно сунул руку в карман, достал паспорт и повернул его к камере. Паспорт был новехонький. На обложке тиснеными золотыми буквами значилось по-французски, по-голландски и по-английски, что это официальный документ Зелрек-Аалберга.
– Вы теперь паспорта печатаете?! – изумился Си-плюс.
Енох пожал плечами:
– Это всего лишь бумажка. Вы знаете Эла. Он одержим идеей государства. Вечно пытается взломать систему.
– Кстати, о взломе системы, – сказал Солли. – Мы вроде бы в сборе?
Все понимали, что он имеет в виду комиссию по Софииному диплому. Для обычного диплома комиссия была слишком большой и разнообразной, однако некие привходящие обстоятельства требовали участия всех троих.
– Да, начнем, – сказал Си-плюс.
Енох в знак согласия поднял кружку и кивнул.
– Ты основательно поработала, – заметил Солли, поворачиваясь вместе с креслом к Софии.
Та вздохнула:
– Рада, что вы так на это смотрите.
– А почему нет?
– Мои занятия… оценки…
– Это формальности, установленные университетом, чтобы студенты не слетели с катушек из-за лени, невнимательности и чего там еще.
– Подушка безопасности?
Он рассмеялся:
– Для университета. Поскольку я здесь единственный, кого это должно волновать, скажу просто, что, на мой взгляд, ты одолела все такие препятствия год назад. Твой последний курс был, по сути, аспирантурой. Я могу уверенно сказать, что ты основательно поработала, поскольку слышу про твои успехи от Корваллиса. И от Еноха. От моих аспирантов и постдоков.
– Мои успехи, – фыркнула София. – Я все больше вопросы задаю.
– Метрика не хуже других. Уж точно лучше экзаменов и оценок.
– Рада, что вы так думаете. Отметки за этот год – худшие в моей жизни.
– Важно одно: чтобы ты преодолела бюрократические препоны и окончила университет, – заметил Солли. – Поверь, София, всем плевать на твои оценки. Никто на них больше не взглянет.
Она посмотрела на экран. И Енох, и Си-плюс вежливо отвели глаза.
– Это разрыв шаблона, – призналась София.
– Потому что вся твоя жизнь прошла на школьно-университетской беговой дорожке. Сейчас ты с нее сходишь. Дальше важна только твоя работа. Твой олограф.
Она пожала плечами:
– О’кей. Будем говорить о ней?
– Да. Это твой ключевой проект. Или краеугольный. Или как тебе захочется его назвать. – Солли глянул в окно, пытаясь выудить нужное слово из того отделения мозга, где держал административные сведения.
– Полагаю, они бы предпочли термин «диплом», – заметила София, поскольку Солли вроде бы смотрел в сторону деканата.
– Отлично. Ты заложила его основу прошлым летом, во время стажировки в Сиэтле.
Солли глянул на экран. Си-плюс кивнул.
– На самом деле я просто увязла по уши. Я и не представляла, сколько там работы и сколько времени это займет. Не успела толком начать, как пришло время ехать обратно.
– Ты заложила его основу прошлым летом, – повторил Солли и, вновь глянув в сторону деканата, изобразил в воздухе кавычки. – Собрав необходимые материалы и разработав программную базу, ты осенью вернулась в Принстон с четким пониманием, как двигаться дальше.
Он снова глянул на экран. Си-плюс и Енох не возражали. Даже не улыбались.
– Да. Абсолютно. Как скажете.
Солли кивнул на блокнот, лежащий на столе перед Софией, и подождал, когда она это запишет. Он обращался к экрану чуть громче обычного, возможно, опасаясь за качество связи, но сейчас заговорил всегдашним спокойным тоном:
– Я сам несколько раз просматривал МД и знаю, что это авгиевы конюшни.
– О-ой, спасибо, Солли!
– Что такое? – спросил Си-плюс.
– Мы, фанаты д’Олеров, должны держаться вместе. – Солли подмигнул Софии. Их давно сблизила общая любовь к этим книгам. – Итак. Мозг Доджа. Мой бог. Все эти разные несовместимые форматы данных. В каждом зашифрована чья-то любимая теория о работе мозга. Неудивительно, что за лето ты еле-еле успела сориентироваться. Важно одно: Фортрастовский фамильный фонд тебя не уволил. Ты вернулась сюда. Здесь тебе удалось сделать кое-что новое. А теперь расскажи мне своими словами, что ты сделала, а мы превратим это в форму, пригодную для диплома. Который должен быть готов… – Он глянул на часы.
– Через неделю. Знаю, – смутилась София. – Просто не знаю, с чего начать.
– «Дорогая мамочка», – предложил Солли.
– Что?
– С чего начать. – Солли преувеличенным жестом вновь указал на блокнот. – «Дорогая мамочка». Запиши.
София записала.
– «Я работала над числовым моделированием мозга моего двоюродного деда», – продолжал Солли.
– «Я работала… – бормотала София, записывая как можно скорее, – мозга».
Она выжидательно подняла взгляд.
Солли пожал плечами:
– Понятия не имею, что должно быть дальше. Ты знаешь свою мать и свой проект лучше меня.
Она написала предложение.
– Мне нравится план, – сказал Си-плюс. – Читай вслух.
– «К возвращению в Принстон благодаря помощи Си-плюса я более или менее ориентировалась в МД», – прочла София.
– Лесть – мощное средство, – заметил Корваллис.
– Вот что, – сказал Солли, орудуя каким-то манипулятором, – почему бы тебе не диктовать? Экономит время. Я только что включил распознавание речи.
– Коннектом представлял собой Вавилонскую башню, – начала София сперва медленно, потом все больше увлекаясь. – Одна и та же система связей, проинтерпретированная и выраженная десятками разных способов. Чтобы просто начать, мне пришлось написать программу, которая перебрала бы файлы и выдала коннектом, с которым я смогу работать. За лето я в общих чертах с этим справилась, но программа была медленная и глючная. Я вычистила баги и заставила ее работать быстрее. Ко Дню благодарения у меня было что-то, что можно использовать.
– Как именно? – спросил Солли.
– Я хочу сказать, она была совместима с алгоритмами моделирования нейронов, к которым я имела доступ здесь, в Принстоне. До тех пор это была проблема «круглой дыры, квадратного колышка».
– Однако ко Дню благодарения ты получила возможность вставить колышек в дыру.
– Да. В декабре я погоняла это дело в малом масштабе. В смысле, запустила алгоритм моделирования на совсем маленькой подсовокупности коннектома.
– Апробация концепции к Рождеству. Замечательно.
– О’кей, так и назову. Апробация концепции. – Она записала в блокнот. – Все зимние каникулы я депрессовала по этому поводу.
– Всем глубоко плевать на твои чувства, – беззлобно заметил Енох.
София восприняла эти слова в том же юмористическом духе, в каком они были произнесены.
– Да, но в данном случае у личных чувств имелась техническая причина.
– А именно? – спросил Си-плюс.
– Я не могла придумать следующий промежуточный шаг. Есть смысл смоделировать один нейрон. Взаимодействие двух нейронов. Дальше это сеть, и важны только сетевые эффекты. Моделирование, допустим, тысячи нейронов не станет прорывом. Факт, что коннектом этой тысячи нейронов произвольно скопипащен из МД, не несет абсолютно никакого смысла – с тем же успехом его можно взять из мышиного мозга.
– Согласен, – кивнул Солли.
– Единственным осмысленным шагом было запустить весь коннектом разом.
– Правда? Тогда почему этого никто раньше не делал?
– Ну, во-первых, не хватало данных. Полный коннектом человеческого мозга появился всего года два назад. Во-вторых, не было ресурсов – кто заплатит за необходимые вычислительные мощности? Так что до появления «Дыры-в-стене» об этом не могло быть и речи.
– Хорошо, – сказал Солли. – Возможно, ты проявляешь дипломатичность, опуская еще один фактор, а именно академический подход. Академическая наука движется микрошажками, по одной статье за раз. Счет ведется на статьи в научных журналах. Чем больше статей, тем лучше. Если ты нарежешь проект тоненько-тоненько, как хамон, то опубликуешь больше статей и твой рейтинг пойдет вверх. Но ты вела себя так, будто не знаешь или не хочешь этого знать.
София покраснела:
– Возможно, я наивна.
– Ты богата, – объявил Енох.
– То есть?
– Ты богата, – повторил он. – Тут нет ничего дурного. Это не упрек.
– Но как это относится к делу?
– Во-первых, тебе просто незачем играть в эту игру – публиковать как можно больше статей. – Енох кивнул в сторону Солли: – Во-вторых, у тебя был доступ к необходимым ресурсам.
Наступила долгая тишина, во время которой нельзя было исключить, что София расплачется.
– Послушай, – сказал Енох, – есть долгая и почетная история джентльменов-ученых, восходящая к Лондонскому королевскому обществу. Теперь появилась и леди-ученая. Мы не любим этого признавать, потому что хотим сохранить фасад эгалитаризма. Но не случайно так много важных теорем названы именами европейских аристократов.
София не ответила, но вроде бы немного успокоилась.
– Разумеется, не надо включать наблюдения Еноха в диплом, – сказал Солли, – но будь готова к таким вопросам.
– Если до них дойдет, я вряд ли сумею дать удовлетворительный ответ.
– Как так?
– Я по-прежнему не знаю, откуда взялись деньги. – София произнесла это громко, искоса глядя на экран.
– Анонимное пожертвование, – заметил Енох. – Обычное дело.
– И как мне это сказать? В дипломе?
– Как можно более кратко, София, умоляю тебя, – произнес Солли. – У меня голова раскалывается, когда я пытаюсь разобраться в Фортрастах, Уотерхаузах, Шепардах и всех их переплетениях. Все равно как запойно смотреть мексиканский телесериал.
– Ну если между нами… – начала София.
Солли отключил запись.
– На рождественских каникулах я заглянула к дяде Джейку и его семье. Он спросил, чем я занимаюсь, я рассказала. Когда я после каникул вернулась в Принстон…
– У тебя был аккаунт «Дыры-в-стене», – закончил Солли.
– Да.
– Открытый на твое имя неизвестным благотворителем.
– Да. И когда я залогинилась, то увидела доступный баланс – деньги, которые могу потратить. Это была внушительная сумма. – София поглядела в лицо Еноху на экране, однако тот на что-то засмотрелся – то ли на симпатичную барменшу, то ли на футбольный матч по телевизору.
– Мы это пригладим, – сказал Солли.
– В смысле?
– Я помогу тебе пригладить язык, чтобы получилось уместно для Принстонского диплома.
– Спасибо. – София понимала, что это значит: она должна пригладить сама, а он подредактирует. – Так или иначе, деньги на счету позволили мне перенести файлы с наших серверов на локальное хранилище «Дыры-в-стене».
– Куда более быстрая платформа для дальнейшей работы, – перевел Си-плюс.
– Да, – согласилась она и записала в блокнот. – Следующие месяца два я подгоняла программу и алгоритмы для работы на их устройствах.
– Мы изначально писали код для традиционных компьютеров, – перевел на сей раз Солли. – Квантовые компьютеры требуют других стратегий, других оптимизаций.
– Кстати, работа еще не закончена.
– Разумеется. София, блин, это всего лишь диплом. Простого работающего портирования больше чем достаточно.
– Это я и сделала. Самый минимум. С огромной помощью ваших постдоков.
– Которые, разумеется, будут перечислены в благодарностях.
– Это единственный раздел диплома, который я уже написала! – улыбнулась София. – Благодарности.
– Так на чем мы остановились?
– Середина апреля.
– Примерно месяц назад. Ты его запустила.
– Я запустила модель одного нейрона на серверах «Дыры-в-стене». Потом двух, с обменом информацией между нейронами.
– Каждый из которых представляет собой отдельный независимый процесс – это важно упомянуть.
– Хорошо.
– И все происходит как положено – сообщения передаются через современный сетевой протокол, с должным шифрованием и верификацией, – напомнил Си-плюс.
– Конечно. Чтобы это можно было масштабировать.
– Отлично. И дальше?
– Я его масштабировала.
– Включила рубильник.
– Да.
– Большой красный рубильник в лаборатории сумасшедшего ученого.
София, проникаясь духом игры, подхватила:
– Да, подсоединила провода к болтам на шее чудовища.
– Ты разом включила весь МД, – продолжал Солли, – и в Эфрате погас свет.
– На самом деле я не уверена, что погас свет.
– Так что же случилось?
– Мелкие загогулинки.
– Ммм… боюсь, София, надо подыскать более удачное выражение.
– Э… колебательные явления?
– Что именно колебалось? – спросил Си-плюс.
– Темп сжигания.
– Это жаргон Кремниевой долины, не вполне уместный в дипломе, мой юный друг, – произнес Солли с шутливой серьезностью. Но все-таки всерьез.
София смутилась и несколько раз вдохнула, как будто собиралась заговорить, но каждый раз передумывала.
– «Дорогая мамочка», – подсказал Енох, отхлебывая пиво.
– Да, – ответила София. – Понимаешь ли, мам, одно дело смоделировать мозг, а совсем другое – с ним поговорить. Мы это забываем, потому что наш мозг подключен к телу, у которого есть полезные периферийные устройства – например, язык, чтобы говорить, и пальцы, чтобы печатать. Пока это работает, можно понять, что происходит в мозгу. Но у мозга в ящике ничего похожего нет. И это, возможно, еще одна причина, почему никто такого не пробовал.
– То есть нет смысла это делать, если не можешь получить на выходе осмысленную информацию.
– Да, все равно что снимать энцефалограмму пациенту в коме, – сказала София.
– Полезная аналогия.
– ЭЭГ – законный научный инструмент. Она определенно что-то говорит о мозговой активности. Тут вопросов нет. Однако можно целый день глядеть на ползущую из аппарата полоску бумаги, рассматривать загогулинки на графике и ни на шаг не приблизиться к ответу, происходит ли в мозгу что-нибудь полезное. В сознании ли человек. О чем думает.
– И что тут точная аналогия энцефалограммы? – спросил Си-плюс. Он, конечно, знал. Просто помогал ей сформулировать.
– Темп сжигания капитала. Затраты. Денежная стоимость моделирования. Когда участвует много нейронов и много сигналов передается по коннектому, квантовые процессоры «Дыры-в-стене» работают и система списывает деньги со счета. Я могу залогиниться и смотреть, как уменьшается баланс. Иногда он уменьшается быстро, иногда медленно. Если нарисовать график темпа сжигания, получится примерно так.
Она вырвала из блокнота исписанный листок и нарисовала на чистой странице длинную горизонтальную ось, по которой, очевидно, откладывалось время. По более короткой вертикальной оси – темп сжигания. София провела линию, произвольно дергая ручку вверх и вниз.
– Поначалу это больше всего походило на шум. Всплески и спад активности. Я прогнала несколько статистических пакетов, но по всему выходило, что это практически хаос. Однако позже наметилась некоторая периодичность. – Она ритмично повела ручкой вниз-вверх, вниз-вверх. – Как сердцебиение. Потом снова рандомность. – Новые каляки. Линия приблизилась к краю листка. – На прошлой неделе все установилось окончательно.
София, медленно ведя ручкой, нарисовала серию аккуратных горбиков. После каждого линия стремительно падала к нулю. На последний бумаги не хватило. София развернула блокнот – показать рисунок Еноху и Си-плюсу.
– И вот что мы имеем сейчас, – сказала она. – Так было примерно час назад.
– Как будто он зациклился, – сказал Си-плюс. – Такое у меня впечатление от твоего графика.