Увечный бог. Том 1 Эриксон Стивен
завоеватель, где твои победы, коль сгустилась ночь
твердеет ли решимость посреди теней
когда от мира отвернемся, наконец не встав и
не упав, не поглядев
куда неведомое молча нас зовет?
Я слышал голос свой, от горя хриплый
в тоске ощупывал я смятое лицо
сломавшись, падал, отрекаясь от могил
я брел в компании привычных неудач
и слабости я руку пожимал
презрение лежит в пыли, издалека
трофеи не видны
а горизонт передо мною затянула ночь
пойми, я наконец покончил с миром,
в неведомом внимаю тишине
того, что будет, жду
когда захочешь больше разузнать
приди сюда, найди
меня перед зарей
"Итог странствия", Рыбак Кел ТатБанашар помнил, как он встала, положив меч на стол с картами. Единственная масляная лампа сочилась блеклым светом, бросала на стены шатра блеклые тени. Воздух был спертым, влага опускалась на все вещи, словно кожа новорожденного.
Недавно она переговорила с Лостарой Ииль, стоя спиной к оружию. Банашар не знал, использовала ли Тавора такие слова ранее, и этот странный, непонятный вопрос вгрызался в него.
Если Адъюнкт часто повторяла такие слова... какие трагические истины это открывает? А если она сказала их в первый раз - почему они показались ему эхом, донесшимся из иного места, из далеких, далеких времен?
Лостара только что повидала Хенават, разделила дар рождения сына. Глаза капитана покраснели от слез; Банашар понимал, какое горе поразило эту женщину. У всех них скоро будет отнято будущее.
Не нужно было ему там присутствовать. Не нужно было слышать речи Адъюнкта.
- Для нас недостаточно просто желать детям лучшей жизни. Недостаточно защищать их удобствами и комфортом. Лостара Ииль, если мы не приносим в жертву свои удобства, свой комфорт, создавая для детей лучший мир - мы проклинаем своих детей. Мы бросаем их в незаслуженную нищету; мы оставляем их с полчищем не выученных уроков.
Я не мать, но один взгляд на Хенават дает мне необходимые силы.
Слова впаялись в его память. Произнесенные устами никогда не имевшей детей женщины, они звучали особенно тревожно и печально.
За это ли они сражаются? Конечно, лишь одна из множества причин - честно говоря, он не видит, как избранный путь может помочь благу детей. Он не сомневается в благородстве побуждений Адъюнкта, в искренности сочувствия, подвигшего ее совершать дело, по всеобщему мнению, невыполнимое. Но есть еще что-то, глубоко скрытое...
Часто ли сочувствие рождается из темного источника? Из узилища личных неудач?
Отослав Лостару, Тавора снова повернулась к мечу; через некоторое время сидевший на сундуке с доспехами Банашар пошевелился, встал и подошел к ней.
- Я уже не бегу, Адъюнкт.
Она молчала, глаза не отрывались от оружия в потертых, поцарапанных ножнах.
- Я... я хотел поблагодарить вас. Вот доказательство, - добавил он с кислой улыбкой, - что у вас дар достигать недостижимого.
- Жрец, - сказала она, - Чел Манагел... Змея... была манифестацией Д'рек, верно?
Он не решился поглядеть ей в глаза, только пожал плечами: - Думаю, да. На время. Ее дети заблудились. На ее взгляд. Подозреваю, это сделало ее такой же заблудшей. Им нужно было совместно найти путь.
- Эти подробности меня не интересуют, - сказала она более твердым тоном. - Банашар, скажите. Чего она хочет? Почему она так упорно стремилась сюда? Намерена мне противостоять?
- Почему вы решили, что я знаю ответы, Адъюнкт?
- Потому что она никогда не покидала вас. Ей нужно было, что один поклонник оставался в живых, и она выбрала вас, по неведомым причинам.
Ему хотелось снова сесть. Куда угодно, пусть на глиняный пол. - Адъюнкт, говорят, если червь окажется в луже эля, то напьется и утонет. Я часто об этом думал и признаюсь, что стал подозревать: подойдет любая лужа, и выпивка ни при чем. Проклятые твари все равно тонут. Но, как ни странно, без лужи черви вообще нам не показываются.
- Мы оставили новое озеро позади, Жрец. Никто не утонул, даже вы.
- Теперь они просто дети.
- Знаю.
Банашар вздохнул и кивнул на меч: - Она будет его защищать, Адъюнкт.
Тавора вздохнула. - Но... это может ее убить.
Он кивнул, не доверяя голосу.
- Уверены, Демидрек?
- Деми... боги подлые, вы учились теологии? Тайскренн был...
- Этот титул подобает вам как последнему живому жрецу Осенней Змеи.
- Чудно. Где же расшитые золотом мантии и роскошные кольца?
Вошел адъютант, кашлянул. - Адъюнкт, три лошади оседланы и ждут снаружи.
- Благодарю.
Банашара вдруг пробрал холод, руки замерзли, словно он опустил их в ведро с ледяной водой. - Адъюнкт... мы не знаем, будет ли освобождено сердце. Если вы...
- Они преуспеют, Демидрек. Ваша собственная богиня верит, что...
- Неверно!
Тавора удивленно замолчала.
- Все проще, - пояснил Банашар, и слова его имели привкус пепла.- Д'рек не важно, будет Увечный Бог целым или нет, будет он бормочущим идиотом или трупом с выпотрошенным брюхом и дырой в груди. Не важно. Что бы вы ни получили... она желает от этого избавиться.
- Тогда....- Она сузила глаза.
- Правильно. Слушайте последнего Демидрека, ибо он знает: его божество потеряло веру.
- Они не проиграют, - шепнула Тавора, уставившись на меч.
- А если Напасть их предаст? Что тогда?
Она трясла головой. - Вы не понимаете.
- Все наши сомнительные союзники, Адъюнкт - достаточно ли они сильны? Наделены ли волей? Упорны ли? Когда начинают падать тела, когда льется кровь... слушайте меня, Тавора - мы должны оценить, что делаем - что делаем здесь - исходя из возможности их провала.
- Не буду.
- Думаете, я не питаю уважения к принцу Беддикту или королеве Абрастали? Но, Адъюнкт, они ударят туда, где Аграст Корвалайн сильнее всего! Где находятся самые могущественные из Форкрул Ассейлов... Вам не приходило на ум, что союзники слишком слабы?
Она так же трясла головой, Банашар различил всплеск ярости - "ты будешь всего лишь ребенком, зажимающим уши руками, чтобы не слышать неприятное?"
- Вы не понимаете, Демидрек. Похоже, ваше божество тоже.
- Так расскажите мне. Поясните мне! Откуда, Худа ради, такая уверенность?
- К'чайн...
- Адъюнкт, это последний выводок треклятых ящеров. Кто бы ни казался командующим, ими командует Матрона. Матрона ДОЛЖНА командовать. Увидев гибель слишком многих детей, она прикажет отступить. Обязана будет! Ради выживания рода!
- Их ведут Геслер и Буян, Банашар.
- Боги подлые! Не слишком ли много веры вы вложили в двух отставных моряков?
Она встретила его гнев, не склоняя взора. - Столько, сколько нужно. Ну, думаю, можно простить вам миг сомнения. Пора ехать.
Он еще посмотрел на нее и ощутил, как напряжение уходит. Выдавил кривую улыбку. - Я Демидрек Осенней Змеи, Адъюнкт. Возможно, она слышит вас моими ушами. Возможно, мы сможем преподать Д'рек урок веры.
- Лучше бы так, - бросила она, хватая меч.
Они вышли наружу. Две лошади стояли без седоков, в седле третьей неловко сидел... Банашар пригляделся и кивнул: - Капитан.
- Жрец, - ответил Скрипач.
Банашар и Адъюнкт поспешно сели - тощие животины чуть не упали под весом. Все трое развернулись и выехали из скрытого высокими травами малазанского лагеря.
На северо-запад.
Мало было сказано слов в этом путешествии. Они скакали всю ночь, переходя с рыси на галоп. Западный горизонт иногда озарялся мутно-алыми вспышками молний; в небе правили Нефритовые Чужаки, затмевая звезды; колышущиеся травы имели в полумраке здоровый зеленый цвет - хотя дневной свет доказал бы иллюзорность такого впечатления. Здесь годами не было дождя, копыта коней крушили стебли травы, словно серпы.
Завидев вершину, поднимающуюся над всеми мелкими холмиками, Адъюнкт направилась к ней. На всех возвышенностях можно было найти следы старых стоянок - неровные круги валунов, указывавшие на места расположения хижин-типи. В тысяче шагов к юго-западу местность понижалась к широкой и неглубокой долине; ее дальний склон был отмечен длинными волнообразными полосами - камни и валуны создавали загоны, тупики и выходы для диких зверей. Но дичь давно ушла отсюда, как и древние охотники.
Банашара захватила заброшенность этой страны; словно кожный зуд, его терзала мысль о смертности."Всё проходит. Все наши обычаи делать дела и видеть вещи, все старые пути жизни. И все же... сумей я ступить назад, в ту эру, окажись незримо среди этих людей - я был бы таким же, ничем не отличимым изнутри... боги, сумей я выразить это словами, хотя бы для себя, мог бы зваться мудрецом.
Наши миры так малы. Они кажутся бесконечными лишь потому, что мы можем собирать воедино тысячи миров. Но если перестанем двигаться, если застынем на месте, затаим дыхание и оглянемся... все одно и то же. Кроме мелких деталей. Забытые эпохи не глубже и не мельче, нежели та, в которой мы сейчас живем. Мы думаем, будто нас увлекает движение вперед, будто мы вечно оставляем что-то позади и берем что-то из будущего. Но истина в том, что... где бы мы ни оказывались, какие бы блестящие дары не получали, мы ходим по кругу.
Такие мысли рождают желание плакать".
Они натянули поводья у подножия холма. Адъюнкт спешилась, сняла кожаные перчатки. - Капитан?
- Да, - отозвался тот. - Подойдет.
Когда Скрипач вылез из седла, Банашар сделал то же.
Адъюнкт первая взошла на неровный склон холма. Среди гнилых сорняков Банашар увидел отбеленные куски человеческих костей - они скопились в ловушках трещин и расселин, кучами лежали в нишах. На извитой тропке между выступов камня его сапоги давили бусины, сделанные из отполированных орехов; почва была усеяна сухими обрывками плетеных корзин.
На вершине они нашли доломитовые валуны, создававшие неровный круг шириной шагов в десять. Центр был более-менее ровным. Когда Адъюнкт вошла между двумя валунами и шагнула на площадку, под ногой что-то хрустнуло и она отшатнулась, но тут же опомнилась и нагнулась, что-то подобрав.
Банашар подошел к ней.
Она держала острие копья из обколотого кремня, почти в кинжал длиной. Жрец увидел, что вся площадка завалена тысячами таких же наконечников.
- Брошены, хотя все целые, - пробормотал Банашар, когда к ним присоединился Скрипач. - Интересно, почему?
Капитан хмыкнул: - Никогда не понимал святилищ. Но инструменты прекрасно сделаны. Даже Имассы были бы поражены.
- Вот мои догадки. Они открыли слишком эффективную технологию. В результате убили всех животных, каких только видели. Ничего не осталось. Почему? Потому что все мы одинаково глупы, одинаково близоруки - двадцать тысяч лет назад или сейчас. Соблазн убийства подобен лихорадке. Когда они поняли, что натворили, когда начали голодать, обвинили во всем оружие. Но, - глянул Банашар на Скрипача, - мы и сейчас думаем, что эффективность - хорошая штука.
Скрипач вздохнул. - Иногда я думаю, что мы изобрели войну, когда не осталось зверей для убийства.
Отшвырнув наконечник - он разбился, ударившись о залежи себе подобных - Адъюнкт ступила вперед. Камень трещал при каждом шаге. Встав в середине, она повернулась к ним лицом.
- Это не вопрос святости. Тут нечему поклоняться, разве что факту, что прошлого не вернуть. Это зовется ностальгией. Но я не верю в невинность.
- Почему здесь? - спросил Банашар.
Ответил ему Скрипач: - Можно оборонять, Жрец.
- Демидрек? - сказала Тавора, держа руку на мече.
Он огляделся, подошел к одному из доломитовых валунов. Закрученные рисунки, бороздки, похожие на волосы. Демонические и смутно человекоподобные фигуры, лица - одни раскрытые глаза и рты с острыми зубами. Он вздохнул, оглянулся на Адъюнкта. Кивнул: - Она может... ну, не знаю... обернуться вокруг основания холма, как дракон-червь из легенд.
- Ради чего, Демидрек?
- Сохранение.
- И надолго?
"Пока не умрет". Он пожал плечами.
Он видел, что она его изучает; затем Тавора вытащила отатараловый меч.
Ржавого цвета лезвие, на взгляд Банашара, как будто сияло; он сделал шаг назад.
Рядом Скрипач выругался сквозь зубы. - Адъюнкт, он... ожил.
- И, - шепнул Банашар, - он будет призывать.
Тавора пинком расчистила клочок земли и вонзила меч. Надавила всем своим весом.
Лезвие скользнуло на половину длины легко, как в песок.
Адъюнкт отскочила, пошатнулась.
Банашар и Скрипач уже были рядом, приняв ее вес - "боги, от нее так мало осталось! Кожа да кости!" Она потеряла сознание у них на руках.
- Ну, - крякнул Скрипач, - давай ее оттащим. Ищи свободное место.
- Нет. Я сам донесу ее к лошадям.
- Хорошо. Я пойду принесу воды.
Банашар подхватил Тавору. - Скрипач...
- Да, - прорычал тот. - Словно голодный ребенок в доспехах. Когда очнется, Жрец, будем кормить.
Солдат мог бы с таким же успехом сказать "Осадим луну", будучи абсолютно убежденным, что сможет, что обрушит проклятую штуку с небес в дыму и пламени. "Так мыслят солдаты. Ну, хотя бы этот. Проклятый морпех". Банашар промолчал, шагая вслед за Скрипачом по извилистой тропе.
Командующая была уложена на холстяную попону. Банашар стащил шлем, положил голову на вытертое седло. Скрипач рядом ломал кусты, сооружая костерок.
Взяв мех с водой, жрец намочил сверток бинтов из вещмешка сапера и начал осторожно стирать пот и грязь с лица Таворы, такого простого лица. С закрытыми глазами она виделась ему девочкой - серьезной, решительной, жаждущей повзрослеть. Но лицо ее слишком сухое, слишком старое, слишком обветренное. Он убрал со лба пряди мокрых тонких волос. Глянул на Скрипача. - Это просто переутомление... Боги подлые, Скрипач!
Сапер ломал свою Колоду Драконов, ножом расщепляя карту за картой. Помедлил, глядя на жреца. - Она получит теплую пищу.
На глазах Банашара сапер кинул щепки в костер. Краска придала пламени необычные оттенки. - Не чаешь остаться в живых, верно?
- Если и выживу, к ним не прикоснусь. Хватит.
- Тебе не уйти от солдатчины, даже если захочешь.
- Неужто? Тогда наблюдай.
- Что ты будешь делать? Купишь ферму, будешь растить овощи?
- Боги, нет. Слишком много работы - никогда не понимал солдат, когда они мечтали о таком. Земля растит лишь то, что хочет. Бороться против - все равно что вести еще одну проклятую войну.
- Ладно, ладно. Сопьешься и будешь рассказывать старые были в вонючей таверне...
- Как ты тогда, в Малазе?
Улыбка Банашара была сухой. - Я как раз собирался отговаривать, капитан. Может, сейчас это звучит красиво - жить миг от мига, без цели, избавиться от всяких тягот. Но поверь мне: лучше пойти и утопиться - выйдет быстрее и проще, без жалкого угасания.
Скрипач налил воды в котелок, поставил на огонь. Начал бросать в похлебку кусочки сушеного мяса. - Не, ничего такого... бессмысленного. Думал заняться рыбалкой.
- Никогда не видел в тебе любителя морей.
- Ты что, о лодке, сетях и переметах? Вдаль по волнам, над бездонной пучиной? Нет, не такой рыбалкой, Жрец. По мне, это похоже на работу, притом опасную. Нет, я останусь на берегу. Хобби, не способ заработка.
Поглядев на истощенное лицо Таворы, Банашар вздохнул. - Всем нам нужно бы жить ради хобби. Делать лишь то, что несет радость, то, что дарит тайную награду душе.
- Мудрые слова, Жрец. Этой ночью ты просто полон сюрпризов, верно?
Банашар метнул уклончивый взор, но увидел блеск улыбки - и напряжение отпустило его. Он хмыкнул: - Я пошел в священники в поисках мудрости и только потом понял, что двигался совсем не в том направлении.
- Благочестие не таково, каким его рисуют?
- А солдатчина, Скрипач?
Мужчина не спеша сел, поигрывая острым ножом. - Был у меня раньше друг. Пытался отговорить юного паренька от солдатской жизни.
- И как, преуспел?
- Не важно, преуспел или нет. Не в том суть.
- А в чем?
- Ты не можешь столкнуть кого-то с пути, который тот выбрал. Ты можешь всего лишь показать, что есть много иных путей, но что с того? Они все равно пойдут куда хотят.
- Твоему другу нужно было запугать парня до одури. Могло сработать.
Скрипач покачал головой: - Нельзя ощутить чужой ужас, Банашар. Мы поймем ужас, только когда поглядим ему прямо в глаза.
Тавора пошевелилась, и жрец опустил взор. - Вы были в обмороке, Адъюнкт.
- Ме... меч...
- Сделано.
Она попыталась сесть. - Тогда нужно уходить.
- Мы уйдем, Адъюнкт, - сказал Скрипач. - Но сначала поедим.
Тавора оттолкнула руки Банашара и встала, пошатываясь. - Проклятый дурак - ты знаешь, кого призывает меч?
- Да. Я как раз сжег эту карту.
Банашар почти увидел потрясение Адъюнкта - словно в воздухе мелькнула россыпь искр. Жрец фыркнул: - Ты прямо взял и лишил ее языка, сапер.
- Хорошо. Нельзя есть и болтать одновременно. Идите сюда, Адъюнкт, или нам с жрецом придется вас схватить и насильно залить похлебку в горло. Никому пользы не будет, если вы в самый нужный момент шлепнетесь без чувств. Правильно?
- Ты... вам не нужно было так делать, Скрипач.
- Спокойно. - Сапер похлопал по карману. - Один Дом оставил - тот, который для нас означает всё.
- Наш дом все еще разделен, капитан.
- Король-в-Цепях? Забудьте о нем - дурак слишком занят, подрывая трон, на котором сидит. А Рыцарь с нами.
- Уверены?
- Да. На этот счет не тревожьтесь.
- Когда тот бог явится, Скрипач, это будет на поле битвы - тысячи душ будут питать его форму. Мы говорим о боге войны - придя, он может заполнить собой полнеба.
Скрипач глянул на Банашара и дернул плечом: - Бойтесь клятвы Тоблакая. - Чуть улыбнувшись, он наполнил похлебкой оловянную чашу и передал Адъюнкту. - Ешьте, дорогая Супруга. Остальные с нами. Разбойник, Дурак, Семеро... Прокаженный... - он на миг опустил глаза при этом слове, а потом ухмыльнулся Банашару: - Хромой.
"Хромой. О да. Полагаю, ты все время на меня смотрел. Думал, как это страшно - видеть себя в постаревшем зеркале. И правда, страшно".
Пока они ели, разум Банашара снова вернулся в шатер, к разговору с Лостарой и тому, что было после.
"Дети, собирайтесь. Ваша мать уязвима. Вы ей нужны. Все вы".
Он поднял глаза: Тавора внимательно изучала его лицо. - Банашар, это вы сняли шлем? Утерли лицо, расчесали волосы?
Он опустил взгляд. - Да, Адъюнкт.
Она издала непонятный звук, сказала: - Извините... наверное, я выглядела растрепой.
"Ох, Тавора".
Скрипач внезапно встал и бросил грубым тоном: - Я оседлаю вам лошадь, Адъюнкт.
Еж видел, что трое всадников вернулись в лагерь. - Баведикт, распределить припасы.
Алхимик повернулся и удивленно спросил: - Все?
- Все. И пусть бросят все лишнее - вода, немного пищи, доспехи и оружие. Ничего больше.
- Я скажу сержантам.
Еж кивнул и ушел в сторону.
Скрипача он нашел стоящим у шатра Адъюнкта. Сапер стоял, смотря в землю.
- Мы идем с вами, - заявил Еж.
Скрипач поднял глаза и скривился: - Нет, не идете.
- Сжигатели Мостов идут с вами - и ты ничего не сможешь сделать.
- Не обсуждается, Еж. Просто отстань. - Он отвернулся.
Но Еж вытянул руку и развернул товарища к себе. - Я уже спросил Адъюнкта - прошлой ночью, когда понял, что творится. Я тебе там нужен, Скрипач. Ты просто еще не понимаешь - ты не знаешь и половины, так что просто поверь. Я ТЕБЕ ТАМ НУЖЕН.
Скрипач подступил ближе, темнея лицом. - Зачем? Какого Худа ты мне нужен?
Проходившие мимо солдаты замирали, глядели с любопытством.
- Только согласись! Не согласишься - клянусь, Скрип, клянусь! - проведешь остаток дней в горьких сожалениях. Слушай меня! Дело не в нас одних, ясно? Тебе нужны Сжигатели Мостов!
Скрипач оттолкнул Ежа обеими руками, чуть не уронив. - Они не Сжигатели Мостов! Это не просто имя! Нельзя набрать случайных дураков- перестарков и назвать их Сжигателями!
- Почему бы? - возразил Еж. - Мы что, в начале были другими? Юные лупоглазые дураки, желающие стать лучше, вот кто мы были! - Он показал на лагерь. - Ничем не отличались от Охотников за Костями, сам не видишь?
- Не ходи за мной!
- Ты не слушаешь! Я прошел Туда и вернулся! Выбора нет, чтоб тебя!
Слезы блестели на глазах Скрипача. - Не ходи, и всё.
Еж повесил голову. - Я сказал. Выбора нет, совсем нет.
Когда Скрипач ушел, Еж не стал его удерживать. Он оглянулся, скалясь: - Почти полдень - поешьте чего-нибудь, вислоухие ублюдки, - и ушел к своей роте.
Скрипач пролез между двух шатров, но на выходе упал на колено, закрыв лицо руками. Потекли слезы, тело снова и снова содрогалось от рыданий.
"Мы идем на смерть - он что, не видит? Потерять его снова... нет, не могу".
Он все еще ощущал плечи Ежа и как оттолкнул его. Видел обиду на лице друга -"нет, не надо..." Руки жгло, ладони болели. Он сжал кулаки, повесил голову, заставляя себя глубоко дышать, изгоняя слабость и с ней ужасное отчаяние, готовое сломать его, сокрушить в пыль.
Но нужно идти к солдатам. Сержанты, должно быть, уже их собрали. Ждут. Морпехи и панцирники - остатки тех и этих. "Еще одно дельце, и нам конец. Полная крышка.
Боги, Еж, мы должны были умереть в тоннелях. Было бы намного легче и быстрее. Нет времени на горе, нет времени, чтобы жесткие шрамы лишили нас способности чувствовать.
А ты появился снова и разбередил старые раны.
Вискиджек, Калам, Ходунок... все ушли. Почему ты не остался с ними? Почему не мог просто подождать меня?"
Слезы всё текли по щекам, смачивая бороду. Он почти не видел мертвую траву под ногами.
"Хватит. Еще одно дельце... они попытаются нас остановить. Должны. А мы должны быть готовы. Нам нужно... мне нужно... стать капитаном, тем, кто в ответе. Тем, кто скажет солдатам, где им умирать".