Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник) Леблан Морис
– Бодрю Дезире? Хорошо. Это восьмое имя, каким вы себя называете и которое, несомненно, такое же вымышленное, как и все остальные, но мы присоединим его, если вы так уж настаиваете, к имени Арсена Люпена, под которым вы более известны. – Председатель суда сверился со своими записями и произнес: – Несмотря на все усилия, следствию не удалось установить вашу личность. В современном обществе вы являете собой весьма оригинальный случай, не имеющий аналогов в прошлом. Мы не знаем, кто вы, где родились, где проходило ваше детство, – короче, ничего. Три года назад вы неожиданно возникли неизвестно откуда и сразу стали Арсеном Люпеном, то есть странным сочетанием ума и извращенности, аморальности и щедрости. Данные, которыми мы располагаем о вас до этого периода, можно назвать скорее предположениями. Вполне возможно, что некий Роста, который восемь лет назад работал у иллюзиониста Диксона, и есть Арсен Люпен. Также вполне возможно, что Арсеном Люпеном является русский студент, который шесть лет назад посещал лабораторию доктора Альтье в больнице Святого Людовика и удивлял наставника своими гениальными прогнозами в области бактериологии и смелыми экспериментами при лечении кожных заболеваний. Арсеном Люпеном может быть и тренер по японской борьбе, который обосновался в Париже задолго до того, как здесь заговорили о джиу-джитсу. Мы также предполагаем, что Арсен Люпен – это велосипедист, выигравший Гран-при Всемирной выставки, получивший десять тысяч франков, а затем исчезнувший. Или человек, который спас во время пожара множество народу через окно универсального магазина «Базар де ла Шарите», а затем… обчистил их карманы. – Сделав паузу, председатель суда добавил: – Мне представляется, что описанное время было лишь тщательной подготовкой к борьбе, которую вы повели против общества, методичной учебой, благодаря которой вы довели свою силу, энергию и ловкость до совершенства. Вы признаете изложенные мною факты?
Во время речи председателя суда обвиняемый сидел прямо, положив ногу на ногу, безвольно опустив руки. При более ярком освещении стали заметны его худоба, впалые щеки, странно выступающие скулы, лицо землистого цвета с небольшими красными пятнами, редкая неопрятная бородка. В тюрьме он заметно состарился и потерял прежний лоск. В нем невозможно было распознать элегантную фигуру и молодое лицо, хорошо известные по портретам, которые так часто публиковали газеты.
Можно было подумать, что обвиняемый не слышал вопроса. Председатель суда дважды повторил его. Тогда мужчина поднял голову, на мгновение задумался, а потом, сделав неимоверное усилие, прошептал:
– Бодрю Дезире.
Председатель суда рассмеялся.
– Арсен Люпен, я не совсем понимаю систему защиты, которую вы выбрали. Если вы хотите и впредь валять дурака и строить из себя сумасшедшего, пожалуйста. Я же, не обращая внимания на ваши причуды, перейду прямо к делу.
И председатель суда принялся подробно рассказывать о кражах, мошенничестве и жульничестве, вменяемых в вину Арсену Люпену. Иногда он задавал обвиняемому вопросы. Тот либо ворчал, либо вовсе не отвечал.
Потом начали выступать свидетели. Одни свидетельские показания были незначительными, другие более серьезными, но все они противоречили друг другу. Прения протекали как-то вяло, но когда для дачи показаний был вызван главный инспектор Ганимар, публика вновь оживилась.
Однако старый полицейский, едва появившись, вновь вызвал некое разочарование. Нет, он не оробел, ведь ему приходилось видеть на своем веку многое, но выглядел взволнованным и смущенным. Несколько раз он с явным недоумением бросал взор на обвиняемого. Тем не менее, вцепившись двумя руками в барьер, отделяющий публику от судьи, он рассказал обо всех инцидентах, к которым был причастен обвиняемый, о его поездке по Европе и о прибытии в Америку. Публика с жадностью ловила каждое его слово. Так слушают рассказ о самых невероятных приключениях. Но перейдя к своим беседам с Арсеном Люпеном, Ганимар дважды умолкал, словно в нерешительности. Было очевидно, что ему не давала покоя какая-то мысль.
Председатель суда даже сказал:
– Если вам плохо, можете прервать дачу показаний.
– Нет, только… – Ганимар помолчал и наконец заявил: – Я прошу разрешения посмотреть на обвиняемого вблизи. Тут есть некая тайна, которую необходимо прояснить.
Он подошел ближе и, сосредоточившись, принялся рассматривать подсудимого, а после, вернувшись к барьеру, торжественным тоном заявил:
– Господин председатель суда, я утверждаю, что человек, находящийся здесь, не является Арсеном Люпеном.
В зале воцарилась тишина.
Председатель суда опешил, а едва придя в себя, воскликнул:
– Да что вы такое говорите! Вы сошли с ума!
Главный инспектор степенно повторил:
– С первого взгляда небольшое сходство может ввести в заблуждение, я это признаю. Однако если присмотреться внимательнее… Нос, рот, волосы, цвет кожи… Да что там говорить, это не Арсен Люпен! А глаза? Разве у него когда-нибудь были глаза алкоголика?!
– Допустим, но давайте разберемся. Итак, свидетель, что вы хотите этим сказать?
– Если бы я знал! Вероятно, Арсен Люпен заменил себя на этого бедолагу, которому должны были вынести приговор вместо него… Если только это не его сообщник…
Заявление полицейского произвело настоящий фурор. Со всех сторон слышались крики, смех, восклицания. Председатель суда велел вызвать следователя, директора Санте, надзирателей и объявил перерыв.
При очной ставке с обвиняемым господин Бувье и директор Санте заявили, что между Арсеном Люпеном и этим человеком есть лишь легкое сходство.
– Тогда, – раскричался председатель суда, – кто этот человек? Откуда он взялся? Как он оказался в руках правосудия?
Были вызваны два надзирателя Санте. И они тут же узнали в этом человеке заключенного, за которым по очереди наблюдали. Председатель суда вздохнул с облегчением.
Но тут один из надзирателей сказал:
– Да, я думаю, что это он.
– Что значит «я думаю»?
– Черт возьми, да я его только мельком видел. Мне его передали вечером, и он в течение двух месяцев лежал лицом к стене.
– А до этого?
– А до этого он не занимал камеру номер двадцать четыре.
Директор тюрьмы уточнил:
– После попытки побега мы перевели заключенного в другую камеру.
– Но вы, господин директор… вы видели заключенного в течение этих двух месяцев?
– У меня не было повода прийти к нему… Он вел себя спокойно.
– Так этот человек – не заключенный, которого передали вам?
– Нет.
– Тогда кто это?
– Не могу знать.
– Таким образом, мы столкнулись с заменой, которая произошла два месяца назад. Как вы это можете объяснить?
– Это невозможно.
– Следовательно?
В отчаянии председатель суда повернулся к заключенному и ласково спросил:
– Послушайте, обвиняемый! Вы можете объяснить нам, как и когда попали в руки правосудия?
Похоже, благожелательный тон обезоружил неизвестного, развеял его подозрительность, и он попытался ответить. Председатель суда умело и ненавязчиво принялся задавать вопросы. В конце концов мужчине удалось произнести несколько фраз, из которых следовало, что два месяца назад его доставили в тюрьму предварительного заключения при префектуре. Там он провел ночь и утро. При себе у него было семьдесят пять сантимов, и его отпустили. Но когда он шел по двору, двое охранников взяли его под руки и посадили в тюремную карету. С тех пор он жил в камере № 24, причем неплохо. Его хорошо кормили. Он крепко спал. Словом, он не протестовал.
Все это выглядело вполне правдоподобно. Под громкий смех председатель суда отправил дело на доследование с тем, чтобы рассмотреть его на другом заседании.
Следствие сразу же установило факт, занесенный в тюремную книгу: восемь недель назад некий Дезире Бодрю провел ночь в тюрьме предварительного заключения при префектуре. Освобожденный на следующий день, он покинул тюрьму в два часа. Но в тот же день в два часа Арсен Люпен вышел с последнего допроса и уехал в Санте в тюремной карете.
Допустили ли тюремщики ошибку и, введенные в заблуждение внешним сходством, по невнимательности подменили своего узника этим человеком? Мысль о потворстве была недопустима, ведь их должностные обязанности просто не допускали этого.
Планировалось ли совершить подмену заранее? Само место делало подмену почти невозможной, если только Дезире Бодрю не был сообщником и не позволил арестовать себя, преследуя вполне конкретную цель: занять место Арсена Люпена. Но каким чудом этот план, основанный исключительно на серии неправдоподобных удач, неожиданных встреч и неслыханных ошибок, мог быть реализован?
Дезире Бодрю передали сотрудникам антропометрической службы, но они не нашли карточки, соответствующей его описанию. Впрочем, следы его отыскали легко. Бодрю хорошо знали в Курбевуа, Аньере и Левалуа. Он жил на подаяния и спал в одной из халуп старьевщиков, которые теснились на границах Тернской заставы. Год назад он исчез.
Нанял ли его Арсен Люпен? Ничто не позволяло поверить в это, но, как бы то ни было, о побеге больше ничего не удалось узнать. Чудо оставалось чудом. Из двадцати предположений, пытавшихся его объяснить, ни одно не могло считаться удовлетворительным. Сомнений не вызывал лишь сам побег, непонятный и впечатляющий. Не только слуги правосудия, но и публика чувствовала, что побег готовился давно, что череда чудесным образом следовавших друг за другом событий была тщательно обдумана, поскольку развязка оправдывала горделивое предсказание Арсена Люпена: «Я не буду присутствовать на своем процессе».
Через месяц тщательных поисков загадка по-прежнему оставалась неразгаданной. Однако этого чертова Бодрю нельзя было держать в тюрьме до бесконечности. Его процесс был бы смешным: какие улики против него имелись? Следователь подписал ордер на освобождение, но начальник Сюрте решил установить за ним активное наблюдение.
Эту мысль подал Ганимар. По его мнению, здесь не было ни сообщничества, ни случайности. Бодрю служил инструментом, которым Арсен Люпен виртуозно воспользовался. Оказавшись на свободе, он невольно поможет полиции выйти на Арсена Люпена или какого-то другого члена шайки. В помощь Ганимару дали двух инспекторов – Фоланфана и Дьёзи.
И вот однажды январским туманным утром перед Бодрю Дезире распахнулись двери тюрьмы.
Сначала Бодрю выглядел озадаченным. Он шел, как человек, который не знает, чем себя занять. Он миновал улицу Санте, потом улицу Сен-Жак. Дойдя до лавки старьевщика, он снял пиджак и жилет, продал жилет за несколько су, надел пиджак и зашагал дальше.
Он перешел через Сену. Около Шатле его догнал омнибус. Он хотел сесть в него, но свободных мест не было. Контролер посоветовал ему взять талон. Бодрю вошел в зал ожидания.
Ганимар тут же подозвал своих людей и, не спуская глаз с зала ожидания, торопливо распорядился:
– Остановите автомобиль… нет, лучше два. Я последую за ним с кем-то из вас.
Инспекторы остановили машины, однако Бодрю все не появлялся. Ганимар зашел в зал ожидания. Никого.
– Какой же я идиот! – прошептал полицейский. – Я забыл о втором выходе.
Действительно, внутренний коридор соединял этот зал ожидания с залом ожидания на улице Сен-Мартен. Ганимар бросился бежать. Он успел вовремя и заметил Бодрю на империале омнибуса, следовавшего по маршруту «Батиньоль – Ботанический сад». Омнибус поворачивал на улицу Риволи. Ганимар догнал его, но при этом потерял своих инспекторов. Теперь ему приходилось продолжать преследование в одиночку.
Разгневанный главный инспектор был готов схватить Бодрю за шиворот без всяких формальностей. Разве этот так называемый полоумный, прибегнув к хитрости, не разлучил его с полицейскими агентами?
Ганимар посмотрел на Бодрю, который дремал на скамье. Голова его покачивалась из стороны в сторону, рот был приоткрыт, что придавало лицу глупое выражение. Нет, он не был противником, способным обвести старого Ганимара вокруг пальца! Ему просто помог случай, вот и все.
На перекрестке Галери-Лафайет Бодрю вышел из омнибуса и сел в трамвай, идущий к Мюэт. Трамвай ехал по бульвару Осман, затем по авеню Виктора Гюго. Бодрю сошел только на остановке Мюэт и беззаботно углубился в Булонский лес.
Он бродил по аллеям, возвращался назад и снова шел вперед. Что он искал? Была ли у него какая-то цель?
После часа прогулки Бодрю, казалось, чуть не падал с ног от усталости. Увидев скамью, он сел. Место недалеко от Отея, на берегу небольшого озера, окруженного деревьями, было безлюдным. Сгоравший от нетерпения Ганимар решил вступить с преследуемым в разговор.
Он подошел, сел рядом с Бодрю и, закурив сигарету, принялся концом трости чертить на земле круги, а потом сказал:
– Не слишком-то жарко.
Ответом ему было молчание. И вдруг это молчание разорвал смех. Радостный, счастливый смех – смех человека, которому вдруг стало безумно весело и он не смог сдержаться. Ганимар явственно почувствовал, как его волосы встали дыбом. Смех, этот адский смех, который он так хорошо знал!
Ганимар резко схватил Бодрю за отвороты пиджака и стал пристально, жадно, еще внимательнее, чем в зале судебных заседаний, вглядываться в него. Нет, это был не тот человек, которого он видел. Вернее, тот, но одновременно другой, подлинный.
Словно силой воли он сбросил маску дряхлости, вызвал к жизни плоть под увядшей кожей, вновь обрел сверкающие глаза и возродил прежние губы, уничтожив оскал, уродовавший их. Это были глаза другого, губы другого… Но главное, пронзительное, живое, насмешливое, одухотворенное, такое светлое, такое молодое выражение!
– Арсен Люпен, Арсен Люпен… – пробормотал главный инспектор.
И вдруг, охваченный яростью, схватил Люпена за горло и попытался повалить его на землю. Несмотря на свои пятьдесят лет, Ганимар еще обладал незаурядной силой. Казалось, его противник в незавидном положении. И если Ганимару удастся взять Люпена, какой это будет удачей!
Борьба длилась недолго. Арсен Люпен едва сопротивлялся, но вдруг ударил Ганимара настолько сильно, что тот ослабил хватку. Правая рука его стала какой-то тяжелой и безжизненно повисла.
– Если бы на набережной Орфевр учили приемам джиу-джитсу, – заявил Люпен, – то вы знали бы, что по-японски этот прием называется уди-си-ги. – И холодно добавил: – Еще секунда, и я сломал бы вам руку. Впрочем, вы получили бы то, что заслужили. Как вы, старый друг, которого я уважаю, перед которым открылся, как вы могли злоупотребить моим доверием? Это плохо… Ну, что там у вас?
Ганимар молчал. Побег, за который он считал себя ответственным, – разве не он ввел в заблуждение суд своим сенсационным заявлением? – этот побег стал постыдном клеймом на его карьере. Слеза скатилась по щеке к седым усам.
– Ох, Ганимар, не расстраивайтесь! Если бы вы не заговорили, я сделал бы так, чтобы заговорил кто-нибудь другой. Послушайте, разве я мог допустить, чтобы Дезире Бодрю вынесли приговор?
– Значит, – прошептал Ганимар, – значит, это вы были там? И здесь… это тоже вы!
– Я, всегда я, только я.
– Разве такое возможно?
– Для этого не надо хватать звезд с неба. Достаточно, как сказал славный председатель суда, готовиться в течение лет десяти-двенадцати, чтобы уметь противостоять любым случайностям.
– Но ваше лицо, ваши глаза…
– Поймите же, если я работал восемнадцать месяцев в больнице Святого Людовика у доктора Альтье, то вовсе не ради любви к искусству. Я полагал, что тот, кто в один прекрасный день удостоится чести называть себя Арсеном Люпеном, не должен подчиняться обычным законам внешности и идентичности. Внешность? Да ее изменяют по собственному усмотрению! Подкожная инъекция парафина приподнимает кожу до нужного уровня. Пирогаллол превращает вас в могиканина. Сок большого чистотела самым действенным образом украшает всевозможными лишаями и язвами. Одно химическое вещество действует на рост волос и бороды, другое изменяет голос. Прибавьте к этому два месяца диеты в камере номер двадцать четыре, упражнения, которые я делал тысячу раз, чтобы мой рот искажался в оскале, голова клонилась вниз, а спина горбилась. Наконец, пять капель атропина, чтобы сделать взгляд блуждающим, и делу конец!
– Я не понимаю, как надзиратели…
– Изменения происходили постепенно. Они не могли их заметить.
– Но Дезире Бодрю?
– Дезире Бодрю существует. Это невиновный бедолага, которого я встретил в прошлом году. Он действительно немного похож на меня. Предвидя, что меня могут арестовать в любой момент, я поместил его в надежное место и сразу же принялся подмечать различия, чтобы сгладить их у себя, насколько это возможно. Мои друзья устроили так, что он провел ночь в камере предварительного заключения при префектуре и вышел оттуда примерно в то же время, что и я. Надо было, чтобы наше сходство все заметили. Обратите внимание, я хотел, чтобы вы легко обнаружили его следы, иначе правосудие задумалось бы над вопросом: а кем же был он? Представив правосудию этого столь примечательного Бодрю, я знал, что оно непременно – понимаете, непременно! – набросится на него. Причем, несмотря на непреодолимые трудности подмены, правосудие предпочтет поверить в нее, но уж никак не распишется в своем бессилии.
– Да, в самом деле, – прошептал Ганимар.
– К тому же, – воскликнул Арсен Люпен, – у меня на руках был восхитительный козырь, карта, которую я подсунул с самого начала: все ждали моего будущего бегства. И вот вы и все остальные допустили грубейшую ошибку в азартной игре, которую я вел с правосудием, поставив на кон свою свободу: вы в очередной раз предположили, что я действую из бахвальства, что я, словно желторотый юнец, ослеплен своими победами. Но чтобы я, Арсен Люпен, так мелко плавал! И так же, как в деле Каорна, вы сказали себе: «Раз Арсен Люпен кричит на весь мир о своем побеге, значит, у него есть весомые причины для этого». Но, черт возьми, поймите же: чтобы убежать… не убегая, необходимо заставить всех без исключения поверить в это бегство. Мой побег должен был стать абсолютной догмой, истиной, непреложной, как солнце. Так оно и произошло благодаря моей воле. Арсен Люпен сбежит, Арсен Люпен не будет присутствовать на своем процессе. А когда вы встали и сказали: «Этот человек не является Арсеном Люпеном», было бы противоестественно, если бы хоть один человек тут же не поверил, что я и Арсен Люпен – разные люди. Если бы хоть у кого-то возникли сомнения, если бы кто-нибудь сказал: «А вдруг это действительно Арсен Люпен?», в ту же минуту я бы погиб. Достаточно было наклониться ко мне, но не с уверенностью, что я не Арсен Люпен, как это сделали вы и прочие, а с мыслью, что я мог бы быть Арсеном Люпеном, несмотря на все меры предосторожности, меня узнали бы. Но я был спокоен. Логически и психологически эта простая мысль не могла никому прийти в голову. – Вдруг Арсен Люпен схватил Ганимара за руку. – Послушайте, признайтесь, что всю неделю после нашей беседы в Санте вы ждали меня у себя дома в четыре часа, как я и обещал?
– Но тюремная карета? – спросил Ганимар, избегая ответа.
– Блеф! Мои друзья починили списанную и заменили ею настоящую. Они хотели выручить меня. Но я понимал, что без благоприятного стечения обстоятельств это ни к чему не приведет. Однако я счел полезным изобразить попытку побега и придать ей широкую огласку. Дерзкий первый побег придавал реальность второму.
– Таким образом, сигара…
– Я сам вложил в нее записку, равно как и в нож.
– Но кто писал записки?
– Я.
– А таинственная корреспондентка?
– Мы с ней составляем одно целое. Я могу писать любым почерком.
Ганимар немного поразмыслил и возразил:
– Но как получилось, что сотрудники антропометрической службы, достав карточку Бодрю, не заметили, что она в точности соответствует карточке Арсена Люпена?
– Карточки Арсена Люпена не существует.
– Надо же!
– Или она фальшивая. Я долго изучал этот вопрос. Система Бертильона основывается прежде всего на визуальном описании. Как вы сами видите, этот метод не безупречен. Затем идут различные измерения: головы, пальцев, ушей и так далее. Здесь уж ничего не поделаешь.
– И что?
– Пришлось заплатить. Еще до моего возвращения из Америки один из сотрудников службы согласился занести ложные данные в мою карточку прежде, чем меня обмеряли с ног до головы. Этого оказалось достаточно, чтобы вся система рухнула и карточка попала в другой ящик, а не в тот, куда должна была попасть. Таким образом, карточка Дезире Бодрю не могла соответствовать карточке Арсена Люпена.
Вновь воцарилось молчание. Затем Ганимар спросил:
– И что же вы теперь собираетесь делать?
– Теперь, – воскликнул Арсен Люпен, – я собираюсь хорошенько отдохнуть, отъесться и постепенно стать самим собой. Конечно, хорошо побыть Бодрю или кем-нибудь другим, изменить личность, как меняешь рубашку, выбрать новую внешность, новый голос, новый взгляд, новый почерк. Но порой после всего этого бывает очень трудно узнать самого себя, что весьма прискорбно. Сейчас же я испытываю нечто подобное тому, что испытывает человек, потерявший свою тень. Я собираюсь отправиться на поиски… и найти самого себя.
Дневной свет угасал, сменяясь сумерками. Арсен Люпен прошелся взад-вперед и, остановившись перед Ганимаром, спросил:
– Полагаю, нам больше не о чем разговаривать?
– Почему же? – ответил инспектор. – Я хотел бы знать, откроете ли вы всю правду о своем побеге. Ошибка, которую я допустил…
– О, никто и никогда не узнает, что на свободе оказался Арсен Люпен. У меня есть достаточно веских причин для того, чтобы окружить свою особу самыми невероятными тайнами. И поэтому я хочу, чтобы этот побег был подобен чуду. Не бойтесь, дружище. И прощайте. Сегодня вечером я ужинаю в городе. Мне еще надо переодеться.
– А я думал, что вы мечтаете об отдыхе.
– Увы! Есть светские обязанности, от которых невозможно увиливать. Отдых начнется завтра.
– И где же вы ужинаете?
– В английском посольстве.
Таинственный пассажир
Накануне я распорядился, чтобы мой автомобиль отогнали в Руан по шоссе. Сам же я собирался поехать туда на поезде, а потом должен был отправиться к друзьям, жившим на берегах Сены.
В Париже, за несколько минут до отправления поезда, мое купе буквально захватили семеро мужчин, пятеро из которых курили. И какой бы короткой ни была поездка в скором поезде, перспектива провести все это время в подобном обществе не представлялась мне заманчивой, тем более в этом вагоне старой конструкции не было коридора. Взяв пальто, газеты и путеводитель, я перешел в другое купе.
Это купе занимала дама. Увидев меня, она так поморщилась от досады, что я не мог этого не заметить. Потом она наклонилась к мужчине, стоявшему на подножке вагона. Наверно, это был муж дамы, который проводил ее до вокзала. Мужчина внимательно посмотрел на меня. Видимо, осмотр закончился благоприятно для меня, поскольку он тихо заговорил с женой, ласково улыбаясь, словно успокаивая испуганного ребенка. Дама тоже улыбнулась и дружески посмотрела на меня, будто внезапно поняла, что я принадлежу к тому типу галантных мужчин, с которыми женщина может находиться в запертой каморке площадью в шесть квадратных футов, ничего не опасаясь.
Муж сказал даме:
– Не сердись, дорогая, у меня срочная встреча. Я не могу больше задерживаться.
Он нежно поцеловал ее и ушел. Жена послала ему в окно несколько воздушных поцелуев и промокнула глаза носовым платком.
Раздался свисток, и поезд тронулся.
В этот момент, несмотря на протесты железнодорожных служащих, дверь открылась и в наше купе ворвался мужчина. Моя спутница, раскладывавшая свои вещи в сетке, вскрикнула от ужаса и упала на сиденье.
Я не из трусливых, но, признаюсь вам, подобные вторжения в последнюю минуту производят на меня тягостное впечатление. Они кажутся мне двусмысленными, неестественными. В них кроется какой-то подвох, иначе почему…
Тем не менее внешность нового пассажира и его манеры немного сгладили первое неприятное впечатление. Корректный, даже элегантный, хорошо подобранный галстук, чистые перчатки, волевое лицо… Но, черт возьми, где же я видел это лицо?! У меня не было ни малейших сомнений: я его видел. Вернее, в моей памяти всплыло нечто похожее на воспоминание. Обычно такие ощущения оставляет многократное созерцание портрета, оригинал которого так и не удалось увидеть. В то же время я чувствовал, что рыться в памяти бесполезно, настолько расплывчатым и смутным было это воспоминание.
Но, посмотрев на даму, я поразился ее бледности. Даже черты ее лица исказились. Она смотрела на своего соседа, сидевшего рядом, с нескрываемым ужасом. Я заметил, что дрожащая рука дамы потянулась к небольшому саквояжу, который лежал в двадцати сантиметрах от нее. В конце концов она схватила его и нервно прижала к себе.
Наши взгляды встретились. В ее глазах я прочел такую боль и тревогу, что не выдержал и спросил:
– Вам плохо, сударыня? Может, открыть окно?
Ничего не ответив, она испуганно взглянула на нашего спутника. Я улыбнулся той же улыбкой, что и муж дамы, пожал плечами и знаками показал, что ей нечего бояться, что я рядом. Впрочем, этот господин казался мне вполне безобидным.
В эту минуту он обернулся к нам, оглядел нас по очереди с ног до головы и забился в угол. Больше он не шевелился.
Воцарилась тишина. Но дама, видимо, собрав все силы перед решительным поступком, едва слышно прошептала:
– Знаете ли вы, что он в нашем поезде?
– Кто?
– Он… Он… Уверяю вас.
– Но кто?
– Арсен Люпен.
Она не сводила глаз с пассажира. И это ужасное имя, сказанное по слогам, было адресовано скорее ему, чем мне.
Пассажир надвинул шляпу на лицо. Хотел ли он скрыть свое смущение или просто решил поспать?
Я возразил:
– Вчера Арсена Люпена заочно приговорили к двадцати годам каторжных работ. Поэтому маловероятно, что уже сегодня он проявит неосторожность, показавшись на людях. К тому же, насколько мне известно, газеты писали, что после знаменитого побега из Санте его видели этой зимой в Турции.
– Он едет в нашем поезде, – повторила дама чуть громче, явно для того, чтобы наш спутник ее услышал. – Мой муж является заместителем начальника Службы исполнения наказаний, и сам комиссар вокзала сообщил нам, что Арсена Люпена ищут.
– Это еще не доказывает…
– Его видели в зале ожидания. Он купил билет до Руана, в первый класс.
– Но ведь тогда его было легко арестовать…
– Он исчез. Контролер, стоявший при входе в зал ожидания, не видел его. Полагают, что он прошел по перронам, где останавливаются пригородные поезда, и поднялся в экспресс, который отходит на десять минут позже нашего поезда.
– Вот там его, вероятно, и сцапали.
– А если в последний момент он выпрыгнул из экспресса и сел в наш поезд? Это вполне возможно… даже вполне вероятно…
– В таком случае его сцапают здесь. Железнодорожные служащие и полицейские не могли не заметить человека, перебежавшего из одного поезда в другой. Когда мы прибудем в Руан, его возьмут тепленьким.
– Его? Да никогда! Он найдет способ сбежать.
– Тогда я желаю ему приятного путешествия.
– Но до Руана он многое может натворить!
– Что именно?
– Откуда мне знать? Надо быть готовыми ко всему!
Дама была крайне взволнована. Сама обстановка в определенной степени способствовала этому нервному возбуждению. Я машинально заметил:
– Действительно, бывают любопытные совпадения… Но успокойтесь. Даже если предположить, что Арсен Люпен едет в нашем поезде, держаться он будет осмотрительно. Ему незачем навлекать на себя новые неприятности, поэтому он станет думать только о том, как бы избежать опасности.
Мои слова не убедили даму, тем не менее она промолчала, не желая, несомненно, показаться бестактной.
Я развернул газеты и принялся читать отчеты о процессе Арсена Люпена. Поскольку в них не содержалось ничего нового, они не вызвали у меня особого интереса. К тому же я устал и не выспался. Я чувствовал, как мои веки смыкаются, а голова падает на грудь.
– Нет, сударь, не надо спать!
Дама вырвала из моих рук газеты и с возмущением посмотрела на меня.
– Разумеется, не надо, – ответил я. – Я и не собираюсь спать.
– Это было бы крайне неосмотрительно, – заявила она.
– Крайне неосмотрительно, – повторил я.
Я отчаянно боролся со сном, цепляясь взглядом за пейзаж, за облака, плывшие по небу. Но вскоре все это словно растворилось, образы взбудораженной дамы и дремлющего господина исчезли из моего сознания, и меня окутала полнейшая, глубокая сонная тишина.
Вскоре эту тишину нарушили легкие смутные сны, в которых определенное место занимал некий субъект по имени Арсен Люпен, игравший в них не последнюю роль. Вот он уходил за горизонт, неся на спине мешок с драгоценностями, перелезал через стены и выносил мебель из замков…
И тут силуэт этого человека, который больше не был Арсеном Люпеном, обозначился яснее. Он шел мне навстречу, становясь все больше и больше, с невероятной ловкостью заскочил в вагон и повалился прямо на меня.
Острая боль… Пронзительный крик… Я проснулся. Этот человек, пассажир, сжимал мне горло, придавив коленом грудь.
Я видел все это смутно, поскольку мои глаза были налиты кровью. Я также видел даму, корчившуюся в углу в нервном припадке. Я даже не пытался оказать сопротивление. Впрочем, у меня на это не было сил. Кровь стучала в висках, я задыхался… Я хрипел… Еще минута… И я задохнулся бы.
Вероятно, мужчина это почувствовал, поскольку ослабил хватку. Не отходя от меня, он правой рукой вытащил веревку с заранее приготовленной скользящей петлей и резким движением связал мне руки. В одну минуту я оказался обездвижен и с кляпом во рту.
Все это он проделал самым естественным образом, с ловкостью, выдававшей знатока, профессионала, поднаторевшего в кражах и прочих преступлениях. Ни одного слова, ни одного лишнего движения. Хладнокровие и смелость. И вот я лежал на скамье, словно мумия. Я, Арсен Люпен!
По правде говоря, ситуация выглядела комичной. Несмотря на серьезное положение дел, я не мог не признать, что тут попахивало пикантной иронией. Арсена Люпена провели, как новичка! Арсена Люпена обчистили, как первого встречного, поскольку бандит, разумеется, избавил меня от кошелька и бумажника! Арсен Люпен стал жертвой! Его одурачили, победили… Какое приключение!
Оставалась дама. Но на нее он даже не обратил внимания, только поднял сумочку, валявшуюся на ковре, вытащил оттуда драгоценности, портмоне, золотые и серебряные безделушки. Дама, приоткрыв один глаз, задрожала от ужаса, сама сняла с пальцев кольца и протянула их мужчине, словно хотела избавить его от лишних усилий. Он взял кольца и посмотрел на даму – она тут же лишилась чувств.
По-прежнему молчаливый и спокойный, не обращая на нас внимания, он сел на свое место, закурил сигарету и принялся рассматривать похищенные сокровища. Похоже, осмотр его полностью удовлетворил.
Я же отнюдь не был удовлетворен. Я не говорю о двенадцати тысячах франков, которых меня столь дерзко лишили. С этой утратой я смирился, поскольку рассчитывал, что эта сумма вернется ко мне в самое ближайшее время, как и очень важные бумаги, лежавшие в моем бумажнике: планы, расчеты, адреса, списки корреспондентов, компрометирующие письма. В данный момент у меня был более насущный и серьезный повод для беспокойства.
Что произойдет дальше?
Как вы понимаете, суматоха, вызванная моим появлением на вокзале Сен-Лазар, не ускользнула от моего внимания. Будучи приглашенным к друзьям, которых я посещал под именем Гиойма Берла и для которых мое сходство с Арсеном Люпеном служило поводом для беззлобных шуток, я не мог хорошенько загримироваться. Разумеется, меня заметили. К тому же все видели мужчину, несомненно, Арсена Люпена, который перебежал из экспресса в скорый поезд. Значит, комиссар полиции Руана, предупрежденный телеграммой, неизбежно, фатально явится в сопровождении многочисленных полицейских на вокзал к приходу поезда, будет допрашивать всех подозрительных пассажиров и прикажет тщательно обыскать вагоны.
Все это я предвидел, но не особенно волновался, уверенный в том, что полиция Руана не проницательнее парижской полиции. Я не сомневался, что сумею пройти незамеченным. Разве недостаточно будет небрежно показать при выходе депутатскую карточку, благодаря которой я уже внушил полное доверие контролеру вокзала Сен-Лазар? Но как все изменилось! Меня лишили свободы. Я не мог применить ни один из своих обычных трюков. В одном из вагонов комиссар обнаружит господина Арсена Люпена, которого ему преподнесет счастливый случай, да еще связанного по рукам и ногам, кроткого, как агнец Божий, упакованного, готовенького. Комиссару останется только получить груз, как получают на вокзале почтовые посылки, корзины с дичью, овощами или фруктами.
Но как я, опутанный веревкой, мог избежать столь прискорбной развязки?
Скорый поезд, проскочив мимо Вернона и Сен-Пьера, мчался в сторону Руана, единственной и уже такой близкой остановки.
Была еще одна проблема, интриговавшая меня. Ко мне она прямого отношения не имела, но ее решение вызывало у меня профессиональный интерес. Что намеревался делать наш спутник?
Если бы я был один, то в Руане он успел бы спокойно покинуть поезд. Но дама? Едва он откроет дверь, как дама, в данный момент столь послушная и тихая, наверняка закричит, начнет метаться и звать на помощь.
Вот это меня и удивляло. Почему он не обездвижил ее, как и меня? Ведь это позволило бы ему незаметно исчезнуть до того, как будет обнаружено это двойное преступление.
Пассажир по-прежнему курил, уставившись в окно, по которому косыми линиями медленно стекали капли дождя. Один раз он все же обернулся, схватил мой путеводитель и что-то проверил по нему.
Дама старательно изображала обморок, чтобы обмануть врага. Но кашель, вызванный табачным дымом, выдавал ее.
Мне же было очень плохо, тело ныло от боли. И я все размышлял… прикидывал…
Пон-де-л’Арш, Уассель… Скорый поезд мчался, словно опьянев от скорости.
Сент-Этьен… Мужчина встал и сделал два шага в нашу сторону, на что дама поспешила ответить новым вскриком и непритворным обмороком.
Но что он задумал? Пассажир опустил окно с нашей стороны, дождь яростно хлестал. Мужчина был явно раздражен тем, что у него нет ни зонтика, ни пальто. Бросив взгляд на сетку, он увидел там дамский зонтик и взял его. Потом надел мое пальто.
Поезд мчался по мосту через Сену. Мужчина закатал брюки, затем, перегнувшись, поднял щеколду с наружной стороны.
Уж не собирается ли он прыгать? При такой скорости прыжок означает верную смерть. Поезд ворвался в туннель под холмом Сен-Катрин. Мужчина приоткрыл дверцу и нащупал ногой верхнюю ступеньку. Какое безумие! Темнота, дым, грохот – все это делало его попытку бредовой. Но вдруг поезд замедлил ход, тормоза сдерживали стремительное движение колес. Через минуту состав шел уже еле-еле. Вне всякого сомнения, в этой части туннеля велись ремонтные работы. Вероятно, они начались несколько дней назад, и наш спутник знал об этом.
Ему оставалось только поставить другую ногу на верхнюю ступеньку, спуститься на вторую, а затем спокойно уйти. Правда, он не забыл закрыть дверь и опустить щеколду.
Едва он исчез, в окно хлынул дневной свет. Поезд выехал в долину. Еще один туннель, и мы прибудем в Руан.
Дама тут же пришла в себя и первым делом принялась оплакивать свои украденные драгоценности. Я взглядом молил ее о помощи. Она поняла и вытащила кляп, мешавший мне нормально дышать. Она также хотела распутать веревку, но я остановил ее:
– Нет, нет! Пусть полиция увидит все, как есть. Я хочу, чтобы полицейские поняли, какой он негодяй!
– А если я нажму «тревожную кнопку»?
– Поздно! Надо было об этом подумать, когда он напал на меня!
– Но тогда он убил бы меня! Ах, сударь, разве я не предупреждала вас, что он едет в нашем поезде? Я сразу же узнала его по портрету. И вот он сбежал с моими драгоценностями…
– Не волнуйтесь, его найдут.
– Найдут Арсена Люпена? Да никогда!
– Все зависит от вас, сударыня. Когда мы прибудем в Руан, встаньте около двери и зовите на помощь, кричите как можно громче. Полицейские и железнодорожные служащие сразу же прибегут. Вы должны рассказать им обо всем, что видели, в нескольких словах, о том, что я стал жертвой нападения, и о бегстве Арсена Люпена. Опишите его. Он в мягкой шляпе, с зонтиком, с вашим зонтиком, и в приталенном пальто…