Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник) Леблан Морис
– В вашем пальто, – уточнила она.
– В моем? Нет, в своем. У меня не было пальто.
– Мне показалось, что он, когда вошел, тоже был без пальто.
– Да, конечно… Возможно, кто-нибудь забыл это пальто. Но он убежал в пальто, и это главное… В сером приталенном пальто, запомните… А-а, чуть не забыл! Сначала скажите, как вас зовут. Должность, занимаемая вашим мужем, усилит рвение этих господ.
Поезд прибыл в Руан. Дама уже стояла около двери. Я заговорил твердым, почти повелительным тоном, чтобы мои слова хорошенько запечатлелись у нее в памяти:
– Назовите и мое имя: Гийом Берла. При необходимости скажите, что вы знаете меня… Это позволит нам выиграть время… Необходимо, чтобы они как можно скорее начали предварительное расследование… Сейчас самое важное – не упустить Арсена Люпена… Ваши драгоценности… Вы не ошибетесь, не так ли? Гийом Берла, приятель вашего мужа.
– Договорились… Гийом Берла…
Она уже звала на помощь, отчаянно жестикулируя. Едва поезд остановился, как в купе поднялся какой-то мужчина в сопровождении еще нескольких человек. Наступил критический момент.
Задыхаясь, дама воскликнула:
– Арсен Люпен… Он напал на нас… Украл все мои драгоценности… Я госпожа Рено… Мой муж – заместитель директора Службы исполнения наказаний… А вот и мой брат, Жорж Ардель, директор «Руанского кредита»… Вы должны его знать. – Дама поцеловала подошедшего молодого человека, с которым поздоровался комиссар, и плачущим голосом продолжила: – Да, Арсен Люпен… Пока этот господин спал, он схватил его за горло… Это господин Берла, друг моего мужа…
Комиссар спросил:
– Но где же Арсен Люпен?
– Он выпрыгнул из поезда в туннеле, за Сеной.
– Вы уверены, что это был он?
– Уверена ли я? Я прекрасно его узнала! Впрочем, его видели на вокзале Сен-Лазар. Он был в мягкой шляпе…
– Нет… В жесткой фетровой шляпе, как вот эта, – поправил ее комиссар, указывая на мою шляпу.
– В мягкой шляпе, я это утверждаю! – повторила мадам Рено. – И в сером приталенном пальто.
– Действительно, – пробормотал комиссар, – в телеграмме говорилось о сером пальто с черным бархатным воротником.
– Именно так, с черным бархатным воротником! – торжествующе воскликнула мадам Рено.
Я с облегчением вздохнул. Ах, моя славная, моя прелестная спутница!
Полицейские освободили меня от пут. Я искусал себе губы так, что потекла кровь. Согнувшись вдвое, поднеся носовой платок ко рту, как и подобает человеку, долгое время занимавшему неудобное положение и хранящему на лице кровавые следы от кляпа, я слабым голосом сказал комиссару:
– Сударь, это был Арсен Люпен, тут нет сомнений… Если вы поторопитесь, то поймаете его… Полагаю, я могу оказаться вам полезным…
Вагон, которому предстояло стать объектом расследования, отцепили. Поезд отправился в Гавр. Сквозь толпу любопытных, собравшихся на перроне, нас проводили в кабинет начальника вокзала.
И тут я заколебался. Под каким-нибудь благовидным предлогом я мог уйти, найти свой автомобиль и скрыться. Ждать было слишком опасно. Если произойдет что-либо неожиданное или из Парижа придет телеграмма, я погиб.
Конечно, но грабитель? Вынужденный рассчитывать лишь на собственные силы, да еще в незнакомом месте, я вряд ли смогу его разыскать.
«Ба, попытаем удачу, – сказал я сам себе, – и останемся. Партию трудно выиграть, но она такая увлекательная! И ставки того стоят».
Нас попросили еще раз повторить показания, но тут я воскликнул:
– Господин комиссар, сейчас Арсен Люпен опережает нас! Мой автомобиль стоит во дворе. Если вам будет угодно сесть в него, мы попытаемся…
Комиссар хитро улыбнулся.
– Неплохая мысль… Настолько неплохая, что уже осуществляется.
– Вот как!
– Да, сударь, двое полицейских уже отправились на велосипедах… какое-то время назад.
– Но куда?
– К выходу из туннеля. Там они соберут улики, снимут показания и нападут на след Арсена Люпена.
Я не удержался и пожал плечами.
– Ваши полицейские не соберут никаких улик и не найдут ни одного свидетеля.
– Да что вы?
– Арсен Люпен устроит так, что никто не увидит, как он выходит из туннеля. Он доберется до ближайшей дороги, а оттуда…
– А оттуда направится в Руан, где мы его и схватим.
– Он не направится в Руан.
– Значит, останется в окрестностях города, где мы чувствуем себя еще увереннее…
– Он не останется в окрестностях.
– О! И где же он будет прятаться?
Я вытащил свои часы.
– В настоящее время Арсен Люпен бродит недалеко от вокзала Дарнеталя. Без десяти одиннадцать, то есть через двадцать две минуты, он сядет в поезд, который с Северного вокзала Руана отправится в Амьен.
– Вы полагаете? Но почему вы так в этом уверены?
– О, все очень просто. В купе Арсен Люпен рассматривал мой путеводитель. Зачем? Не проходила ли другая ветка недалеко от того места, где он исчез? Не было ли на этой ветке вокзала? Останавливался ли на этом вокзале какой-нибудь поезд? Я тоже сверился с путеводителем и все понял.
– Право же, сударь, – заметил комиссар, – какой великолепный вывод! Какая осведомленность!
Но, увлекшись, я допустил оплошность, продемонстрировав свою осведомленность. Комиссар с удивлением смотрел на меня. Мне показалось, что у него возникли кое-какие подозрения. О, очень смутные, потому что на фотографиях, разосланных прокуратурой по всей стране, Арсен Люпен разительно отличался от человека, стоявшего сейчас перед ним. Комиссар никак не мог меня узнать. И все же он сомневался, испытывал смутную тревогу.
Воцарилась тишина. Какая-то двусмысленность, неуверенность мешали продолжить разговор. Я даже вздрогнул, настолько мне стало не по себе. Неужели удача отвернулась от меня? Взяв себя в руки, я рассмеялся.
– Боже мой, неужели вы не понимаете, что я хочу вернуть украденный бумажник? Мне представляется, что если бы вы соизволили дать мне в помощь двух полицейских, то вместе мы, вероятно, смогли бы…
– О, прошу вас, господин комиссар, – воскликнула госпожа Рено, – послушайте господина Берла!
Вмешательство моей замечательной спутницы сыграло решающую роль. Произнесенная женой влиятельного чиновника фамилия «Берла» становилась действительно моей и удостоверяла мою личность настолько убедительно, что не оставалось места никаким подозрениям. Комиссар встал.
– Господин Берла, поверьте, я был бы рад, если бы вам сопутствовал успех. Я, как и вы, крайне заинтересован в аресте Арсена Люпена.
Комиссар проводил меня до автомобиля. Полицейские, которых он мне представил, Оноре Массоль и Гастон Деливе, заняли свои места. Я сел за руль. Механик крутанул ручку, заводя мотор. Через несколько минут мы покинули вокзал. Я был спасен.
Ах! Признаюсь, проезжая по бульварам, опоясывавшим старинный нормандский город, на огромной скорости, которую развили тридцать пять лошадиных сил моего «моро-лептона», я испытывал определенную гордость. Мотор ровно урчал. Справа и слева от нас проносились деревья. Свободный, вне опасности, я думал только о том, как при помощи двух достойных представителей власти уладить свои личные дела. Арсен Люпен отправлялся на поиски Арсена Люпена!
Скромные защитники общественного порядка, Гастон Деливе и Оноре Массоль, как я высоко ценил вашу помощь! Что бы я делал без вас? Не будь вас, сколько бы раз я свернул на перекрестках не туда? Не будь вас, Арсен Люпен заблудился бы, а тот, другой, убежал!
Но это был еще не конец. Далеко нет. Сначала мне предстояло догнать этого типа, а потом завладеть бумагами, которые он украл у меня. Ни за что на свете мои помощники не должны были хотя бы краем глаза видеть эти документы, а уже тем более брать их в руки. Использовать полицейских, но действовать без них – вот чего я хотел. Но это было не так просто.
В Дарнеталь мы прибыли через три минуты после ухода поезда. Правда, я немного успокоился, узнав, что тип в сером приталенном пальто с черным бархатным воротником купил билет до Амьена в купе второго класса и сел на поезд. Решительно, мои первые шаги в качестве полицейского были многообещающими.
Деливе сказал:
– Это экспресс, он остановится только в Монтеролье-Бюши через девятнадцать минут. Если мы не опередим Арсена Люпена, он может добраться до Амьена, затем пересесть в поезд, идущий в Клер, и уехать в Дьепп или в Париж.
– Сколько километров до Монтеролье?
– Двадцать три.
– Двадцать три километра за девятнадцать минут… Мы приедем раньше, чем он.
Захватывающая гонка! Никогда прежде верный «моро-лептон» не откликался на мое нетерпение с таким пылом и чуткостью. Мне казалось, что я напрямую передавал ему свою волю, без посредничества рычагов и тумблеров. Он разделял все мои желания, одобрял мое упорство. Он понимал мою злость на этого мерзавца Арсена Люпена. Негодяй! Предатель! Сумею ли я одолеть его? Посмеется ли он еще раз над авторитетом, воплощением которого я был?
– Направо! – кричал Деливе. – Налево! Прямо!
Мы летели над землей. Дорожные указатели казались маленькими зверушками, которые при нашем появлении испуганно падали в обморок. И вдруг на повороте показалось облако дыма. Это был Северный экспресс.
На протяжении километра шла борьба, бок о бок. Неравная борьба, исход которой был предрешен. К моменту прибытия мы обогнали его на двадцать корпусов.
Через три секунды мы уже стояли перед купе второго класса. Двери открылись. С поезда сошли несколько пассажиров. Но моего вора не было. Мы осмотрели купе. Никаких следов Арсена Люпена.
– Черт возьми! – воскликнул я. – Вероятно, он заметил меня в автомобиле и узнал, когда мы ехали рядом. Он спрыгнул!
Начальник поезда подтвердил мое предположение. Он видел человека, скатившегося по насыпи в двухстах метрах от вокзала.
– Смотрите, вон туда… Он переходит железнодорожный переезд.
Я бросился вперед, помощники поспешили за мной, вернее, один помощник, поскольку Массоль оказался великолепным бегуном, не только быстрым, но и выносливым. За несколько секунд расстояние, отделявшее его от беглеца, заметно сократилось. Тот заметил преследователя, перепрыгнул через изгородь, помчался к холму и взобрался на него. Мы издалека видели, как он бросился в небольшой лесок.
Мы добрались до леса. Массоль уже ждал нас. Он решил, что не стоит углубляться туда, иначе может потерять нас.
– Поздравляю вас, мой дорогой друг, – обратился я к нему. – После подобной гонки наш молодчик наверняка выдохся. Мы схватим его.
Я осмотрел окрестности, размышляя, как бы самому настигнуть беглеца, чтобы отобрать у него похищенные вещи, чего не допустили бы стражи правопорядка без предварительных многочисленных и к тому же неприятных расспросов. Затем вернулся к своим спутникам.
– Все очень просто. Вы, Массоль, стойте слева. А вы, Деливе, справа. И следите за дальней опушкой. Он не сможет пройти незамеченным, если только не выберет овраг, но там буду я. Если он не выйдет, мне придется углубиться в лес и выгнать его к одному из вас. Вам остается лишь ждать. Да, чуть не забыл! В случае тревоги я выстрелю.
Массоль и Деливе заняли свои места. Как только они скрылись, я углубился в лесок, стараясь идти крайне осторожно, чтобы меня не было ни видно, ни слышно. Я пробирался через густые заросли, где были проложены узкие охотничьи тропы. Идти там можно было лишь согнувшись, словно по зеленому подземному ходу.
Одна из тропинок вывела меня на поляну. На мокрой траве еще сохранились чьи-то следы. Я пошел по ним, пробираясь через подлесок. Следы привели меня к подножию небольшого холма, на вершине которого стояла полуразвалившаяся лачуга, возведенная из строительных отходов.
«Он должен быть здесь, – подумал я. – Хороший наблюдательный пункт».
Я пробрался ближе к лачуге. Легкий шорох выдал чье-то присутствие. Действительно, через дверной проем я увидел мужчину. Он стоял ко мне спиной.
В два прыжка я набросился на него. Мужчина попытался наставить на меня револьвер, который держал в руке, но я помешал этому, повалив его на пол. Потом я скрутил ему руки за спиной и надавил коленом на грудь.
– Послушай, малыш, – шепнул я ему на ухо, – я Арсен Люпен. Ты немедленно и добровольно вернешь мой бумажник и сумочку дамы. За это я вырву тебя из лап полиции и зачислю в разряд своих друзей. Только одно слово: да или нет?
– Да, – прошептал он.
– Тем лучше. Сегодня утром ты красиво сделал свое дело. Мы договоримся.
Я встал. Он сунул руку в карман, выхватил нож и попытался меня ударить.
– Идиот! – воскликнул я.
Одной рукой я парировал удар, другой же изо всех сил ударил по сонной артерии… Он упал как подкошенный.
Открыв свой бумажник, я увидел, что все документы и банковские билеты целы. Из любопытства я взял его кошелек и на конверте, который обнаружил там, прочитал имя: Пьер Онфрэ.
Я вздрогнул. Пьер Онфрэ, убийца с улицы Лафонтена в Отёе! Пьер Онфрэ, перерезавший горло госпоже Дельбуа и двум ее дочерям. Я склонился над ним. Да, это было то самое лицо, которое в купе вызвало у меня смутное воспоминание о чертах, которые я когда-то мельком видел.
Но время шло. Я положил в конверт две банкноты достоинством в сто франков и визитную карточку, на которой написал: «Арсен Люпен – своим славным коллегам Оноре Массолю и Гастону Деливе в знак признательности». Конверт я оставил на видном месте посредине комнаты, а рядом – сумочку мадам Рено. Как я мог не вернуть сумочку своей замечательной спутнице, которая оказала мне огромную помощь? Однако, каюсь, я все же вынул из сумочки все, что представляло определенный интерес, оставив лишь черепаховый гребень, губную помаду фирмы «Дорин» и пустой кошелек. Черт возьми, дело есть дело. К тому же ее муж занимается постыдным ремеслом!
Но что делать с этим человеком? Он начал шевелиться. Как поступить? У меня не было никакого желания ни спасать его, ни выносить приговор.
Я отобрал у него нож и револьвер и выстрелил в воздух.
«Сейчас примчатся те двое, – подумал я, – и пусть он сам выкручивается! Все произойдет так, как предначертано судьбой».
И я пустился бежать по тропинке на дне оврага.
Через двадцать минут проселочная дорога, которую я заметил во время преследования, вывела меня к автомобилю.
В четыре часа дня я телеграфировал своим друзьям в Руан, что непредвиденные обстоятельства вынудили меня отложить визит. Между нами говоря, я боюсь, что после того, как они узнают подробности, его придется отложить на неопределенное время. Какое жестокое разочарование их ждет!
В шесть часов я вернулся в Париж через Иль-Адам, Энгиен и ворота Бино.
Из вечерних газет я узнал, что полицейским удалось схватить Пьера Онфрэ.
На следующий день – не стоит пренебрегать достоинствами умной рекламы – газета «Эко де Франс» опубликовала следующую сенсационную заметку:
«Вчера в окрестностях Бюши после многочисленных инцидентов Арсен Люпен организовал арест Пьера Онфрэ. Убийца с улицы Лафонтена ограбил в поезде Париж – Гавр госпожу Рено, жену заместителя директора Службы исполнения наказаний. Арсен Люпен вернул госпоже Рено сумочку, в которой лежали ее драгоценности, и щедро наградил двух полицейских Сюрте, которые помогли ему осуществить столь драматический арест».
Колье королевы
Два-три раза в год по случаю грандиозных торжеств, таких как балы в австрийском посольстве или суаре леди Биллингстоун, графиня де Дрё-Субиз украшала свою белоснежную грудь «Колье королевы».
Это было то самое знаменитое, легендарное колье, которое придворные ювелиры Бёмер и Бассанж сделали для фаворитки короля дю Барри. Потом кардинал де Роан-Субиз намеревался преподнести колье королеве Франции Марии-Антуанетте, а авантюристка Жанна де Валуа, графиня де Ламот, вместе со своим мужем и их сообщником Рето де Вилетом разобрала его в один из февральских вечеров 1785 года.
По правде говоря, подлинной оставалась лишь оправа. Ее сохранил Рето де Вилет, в то время как господин де Ламот и его супруга промотали столь варварским образом вынутые камни, эти великолепные камни, так тщательно подобранные Бёмером. Позднее, в Италии, Рето де Вилет продал оправу Гастону де Дрё-Субизу, племяннику и наследнику кардинала, который спас дядю от разорения во время скандального банкротства дома Роан-Гемене и в память о нем выкупил несколько бриллиантов, оказавшихся у английского ювелира Джеффриса, дополнил их другими, такого же размера, но менее ценными, и сумел воссоздать чудесное колье-эсклаваж таким, каким оно вышло из рук Бёмера и Бассанжа.
Почти целый век род Дрё-Субизов гордился этим историческим колье. И хотя в силу различных обстоятельств состояние Дрё-Субизов значительно уменьшилось, они предпочли сократить расходы на дом, чем расстаться с королевской драгоценной реликвией. Последний граф де Дрё-Субиз дорожил колье, как дорожат наследием предков. Из предосторожности он арендовал сейф в «Лионском кредите» и хранил его там. Когда жена собиралась надевать колье, он лично ходил за ним, а на следующий день возвращал обратно.
В тот вечер на приеме в Кастильском дворце графиня пользовалась огромным успехом. Сам король Кристиан, в честь которого было устроено торжество, обратил внимание на ее ослепительную красоту. На изящной шее сверкали, обвивая ее, драгоценные камни. Тысячи граней бриллиантов сияли, переливаясь, как языки пламени, в лучах света. Казалось, никто, кроме графини, не сумел бы с такой непринужденностью и благородством носить столь драгоценную тяжесть.
Это был двойной триумф. Граф де Дрё насладился им в полной мере, а когда они вошли в спальню их старинного особняка в Сен-Жерменском предместье, он откровенно торжествовал. Он гордился своей женой и, наверно, ничуть не меньше колье, овевавшим славой вот уже четыре поколения их рода. Графиня немного по-детски выражала свою радость. Впрочем, это было свидетельством ее гордого нрава.
Не без сожаления она сняла колье и протянула его мужу, который с восхищением принялся его разглядывать, словно прежде никогда не видел. Затем, положив колье в красный кожаный футляр с гербом кардинала, граф вошел в соседний кабинет, вернее, небольшой альков, полностью изолированный от спальни. Единственный вход в этот альков находился у подножия супружеского ложа. Как всегда, граф спрятал футляр на довольно высокой полке, среди шляпных коробок и стопок белья. Затем он закрыл дверь и разделся.
Утром граф встал около девяти часов, намереваясь до завтрака посетить «Лионский кредит». Он оделся, выпил чашечку кофе и прошел в конюшню. Здесь он отдал несколько распоряжений. У него вызывала беспокойство одна из лошадей, и он приказал вывести ее во двор и пустить рысью. Потом он вернулся к жене.
Графиня еще не покидала спальни. При помощи горничной она укладывала волосы.
– Вы уходите?
– Да… По этому делу…
– Ах, в самом деле… Так будет надежнее.
Граф вошел в кабинет. Через несколько секунд он спросил, впрочем, без всякого удивления:
– Вы взяли его, дорогая?
Графиня ответила:
– Что? Нет, я ничего не брала.
– Вы его переложили?
– Вовсе нет… Я даже не открывала эту дверь.
В смятении чувств граф появился на пороге и еле слышно пробормотал:
– Вы не брали его? Это не вы? Тогда…
Графиня подбежала к мужу, и они лихорадочно принялись за поиски, бросая на пол шляпные коробки и белье. Граф все повторял:
– Бесполезно… Все, что мы делаем, бесполезно… Вот сюда, я положил его вот сюда, на эту полку…
– Вы могли ошибиться.
– Я положил его вот сюда, на эту полку и ни на какую другую.
Они зажгли свечу, поскольку в помещении было довольно темно, и вынесли все белье и вещи, мешавшие им. Когда в кабинете больше ничего не осталось, они были вынуждены с отчаянием признать, что знаменитое колье, «Колье королевы», исчезло.
Будучи женщиной решительной, графиня, не теряя времени на напрасные причитания, послала за комиссаром, господином Валорбом, проницательность и здравый смысл которого они уже имели возможность оценить. После того как его во всех подробностях ввели в курс дела, комиссар спросил:
– Вы уверены, господин граф, что ночью никто не проходил через вашу спальню?
– Абсолютно уверен. Я чутко сплю. Более того, дверь спальни была заперта на засов. Сегодня утром, когда жена звонком вызвала горничную, я отодвинул его.
– А нельзя ли проникнуть в кабинет каким-нибудь другим путем?
– Это невозможно.
– Там есть окно?
– Есть, но оно загорожено.
– Я хотел бы сам в этом убедиться.
Зажгли свечи. Господин Валорб тут же заметил, что окно было загорожено лишь наполовину комодом, который к тому же не касался рамы.
– Комод стоит достаточно близко к окну, – возразил господин де Дрё. – Его невозможно сдвинуть с места без грохота.
– А куда выходит это окно?
– Во внутренний дворик.
– И ниже есть еще этаж?
– Два этажа. Но на окнах этажа, отведенного для прислуги, установлены густые решетки. Именно поэтому у нас темновато.
Впрочем, когда комод отодвинули, все убедились, что окно было закрыто, а этого не могло быть в том случае, если бы кто-то проник в помещение снаружи.
– Если только, – заметил граф, – этот кто-то не прошел через нашу спальню.
– Но в таком случае дверь спальни не была бы заперта на засов.
Немного подумав, комиссар обратился к графине:
– Знали ли в вашем окружении, сударыня, что вы собирались надеть это колье вчера вечером?
– Разумеется, я этого не скрывала. Но никто не знал, что мы запираем его в кабинете.
– Никто?
– Никто… Если только…
– Прошу вас, сударыня, уточните. Это очень важный момент.
– Я подумала об Анриетте, – сказала графиня мужу.
– Об Анриетте? Да ей, как и другим, ничего об этом не известно.
– Ты уверен?
– Кто эта дама? – спросил господин Валорб.
– Подруга по монастырю. Она порвала со своей семьей, чтобы выйти замуж чуть ли не за рабочего. После смерти ее мужа я приютила Анриетту вместе с сыном и предоставила им жилье в особняке. – И с некоторым смущением графиня добавила: – Она мне оказывает кое-какие услуги. Руки у нее просто золотые.
– На каком этаже она живет?
– На нашем… Чуть дальше… В конце коридора… Я даже думаю… окно ее кухни…
– Выходит в этот же дворик, не так ли?
– Да, как раз напротив нашего окна.
После этих слов воцарилось молчание.
Потом господин Валорб попросил отвести его к Анриетте.
Они застали подругу графини за шитьем. Рядом читал книгу ее сын Рауль, мальчуган лет шести-семи. Комиссар удивился, увидев жалкое жилье, состоявшее из одной комнаты без камина и закутка, служившего кухней. Потом он принялся расспрашивать женщину. Казалось, она была потрясена, узнав о краже. Вчера вечером она помогала графине одеваться и сама застегнула колье.
– Господи! – воскликнула она. – Кто бы мог подумать…
– У вас есть какие-нибудь подозрения? Или сомнения? Вполне возможно, что преступник прошел через вашу комнату.
Анриетта искренне рассмеялась, даже не допуская мысли, что на нее могут пасть подозрения.
– Но я никуда не выходила из своей комнаты! Я никогда никуда не выхожу. Впрочем, посмотрите сами.
Анриетта открыла окно кухонного уголка.
– Смотрите, до подоконника напротив никак не меньше трех метров.
– Но кто вам сказал, что, по нашей версии, кража совершена именно так?
– Но… Разве колье находилось не в кабинете?
– Откуда вы это знаете?
– Господи! Я всегда знала, что на ночь его прячут там… Об этом столько раз говорили в моем присутствии…
Ее лицо, еще молодое, но поблекшее от страданий и переживаний, выражало глубочайшую нежность и смирение. Но вдруг при полном молчании на этом лице отразился страх, словно женщина почувствовала грозившую ей опасность. Анриетта прижала сына к себе. Ребенок взял ее за руку и нежно поцеловал.
– Надеюсь, – сказал господин де Дрё комиссару, когда они остались одни, – надеюсь, вы ее не подозреваете? Я ручаюсь за нее. Она воплощение порядочности.
– О, я целиком разделяю ваше мнение, – подтвердил господин Валорб. – Я лишь подумал о неосознанном сообщничестве. Но, признаюсь, эту гипотезу придется отбросить… Тем более что она никак не поможет решить проблему, с которой мы столкнулись.
Комиссар больше не занимался расследованием, которое продолжил и дополнил в последующие дни следователь. Были опрошены слуги, проверено состояние засова, проведены эксперименты с окном кабинета, тщательным образом обследован внутренний дворик… Все было напрасно. Засов был исправен. Окно снаружи нельзя было ни открыть, ни закрыть.
Особенно пристрастно проверяли Анриетту, поскольку, несмотря ни на что, все сводилось к ней. Ее жизнь исследовали, словно под микроскопом. Было установлено, что за последние три года она выходила из особняка лишь четыре раза и всегда за покупками, о которых было хорошо известно. На самом деле она служила горничной и портнихой госпожи де Дрё, которая обращалась с ней чрезвычайно строго, о чем тайком сообщили остальные слуги.
– Впрочем, – говорил следователь, который через неделю пришел к тому же выводу, что и комиссар, – даже если бы мы нашли виновного, а мы его не нашли, нам все равно не удалось бы узнать, каким образом была совершена кража. И справа, и слева мы наталкиваемся на две преграды: запертая дверь и закрытое окно. Двойная загадка! Как вор мог проникнуть в помещение и как он мог покинуть его – что гораздо труднее, – оставив за собой запертую на засов дверь и закрытое окно?
Через четыре месяца у следователя возникла тайная мысль. Он решил, что супруги де Дрё, испытывавшие финансовые трудности, причем весьма значительные, продали «Колье королевы», и закрыл дело.
Кража столь ценного украшения нанесла супругам де Дрё-Субиз удар, от которого они долго не могли оправиться. Своеобразный резерв в виде сокровища больше не обеспечивал им кредита. Заимодавцы стали более требовательными и менее благосклонными. Супругам пришлось принимать срочные меры, отчуждать собственность, закладывать имущество. Словом, они разорились бы, если бы их не спасли два крупных наследства, полученных от дальних родственников.
Гордость супругов также пострадала, словно они лишились одного колена в своей дворянской родословной. Как ни странно, но графиня ополчилась на свою бывшую подругу по пансиону. Она испытывала к Анриетте настоящую ненависть и открыто обвиняла ее в краже. Сначала Анриетту переселили на этаж, отведенный слугам, а затем и вовсе указали на дверь.
Жизнь текла своим чередом. Никаких особенных событий не происходило. Супруги много путешествовали.
Но один факт, имевший место в этот период, заслуживает внимания. Через несколько месяцев после ухода Анриетты графиня получила от бывшей подруги письмо, вызвавшее у нее чрезвычайное удивление:
«Сударыня!
Не знаю, как благодарить Вас. Ведь это Вы, не правда ли? Вы прислали мне это? Это могли быть только Вы. Никто другой не знает, что я веду уединенный образ жизни в этой маленькой деревушке. Если я ошибаюсь, прошу простить меня. По крайней мере примите уверения в моей признательности за Вашу прошлую доброту…»
Что Анриетта хотела сказать этим письмом? Настоящая или прошлая доброта графини к ней сводилась к многочисленным несправедливым поступкам. Что означали эти уверения в признательности?
От Анриетты потребовали объяснений, и она ответила, что получила по почте обычным, не заказным и не ценным, письмом две банкноты достоинством в тысячу франков. На конверте, который Анриетта приложила к своему письму, стоял парижский штемпель, а ее адрес был написан явно измененным почерком. Больше на конверте не было никаких пометок.
Откуда взялись эти две тысячи франков? Кто их послал? Делом заинтересовалось правосудие. Но разве можно отыскать хотя бы какой-нибудь след в таких потемках?
Через двенадцать месяцев произошло то же самое. Потом в третий, четвертый раз. Все повторялось каждый год в течение шести лет, с той лишь разницей, что на пятый и шестой раз сумма оказалась вдвое больше, что позволило Анриетте, внезапно заболевшей, лечиться должным образом.
Существовала еще одна особенность: когда администрация почты задержала одно из писем под тем предлогом, что не была объявлена его ценность, два последних письма были отправлены как положено. Первое – из Сен-Жермена, второе – из Сюрени. Сначала отправитель подписался фамилией Анкети, потом Пешар. Обратные адреса, указанные на конвертах, оказались ложными.
Через шесть лет Анриетта умерла. Загадка осталась неразгаданной.
Публике хорошо известны эти события. Эта кража не могла не взбудоражить общественное мнение. Странная судьба этого колье, история которого потрясла Францию в конце восемнадцатого века, вызвала небывалый всплеск эмоций и столетие спустя. Но я собираюсь поведать о том, что не известно никому, кроме главных заинтересованных лиц и нескольких особ, которых граф настоятельно попросил хранить все в глубочайшей тайне. Но поскольку велика вероятность, что рано или поздно они нарушат клятву, я без малейших угрызений совести срываю завесу. Вместе с тем мы получим и ключ к разгадке, и раскроем тайну письма, опубликованного в газетах позавчера утром, этого удивительного письма, которое только усилило – если таковое еще возможно – путаницу и таинственность, окутывавшую эту драму.
Произошло это пять дней назад. В числе гостей, обедавших у господина де Дрё-Субиза, были две его племянницы и кузина, а из мужчин – президент парламента Эссавиля депутат Боша, шевалье Флориани, с которым граф познакомился на Сицилии, и генерал маркиз де Рузьер, старый друг семьи.
После обеда дамы пили кофе, а мужчинам позволили выкурить по сигарете при условии, что они не покинут гостиную. Завязалась беседа. Одна из молодых девиц в шутку предложила погадать на картах и предсказать будущее. Потом речь зашла о громких преступлениях. В связи с этим господин де Рузьер, никогда не упускавший случая поддразнить графа, напомнил ему об истории с колье. Господин де Дрё ненавидел эту тему.
Все принялись высказывать свое мнение, излагать собственную версию. Разумеется, все гипотезы противоречили друг другу, все они были несостоятельными.
– А вы, сударь, – обратилась графиня к шевалье Флориани, – что вы думаете по этому поводу?
– О, сударыня, я ничего не думаю.
Все разом запротестовали. Дело в том, что шевалье только что красноречиво поведал им о различных происшествиях, которыми занимался со своим отцом, магистратом Палермо. Его умение разбираться в подобных историях и тяга к ним были очевидны.
– Признаюсь, – сказал шевалье, – мне случалось добиваться успеха в делах, от которых отказывались знатоки. Но не стоит считать меня Херлоком Шолмсом… К тому же я толком не представляю, о чем идет речь…
Гости посмотрели на хозяина дома. Тот с неохотой изложил факты. Шевалье внимательно выслушал рассказ, задумался, задал несколько вопросов, а потом прошептал:
Читать бесплатно другие книги:
