Метро 2035: Питер. Битва близнецов Врочек Шимун
– Блять, – сказал Карим в сердцах. Начал вставать с колен. – Уфалла.
– Но было весело, признайтесь! Эй, Соловей. Сивка-Бурка, вещая каурка… Встань передо мной, как лист перед травой. Так, кажется, говорил твой тезка?
Соловей вздохнул.
– Убер, это не та сказка, придурок. Ты перепутал.
– А! Ну ладно.
Соловью один вопрос не давал покоя.
– Почему тебя не задел дракон?
– Тебе действительно интересно? Как мило.
– Убер, заебал уже.
Скинхед смотрел и улыбался.
– А ты не понял?
– Нет. – Он действительно не понимал. На его памяти дракону никто не смог сопротивляться. Пара ночей – и ты уже устроишь для дракона уютную полочку в своей голове. Холишь его и лелеешь.
– Потому что я алкоголик, – сказал Убер. – Что, не ожидал, Соловушка? Все просто. Плевать я хотел на вашего дракона, потому что у меня есть свой собственный. И он охуенно большой и злобный. И если он налезет на вашего, от вашего ни хера не останется, только долбаные кости.
В глазах Убера загорелось голубое пламя.
– И я давно научился с этим жить. Мой дракон всегда во мне, каждое мгновение, каждую секунду моей жизни. Голоса в голове, говорите? – Убер засмеялся. Теперь это совсем не было весело и забавно. Это было страшно. Соловей поежился. «Блять, похоже, я взял мало людей с собой. Этот псих… он даже меня пугает». – Я укрощаю его, чтобы не сгореть дотла.
– Но иногда я отпускаю его погулять. – Убер надвинулся на людей Соловья, расправил жилистые руки. – И кажется, сейчас самое время.
Он усмехнулся. За его спиной светильник снова заморгал – и вдруг вспыхнул ярче. Просто совпадение, подумал Соловей, отступая. Он сам не заметил, как оказался у выхода.
– Говорят, лучший способ избавиться от дракона – завести своего собственного, – сказал Убер. Щека его дернулась.
Пшых! Светильник за его спиной вспыхнул и взорвался. Чертова лампочка.
Темнота. В глазах пляшут яркие пятна от чертовой вспышки.
Соловей пригнулся, побежал назад. Где же это?! Слепо тыкаясь, нащупал на полу обрез. Его люди загомонили, закричали. Лучи фонарей заметались.
– Где он? Бля! Где этот мудак?!
Где чертов скинхед? Соловей зажмурился, досчитал до десяти. Сейчас глаза адаптируются. Открыл глаза.
И тут из темноты раздался голос Убера. Только он звучал без привычной усмешки, холодно и безжизненно.
– Вы знаете, с кем связались? – равнодушно спросил голос Убера. Холодный, как каменные львы на улицах мертвого Питера.
Кто-то выстрелил. Короткая вспышка высветила на долю мгновения сильную фигуру скинхеда, метнувшуюся в сторону, как зверь. И, блин, ослепила всех. Пуля свистнула, рикошет, искры. Кто-то закричал.
Соловей выматерился. А так все хорошо начиналось…
– Нет, вы не знаете, – произнес тот же равнодушный голос.
– Убер, блять, давай по-хорошему! – крикнул Соловей. Прицелился в темноту.
Короткий вскрик, стон.
– Сука, он меня… – зарыдал кто-то. Соловей не разобрал, кто. Хруст.
– Вы со скинами связались, бля, – произнес голос Убера.
Соловей повернулся и выстрелил на звук. Грохот. Вспышка.
Черт. Соловей увидел белое испуганное лицо Карима и за его спиной – белесое лысое чудовище. Чертов скинхед. А потом тьма опять подступила.
И Карим тонко заверещал в темноте.
– Сука, Соловей, ты меня подстрелил! – закричал он. Соловей не обратил внимания.
Он выстрелил еще раз. Крик оборвался.
Соловей раскрыл обрез, пальцами, обжигаясь, выдернул гильзы – одну за другой. Вторую еле вытащил, ее раздуло. Бросил гильзы на пол. Они с легким пластиковым стуком покатились по граниту.
Лучи фонарей плясали туда-сюда. Соловей поднял руку и выключил свой налобник.
– Соловей, тут никого. Соловей, ты здесь?
Он нащупал в кармане куртки патроны. Пластиковые гильзы, хрупкие от времени. На ощупь Соловей выделил одну – она была холоднее других. Латунная. Отлично. Латунным он почему-то больше доверял. Пластиковые гильзы за столько лет начинали крошиться.
Он вытащил патроны и вслепую перезарядил обрез. Защелкнул, взвел курки.
«Ну же, где ты, сука-скинхед?!»
– Соло… – Голос стих. В темноте хрустнуло так жутко, что по нервам пробежал разряд. Кто-то закричал от ужаса. Ссыкун, сука, подумал Соловей.
– Соловееей! – донеслось из темноты. – Идет серенький волчок, он укусит за бочок.
– Не та сказка! – закричал кто-то. Соловей выругался. Тоже мне, нашелся подражатель.
– Вырвет сердце, вырвет глаз… – монотонно продолжал Убер в темноте.
Платформа, гулкая пустая темнота. Мертвая пустая «Волковская» давила на нервы.
– Выходи, кто пидарас.
Хруст, звук удара, вскрик. Падающее тело.
– Он там! Огонь! Бей его!
«Дебилы», подумал Соловей.
Его люди опять начали стрелять. Вспышки, вспышки. Уши болели от грохота. Визг пуль. Одна пуля чиркнула по мрамору, высветив свой путь ярким росчерком. Вжж.
– Не стрелять! – крикнул голос. «Круглый, что ли?», подумал Соловей.
Стрельба стихла. Полная тишина. Мертвая. Соловей слышал отдаленное учащенное дыхание кого-то.
Соловей нагнулся и поднял табличку, посветил. Да, та самая…
Перевернул. Пробежал глазами. Замер, потом тихо засмеялся. Выключил фонарь.
На табличке – выцарапана молитва на удачу, ну чтобы бросить курить. Русским буквами, потому что арабских Мамед, похоже, не знал. Никакого второго списка. Никаких «граната спрятана за бутылкой».
– Сука, – сказал Соловей с восхищением. – И тут наебал!
Он выбросил табличку – далеко в сторону. Жестяной звук. И тут же туда кто-то выстрелил. Бух! Еще один. «Кретины», – подумал Соловей, пригибаясь.
– Где он?
Никакого «Убей дракона, убей их всех» на табличке, конечно, не было. Конечно. Соловей покачал головой. Мамед бы просто не успел нацарапать запись, прежде чем они к нему пришли. Они застали его врасплох. А дракон, сидящий у Мамеда в голове, заставил Мамеда любить своих мучителей и убийц, даже когда они его забивали его ногами и прикладами. Соловей усмехнулся. Его били ногами, руками, палками, прикладами, а он все кричал: «Мэр! Мэр!». Мээээ…. ээр.
Вот это было приятно. Эта невыносимая жестокость. Они все смеялись. Они были слегка навеселе, когда шли туда, но кровь опьяняла сильнее алкоголя. Когда человек так умирает… сильный человек. И ничего не может сделать. Это было кровавое опьянение. А они били его и смеялись – до слез.
– Что?! Ты кто? – Голос оборвался. Жуткий хруст. Что-то покатилось по платформе.
– Не надо! – И что-то мелькнуло. Оружие?
Соловей выстрелил туда, руку дернуло. Вспышка. Руки тряслись. В короткой вспышке он периферийным зрением увидел, как слева мелькнула высокая тень.
– Там! – заорал он. Выстрелы, рикошет. Глухой мат. Соловей пригнулся, матерясь. Так они сами друг друга перестреляют. Судорожно метнулся луч фонаря – и Соловей на мгновение увидел Убера.
Он повернул голову и мысленно отметил – вот где-то здесь он должен быть. Бух! Слева вспыхнуло. Пуля срикошетила о гранит… Черт, не мешайте. Соловей сосредоточился. Вот здесь он будет. Раз-два, он начал считать. В патроне с латунной гильзой не пуля, а картечь на медведя. Тут не нужна особая точность, задеть хотя бы краем, хотя бы одной из картечин. Мало все равно не покажется.
Три. Соловей мягко дожал спусковой крючок.
БУХ! Толчок в ладонь, Соловью показалось, что у него выбило кисть, настолько сильной оказалась отдача. Отпечаток света. Он прикрыл глаза. Да, точно… Темная фигура дергается. Он попал. Стон.
Шум в темноте, Соловей вскинул обрез и нажал на спуск, забыв, что уже выстрелил два раза.
Чик. Патроны кончились. Тишина.
– Не стрелять! – крикнул Соловей. – Не стрелять, блять!
Стрельба стихла.
Соловей подошел и посветил фонарем. На платформе, неловко раскинувшись, лежал Карим. Лицо татарина искажено страданием, рот открыт. Уцелевший глаз почти черный. Выстрел из обреза снес ему полчерепа. На граните растеклась безобразная черная лужа, глянцевая. В ней плавали отражения фонарей.
«Блять. Это ж я его». Соловей оскалился. От приступа ярости его затрясло. «Ненавижу. Убью».
– Соловей, – окликнули его.
– Что?! – Соловей резко повернулся.
Человек поднял фонарь и подсветил себе лицо снизу. Соловей выдохнул, опустил обрез. Это был Влад Круглов, Круглый, его заместитель.
– Этот Убер… он… – Круглый помедлил. – Короче, двоих он уделал. Карим?
– Все.
– С Каримом, получается, трое. Хвост в темноте упал на рельсы и че-то себе сломал, дебил. Синюху лысый вырубил, но не добил. Нормально, как бы, жить будет. Ну и еще у кого по мелочи…
Четверо его бойцов выбыли из игры, прикинул Соловей. А чокнутый скинхед остался. Игра продолжается.
Соловей бросил разряженный обрез на землю и закричал:
– Что за безумный мир, в котором мы живем? Какой-то лысый ублюдок бегает и убивает моих людей!!
По мертвой пустой станции прокатилось гулкое эхо. И затихло вдали.
Глава 10
– Собирайтесь, – сказал Убер. – Давайте, вам придется идти налегке. Дорога на «Звон» свободна, будете там через пару часов. Встретимся там. Поторопитесь, я вас прошу. Наталья Васильевна, слышите?!
– Я никуда не пойду, – сказала Нэнни.
Убер поднял брови. Его, словно бегового жеребца, резко остановили на полном скаку. И теперь глаза бешеные, и пена капает.
– Что?!
Мика покачала головой.
– Я не хотела отдавать тебе его… – Убер увидел ее глаза, полные слез. И вдруг – хлынуло, полилось. Слезы закапали. «Лейтесь, слезы… подумал полисмен», вспомнил он название древнего романа. Да, лейтесь.
Убер вытер ей слезы ладонью. На щеках Мики остались разводы грязи.
– Почему? – спросил Убер ласково. – Я что-то сделал не так, маленькая?
Мика подняла голову:
– Потому что тогда ты уйдешь. И оставишь меня здесь одну.
Убер выпрямился, смущенно почесал затылок. Он казался пристыженным. «Похоже, именно это он и собирался сделать», – подумала Нэнни. Интересно, какой из такого бродяги получился бы отец для Мики? Ну, уж получше родного, точно. «Оставишь одну? – Нэнни вдруг вспомнила. – А я, получается, никто. Не ангел, не ворона?» Она отложила вязанье. Было… обидно.
Мика вдруг кинулась и обняла Убера. Обхватила руками – сильно-сильно, прижалась.
– А я не хочу, чтобы ты уходил, ангел.
– Я тоже не хочу, маленькая, – сказал Убер.
– Так не уходи!
– Держи, – сказал Убер.
Он протянул Мике перо. Мика подняла голову, глаза опухшие от слез.
– Это же твое перо! – возмутилась она.
– Да, мое, – сказал Убер. – Поэтому я и даю его тебе. Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, ты знаешь, как меня позвать.
Мика серьезно кивнула. Спрятала перо в карман.
– А ты пойдешь с нами на «Звон»? – спросила она.
Убер покачал головой.
– А я останусь здесь. Пока.
– Почему? – спросила Мика прямо. Убер вздохнул, потрогал шрам над бровью.
– Потому что… здесь есть плохие люди. Очень плохие. И надо бы с ними… – Он замялся, подбирая слова. – Провести профилактическую беседу, чтобы они больше так не делали.
Мика посмотрела на него снизу вверх.
– Ты их убьешь?
Убер удивленно покачал головой:
– Ты кровожадна, странная маленькая девочка. Но ты права. Я их действительно убью.
Он схватил рюкзак, перезарядил дробовик – щелк, щелк, щелк, вставил один за другим патроны в приемник – и вышел из палатки.
Первым делом он спустился под платформу, прошел длинным коридором до комнаты Юры. Коридор выкрашен белой-синей облупившейся от времени краской. Серые двери.
Он мягко отворил дверь. Вскинул дробовик к плечу.
Убер вошел и с порога закричал:
– Юра! Юра Лейкин! Ты где? Пришло время стать героем! Слышишь, Юра?! Я пришел за тобой. Юра!
Никто не отзывался. Скинхед оглядел каморку. Неужели Юра здесь постоянно обитает?
В комнате царил жуткий беспорядок. Лампа горела у изголовья койки. На ней кто-то сидел.
– Юра, ты? – спросил Убер. Человек поднялся, повернулся. Убер опустил оружие. Это Юра.
Юра поднял автомат, направил в грудь Убера. Скинхед ухмыльнулся. Выпрямился, высокий, широкоплечий. Очень опасный.
– Ты серьезно, брат? Иди-иди, некогда мне. – Убер засмеялся, повернулся, чтобы взять с пола новый рюкзак.
– Я не трус, – зачем-то сказал Лейкин. Убер замер. Он вдруг понял, зачем Юра пришел. Конечно! Можно было догадаться.
– Конечно, нет, – сказал Убер. Он медленно повернулся. – Я никогда бы такого не подумал.
– Не трус.
Молчание. «Сейчас он выстрелит, – подумал Убер. – На чем они его поймали? На любви к отцу? Взяли на испуг?» Скинхед вдруг вспомнил странное поведение Юры в туннеле, когда они нашли ту мелкую тварь. Но ведь под пулями Юра позже держался достойно. Черт знает что эта психология!
– Страх, – сказал Убер.
– Что?
– Страх, – повторил Убер. – Вот что тебе нужно. Страх – это ценный ресурс.
Юра переспросил:
– Страх?
– Страх – это то, чем я могу оперировать. Я могу прибавить и убрать, я могу его загнать в угол и переставить в сторону. Вы раздавлены страхом, я же всегда могу отставить его в сторону. Я могу его обойти. Я могу разглядеть его и использовать, если надо.
Юра молчал. Он поднял «калаш».
– Я боюсь, – сказал он честно. – Мне сказали, что я убью тебя и все будет хорошо. Ты чужак, а мой отец…
Убер кивнул. Он держал руки на уровне плеч и старался не делать резких движенией.
– Я тоже многого боялся. Почти всего на свете, – сказал Убер. – Бояться, это нормально.
– Всего?
– Не поверишь. Там такенный список…
Юра задумался. Затем посмотрел на Убера, автомат все еще был у него в руках. Он перевел взгляд на оружие, поморгал. Опустил ствол вниз, направил в пол.
– И… и как ты с этим справился? – спросил он.
Убер пожал плечами.
– Очень просто. И очень сложно – одновременно.
– Просто?
– Никак. Я просто перестал отступать. Я никогда не отступаю. Может, не самая лучшая тактика, но для такого, как я, единственно возможная. Что они мне сделают? Все эти люди, все эти звери, мутанты, не важно кто? Всего лишь попробуют причинить мне боль. Боль можно терпеть. От боли можно кричать. Боль – это всего лишь боль. Ничего больше. Это ерунда.
– Ага. Тебе легко говорить, ты храбрый! – Юра почти кричал. Автомат в его руках опять смотрел в грудь скинхеда. Палец на крючке побелел. Одно неосторожное движение, даже взгляд… И очередь прошьет Убера насквозь. Скинхед засмеялся.
– Что?!
Убер усмехнулся, покачал головой.
Юра осекся.
– Разве не так? – спросил он неуверенно.
– Ничего подобного. Никакой храбрости. На самом деле я – жуткий трус.
Юра даже отступил на шаг – от неожиданности. «Калаш» в его руках опасно дернулся.
– Ты?!
– Я. – Убер помедлил, ухмыльнулся. – Но я такой трус, что когда я вхожу в комнату, все храбрецы вокруг, сука, бледнеют.
Юра молчал. Лицо его было мучительно искажено, автомат в руках подрагивал. Скинхед смотрел на него в упор, голубые глаза были яркие и беспощадные.
– Возможно, это единственный способ, – сказал Убер. – Стать таким страшным, чтобы твои страхи в ужасе убегали сами.
– А если… не получается?! – закричал Юра в отчаянии. – Если мне… мне все время страшно?!
– В любом случае это будет всего лишь боль, – мягко сказал Убер. – Помни это. Они не смогут сделать тебе больнее, чем ты можешь выдержать.
– Но я… как же я могу?.. Как?!
Убер жестко отрезал:
– Встань и дерись.
Долгая пауза. Кажется, Юра сейчас выстрелит. Но внезапно он опустил автомат, шагнул вперед, остановился. Казалось, что-то бродит в нем, тяжелое, страшное, распирает его изнутри.
Юра наконец заговорил. Голос был глухой, сдавленный:
– Они увели девочку. Мику.
Лицо Убера мгновенно стало белым. Словно из скинхеда выпустили всю кровь – напрочь. Он пошатнулся. Шагнул вперед, резко остановился. Глаза – глубокие, как шахтные провалы. Убер сжал кулаки. Усилием воли заставил себя успокоиться. Покрутил головой, разминая шею. Хрустнул позвонок.
Юра поднял голову.
– Я… мне жаль… я не хотел.
– Можешь помочь? – спросил Убер хрипло. Он смотрел прямо в глаза Юры Лейкина.
– Я… я постараюсь.
– Мика с няней там, – сказал Юра, вернувшись. Они стояли у входа в палатку Соловья. В отличие от крошечного жилища Нэнни, эта была просто огромная. – Соловья и его людей сейчас нет. Там один казах… но он не будет мешать. Я наставлю ружье, он даже не пикнет.
Убер подумал и протянул Юре дробовик.
– Хорошо, иди первым. Если что, кричи, я услышу. Юра?
Сын мэра обернулся. Он был белый как полотно. Руки тряслись, ствол дробовика ходил ходуном.
– Все в порядке? Ты справишься?
– Да.
Скинхед кивнул – и остался ждать. Юра исчез в глубине палатки. Скоро раздался его голос:
– Есть!
Скинхед огляделся, мягко двинулся вперед. Его движения, внешне мало изменившись, приобрели вдруг кошачью мягкость и грацию. Палатка была с несколькими комнатами. Где же все? Где Мика?
– Юра! Что здесь? – спросил он негромко.
– Все в порядке. Я здесь, – ответил глухой голос из глубины палатки. Убер вошел.
Юра стоял спиной ко входу, понурившись и сгорбившись. Убер видел его длинные волосы, неровно остриженные, лежащие на бледной шее. Все-таки ему чаще надо бывать на поверхности, подумал Убер. Сделал шаг вперед. Какое-то зудящее чувство мешало ему сосредоточиться на ближайшей цели. «Соловей, мразь, что же ты наделал?» Как все исправить, если это вообще возможно исправить?
Когда Юра обернулся и поднял голову, Убер все понял.
Скинхед сказал просто:
– Эх, Юра. Опять?
– Ангел, беги! – закричала Мика. Казах схватил девочку, зажал ей рот темно-коричневой рукой. Рядом была Нэнни, ее держал Желтый.
Убер рванулся на выход, но было уже поздно. На него набросились со всех сторон. В комнате сразу стало тесно. Куча-мала пыхтела и боролась. Убер рывком разбросал врагов в стороны, но они снова набегали, волна за волной.
Убер вырывался и брыкался, как табун диких лошадей. Но его все равно повалили на пол. Он резко дернулся, куча-мала едва не распалась…
– Прости, – сказал Юра. Он был смертельно бледный, на белом лице – красные пятна, словно от лихорадки. Он стоял и смотрел, как Убер брыкается. – Прости, Убер. Я не смог. Меня… заставили.
– Предатель! – крикнула Мика. – Трусливый трус!
Юра сгорбился.
За тонкими стенками палатки мелькали чернильные тени. Много и со всех сторон. Убера взяли в оборот. В какой-то момент бешеным, невозможным рывком ему удалось вырваться из толпы, встать… И даже пройти несколько шагов. Он бил локтями и коленями, без жалости и сантиментов. Все, как в старое доброе время, когда они месились с милицией и «космонавтами». Вот отлетел в сторону один из людей Соловья…
– Ангел! – закричала Мика. – Сзади!
Убер развернулся, резко выбросил кулак вперед. Казах покатился по земле. Свобода! Убер прыгнул, снес Желтого, рывком выскочил из палатки. Казалось, еще мгновение, и он окажется на воле – сильный и резкий. И тогда посмотрим, кто кого.
В следующий момент его ударили по затылку. Отличный профессиональный удар.
Убер прошел два шага, шатаясь. Платформа качалась под его ногами. И рухнул там, как подкошенный, лицом вниз. Взлетела пыль.
Мика закричала.
– Ангел! Ангел! – Нэнни прижала ее к себе.