Продается Таня. 20 лет Миленкович Бранко

Наступила ночь, а с ней и прохлада. Было почти холодно. Мы все собрались в шатре, кроме охранников и тех, кто перебрал спиртного и кто выходил освежиться и протрезветь. Откуда-то вдруг появилась эта прекрасная латиноамериканка, которую я встретила в тренажерном зале. Я думаю, ее привезли позже. Она была одета в узкую ярко-красную юбку, которая подчеркивала округлости ее тела больше, чем если бы она была вообще без нее. Девушка была сдержанно, но со вкусом накрашена, так что ее и без того большие глаза выглядели еще выразительнее. Она села рядом с гостем хозяина, этой знаменитостью, и я быстро сообразила, что ей отведена особая роль – она была украшением и без того шикарного вечера. Я сомневаюсь, что речь шла о проституции – уж слишком не вязался образ проститутки с этой великолепной женщиной.

Из огромных колонок время от времени звучала американская музыка. Гершвин, Синатра и тому подобное. Гость танцевал с той женщиной. Не сомневаюсь, что ночь они провели вместе. Было видно, что у нее под юбкой не было белья. Она все пила и пила, сидя рядом с американцем, они шептались, смеялись, в то время как остальные тоже не теряли времени даром. Позже, сопоставив факты, я разговаривала с Эльке, которая, как и я, была под впечатлением от красоты латиноамериканки. Мы пришли к выводу, что она, как и американский актер, почетная гостья хозяина. Он, наверное, поселил их в особую часть дворца, куда нам было запрещено ходить и оттуда эта красавица ходила в тренажерный зал, чтобы не прерывать тренировки даже во время путешествия. Может, она просто была в гостях, может, это ее медовый месяц – кто знает, в чем тут было дело.

В общем, вечеринка шла полным ходом. Среди гостей было несколько европейцев. Нашей задачей было лишь разносить шампанское, а его было больше, чем они могли выпить. Я заметила, что на меня положил глаз один сорокалетний мужчина. Он позвал меня взглядом, поднял бокал, показывая, что хотел бы еще вина, и я подошла к нему. Признаюсь, он был очень привлекателен. Волосы с небольшой проседью, широкие плечи, правильные черты лица. С первого его слова я поняла, что он тоже американец, как и остальная компания. Он пытался отделить меня от остальных, хотел выйти со мной из шатра, но я знала, что это невозможно. Не успел он сказать и пары слов, как за нашей спиной показался охранник. Было ясно, что он охраняет нас от контактов с иностранцами. Мы были лишь приятным украшением и не более того.

На улице у шатра запекали баранину и козлятину, решетка была огромная, все было отлично организовано и оборудовано. Когда я попросила вывести меня из шатра, охранник вышел за мной следом. Ночь была чудесна. Высоко наверху в небе сияли звезды, дул слабый ветерок, а каменная глыба поблизости придавала пейзажу таинственность. Из шатра доносилась музыка, грузовиков больше не было. Осталась только ночь, бездонная ночь. Я смотрела на небо и думала о себе, о Белграде. Я представляла, как отрываюсь от земли и исчезаю, улетаю отсюда со скоростью света, а приземляюсь где-нибудь возле Калемегдана, на Авале, целую папу и маму, Чеду… Я была готова весь Белград исцеловать, только бы вернуться туда. Мои раздумья прервал охранник. Пора было возвращаться. Хозяин переместился со своими гостями в свой шатер, а какие-то девушки составили компанию оставшимся американцам, но в этой компании были и охранники, следящие, как бы не произошло чего-нибудь непредвиденного.

Кажется, когда мы собрались возвращаться во дворец, уже светало. Мы все заснули, как только сели в автобус, и проснулись, когда подъехали к гарему. Я пропустила обед и спала почти до вечера. Встала, приняла душ, немного послушала музыку, повалялась в кровати, а потом позвала охранника и попросила его проводить меня на ужин в сад.

Когда я возвращалась после ужина, на который подавали, кажется, морепродукты, мне почудился запах моря. Я думала о Черногорском побережье, убеждала себя, что однажды опять попаду в Будву или Петровац, и тогда у меня в голове стали прокручиваться воспоминания об одном летнем отпуске в Греции. Я обещала себе, что поеду туда, но прежде нужно выбраться отсюда. С такими мыслями я подошла к тому большому холлу, где стоял телефон, откуда я дозвонилась в Белград. И когда я собиралась повернуть в коридор, ведущий к моей комнате, охранник остановил меня, показывая пальцем на человека, идущего к нам наперерез слева, из той части здания, которая была почти не видна за большими колоннами и огромным фонтаном.

Это был австриец, который в свое время заходил ко мне в комнату, чтобы дать указания о том, как себя вести и что меня ждет, когда я выйду отсюда через четыре года. Он не забыл, как меня зовут, и с улыбкой попросил присесть на пару минут.

– Уважаемая госпожа, – начал он, – у меня для вас хорошие новости. Наш человек был в Белграде и разговаривал с людьми, которые работают там на хозяина. Они были у вас на квартире, конечно под видом торговых агентов, и видели, что с вашей семьей все в порядке. У отца была какая-то проблема с сердцем, это мы проверили, но сейчас у него все хорошо. Мы прояснили ситуацию и узнали, что ваши родные думают, что вы где-то в Америке, вышли замуж, но предполагают, что ваш муж-иностранец не разрешает вам звонить им. Они все еще надеются, что вы позвоните или приедете домой. Мы с вами тоже в этом убеждены, не правда ли?.. Главное для вас – вести себя хорошо, исполнять правила, установленные для вас в этом месте, и тогда все будет в порядке, – закончил австриец.

Когда я спросила о брате, австриец ответил, что у него все хорошо, он открыл какой-то бутик в Новом Белграде. Он попал в аварию, разбил машину, но сам не пострадал.

На следующий день я опять проводила время у бассейна с немкой. «У меня для тебя кое-что есть», – сказала она и передала несколько пальчиковых батареек для моего транзистора «Сони». Когда я спросила, откуда они у нее, она улыбнулась. Больше я ни о чем ее не расспрашивала, но мне показалось, что Эльке удалось что-то замутить, пока мы были в пустыне. Наверное, она что-то выудила у американца. Эту девушку не покидало намерение что-то предпринять. Я едва дождалась возвращения в комнату. В эту ночь я опять слушала «Радио Белград» и плакала, конечно. Я помню, как целовала этот маленький транзистор. Батарейки, переданные мне Эльке, работали дольше, чем я ожидала, и это скрасило мои будни. Но однажды ночью, когда на «Радио Белград» играла музыка и я ждала новости, я услышала звонок в дверь. Я застыла от страха. Если они слышали транзистор в то время, когда там звучала речь, я могла себе представить, что меня ждет. Дрожа от страха, я подошла к дверям.

Звонок в дверь прозвучал еще раз. Тогда я вдруг вспомнила, что оставила транзистор на кровати, вернулась и быстро засунула его под матрас. Звонок повторился еще два раза, пока я шла к двери. Я со страхом повернула замок. В дверях стоял мой охранник. Он позвал меня за собой и сказал, что подождет, пока я оденусь.

Я медленно пошла по коридору к центральному холлу. По моему ощущению было около двух часов ночи. Охранник молчал, а я ломала голову, пытаясь понять, в чем дело, зачем я им потребовалась в такое время суток. Мы прошли по большому коридору в приемный покой, повернули направо и вскоре оказались перед тем самым офисом, в котором я в первый раз после Белграда встретилась с Хафезом.

Мой охранник постучал, и мы вошли. Внутри сидели Хафез и еще один пожилой человек, которого я видела только мельком в центральном холле. На столе было несколько телефонов, этот человек выглядел сосредоточенно и сердито. Мне предложили сесть, от напитков я отказалась. Тогда Хафез перешел к делу. Он начал расспрашивать меня о поездке в Москву: что мы с Эльке делали, о чем разговаривали, посещал ли нас кто-то и т. д.

Первым, о ком я подумала, был тот серб из Белграда. Представьте себе, мне пришло в голову, что он о чем-то догадался и предпринял какие-то действия, чтобы спасти меня из гарема! А потом я вспомнила, что мы обменялись с ним лишь парой слов, и то через переводчика, что я в основном молчала, да и возможность его вмешательства равна нулю. По крайней мере, вмешательства в мою ситуацию. Все мои дилеммы сразу были забыты. Расспросы были большей частью теперь о немке Эльке. Понятно: они выяснили, что она дала русскому эту записочку – видимо, русский что-то предпринял.

Я делала вид, что ничего не знаю. Хафез и тот человек спрашивали меня теперь о том, что делала Эльке в комнате, общалась ли с кем-то, был ли у нее мобильный телефон, когда мы находились в Москве, писала ли она какие-то письма… С самого начала допроса я вела себя так, как будто не понимаю, в чем дело, наивно отвечала на вопросы, защищая Эльке, насколько было возможно, а по сути мне нечего было сказать. О главном эпизоде, о записке, я узнала от Эльке уже позже. Я не видела ни как она ее писала, ни как клала ее в карман русскому.

После возвращения в свою комнату я заперла дверь и тихонько вышла на балкон, даже не вышла, а выглянула на улицу: мне казалось, что там что-то происходит. Было полнолуние, и было довольно светло. Я почти сразу поняла, что во дворце какая-то внештатная ситуация. Большие прожекторы, окружавшие здание, были включены, вместе с так называемым малым освещением. Эта стена, отделяющая дворец от остального мира, находилась в ста метрах от моего окна, но она была сейчас видна как на ладони, освещенная мощными прожекторами.

В эту ночь я почти не спала. Меня разбудила чья-то речь, доносившаяся с улицы. Это были охранники, они стояли вчетвером под моим балконом. Я не могла дождаться того момента, когда можно будет выйти к бассейну, в надежде узнать больше от других девушек об Эльке и о событиях, происходящих во дворце, но скрываемых от меня. Однако после обеда ко мне вошел охранник и сообщил, что сегодня мне запрещено выходить из номера. Я знала, спрашивать о причине нельзя. В гареме правила и распоряжения нужно было выполнять без вопросов и сопротивления, но, уходя, охранник обернулся и, наверное, чтобы меня утешить, сказал, что другие девушки тоже не выйдут купаться. Меня это не особенно развеселило: было понятно, что ситуация очень серьезная. Я перебирала в уме возможные варианты развития событий. Потребовала ли немецкая полиция у Объединенных Арабских Эмиратов выдачи Эльке? Может быть, ее родители приехали за ней? Что, если хозяин избавится от молодой немки, чтобы скрыть следы, не позволит войти во дворец? Кроме того, у кого здесь есть право входить на частную территорию, особенно в дом баснословно богатого человека?

На следующий день нам разрешили пойти к бассейну. Прежде всего я внимательно огляделась по сторонам и убедилась в том, что предчувствия меня не обманули: немки не было у бассейна. Есть два варианта: либо ее вернули в Германию, либо ее… ликвидировали. Первое было маловероятно, а второе еще больше усилило мой страх. Было понятно, что остальные не имеют понятия о том, что происходит. Мне не пришло в голову спрашивать о том, где Эльке, а когда Анжела из Швеции, скучная и немного надоедливая девушка, спросила, где Эльке, я подумала, что она меня провоцирует, и лишь пожала плечами.

Через два дня меня опять вызвали. Я повторила рассказ до последней мелочи, добавив, что во время нашего посещения Москвы, как им известно, охранник ни на минуту не выходил из нашей комнаты. Он даже требовал, чтобы дверь между спальней и маленькой комнатой, в которой он спал, была всегда открыта. Даже ночью. «Он может лучше всего засвидетельствовать, что все было под контролем, и я правда не вижу причины дальше меня расспрашивать», – сказала я, немного обиженная, тоном, который выходил за рамки принятого поведения, но я сознательно шла на этот риск. Меня отпустили и больше не водили на допросы. Я так никогда и не узнала, что случилось с немкой. Я надеюсь, она у своих, жива и здорова, но… это маловероятно.

После обеда я ушла в номер, а потом в тренажерный зал. Позанималась там полчаса и вернулась в комнату. На улице было невыносимо жарко. Мне хотелось спать, и как только я погрузилась в сон, послышался звонок в дверь. Я вспомнила о транзисторе, но он был в надежном месте. Я не слушала его, потому что батарейки уже давно сели. Это был охранник, он объявил, что на следующий день после обеда мы едем с хозяином на морскую прогулку. Я не смела задавать вопросы, и мне оставалось только ждать. После обеда пришел неизбежный Хафез и обратился к девушкам, выбранным для поездки. Нас было шесть. Я слышала раньше, что время от времени хозяин берет девушек с собой на морскую прогулку на яхте, но я пока ни разу не сопровождала его.

Хафез сообщил нам, как себя вести. Мы узнали, что прогулка будет продолжаться три дня, мы все это время не будем сходить на берег. Все необходимое будет на яхте. В порт мы приехали на двух роскошных автомобилях. Мне кажется, это были американские «линкольны» с шестью дверцами. Мы вышли на самом берегу, стража уже была тут, и двинулись за Хафезом. В соответствии с тем, как нас проинструктировали, мы изображали небольшую туристическую группу, собравшуюся на морскую прогулку. Нас привели к яхте, которой, я думаю, нет даже у Абрамовича (в оригинале фамилия местного олигарха. – Примеч. пер.). Какая там яхта! Это был корабль, роскошный корабль тридцати метров в длину, с очень красивым дизайном, с большой площадкой для загорания на носу яхты и немного меньшей – на корме. Все-таки буду для удобства говорить «яхта». Хозяин уже был там, я видела его в открытом иллюминаторе центральной каюты.

Через двадцать минут яхта отошла от берега. Мы вышли в море, но скоро опять шли параллельно береговой линии. Обед длился около трех часов. Все мы вшестером были за одним столом, хозяин – в своей кабине, а охрана находилась недалеко от нас. После обеда мы разделись и стали загорать. Яхту вскоре поставили на якорь, а когда стемнело, мы двинулись дальше. Скоро наступила ночь, и была очень приятная погода. Дул легкий бриз, освежающе действовал запах моря, из центральной части яхты доносилась музыка. Все было как в раю, если забыть о настоящих обстоятельствах. Между тем некоторые девушки на самом деле развлекались, танцевали, смеялись, и это мне немного мешало. Это входило в диссонанс с моим состоянием.

После ужина к нам присоединился хозяин. Он сидел за нашим столом, мы пили вино, а рядом с ним сидел незнакомец, который, как мне показалось, внешне напоминал хозяина, но только на первый взгляд. Просто они оба были арабами. Когда все расслабились и алкоголь сделал свое дело, из внутренних помещений яхты вышли еще две девушки, которых я не встречала ни в гареме, ни на яхте до того момента. Я решила, что они сопровождают гостя, того человека, что сидел рядом с хозяином. Одна из них, очень красивая негритянка, села на колени мужчине, а другая встала за его спиной и гладила ему шею, я видела, что ему это нравится, что он горд, но по-женски заметила, что он смотрит с большим интересом на нас, девушек, привезенных хозяином. И особенно часто его взгляд останавливается на мне.

Через два часа хозяин и его гость встали и пошли в свои каюты – те две девушки пошли с ними, а Хафез дал знак мне, шведке и польке через десять минут пойти к хозяину. Когда мы вошли, он сидел в постели. На нем была накидка лимонно-желтого цвета. Он сделал знак рукой, чтобы мы остались около двери, и потребовал, чтобы мы тихо разделись, но остались в трусиках. Он смотрел на нас с минуту и потом пригласил присоединиться к нему. Мы знали, что от нас требуется: сначала мы его массировали, целовали, что расслабило этого могущественного и властного человека, и вскоре наступившая эрекция показала, что он готов к сексу. Сначала он соединился с полькой, но это длилось недолго. Потом захотел, чтобы шведка повернулась к нему спиной, наверное потому, что у нее была исключительно красивая попка, которая, конечно, возбуждала хозяина. В конце он занимался сексом и со мной, заставив меня лечь на него, пока он ласкал двух других девушек.

Мы оставались в его каюте (скорее салоне, поскольку это слишком огромное помещение для яхты) до самой зари. Завтрак был подан в салоне, отделенном дверью от покоев хозяина. Мы все трое были довольны, у нас было хорошее настроение. Признаюсь, прошлая ночь доставила мне большое наслаждение. Мы, конечно, понимали, что пика наслаждения нужно достичь как можно скорее, самым коротким путем, и делали это, если у хозяина было две-три девушки. Несмотря на его выносливость и форму, за которой он очень следил, он был все же в возрасте и не мог работать без устали, как машина.

Целый день яхта шла так, что берег был по левому борту, временами теряясь из виду. Хозяин был очень весел, как и его гость. Ближе к вечеру мы сошлись с теми двумя девушками, но разговаривали только о купальниках, питании, поддержании веса, упражнениях и прочих пустяках. Охрана была рядом, и мы знали, что все они говорят по-английски и понимают каждое наше слово. Мы пытались разговаривать не на английском. Мы с полькой пробовали несколько раз найти общий язык на польском или сербском, но безуспешно. В обоих языках есть похожие слова, их можно понять, но этого недостаточно для разговора.

После полудня хозяин и его гость ловили рыбу. Они сидели на нижней палубе яхты с удочками в руках. Яхта теперь шла очень медленно. Кажется, они поймали семь-восемь больших рыбин. Каждый улов сопровождался откупориванием новой бутылки шампанского.

Вечером было застолье, и все завершилось так же, как и прошлой ночью, только в этот раз с хозяином пошли три другие девушки из гарема. Его гость, уходя, смерил меня взглядом, в котором однозначно читалось желание переспать со мной. Я выдержала этот взгляд (мне он не слишком понравился), зная, что это ни к чему не приведет. Я осталась с полькой на носовой части палубы и наслаждалась ночью посреди водной глади, потягивая шампанское. Мы спали в одной кабине, и когда пошли ложиться спать, то из конца коридора, заканчивавшегося дверью салона, где расположился гость хозяина, послышался громкий вздох. Охранник оставил нас и вышел оттуда, он сел у главного входа. Этого было вполне достаточно, чтобы предупредить побег – все равно нам пришлось бы проходить мимо него.

Я подождала несколько минут, а полька с изумлением вышла из кабины и на цыпочках подошла к двери, из-за которой слышались вздохи. Свет в коридоре был выключен, и у меня родилась идея попробовать открыть дверь. Она была не заперта. Внутри горел слабый свет, комната была не такой большой, как у хозяина, а сквозь приоткрытую всего на несколько сантиметров дверь я видела того мужчину. Он занимался любовью с одной из двух девушек. Его движения были энергичными и быстрыми, что доводило девушку до беспамятства, и она громко стонала, пока другая целовала ее большие груди. Я смотрела на это несколько секунд и потом закрыла дверь, опасаясь, что голоса услышит охранник и придет сюда. Так и получилось. Только я шмыгнула в нашу каюту, как послышались тихие шаги. Полька показала мне пальцем: мол, я сошла с ума, – а я была безумно довольна собой. Это было не столько возбуждение, хотя и его я почувствовала, глядя, как они занимаются любовью, сколько удовлетворение от того, что я безнаказанно совершила что-то запрещенное.

Круиз продолжался три дня, он оставил в моей памяти приятные воспоминания. После нашего возвращения во дворец началась череда обычных дней. Было скучно, меня спасало только чтение книг, которыми меня снабжали, учитывая мои желания. Но вот однажды около бассейна появилась девушка моих лет, с каштановыми волосами, густыми бровями и зелеными глазами. Она выглядела потрясающе: тонкая талия, длинные ноги прекрасной формы. Она пришла в сопровождении охранника, который показывал ей комнату с купальниками и средствами по уходу за телом. Я как раз входила (чтобы переодеть купальник и взять обогащенное оливковое масло, которое было самой лучшей защитой от солнца) в тот момент, когда охранник новой девушки давал стандартные советы для новеньких. Охранник отошел метров на десять, и эта девушка, находясь совсем рядом со мной, сказала вполголоса: «Будешь еще меня учить, как одеваться, сукин сын».

Я окаменела. Прошли какие-то доли секунды, которых мне хватило, чтобы осознать неопровержимый факт: эта девушка из Далмации, из Хорватии. Она рылась в куче купальников, когда я подошла и спросила по-сербски: «Как тебя зовут?» Девушка вздрогнула, как будто от удара. Она посмотрела на меня ошеломленно и будто во сне проговорила: «Даниэла».

Я направилась в то место, где я обычно загорала. Мельком посмотрев назад, я заметила Даниэлу, она, как загипнотизированная, следила за мной взглядом. Я легла, положила руки под подбородок, а голову повернула к домику, перед которым стояла новенькая. Она в конце концов вошла туда и переоделась менее чем за минуту. В облегающем бикини она выглядела великолепно, у нее были прекрасные изящные ноги. Конечно, она направилась ко мне и легла слева от меня. Прежде чем она успела что-то сказать, я жестом попросила ее помолчать. Она выжидательно смотрела на меня. Тогда я встала и спустилась в бассейн. Несколько энергичных взмахов руками – и я была уже в потайной его части, за водопадом. Я позвала взглядом Даниэлу. Она все время смотрела на меня и мгновенно поняла, что я имею в виду, прыгнула в воду и медленно поплыла ко мне.

Ее первый вопрос был про то, где я родилась. Да, я из Сербии, подтвердила я ее предположение. «Я родилась в Белграде, где и жила до того, как попала сюда», – сказала я Даниэле. Я вкратце рассказала ей, как попала в Дубай, что со мной случилось, что я в гареме более двух лет. А потом один из охранников дал знак, что через полчаса начинается показ фильма в зале в одной из пристроек дворца. Я редко ходила в этот кинотеатр и сейчас тоже решила остаться у бассейна.

Я сказала Даниэле, что нам лучше отложить разговор до завтра. На ее лице отразилось сожаление, но она меня послушалась. Пока я провожала ее взглядом, в моей голове проносились мысли о наших молодых жизнях (мы одного года рождения), о нашей наивности, о той школе, которую я здесь прошла и которая ждет ее. Основной урок, который я усвоила: никому не доверяй, пока не проверишь.

Она удалялась от меня по дорожке через «парк. Выглядела она божественно, с длинными ногами, как я уже говорила, и с приподнятой, правильной, округлой формы попкой. Меня наполнила радость, что у меня будет кто-то, с кем можно общаться на родном языке. И сразу все показалось в лучшем свете, я улыбнулась, думая, как мало нужно человеку для счастья, для обретения смысла жизни.

На следующий день после завтрака я пошла к бассейну, но охранник сказал, чтобы я подождала в главном холле. Я села и начала листать какой-то модный журнал, когда услышала приближающиеся шаги. Это был тот самый австриец, с которым я познакомилась в самом начале. Он вежливо спросил у меня, как я поживаю, всего ли мне хватает, что я сейчас читаю, и тогда перешел к делу:

– Уважаемая госпожа, вы знаете, что я из Австрии и очень хорошо знаю, где Белград, где Загреб и где Сплит. Я знаю – помните, я говорил вам в свое время? – историю этих мест, знаю все крупные города Югославии и, конечно, знаю, что в последние дни во дворце появилась девушка из тех мест, которая говорит на вашем родном языке. Я прошу вас быть благоразумной, не предпринимать глупых поступков и не оказывать на новую девушку, вашу землячку, плохого влияния, – закончил свою речь маленький пухлый австриец.

– Она не моя землячка. Хорватия – сейчас независимое государство, и мы друг друга совершенно не знаем. – Я пыталась выразить свой бунт и протест против того, что этот человечишка учит меня уму-разуму.

– А откуда у вас информация, что Хорватия независимое государство?

Меня в этот момент как громом ударило: я сморозила жуткую глупость! Действительно, как бы я, находясь в гареме, могла узнать, что происходит в бывшей Югославии, если только меня никто не информирует дополнительно? Этим источником-информантом был маленький транзистор, который воскресал благодаря новым батарейкам. Так я узнала, что происходит на территории моей бывшей родины. Все это длилось пару секунд, а потом я услышала свой голос:

– Вы знаете, Даниэла сказала мне, что Хорватия сейчас независимое и признанное международным сообществом государство.

– А… да, – отозвался австриец, – вы уже встречались с ней.

– Да, мы вчера долго общались после обеда, около двух часов, – сказала я, хотя разговор с Даниэлой занял не больше получаса и за его время мы даже не упомянули о войне в Югославии и ее последствиях.

Австриец дал мне еще какие-то указания, выразил уверенность, что у меня в Дубае появится новая подруга, но еще раз напомнил, чтобы мы избегали соблазна объединить усилия в осуществлении каких-то замыслов, нарушающих порядки, заведенные во дворце. Он ушел, и я отправилась к бассейну. Спличанка уже была в воде. Она улыбнулась мне в знак приветствия. Вскоре мы лежали, скрываясь от солнца под зонтом. Даниэла рассказывала мне свою историю.

– Я родилась в Сплите, отец был строительным инженером, а мама работала в банке. У меня еще есть сестра, она на два года старше меня. На самом деле она в какой-то степени виновата в том, что я очутилась здесь, потому что это она звала меня к себе в Италию. Там эти два мошенника мне наврали, что я получу работу в Канаде, на какой-то киностудии, и так я оказалась в Дубае, – говорила Даниэла на далматском, сплитском, диалекте.

Я слушала ее с большим интересом и удовольствием. Я несколько раз была на море в Далмации, больше всего на острове Врач, и обожала этот их говор. Даниэла говорила на чистейшем далматском диалекте.

Она сказала, что закончила среднюю школу с углубленным изучением химии и собиралась поступать на биологический факультет университета в Загребе, но получила приглашение от сестры, которая десять лет назад осела в Милане, приехать на месяц в гости. Она влюбилась в Милане в одного итальянца и осталась в этой стране. После, как это часто бывает с романтическими увлечениями, она разочаровалась в своем молодом человеке, порвала с ним и начала работать в ресторане своей сестры и ее мужа. Даниэла была помощником шефа зала или кем-то наподобие этого. Ей жилось неплохо, платили достаточно, но вот пришли эти двое и посулили возможность сделать головокружительную карьеру в кино. Все пойдет как по маслу благодаря ее феноменальной внешности, ее заметит такой-то режиссер… Остается только закончить частную актерскую школу – и дело в шляпе. Так они говорили.

Я попросила ее описать этих двоих, и с первого же предложения поняла, что один из них – этот проклятый обаяшка Майкл, который вместе с Хафезом в Белграде заставил меня поверить в похожую басню. Даниэла засыпала меня вопросами. Есть ли шанс убежать отсюда? Можно ли воспользоваться телефоном? Была ли я в городе? Только я начала искренне отвечать, как у меня мелькнула мысль: а что, если ее подослали ко мне специально, чтобы узнать что-то об Эльке? Я отвечала наивно, отказываясь говорить детально…. Она ничего не спросила меня о немке, и тут мне стало немного стыдно. Мне показалось, я веду себя как параноик.

Потом мы прыгали в воду и опять загорали. Какие-то девушки, с которыми я раньше до появления Даниэлы дружила, подходили, но, услышав, что мы с Даниэлой говорим на одном, непонятном им языке, с улыбкой отходили. Мы оставались почти до вечера у бассейна. Она сказала, что в 1989 году последний раз была в Белграде у родственников отца, а отец был по происхождению из Италии. То есть его дедушка по отцовской линии жил до начала тридцатых годов двадцатого века в Белграде, а потом продал дом на Дорчоле (богатый район Белграда. – Примеч. пер.) и переехал в Сплит. После Второй мировой войны этот ее дедушка уехал из Югославии, оставив всю семью. Он переселился на Сицилию и уже не вернулся обратно.

Даниэла с горящими глазами рассказывала мне о каком-то Дейане из Белграда, с которым она познакомилась в 1998 году на открытой веранде «Русского царя». Ей казалось, говорила она, что это любовь, а тогда она должна была ехать обратно в Сплит, и все остановилось на нескольких поцелуях «в сквере, что близенько зоопарку». Дедушкина сестра умерла в конце восьмидесятых, но Даниэла поддерживала связь с ее детьми, то есть внуками, которые и по сей день живут на Дорчоле. «Кажется, Ивана вышла замуж в девяностом году», – сказала Даниэла. Мы ужинали вместе. С нами за столом сидела полька, так что мы разговаривали на английском, не считая сочных, забористых непечатных словечек, которыми Даниэла щедро сдабривала свою речь. В этом она была мастерица. Ругательства просто возникали на пустом месте, являлись неотделимой частью ее речи, и я при этом все чаще крестилась. Я не особо верующая, в церковь ходила время от времени, но боже сохрани, какой у нее был острый язычок!

Дня через два, подойдя к бассейну, я увидела, что Даниэла и другие девушки столпились вокруг одного из столов. В первый момент я решила, что какой-то из охранников дает новые распоряжения. Но подойдя ближе, заметила в центре толпы тридцатилетнюю женщину. Я сразу догадалась, в чем дело. Ее рассказ постоянно прерывали. Ее засыпали градом вопросов, а она терпеливо отвечала. Это была женщина, которая четыре года находилась в гареме и потом, как нам и обещали, хозяин купил ей красивую квартиру. Она, по ее словам, выбрала Барселону. Сейчас живет там, у нее есть свой бутик, и она очень довольна.

– Я колебалась между Барселоной и Лос-Анджелесом, но все-таки остановилась на Испании. Она более темпераментная. Это страна с богатой и интересной историей, – говорила гостья, убеждая нас, чтобы мы набрались терпения, внушая, что в конце концов все будет хорошо.

– А как вы приехали туда, как вас отпустили? Они не опасались, что вы все расскажете полиции? – не унималась дотошная шведка.

– Дорогуша, я восприняла жизнь в гареме как испытание, которое я должна пройти. За это я получила в виде компенсации квартиру и бутик в Барселоне, прекрасно живу, а о том, что я пережила, никто не знает, кроме меня одной. Скоро я обвенчаюсь с женихом – бывшим спортсменом. Он уверен, что я была торговым агентом, мне нет смысла копаться в своем прошлом. Оно было необычным, для некоторых из вас даже ужасным, но я ни единой секунды не чувствовала себя униженной, – говорила наша гостья.

Она сказала, что сама из Финляндии, что с детства мечтала о том моменте, когда сможет уехать из этой страны и путешествовать по миру. «Для нее гарем в Дубае был необычным приключением», – думала я про себя.

Эта женщина из Финляндии сказала, что ее зовут Бригита, что жизнь для нее не что иное, как приключение, авантюра. Она призналась нам в этом, а когда мы настойчиво спросили, кто ей позволил опять приехать в гарем, она открыто сказала, что это был хозяин.

– Я обещала, что свое возвращение, то есть посещение, сохраню в тайне. Я просто хотела вспомнить о тех четырех прекрасных годах. Мне здесь, мои милые, было хорошо, и я никому никогда не скажу, что Бригита в Дубае потеряла четыре года жизни. Правда, я не всегда имела достаточно секса, но и это поправимо. Остальное было как в сказке.

Никто из девушек не узнавал Бригиту. К тому же она сама сказала, что уехала из Дубая в начале

1990 года, а я знаю, что все мы, состоящие тогда в гареме девушки, приехали сюда в основном в

1991 году. Бригита говорила, что поддерживает связь еще с несколькими девушками, которые были с ней в гареме в одно время, что они все сейчас успешные женщины и матери, живут на широкую ногу, а некоторые периодически поддерживают связь с Дубаем.

Я ей не верила. И сейчас я считаю, что эту посетительницу привез Хафез или кто-то еще. Все для того, чтобы повысить нам настроение, внушить оптимизм. Эта женщина оставалась в гареме еще два дня. Она спала в той части дворца, в котором располагались охранники и обслуга, и это заставляло меня сомневаться в том, что это подстроено. Я видела, как на следующий день она выезжает из дворца на «линкольне», а когда перед сном я вышла на балкон, то услышала ее голос: она разговаривала с кем-то о предстоящей поездке.

Потом я говорила с Даниэлой о Бригите. Спличанка колебалась. Сначала она думала, как я, что это просто блеф, а потом предположила, что, возможно, так и есть, что Бригита и правда была тут, что ей купили квартиру и торговую точку в Барселоне и она сейчас довольна жизнью.

После одного прекрасного ужина с Даниэлой я совершенно случайно затронула тему войны в Югославии. Даниэла молчала, и я поняла: ей есть что мне сказать, и речь пойдет о чем-то важном. Она предложила отложить эту тему до завтра, и я только кивнула головой. Мы расстались, и я пошла к своей комнате. Охранник шел за мной следом. Сразу после обеда я пошла к бассейну и застала там Даниэлу с еще двумя девушками, болтающими о чем-то. Через несколько минут мы остались одни, и воцарилось молчание. Мы обе знали, что нужно продолжить разговор, начатый вчера, разговор о войне в Югославии… Конечно, мы могли обе притвориться, сделать хорошую мину при плохой игре, начать другую тему…

– Даниэла, если тебе неприятно говорить о войне, я тебя прекрасно понимаю. Оставим эту тему. Ты из Хорватии, я из Сербии, мы оказались в одной заварушке, и я не вижу, что может дать разговор о происходящем в Югославии в то время, пока я была в Дубае. Кроме того, я об этой войне знаю очень мало, почти ничего. Я знаю, что происходило в 1991 году в Хорватии, я читала газеты, смотрела телевизор, а что было потом… Давай не будем об этом, чтобы не испортить наши отношения, которые так хорошо сложились, – выпалила я на одном дыхании.

– Дело не в том, что наш разговор приведет к ссоре, – отозвалась Даниэла и продолжила: – Дело в том, что события, связанные с войной, вызывают у меня сильные эмоции. Ты знаешь, в моем отце есть итальянская кровь, я говорила тебе об этом, и он вызывал недоверие в Сплите из-за своего происхождения. По правде говоря, он говорил на хорватском, но также есть правда в том, что его хорватство было другим, чем то, что было важно для новой Хорватии. В моем отце начали сомневаться. От него требовали, чтобы он доказал верность своей нации. На работе к нему относились плохо, и, чтобы все это разрешить, он пошел в добровольцы в хорватскую армию, – говорила Даниэла.

Я сразу сделала вывод, что ее отец погиб на войне. Я смотрела ей в глаза, ожидая, что она мне скажет об этом, но Даниэла продолжила рассказ:

– Его послали на герцеговинский фронт, там сражались хорваты и мусульмане. Я была в Италии и узнала об этом позже от мамы. Она рассказала мне по телефону, она плакала, когда рассказывала. Через три месяца отец был тяжело ранен. Когда его привезли в госпиталь, он был без сознания. Лежал в Сплите десять дней в коме, а потом, к нашему облегчению, пришел в себя. Ему сделали несколько операций, он начал ходить, но и сейчас очень плохо передвигается. Его жизнь пошла прахом, его ничего больше не ждет. Мой отец был полным сил мужчиной, а сейчас превратился в старика. Мать страдает, они очень плохо живут, если бы не сестра, которая помогает им из Италии, умерли бы с голоду, – говорила сейчас уже сквозь слезы Даниэла.

Я молчала. Сначала я следила за войной по газетам, а потом встретилась с Майклом и Хафезом и уехала из Белграда. Остальное услышала по транзистору, когда у меня были батарейки. Мне было ясно, что бывшая Югославия распалась, что случилось то, что давно предсказывали, но остального не знала. Детали мне были неизвестны. А мне не удалось из истории Даниэлы узнать то, что меня на самом деле интересовало. Эта тема может нас поссорить. Все-таки она хорватка и смотрит на политику иначе, чем я (несмотря на долю итальянской крови, которая в ней течет).

Мы остались у бассейна до ужина. После обеда я спала и только где-то перед наступлением сумерек позвала охранника, чтобы пойти к бассейну. Было очень жарко. Около бассейна были прожекторы, нам разрешили купаться ночью.

Около входа мы столкнулись с Хафезом. Он дал знак охраннику остановиться, а меня схватил под руку и сказал напрямик, что эту ночь я проведу в покоях хозяина. Я была удивлена, потому что в таких случаях меня предупреждали за сутки. Я сказала об этом Хафезу, он и сам с удивлением пожимал плечами.

Я ничего не ела на ужин, если не считать половины ананаса, которым я перекусила перед выходом. Хозяин уже был в своей комнате, откуда доносилась восточная музыка. Он медленно ходил и зажигал ароматические палочки, установленные по всей комнате. Они источали дурманящий аромат, от них шел легкой дымок. Этот аромат я помнила по прежним посещениям хозяина, он иногда зажигал такие ароматические палочки, но запах не был таким дурманящим. Сейчас он зажигал эти палочки сам, и я поняла, что раньше другие делали это до прихода нас, девушек, в комнату.

Он спросил меня, как я провожу время, что делаю в свободное время, сколько времени трачу на физические тренировки и на уход за телом. Все время сюда доносилась музыка, и вместе с благовониями и приглушенным светом она создавала атмосферу, пробуждающую чувственность и сексуальность. Я знаю, что это принято, когда мужчина хочет соблазнить женщину или когда готовится к приятному вечеру или ночи вдвоем, но это посещение хозяина я не забуду никогда. Мы занимались любовью до поздней ночи. Признаюсь, я проявляла инициативу, он наслаждался, как никогда раньше, а я еще раз вспомнила, что получаю удовольствие, когда нахожусь в роли современной рабыни.

Мы проснулись поздно. На самом деле меня разбудили его ласки – он ласкал мои бедра и ягодицы. Тогда он взял меня в этом положении, после чего мы вместе пошли в его ванную комнату, которую я увидела впервые. Она была больше двухкомнатной квартиры, с огромной ванной посередине и стеклянной стеной с одной стороны. Мы расстались около десяти часов утра.

Обед я проспала, а во второй половине дня не ходила к бассейну. Я читала, опять немного спала и лежала в ванне. Из четырех радиопрограмм я выбрала ту, что передавала инструментальную расслабляющую музыку. Примерно в полночь я вышла на балкон. На улице было все еще жарко. Легкий бриз доносил запах моря. Небо было усыпано звездами. Снизу доносились звуки большого города, огни которого разбавляли темноту ночи.

Я стояла, облокотившись на перила балкона, почти час. Два раза под балконом прошли двое охранников. Они видели меня на балконе, но никак не прореагировали. У нас не было запрета выходить ночью на балкон, но нам советовали избегать этого. Я вернулась в комнату, еще немного почитала, а потом погасила свет и легла, хотя спать мне не хотелось.

Кажется, не прошло и десяти минут, как мне показалось, что я слышу детский плач. В первый момент я не поверила своим ушам, даже подумала, что мне это снится, но я была в абсолютном сознании и совершенно бодра. Я напряженно вслушивалась в тишину ночи, и спустя несколько мгновений опять послышался плач ребенка – маленького ребенка, младенца. Признаюсь, я испугалась. Я никогда не видела во дворце детей, пожилых женщин, родственников и других людей, которые могли бы как-то объяснить присутствие в гареме ребенка. Я спала всегда голой, поэтому поднялась, набросила какое-то легкое платьице, первое попавшееся мне в шкафу.

Тихим шагом я подошла к балкону, потому что плач раздавался снаружи. Сначала я прислушивалась, и когда стало очевидно, что плач доносится со стороны левого крыла дворца, я вышла на балкон. Не горело ни одно окно, включая ту часть дворца, откуда, скорее всего, как мне казалось, доносился плач. Через пару минут я услышала шаги. Кто-то быстро шел в ночном полумраке. Наконец я увидела человека в белом, приближавшегося к балкону. Он махал рукой, обращаясь ко мне. Потом подошел к балкону и сказал несколько слов по-арабски, которых я, естественно, не поняла, но было очевидно: он требовал, чтобы я вернулась в комнату.

Я ушла с балкона, но не включила свет внутри. Плач ребенка повторялся еще, но уже реже. Через каких-то полчаса все стихло. Меня охватил страх. Я не могла объяснить, что происходит. Все это выглядело очень загадочно, нереально, по крайней мере, необычно. Я заснула только на рассвете. Я так никогда и не узнала, что происходило той ночью во дворце. Плач ребенка остался загадкой.

Я пыталась узнать что-то от девушек у бассейна, но безуспешно. Кто-то слышал то же, что и я, но никто не выходил на балкон. Я видела, что об этом никто не хочет говорить, поэтому тоже перестала поднимать эту тему. Я до сих пор понятия не имею, что бы это могло значить. Никогда ничего подобного не повторялось в течение всего времени, пока я была в гареме. Естественно, мне и в голову не приходило спрашивать кого-нибудь из стражи.

Это был очередной стандартный день во дворце. После завтрака я немного полежала в ванне, читая какой-то дешевый романчик, потом пошла на обед и сразу из сада, где мы обедали, направилась к бассейну. Там было всего пять-шесть девушек, в основном те, кто решил сегодня пропустить обед. На нем не было и Даниэлы, которая пришла чуть позже и сообщила, что была в спортзале и очень вспотела. «Я сбросила не меньше полкило», – сказала она, гордо показывая рукой на свое удивительное тело.

Неожиданно у бассейна появился охранник. По его поведению было понятно, что что-то не в порядке. В последние месяцы все охранники оставались на территории парка, метрах в тридцати от ограды бассейна, и наблюдали за нами оттуда. Кто-то из них играл в шахматы, кто-то просматривал газету, но двое-трое всегда следили за тем, что происходит у бассейна.

И вот этот охранник, который подошел к бассейну, сначала почти бегом обошел бассейн и заглянул за небольшую стенку, отделяющую павильон для переодевания от самого бассейна. Он вошел в домик для переодевания, быстро вышел оттуда и бегом удалился через парк. На месте, где сидели охранники, не было никого, а потом двое из них появились у бассейна. У них был взволнованный вид. Мы поняли, что-то происходит, случилось ЧП, но делали вид, будто нам нет до этого дела.

Я вспомнила о том убийстве во дворце, свидетелем которого была, и подумала, что, может, опять что-то подобное произошло. Может, кто-то пытался проникнуть во дворец, может, кого-то убили или поймали? Я предположила, что полиция смогла, по бог знает чьему указанию, выяснить, что происходит за стенами роскошного здания, но сразу же отказалась от этого варианта, понимая, что с помощью денег, какими обладает хозяин, можно обеспечить себе все что угодно и как минимум – неприкосновенность частной территории.

Эти двое остались у бассейна, связываясь по мобильным телефонам с каким-то своим главным офисом. Интересно, что, кроме нас, тех, кто был у бассейна в момент начала тревоги, когда подошел первый охранник, никто из девушек больше не пришел. Очевидно, их задержали в номерах. Что-то происходило.

За час или два до ужина к бассейну пришел один охранник, который дал нам знак, чтобы мы подошли к краю бассейна, где он стоял. На плохом английском языке он сказал, чтобы мы вернулись, естественно в сопровождении охраны, к себе в номера. Я шла впереди охранника, внезапно возникшего как из-под земли. Он молчал, как и я, но помню, что по пути мы остановились в парке, как будто он что-то услышал. Один из охранников, стоящих у дверей при входе в большой холл, сказал мне, чтобы я пришла туда после ужина. «Сразу после ужина», – повторил он. Я с нетерпением ждала, что же будет.

После ужина я пошла к холлу и застала там большинство девушек. Я видела, что они все в нетерпении и взволнованны. Мы не знали, что происходит, и я начала раздумывать, сев рядом с Даниэлой и оборачиваясь вокруг. Что случилось? Всегда в последние месяцы, собственно, с появления Даниэлы, полька сидела со мной и Даниэлой и у бассейна, и на обедах или ужинах. Мы даже умудрялись разговаривать на какой-то смеси славянских языков. В этот раз польки не было.

Мы ждали не больше десяти минут, когда в холле появился тот самый австриец в сопровождении Хафеза. Они стояли перед нами, смотрели на девушек, то на одну, то на другую, и наконец австриец начал:

– Девушки, ваша приятельница из Польши сегодня пропала. Нам пока непонятно, как это произошло, но ее нет во дворце. Мы обыскали каждый закоулок, каждый метр парка, весь участок, но ее нет. Вероятнее всего, она сбежала. Некоторые из вас пытались сбежать, но вам это не удалось. Ей, кажется, удалось. Но мы ее найдем. У нее нет ни документов, ни паспорта, она не может путешествовать, мы найдем ее – это дело времени. За такие глупости, как некоторые из вас знают по собственному опыту, полагается наказание. И она будет наказана, мы позвали вас, чтобы предостеречь от всяческих авантюр, – закончил австриец свою речь.

А Хафез просто стоял рядом и бросал на нас ледяные взгляды, даже не поводя бровью. Исчезновение польки произвело во дворце настоящую сенсацию. Мне и сейчас непонятно, почему поднялась такая паника. Действительно ли все дело было в бегстве польки или за всем этим случаем скрывалось что-то еще. Поиски были возобновлены на следующий день.

После полудня я отдыхала, когда послышался звонок в дверь. В комнату вошли трое охранников, двоих я знала по входу в холл, а один был новый и производил впечатление руководящего поисками. Остальные слушали его указания и исполняли их. Моего охранника не было в этой группе. Сначала они коротко переговорили со мной, интересуясь, общалась ли я с полькой и если да, то как близко, о чем мы разговаривали, жаловалась ли она на обращение с ней в гареме, упоминала ли бегство или идеи побега… Я ответила то, что знала, а знала я мало. Действительно, мы дружили, особенно после приезда Даниэлы в гарем, но никогда она не говорила о бегстве.

После разговора они детально обыскали каждый уголок моей комнаты. Я знала, что ничего незаконного, кроме транзистора, они не могут найти. Батарейки у него давно сели, но само его наличие являлось нарушением и каралось. Поэтому я держала его за вентиляцией в ванной, в маленьком углублении вентиляционного отверстия, достаточно вместительном для транзистора «Сони».

Я пошла на ужин вместе с Даниэлой, заказала три вида рыбы. Потом мы выпили по бокалу вина и расстались. Я помню, что мы разговаривали о Далмации, Супетре и Боле на острове Брач, о каких-то моих коротких любовных увлечениях в Белграде…

Мы только начали эту тему и договорились продолжить завтра у бассейна.

Возвращаясь в номер, я ощутила порыв ветра, необычно сильный для этих краев. Он понравился мне, напомнил Белград с его вечной кошавой – северо-восточным ветром с Дуная. Вообще-то мой город был у меня в мыслях постоянно, но переживания, связанные с ним, усиливались именно в такие минуты, подстегивались каким-то событием. Тогда это был ветер. У меня в голове проносились образы пустых белградских улиц, когда по ним гуляет кошава, образы моего города, занесенного снегом. А тот дунайский ветер швыряет снег на улицах, наносит сугробы. Конечно, глаза мои наполнились слезами, как всегда в таких случаях.

В номере я продолжила плакать. Может, потому что я долго этого не делала. Меня понесло, и я не могла остановиться. Я плакала долго. Слезы катились одна за другой, я молча смотрела на пол и время от времени вытирала глаза. В такие минуты мне весь свет был не мил – моя жизнь до того, как я попала в гарем, сам гарем, вся роскошь, унижение. Меня душила неизвестность, невозможность планировать свою жизнь, следующие годы, завтрашний день…

Через какое-то время я пошла в ванную, чтобы умыться. Потом взяла какую-то книгу, чтобы немного почитать перед сном, но из парка доносился странный звук. На самом деле мне только показалось, что он идет из парка. Через несколько минут я поняла, что это звук вертолета, который все больше усиливался. Я выключила свет в комнате и подошла к двери балкона. Я была права: слева от окна, метрах в двадцати над верхушками деревьев, завис вертолет, к которому снизу был прикреплен очень сильный прожектор. Этот пучок света менял свое направление, круг света перемещался по парку и по строениям дворца. Два раза была освещена та часть дворца, где жила я, и если бы я вовремя не отошла в сторону, меня бы заметили. Не думаю, что меня за это наказали бы, но мне не нужны были лишние расспросы: зачем ты выглядывала, что именно тебя интересовало, что ты делала на балконе? Ну да, мне и правда очень интересно узнать, что происходит.

Вертолет завис на месте на несколько минут, а потом переместился. По моему предположению, сейчас он завис где-то над бассейном, опять освещая прожектором другие части парка и дворца. Было понятно, что все это связано с пропажей польки, но сейчас мне показалось, что здесь дело не только в ее бегстве. Ну не могла я поверить, что развернули такую кампанию по отлову одной беглянки. Я никогда так и не узнала финала этой темной истории с полькой. Предполагаю, что она правда сбежала из гарема, но не думаю, что смогла выбраться из ОАЭ. Я не знаю, есть ли посольство Польши в Дубае; если да, тогда все могло быть по-другому: моя приятельница тогда могла бы пробраться по городу и Подойти к ограде посольства. Дай то Бог, как говорится, что все завершилось именно так. Усиленный контроль и наблюдение длились во дворце еще десять дней, а потом все вернулось на круги своя в этом отделенном от всего мира уголке. Я продолжала общаться с Даниэлой. Мы вместе купались, ходили на обед и ужин, обменивались книгами.

Помню, я просила своего охранника принести ей собрание сочинений Иво Андрича, но на следующий день мне сказали, что нет возможности найти собрание сочинений Андрича на английском. Мне предложили взамен выбрать что-нибудь другое. Даниэла изобразила разочарование, даже повысила тон, когда разговаривала с охранником об этом, выкрикнула, что пожалуется Хафезу. Охранник пожимал плечами, отвечая, что это вне его компетенции.

Когда охранник ушел, Даниэла повернулась ко мне и сказала:

– Честно тебе скажу, это я блефовала. Никогда не читала Андрича больше, чем положено по школьной программе, но я знала, эти ублюдки его не достанут. А… фигня все это, – добавила спличанка.

После ужина я пошла спать. На следующий день, проснувшись немного раньше обычного, я попросила охранника вывести меня из комнаты до завтрака. Я пропустила обед, осталась у бассейна, а когда собиралась возвращаться в номер и потом идти на ужин, ко мне подошел охранник и сказал, что меня в холле дворца ждет Хафез. Пока я шла в холл, думала о том, что я сделала в последние несколько дней – не нарушила ли каких-нибудь правил, не сказала ли чего-нибудь лишнего, а может, Даниэла следила за мной все это время?.. С такими мыслями я вошла в холл.

Хафез пригласил меня садиться и вежливо спросил, как я провела день, довольна ли я всем, и задал еще парочку дежурных вопросов. После моих кратких ответов Хафез спросил, собираюсь ли я на ужин, а когда я кивнула, задал мне вопрос, который меня удивил.

– Не хотите ли вы поужинать где-нибудь в городе, в каком-нибудь роскошном месте? – предложил он без предисловий.

Я молчала, мне было непонятно, что бы это значило. Конечно, я знала, что этот человек ничего не говорит просто так, но сейчас я не могла понять, о чем идет речь. Я пожала плечами, а он добавил, объясняя:

– Пожалуйста, вернитесь в номер и подготовьтесь к поездке в город. Надеюсь, вы будете прекрасно выглядеть и улыбаться. Господин пожелал, чтобы вы составили ему компанию за ужином.

Я хранила молчание. Он добавил, что я должна явиться в холл через час. Итак, я надела одно прекрасное разноцветное платье и знала, что выгляжу в нем потрясающе.

Вообще мы получали одежду так: специальные служащие звали нас в особые комнаты дворца, которые напоминали огромный бутик, переполненный платьями. Эти наряды не оставили бы равнодушными даже известных на весь мир манекенщиц. И сегодня я считаю, что нет известного модного дизайнера в мире, чьи платья я бы не носила за время моего пребывания в гареме в Дубае, несмотря на то что этикетки с них срывались. Я не знаю, зачем это делалось, но так уж было заведено.

Хафез попросил меня подойти к самому входу дворца. Мы ждали несколько минут, и с левой стороны от той части дворца, где жил сам хозяин, подошел огромный белый автобус. В нем было шесть дверей, стекла были затемненные. Хафез подошел, открыл дверь, и я поднялась в салон. Внутри сидел хозяин. Он сказал мне с улыбкой, чтобы я села напротив. И мы выехали по направлению к центру города.

Обстановка автобуса напоминала маленькие апартаменты. Здесь был больший бар с десятком бутылок с разнообразными напитками. Большой контейнер со льдом и шампанским, телевизор и музыкальный центр. И само собой, кондиционер.

Хозяин отметил, что я прекрасно выгляжу, я поблагодарила его, мы продолжили разговаривать о пустяках. Дорога заняла минут двадцать, может, немногим меньше, половина пути проходила по морскому побережью. И вот мы припарковались, шофер открыл передо мной дверь. Один из охранников открыл дверь хозяину. Мы оказались перед каким-то рестораном на самом берегу моря. Перед нами был сад с десятком столов, а обстановка роскошью напоминала ту, что окружала нас в саду дворца, где мы обычно ужинали.

К нам подошли двое мужчин, которых я посчитала официантами, хотя они не были одеты как официанты. Мы последовали за ними и подошли к столу, за которым сидел араб с молодой девушкой моего возраста, с длинными светлыми волосами. Они встали в знак приветствия. Было ясно, что мужчины знакомы. Девушка за столом была выше меня на несколько сантиметров, она производила впечатление своей красотой. Она весила на пару килограммов больше, чем большинство девушек из нашего гарема, но это совсем не портило ее фигуру, она была само очарование. У нее были большие груди и сочные губы удивительной формы. Эта девушка умела себя преподносить, знала свои козыри и искусно пользовалась ими.

Мы выпили коньяку, который заказала я. Остальные присоединились к моему заказу. Закуска состояла из трех блюд, все – морепродукты. Хозяин и его друг разговаривали на арабском, а мы с этой девушкой, натянуто улыбаясь, смотрели на них. Время от времени нам бросали фразу-другую на английском. Было заметно, что мужчинам доставляет удовольствие разговор в таком привлекательном обществе. Нас обслуживали два официанта’ один темнокожий, а другой напоминал мне моего соседа Миодрага, у него были каштановые волосы, скорее светлые, и голубые глаза. Они часто подходили к столу, подносили еду, относили тарелки, ложки, возвращали чистые столовые приборы, наливали напитки, стоявшие в стороне.

При очередной смене блюд светловолосый официант, назовем его европейцем, подошел ко мне с левой стороны. Он принес на подносе салат. Я смотрела на этого парня и вдруг заметила, что он держит мизинцем под подносом клочок бумаги. Когда официант-европеец закончил сервировку, почти незаметным движением он положил мне на колени ту бумажку и сказал: «Это вам». Эта короткая фраза могла касаться салата, но никто за столом и так не обратил на нее внимания. Я сидела, стараясь держаться непринужденно, и через двадцать секунд опустила руку на бумажку. Это был клочок скрученной бумаги, на котором был записан заказ. Но на нем я заметила пару предложений на английском. Не больше. Я изо всех сил старалась сохранять спокойствие, не выдавать волнения, но лихорадочно соображала, что сделать с этой запиской, где ее спрятать. Меня охватила паника.

Я смотрела прямо перед собой, думая, что делать. Это длилось около тридцати секунд. Моя рука лежала на клочке бумаги, а потом я сжала ее ладонью, и только тогда поняла, что правда не знаю, куда деть этот клочок. Если бы на мне была одежда из двух частей, я бы знала, что сделать с запиской: сунула бы в трусики, и все. А так… Тогда мне в голову пришла идея, что я могу положить бумажку в туфлю. Я сделала вид, что у меня чешется нога, и осторожно осуществила задуманное. Тогда я немного успокоилась. Я попросила того официанта наполнить бокал. Он стоял в нескольких метрах и был абсолютно спокоен. Он выполнял свою работу как ни в чем не бывало. Я умирала от нетерпения узнать, что в записке.

Мысли о бегстве из гарема захватили меня, я старалась уцепиться за эту возможность, предполагая, что тот человек меня узнал. А потом мной опять овладело сомнение: с чего бы он меня узнал, как кто-то может организовать мое бегство, если вообще никто не знает, что я здесь? Тогда я вспомнила эпизод в Москве, вспомнила поиски польки.

Я больше не могла выдержать и сказала хозяину, что мне нужно в туалет. Он кивнул, посмотрел вокруг, ища взглядом одного из охранников. Не знаю, как это произошло, но один из них как раз оказался возле меня. Я посмотрела на официанта, проходя мимо него. Он даже не повел бровью, занятый чем-то у сервировочного стола. Я вошла в женский туалет, а охранник остался у двери. Закрыв дверь на защелку, я сняла туфлю и прочитала записку. В ней было написано по-английски: «Позвоните, если сможете, по телефону… Я знаю, в какой вы ситуации. Я вам помогу. Жду звонка» – и подпись: Стивен. Я чуть не закричала от радости, хотя это еще ничего не означало. Тогда я не размышляла о том, как и откуда позвонить. Мне хватало того, что появилась слабая надежда, что кто-то что-то предпримет для моего спасения. Первый раз с тех пор, как я попала в Дубай. Мне было все равно, кто этот Стивен. Я не думала, что это могла быть провокация, проверка моей верности хозяину и заведению, в котором я нахожусь.

Я повторила десять раз номер телефона про себя, и когда поняла, что не забуду его, бросила бумажку в унитаз. Я вернулась в сопровождении охранника к столу, но теперь совсем в другом настроении, подозреваю, что это было заметно. Все трое за столом прекрасно проводили время, особенно хозяин. Я заметила, что он неосознанно оказывает знаки внимания девушке, сопровождавшей его делового партнера или друга, не знаю, каковы были их отношения. Вообще-то и его друг пожирал меня глазами, и я предположила, что ужин мы закончим вместе в одной комнате. Я представляла себе, что хозяин займется женщиной этого мужчины, а тот – мной, на одну ночь.

Эта мысль пришла мне в голову, потому что девушка из Швеции говорила мне, что у нее год назад был однажды такой опыт с хозяином. Она добавила, что хозяин идет на такое крайне редко и только со старыми своими приятелями. Скажу честно, у меня сама идея не вызывала ни отвращения, ни неприязни. Сообщение, которое я прочла в записке, поменяло мое настроение кардинально. Я спокойно ожидала конца ужина.

Было где-то около полуночи, когда в сад вошла компания, которая не могла остаться незамеченной. Их ждал зарезервированный стол, их было шестеро: три женщины и три мужчины. Среди женщин предводительствовала одна, которой по внешнему виду можно было дать лет тридцать с небольшим. Она не была красавицей, наоборот, но видно было, что у нее хорошая фигура. Две другие были намного моложе, лет двадцати – двадцати пяти. Мужчины были арабами. Та женщина разговаривала только с мужчинами, и это походило на деловые переговоры, скажем, друзей, а не любовников. Она смеялась, жестикулировала, пила. Я просто не могла отвести от нее глаз. Как будто я ее знала, мне казалось, что я уже видела где-то это лицо. Я с сомнением отвергала такую возможность, а потом опять начинала напрягать память. Я все больше убеждалась в том, что знаю ее, что это связано с чем-то очень важным, в этих мыслях мне приходил на ум Белград, то есть если я ее и знаю, то по моей белградской жизни.

Наша компания хорошо разогрелась от вина. Я вступала в разговор время от времени, в основном просто кивала, соглашаясь, хотя с трудом следила за его течением. Та девушка за нашим столом пыталась несколько раз завести беседу, но она была мне неинтересна, и я вежливо уклонялась. В мыслях у меня была записка и эта женщина за соседним столом. Она заметила, как пристально я смотрю на нее, и несколько раз бросила на меня взгляд.

В этот вечер я так и не смогла вспомнить, откуда мне знакомо это лицо, но после возвращения в Белград в 1995 году, где-то перед Новым годом, покупая на Теразии газеты, я ждала сдачи и листала одну из них. И вдруг… Я онемела. Я увидела фотографию этой женщины из дубайского ресторана на пол-листа. Я схватила газету и, не дожидаясь сдачи, побежала к ближайшему такси.

В такси по пути на Новый Белград я впилась в текст об этой женщине. Я прочитала, что она популярная певица, записывает диски, время от времени поет в дискоклубах, ведет бизнес за рубежом, у нее светлые, не очень длинные волосы. Я прочла, что в Белграде она владеет салонами, бутиками или подобными заведениями, что у нее все хорошо в личной жизни, несмотря на успехи на сцене. Я поняла, что основные ее деловые интересы далеко от Сербии и Белграда.

Я представляю, чем занимается эта женщина, но не просите меня говорить об этом и не спрашивайте ее имя. Ее жизнь это ее личное дело, меня это не касается. Повторяю, я подозреваю, как эта женщина зарабатывает в партнерстве с арабами, но оставим это. Каждый живет, как знает и как умеет. Это ее выбор, вне сомнения, надо уважать его. Если ей это нравится, значит, она этого заслуживает; если эта сторона ее жизни ей в тягость – опять же, она сама за это в ответе. Я прочитала также, что она часто путешествует по миру, чаще всего в одну европейскую и одну ближневосточную страну. Конечно, ни та, ни другая страна не упоминались, но вернемся на террасу ресторана в Дубае.

Ночь была приятной. Близость моря и мягкий ночной бриз с морских просторов кружили голову, все выглядело как в сказке, если бы только я не сидела за столом с человеком, который держал меня в рабстве. Я ждала, что все закончится, и постоянно повторяла тот номер телефона, который был нацарапан на клочке бумаги. Официант, передавший мне записку, время от времени посматривал на меня, загадочно улыбаясь. Я избегала смотреть на него, боясь, что хозяин заметит что-то подозрительное, а кроме того, этот официант был очень приятной внешности. Можно сказать, он был красивым мужчиной.

Я решительно отказалась думать дальше в этом направлении и решила сосредоточиться на том, что происходило за столом, а также наблюдала за происходящим за соседним столиком. Там главную скрипку все еще играла эта известная блондинка. Она смешила всю компанию, особенно троих арабов. Наверное, она рассказывала им анекдоты или что-то подобное. Они заразительно смеялись и время от времени обнимали тех двух девушек. Блондинка, о которой я говорю, очевидно, была вместе с молодым человеком, сидевшим слева от нее; по вниманию, которое он ей оказывал, было видно, что он восхищен, и ее рассказом, и ее внешним видом.

Наконец, хозяин сказал, что пора уходить. По его словам, на следующий день ему предстояло лететь в Америку, и ему нужно хорошо выспаться. Это означало, что я ошиблась в своих предположениях насчет продолжения вечера. Мы расстались перед большим лимузином. Хозяин прощался со своим приятелем, а тот, прощаясь со мной, сильно сжал мою руку, смотря на меня в упор, так что трудно было выдержать этот взгляд. Было ясно, что я ему нравлюсь и он хотел бы, чтобы этот вечер я провела с ним…

Мы медленно ехали по Дубаю. Это город, который живет ночью, по крайней мере, судя по тому, что я тогда видела. Множество ресторанов, отелей, баров – все было открыто. Город был освещен огнями, женщины в свободной одежде, все отличалось от представлений, которые возникали у меня раньше в моей белградской жизни при упоминании арабского мира. Дубай – это город неимоверной роскоши и богатства. Все, что я там увидела вне гарема (а это весьма скромные и обрывочные впечатления), свидетельствует о том, что это одна из самых богатых стран мира. Источник богатства конечно же нефть.

По пути во дворец хозяин медленно пил шампанское, смотрел в окно, откинувшись расслабленно на сиденье из изящной тонкой кожи; держа свою левую руку у меня на ляжке, он слегка ласкал меня, но очевидно, без желания заниматься любовью. Он оставил меня перед главным входом, откуда я в сопровождении охранника вернулась в свой номер. Когда я заснула, начинало светать. Проснулась я примерно в полдень. На самом деле меня разбудил стук в дверь. Это был охранник, который спрашивал, хочу ли я пойти в дворцовый «бутик», где мы выбирали платья, потому что как раз сейчас привезли новые модели и пора было обновить гардероб. Я отказалась, но, когда узнала, что привезли итальянские туфли, сказала, что иду.

И вот после обеда я пошла выбрать себе что-то из обуви, взяла три пары босоножек и одни красивые туфли на выход, как те, в которых я была вчера на ужине. Я задержалась минут на двадцать в комнате и поспешила к бассейну. По пути я размышляла, стоит ли сказать Даниэле о том, что вчера произошло в приморском ресторане. Я так и не приняла решение, а как только я встретила Даниэлу у бассейна, то она сразу спросила, что нового, как будто что-то тут вообще может происходить. При упоминании ужина она просто засыпала меня вопросами, требуя рассказа в мельчайших подробностях.

Самого главного я ей не сказала – о той записке и номере телефона, который я держала в голове.

Через несколько дней я смогла на минуту воспользоваться невнимательностью охранника и набрать на телефоне в холле номер, полученный в записке от официанта в ресторане. Я не смогла дозвониться: прозвучало около десяти гудков, но никто не отвечал. Конечно, я не отступилась и решила на следующий день попробовать опять сразу после обеда.

Я проснулась вся в поту. Всю ночь мне снилось, что я гуляю по пустым улицам Белграда, моего города, который мне все чаще вспоминался. Все длилось бесконечно долго – я и сейчас могу описать, как шла во сне. Тот район был тихим, заброшенным, как будто необитаемым. А потом начался настоящий ад. Мне снилось, что передо мной возникла какая-то стена из света со множеством теней, которые двигались, расходились, протягивали ко мне руки. Я стояла несколько мгновений, а потом побежала, чувствуя, что эти тени, как будто воплощение самых ужасных плодов моей фантазии, спустились с той стены и преследуют меня. Я бежала все быстрее, и мне казалось, что меня касаются руки этих теней, и я чувствовала их дыхание на шее. Я закричала. И в этот момент крик разбудил меня. Я проснулась, вся (и тело, и волосы) мокрая от пота. Я сидела какое-то время на кровати, ждала, пока переживания сна развеются, растворятся, а потом пошла в душ. Я поливала себя почти холодной водой почти десять минут. Потом опять легла в кровать, но уже не собиралась спать. Я смотрела в потолок и думала о сне, о Белграде, о маме и папе. Как никогда, я хотела в ту минуту быть рядом с ними. Я бы отдала остаток жизни за то, чтобы проснуться сейчас в Белграде, а не в Дубае. Но реальность расходилась с мечтами.

Я не вышла к завтраку, надеясь, что каким-то образом доберусь до телефона в холле и опять позвоню этому молодому официанту из города, который передал мне записку. Я повторяла про себя номер телефона и вместе с тем не сильно верила в возможность спасения, даже если удастся поговорить с этим человеком. Мне казалось, что я действую скорее из любопытства, чем из-за веры в его помощь.

Однако возможности позвонить не представилось, обстоятельства были против меня: холл только на какие-то мгновения оставался свободным, я не успевала даже набрать номер. Я набирала только две-три цифры и клала трубку, как только слышались чьи-то шаги. И тут мне пришло в голову, что можно попытаться во время обеда, и это показалось мне гениальной мыслью. Я пошла, с охранником, конечно, на обед. В саду уже сидела Даниэла, которая радостно встретила меня. Мы принялись болтать, но после нескольких ложек я перестала есть, объясняя это болью в горле. Я, конечно, искала предлог, чтобы пойти в холл как можно скорее. Я попросила Даниэлу не сердиться, поднялась и в сопровождении охранника, как всегда, пошла к своей комнате.

В холле я сказала, что хотела бы посидеть перед фонтаном и полистать модные журналы. Он только кивнул и вернулся на улицу. У главного входа стоял охранник, а слева от меня еще один, который сидел в кресле и что-то читал. Через несколько минут этот второй встал и скрылся за монументальными колоннами. Там у них было какое-то общее помещение с огромным телеэкраном, столом для бильярда, с шахматными досками…

Я осталась одна в холле. Правда, был еще тот человек у дверей, но он был от меня на расстоянии почти тридцати метров и часто выходил на улицу. В один из таких моментов я быстро подошла к телефону и набрала номер официанта. Я со страхом поглядывала вокруг, и особенно в сторону комнаты, о которой я упомянула, и в сторону входных дверей, где спиной ко мне стоял охранник.

Телефон позвонил несколько раз, и я услышала на другом конце провода мужской голос. Голос, как мне показалось, принадлежал тому официанту. Я спросила его, не он ли тот самый официант, на что он довольно смущенно ответил утвердительно.

– Я та девушка из ресторана, пару дней назад вы передали мне записку.

– Да, говорите, – отозвался голос, звучащий намного внимательнее теперь.

– Что я могу вам сказать, у меня нет времени разговаривать. Прошу вас, скажите, зачем вы дали мне свой номер.

– Смотрите, я знаю обстоятельства, в которых вы находитесь. Я знаю вашего хозяина, он часто приходит в ресторан, где я работаю, где мы встретились. Я знаю, что у него есть гарем и что вы в нем живете. Я сам из Швейцарии, – говорил мой собеседник, а я посматривала направо и налево, контролируя вход в здание и дверь в комнату, опасаясь, что кто-то войдет в холл.

– Хорошо, а какие у вас идеи? Что мне сделать дальше, как вы можете мне помочь? – спросила я его.

– Скажите, как вас зовут и из какой вы страны, я сделаю что-нибудь, чтобы вам помочь…

В этот момент мне показалось, что я слышу шаги. Я мгновенно положила трубку и кинулась к дивану перед столом, на котором лежали журналы и газеты. Через две-три секунды один из охранников вышел из комнаты, о которой я говорила. Он посмотрел на меня и пошел к выходу.

Я была страшно разочарована. Разговор оборвался в тот самый момент, когда его надо было закончить во что бы то ни стало. Я должна была попросить официанта обратиться в югославское посольство или консульство, не знала в то время, есть ли в ОАЭ югославское посольство, но логично было бы таким способом попробовать чего-то добиться. Я не успела, и только вечером, когда легла в постель, поняла, как близко я была к тому, чтобы моя жизнь коренным образом изменилась. Тогда я была в этом уверена. В то же время во мне росла надежда, что мне удастся еще раз дозвониться этому парню и сказать ему, что ему надо делать.

Однажды после приятного ужина с Даниэлой я попросила своего и ее охранника, чтобы они отпустили нас прогуляться по парку. Они обменялись несколькими фразами и дали добро. Конечно, они шли вслед за нами, в двадцати шагах, достаточно далеко, чтобы не слышать, что мы говорим не по-английски. Нам на самом деле понравилась прогулка. Запах моря действовал как катализатор воспоминаний на Даниэлу. Ее охватила ностальгия. Она стала рассказывать о Сплите, а потом нам дали знак, что пора заканчивать. Мы попрощались, Даниэла пошла направо к своему номеру, я пошла дальше прямо. Охранник шел слева от меня. Проходя мимо живой изгороди, я машинально подошла к ней поближе и провела по ней рукой. Это вьющееся зеленое растение было приятно на ощупь. Внезапно я ощутила укус в правую руку. Он был сильнее, чем пчелиный. Я отскочила влево и автоматически подняла руку, чтобы посмотреть, что случилось. В полумраке я ничего не могла разглядеть. Я рассказала охраннику, что случилось, и он повел меня к той части дорожки, которая была лучше освещена. В десяти сантиметрах от локтя виднелся след от укуса. Сначала мне стало щекотно, потом это ощущение сменилось сильным зудом, а под конец я почувствовала первые признаки слабости.

Я была уже в номере. Охранник спросил, нужно ли позвать врача, но я отказалась, считая, что это быстро пройдет. Я ошибалась. Я чувствовала себя все хуже. В какой-то момент я совсем забыла, что со мной случилось, перед глазами у меня вспыхивали какие-то огни, а голова была как чугунная. Меня вырвало, и стало ясно, что мне нужно обратиться к врачу.

Через несколько минут после моего вызова пришел мой охранник. Ему достаточно было взглянуть на меня, чтобы понять, что дело серьезное. Он вернулся с каким-то человеком, и они вдвоем отвели меня по коридору в холл. Там я подождала несколько минут. С улицы было слышно, как подъехала машина, и потом меня внесли в нее. Это была карета «скорой помощи», в которой ожидал врач.

Прямо у дворца, еще до того, как «скорая помощь» тронулась с места, он измерил мне давление и измерил температуру. Потом он вколол мне что-то, но я чувствовала себя все хуже. Я теряла сознание.

Первое, что я увидела перед собой, когда открыла глаза, – какие-то аппараты и стену светло-зеленого цвета. Я понимала, что это не сон, но не могла понять, где нахожусь. Я пробовала поднять голову, но это вызвало жуткую боль в верхней части тела. Ощущения были такие, как будто меня парализовало. Я помню, что опять закрыла глаза и попробовала сконцентрироваться на следующей попытке. Но и во второй раз мне не удалось ни поднять голову, ни повернуть ее. Единственное, что мне было ясно: я одна в комнате, я либо в больнице, либо в каком-то другом лечебном заведении.

Через какое-то время дверь, часть которой была у меня в поле зрения, открылась, и в комнату вошла женщина около сорока лет, невысокого роста и с черными волосами. На ней был белый халат, то есть она или медсестра, или врач. Пристально изучив меня взглядом, она стала листать какие-то бумаги, лежавшие в стороне, что-то записывать, а затем взяла мою руку и измерила пульс.

– Вы говорите по-английски? – спросила она, а когда я кивнула в ответ, она спросила, могу ли я говорить.

Я, по правде говоря, и сама не знала на тот момент, могу ли говорить. Я открыла рот, но меня опять пронзила жгучая боль. Врач поняла, что поговорить не удастся, и сказала мне, чтоб я не волновалась и что она придет через час.

– Если вам станет хуже, просто нажмите на эту кнопку, – добавила она и положила у моей правой руки какой-то передатчик, который был связан с центральной системой коммуникации в этой комнате. И потом она вышла.

У меня болела голова, во рту пересохло. Вскоре в комнату вошла еще одна женщина – наверное, медсестра. Она сделала мне инъекции, после которых я почувствовала себя лучше. Хотя доктор сказала, что придет через час, прошло несколько часов, а ее все не было.

Я почувствовала себя лучше, уже могла осторожными движениями поворачивать голову вправо – влево. Боль не прекратилась, но стала намного слабее. Медсестра в тот день заходила ко мне несколько раз, и это был мой единственный контакт с людьми. Никто другой не появлялся в палате. Я погрузилась в сон, и когда открыла глаза, увидела лицо своего доктора. Она была белокожа и явно по происхождению не арабка. Она смотрела на меня изучающим взглядом и спросила, как и в первый раз, могу ли я говорить.

– Да, спасибо что беспокоитесь о моем здоровье, – ответила я.

– Не благодарите, девушка, мне за эту работу хорошо платят, – сказала доктор.

– Извините, а что со мной случилось? Почему я сюда попала? – взволнованно спросила я.

– Вас укусило одно редкое насекомое, от яда которого человек может умереть, если ему не оказать своевременную медицинскую помощь, – сказала она и добавила: – Сейчас все в порядке, мы вас вовремя привезли и ввели вакцину, потом еще раз сделали укол, и теперь осталось только ждать, когда ваш организм победит остатки яда, который попал в ваше тело во время укуса. Я думаю, вы поправитесь через двадцать четыре часа, а до тех пор останетесь здесь.

– Кто меня привез? – продолжила я расспросы. Врач сделала большую паузу, она смотрела мне

прямо в глаза, а потом повернулась к двери и сказала, что она может только догадываться, кто меня привез.

«Но у дверей стоит какой-то молодой человек, который, вероятно, приставлен, чтобы следить за вами и за мной. Он сказал, что сюда могут заходить только я и медсестра. Я как раз и хотела спросить вас об этом: откуда вы приехали, что вы делаете в Дубае, я же вижу, что вы европейка», – проговорила она.

В тот момент, когда я пыталась что-то ей ответить, дверь открылась, и тот охранник позвал доктора, думаю, ее звали в другую палату. Я опять осталась одна, а по реакции охранника было заметно, что он не слышал наш разговор, и это меня взбодрило. С большим нетерпением я ждала повторного прихода доктора.

В какой-то момент у меня появилась мысль, не играет ли она какую-то роль. Что, если это частная больница моего хозяина, в которой все проявляют высшую лояльность, и что, если они проверяют, как я буду себя вести в такой ситуации? Но у меня не было выбора. Это был шанс, который нельзя упустить. Я ждала, когда доктор придет и мы останемся наедине.

Когда я проснулась, в палате все еще никого не было. Я пробовала подняться и с радостью убедилась в том, что у меня это легко получилось. Я могла сама управлять своим телом, но у меня все еще кружилась голова. Мне хотелось пить. На столике у изголовья стоял пакет сока, но у меня не было сил открыть и налить его. Больше всего мне хотелось обычной воды. Но как мне ее получить? Я вспомнила о том передатчике, который мне дала доктор. Его не было на кровати, но, осмотревшись, я нашла его висящим слева от нее. Я нажала на кнопку, и минуту спустя в комнату вошла медсестра.

Она спросила меня на плохом английском, что случилось, а когда я призналась, что хочу пить, улыбнулась и скоро вернулась со стаканом воды. Мне не пришлось долго ждать.

Доктор вошла в комнату и спросила меня прямо от двери, как я себя чувствую. Она просматривала какие-то бумаги, но я, боясь потерять время, решила, что пойду на все, и прямо спросила ее:

– Прошу вас, скажите мне, могу ли я с вами открыто разговаривать и доверять вам?

– Можете, – ответила она.

– Я одна из девушек, которые содержатся в гареме одного богатого человека. Я до сих пор не знаю, как его зовут. Нас тридцать человек. Меня заманили из Югославии, точнее, из Белграда. Я была уверена, что еду в Италию, а попала сюда. Вы можете мне помочь? Мне просто не к кому больше обратиться, я впервые за два года разговариваю с кем-то, кто не зависит от моего хозяина. Я, по крайней мере, надеюсь, что вы не зависите от него, – выпалила я на одном дыхании и замолчала.

Она смотрела на меня с изумлением. Эта пауза длилась целую вечность. Когда я уже подумала, что совершила очередную глупость, за которую мне придется расплачиваться, она проговорила:

– Вы находитесь в частной клинике. Я знаю владельца клиники, и это не тот, кого вы называете хозяином. У собственника нашей клиники нет никакого гарема, я точно знаю. Вы упомянули Италию. Я сама итальянка, работаю здесь уже пять лет, а что касается вашего рассказа, в этих краях это не редкость. Я бы хотела вам помочь, но скажу честно, не знаю, каким образом я могла бы это сделать, – сказала доктор.

– Я прошу вас, обратитесь в югославское посольство в Дубае, если Белград здесь вообще имеет посольство, передайте им мои данные, имя, фамилию и остальное, и пусть они что-то предпримут.

– Я могу это сделать, но сразу развею вашу иллюзию насчет посольства. Оно ничего не может сделать в вашей ситуации. Никто не может попасть в гарем этого человека, если он этого не разрешит. А вы же понимаете, что по своей воле он этого не сделает. Несмотря на это, я выполню вашу просьбу, попробую найти посольство Югославии. Но имейте в виду, рискуете не только вы, но и я. Это может стоить мне моей работы, а мне очень хорошо платят. Подождите, я вернусь через час или два, – сказала она и вышла из комнаты.

Я опять осталась одна. Не знаю, почему я была такой доверчивой, почему рассказала обо всем этой женщине. У меня опять в голове зароились мысли: чем я рискую, что может произойти, как она отнесется к моему рассказу, к моей просьбе о помощи? Эти переживания страха и неизвестности скоро потонули в волне оптимизма: я была уверена, что итальянка обратится в югославское посольство, сообщит о моей ситуации, которая требует их вмешательства. Я слышала шаги в коридоре, телефонные звонки, разговоры, но никто не заходил в мою комнату. Даже медсестра. Я закрыла глаза, хотя мне не хотелось спать. И вот мне показалось, что в палату кто-то вошел. Это был не столько звук открывающейся двери, сколько ощущение чьего-то безмолвного присутствия в палате. Я открыла глаза, но вместо врача увидела того охранника. Он пристально наблюдал за мной. Я вернула ему этот взгляд. И стала ждать, что будет дальше. А он осмотрел всю палату, остановил внимательный взгляд на окне и затем вышел в коридор. Я чуть не рассмеялась над его предосторожностями. Не думал ли он, что я выпрыгну в окно слева от меня? В нем виднелись крыши домов, а значит, палата была довольно высоко.

Думаю, прошло не больше получаса после визита охранника, когда дверь опять распахнулась. В ней стояла врач. По выражению ее лица я не могла ничего понять. Она вошла внутрь, закрыла дверь, подошла к моей кровати, посмотрела на меня, а потом отошла от окна. Какое-то время доктор смотрела в окно, а потом вдруг резко повернулась ко мне и начала говорить:

– Знаешь, я совсем забыла, что знаю одного твоего земляка. Он, как и я, врач и работает в такой же частной клинике на другом конце города. Я разговаривала с ним час назад. Я была с ним откровенна, рассказала все, что узнала от тебя. Еще я сказала, что ты просила меня пойти в посольство. Он сказал, что мы можем сходить вместе завтра. Не бойся, я напишу, что ты все еще плохо себя чувствуешь и тебе нужно остаться здесь еще на несколько дней. Сегодня вечером обход, и ты постарайся не выглядеть как сейчас. Изобрази, что у тебя нет сил, что едва открываешь глаза, отвечай коротко и с трудом. Я сейчас ухожу, и до завтра меня не будет, – закончила доктор.

– Прошу вас, пожалуйста, сходите в посольство прямо сейчас! Я знаю, что это нарушает ваши планы, но поймите, сейчас только вы можете мне помочь! Больше никто! – умоляла ее я.

– Посмотрим, это зависит и от твоего земляка, – ответила итальянка.

И тут мне в голову пришла еще одна идея, связанная с тем официантом.

– Пожалуйста, могли бы вы оказать еще одну услугу? Принесите мне, пожалуйста, телефон! Я бы хотела позвонить кое-кому в Дубае.

Врач испытующе смотрела на меня. Она не верила мне, ведь я сказала, что меня держат в изоляции в гареме, и это не вязалось с моей просьбой. Как бы я могла узнать чей-то телефон в Дубае? Недоверие читалось на ее удивленном лице.

– Я объясню вам, как познакомилась с тем, кому я хочу позвонить. Прошу вас, если только можете, принесите телефон! Я знаю, что я многого от вас прошу, но у меня просто нет выбора. Мне не к кому больше обратиться за помощью. – Я говорила абсолютно искренне.

Доктор посмотрела себе под ноги, потом на меня и вышла из комнаты, не говоря ни слова. Не прошло и десяти минут, как она вернулась, посмотрела на дверь, которую наглухо закрыла, и вытащила из кармана небольшую трубку радиотелефона.

– Не пытайся позвонить в Югославию, это трубка от телефона, по которому можно звонить только на городские номера, – предупредила она и протянула трубку.

Я знала тот номер наизусть и быстро его набрала. Я услышала гудки, а потом голос парня из ресторана, швейцарца. За десять секунд я рассказала ему, что со мной случилось, что я нахожусь в одной из городских больниц. Доктор подсказала мне ее координаты, чтобы он мог посетить меня на следующий день. Тогда я совершила глупость: не попросила его, чтобы он тоже обратился в югославское посольство. Это я поняла после произошедших вскоре событий.

Я поблагодарила доктора, вернув ей телефон. Она только кивнула в ответ и ушла. Я осталась одна один на один со своими мыслями о том, как, это – после двух лет наконец встретить кого-то доброго и сердечного, искреннего, который может помочь. Я чувствовала усталость, но вместе с тем и удовлетворение. Ко мне вернулась надежда.

Думаю, я спала не больше часа, когда меня разбудил разговор у моей кровати. Надо мной склонились три человека, двое мужчин и одна женщина. Посмотрев на часы над ее головой, я поняла, что спала не один, а целых пять часов. Те двое разговаривали о чем-то между собой.

Один из них перевел взгляд с бумаг, которые были разложены на моей кровати, сказал по-английски:

– Как вы себя чувствуете?

Я вспомнила наставления итальянки и только слабо помотала головой из стороны в сторону, что должно было означать «плохо». Глаза я намеренно оставляла полуприкрытыми, изображая большую слабость.

Один из них измерил мне пульс, а медсестра – температуру. К счастью, температура была высокая. Эти двое опять обменялись репликами, один из них поднял мои веки, присматриваясь к чему-то, а потом все трое вышли из палаты. Я была довольна своей игрой. К тому же мне повезло, что у меня была высокая температура.

Я долго не могла заснуть. Мне мешал свет, но наконец я заснула. Меня разбудила медсестра, которая вошла в палату. Она плохо говорила по-английски, но мы могли объясниться между собой. Она спросила, как я себя чувствую, болит ли у меня что-нибудь, хочу ли я завтракать. У меня проснулся аппетит, и я чуть не выкрикнула, что умираю от голода, но смогла сдержаться. Я вовремя сообразила, что только доктор в курсе, что я практически здорова, и я должна была по уговору изображать плохое самочувствие, чтобы меня как можно дольше держали в больнице, и тем больше были бы шансы на мое спасение. Я попросила только сок с мякотью.

Время проходило, а итальянки все не было. Не появлялся и тот парень – официант из ресторана. Я гадала: что могло случиться, что могло им помешать, – и тут поняла, что совершила большую глупость, когда позвала официанта к себе в больницу. У входа находится охранник, который его точно не пустит, зато он точно спросит, откуда этот парень знает, кто я такая и что я нахожусь в больнице. И конечно, он начнет все выяснять, и опять меня накажут. Единственное, что могло помочь, так это сказать, что он мой земляк, если только итальянка успеет прийти раньше и как-то повлиять на ситуацию.

К сожалению, обычно все происходит вопреки нашим лучшим ожиданиям. Я лежала и ждала. Каждый раз, слыша шаги в коридоре, я ждала появления доктора. Но она все не шла. Она появилась только после обеда.

Я сразу угадала, что все идет не по плану.

– Я не была сегодня в посольстве. Я ждала того твоего земляка, но он не появился. Не знаю, что случилось, вот опять сейчас ему звонила, десять минут назад, а он не отвечает. У него даже выключен мобильный. Не думаю, что с ним что-то случилось. Наверное, просто по какому-то срочному делу уехал куда-то, это часто бывает у нас на работе в Дубае. Но ты не волнуйся, я сама схожу в посольство. И еще, я только недавно говорила с одним из тех врачей, которые вчера вечером тебя посетили. Они занимают более высокое положение, чем я, и могут решить, что можно сделать в твоей ситуации. Он с уважением выслушал то, что я ему говорила, но странно себя вел. Боюсь, тобой интересовались из дворца, – сказала врач, держа руки в карманах и опираясь на мою кровать. В этот момент, прежде чем я успела что-то сказать, в палату вошел охранник, который стоял у входа. Он не обратил внимания на врача.

– Кто еще знает, что вы в больнице? – спросил он, смотря на меня в упор.

– Откуда мне знать? – ответила я и поинтересовалась с наивным видом, почему он задает мне такой вопрос.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Как прекрасна музыка души!» – четвёртая книга Валентины Федоровой....
Увлекательный автобиографический роман В.Федоровой рассказывает читателям историю одной из многих ру...
Новый сборник стихов Валентины Федоровой «Над миром звёздных озарений» объединяет четыре поэтических...
Стихи петербургского поэта Валентины Федоровой раскрывают различные темы – и злободневные, и вечные....
На страницах данной книги вы найдете самые-самые свежие sms-анекдоты на всевозможные темы: финансовы...
Правильно организованное питание способно творить чудеса. Об этом рассказывает ведущий специалист по...