Продается Таня. 20 лет Миленкович Бранко

Уже спустя пару минут после знакомства мне стало ясно, что он ко мне неравнодушен – просто глаз с меня не сводил. Я оделась довольно вызывающе, и в его взгляде читалось нескрываемое вожделение. Он без предисловий, несмотря на присутствие Кирилла, предложил мне остаться в Софии, в Болгарии. Он, мол, обеспечит мне хорошую работу в своей фирме, роскошную квартиру, высокую зарплату, личное авто. Если бы не его взгляд, я бы подумала, что Кирилл успел рассказать отцу о том, что было между нами, и тот сейчас подготавливает меня к вступлению в их семью, к тому, чтобы я вышла замуж за его сына… Но дело было совсем в другом, в похоти, которая сквозила в каждом движении, каждом взгляде этого мужчины. Я чувствовала себя неловко перед Кириллом, но не могла повлиять на ситуацию. Меня не удивило, когда этот элегантный плейбой послал Кирилла по какому-то поручению в город. Парень, конечно, знал своего отца, чувствовал его намерения и вышел из комнаты, едва сдерживая ярость.

– Ты так и не ответила, принимаешь ли мое предложение остаться или едешь дальше, в Белград, – обратился ко мне его отец.

– Я еду дальше, в Белград, еще сегодня, если вы мне поможете в этом, конечно.

– А ты знаешь, что сейчас творится в Сербии? Как там живут люди? Знаешь, куда ты едешь? Сербия на краю катастрофы. Там люди голодают. Работают за несколько десятков марок в месяц. Страна в полной изоляции. Ничего нельзя ни ввезти, ни вывезти. Экономика уничтожена, предприятия стоят.

Тратятся последние запасы. Я предлагаю тебе то, о чем в Сербии мало кто мечтает.

– Можно мне задать откровенный вопрос?

– Конечно, ты можешь говорить со мной прямо, я этого и хочу, – ответил он, не спуская с меня глаз.

– За четыре года, которые я провела вдали от родины, я пережила столько, что этого хватило бы на две жизни. Скажите прямо: я вам нравлюсь как женщина? На самом деле я и без слов уже поняла, просто подтвердите это сами.

– Да, конечно. Ты потрясающе выглядишь. Ты мне очень нравишься. Я уже давно не видел такой безупречной красоты. Отвечу откровенностью на откровенность. То, что я тебе предложил, только часть того, что я тебе дам, если ты останешься в Болгарии и станешь моей любовницей.

– Мой ответ вам не понравится. Я однозначно не могу остаться в Болгарии, и есть дополнительные причины, по которым я не могла бы стать вашей любовницей. Вы их вряд ли поймете.

– И все-таки что это за причины? – не унимался он.

– Две прошлые ночи я провела с вашим сыном Кириллом. Это было незабываемо.

В комнате наступила гробовая тишина. Он продолжал смотреть в мою сторону, но как бы сквозь меня. Он несколько раз покрутился в кожаном кресле, задержал взгляд на картине на стене, встал и прошелся по комнате.

– Когда бы ты хотела продолжить поездку? – Я едва узнала его голос. Теперь это был голос разочарованного, сломленного человека.

– Чем быстрее, тем лучше.

Он позвал секретаршу и сказал ей, насколько я смогла разобрать, чтобы она срочно связалась с Кириллом и передала ему, чтобы тот приехал. Мужчина опять стал ходить по комнате в молчании и наконец прервал эту тяжелую тишину:

– Пожалуйста, не сердись на меня. Пройди в приемную. Я должен сделать несколько деловых звонков.

Я встала и молча вышла из его кабинета. В приемной было зелено, как в ботаническом саду. Здесь сидела секретарша. Она быстро встала и предложила мне сок. Как только пожилая женщина принесла его, в комнату вошел Кирилл. Он смотрел на меня с напряжением, спросил, на месте ли отец, и, получив утвердительный ответ секретарши, вошел. Я спокойно сидела и пила сок. Где-то через пятнадцать минут Кирилл вышел из кабинета. Дверь осталась открытой, через мгновение в ней появился его отец.

– Желаю тебе всего наилучшего. Надеюсь, уже завтра ты будешь в Белграде и встретишься с родителями, – обратился он ко мне. – Спасибо, что помог, – бросил этот мачо Кириллу через плечо. Я поняла, что он даже не хочет попрощаться, и, оставаясь на месте, только поднялась и поблагодарила его.

– Мне приятно было познакомиться. Спасибо, что выполнили просьбу Сафета, моего стамбульского друга, помогли мне добраться домой, – проговорила я, смотря на него в упор. На несколько мгновений он встретился со мной взглядом, а потом, кивнув, быстрыми шагами направился в кабинет. Перед тем как закрыть за собой дверь, он еще раз пожелал мне счастливого пути.

– Пойдем, – сказал Кирилл.

Я попрощалась с секретаршей и пошла за ним. Мы молчали перед лифтом, и та же гнетущая тишина стояла, пока мы спускались на первый этаж. И только когда мы сели в машину, Кирилл заговорил:

– Что вы обсуждали с отцом, пока меня не было?

– Ничего особенного.

– Пожалуйста, я серьезно. Я видел, как он смотрел на тебя. Знаю, он послал меня в город, просто чтобы отделаться. Ему нужен был повод, чтобы остаться с тобой наедине. А когда я вернулся, все переменилось. Он сказал, чтобы я отвез тебя на границу. Что случилось?

– Кирилл, я нравлюсь твоему отцу как женщина.

– Это было ясно с самого начала.

– Когда ты ушел, он предложил мне все, что пожелаю, только бы я осталась в Болгарии. Да, он хотел, чтобы я стала его любовницей.

– И что ты ему сказала? Он выглядел совершенно убитым.

– Я сказала, что две последние ночи Мы провели вместе. Этого было достаточно.

Кирилл стукнул по рулю рукой и выругался. Он был очень зол. Начал подрезать машины, проезжать на красный свет, мешать движению. Мы несколько раз едва избежали столкновения. Я попросила его ехать помедленнее. Он только отмахнулся. Потом внезапно затормозил у какого-то парка и обернулся ко мне:

– Что конкретно ты ему сказала?

– Что мы спали вместе.

– И как он отреагировал?

– Как будто на него вылили ушат холодной воды. Сразу отстранился. Мы не обменялись больше ни единым словом. Он попросил меня выйти в комнату к секретарше.

Кирилл опять завел машину. Мы поехали дальше. Опомнившись, я спросила, куда мы едем.

– А куда бы ты хотела? – ответил он вопросом на вопрос.

– На границу, – без колебаний ответила я.

– Ну так поедем на границу, то есть в сторону Сербии, – отозвался Кирилл.

Я поняла, что инцидент с отцом, который хотел оставить меня при себе в Болгарии, исчерпан. Буря миновала.

Я чувствовала, что напряжение спадает, и спросила, сколько километров до границы, то есть когда я попаду в Сербию.

– He знаю точно, но недалеко. Мы скоро приедем. Ты пересечешь границу возле Димитровграда.

– А есть ли какой-то план действий? Мы же ничего не оговорили. По крайней мере, не со мной. Я не в курсе. Знаешь, у меня ведь английский паспорт, могут возникнуть проблемы. Кто поверит, что я сербка, несмотря на язык, если у меня нет удостоверения личности, загранпаспорта или паспорта, никаких документов? Я вынуждена буду представиться как иностранка, сослаться на свой английский паспорт.

– Мы это учли. На границе тебя будет ждать серб из Ниша. Он сейчас в Пироте. Он отвезет тебя в Белград. Папа говорил, что созванивался с ним сегодня утром. Этот человек сотрудничает с нами больше года. Мы переправляем в Сербию нефть и кое-какую технику, и он – единственный посредник.

– Твой отец говорил, что в Сербии блокада. Разве это не так?

– Так. Только кто может держать под контролем все точки на границе? Кроме того, насколько я знаю, отец доплачивает и тем контролерам из ООН в Румынии и Болгарии. Они следят за соблюдением эмбарго на границах с Сербией. Мы даем им в месяц около двадцати тысяч марок, и все в порядке. Не подмажешь – не поедешь.

Чем ближе к границе, тем плотнее становился поток машин и автобусов на шоссе. За несколько километров до пограничного пункта автомобили уже ехали колонной. Кириллу удавалось объезжать десять или больше машин, а потом вливаться в колонну. Такие чудеса маневренности он проделал несколько раз. Дальше это оказалось слишком чревато столкновением – нас больше не хотели пускать в колонну. Все были озлоблены долгим ожиданием. Прошло несколько часов томительного ожидания и медленного продвижения вперед, прежде чем вдалеке замаячил пограничный пункт. Мы узнали его по огням вдали. Мной овладело странное чувство. Четыре года я каждый день представляла себе тот момент, когда я наконец вернусь в Сербию, а сейчас, в нескольких метрах от нее, я вдруг почувствовала страх возвращения к старому, страх того, что ждет меня в Белграде. Я боялась вопросов, на которые придется отвечать, родителей и друзей, которым должна буду объяснять, где была и что делала эти четыре года. Почему я не звонила и не писала? Кирилл молчал, как будто знал, что я чувствую. Мы медленно приближались к пограничному пункту.

Пробка все увеличивалась, колонна медленно двигалась вперед, мимо нас проходили люди с огромными тюками, кто-то нес канистры с бензином, объемные сумки с товаром. Какие-то люди перекрикивались на расстоянии.

– Кирилл, сейчас я перейду границу. Как ты думаешь, мы еще встретимся? – спросила я, как бы пытаясь задержать наше знакомство в памяти. Даже не знаю, почему я об этом спросила.

– Не знаю. Мы созвонимся. Было бы глупо оправдываться сейчас, но я думаю, что мой отец испортил все в зародыше. Ты и так не осталась бы в Болгарии, даже если бы я попросил тебя и дал бы тебе время подумать.

– Я не думала об этом. На самом деле я и сама не знаю, что бы хотела услышать от тебя. Но точно могу сказать, что два дня, которые мы провели вместе, останутся в моей памяти навсегда. Я думаю, что мы больше не увидимся. Не сердись, думаю, ты согласишься, что это был внезапный порыв страсти, и ничего больше. Я в этом уверена. Может, это и к лучшему. Пусть все закончится здесь, на границе.

– Да, может, и к лучшему, – проговорил Кирилл, барабаня пальцами по рулю. Мы опять замолчали. По радио передавали какую-то умиротворяющую музыку, как будто специально созданную для таких моментов.

У пограничного пункта Кирилл припарковался в стороне. Болгарский таможенник удивлялся, что у нас ничего нет в машине. А потом, наверное, подумал, что мы скрываем что-то намного более ценное, чем бензин или дешевый товар из Турции и Болгарии, но был еще больше удивлен, когда Кирилл сказал ему, что он не будет пересекать границу. Тот только пожал плечами и показал мне, что я могу идти к югославским таможенникам. Мы пошли вместе. Кирилл нес чемоданы, мы оба молчали. Мы очутились в очереди обремененных многочисленными сумками и тюками людей, вымотанных дорогой.

За десять метров от таможенника я встала в новую очередь, Кирилл протянул мне руку. Мы обнялись, он поцеловал меня в обе щеки, повернулся и пошел назад. Пройдя несколько метров он остановился и, глядя прямо перед собой, пошел назад. Все это время я не спускала с него глаз.

– Мне жаль, что мы познакомились в таких обстоятельствах. В другой ситуации я бы на коленях просил тебя остаться. Мне очень жаль, – сказал Кирилл и быстрыми шагами пошел, почти побежал к выходу из таможни.

На наше расставание никто вокруг не обратил внимания. Люди были поглощены своими проблемами: как пронести незаметно запрещенный товар, как обвести вокруг пальца таможенников и при этом немного сэкономить.

Я протянула паспорт, и таможенник испытующе посмотрел на меня. Он с трудом спросил по-английски, куда я еду. Я ответила, что в Белград, к подруге. Он опять заглянул в паспорт, а потом попросил открыть чемодан. Удивительно, но он лишь окинул внутренность взглядом и протянул обратно мой паспорт. Я медленно пошла вместе с колонной людей к припаркованным в стороне автомобилям.

Я не знала, что делать. Мне не сказали, как выглядит тот серб, который должен меня встретить. Я надеялась, они описали ему мою внешность, а меня, скажу без ложной скромности, трудно не заметить. Особенно мужчине.

Я стояла, оглядываясь по сторонам. Люди проходили мимо. Какой-то ребенок плакал. Наверное, он только что проснулся, и мать никак не могла его успокоить. Ночь была холодной – эта ночь конца октября 1995 года, когда спустя четыре года я опять ступила на землю, которую оставила, купившись на обман. И когда я уже потеряла надежду и начала лихорадочно соображать, откуда можно было бы позвонить в Белград, за спиной послышался голос:

– Извините, вы не ждете кого-то из Ниша?

Я обернулась. Передо мной стоял человек лет пятидесяти, в кожаной куртке, небритый, как ни взгляни – не красавец.

– Да, – ответила я. – А вы собираетесь отвезти кого-то в Белград?

– Точно. При условии, что этот кто-то привлекателен и имеет английский паспорт, как мне сказали. Меня зовут Драган, – представился мой новый провожатый и протянул мне руку.

Он взял мои чемоданы и добавил, что машина поблизости. Я пошла следом за ним. В этот момент я была вся в себе, не обращала на него внимания. Мне хотелось полностью отключиться, отдаться ощущениям. Вот он, момент, о котором я мечтала четыре года! Меня обволакивает прохлада и темнота ночи, я наконец дома, ступаю по родной земле! Но странное дело: эта непреложная истина – факт моего возвращения не вызвал во мне ни единой эмоции. Внутри была абсолютная пустота. «Понимаешь, ты же в Сербии», – говорила я сама себе, безуспешно пытаясь вызвать волнение, но оставалась холодна как лед.

Машина Драгана была припаркована в ста метрах от пункта таможенного контроля. Я шла за ним, отставая на пару шагов, он ни о чем меня не спрашивал, а в моей голове мелькали образы Дубая, Стамбула, лица хозяина, Исмара, Сафета, Хазили, Эсада… Мы погрузили чемоданы и пошли к его «фольксвагену-гольфу». В салоне стоял сильный запах курева.

– Слушай, я взялся привезти тебя в Белград. Я немного в курсе твоей истории, не буду тебе надоедать расспросами, капать тебе на мозги. Я могу, если тебе так легче, молчать до самого Белграда. Только сейчас ответь мне на вопрос: ты хочешь переночевать где-нибудь и выехать утром или сейчас едем без остановок в Белград?

– Если вам не сложно долго быть за рулем, я за второй вариант.

– Не беспокойся, у меня были и нагрузочки побольше, и путешествия подольше. Тогда едем в Белград.

– Я бы только хотела выпить где-нибудь по пути чашечку кофе и воды. Мне правда нужно выпить кофе, – попросила я.

– А это задачка посложнее. Видишь, который час! Но думаю, мы найдем что-то в Пироте. Там есть трактир, который работает до последнего посетителя, а пьяницы всегда найдутся.

И вот мы приехали в Пирот. Городок спал, изредка автомобили проносились мимо. Драган и правда отыскал какое-то злачное место под ресторанной вывеской, которое работало круглосуточно. Мы сели за один из десятка столов. Недалеко от нас сидели двое мужчин, не сказать чтобы очень пьяных. Один из них ругался с официантом. Это напоминало скорее обмен «любезностями», вернее, грубостями, а не ссору. И все-таки я слушала их переругивание с удовольствием. Это было какое-никакое, но общение на моем родном языке. Хотя уже с Сафетом и Эсадом мы разговаривали по-сербски, ругательств от них я не слышала. А эти двое сквернословили как сапожники, крыли друг друга последними словами, но так монотонно, спокойно и так долго, что мы с Драганом приняли их за старых приятелей, для которых такое переругивание – обычный способ общения.

Кофе оказался неожиданно хорошим. Думаю, в это время на кухне уже никого не было, и официант приготовил его сам. Никогда еще этот волшебный напиток не доставлял мне такого удовольствия, как в эту ночь в Пироте. Мы посидели минут десять или, может, полчаса. Драган выкуривал сигарету за сигаретой.

Мы вышли на улицу и поехали дальше, но не успели проехать и ста метров, как нас остановил полицейский патруль. Мы припарковались в тени каких-то деревьев, рядом располагался то ли парк, то ли сквер. Полицейский медленно подошел к машине, попросил предъявить права и разрешение на проезд. Он включил фонарь и внимательно пробежался глазами по обоим документам. Он обошел машину вокруг, а возвращая Драгану документы, спросил, кто эта девушка, показывая пальцем на меня. Я замерла от страха. Я мгновенно поняла, что Драган в этом случае не имеет права лгать, иначе если они потребуют паспорт, а у меня его нет, то я окажусь в полицейском участке, и кто знает, к каким осложнениям это приведет. Драган молчал несколько секунд, а потом очень спокойно ответил:

– Эта девушка – иностранная гражданка. Она из-за рубежа, из Англии, я везу ее в Белград.

Нужно было видеть, как мгновенно переменилось выражение лица полицейского. Для пущей важности он даже приподнялся на носки. Полицейский потребовал, чтобы мы с Драганом вышли из машины и подошли к полицейской машине. Из нее уже вышел его коллега, заметив, очевидно, что что-то происходит.

– Скажите ей, чтобы показала паспорт, – обратился полицейский к Драгану, а когда он несколько раз повторил «паспорт, паспорт», я якобы с трудом поняла, о чем речь, и пошла к машине.

Я передала паспорт полицейскому. Тот долго его разглядывал, а потом обратился к Драгану:

– А она, случайно, не проститутка?

– Да вы что! Она студентка, была в Турции и Болгарии на стажировке, а сейчас я везу ее к подруге в Белград.

– Да что ты мне зубы заговариваешь. Какая стажировка! Сейчас в эту страну въезжают только контрабандисты и шлюхи. Отвечай: куда ее везешь? – Полицейский особенно не стеснялся в выражениях. Он не купился на нашу историю. Сейчас он окинул меня взглядом с головы до ног.

– Я вам правду говорю! Девушка из Англии, у нее подруга в Белграде, я знаю родителей этой подруги. Они попросили меня встретить ее на границе и привезти в Белград. Вот и все. Может, она и правда проститутка, а может, врач, пилот, парикмахер, хрен его знает кто! Мое дело – довезти ее. Спрашивайте ее! – ответил мой провожатый, и, когда я со страхом подумала, что после таких слов все еще больше усложнится, полицейский, выругавшись, отошел с паспортом к машине, что-то записал и вернулся через пару минут:

– У меня нет времени проверять, кто она. Этим займутся утром в полицейском участке.

– Что это значит?! – возмутился Драган.

– Это значит, что вы останетесь здесь до восьми утра и тогда явитесь в полицейский участок. Там мы и проверим ее личность. Можете ждать в машине, поехать в отель или переждать в каком-то круглосуточном кабаке.

Я была в ярости. Только величайшим усилием воли я удержалась от того, чтобы не выложить ему все как есть по-сербски, но понимала, что это будет катастрофой. Драган просил и уговаривал то одного, то другого полицейского, но они только качали головами. Тот, что разговаривал с нами, пошел к машине. Драган ходил из стороны в сторону, размахивал руками, ругался, а потом подошел к полицейской машине. Я села в салон и гадала, чем все это может закончиться. Скоро подошел Драган, включил мотор, и мы поехали.

– Куда мы едем – к полицейскому участку или в кабак? – хладнокровно спросила я.

– Мы едем в Белград. – При этих словах Драган вытащил мой паспорт из кармана и бросил его мне на колени.

Я довольно улыбнулась и спросила его, какие аргументы оказались решающими, чем ему удалось смягчить сердца полицейских.

– Что ты, какие аргументы! Триста немецких марок – что может быть более убедительным? По сто каждому. У них месячная зарплата не больше этой суммы.

– У меня есть с собой немного, я верну вам эти деньги, – сказала я ему.

Он в ответ лишь улыбнулся и сказал, что ему это компенсируют в другом месте:

– Это возместят мне твои болгарские друзья, мои бизнес-партнеры. – Он нажал на газ.

Дорога была совершенно пустынной, и через час-два мы уже были в Нише. Ниш выглядел намного живописнее Пирота. Обилие огней, светофоры на перекрестках – все это оживляло город. Мое первое мрачное впечатление от Сербии, то, что я увидела, перейдя границу, начало меркнуть на этом фоне.

Мы с Драганом почти не разговаривали. Он осведомился, не голодна ли я, не против ли я, что он курит в машине. Я только отрицательно покачала головой и еще глубже погрузилась в свои мысли. У меня в голове возникали тысячи различных ожиданий и предчувствий. На первый план вышел страх первой встречи с родителями. Я безрезультатно пыталась заснуть. Начало светать. Я смотрела в окно, на то, как первые лучи солнца затопляют поля, на которых уже вступила в свои права осень. Драган довольно быстро вел машину, на скорости не меньше ста тридцати километров в час, так что мы были уже где-то в области Крагуевца. Перед нами, в нескольких сотнях метров, ехал небольшой грузовик. Не знаю почему, но я стала наблюдать за ним, и тут заметила, что происходит что-то необычное.

Грузовик начал поворачивать направо. Драган посмотрел на меня, рукой показывая на грузовик. Когда мы оба ожидали, что он свалится в кювет, он за долю секунды избежал падения. Шофер внезапно повернул влево, и грузовик опять поехал посередине дороги. Мы шли за ним на расстоянии ста метров, не больше. Драган снизил скорость, а водителю грузовика, который, очевидно, задремал до этого, с трудом удавалось контролировать ситуацию на дороге и вести машину. Он был теперь у левого края дороги, потом дернулся вправо, затем опять влево и врезался в ограждение посередине трассы. Затем он дал задний ход и остановился. Драган нажал на тормоз и затем резко подался вправо, так что мы оказались у самого края трассы. Драган собирался дать задний ход, но вместо этого по ошибке перешел на первую скорость, и мы съехали в кювет. Канава была не очень глубокой, но нам вряд ли удалось бы выбраться оттуда без посторонней помощи.

К нам подбежал водитель того грузовика и стал извиняться. Драган ругался, тот тип продолжал извиняться, Драган в свою очередь потребовал прекратить «трепать языком» и вместо этого привезти лучше грузовик к краю трассы, чтобы вытащить нас из кювета. Водитель последовал его совету, и мы благополучно вылезли из кювета с его помощью. Было повреждено только лобовое стекло.

Мы поехали дальше по направлению к Белграду. Следующие пятьдесят километров мне пришлось слушать ворчание Драгана. Он ругал пьяниц, плохих водителей, пропащую, нищую страну… Позади остались повороты на Поджаревац и на Смедерево. Белград был почти рядом, рукой подать! И тогда со мной стало твориться что-то невероятное. Меня всю трясло от перевозбуждения, меня так лихорадило, что, может быть, даже поднялась температура.

На том берегу, у завода «Ласточка», с которого открывается первый хороший вид на Белград, я не смогла сдержать слез. Мой родной город, Белград, о котором я грезила, который снился мне ночами несколько прошлых лет… Я бы обняла его, вышла бы из машины и поцеловала бы землю, на которой он стоит.

Я обводила восхищенным взглядом высотные здания, людей, проезжавших мимо в машинах, прохожих на улицах. Мне так хотелось сказать, как сильно я их всех люблю!

– Драган, пожалуйста, сверните с трассы на Мостарской петле, выйдите на Сараевскую улицу. Я скажу вам, куда ехать и где остановиться, – попросила я удивленного Драгана.

Мы остановились перед каким-то продуктовым. Я вошла в него и попросила у продавщицы за прилавком булочку и йогурт. Когда же я полезла за деньгами, вышла заминка: у меня ведь были только немецкие марки, и то купюрами по стс5. Я обернулась, чтобы позвать Драгана, и только тут заметила, что он уже стоит у меня за спиной, протягивая девушке деньги. Я вышла на улицу, остановилась у машины, открыла йогурт и начала пить его. Драган стоял рядом и молчал, будто догадываясь, что для меня значит этот момент.

Мое обычное утро в Белграде начиналось именно так: я покупала булочку с йогуртом и завтракала, расположившись на ближайшей лавочке. Эта привычка у меня от деда. Он так делал, сколько я его знала. Вернувшись через четыре года в Белград, я все так же не изменяю своему утреннему ритуалу. Я еще в Стамбуле знала: первое, что я сделаю, когда попаду в Белград, если это будет утром, – съем булочку с йогуртом.

Мы сели в машину и через пятьдесят минут были перед моим домом. Драган подвез меня к самому подъезду, выгрузил чемоданы и спросил, помочь ли мне донести вещи до лифта. Я согласилась и пригласила его зайти на чашечку кофе.

– Не стоит, у вас будет достаточно тем для разговора наедине. Не сердись. Я сейчас заскочу к другу в Новый Белград – и сразу назад. Извини, если что-то было не на высшем уровне, – сказал Драган.

– Все было на высшем уровне, даже то, как мы съехали в кювет, – с улыбкой ответила я, и на этом мы расстались.

Наступил самый важный момент.

Я смотрю прямо перед собой. Как будто вместо входной двери передо мной огромная стена. Она кажется мне и правда огромной, непреодолимой. Я стою несколько минут, набираясь решимости, чтобы войти, и кто знает, сколько бы еще я простояла, если бы не другие опасения. Прежде всего, случайная встреча с соседями. Я не готова к разговору с ними.

И вот я в лифте. Двери закрылись, и я с легкой дрожью нажимаю на кнопку своего этажа. Выношу из лифта чемоданы. Коридор пуст. Из квартиры напротив доносится народная музыка. Подхожу к двери и звоню.

Два раза нажимаю на кнопку звонка. Слышны шаги, скрежет ключа в замке. Через секунду передо мной появляется лицо моей матери. Лицо, которое за четыре года моего отсутствия покрылось сеткой новых морщин.

– Доченька… – И больше она ничего не говорит.

А потом мы просто стоим в объятиях друг друга долго-долго. И долго плачем тут же, в дверях нашей маленькой квартирки, из которой я вышла последний раз четыре года назад, веря, что сказки есть и в жизни.

Мы смотрим друг на друга, обнимаемся, а потом опять принимаемся плакать. Я все повторяю «мамочка», а она – «доченька».

Из квартиры доносится скрип открывающейся двери, я замечаю тень на стене. Это папа. Он уже стоит рядом с нами, и тогда я в первый раз в жизни вижу, как он плачет. Я вхожу в квартиру, папа вносит чемоданы и закрывает дверь. Мы сидим в гостиной и просто смотрим друг на друга. Он, мама и я. Слова нам не нужны.